Чёрная вьюга

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. РЕКВИЕМ МЕРЗАВЦАМ

Это море никогда не знало света солнца. Да и зачем оно? Если бы в мире вдруг нарушился заведенный богами миропорядок и некое светило выползло на здешние просторы, то робкий свет его трусливо отдёрнулся бы от этих всё равно оставшихся смолянисто-чёрными волн.

Впрочем, иногда свет здесь всё же бывал. Случалось, что по беспросветной тьме наверху проносились длинные огненные искры, оставляя за собою медленно гаснущий дымный след. Старики баяли, что то драконы проносились на битву с мерзкими и могучими посланцами не к утру будь помянутой Святой Инквизиции. Иногда искры сопровождались шипящим грохотом, да и сами оказывались холодно-зеленоватого цвета. И тогда кто-нибудь из не сильно охрипших затягивал старую сагу про Харальда Железнобородого и про то, как демоны мрака помогли ему сбросить кичливых светлых богов в пучины этого бескрайнего и бездонного моря. И ещё долго с бьющимися от гордости сердцами провожали взглядами своих спасителей и защитников…

А иногда бывало, что во мраке на полнеба словно разворачивались полупрозрачные светящиеся полотнища. Переливались и величественно менялись цветом, наводя страх на одних и ужас на других. Знать, на что-то сильно осерчали бессмертные! И тогда угрюмо набычившиеся долго созерцали это зрелище, сжимая в крепких руках кайла и кувалды.

Нет дна, нет берегов – и всё же, порою над этим океаном мрака проплывали совсем, совсем иные огни. Алые и дрожащие, сопровождаемые лязгом и грохотом работающих механизмов, они медленно бродили по волнам. Огромные, как никогда не виданные горы, чёрные корабли клёпанного железа неспешно и величественно бороздили просторы первозданного ничто. Вращались по бортам исполинские гребные колёса, упрямо толкая махины наперекор течению и ветру, а в их жарких и душных чревах рождалась, пылала и умирала яростная жизнь…

Если подняться из реакторного отсека, повернуть на штирборт и одолеть пролёт рифлёных, вытертых до блеска ступеней, то можно сразу попасть либо в БЧ-2, либо к колдунам. БЧ-2, если для непонятливых, то боевая часть нумер два – а то как же, попадались среди таких же мореплавателей и любители наведаться в гости да полюбопытствовать вдумчиво, нельзя ли тут на борту разжиться чем нужным в хозяйстве. И встречать таких жадных до чужого добра охотников надлежало со всем прилежанием. Ну, а колдуны… ай, да скучно, ну их! Про чародеев сызмальства каждый знает.

Так вот – если подняться в дрожащем от жара воздухе ещё на одну палубу выше и прошмыгнуть мимо приставучего третьего механика в вечно замасленной кацавейке и с затравленным от постоянных матюгов взглядом, то можно попасть в совсем иные места. А именно, на небольшой, но отменно работающий литейный заводик. Уж здешние мастера давно рассудили, что негоже так уж разбрасываться избытком жара из ненасытной ядерной топки. Можно, конечно, и чёрную воду забортную греть, но можно и к делу полезному приспособить? Вот и суетились здесь бригадиры, горновые и разнорабочие…

– Что тут? Ага, никель и вольфрам для броневой стали – понятно!

Мокрый хоть выкручивай, гном со слипшейся и оттого почти чёрной бородой кивнул и расписался в ведомости. Проворно подхватил на плечи два мешка с легирующими добавками и тут же дробно застучал крепкими башмаками по трапу наверх. Тут ведь какое дело, энти добавки можно не в любой момент сыпать – а только когда присматривающие за плавкой бригадир и колдун прекратят лаяться и подадут разрешающий знак.

А до тех пор ни-ни, и даже думать не моги. Если бессемер закозлишь, дело хана. Потом даже и чорным порохом заморишься подрывать застывшую массу… гном возле самого отверстия, пока закрытого конусом и ощутимо гудящего от беснующегося под ним жара, скинул на полку оба мешка. Покосился прищурившись на высматривающих что-то в печи мастеров, и довольно осклабился. Нескоро ещё, можно пока дух перевести, и заодно табачком побаловаться. Очень уж он нынче духовитый – не иначе, как посредники удачно расторговались с кем.

Хотя, может и наоборот, десантный платунг лазутчиков на паровых баркасах втихомолку грабанул тех же соседушек – а вот не зевайте! Гном утёр пот и с удовольствием пыхнул первой затяжкой. Эх, хорошо!

– Так-так, бездельничаем? – мягкий и вкрадчивый голос совсем рядом раздался так неожиданно, что гном, уже сладко видевший в мечтах конец смены и вожделенную запотелую кружку с белоснежной шапкой пены поверх, подпрыгнул и едва не уронил вниз свою трубку.

– Шоб ты издох, Сумкинс! – еле слышно проворчал он в бороду и привычно насупился.

Нет, в принципе эти хоббиты парни неплохие. Бабы ихние тоже, особенно когда молчат. Но вот эта их привычка подкрадываться бесшумно, кого угодно до цугундера доведёт – верно вам говорю! И соперничать с теми могли разве что остроухие из штурманской рубки и оранжереи.

Но вот эти, из внутренних органов… гном в упор не понимал, каким боком работа по ловле шпиёнов и саботажников относится ко всяким внутренним органам – но признаваться о том вслух, да ещё и громко, повременил бы. Неровен час, ну их!

А тщедушный хоббит как ни в чём ни бывало мягко потыкался во все углы верхней площадки, не поленился сунуть любопытный нос в мешки с добавками и даже ненавязчиво охлопал самого гнома – несомненно, на предмет чего-то злодейского или, на худой конец, бутылки настоянного на урановых опилках самогона, до которого любой борода большой охотник.

– Да вот что ты за гном такой? – хоббит с виду не обиделся неудаче и даже не расстроился. – Ни единой худой пометочки в твоём личном деле нет. А я таких не люблю, потому как святых не бывает. Нет, не бывает. И потому ты мне непонятен – а непоняток я не люблю.

Сделавший нарочито постную и ничего не выражающую рожу гном плотно держал рот закрытым. Ибо крепко-накрепко помнил одну вроде как и не прозвучавшую никогда поговорку, что не бывает невиновных – бывают плохо допрошенные. А уж к этому если на карандаш попадёшь, ни в одном душе потом не отмоешься. И всё же, пропустив мимо ушей вкрадчивую и вроде бы даже усыпляющую болтовню полурослика, гном вдумчиво набил трубку ещё раз и вновь окутался дымом на манер загоревшейся кучки кокса. Да пошёл ты, мерзавец, надоел…

– Ну а кто ты такой есть, Хлад Сумкинс? Ну куда тебе до Железного Феликса, Меркадера-Ледоруба или Паши Судоплатова? Вот то были парни – хоть и неоднозначные, но профессионалы!

Из дальнейшей речи, достойной внимания лучших риториков и ораторов, насыщенной цитатами, аллегориями и витиеватыми, хоть и не всегда понятными отсылами к чьей-то там бога-матери, медленно пятящийся особист узнал, что всех шпиёнов и вражин давно ухайдакали те настоящие парни. И что один напрочь (censored) хоббит есть всего лишь гнусный недомерок, выискивающий компромат на своих товарищей, чтобы выставить тех предателями. Не разоблачить, а именно выставить – и тем самым заработать себе жестяную медальку или лишний кубик в петлицы.

– Так что ты, Хлад, просто гнида на ровном месте и есть. Стукачок бесстыжий, да ещё и тупой при том, как чугунная болванка! – гном курящейся мрачной горой навис над съёжившимся и словно немного сдувшимся от испуга хоббитом, и ткнул ему во впалую грудь обвиняющим, крепким как железный шток пальцем. – А теперь брысь отсюда, Сумкинс, пока сам не стал присадкой к броневой стали. Хотя, тьфу! – какая из тебя присадка? Только дерьмо из тебя, Хлад, и можно выплавить…

Он поймал за шиворот попятившегося и едва не упавшего с площадки поганца и пинком под зад отправил в пролёт лестницы. Постоял ещё немного, чувствуя как унимается зашедшееся от гнева сердце. Посмотрел, как уносится дымок из трубки на ту сторону рудного двора, где маслянисто отблёскивающие огромные вентиляторы день и ночь гнали дрожащее жаркое марево в чрево воздуходувки.

И лишь потом, когда внизу бригадир и колдун уже едва не схватились в пылу спора за грудки, в бороде стала заметна осклабившаяся усмешка, а крепкие руки потянулись к мешкам, привычно выпуская из ладоней мягкую Силу. Знать, скоро пора и присадки вводить! А плохую сталь в его смену ещё никому не удавалось сварить, ведь каждая собака знает – у гнома с верхней отметки кулачищи что пушечное ядро, и за малейший недосмотр в плавке он хоть бы и самому Неназываемому морду набьёт…

И уже когда в утробе бессемера заныло глубоким нутряным басом, леток оказался пробит и в изложницы да формы хлынула лучшая во всех мирах, гномьей выделки броневая сталь – только тогда гном с верхней площадки оказался внизу. Несуетливо помогал ворочать тяжеленные рычаги, мягонько, с неожиданной нежностью переводить рукав разливки. Его помощь приняли как должное, и какая-то неожиданная гордость за свою работу постепенно охватила и яростно матерящихся крановщиков, и рабочих, и даже бригадира с колдуном, едва не на вкус испытывающих взятую в ковшик на длинной ручке пробу.

Всё, кажись. В пустой утробе бессемера глухо зашумел раскалённый ветер, гулко булькнули остатки раскисляющего флюса.

– А отменную сталь нынче сварили, особую! – важно возвестил колдун, и ухмыляющийся бригадир тоже показал большой палец.

Лоснящиеся от жара лица с прорезающими копоть ручейками пота заулыбались, а слипшиеся бороды закивали. Что ж, это хорошо – значит, премия будет, да и пухлощёкая Итта в пельменной на спардеке лишнюю чарку эля набулькает, уважит. Потому с нескрываемым одобрением все следили, как едва сдерживающий радость мастер отложил в сторону обычный клеймовый молоточек, а из устеленной бархатом шкатулки достал особый, белого металла. Это означало не просто обычный на слитках знак качества, сам по себе весьма почётный, а «наш ответ Чемберлену!»

Кто такой был тот крендель, за давностью веков уже и подзабылось – но наверняка сцуко такой, что его крысёнышам надлежало всегда и везде отпор давать…

Однако, едва глаза начали отходить от огненного сияния весело плескающегося металла и привыкать к сумраку, как гном приметил хмурого отчего-то бригадира и его жест – иди сюда.

Да отчего б не подойти, не покалякать, пока чуток не просохнут пропотелая насквозь роба и борода? Тем более, что рядом обретался ещё один – начальник смены с обязательным к сей должности бейджиком и ярко-оранжевой каской. Этого гном не то чтобы любил… но уважал. Пару раз лаялись до того, что едва бороды друг дружке не повыдёргивали. Но вот за что всегда поддерживал он того, так за то, что тот тоже работал не за кредитки или благосклонный взгляд начальства, а на совесть. В принципе, как и любой уважающий себя гном…

– Слушай, шо там на тебя первый отдел за телегу накатал? Не мог с особистом мягонько, штоль? – прогудел начальник смены с таким горестным вздохом, что тут стоило бы и посочувствовать.

Но гнома из литейки, не подавившись, не съешь! И то судьбинушку трижды проклянёшь…

– Слухай, старшой, а ну-ка вспомни – насчёт чего ты нам только вчера мозги полоскал, да так, что чуть плешь не проел? Лично читал, – палец гнома ткнул в потёртый бейджик с пришпиленным к нему маркером. – Насчёт предупреждения несчастных случаев!

Хмуро топтавшийся начальник встрепенулся и сделал охотничью стойку, будто почуявший выпивку гоблин Мых из чародейского отсека.

– А при чём тут это? – прогудел он, старательно сдерживая свой зычный голосище, по слухам способный переорать даже ревуны громкого боя.

– А при том! Ты мне ответь, какого рожна у нас по верхним отметкам нынче шляются посторонние? – гном принялся прилежно перечислять, загибая пальцы. – Инструктаж не прошёл, в журнале по технике безопасности не расписался, страховочного заклинания и пояса нет, каски тоже! Вы уж решите, мужики – либо у нас в литейной порядок будет, либо полный бардак. А посерёдке не надо, нет…

В нескольких словах гном поведал дальше, как спас от гибели едва не свалившегося с верхней площадки полурослика.

– Да расплавленному металлу начхать, предан кто пролетарскому делу или нет. Только пшикнет тот Хлад вонючим как он сам дымком, и всё!

Глаза гномов уже вовсе не излучали вселенскую скорбь. Теперь на планёрке можно будет не только отгавкаться от особистов, но ещё и крепенько прищемить хвост всем этим перетряхивателям грязного белья. А стало быть, скучать на непременном после смены совещании им вовсе не придётся.

– Ладно, ступай, – бригадир на прощание одобрительно похлопал собрата-гнома по плечу и, весело пересмеиваясь с начальником смены, направился с тем в закопчённую конурку цеховой конторы.

А гном добыл из-под полы здоровенный пластиковый гребешок весёленького жёлтого цвета и первым делом расчесал свою уже подсыхающую бороду. И лишь потом он направился в противоположную от начальства сторону – в душевые. Чтобы, хорошенько смыв с себя копоть и грязь, надеть ярко-синюю курточку с такого же цвета островерхой шапочкой, шитые из кожи морского чёрта щёгольские сапожки. Подпоясаться серебрянокованным поясом – за десять лет беспорочной работы – а потом с шиком устроить налёт на питейные заведения твиндека или верхней палубы…

Однако едва успел посветлевший и порозовевший гном застегнуть все свои одиннадцать серебряных пуговок (по одной за год), как в предбаннике душевой замаячила рослая фигура.

Этому-то что ещё надо? – привычно насторожился гном, вываливаясь из приятных размышлений насчёт какой бы кабак нынче поставить на уши. Люди на нижних палубах появлялись редко, как и эльфы. Благорастворения здешних воздухов и витающие вокруг литейки едкие пары ангидридов здоровью тех что-то не способствуют. И уж если кто из верхняков спустился в это преддверие ада, то причина для того нужна просто архиважнейшая.

А самого что ни есть обыкновенного облика незнакомец некоторое время пристально всматривался в на голову более низкорослого гнома, прежде чем обозвался совсем непонятным:

– Ну привет, сэр Алекс. Далёконько тебя зашвырнуло – пришлось за тобой побегать, право, словно военкомату за призывником…

Лучшее, что мог бы сделать умный на месте насупленно внимавшего гнома, это промолчать. Потому данный и конкретный бородач именно так и поступил. Пусть, мол, щебечет дальше – а там будем поглядеть.

– Меня ты видел последний раз в ином облике, с огненными крыльями. А рядом с тобой стояла подарившая мне это, – с этими словами гость отвернул ворот роскошного, чёрного кожаного плаща, и гном заприметил там неуместно изящный, зелёный галстук-бабочку.

Поскольку крепыш-бородач по-прежнему молчал, как напрочь немая и к тому же глухая рыба, то человек вздохнул и продолжил.

– В здешнем медсанбате сейчас умирает один гном с верхней палубы… концом лопнувшего каната его надвое разорвало, даже колдуны бессильны. Его душу я переброшу в это тело, а ты прямо сейчас уходишь со мной.

Только сейчас гном и поинтересовался вроде бы невзначай – это что ж, в прежний мир, в посёлок механиков? Однако, принявший облик человека перед ним поморщился и вздохнул, отведя взгляд в сторонку. Так мол, и так, иные события необратимы.

– Да и зачем? Просто так, что ли, ты наводил порядок в тех головах?

Далее гость поведал, что эльфка таки выиграла гонку года и нынче она леди Иллена. Парочка гномов теперь ведущие инженеры и почти академики – кстати, тоже снюхались. А гоблины всё-таки защитили перед всем посёлком дипломы механиков. На радостях, понятное дело, нахрюкались так, что начистили рожу главполицаю…

Не бывает абсолютного ничего. Само ничто уже что-то такое по себе есть. Хм, да и в нём самом, даже самом безукоризненном, обязательно найдётся некий изьян. То ли заползёт невесть с чего какая-нибудь глупая букашка, то ли залетит заблудший и ослабленный до неузнаваемости отблеск луны в деревенской луже. Или же проскользнувшая мимо стройная фигурка обронит ненароком молекулу-другую своего сладковато-терпкого парфюма.

Эх! В общем, нигде нет совершенства – всюду, куда ни сунься, везде бардак. Это если не сказать полный бедлам… вот и сейчас, огненно-искристый дракон нарезал восходящие круги в душном и тёмном ничто. Но коль скоро на спине этого дракона ещё и восседало двуногое существо, то ничто при всём желании уже таковым не считается?

– Надо же, нас почтили вниманием, – смущённо фыркнул дракон, когда очередной виток мягко озарился рубиновым сиянием вокруг. – Плечики-то расправьте, сэр Алекс!

Весь полон мрачных дум, Лёха огрызнулся в том духе, что нечего тут тыкать в лицо самозваными титулами! Однако, красивый свет вокруг не согласился – и постепенно от непонятным образом поведанных им истин парня прошиб пот. Оказывается, где-то там, напротив корчмы нынче стоит памятник благородному рыцарю. Каждый житель посёлка принёс по детали от своего автомобиля, и гномы отлили из хромоникелевой стали бюст некоего рыцаря.

– Да уж, теперь придётся соответствовать, – хмыкнул дракон, когда густо-винное сияние вокруг медленно перетекло в медно-оранжевое, так напоминающее волосы одной упрямой, но зато искренней гномеллы.

Здесь выяснилось, что модель для памятника создала некая эльфка, щеголявшая зелёным газовым шарфиком. Хоть и плакала втайне поначалу, но удар судьбы всё-таки приняла достойно… жёлтое сияние, так напоминавшее расплавленное в липовом меду золото и одновременно волосы некоей блондинки, тоже подкинуло приятную новость – всё удалось, и Стелла теперь даже лучше, чем новенькая.

Зато зелёный свет вволю позабавился, сообщив смутившемуся от того сэру рыцарю, что со своим заклятьем он немного переборщил. В том смысле, что гномелла стала настолько безукоризненной… короче, Стелла немало ворчала и злобствовала над тем обстоятельством, что чудовищной силы целительный обряд опять сделал её нетронутой девицей.

Лёха сначала крепился и только краснел, но потом не выдержал и захохотал к вящему удовольствию дракона.

Голубые и мягко щекочущие переливы шепнули, что Бран таким изъяном в своей ближней изрядно возмутился, и парочка весьма быстро поладила – к обоюдному удовольствию. Зато густые и мягкие цвета истомившегося под солнцем и набравшегося вечера неба развлекли тем известием, что Иллена с гномами намерены учредить школу магической механики. Уже валит валом народ, шинкарь пристроил к своей корчме второй этаж и водит экскурсии к памятнику и бывшему сараю – ныне обители науки.

И лизнувшие напоследок лиловые лучи уведомили, что бессмертным понравилась оборотистость одного парня – так что, рыцарский титул за ним остаётся, равно как и неопределённой длительности отсрочка у безносой… последнему обстоятельству Лёха и обрадовался, и огорчился одновременно. Вроде и здорово с одной стороны – начать кое-что незаконченное снова да избежать старых при том ошибок. Но с другой, уж крепко он запомнил слова того полицая. А особенно, его грустные и какие-то обречённые глаза…

– Кроме того, кое-кто обещался найти моё имя, – некстати напомнил дракон и наконец, стряхнув с огненных крыльев последние отблески фиолетового сияния, вырвался под звёздное небо.

Как же парень соскучился по этому! Он даже сам не знал, отчего так остро защемило сердце при виде этих перемаргивающихся в черноте разноцветных светляков. Как же ему их не хватало… а ещё этого воздуха, напоенного теми неуловимыми ароматами, которые обычно не замечаешь, но которых так здорово не хватало там, в мире беспросветного океана и рассекающих его железных островов.

– А почему звёзды и снизу? – поинтересовался он, приметив и в той стороне точно такую же россыпь огоньков.

– В море отражаются, – отозвался дракон и заложил пологий вираж.

Впереди что-то смутно темнело, ещё более тёмное, плотное и неподатливое, чем темнота вокруг – и тут уже никакого труда не составило догадаться. Земля! Наконец-то земля, а не дрожащие под ногами палубы и ступени бесконечно плывущего в вечность железного корабля!

Сначала щёки обернул чуть более тёплый воздух, сильнее запахло ночными фиалками. Где-то справа оглашенно трещали цикады, промелькнул огонёк у входа в чей-то дом. потом во всё обострившееся восприятие упёрлась надвигающаяся масса… но дракон уже гасил скорость плавными и чуть ли не ленивыми движениями крыл. Ещё, ещё, и наконец замер, чуть покачнувшись и заскрежетав чем-то внизу.

– Слушай, ты замечательно летаешь. Спасибо, – шепнул расчувствованный Лёха и благодарно погладил дракона по холке, прежде чем соскользнуть нетерпеливо наземь.

Земля плавно качнулась под жадно коснувшимися её истосковавшимися ногами, игриво взметнулась вбок. И не успел парень что-то даже понять, как самым предательским образом ударила поросшей травой шершавостью в лицо.

Не принимает… Лёха лежал, закрыв глаза и лишь ощущал, как струится по щекам что-то мокрое. Пальцы сами собой стиснулись, запустились в глубину этой родной и полузабытой стихии, словно пытаясь то ли ухватить её побольше, то ли схватиться за родную стихию покрепче… а ведь, бригадир Михеич что-то такое расказывал. Когда моряки слишком долго обретались в походе, то потом просто не могли ходить по ровной и не покачивающейся под подошвами поверхности. Да и сам вспомнил – как отпахавшие полгода на орбитальной станции космонавты сидели в креслах, и сквозь улыбки на их лицах нет-нет да промелькивала растерянность.

И всё же, здравствуй, мать-земля! Не знаю, скольких ты выпестовала и скольких приняла в себя обратно – возможно, и я окажусь в числе последних. Но в любом случае, привет тебе, и просто спасибо, что ты есть!

Лёха перевернулся на спину и уставился в бездонное небо, густо усыпанное огоньками сбежавшихся посмотреть на такое диво звёзд. Не-а, ни одного знакомого созвездия, всё сплошь рожи такие, что только диву дёшься. Особенно вон та харя скраю, ухмыляющаяся, отвратная настолько, что впору лишь подивиться гнусной фантазии творцов здешней вселенной и её окрестностей.

– Ты ещё здесь? – словно сами шевельнулись пыльные губы.

Дракон изрядно уменьшился в размерах. И хотя сейчас он представлял собою что-то вроде изящной огненной птицы, улетать не только не спешил, но и откровенно жался к валявшемуся навзничь рыцарю.

– Дорогу назад я не найду, – тот откровенно погрустнел. – Берёшь в команду, сэр Алекс?

В другое время стоило бы посочувствовать и даже удивиться. Но по здравом размышлении, Лёха то проделывать не стал. Имелось тут одно обстоятельство, а то как же… во время своего увлечения всякими сетевыми прибамбасами, когда он после смены, смыв с себя копоть и наскоро забросав в живот ужин, спешил к компьютеру, вдоволь набродился он по всяким чатам и форумам.

И среди всякой сволочи нередко встречал бывших наших, волею или неволею уехавших в той и иной степени дальности забугорье. Несколько раз он даже прямо спрашивал их: ну вот рвались вы туда, какого хрена всё равно тусуетесь здесь, на русскоязычных сайтах? Уж вы-то ратовали за свободу, да ещё и с хвалёной демократией вперемешку! Отчего не кушаете теперь оное диво ложкой да за обе щёки? Только не подавитесь от жадности, болезные…

Одни смущались под таким натиском, другие начинали нести околесицу насчёт просветить совков и варваров о преимуществах цивилизации. Третьи выглядели ну точь-в-точь проплаченными наймитами… в принципе, Лёха соглашался мысленно, что спецуры просто не могут обойти вниманием такое мощнейшее дело, как интернет – и относился к подобному контингенту со слегка брезгливым терпением.

А потом он как-то задумался над клавиатурой, краем глаза наблюдая моргающий в окошке курсор. И находка ответа в собственной голове потрясла его настолько, что от неожиданности он вовсе не легонько вспотел…

Наверное, каждому знакомо вот такое ощущение внезапного озарения. Когда доселе казавшийся привычным и понятным мир вдруг оказывается слегка или совсем иным. То ли лучше, то ли хуже, толком и не разберёшь – но, просто иным…

Ну ладно те, кого судьба закинула против их воли, всяко в жизни бывает. Отчасти понимал Лёха и тех, кто прямо и цинично уехал за длинным долларом. Не принимал, но понимал иных, которые уехали по якобы идейным соображениям; хотя справедливости ради стоило бы заметить – коль ты настолько дурак, что не ужился со здешней властью, вряд ли поумнеешь и там.

Но у всех них обнаружилось одно настолько общее… нет, как бы они ни вопили нашим в правильности своего выбора – да вот только, на самом деле они убеждали самих себя. Уж неумолчный голос совести, неподкупной и не всегда осознаваемой, денно и нощно грыз тех исподволь, точил самоё душу. Разъедал и отравлял радость сытой жизни выбравших свободу.

– Ладно, малыш, давай держаться вместе, – Лёха протянул руку и ласково погладил прильнувшего к нему огненного птаха.

Повинуясь невыказанной шаловливой мысли, дракон перетёк в изящную длинношеюю птицу, прямо тебе царевну-лебедь. Вон, и махонькая корона обнаружилась на томно склонившейся над парнем голове. Врубеля на него нет, право…

– А здешние не разбегутся от одного твоего вида?

Дракон задумчиво проплыл влево-вправо, и странно оказывалось наблюдать просвечивающие сквозь это живое пламя звёзды. Он попытался превратиться в кольцо, которое можно было бы носить на пальце и при случае выпустить прикинувшегося им на волю – но сэр Алекс пресёк такие поползновения на корню.

– Никаких рабов или слуг – ты идёшь… летишь за мной добровольно. Я предпочитаю равноправие, малыш.

Зависший прямо над головой сияющий перстень, изображавший из себя махонького, кусающего себя за хвост дракончика, послушной пружинкой развернулся. Словно порхающий опавший лист огненного дерева, дракон задумчиво кувыркнулся в ночном воздухе. Как он ещё попутно ухитрился и цапнуть зубками слишком близко подсунувшуюся любопытную звезду, парень не стал даже и гадать. Но в конце концов, на подставленную ладонь лёг изящный медальон в виде всё того же воздевшего крыла дракончика.

– Хм, а приятная вещица – у тебя есть вкус, – Лёха с зачарованной улыбкой погладил это словно из диковинного пламени отлитое украшение.

И не без колебаний продел в колечко кожаный шнурок, после чего связал кончики на шее.

– Вот удивится кто-нибудь, если попытается украсть или срезать…

Он ещё усмехнулся с этакой махонькой и приятно царапнувшей душу грустинкой. А потом привычно положил голову себе на плечо и вот так, поглаживая что-то напевающую ему землю под ладонью, медленно и с наслаждением провалился в мягкий и какой-то уютный сон.

– Вот в этом здании, ваша милость, когда-то родился знаменитый адмирал фон Нельсон. Шебутной гном был, шёб вы знали – но порядок на морях он таки навёл. И в этом же доме сей знаменитый мореман помер от увечий, когда разнёс и потопил цельный флот с той стороны побережья, – восседающий на облучке гном, преисполненный той несуетливой важности, которая ему очень шла, не спешил гнать свою пролётку.

Наоборот, обнаружив в своём нанимателе благодарного слушателя, он замедлил ход и даже устроил весьма недурственную экскурсию по немаленькому портовому городу.

– А насчёт леди Гамильтон там в истории ничего не слыхать? – поинтересовался откинувшийся на кожаное сиденье крепкого вида парень в полосатой нательной рубахе и каком-то пёстром камзоле, уже с двух шагов казавшемся просто вывалянным в грязи. Он с любопытством оглядел двухэтажный особнячок, у входа в который по обеим сторонам разлаписто и внушительно виднелись два здоровенных якоря.

– Не, насчёт лядей у нас распространяться не принято, – с усмешкой прогудел в бороду гном. Он попытался на ходу прикурить свою носогрейку, однако сырой морской ветерок никак не хотел раздувать посыпавшиеся из-под застучавшего кресала искры. Но тут оказалось, что сэр рыцарь вовсе не отличался свойственной дворянскому сословию кичливостью.

Он запросто поднёс бородачу огня на кончике пальца, да и себе разжёг диковинную белую палочку. «Как он её только курит?» – недоумевал почтенный гном, но оказался вынужден признать, что табачок у их благородия как бы не получше, уж очень хорошо с их стороны завонявкало. А потому осторожно поблагодарил и повернул кобылку в переулок Неваляшек, дабы и дальше продолжить работать гидом.

– А вот это заведение под красным фонариком, чтоб вы знали, известно на всё побережье и даже на островах, ваша милость.

Сэр Алекс божьими милостями и во ознаменование своих талантов, он с брезгливым непониманием оглядел вполне аляповатое снаружи заведение. Хоть и претендовало оно на стиль с этими белыми колоннами, подпирающими вполне античного вида портик, и даже на изящество, но скромно мерцающий алым фонарик над дверью изрядно портил впечатление…

– А всё дело в том, что тут обретается знаменитая Олга, известная по прозвищу восемьдесят восемь вальсов.

Благородный сэр Алекс этакими девицами как-то не интересовался, и в прежней жизни тоже, это если не сказать брезговал. Но подобное прозвище непотребной девки его, стоит признать, немало заинтриговало.

– Э-э, ваша милость! Однажды та Олга за седмицу довела до полного изнеможения ровно восемьдесят восемь клиентов!

Ничего себе… мысленно поделив означенное число на семь, сэр Алекс со вполне понятным отвращением всё же восхитился – могучая фемина, однако. И даже поинтересовался, да что же за Олга такая?

– Да обычная гоблинская шлюха, ни кожи, ни рожи, – гном с высоты облучка смачно и не без лихости высморкался на булыжную мостовую. – Но баяли знакомые гоблины, она с удовольствием позволяет макать перья сразу в три своих чернильницы.

С хохотом отплёвывающийся во все стороны сэр рыцарь узнал дальше, что морячки со всех концов света просто валом валят на этакое диво и платят втридорога, чтобы взойти на борт да немного покататься на такой знаменитой лодочке. Очередь к той иной раз стоит! Мало того:

– У неё обнаружились способности к энтой, как её… арихметике. Так что, из простых неваляшек она взлетела аж до компаньонши – и теперь, ваша милость, ещё и ведёт у мадам кассу заведения!

Под цоканье подков и постукивание колёс по мокрому после дождя булыжнику переулок Неваляшек, да и сама память о сиём непотребстве давно уплыли назад. И в пол-уха прислушивавшийся к рассказам балагуристого гнома сэр Алекс погрузился в раздумья…

Утром он проснулся от того несомненно мерзкого ощущения, что нечто холодное и мокрое назойливо тыкалось ему в лицо. Попытавшись отмахнуться спросонья, парень как-то разом проснулся. Оказалось, что спал он в придорожной рощице под сенью каких-то чахоточных, похожих на акацию деревцев. И спасали они от усилившегося дождя совсем никак.

Волей-неволей пришлось сесть, почесать лохматую спросонья голову да перебазироваться чуть ближе к стволу, чтобы хоть как-то сберечь если не свою сухость, то по крайней мере, достоинство. И единственное, что согревало при обозрении этой неприветливо раскинувшейся вокруг полустепи с редкими купами унылых и мокрых деревьев, так это приятное, мягко разливающееся за пазухой тепло.

– Спасибо, малыш, – сэр Алекс благодарно погладил амулет на груди.

Что ж, самое время определяться? Спасибо бессмертным, хоть вернули в привычное человеческое тело. Хотя стоило признать, этот принцип револьвера доводил по некотором раздумии на мысли весьма невесёлые. В смысле, одну и ту же душу тыкали куда хотели. Ладно, нам на то не ворчать… первым делом парень проинспектировал содержимое своих карманов, после чего несколько иным образом проинспектировал обретавшиеся за спиной густые кустики.

Пусто, как в турецком барабане. Это в смысле карманов, а не содержимого ширинки. Потому и понятно, что едва недолгий летний дождь прекратился, то выбравшийся к дороге парень ступил на неё и замер, чуть раздвинув по-хозяйски ноги и поочерёдно приглядываясь в обе стороны.

По левую руку эта просёлочная дорога никуда вроде и не вела. Но виднелись где-то там вдали вершины гор, и вот именно к ним ветерок тянул посветлевшие от облегчения тучи. По правую руку вообще ничего такого не виднелось, но Лёха вовремя вспомнил, как он верхом на драконе летел над морем.

– Где вода, там непременно и поселение сыщется? – задумчиво поинтересовался он.

Ответа, понятное дело, он не дождался. Да и не ждал особо. Зашелестел в потяжелевших от влаги травах ветер, ему несмело отозвался цвирканьем какой-то кузнечик. Зато солнце в полнеба развесило где-то вдали весёленькую радугу – дело хоть и привычное, но каждый раз отчего-то радующее.

И проигнорировав оставшиеся без внимания далёкие горы, сэр Алекс повернулся к ним спиной и бодро зашагал в противоположную сторону. Коль есть дорога, куда-нибудь она обязательно да приведёт…

Иногда попадающиеся ответвления в стороны он по вдумчивому размышлению решил игнорировать. Хоть и виднелись там домшки, своим количеством более похожие на деревни, но вот не привлекали они Лёху. Всё ж, городской он парень, и как-то на всю жизнь и мировоззрение то накладывало свой отпечаток.

Несколько раз навстречу попадались вполне селянского вида телеги и возы, запряжённые круторогими волами или серо-чешуйчатыми тарями, своим массивным видом, а пуще того отвратной вонью не вызывавшими желания подойти поближе и полюбопытствовать. Пару раз наоборот, обгоняли кареты, запряжённые лошадьми – но выглядели эти средства передвижения слишком уж… поневоле начнёшь с подозрением относиться к обладателям больших денег и держаться от тех подальше.

Что ж, в общем картина понятна. В этом мире тоже всяких-разных жителей хватало. Попадались, конечно, вполне родные человеческие лица, а также весьма уже узнаваемые гоблинские или гномьи. Порою мелькали непонятные, но особого отвращения не вызывающие. Зато вот с лошадьми тут откровенно было туговато. Либо для верховой езды, либо позволить себе упряжку из оных животных могли себе очень уж богатые личности.

А уж как достаются большие деньги, сэр рыцарь никак не обольщался. Либо по наследству, либо, что гораздо чаще, тем или иным способом украсть и при том не попасться. Можно, конечно, клад найти или если прямо под ноги метеорит золотой шмякнется! Но скажите честно – много ль таких наследников или счастливчиков вы лично встречали в реальной жизни? Эх, одно жульё вокруг!

И стало быть, ввиду удручающей пустоты карманов затеплившийся было надеждой взгляд вон того полудремлющего на облучке извозчика придётся пока проигнорировать…

Раскинувшийся впереди город парню сразу понравился. Чистенькие, аккуратные и умытые дождём домики. Стоят этак вроде и кучно, но не в беспорядке, зелени там немало – не зря он, приметив впереди конец пути, свернул с мягкой пыли дороги и взобрался на холм.

Что наводило на весьма интересные раздумья, так это полное отсутствие городских стен или иных защитных мероприятий. Хотя с противоположной стороны города, где у самого горизонта виднелось серое море, некие фортификационные сооружения определённо имелись…

– Извините, почтенный, не при деньгах я нынче, – скромно отозвался он на недвусмысленное предложение гномьего кучера прокатиться, а при наличии желания даже и с ветерком.

Ведь в пролётку, тарантас или как там оно называлось, запряжены оказались сразу аж две полусонного вида лошади – а стало быть, цена за поездку наверняка оказалась бы изрядной. И хотя взгляд у такого же бородатого, как и всюду, гнома оказался ничуть не исполнен жуликоватой скользкости или же прилежно натренированной искренности, сэр Алекс не стал искушать судьбу.

Но всё же, то ли кучера этим сырым утром совсем доконала скука, то ли этот непонятный парень и в самом деле внушил тому доверие, но гном осторожно поинтересовался – а как оно так вышло, что благородный дворянин оказался без ничего?

– Да, сам я нездешний, – скромно отозвался означенный благородный, и только тут до него дошло. – А откуда знаешь насчёт дворянства?

Гном заёрзал на облучке, вроде мимолётно приценившись к кулакам парня и смерив ширину его плеч. Но за кнут хвататься не вздумал, и то спасибо.

– По глазам видно, – бородач повздыхал, потерзал широкой пятернёй бороду, но продолжил. – Уж я народа повозил достаточно, повидал. Спокойный взгляд такой у вашей милости. Без наглости, как у солдата, но и не затравленный, как у мастерового или крестьянина.

Парень по-новой оглядел этого гнома в добротной курточке и коротком плаще спокойных серых тонов. Здоровенный крючковатый нос, выдающийся над рыжеватой бородой, кустистые брови, из-под которых цепко и спокойно смотрели чуть водянистые умные глаза. Полюбопытствовал и начищенной до блеска нагрудной медной бляхой гильдии ломовиков и извозчиков с нумером 32 и чеканенной подписью полукругом под ним: Пауль Оукенфолд. Не оставил вниманием и виднеющуюся из-под сиденья рукоять короткой дубины – видать, не все клиенты отличались благонравием. Что ж, вполне себе тутошний таксист?..

– Да, всё так. Так может, подскажешь, борода – где тут крепкому парню можно подзаработать немного? Но чтоб без крови или обману.

Похоже, последнее уточнение особенно понравилось гному. Он хмыкнул этак неопределённо, а потом не сдержался и в открытую заржал.

– Прошу прощения у вашей милости… насчёт какую богатенькую вдовушку огулять, это не ко мне.

Налетел ветерок, стряхнул с клёнов тяжёлые капли. Чуть сильнее пахнуло морем и свежестью.

– Да и не по мне тоже, – покладисто согласился сэр рыцарь, и по вдумчивом размышлении бить морду лица этому гному решил всё же повременить.

Тем более, что тот снова со своей высоты обозрел парня и поинтересовался – а отчего такой странный фасон рубашечки? То ли белая в голубую полосочку, то ли вовсе даже наоборот – голубая в белую?

– А, да просто тельник. Голубые полоски это у нас, у сухопутного десанта. Или воздушного, – и, завидя озадаченное лицо гнома, парень пояснил. – Специальные войска такие. Примчались, быстро головы пооткручивали, умчались. Это работа по ближним тылам противника… мосты уничтожать, склады, штабы и прочее.

Зачем-то он ещё добавил, что тёмно-синие полоски на тельняшках у моряков и морской десантуры, а чёрные носят подводники. Гном поцокал восхищённо, но тут же глаза его полезли на лоб – вместе с этими столь примечательными бровями.

– Под… кто?

Пришлось парню, у которого в голове по-прежнему не появилось ни одной дельной насчёт будущего мысли, проронить пару-тройку слов про подводные лодки, батискафы и прочие, атомные и не очень субмарины. Зато результат оказался самый что ни есть диковинный: гном кубарем слетел с облучка (как и не расшибся-то) и уважительно поклонился. И не успел сэр рыцарь что-то понять, как почтительно воркующий гном уже усадил его в пролётку бережнее, чем небось свою родную мамашу. Даже под локоток поддержал, когда таратайка качнулась на рессорах под восемьюдесятью килограммами веса крепкого парня.

– Что ж вы сразу-то не назвались, сэр Алекс? – чуть обиженно протянул гном и добавил, что он тут с зари дежурит – приказано оного рыцаря встретить и со всем почётом привезти в гильдию.

Количество непоняток в окружающих местностях стало что-то подозрительно быстро увеличиваться, потому парень улучил момент, и его рука со змеиной ловкостью скользнула под прикрытие роскошной гномьей бороды. Два пальца – большой и указательный – живо сомкнулись на кадыке с неумолимостью плоскогубцев. В общем-то, не особо и больно… пока не трепыхаешься.

Гном соображением, как и большинство из них, оказался вовсе не обделён. Чуть подрагивающим от испуга и обиды голосом он поведал, что бургомистр с вечера лично примчался в гномью общину и приказал строго-настрого! да крепко-накрепко! встретить, и чтоб со всем уважением.

– А шо там к чему, ваша милость, уж не осерчайте – у самого бургомистра и выспрашивайте. Я гном маленький… – он заюлил и привычно принялся прикидываться сирым да убогим.

Рыцарь отпустил коротышку и, выпрямившись на сиденьи, некоторое время смотрел на извозчика недоверчивым взглядом. Если б Лёха сейчас видел себя со стороны, то живо вспомнил бы незабвенного Броневого, когда тот в роли папаши-Мюллера глядел с экрана той ещё физиономией записного гестаповца…

– Ну что ж, тогда – поехали?