Чёрные такси

13

Дни шли один за другим, неделя близилась к концу, и таксисты все больше нервничали. Слава Богу, акции «Друмалбайн» неуклонно росли в цене — верный знак, что слухи о благоприятной цене на первосортный джин ширились. Троица уже неплохо заработала, имея нереализованную прибыль в восемь тысяч фунтов. А вот о «Юэлл» новостей нет, и это плохо. Интенсивные разъезды между «Скиддер» и «Фернивал» продолжались, вызывая у таксистов подозрение, будто что-то надвигается. Их группе доставалась львиная доля таких рейсов, и они даже опасались, что пассажиры обратят на это внимание. К счастью, банковские служащие были слишком заняты собой и таксистов в упор не замечали. Тем не менее о сроках «вокмены» ничего не сообщали. Все надежды на то, чтобы рискнуть и по-крупному сыграть на опционах, улетучивались при мысли о страшной перспективе возможной ошибки и потери кучи денег. В качестве компромисса они в среду договорились о покупке опциона на десять тысяч фунтов, так что по крайней мере потеряно будет не все. Вдобавок они по-прежнему отчаянно старались перехватить наводку.

Наводка поступила в четверг, примерно в три тридцать, благодаря Маркусу Форду, который возвращался из «Фернивал» в обществе девушки по фамилии Честерфилд. Как только они сели в машину Лена, Маркус закрыл перегородку и велел Грейс позвонить советникам по связям с прессой и обрисовать им картину. После чего произнес магическое: «В понедельник начинаем».

Лен прямо-таки заорал от восторга, когда прослушал запись, но на всякий случай прокрутил ее еще раз, прежде чем позвонил Терри и велел ему связаться с биржевым брокером. В четверть десятого они вложили все до последнего пенни в сорокапятидневный опцион на акции «Юэлл». Срок истекал двадцать первого декабря.

В пятницу Роберт Куилли встал в четыре утра, бросив бороться с бессонницей. Хотя до начала оставалось еще три дня, быстро накапливающаяся усталость не выдерживала натиска адреналина. Он потихоньку вылез из постели, где спала его подружка, и спустился вниз сварить кофе.

Такого возбуждения он не испытывал с тех пор, как участвовал в секретных операциях спецназа. На сей раз нажим будет значительно сильнее, чем при покупке ИФК. Тамошнее руководство было настолько слабым, что всерьез их жалобы никто не воспринял, а их попытки засыпать его отравленными стрелами полностью провалились. Другое дело — Альберт Остин. Двадцать лет он успешно руководил компанией, строил ее уверенно, крепко — дела говорили сами за себя. Да, в последнее время энергии у него поубавилось, но он по-прежнему имел много друзей и наверняка будет отчаянно сопротивляться.

В четверг вечером Куилли встретился с директорами фондовых отделов трех компаний, которые были их крупнейшими акционерами. Все они удивились, что он так быстро решился на столь крупномасштабную операцию. Отклик был неоднозначен. Один был «за», другой — «против», третий колебался. Черт бы их побрал, они предоставили ему свободу действий, но не обеспечили той поддержкой, которая сняла бы с его плеч по крайней мере долю ответственности. Если дело выгорит, ему достанутся все лавры, если нет — все шишки.

Финансирование должно быть улажено к концу сегодняшнего дня, и Маркус Форд заверил его, что сложностей не будет. Тогда останутся только две бессонные ночи на уикенд. Он допил остатки кофе, вернулся в постель и пролежал с открытыми глазами еще час.

Джулия первой почуяла неладное. И предложила Маркусу проверить, что происходит. Цюрихский банк еще не подтвердил, что соглашение подписано, хотя опаздывал уже на двадцать минут. Для паники пока нет причин, но есть веский повод для беспокойства.

Маркус позвонил в Цюрих главе кредитного департамента. Тот любезно сообщил, что, вероятно, произошла техническая накладка и подписанное соглашение вот-вот вышлют факсом.

Джулия сидела за столом Маркуса и ждала, оба они все больше нервничали. В одиннадцать по лондонскому времени Маркус объявил, что сам позвонит Лаутеншюцу. Он пытался добраться до него, когда Джо сделала ему знак и одними губами сообщила, что звонит Роберт Куилли. Маркус раздраженно отмахнулся.

Через пять минут он дозвонился до секретарши Лаутеншюца, которая коротко сказала, что босс на совещании и беспокоить его нельзя. Форд рассвирепел, она в долгу не осталась. Он снова попробовал позвонить главе кредитного департамента и буквально взорвался, узнав, что тот ушел обедать. Все попытки найти кого-либо еще, кто имел отношение к сделке, окончились ничем.

К полудню царил уже полный переполох. Водить Куилли за нос становилось все труднее. Нужен хоть кто-нибудь из более высокого начальства, чтобы связаться с Лаутеншюцем. Роско Селларс в разъездах, мобильник у него вечно занят. Чарлз Бартон встречался с самым крупным их клиентом, который жаловался, что «Скиддер» не уделяет ему должного внимания, и грозил закрыть счет. Маркус смирил свою гордыню и попросил позвонить Ричарда Майерса. Тот холодно поинтересовался причиной, а узнав, какую крупную сделку держали от него в тайне, недовольно предложил Маркусу расхлебывать кашу самому.

В час дня, когда Нью-Йорк уже проснулся, они были вынуждены признаться Роберту Куилли, что возникла проблема. Он сказал, что едет в банк. Это послужило сигналом к всеобщей панике, и, к ярости персонала, ответственного за фонды, Чарлза Бартона выдернули с совещания, что окончательно решило судьбу счета. Маркус объяснил ситуацию и стоял рядом, пока Бартон звонил.

На сей раз секретарша Лаутеншюца, видимо, пожелала вызвать босса. Бартон ждал всего две минуты.

— Эрнст, я звоню по поводу «Юпитера». Мне сказали, что в Цюрихе какая-то задержка и, если ваше подтверждение не поступит в течение ближайшего получаса, все финансирование окажется под угрозой. Не сомневаюсь, это лишь техническая заминка, но буду признателен, если вы поможете покончить с этим.

Лаутеншюц выдержал паузу, потом сказал:

— Чарлз, я был бы очень рад…

— Благодарю.

— …если бы заминка оказалась технической. Увы, это не так. Меня самого только пять минут назад проинформировали: наш кредитный комитет отказал в займе.

Бартон опешил:

— Но это невозможно…

Голос Лаутеншюца звучал сухо и бесстрастно:

— К сожалению, возможно.

— Но вы уверяли, что все будет в порядке, и мы, в свою очередь, с чистой совестью продолжали работать с клиентом…

— Да, тогда я не сомневался, что сложностей не будет, хотя припоминаю, что говорил вашему молодому человеку — Форду, кажется, — что все кредиты обязательно должен одобрить комитет. Сожалею, если это причиняет вам неудобства…

— Неудобства? Да ведь это может погубить всю сделку! Уж вы-то прекрасно понимаете, как она для нас важна. По крайней мере вы могли бы сказать, в чем дело.

— Разумеется. Наш комитет с некоторых пор волнует слабая защищенность нашей собственности в Великобритании. Кроме того, он получил некую информацию, которая поколебала их доверие к руководству «Фернивал».

— Позвольте узнать, что это за информация.

— К сожалению, я не вправе ее разглашать.

Никогда в жизни Чарлз Бартон не чувствовал себя так скверно. Этого гнусного швейцарца ничем не прошибешь. Пора врезать ему на прощание:

— Что ж, если Цюрихский банк хочет сохранить хоть малую толику доверия на лондонской бирже, предлагаю вам позвонить Роберту Куилли и лично все объяснить. Он сейчас здесь, сидит у телефона в одном из конференц-залов. Я вас сейчас соединю…

Бартон произнес это самым непререкаемым тоном, но ничего не вышло. Лаутеншюц хладнокровно перебил:

— Чарлз, к сожалению, это невозможно. У нас сегодня на целый день совещание правления, я вышел только на минуту принять ваш звонок. Если позволите, я напишу ему в понедельник.

— Уверен, ему будет весьма приятно. До свидания.

Бартон положил трубку и едва не расплакался. Неловкое молчание прервал звонок телефона. Маркус снял трубку. Звонила Грейс. Она сообщила, что до «Бэнк Манхэттен» дошли слухи об отказе швейцарцев из-за каких-то проблем у «Фернивал». Если «Скиддер» не опровергнет эти слухи, они тоже выйдут из игры.

Маркус повторил все это, в упор глядя на Бартона.

— Вот так. Дело дохлое.

Бартон задал последний вопрос:

— Есть ли возможность добыть деньги где-нибудь еще?

Маркус покачал головой:

— Нет, если Роско в ближайший час не вытащит кролика из шляпы.

— Кстати, где он, черт побери? Почему он не здесь, не с вами?

— Не знаю. Где-то в разъездах. Мы не можем ему дозвониться.

Они попробовали еще раз. Мобильник был вообще отключен.

Бартон тяжело вздохнул:

— Похоже, кролика не будет. Что мы скажем Куилли?

Форд пристально посмотрел на него:

— Вы сказали «мы»?

— Ну, я не собираюсь вмешиваться, если вы хотите сделать это сами… Я просто подумал, что вам нужна некоторая моральная поддержка.

— Чарлз, я столько сил положил на эту сделку. А из-за ваших заигрываний с этими погаными швейцарцами она сорвалась. Мы бы могли обеспечить финансирование где угодно, если б не были вынуждены идти прежде всего к ним.

— Так что вы хотите сказать, Маркус?

— Я считаю, вы обязаны пойти в конференц-зал и сказать ему. Именно вы.

— Понимаю. Что ж, во всяком случае, благодарю вас за все усилия.

Маркус надменно вышел из комнаты.

Когда Маркус вернулся к своему столу, Джо принимала звонок от кого-то, кто отказывался назваться, но упорно твердил, что он его близкий друг. Маркус схватил трубку и сердито рявкнул «алло». Потом он умолк и только слушал. Положив трубку, подошел к столику Джо и сказал, что уезжает на ланч.

Такси, которое Маркус поймал на улице, высадило его на южной стороне Тауэрского моста. Он прошел через Батлеровскую верфь и нашел «Кантина-дель-понте», простой, уютный итальянский ресторанчик. Банковские служащие, которые накануне выходных были не прочь тряхнуть казенной кредитной карточкой, предпочитали его шикарного соседа — «Ле-пон-де-ля-Тур», а «Кантина» был достаточно дешев, чтобы не бояться их любопытных глаз и ушей.

Маркус вошел внутрь. Вон он, за тихим столиком в глубине, спокойный, чуть ли не самодовольный. Враждебно глядя на него, Маркус отодвинул стул и сел.

— Я думал, вы в разъездах.

— Так и есть. От самой Белгрейвии добирался.

— Стало быть, вы знаете о случившемся.

Селларс слазил в карман пиджака, достал толстую сигару и золотую зажигалку «Данхилл».

— Не возражаете?

Маркус не ответил. Роско отрезал кончик, поднес к сигаре огонь и долго пыхтел, пока табак не разгорелся как следует.

— Да, я слышал. Эрнст Лаутеншюц звонил мне.

— Как любезно с его стороны найти окно в плотном расписании. Полагаю, это доказывает, как высоко он вас ценит.

Сарказм пропал втуне.

— Да, безусловно.

Маркус все еще петушился:

— Но вы узнали об этом не сегодня, верно?

Селларс пыхнул сигарой и кивнул.

— Скажите, Роско, я правда хочу знать, почему вы погубили мою сделку?

— Я ее не губил.

— Что это значит, черт побери? Пока мы здесь сидим, Чарлз Бартон говорит Куилли, что все кончено, а тот кроет его на чем свет стоит.

— Да, для Куилли вправду все кончено. Но сама операция состоится. Только покупатель будет другой.

— Кто?

— Сейчас скажу. Но сначала давайте что-нибудь закажем.

— Я не голоден.

— Как угодно. А вот я проголодался.

Селларс заказал салат. Официант уже хотел уйти, но Маркус схватил меню и выбрал макароны с омарами.

— Ну, так кто ваш таинственный новый покупатель?

— Маркус, помните то совещание, когда этот слюнтяй Литгоу порол чушь насчет того, почему он занимается банковским делом? Да, я предпочитаю честность и думаю, есть только одна причина заниматься этой хреновой работой. Деньги. В мире нет ни единого банка, который хоть сколько-нибудь беспокоится о своих сотрудниках, и всякий, кто заявляет, что беспокоится о своем банке, либо лжец, либо дурак. Единственная стоящая стратегия — добиться такого положения, которое обеспечит тебе максимальную выгоду. Банкиры — это глисты. Неужели вы искренне думаете, что глист с интеллектом выше среднего поползет в задницу голодного хиляка, который может в любую минуту взять да и помереть, тогда как рядышком есть упитанный толстяк? Вот в чем наша задача — шевелить мозгами и задавать себе правильные вопросы. Получит ли твой банк достаточно прибыли, чтобы хорошо платить? Если нет — уйди из него. Если да, задай следующий вопрос: занимаешь ли ты в нем позицию, которая обеспечивает достойную оплату? Если нет — уйди.

Принесли заказ, Селларс потушил сигару. Он и теперь продемонстрировал свое умение поддерживать беседу и одновременно жевать.

— Перейдем теперь к «Скиддер». При нынешнем руководстве банк движется по дороге в никуда. Как вы думаете, как долго он сохранит самостоятельность?

Маркус проглотил кусочек омара.

— Два-три года. Или дольше, если будет возможность завершить некоторые сделки.

Селларс пропустил колкость мимо ушей.

— Я даю максимум шесть месяцев. Фондовое управление быстро теряет счета, глобальный маркетинг недосчитывается лучших сотрудников, а состояние корпоративных финансов вы сами знаете. Окончательный результат: «Скиддер» сдох, только и ждет, чтобы его выпотрошили.

— Если он так плох, кто же на него позарится?

— Он — раритет. Осталось очень мало инвестиционных банков, которые можно купить, а, кроме того, иностранным коммерческим банкам легче купить, чем создавать.

— Так кто его купит?

— Это же очевидно — Цюрихский банк.

Маркус презрительно рассмеялся.

— Вы всерьез полагаете, что Цюрихский сможет добиться успеха в инвестиционной сфере?

— Цюрихский? Глупая шутка. Да они плитку шоколада толком развернуть не сумеют. Через пять лет они разрушат «Скиддер» до основания. Но кого это волнует? У них куча денег, чтобы купить его, и они хотят удостовериться, что руководство сидит потому только, что платит нам до неприличия много. И вы, Маркус, должны сейчас спросить себя: где я буду, когда этот денежный состав отойдет от станции? В первоклассном вагоне-ресторане вместе со мной, попивая бокальчик марочного бордо, или на подножке вагона второго класса?

Маркус почти успокоился. Он изо всех сил старался сохранить равнодушную мину, но глаза говорили о другом. Селларс заметил это и поднажал еще:

— Теперь о деньгах. Если б ваша операция с «Фернивал» прошла успешно, банк имел бы сто миллионов фунтов. Какая часть этой суммы попала бы в ваш карман?

— Вы знаете, как действует наша премиальная система. Она не связана напрямую с доходами, которые мы обеспечиваем. В общем, я бы ожидал в этом году чек на кругленькую сумму.

— На какую же?

— В прошлом году мой бонус составил полмиллиона. Я не знаю… семьсот, восемьсот тысяч, может быть, миллион? — Маркус считал это огромной суммой.

— И вы были бы довольны?

Что тут ответишь? Маркус был бы счастлив почти до безумия, получив миллионный бонус. Но совершенно ясно, что такой ответ неверен.

— Я бы не сказал, что доволен, нет.

— Что ж, рад это слышать. А то я было подумал, что имею дело с мальчишкой-бойскаутом, а я терпеть их не могу. Пойдем дальше. Когда я пришел в «Скиддер», там ходило множество слухов о моем гонораре. Как всегда, преувеличенных. Но я действительно получаю двадцать процентов дохода от сделок, которые мною инициированы. А значит, если мы оживим наш проект с моим покупателем, я получу двадцать миллионов только от одной этой сделки. Теперь я хочу сделать вам предложение. Я не справлюсь с этой сделкой без помощника. Действовать нужно быстро, пока акции «Юпитера» не поползли вверх, и любому другому директору просто не хватит времени набрать нужный темп. Вдобавок вы единственный, кому я доверяю.

Маркус пришел в «Кантину», намереваясь высказать Селларсу все, что о нем думает. Вместо этого слова́ Роско зажгли в нем теплый луч надежды.

— Если вы согласитесь работать со мной, Маркус, я предложу вам треть того, что причитается мне.

Маркус невольно сглотнул. Боже правый, неужели он действительно говорит о шести миллионах шестистах тысячах фунтов? Селларс с усмешкой наблюдал, как он производит эти вычисления.

— Да, вправду большие деньги? И это лишь начало. Когда швейцарцы получат контроль над «Скиддер», обязательно произойдут большие перемены. Подозреваю, что мне предложат весьма высокий пост, поэтому освободится место руководителя отдела корпоративных финансов.

— Соруководителя, — напомнил Маркус.

Селларс улыбнулся:

— Не думаю. Разве у Майерса есть будущее в новом мире? Полагаю, мы просто упакуем его и других в ящик и отправим в «Парк Юрского периода».

Маркус тихонько фыркнул. Надо признать, что все это… довольно интересно. Глядя на Маркуса, Селларс понял, что жертва созрела для убоя:

— Так в чем дело? Соглашайтесь, и мы сразу обсудим детали. Будете медлить или откажетесь, и мы обо всем забудем.

— Я согласен.

— Молодец, — Селларс пожал руку Маркуса. — Хорошо, давайте закажем кофе и приступим к делу.

Чарлз Бартон вернулся в офис весь разбитый. Роберт Куилли не говорил громких слов, не бушевал. Он выслушал его и задал один или два вопроса. И во время всего разговора в его глазах горел холодный, мощный гнев, что было гораздо страшнее любого необузданного взрыва эмоций. Когда разговор закончился, Роберт встал, ледяным тоном подтвердил, что связи «Фернивал» со «Скиддер» разорваны, и пожал Бартону руку. Ему было совершенно ясно, что Бартон — жалкая пешка в этой игре, и в его прощальном взгляде сквозила презрительная жалость.

Бартон позвонил Патриции и сообщил, что не приедет. Ему была невыносима сама мысль ехать в Глостершир и все выходные видеть ее полное безразличие к его неприятностям. Сидеть с ней за столом, выслушивая нескончаемую болтовню о лошадях, о всяких там Барборах[4] и буковых рощах, было выше человеческих сил.

Единственным отрадным событием за весь этот тягостный день был телефонный разговор с нею: когда он позвонил, она невероятно растрогала его своей добротой, предложив ему приехать вечером в Найтсбридж и пообещав приготовить что-нибудь попроще и сделать ему успокаивающий массаж.

Она исполнила свое обещание. Зажаренные на гриле цыплячьи ножки вкупе с бутылочкой «Поммери» оказались великолепны. Запах лавандового масла приятно щекотал ноздри Бартона, а она, игнорируя его протесты, что она, должно быть, тоже устала, более часа делала ему массаж. Когда наконец она легла рядом, сердце его переполнилось, и, взбодренный шампанским, он наговорил кучу безрассудных слов, каких не говорил никогда.

Маркус Форд провел вечер с Софи. Он не вдавался в подробности, лишь обмолвился, что его большая сделка откладывается. Софи в ответ фыркнула, что на их личном языке означало: «Меня это не волнует, но ты всегда все портишь». Тогда он оглушил ее цифрой. Она и вправду на целых пятнадцать секунд прервала игру с дочерью, пока несносный ребенок криком не заставил ее возобновить забаву. Наконец-то он произвел на нее впечатление. Даже для Софи шесть миллионов отнюдь не пустяк.

Он дал ей возможность свыкнуться с новостью, а сам пошел на кухню и смешал большую порцию джина с тоником. Селларс, конечно, хитрец, но, Боже мой, все сосредоточено на нем. Желание Цюрихского банка оплатить полную стоимость сделки не оставляло никакого сомнения в огневой мощи «Бурликона». Его позабавило, что Роско тихонько обвел швейцарцев вокруг пальца, прибегнув к услугам «Хок», международного частного сыскного агентства, и для начала выяснил, кто таков этот школьный друг Манца, а затем накопал на него компромат. Роско называл это «небольшой страховкой». Судя по всему, Герхард Мюллер поднялся до председателя огромной Альпийской страховой компании не только благодаря собственным заслугам. Если информация «Хок» верна, то даже слабый лучик света, направленный на его прошлое, потрясет весь швейцарский деловой мир, причем сила удара выйдет за пределы шкалы Рихтера.

По словам Роско, агентство «Хок» проявило похвальную предприимчивость, сумев развязать языки швейцарского преступного мира и не погнушавшись в известном смысле пойти на кражу со взломом (по собственной инициативе). Селларс позабавил себя и Маркуса рассуждениями о том, как чувствовал себя Мюллер, вернувшись с женой после уикенда и обнаружив свой сейф открытым. Он явно был бы рад, если б воры похитили женины драгоценности, и лишь отчаянно надеялся, что изъятые документы окажутся для воров бесполезны.

Куда меньше Маркуса обрадовало, когда Селларс объявил, что особые навыки «Хок» понадобятся и в Англии. «Бурликон» очень хотел совершить сделку, но считал ее слишком крупной, чтобы работать без дополнительной информации об объекте покупки. Роско уверял, что здесь обойдется без кражи. Нужно только отыскать в «Юэлл» родственную душу, которая в обмен на некую сумму или на перспективу будущего продвижения познакомит их с внутренней обстановкой.

Маркус знал, что эти опасные водовороты способны утопить его. Подобные действия совершенно незаконны, и, если все раскроется, тех, кто в этом замешан, ждет конец, в том числе и сам банк. Зачем Роско рассказал ему? Чтобы крепче связать фаустовским договором? Может быть, но есть и другой вероятный мотив. Если бы такого рода подробности всплыли внезапно, Маркус мог бы отреагировать опрометчиво. Теперь он по крайней мере имеет время подумать и уклониться. Или нет. Это просто дает Роско лишний повод еще больше ограничить поток информации. Зачем Чарлзу Бартону знать о сделке? Теперь, когда финансирование обеспечено, Джулию тоже можно отстранить. Грейс, конечно, понадобится, и ее надо стимулировать. Тысяч пятьдесят, пожалуй, гарантируют ее помощь и конфиденциальность. Но о хоковском компромате ей все же лучше не говорить. Пусть это останется между ним и Роско.