Рыбачий поселок Бугровой раскинулся на длинной и высокой горе. С самой вершины ее, оттуда, где стоит большой кирпичный дом, принадлежавший когда-то рыбнику Кондрашову, а после революции оборудованный под клуб, вдали видно море, на нем парусные ловецкие суда, а на канале, что прорыт от Астраханского рейда, пароходы и баркасы с баржами и плашкоутами, груженными рыбой, солью, пустыми бочками. В другую сторону открываются взгляду степи.
Весь поселок на горе. Только несколько домиков несмело расположились на склоне, обращенном к морю. И всегда кажется, домики бегут на взгорье, будто боясь, что вернется море к тем берегам, где оно было двадцать с лишним лет назад. Со стороны степей, на ровном берегу глубокого канала, раскинулся колхозный рынок.
Вечером под воскресенье становится шумно у прилавков и ларьков. На канале роняют паруса лодки с арбузами, яблоками, помидорами, виноградом. Седоусые деды, перешедшие на старости лет из рыбаков в огородники и бахчеводы на подсобных хозяйствах рыбацких колхозов, оставляют свои посудины на берегу под охраной подростков и уходят коротать ночь к одногодкам-одноватажникам в поселок. Есть о чем поговорить старым друзьям, да не грех и выпить на радостях виноградного вина, благо, кизлярские колхозники не опоздали явиться с пузатыми бочками в лодках. Из ставропольских и сальских степей примчались машины. Не стоит заглядывать в кузова, чтобы узнать, что привезли, - посмотрите на белые лица степняков, на одежду их, запыленную мукой. С Черных Земель всю ночь будут бежать машины с живым грузом - овцами, ягнятами, козами.
Осенью воскресные базары здесь многолюдны. Кого тут только ни встретишь! Спокойных, медлительных в разговоре чабанов, не разлучающихся со своими длинными, крючковатыми палками-гарлыгами; говорливых, юрких снабженцев, что-то доказывающих знающим себе цену кооператорам; и вечно спешащих приезжих охотников. Каких одежд ни увидишь, зайдя на рынок. Над лихим чубом красуется кубанская шапка, вишневой зарей горят лампасы донского казака, просторная, видавшая виды бурка накинута на плечи горца. Говор неумолчный, смесь языков удивительная.
- Каму карась, паймал вчерась! - как всегда раньше всех закричит на рынке один из мальцов-рыболовов.
- Сазан! Сазан! Он сам вчера сказал, что завтра я его продам! - закричит юный рыболов и охотник Ленька Зуйков, важно вышагивая между машинами. - Штука - полтинник, все разом - три рубля!
- Покупай окуня! Его не чистят - так варят, потом чулком шкуру снимают! - отзовется в другом конце еще один.
И разбуженный парнишками рынок загудит.
- Белужатины кому? - забасит старик-рыбак. - Красной рыбы попробуешь, век будешь помнить!
- Не бери белуги, она с желчью солилась! - подзадоривает кто-нибудь покупателя. - Съешь - момент полысеешь! Бери князя-осетра!
Приглашают к прилавкам и охотники. Около них обилие диких уток, казарок, гусей.
Кто-то, подгуляв спозаранку, запоет песню про рыбацкую удаль и сметку, а то развеселую, понизовскую.
Ты позволь, позволь, Дуняша,
Вдоль по горенке пройти,
Тебя, Дунечку, найти…
- Ой, лишенько, да разве це дорого? Да што вы, тетечка… - убеждает красавица-украинка высокую смуглолицую рыбачку, раскинув на руках пуховый платок.
Любуясь распластанными на земле полутораметровыми сазанами, высоченный казак-гвардеец трогает рукой запорожские усы. Потом, выпрямившись, обращается к кому-то через головы всех:
- Пантелеич! Шумни-ка там Степана… На совет нужен.
Все, кто думает выехать на работу на фермы, ходят по рынку с какой-то принадлежностью своего рукомесла: кистью, гаечным ключом, а косари камыша - с коротко обрубленной косой, называемой здесь «ураком».
К тучному представителю ростовского колхоза, у которого еще не отремонтирована ферма, подошел Кондаков с топором на плече. Одет он в ватные залатанные брюки и в такую же фуфайку. Постоял, послушал рассказ представителя, переспросил:
- Говоришь, около колодца ферму ремонтировать? А вода не соленая?
- Ферма - бок о бок с колодцем. Вода - благодать, со всей округи отары поить гоняют…
Прислушиваясь к ответу ростовчанина, рядом остановился Семен Иванович. У него на плечи небрежно наброшена брезентовая куртка, в руках дымится трубка.
- От нас воду машинами возят, - продолжал представитель колхоза. - Можно сказать, основной источник воды на Черных Землях!
- Соленую мне пить нельзя… Язва, - пожаловался Кондаков, хмуря брови.
- Не сомневайся, правду говорю, - улыбнулся ростовчанин.
- Мне один тоже вот так нахваливал, - насмешливо вмешался Семен Иванович, проводя чубуком трубки по губам. - А приехали - напиться вдоволь воды нет. Еле дотянули ремонт. Я, когда сюда добрался, за раз ведра три выпил, как верблюд… А там всё кляли на чем свет стоит…
Кондаков неприязненно покосился на Семена Ивановича, улыбнулся ростовчанину. Тот заторопился.
- Да что разговаривать! Собирайте пожитки и поедем. Все будет в порядке!
- Говоришь, дела много? - спросил Кондаков.
- Порядочно, - осторожно ответил ростовчанин и, увидя подходящего к ним грузина, подумал, что тот тоже ищет плотников и может перемануть у него мастерового, сказал: - Ну, так что, по рукам?
- Э, подожди, пожалуста! - громко воскликнул грузин, выкидывая вперед руку. - Зачем так спешишь? - он подошел к Кондакову и, заглядывая ему в глаза, предложил: - Поедем ко мне! Новую кошару строить! Лес есть, камыш есть, помогать людей дам. Садись, вон моя машина стоит…
- Слушай, товарищ Шалошвили, мы уже договорились, - остановил грузина ростовчанин. - И потом, он ремонтник, а не строитель.
- Ремонтник? Чудесно! Мне около второго колодца кошару ремонтировать надо.
- Это что, рядом ваши фермы? - заинтересовался Кондаков.
- Нет, зачем рядом? - заторопился грузин. - Он у первого колодца, мы у второго. Поедем, пожалуста!
- А как к вам добраться?
- Зачем добираться? Садись и поедем. Прямо в колхоз «Красная степь» привезу.
- Далеко, наверное, отсюда? - небрежно спросил все время молчавший Семен Иванович.
- Его колодец проедешь и еще сто километров, - ответил грузин.
Кондаков повернулся к ростовчанину, сказал:
- Поеду к вам, это поближе.
- Что тебе, пешком идти? - обиделся грузин. - Машиной везде близко.
- Вот и хорошо, - обрадовался ростовчанин ответу Кондакова. - Только вы один не осилите ремонт. Вот если бы с кем-нибудь вдвоем? Вы не поедете? - повернулся он к Семену Ивановичу.
- А как платить нам будешь? Поровну или по разрядам? У меня, может, шестой разряд, а у него четвертый? - Семен Иванович достал из кармана трудовую книжку и небрежно протянул ее ростовчанину.
Тот принялся читать вслух.
- Васин Семен Иванович. Столяр, - он полистал книжку. - Последнее место работы? Ага, поселок Камызяк. Райпромкомбинат. По шестому разряду… Все ясно.
- Вот справка из колхоза, где я только что работал, - Васин подал бумажку. - Ферму ремонтировали две недели…
- Да что ты бумажки суешь? - оборвал его Кондаков. - Дело покажет. Видал я таких! По печатям - мастер, а в работе - топором махнуть не умеет.
Васин высокомерно смерил его взглядом, протянул:
- Подумаешь, мастер… Ты кажи документ!
- На, смотри! Разряд у меня седьмой, понял?
Грузин удивленно посмотрел на спорящих.
- Зачем ругаться? - вступился он. - Можно по душам говорить…
- А чего он… - Кондаков протянул руку, чтобы забрать у ростовчанина свою трудовую книжку.
Тот, еще раз заглянув на первую страницу, сказал:
- Виктор Кудиярович, я согласен платить по разрядам. А впрочем, мне все равно. Как сами между собой договоритесь, так тому быть!
- Поровну! - отрезал Васин и сердито стукнул трубкой о каблук. Зола и горячие искры запорошили его поношенный кирзовый сапог.
- Ищи себе другого напарника, - Кондаков круто повернулся, собираясь уйти.
- Э, подожди, не горячись, - опять вмешался грузин. - Поезжай к нему, потом ко мне. Через три дня машину пришлю, как хочешь платить буду! Хорошо платить буду. Лес привезу, работы много будет, если захочешь! Соглашайся, пожалуста! - грузин взял за руку Кондакова.
Тот поморщился. Потом медленно повернулся к Васину, спросил:
- По разрядам?
- Поровну!
- Была не была, ладно! - махнув рукой, сказал Кондаков. - Подвернулись бы другие, не поехал…
- Ну, ты не здорово нос дери. К кому поедем?
- К нему, - Кондаков показал на ростовчанина и добавил: - А то заедешь к черту на кулички и не выберешься.
- Не надо так говорить, - обиделся грузин. - От нас воду везут куда душе угодно… Я пришлю через три дня машину за вами, а?
- Хорошо, - сказал примирительным тоном Васин, снова набивая табаком трубку. - Только все готовь честь-честью: видишь, разряды какие у нас?
- Все сделаю, все приготовлю, - обрадовался грузин.
Васин и Кондаков замешались в толпе.
В магазин хозяйственных товаров вошел Прохор Зуйков.
- Дайте мне топор, - возбужденно попросил он. - И пилу… поперечную. Страх как нужна, думаю кое-что подремонтировать.
Продавец удивленно посмотрел на Прохора. У Зуйкова лихорадочно блестели глаза. Обычно молчаливый, сейчас он принялся рассказывать о покосившемся заборе, о прогнивших стропилах в сарае. «Видно, выпил сегодня», - подумал продавец и не удержался, спросил:
- Иль жил все время без топора? А может, задумал на заработки в степь податься?
- В степь? - быстро повторил Прохор. - Да… нет… Зачем в степь? Старик просил прислать на ферму. Ты понимаешь, у меня есть, а старик просил, очень нужен ему… Без хорошего топора какая это ферма?
- Михей Васильевич недавно сам заходил ко мне и купил топор, - возразил продавец.
- Как купил? - растерялся Прохор. - Он… сам вчера просил. Не может быть… он просил! - Прохор подал деньги, повернулся и торопливо пошел к двери, повторяя: - Просил, а как же?
- Прохор Михеевич, возьми сдачу, - остановил его продавец, а когда тот, забрав мелочь, вышел, весело рассмеялся: - Видно, с перепою. Завтра принесет топор обратно. Как пить дать, принесет. Бывает же такое; трезвый человек - копейку сбережет, нужную вещь не купит, а под хмельком - чего не возьмет. Жена говорит, он и пьяный молчит. Подход к человеку нужен, вишь, у меня разговорился.
В полдень притихает рынок. Колхозники расходятся по магазинам, поднимают на лодках паруса, усаживаются в машины. Отсюда можно уехать куда угодно. На лодках - на любой рыбозавод в море, даже на Астраханский рейд, хотя он очень далек, в рыбачье село в низовьях Волги; на машинах - в любой уголок степи и даже на Кавказ.
Представитель ростовского колхоза выехал раньше всех. Довольный своими делами, он спокойно спал в кабине. В кузове машины тихо разговаривали плотники.
После отъезда «плотников» Прохор Зуйков сидел за столом, тяжело задумавшись. Он вновь припомнил лагерь, свое освобождение после встречи с Кондаковым и его обещание приехать… Что делать? Помогать Кондакову или сознаться во всем Дубову?..
Поздно вернувшийся с рынка Ленька шумно влетел в комнату. Огляделся - матери еще не было, не пришла с фермы. Заглянул за переборку и удивленно спросил:
- Папа, а где же охотники?
- А? - отец поднял голову и невидящим взглядом долго смотрел на сына. Потом пожал плечами и ничего не ответил.
- Тоже мне - обещали взять на охоту, а сами уехали! - недовольно сказал Ленька. - Охотники, - насмешливо протянул он. - Настоящие так не делают. Дядя Антон, если скажет, то возьмет, а эти…
Прохор злыми глазами уставился на Леньку, приподнялся и вспылил:
- Перестань дурака валять! Черт знает что втемяшится в башку! Зачем ты им? - ссутулившись, он шагнул к окну. Увидя жену, открывающую дверь, повысил голос: - И не на охоту они поехали. Решили, пока хорошей охоты на море нет, съездить на заработки… в степь. Вот и все… понял? А что здесь такого? - вдруг повеселел Прохор. - Поехали на заработки, вот и все. Приедут через недельку, заберут ружья и на море будут охотиться! Возьмут и тебя. Если… домой сразу не поедут!