Черная магнолия

4 Тайник

На Старом ялтинском кладбище, что на Поликуровом холме, собрался чуть ли не весь город – в последний путь провожали гласного городской управы Дмитрия Мусатова. Известный некогда в столице баритон по окончании карьеры решил поселиться в Крыму. Энергичный от природы, бывший певец рьяно взялся за благоустройство центральных улиц курорта, за что его не раз хвалили на страницах «Русской Ривьеры». Вскоре заезжую знаменитость избрали гласным управы. Экс-король оперных подмостков облюбовал себе довольно странную должность – заведование очисткой городских улиц от мусора. Этот на первый взгляд не совсем понятный для окружающих выбор позволил ему вскоре приобрести в Ялте несколько дач, благодаря чему он сделался довольно влиятельным домовладельцем. Казалось, счастливой жизни успешного дельца ничто не угрожало. Но всего за неделю до смерти он как-то сник и все чаще стал наведываться в церковь. А третьего дня обошел всех, с кем у него случались ссоры или недоразумения. В разговоре он, как бы между прочим, сожалел, что доставил кому-то обиды, а уходя, тихо извинялся.

Слышали даже, как он оправдывался перед книготорговцем Синани – давним знакомым Чехова, – чью торговлю Мусатов не раз грозился прикрыть. Сказать по правде, хозяин лавки и сам был не подарок – словоохотливый караим и дня не мог прожить, чтобы не покритиковать местную и столичную власть, да и его заведение больше напоминало книжный развал, чем солидный магазин, достойный набережной Ялты. И вот теперь этот неугомонный старик стоял у гроба своего недавнего обидчика и робко смахивал скупую старческую слезу.

Лица же остальных участников погребальной церемонии, в особенности коллег почившего, выражали скорее недоумение и растерянность, нежели истинную скорбь. Да и природа грустить не хотела: солнце улыбалось и грело землю; от весеннего ветра слегка покачивались кипарисы, а в тополиных кронах весело переговаривались жаворонки и чибисы; с горных склонов доносился запах цветущего кизила.

После отпевания гроб опустили, и по крышке застучали комья земли. Быстро вырос серый холм, украшенный венками. Вкопали массивный дубовый крест. Батюшка размахивал кадилом и все еще читал молитву. Постепенно люди стали расходиться. Незаметно от толпы отделился человек средних лет в дорогом костюме английского покроя. Он не сразу направился к выходу, а стал прохаживаться по дальней аллее, пытаясь, видимо, отыскать последнее пристанище кого-то из родственников. Остановившись у мраморного надгробия с надписью «Действительный статский советник В. В. Грабс», импозантный господин наклонился и поправил оставленные кем-то красные тюльпаны. Незаметно оглядевшись по сторонам, он отодвинул у самого изголовья камень, быстро извлек тщательно свернутый кусочек папиросной бумаги. Постояв минуту, он перекрестился и как ни в чем не бывало поплелся к главным воротам юдоли, где останавливались извозчики.

Забравшись в коляску, он облегченно выдохнул и приказал вознице:

– Гони на Ауткинскую.

– В рупь обойдется, барин.

– Ладно, трогай.

Через четверть часа он уже сидел за столом снятой им комнаты. Записка, исполненная невидимыми чернилами, проявилась почти сразу, стоило ее подержать над спиртовой горелкой. Сообщение являло собой несколько колонок цифр так называемого «книжного шифра», ключом которого являлась брошюра доктора Дмитриева В.Н. под названием «Лечение морскими купаниями в Ялте и вообще на Южном берегу Крыма». Цифры секретного послания скрывались за координатами букв: первые два значения, разделенные точкой, указывали страницу, вторые, отчеркнутые дробью, – нужную строку сверху, а третьи – место буквы в строке. Скоро столбцы превратились в текст:

«Я буду ждать вас в пятницу, 15 марта, в полдень, у мола».