Черный дуэт

Любовь в Лиссабоне

Кейн и Гелвада сидели в номере отеля, обмениваясь фразами. Где-то вдалеке звучала музыка. В полуоткрытую дверь номера влетали ритмы испанских мелодий.

— Нравится мне такая музыка, — мечтательно произнес Гелвада, — что-то теплое, красочное. Эта мелодия у них называется «конга». Прямо душу переворачивает.

Развалившись в кресле и перелистывая несвежую английскую газету, Майкл сказал:

— Кажется, этот город совсем неплох. В нем что-то есть. Очень хочется посмотреть на него, когда не будет войны. Я бы с удовольствием занялся осмотром этого города более основательно. Возможно, наступит такое время, более спокойное, и я вернусь сюда.

Гелвада кивнул.

— Спокойное время, — повторил он тихо и усмехнулся, — а пока что положение у нас незавидное. Торчим, старина, в этом номере, как в клетке, ожидая чего-то, что должно случиться, или кого-то, кто должен приехать. И скорее всего, напрасно ждем.

Он подсел поближе к Кейну.

— Слушай, — сказал он, — мне в голову пришла блестящая идея, — от волнения в его английском стал слегка заметен фламандский акцент. — А что, если бы они забыли про нас? Мы с тобой неплохо провели время. Особенно, если бы они при этом не забывали посылать деньги. — Он закурил. — Лиссабон — хороший город. Я его знаю. До войны я работал здесь курьером бюро путешествий. Это потом я уже стал бельгийцем-беженцем. И можешь мне поверить, Лиссабон — очень интересный город.

Кейн попросил:

— Расскажи мне о нем, Эрни, Я ведь с ним почти не знаком.

Гелвада мечтательно произнес:

— Ну, представь, что мы с тобой едем по городу. Начнем с Альфамы — это старая часть города, поднимаемся в Барро Альто. А отсюда прекрасно видна Авенида… По ней…

Вдруг Кейн нетерпеливо перебил его:

— Хватит, здесь все кишит нацистами. И все это знают. Они чувствуют себя здесь как рыба в воде… Самое страшное то, что все это принимают как должное… Вот послушай, что пишут, — он начал читать: — «Нацистская пропаганда становится смелее с каждым днем… Для привлечения на свою сторону высших общественных кругов Португалии нацисты засылают сюда светских дам, чья сомнительная нравственность поставлена целиком на службу фюреру… Гитлеровцы задаются вопросом: в чьих руках действительно сосредоточена власть в Португалии? И приходят к единственно правильному выводу: власть находится не в руках диктатора, даже не в руках промышленников… Полиция — вот кто правит страной. Поэтому нацисты заигрывают с полицией. Они хотят привлечь на свою сторону полицейских чиновников… задаривают их подарками и намекают, что в странах, находящихся под фашистским контролем, их жалование было бы значительно выше, чем в Португалии…

Гелвада неопределенно пожал плечами:

— Ну и что? — спросил он. — Допустим, что нацисты чувствуют сейчас здесь себя неплохо, это не значит, что так будет и дальше.

— А что им может помешать? — спросил Кейн.

— Хотя бы то, что мы с тобой здесь, не так ли? Не значит ли это, что кое-кто не будет себя скоро чувствовать как рыба в воде?

Кейн рассеянно пожал плечами. Он сказал:

— Знаешь, у меня в спальне кто-то забыл книжку. Какие-то дурацкие стихи, но один куплет я запомнил. Прямо про нас. Вот:

Там жизнь текла, как легкий менуэт, Который длится много-много лет… Но вдруг ворвался, как кошмарный бред, Печальный и таинственный дуэт.

— Ты понимаешь, кто мы с тобой, Эрни? «Печальный и таинственный дуэт» — таинственная пара, черт нас возьми!

— Превосходно, — сказал Эрни. — Лично я всю жизнь мечтал казаться таинственным. Кстати, это очень нравится женщинам.

В конце коридора открылась дверь, звуки музыки стали слышнее.

Кейн и Гелвада умолкли, прислушались.

— Замечательный оркестр, — сказал Кейн. — Наверное, дерет уйму денег.

— А почему бы и нет? — оживился Гелвада. — Это лучший отель в Лиссабоне. В нем есть все, вплоть до толстых гитлеровских шлюшек в черных бархатных платьях.

Эрни неторопливо вынул из кармана тонкий платиновый портсигар, раскрыл его. В нем оказалось несколько сигарет и маленькая плоская ампула с бесцветной жидкостью. На внутренней стороне крышки было выгравировано: «Моему любимому Эрни от М». Гелвада взял сигарету, закурил, затянувшись несколько раз, он сказал:

— Надо же здесь все-таки что-то делать, Майкл. — Ответа не последовало, Гелвада продолжал курить.

Наступило долгое молчание.

— Мы не можем сейчас действовать, — сказал Кейн, — необходимо дождаться одного человека. Его имя Галлат. Американец. У него инструкции.

— Очаровательное имя — Галлат! В нем есть что-то галантное.

Резко зазвонил телефон. Кейн поднял трубку. Несколько минут он слушал. Потом сказал:

— Да, миссис Лан, конечно. С удовольствием. Мистер Гелвада? Он здесь. Я приведу его… Да… Сейчас. — Он повесил трубку.

— Это миссис Лан, — сказал Кейн. — Помнишь, та приятная американка с дочерью. Предлагала нам вместе поужинать. Я согласился. Только, ради бога, не заигрывай с дочерью, Эрни.

Гелвада возмутился:

— Почему ты думаешь…

— Ладно, — прервал Кейн, — помни, что мы не должны привлекать ничьего внимания. В конце концов, отсиживаться в номере это более подозрительно, чем провести вечер вместе с ними.

— Чудесно, — Гелвада улыбнулся, — а вдруг я понравлюсь дочери. Что будем делать?

— Скажешь ей, что у тебя есть жена. Или еще что-нибудь, но чтобы ничего не было-

— Ладно, — сказал Эрни. Насвистывая, он удалился в спальню. Кейн тоже отправился в свою комнату, которая находилась по другую сторону общей гостиной, начал переодеваться. Вынул из кармана лист бумаги, сложенный пополам. Это была телеграмма — Кейн еще раз перечитал ее.

Кейн взял сигарету с туалетного столика. Прикурил. Той же спичкой поджег телеграмму. Он закончил туалет и вернулся в гостиную. Голос Гелвады раздавался из ванной комнаты. Он пел совсем неплохо португальскую песенку о любви.

Познакомимся с Марселем дю Пюисом. Это человек невысокого роста, стройный, даже изящный, хорошо одет. Его можно было бы считать типичным французом, но что-то мешает поверить в это окончательно. Взгляд его красивых карих глаз, можно сказать, умоляющий, но бывает и очень жестким, пронзительным.

Весь его внешний облик кричал о том, что он француз, тем более что при каждом удобном случае он выражал свою нетерпимость в отношении немцев. Глаза его становились суровыми, губы складывались в узкую линию. Для всех окружающих была очевидна его ненависть к врагу.

Очевидным это было и для хорошенькой девушки, с которой Марсель дю Пюис пил сейчас коктейль в клубе Мэригонд в Лондоне. Она была мила и думала о том, что бедному французу трудно встретить приличного человека в чужой стране.

В это время к их столику подошел официант и почтительным голосом с легким иностранным акцентом произнес:

— Ваш столик в большом зале уже накрыт, мсье. — На тарелке, которую он поставил перед Марселем, лежал слаженный пополам счет за коктейли.

— Пойдем, — сказал Марсель. — Я ужасно голоден, а вы?

Да, она тоже была голодна. Марсель развернул счет. Там было указано, что за коктейли с него причитается восемь шиллингов девять пенсов. Под итогом внизу были написаны карандашом едва различимо два слова: «Свит Конга». Марсель сунул в счет десятишиллинговую бумажку и последовал за своей знакомой. Марсель заказал обед, извинившись за его скудость, и спросил спутницу:

— Вам нравится испанская музыка? — Девушка кивнула.

Как раз в этот момент оркестр заканчивал исполнение какого-то танца.

— Я хочу попросить их сыграть одну вещь, — сказал Марсель, — если, конечно, они знают.

Он поднялся и направился к эстраде. Глядя ему вслед, девушка подумала: как жаль, что он не может приносить пользу в вооруженных силах Свободной Франции, оказывается, у него серьезная болезнь сердечного клапана.

Марсель знал о причине своего штатского положения лучше других. Знал он и о том, что у него имеется девяносто девять шансов против одного, что никто в штабе Свободной Франции не догадывается о том, что настоящий Марсель дю Пюис гниет в глубокой воронке от снаряда и что Карл Вальц с документами на имя дю Пюиса в кармане направлен сюда самим герром Гиммлером, чтобы продолжить существование того, кто погиб, воюя за свою страну.

Да, он был прав, во французском штабе не знали об этом. Но и он, в свою очередь, ничего не знал о существовании некого мистера Фэнтона, с его проницательным взглядом, сидящим в квадратной комнате на четвертом этаже дома вблизи Голден-сквера.

Для Карла — Карл Вальц был мертв. И, что интересно, это его вполне устраивало. Его существование, как Марселя дю Пюиса, было более безопасным. Находиться на значительном расстоянии от герра Гиммлера было значительно лучше. У герра Гиммлера была отвратительная привычка: он расстреливал своих агентов по причинам, известным лишь ему одному. Знали они слишком много или слишком мало, независимо от этого, у него для них была заготовлена пуля или концлагерь. Поэтому для Марселя работать в Англии было относительно безопасно. По крайней мере, не так страшен гнев Гиммлера. С другой стороны, могли поймать и даже убить сами англичане, но это уж, как говорится, издержки производства.

Марсель обратился к дирижеру оркестра:

— Мне хотелось бы знать, не сможете вы исполнить одну песню… Она называется «Свит Конга».

Дирижер посмотрел на первую скрипку.

— Слышите, Гарри? — сказал он. — Занятно! — он обернулся к Марселю. — Мы совсем недавно узнали эту песню. Один из клиентов попросил нас ее исполнить. Он прямо-таки помешался на ней. Дал мне пластинку, и мы смогли разучить ее.

— Да, это интересно, — сказал Марсель, — мне эта мелодия тоже очень нравится. Можно сказать, что я тоже без ума от нее. Не знаете случайно, где можно приобрести эту пластинку?

Дирижер ответил:

— Кажется, у Вильямса на Греческой улице.

Он полистал записную книжку — вот номер, 41927 М.

Марсель сердечно поблагодарил и попросил исполнить ее. Затем прошел к двери и дал посыльному монету и какое-то поручение. Вернулся к своему столику, извинился перед девушкой за отсутствие и продолжил беседу мягким вибрирующим голосом. Оркестр играл «Свит Конгу».

Их разговор прервал официант, он пригласил Марселя к телефону.

Марсель кивнул и встал. Когда он возвратился, лицо у него было очень серьезным. Он сказал девушке:

— Понимаете, Мери, случилось несчастье. Ранен мой брат. Это произошло прошлой ночью. Был налет на юго-восточный берег… Мне только что сообщили. Нужно ехать немедленно. Вы меня понимаете?

— Как это ужасно, Марсель, — сказала девушка. — Я могу вам чем-нибудь помочь?

— О, нет, дорогая. Оставайтесь здесь, заканчивайте обед. Официант в курсе.

Марсель вышел на улицу. Он прошел несколько кварталов, затем зашел в телефонную будку. Вынул записку с номером пластинки, которую взял у дирижера. Набрал номер 41927.

В трубке послышался: щелчок, затем чей-то голос.

Марсель представился:

— Это Марсель дю Пюис.

— Как вы узнали номер? — спросил голос.

— В клубе Мэриголд играют «Свит Конга», — сказал Марсель. — Выучили с пластинки, купленной у Вильямса на Греческой улице.

— Хорошо, — последовал ответ. — У вас машина? — Марсель ответил утвердительно. После недолгого разговора Марсель повесил трубку, вышел из будки.

Моросило. Было около девяти вечера. Марсель ехал на своем маленьком автомобиле по пустынной окраинной улице Лондона. В конце улицы он остановился. Выключил свет, поставил машину на тормоз и пошел вперед в темноту, осторожно ступая по влажной земле. Невдалеке темнел силуэт другого автомобиля.

Марсель подошел, заглянул в него и сказал:

— Добрый вечер.

Человек за рулем ответил на приветствие. Марсель протянул водителю портсигар, затем опустился на сиденье машины рядом с ним. Они курили молча.

Затем Марсель спросил:

— Что вас интересует? Подготовка к вторжению в Англию или провал Хильды Моринс?

Его собеседник рассмеялся неприятным горловым смехом.

— О подготовке к вторжению я вам и сам могу рассказать. Я только что с материка. Меня интересует провал Хильды.

— Да, я знаю все обстоятельства этой истории. — Он откинулся на спинку сиденья. — Хильда решила развлечься и пошла на вечеринку к миссис Джин — это одна дура, живущая в Хэмпстеде. Иногда она использовала эту квартиру для нужных встреч. Там оказался человек по имени Пьер Хэллард. Она увлеклась им, не могу понять почему. Это на нее совсем не похоже. Так вот. Большую часть вечера они провели вместе. Может быть, она надеялась использовать его впоследствии, кто знает… — Он пожал плечами в темноте. — Потом на вечеринке появляется Синглтон, приятель Хэлларда… Между ними возникает ссора, Хильда уехала с Хэллардом. Уму непостижимо, как она могла… И все же она поехала, да еще к нему на квартиру. А через какое-то время туда является Синглтон с двумя свидетелями. Он оскорбляет Хильду. Хэллард встает на ее защиту, разыгрывается сцена. И когда Хэллард потряс незаряженным пистолетом, тот случайно, конечно, выстрелил. Пуля, тоже совершенно случайно, попала в Хильду… Наповал… — Он усмехнулся. — Был открытый суд. Приговор такой: «Случайное убийство при свидетелях». Для Хэлларда это закончилось штрафом за незаконное хранение оружия.

Он замолчал.

— Да, артистично сработано, — сказал собеседник. — А этих Хэлларда и Синглтона вы знаете, кто такие?

— Это Кейн и Гелвада!

— Где они сейчас?

— Уехали в Лиссабон.

— Так, — сказал человек. — Значит, опять они? — Наступило молчание.

— Очень, очень жаль, что Хильду ликвидировали. Вряд ли мы еще найдем такого агента. В Берлине это вызовет ужасное недовольство. — Он опять замолчал. — Мне приказано выехать в Эйре[1] ненадолго. Что же касается вас, Вальц, вы останетесь в Лондоне. Связь со мной в следующий раз через песню «Бравада Танго». Спросите о ней в баре «Желтая Бутылка». В клубе Мэригонд больше не появляйтесь.

— Понял. — Сказал Марсель, вышел из машины, сел в свой автомобиль, развернулся и поехал обратно в город.

В девять тридцать он поставил машину в гараж, запер ворота и отправился к себе на квартиру. Открыв дверь, он увидел, что перед электрическим камином сидят двое мужчин. Он остановился на пороге.

— Мистер дю Пюис?.. Полиция. На основании закона о защите государства — вы арестованы, — сказал человек и показал ему ордер на арест. Второй поспешно добавил:

— Пожалуйста, выньте руки из карманов, дю Пюис. Игра для вас закончена.

Кейн и Гелвада спустились в ресторан. Зал был переполнен. Большинство мужчин было в смокингах, женщины в роскошных платьях, увешанных драгоценностями. Он подумал, что, точнее всего это зрелище можно назвать «ослепительным». Проходя к столику миссис Лан, Кейн прикидывал: сколько женщин и мужчин из сидящих здесь продают свои души и тела на благо фюрера?

Да, определенный процент присутствующих — это явные или тайные агенты фашистов, которые настолько спокойно себя чувствуют в нейтральной Португалии, что и не пытаются скрывать своих действий. Вон сидит человек, скупающий по поручению Геббельса сценарии фильмов, которые могли бы пойти на пользу странам «оси». Невдалеке от него сидит величавая дама, занимающаяся вербовкой инженеров для новой берлинской кинокомпании.

В ресторане было душно. Столы стояли на значительном расстоянии друг от друга вдоль всего зала, между столами и стеной шла пальмовая аллея. Почти в конце ее сидели за столиком миссис Лан и ее дочь Гризельда. Кейн помахал рукой. Миссис Лан радостно улыбнулась.

— Рада вас видеть, — сказала она. — Вы здесь впервые? Мы с Гризельдой начали уже волноваться…

— Очень любезно с вашей стороны, — сказал Кейн. Гелвада добавил:

— И со стороны вашей дочери.

Гризельда подарила ему улыбку. Это была привлекательная девушка, лет двадцати, склонная к фантазиям и психоанализу. Оба сотрапезника для нее были одинаково интересны, она хотела догадаться, кто они такие.

— Здесь такая тоска, — сказала миссис Лан. — Надеюсь, мы не помешали, когда позвонили к вам в номер… Гризельда говорит, что ее раздражают здешние люди.

— Я обратил внимание, что вы любите наблюдать за людьми, — заметил Кейн, посмотрев на Гризельду.

Миссис Лан рассмеялась.

— Да, у нее привычка всех классифицировать. В колледже она училась на психоаналитическом отделении.

— Очевидно, в данную минуту вы размышляете о том, кто мы такие? Ну, например, обо мне что вы думаете?

Гризельда серьезно поглядела на него, положила подбородок на скрещенные руки. Затем медленно произнесла:

— Я, право, затрудняюсь, но мне почему-то кажется, что вы оба имеете какое-то отношение к финансам.

— Блестяще! — воскликнул Гелвада. — А главное, почти верно. Я действительно имею отношение к финансам… Всегда стараюсь не превысить своего кредита.

Кейн с довольной улыбкой отметил:

— Мы выглядим, как деловые люди, не так ли?

— Вы простите, может, это невежливо, но кто же вы тогда? — смущаясь, произнесла девушка. И, не много помолчав, добавила: — Вы не похожи на обычных людей. — Кейн улыбнулся ей.

— Я-то довольно обыкновенен, а вот Эрни… Его недавно выписали из сумасшедшего дома…

— Ну, а если серьезно, то мы два известных гангстера.

Гризельда сказала:

— Неужели? Нет, не может быть, если б это было так на самом деле, вы бы даже здесь, в Лиссабоне, никогда не признались бы в этом.

— Вы правы, — сказал Кейн. — Мы работаем в министерстве информации. Хотим предложить кое-какие наши фильмы. У нас в Англии считают, что Германия слишком активизировала здесь свою кинопропаганду. Слишком уж много боевиков.

— Как здорово! — отозвалась Гризельда. — Значит, вы из мира кино?

— Да, — подтвердил Гелвада, — а не станцевать ли нам «Конгу»?

— С удовольствием. Правда, чудесная мелодия?

— Да, согласен. Оркестр играет ее уже третий раз, — сказал Кейн.

— Ничего удивительного. Песня того стоит, — сказала Гризельда.

Она поднялась, Гелвада последовал за ней.

— Как все странно, — сказала миссис Лан. — Идет война. Уже за полночь, а здесь сколько блеска, сколько людей… В России сейчас воюют решительно все. Во Франции, в Голландии, в Норвегии — миллионы несчастных умирают от голода… Здесь же…

— Что посеяли, то и пожинаем, — пожал плечами Кейн. — Наши страны сами допустили это. Сейчас остается только исправлять, а когда закончится война, смотреть, чтобы это никогда не повторилось…

В это время к их столу подошел посыльный.

— Сеньор, вас хотят видеть.

— Спасибо, — сказал Кейн. Извинившись перед миссис Лан, он поспешил за посыльным.

В вестибюле широкоплечий мужчина сделал несколько шагов ему навстречу и сказал:

— Депеша из Лондона. Пришла через наше консульство. Лично вам. Но сначала вы не могли бы назвать вашего корреспондента в Лондоне?

— Мне кажется, им может быть тетушка Мери.

— Благодарю вас, сэр. — Человек из консульства вручил Кейну конверт и удалился.

Кейн спрягал письмо в карман, поднялся в свой номер и там вскрыл конверт.

«Возможный сигнал для опознания или связи — мелодия «Свит Конга». Мери», — прочитал он. Кейн закурил. Осторожно сжег письмо над корзиной для бумаг. Затем, удобно расположившись в кресле, стал ждать Гелваду.

Каминные часы пробили три раза. Гелвада взял ананас и принялся чистить его.

Наблюдая за ним, Кейн в раздумье произнес:

— Мы можем ждать до второго пришествия, но что это дает? Галлат так и не появился. А должен был объявиться еще позавчера, через час после прибытия самолета. Что с ним?

Гелвада принялся за ананас.

— Как скажешь, так и будет, — сказал он. — Тебе решать. Скажешь, — ищи Галлата, я брошу ананас и побегу на его поиски.

Кейн затушил окурок, закурил новую сигарету.

— Его нет. Надо что-то делать. Вдруг с ним что-нибудь случилось! — Голос Кейна звучал резко. — Галлат вез инструкции. Скорей всего письменные. Самое вероятное, что его ликвидировали. Возможно, поджидали его прямо в аэропорту.

Продолжая расправляться с ананасом, Гелвада ответил:

— Я согласен с тобой, мой дорогой Майкл. Ты истинное воплощение здравого смысла. Но что мы можем сделать? С чего начать? Мы даже не представляем, кого будем искать, не знаем, как он выглядит. Молодой, красивый или это пожилой мужчина с седой бородой. А потом, куда идти? В полицию? Вспомни, что ты мне недавно читал в газете. Да, для них будет приятной неожиданностью узнать, что мы и есть те самые джентльмены, которые с нетерпением ждут некого Галлата.

Кейн молчал. Пауза затянулась.

— Кстати, об ананасах, — сказал Гелвада. — Семь лет назад я влюбился здесь в одну женщину. Она была прекрасна и даже умна. Но душа ее была как лед. Правда, одну вещь она любила… ананасы… — Гелвада вздохнул. — Шуток она совсем не понимала и пригрозила, что убьет меня, если я хоть раз покажусь ей на глаза… Видимо, иногда я был с ней недостаточно почтителен… Но как прекрасна… — Гелвада вздохнул.

— О чем ты говорил с Гризелъдой? — спросил Кейн.

— Да обо всем. Она романтична. Ты ее, кажется, заинтересовал.

— Чем? — спросил Кейн.

— Сам не пойму. Сказала, что ты сильная личность, можешь быть реактивным, словом, все сугубо психологическое.

— Приятно слышать, а потом?

— Кончился танец, я проводил ее к столу. Миссис Лан беседовала с каким-то стариком американцем с козлиной бородкой. Я попрощался и ушел. Мне, честно говоря, не очень интересно с ними.

В это время раздался робкий стук в дверь.

Кейн сунул правую руку во внутренний карман пиджака. Гелвада открыл дверь. На пороге стояла миссис Лан.

— Входите, пожалуйста, дорогая миссис Лан, — сказал Гелвада, а Кейн добавил:

— Садитесь, вы чем-то взволнованы?

— Вы меня извините, я, возможно, поступаю глупо, но меня беспокоит Гризельда.

Гелвада поднял удивленно брови. Кейн спросил:

— Что случилось? Когда?

— Ее нет. Она исчезла, — сказала мать. Она старалась выглядеть спокойной, но в голосе прозвучала жалобная нотка. — После вашего ухода Гризельда танцевала с одним молодым человеком, они познакомились здесь в гостинице… Затем я вышла со своим знакомым в курительную, а когда вернулась в номер, Гризельды там не было. Я спустилась в вестибюль, зашла на танцевальную площадку, но ее нигде не было. Я обращалась к дежурному, он сказал, что она вышла… вышла на улицу час назад с мужчиной… с каким-то молодым человеком…

— Они, наверное, любуются луной, — сказал Кейн. — Или она изучает его тип с точки зрения новейших данных психологии.

— Ах, нет! — вздохнула миссис Лан. — Уже так поздно!.. Может быть, мне позвонить в полицию?

Кейн предложил миссис Лан сигарету, она закурила.

Он вернулся к своему креслу, сел, сложил руки и слегка потер ладонью правой руки тыльную сторону левой. Гелвада понял, это был сигнал.

Он означал: «Тут что-то есть. Помогай».

Эрни обворожительно улыбнулся, сказал, слегка пожав плечами:

— Что же здесь удивительного. Ах, молодые мечты. Молодая любовь… Возможно, она посетила Гризельду именно в Лиссабоне…

Кейн добавил непринужденно:

— Могу вам сказать две вещи: она не очень далеко отсюда. И второе: она не задержится надолго. Советую вам немедленно уснуть, а когда проснетесь, будет утро и вы увидите, что Гризельда в своей постели попивает кофе с булочкой.

Миссис Лан рассмеялась:

— Я верю вам, сама не понимаю почему. Значит, вы ручаетесь, что Гризельда скоро вернется?

Кейн сказал:

— Да, конечно, ручаемся. Спокойной ночи, миссис Лан. Помните, мы ваши друзья.

Гелвада закрыл за ней дверь.

— Вспомни, Эрни, — сказал Кейн, — перед ужином, когда мы здесь сидели, ты сказал, что тебе нравится мелодия… Конга.

Гелвада кивнул.

— Ну и что? — спросил он.

— А то, что оркестр исполнял ее чаще других, — сказал Кейн. — Ты обратил внимание, что эту самую «Конгу» играли, когда мы входили, когда ты танцевал с Гризельдой, и еще она повторялась несколько раз. Я попрошу тебя спуститься вниз и уточнить, как называется эта столь популярная мелодия.

— Охотно, — отозвался Гелвада. — Но все-таки объясни, в чем дело?

— Я получил сообщение от Фэнтона, — ответил Кейн. — Через консульство. Он пишет, что есть такая мелодия «Свит Конга». Это какой-то сигнал. Больше я сам ничего не знаю.

— Кажется, становится веселей, — улыбнулся Гелвада. — Да, совсем будет весело, если нацистская разведка прихлопнет нас прежде, чем ты узнаем, для чего нас сюда послали.

Гелвада вышел, насвистывая какую-то мелодию. Кейн курил, закинув ногу за ногу, пуская клубы дыма к потолку. Он не изменил позы, пока не вернулся Гелвада.

— Да, Майкл! Чудеса продолжаются. Эта мелодия называется «Свит Конга».

Кейн кивнул. Он выглядел подавленным.

— Значит, — продолжал Гелвада, — ты считаешь, что все это связано? Песня, исчезновение Гризельды, появление миссис Лан, наконец, Галлат?

— То, что с Галлатом что-то случилось, это наверняка, — сказал Кейн. — Иначе он бы нашел нас. Это первое.

— Ты думаешь, его успели уничтожить? — перебил Гелвада.

— Видимо, да. Очевидно, он прибыл из Англии с письменными инструкциями. Возможно, со списками каких-то имен, которые шли не через Фэнтона.

Гелвада молчал.

— Но даже не это меня сейчас беспокоит.

— А что же, Майкл?

— «Свит Конга». Видимо, они что-то и для кого-то подтверждали этим сигналом. По-моему, они предполагают, что миссис Лан и ее дочь связаны с нами. Это второе. И третье. Я думаю, что, подавая эти сигналы мелодией «Свит Конга», они знают, кто мы такие.

— Звучит правдоподобно, — сказал Гелвада. — Но зачем им Гризельда?

Кейн прикурил новую сигарету от старой.

— Слушай, чурбан. Раз у них в руках Галлат с инструкциями, значит, они знают то, что мы будем делать. Им интересны наши намерения. Они хотят, чтобы кто-нибудь из нас четверых раскрылся. А кто из нас самый уязвимый?

Гелвада свистнул.

— Они хотят заставить ее говорить? — спросил Эрни.

— Безусловно.

— Да… Бедняга Гризельда… Мне ее ужасно жалко. Зачем ты тогда говорил миссис Лан, что ее дочь…

— Я хотел предотвратить излишнюю шумиху… — сказал Кейн. — Она стала бы звонить в полицию, в больницы. Этим Гризельде не поможешь, да и нам тоже. Плохи наши дела, Эрни…

Он вытянул свои длинные ноги, заложил руки за голову.

— Что ты предлагаешь, Майкл? — спросил Гелвада.

— Очень жаль Гризельду… — сказал Майкл. — Очень. Но мы должны заняться Галлатом и немедленно. — Он закурил третью сигарету подряд. — И начнем вот с чего.

— Интересно, — сказал Гелвада, — я весь внимание.

— Тебе не приходило в голову, по чьей команде исполняет мелодию «Свит Конга» оркестр? Кто им руководит?

— Господи, — сказал Гелвада. — Кто руководит? Дирижер, конечно.

— Вот именно, поэтому тебе задание немедленно разнюхать, кто он.

Гелвада кивнул.

— Познакомься с ночным швейцаром. Возможно, он нам пригодится.

— Хорошо, — сказал Гелвада, — не беспокойся, я поговорю с ним. И уверяю тебя, через несколько минут буду знать его лучше, чем родная мать.

Кейн усмехнулся.

— Вот и чудесно, — сказал он. Гелвада ушел.

Кейн курил, разглядывая лепной потолок и выпуская замысловатые кольца дыма. Он волновался. Волновался настолько, насколько мог себе позволить, хорошо понимая, что волнение вещь вредная. Оно притупляет чутье. Он встал, походил по комнате, мысленно определяя для себя задачи… Нужно найти Галлата, необходимо выявить людей, отвечающих на сигнал «Свит Конга», разобраться в их связях и планах и, наконец, нужно помочь Гризельде. Нужно…

Гелвада вернулся спустя четверть часа. Он сказал:

— Все выяснил. Дирижер оркестра — испанец, его здесь все обожают. Его имя Хуан Рохас. Живет на улице Августы. Я думаю, мне с ним необходимо увидеться. Я умею ладить с испанцами.

Кейн спросил:

— А что представляет из себя швейцар?

— Скорей всего, он из тех, кто все готов сделать, за деньги, разумеется!

— Ладно, тогда мы сделаем так. Ты разыщешь Рохаса и выяснишь причину его пристрастия к «Свит Конга». Постарайся все сделать мирно. Разузнай, работает ли он на нацистов, да, я думаю, ты сообразишь, что спросить…

— Постараюсь, — сказал Гелвада. — Буду действовать, исходя из обстановки.

— Я прошу тебя, Эрни, не затевай ничего такого. Мне хочется, чтобы мы выбрались отсюда, по возможности, целыми и невредимыми.

— Мне тоже, — сказал Гелвада. Кейн взглянул на часы.

— Четыре, — сказал он. — Постарайся через час вернуться.

— Все будет в порядке. — Он улыбнулся. Лицо его было счастливым и безмятежным.

Через несколько минут после ухода Гелвады Кейн поднялся. Он пошел в спальню, вынул из ящика сигару потолще, закурил. Подумал, что сигара должна придавать ему вид богатого и довольного собой человека. Взял шляпу и спустился в вестибюль. В дальнем углу вестибюля была стеклянная будка ночного швейцара. Небрежной походкой Кейн направился туда. Швейцар был на месте. Кейн обратился к нему по-французски.

— Не могли бы вы мне помочь? Я попал в затруднительное положение.

Ночной швейцар встал. Он оказался среднего роста, с приятными чертами лица. Он ответил любезно:

— Все, что смогу. Я к вашим услугам…

— Дело вот в чем, — сказал Кейн. — Вчера в Лиссабон самолетом должен был прилететь мой друг. Я обеспокоен тем, что он до сих пор не зашел ко мне. Понимаете, с ним могло что-то случиться. Можно, конечно, обратиться в полицию или в больницы, но, с другой стороны, вдруг он зашел, скажем, к даме, и мне не хочется…

— Конечно.

— Я подумал, может, у вас среди знакомых, есть полицейский офицер в небольшом чине, который бы взялся помочь? Неофициально, конечно.

Швейцар опустился на стул, посмотрел на Кейна и улыбнулся.

— Я понял вас, — сказал он. — В Лиссабоне очень сложно, и всякие расспросы… Все сейчас хотят что-то выяснить. Одни в пользу Германии, другие — для Англии, Франции. Боюсь, что могу вас направить не к тому человеку.

— Вы правы. — Кейн затянулся сигарой, выпустил дым через нос. — Ну, а если я скажу, что мой друг на стороне Англии?

Швейцар широко улыбнулся.

— Я! рад это слышать. Я и мой знакомый из полиции тоже на стороне Англии.

Он вырвал из блокнота листок бумаги, начал писать.

— Вот его адрес, — сказал он. — Возможно, что он сейчас дома, зову его Серилла.

— Замечательно, — сказал Кейн. — Он вынул несколько банкнот и отдал швейцару. — Спасибо.

— И вам, месье, спасибо, — сказал тот, — всегда к вашим услугам.

Кейн спрятал листок с адресом в карман, надел шляпу и вышел.

Гелвада ехал в такси и думал о том, как встретит его дирижер оркестра. Будет ли отвечать на его вопросы, да и, вообще, захочет ли с ним говорить. Машина остановилась. Водитель обернулся к Гелваде и объяснил, как лучше пройти к дому, где жил Хуан Рохас.

— Тут минуты две ходьбы, — добавил он. Гелвада расплатился с таксистом и пошел через парк. Чудесная ночь, подумал он, красивое место. Он почувствовал прилив сил. Гелвада пересек парк и вышел на кривую улицу, идущую в гору. Белые дома по обе стороны дороги были залиты лунным светом. Он подумал, что хорошо бы жить в этом месте. Он шел посредине мостовой. Предпоследний дом на правой стороне у самой вершины холма был как раз тот, который искал Гелвада.

Он быстро поднялся по крутым каменным ступеням и нажал кнопку звонка. Послышался мелодичный звонок. Гелвада подождал минуту, другую. Никто не появился. Он подумал, что дирижер еще не вернулся домой, а может, и не собирается возвращаться. Но возвращаться ни с чем нельзя. Надо искать.

Прошла еще минута. Гелвада закурил и медленно начал спускаться по лестнице. Спустившись на несколько ступенек, он резко передернул плечами, повернул обратно и позвонил еще раз: долго и настойчиво. Облокотился на колонну слева от двери. Он находился почти на вершине холма. Ему хорошо были видны сады, уходящие вниз по склону, и там, среди темной зелени он различил небольшой дом с плоской крышей — как островок в темно-зеленом мире.

Гелвада удивленно застыл. Он вспомнил этот дом. Все остальное отодвинулось куда-то прочь. Он вспомнил, когда работал курьером в Лиссабоне, то посещал этот дом довольно часто. Улыбка тронула его губы. Он вспомнил женщину, живущую в нем.

Из-за двери в глубине портика, к которому он стоял спиной, послышался звук медленных шагов. Он обернулся. Дверь открылась. На пороге стояла женщина, по всей видимости, экономка, в черном платье с фонарем в руке. Выражение ее лица было неприветливым.

Гелвада объяснил на прекрасном португальском языке цель своего визита. Женщина отрицательно покачала головой.

— Сеньора Рохаса нет. Если вы хотите его застать, приходите во второй половине дня.

— Спасибо, сеньора, — сказал он и очаровательно улыбнулся.

Суровое лицо женщины смягчилось. Гелвада продолжал:

— Не будете ли, сеньора, так любезны сказать мне, где он сейчас? Мне необходимо видеть его незамедлительно.

Женщина молчала. Затем неуверенно произнесла:

— Сеньор, вы из полиции?

— К сожалению, да, — ответил Гелвада. Она пожала плечами.

— Я знала, что этим кончится, — сказала она печально. — Я советовала ему самому обратиться в полицию и рассказать об этом несчастном случае. Потому что, если человек умрет, будут большие неприятности.

Значит, мыслил Гелвада, Рохас сбил кого-то машиной и скрыл это от полиции.

— Мне очень неприятно, сеньора, но ваши опасения подтвердились. Тот человек умер. Так что для блага Рохаса мне необходимо его повидать.

— Я в трудном положении, сеньор, — сказала женщина. — Я не могу вам сказать…

Гелвада нетерпеливо перебил:

— Если здесь замешана женщина, вы не беспокойтесь, В личные дела мы не вмешиваемся, мне необходимо взять от него только письменное объяснение.

— Хорошо, сеньор, — произнесла она решительно. Указав на пространство между двумя домами по другую сторону улицы, она сказала: — Вон, видите тот небольшой белый дом? С красной плоской крышей.

Гелвада утвердительно кивнул. А про себя подумал: «Боже! Это становится забавным. Неужели Рохас там. Ну, ну…»

— Сеньор Рохас в том доме, он там частенько ужинает… у своей знакомой.

Гелвада многозначительно посмотрел на женщину.

— Я сказала вам правду, сеньор, и прошу…

— Не волнуйтесь, сеньора, — сказал он. — Я буду по возможности тактичен. Храни вас бог, сеньора…

Гелвада, перепрыгивая через ступеньки, быстро спустился вниз.

Женщина глядела ему вслед неподвижная и суровая.

Гелвада думал о том, что жизнь забавная штука, и было очень интересно, если в этом доме с красной крышей и сейчас жила бы женщина, которую он когда-то знал.

На ходу он пытался придумать какой-нибудь план действий. Он всегда планировал свои действия. Хотя чаще всего поступал наоборот. Он обладал незаурядным талантом артиста-импровизатора и любил действовать по наитию.

А в это время Кейн шел по Плаца Комерцио и размышлял о полицейском офицере Серилле. Если швейцар гостиницы говорил правду, тогда все в порядке. А если допустить, что это обман. Что тогда? Возможно, придя к Серилле, он окажется в ловушке. Но что поделаешь? Они не могут больше ждать. Нужно искать Галлата, через Рохаса, через Сериллу, через самого черта, — но они должны найти его. Его мысли обратились к Эрни. Очевидно, ему удастся что-нибудь выяснить. Только бы не наделал ничего лишнего. Ох, этот Эрни! Интереснейший экземпляр! Очень искусно скрывает свои мысли под маской беззаботности и легкомыслия.

Кейн свернул на ту улицу, где жил Серилла. Она казалась бесконечной, уходящей в неизвестность. На белых, освещенных луной тротуарах лежали причудливые тени.

Пройдя два квартала, Кейн остановился. Поднявшись на четвертый этаж, Кейн тихо постучал. Дверь также тихо открылась. Перед ним стоял человек в лиловом халате. Он улыбнулся и сказал по-французски:

— Сеньор Майкл? Я — Серилла.

— Рад с вами познакомиться. Вам, очевидно, позвонили из отеля «Эстрада»?

— Да, — ответил Серилла. — Проходите, пожалуйста.

Кейн повесил шляпу и прошел в гостиную. Полицейский пододвинул коробку с сигаретами.

— Спасибо, — сказал Кейн, — швейцар из гостиницы сообщил вам, по какому поводу я вас беспокою?

— Он мне сказал только, что речь будет идти о деле, которому я сочувствую. Вы ведь англичанин, не так ли? — сказал Серилла.

Кейн кивнул утвердительно.

— Сейчас Лиссабон — это город, раздираемый противоречиями. Могу вас заверить, что мои симпатии на стороне союзников. Может, это вас успокоит в какой-то мере. Я помощник инспектора и ведаю передвижением иностранцев в городе. Если я смогу быть вам чем-то полезен, можете мною располагать безраздельно.

— Превосходно, — сказал Кейн. Он вынул из кармана бумажник, раскрыл, — стала видна солидная пачка денег, из другого отделения Кейн достал расписание самолетов, заглянул в него и тихо произнес:

— Дело у меня простое. Позавчера в аэропорт Саковене прибыл мой приятель. Его имя Галлат. Он исчез. Если вы мне можете помочь…

Серилла перебил:

— С огромным удовольствием. Думаю, у меня это получится.

— Тогда я могу считать, что мне повезло, — улыбнулся Кейн.

— Конечно, война, что вы хотите? — продолжал Серилла. — Много разных вещей творится в Лиссабоне. Люди исчезают, их даже находят убитыми, что поделаешь?

— Вы хотите сказать, что Галлата могла постигнуть та же участь? — спросил Кейн.

— Трудно сейчас сказать что-либо определенное. Необходимо выяснить. Мне нужно задать вам несколько вопросов. Во-первых, с какой целью приехал сюда сеньор Галлат? Он предприниматель?

Кейн помолчал, обдумывая ответ, и сказал:

— Сеньор Серилла, я доверяю вам и отдаюсь полностью в ваши руки.

— И правильно делаете, вы не пожалеете об этом, — улыбнулся полицейский.

— Я хотел бы прежде всего оправдаться хоть как-то за вторжение в столь неурочный час.

Кейн достал из бумажника четыре крупные банкноты и протянул Серилле.

Тот принял подарок с очаровательным поклоном.

— Спасибо, сеньор, — сказал он с чувством. — Я весь к вашим услугам.

Кейн продолжал:

— Я в Лиссабоне по важному делу. От моего друга Галлата зависят мои последующие действия.

— Очевидно, делами вашего друга и вашими тоже должны интересоваться кто-нибудь из приверженцев нацистов?

— Возможно.

Полицейский офицер задумался, потом сказал:

— Хорошо, я наведу справки. Будем надеяться, что с вашим приятелем ничего серьезного не произошло. Позвоните мне через час, сеньор. К этому времени, возможно, что-нибудь прояснится.

Кейн встал.

— Я так благодарен вам.

Они пожали друг другу руки. Серилла проводил Кейна в переднюю. Записал номер телефона на листке из блокнота и протянул Кейну.

— Не беспокойтесь, сеньор. Звоните, как условились. Думаю, что наши усилия увенчаются успехом.

Кейн не спеша, возвращался в отель. Он обдумывал разговор с Сериллой. Да, слишком у него уверенный вид. За какой-то час выяснить судьбу человека в совсем не маленьком городе… Да еще пропавшего больше суток назад. Остается предположить, что Галлат в руках фашистской контрразведки. Следовательно, чтобы узнать о нем, надо иметь с нею дело, и если Серилла берется за это, значит, у него есть связь с фашистской агентурой. И эти вкрадчивые манеры.

Кейн знал, что любому гитлеровскому агенту, которому удалось бы ликвидировать его или Гелваду, полагалось вознаграждение. Он понимал, что легко может попасть в ловушку. И все же надо действовать, а результаты… что ж результаты не замедлят сказаться.

Он вышел на Авенину. Она была пустынна. Какая-то недобрая тишина, подумал Кейн, когда из-за каждого угла грозит смерть.

Чем же сейчас занят Эрни?

Проходя через вестибюль гостиницы, Кейн заглянул в будку швейцара.

Тот с улыбкой его спросил:

— Все успешно?

— Думаю, что так, — ответил Кейн.

Он вошел в номер. Зажег свет, огляделся. Прошел обе спальни, заглянул в ванную, проверил запасные двери, вернулся в гостиную, открыл дверь в коридор. Там было пусто. Кейн запер наружную дверь, сел на диван, вынул пистолет, проверил его. Откинулся на спинку дивана и закрыл глаза: напомнил себе, что нужно проснуться через полчаса.

Гелвада толкнул массивную железную калитку, за ней начиналась узкая аллея, окаймленная вечнозелеными растениями, ведущая прямо к дому с красной крышей.

Сколько воспоминаний всплыло в голове. Как ему все здесь знакомо. Марандаль…

Как-то она сказала их общему знакомому, что ее андалузская кровь не позволит простить ему измены. Она убьет его, если еще когда-нибудь увидит. Гелвада ничуть не сомневался, что она в состоянии выполнить обещание.

Он остановился и закурил. С усмешкой подумал, что смерть от руки прекрасной Марандаль не так уж и страшна.

Гелвада подошел к знакомой белой двери с молотком в форме испанского стилета, его подарок хозяйке дома.

Он поднял молоток и постучал несколько раз. Дробные звуки нарушили тишину раннего утра. С этими звуками улетучились все его воспоминания, пришли трезвые мысли о насущных делах.

Он услышал, как щелкнула дверная цепочка. Дверь открылась. Дирижер оркестра — Хуан Рохас стоял в дверях. Одет он был безукоризненно: белая рубашка с черным шелковым бантом и ярко-синий пиджак. Весь он был ладный, аккуратный. Он улыбнулся Гелваде и мягко спросил по-португальски:

— Чем могу быть полезен, сеньор?

— Извините, что беспокою вас в такое время, сеньор Рохас, — сказал Гелвада сухо, — но мне необходимо с вами поговорить. Я был в вашем доме, экономка направила меня сюда, — добавил он.

— Сегодня чудесная ночь, я не приглашаю вас войти в дом, мы можем прогуляться по саду.

— Согласен, — сказал Гелвада.

Рохас осторожно прикрыл дверь, не захлопнув ее, они спустились в сад и, обойдя дом, оказались на песчаной дорожке.

— К вашим услугам, сеньор, — повторил Рохас. Они шли медленно по дорожке, словно наслаждаясь тишиной лунной ночи. Гелвада заговорил:

— Мой вопрос, сеньор Рохас, возможно, покажется вам бестактным, но для меня это очень важно. Сегодня я с друзьями танцевал в отеле «Эстрада» и у нас, возник спор. Мы заключили пари. Спор наш касается мелодии «Свит Конга», если не ошибаюсь, оркестр играл ее раза три в течение получаса. Я был бы вам чрезвычайно признателен, если б вы назвали причину столь частого исполнения этой мелодии… От вашего ответа зависит исход пари. Вам, очевидно, не интересны условия пари, но речь идет об очень крупной сумме. По условию пари все должно решиться к семи часам утра. Иначе я проиграл…

— Да, забавно, — сказал Рохас, дружелюбно улыбаясь. — Хотя я уже привык ничему не удивляться. Вы из полиции? — Он резко повернулся к Гелваде.

Секунду Гелвада помедлил с ответом, соображая, что экономка сообщила Рохасу о ночном визите, иначе он бы не открыл сразу дверь.

Не давая Гелваде ответить, Рохас добавил:

— Я полагаю, что у вас есть и другое дело, более важное.

— Просто так совпало, мне хотелось бы все-таки выяснить этот пустячный вопрос о «Конга».

Рохас не торопился с ответом. Он достал из кармана золотой портсигар. Оба прикурили от золотой зажигалки Рохаса.

Затем он сказал:

— Не лучше ли будет нам поговорить сначала о «Свит Конга»?

— Как вам угодно, — быстро ответил Гелвада. — Но хочу напомнить, что вам необходимо дать письменное объяснение по поводу несчастного случая. Хотя я бы мог с этим подождать и до утра, если бы не это проклятое пари.

Рохас любезно улыбнулся и произнес:

— Я немного отдохну, а затем зайду в полицию и напишу все, что от меня требуется. Не возражаете?

— Хорошо, сеньор! — Гелвада глубоко затянулся. Разговор ему совсем не нравился. Появилось ощущение, что Рохас играет с ним.

Они обошли вокруг дома, молчание становилось напряженным.

Внезапно Рохас сказал:

— Вы обратили, наверное, внимание на летний домик, он был справа от нас?

— Нет.

— Я вам советую посмотреть его. Домик интересен, особенно его интерьер, выполнен в китайском стиле. Я почему-то думаю, что вы в душе художник.

— Спасибо, — сказал Гелвада, — я действительно поклонник настоящего искусства.

Гелвада понял, что перед ним враг. Он уже не боялся Рохаса. Дирижер пытается выиграть время, обвести его вокруг пальца. Что же, посмотрим…

Они не спеша, шли по извилистой аллее, затем свернули направо на узкую тропинку и вышли на лужайку. Здесь на деревянных подпорках стоял китайский домик.

— Просто чудо! — сказал Гелвада, воспоминания на мгновение пронеслись в голове. Он подумал, как часто сидел в этом домике, мирно беседуя с Марандаль.

Рохас поднялся по деревянным ступеням. Толкнул дверь и зажег свет. Гелвада прошел в комнату, остановился посредине на мягком китайском ковре.

— Изумительно, — воскликнул он с неподдельным восхищением.

Он снял шляпу, заложил руки за спину и с интересом рассматривал комнату. Пальцы его рук под шелковой подкладкой шляпы нащупывали плоскую ручку шведского ножа — с кнопкой на конце; если надавить, из ручки выскакивает лезвие. Гелвада почувствовал облегчение, нажав на кнопку.

Рохас сказал:

— Вот здесь нам никто не помешает. И я смогу вам дать исчерпывающий ответ на вопрос о «Свит Конга».

Он вынул правую руку из кармана пиджака. В ней был крошечный пистолет.

— Насколько я могу судить, вы не хотите отвечать словами, — сказал Гелвада.

Рохас улыбнулся.

— Вы очень глупо себя вели. С этой автомобильной катастрофой все давно улажено, господин полицейский комиссар.

— Я догадывался, — сказал Гелвада.

— Я очень сожалею, но я вынужден вас убить, — продолжал Рохас.

Он находился шагах в пяти от Гелвады. Гелвада сказал:

— Позвольте, сеньор, прежде чем вы меня убьете, сказать вам одну интересную вещь. Это займет не больше минуты.

— Смотрите, не просрочьте время, — сказал Рохас. Гелвада сказал:

— Э, э… вот что…

Мгновенным движением он выбросил вперед левую руку. Шляпа упала. Вслед за левой рукой последовала правая, в которой что-то блеснуло. В воздухе просвистел нож, лезвие вонзилось в горло Рохасу. Все произошло в считанные доли секунды.

— Этому искусству я учился в вашей стране, — сказал Гелвада.

Рохас опустился на колени, выронил пистолет. Затем упал ничком.

Зрелище было ужасным.

Гелвада поднял свою шляпу. Нагнулся, взял нож, вытер лезвие о ярко-синий пиджак бывшего дирижера оркестра. Постоял посреди комнаты, надавил на кнопку, лезвие вошло в рукоятку. Он тихо вышел из летнего домика, притворив за собой дверь.

Кейн проснулся вовремя. Часы на камине приготовились пробить половину. Он сел, пригладил волосы. Разыскал номер телефона Сериллы, подошел к телефонному аппарату. Почувствовал страшную усталость и неприятную сухость во рту. Через несколько секунд он услышал голос Сериллы.

— Это Майклс. Чем вы меня обрадуете?

— Счастлив сообщить вам, — ответил полицейский офицер, — сейчас с вашим другом Галлатом все в порядке. По пути к отелю он был задержан полицейским патрулем; некоторые осложнения с паспортом, но сейчас все разъяснилось.

— А где я могу его повидать?

— Он остановился на улице Амброзио, 46. От вас минут пятнадцать ходьбы, но сейчас, я выяснил, он спит. Слишком много выпил. Очевидно, он предпочитает виски другим напиткам.

— Ваша любезность превзошла все мои ожидания. Надеюсь, мы увидимся, — сказал Кейн.

Он повесил трубку. Сел за письменный стол и написал Гелваде записку:

Он вошел в спальню к Гелваде. Положил записку между одеялом и пододеяльником, поправил постель. Закурил, надел шляпу и вышел.

Гелвада открыл белую дверь. Хорошо, что Рохас не захлопнул ее.

Прежде чем войти в комнату, он задержался в прихожей. Осмотрелся. Вспомнил о том времени, когда вот так же на мгновенье останавливался под этим матовым абажуром.

Трудно поверить, что Марандаль, как и раньше, жила здесь. Она ведь перелетная птица. Подписала контракт — и нет ее. Но, возможно, из-за войны она вернулась именно сюда и сняла тот самый дом, в котором жила много лет. Допустим, она здесь. Но тогда при чем здесь Рохас? Неужели он мог понравиться ей? А вдруг она с ним заодно? Гелвада повеселел. В таком случае он сумеет что-нибудь узнать.

Без стука он открыл дверь в любимую комнату Марандаль. Он стоял и глядел на Марандаль. Губы его улыбались. Да, она была по-прежнему прекрасна, даже еще красивей.

Она раскладывала пасьянс на маленьком столике. Подумать только, испанский пасьянс в шестом часу утра — это было в ее духе.

Профиль ее был хорошо очерчен на фоне розового абажура. На ней был бледно-розовый халат. Талию стягивал широкий шарф. Из-под халата виднелись маленькие изящные ножки в голубых сандалиях. В светлых волосах торчал высокий испанский гребень.

Гелваде понадобилась секунда, чтобы охватить все это взглядом. Марандаль увидела его и выронила карты из рук. Какое-то мгновение в ее взгляде было только удивление, затем резким движением она оттолкнула столик, схватила подвернувшуюся под руку вазу и запустила в Гелваду. Удар пришелся по скуле. Тонкая струйка крови побежала по его щеке, по шее, за воротник.

За все это время он не сделал ни одного движения. Он не пошевелился и тогда, когда следом за вазой последовала сама Марандаль, которая вцепилась в него, как кошка.

И лишь когда его глазам стала угрожать явная опасность, он позволил себе отклонить голову.

Марандаль начала говорить:

— Святая дева Мария, — прошептала она. — Помоги мне. — Она изложила упомянутой деве, что именно хотела бы сделать с Гелвадой.

Он отметил, что мягкий, чуть хрипловатый тембр голоса у нее совсем не изменился.

Взгляд ее упал на марокканскую саблю, висевшую на стене, он вовремя перехватил его и, прежде чем она сделала шаг в том направлении, крепко сжал кисти ее рук.

Гелвада стал говорить мягко и спокойно, по-испански, с нотками глубокого сожаления и горя.

— Моя дорогая, не нужно так волноваться. Я вполне понимаю твои чувства. Но, поверь мне, речь сейчас идет о твоем благополучии, может быть, даже жизни. Я понимаю, что самым сокровенным твоим желанием является желание убить меня. Я даже сознаю, что заслуживаю эту участь. Так что твой здравый смысл должен подсказать тебе, что раз уж я вернулся, то либо предпочитаю смерть от твоей руки, либо действительно хочу сообщить тебе нечто очень важное.

Речь Гелвады произвела впечатление.

Она взглянула на него глазами фиалкового цвета, в которых сквозь не остывший еще гнев проглянул нескрываемый интерес.

В эту минуту она была дьявольски хороша.

Гелвада вздохнул.

— Пусти меня, негодяй!

— С удовольствием, — ответил он.

Они стояли посреди комнаты, глядя друг на друга. Затем она сказала все, что думает о Гелваде. Он ее не прерывал. Он научился терпению. Спустя некоторое время Марандаль замолчала, ей не хватало воздуха в легких. Гелвада воспользовался передышкой и заговорил:

— Марандаль, теперь выслушай меня. Я вернулся сюда… Вернулся, чтобы предупредить тебя.

— О чем предупредить? — спросила она.

Лицо Гелвады приняло выражение полнейшего раскаяния и смирения. Эффект усугублялся следами повреждений, нанесенных его внешности.

— С тех пор, как я покинул Лиссабон, — сказал он, — я не был счастлив. С годами я понял: для меня существует на свете только одна женщина — ты. Я потерял тебя, потому что был дураком. Мне просто необходимо тебя повидать. Ради тебя самой.

Она села на кушетку.

— Эрнест, — сказала она. — Ты просто страшен. Пойди вымой лицо.

Гелвада медленно вышел. Он улыбнулся. Первый раунд он выиграл.

Он прошел в ванную, вымыл лицо, одеколоном прижег пораненные и поцарапанные места. Постепенно в нем крепла уверенность в том, что Рохас и Марандаль работали на одних хозяев. Первый, возможно, из-за каких-то своих принципов, вторая ввиду полного отсутствия таковых.

Он вернулся в комнату. Марандаль сидела на кушетке. Он подвинул стул поближе и сел, не спуская с Марандаль восхищенного взгляда.

— Я обожаю тебя, дорогая! Поэтому я здесь, — произнес Гелвада. — Ты веришь этому?

— Эрнест, — сказала она. — Я знаю тебя как первого лгуна в Европе. Но, несмотря на это, я хочу, чтобы ты продолжал.

— Первое, о чем я хочу сказать тебе, следующее: я убил Рохаса в летнем домике… минут десять назад.

— Боже! — воскликнула она, с интересом взглянув на Гелваду. — Ты убил Хуана… Почему?

— Так нужно было для твоей безопасности.

— Зачем? — снова спросила она. Он пожал плечами.

— Ты в курсе, чем занимался Рохас? На кого он работал? Ну, вот и…

Марандаль закурила. Возможно, хотела собраться с мыслями. Гелвада тоже молчал. Наконец она сказала:

— Объясни, почему ты говоришь, что убил Рохаса, чтобы защитить меня? Это мне непонятно…

Гелвада подумал, хорошо, что она не возмущается, не вызывает полицию.

— Цветок моей души, ты обворожительна! — сказал он. — И настолько наивна, что тебе даже в голову не приходило, насколько может быть опасна связь с таким типом, как Рохас. Твоя доверчивая натура даже предположить не может, что люди могут вести двойную игру. Они продают своих хозяев врагу.

Бросив сигарету в печку, Марандаль молча смотрела на затухающий огонек.

— Какому врагу? — спросила она.

— Ну, скажем: мне, и другим — усмехнулся Гелвада.

Марандаль кивнула, она поняла.

— А ты работаешь на англичан? — спросила она.

— Можно сказать, работал. За убийство Рохаса англичане мне спасибо не скажут. Считай, что теперь я работаю на тебя. Я не мог поступить иначе из-за тебя. Рохас служил у нацистов, верно? А ты ему помогала? Так? Но ты не догадывалась, что все это время он продавал вас англичанам. Служил и нашим, и вашим.

Марандаль застыла, словно ее поразил гром. «Все-таки она чертовски хороша!»

— Неужели? Ты в этом уверен? Чем ты докажешь?

— Я приехал в Лиссабон специально к нему. Мне поручили представить ему доказательства его двойной игры и предложить работать только на нас. Это было нетрудно. Но в разговоре с ним я понял, что и ты замешана в этом. Я представил твое лицо… Твои чудесные черты… — Гелвада был почти искренен в это мгновенье. — Я вспомнил наши встречи… И понял, если я хочу, чтобы ты осталась в живых, я должен его убить. Что я и сделал… Не задумываясь.

— Но ты не договариваешь, Эрнест. Мы должны быть сейчас откровенны друг с другом. Так будет лучше для нас обоих.

— Ты права, — согласился Гелвада. — Я расскажу тебе все, но ты в ответ должна сделать тоже самое.

Он продолжал в той же доверительной манере.

— Понимаешь, Рохас уже некоторое время у англичан находится под подозрением. Но они продолжали ему регулярно платить деньги. В его задачу входило сообщать сведения о действиях фашистских агентов в Португалии и, естественно, поддерживать связь с английскими агентами. Но он повел себя неумно. Два английских агента сразу после прибытия в Лиссабон исчезли. Ряд важных сведений, которыми владел Рохас, стали известны нацистам… Все это заставило англичан проучить его. Поручили это мне, — скромно добавил Гелвада. — Мы здесь вдвоем в Лиссабоне: я и мой товарищ Майкл. Назначена была встреча с американцем. Его имя Галлат. Очевидно, что о его прибытии стало известно… Может быть, тому же Рохасу. Понятно, Галлат исчез. — Гелвада наклонился вперед. — Но не это самое страшное, — продолжал он. — Португалия считается нейтральной страной. Часть полицейских чиновников работает на фашистов. Тайно… Что же будет дальше? Американское правительство официально потребует розыска Галлата и ареста Рохаса и тебя, и всех, кто связан с этим. Видишь, что получается: за тобой, с одной стороны, будут охотиться англичане и нацистская разведка, с другой — официальные власти Португалии. Представляешь, мой цыпленок, как я испугался за тебя. Тебе уже никто не поверит. А нацисты, скорей всего, перережут твое красивое горлышко. — Наступила пауза. Гелвада взглянул на Марандаль. Лицо у нее было испуганное. Она горестно покачала головой.

— Да, я верю тебе, — сказала она. — Когда ты назвал имя Галлата, я поняла, что ты в курсе всех дел. Положение ужасное, и мне без тебя не выкарабкаться. Ты мне поможешь? Ведь мы старые друзья!

— Ты еще сомневаешься? Я действительно в курсе, но мне нужны кое-какие подробности. Очень прошу тебя, поторопись. Рассказывай все, что знаешь.

— Нам сообщил полицейский офицер Серилла, что Галлат прибывает в аэропорт. Его задержали в аэропорту до вечера, а потом дали служебную машину. Недалеко от аэропорта водитель остановился, вышел из машины под каким-то предлогом, а в это время из переулка выехал Рохас. Он врезался в машину, где сидел Галлат, и тяжело ранил его. В его задачу входило уничтожить его и забрать документы, но помешал какой-то человек. Совершенно случайно он оказался студентом-медиком, вызвал санитарную машину.

Рохас сейчас же сообщил Серилле, и тот устроил так, чтобы Галлата поместили в частную клинику, ее содержит надежный человек.

— Где клиника? — перебил Гелвада.

— Улица Амброзио, сорок шесть… Да, сорок шесть. Он сейчас там умирает, не приходя в сознание.

— Понятно, — сказал Гелвада. Ясно, что никаких неприятностей с полицией у Рохаса по поводу аварии и быть не могло. Ясно, что и его он сразу решил убить, как только Гелвада заинтересовался аварией.

— Слушай дальше, — сказала Марандаль. — Майкл позвонил Серилле, чтобы навести справки о Галлате. Тот стал тянуть время, так как Галлат все еще был жив, никак не хотел умирать, Но в данный момент он, возможно, скажет Майклу адрес больницы, где лежит Галлат. Он уже мертв.

Марандаль потянулась, зевнула.

— Как только Майкл появится там, его… — Гелвада засмеялся:

— Все понятно, я закончу сам. Майкла задержат и обвинят в убийстве Галлата. И весь этот сценарий придумал Серилла…

— Да, — ответила Марандаль.

— А если Майкл не захочет признаваться в убийстве Галлата, то умрет от какой-нибудь болезни, свинки например, еще до суда.

Гелвада посмотрел на часы. Надо спешить. Надо действовать немедленно.

Марандаль снова зевнула, она была очень мила в эту минуту.

Она сказала:

— Мне все надоело. Не хочу больше ввязываться в эти дела. Что мне сделать, чтобы выйти из игры?

— Ну, хотя бы формально примкнуть к одной из сторон, — сказал Гелвада, — предлагаю к союзникам, тогда я смогу тебе помочь. Иначе мы не сможем выбраться из Лиссабона. А здесь оставаться больше нельзя. Напиши подробные показания об этом деле. Побольше фамилий. Отдашь мне. Тогда я смогу тебе достать американскую визу.

Марандаль кивнула.

— Хорошо. У меня есть кое-какие сбережения в Швейцарском банке. А если я напишу такую бумагу, ты уверен, что сможешь мне помочь?

— Да, только пиши побыстрее.

— А ты вместе со мной поедешь в Америку? Я думаю, мы могли бы там неплохо устроиться. Знаешь, я чувствую, что снова люблю тебя.

— Бесценная, — пробормотал Гелвада. — Конечно, я еду с тобой, это моя сокровенная мечта. Ты готова?

Гелвада надавил кнопку звонка у двери, за которой жил полицейский офицер Серилла, и стал терпеливо ждать. Часы на соборе пробили четверть восьмого. Наконец дверь открылась. Перед ним стоял Серилла в лиловом халате, перетянутом поясом с золотой бахромой. Лицо его было спокойным.

— Сеньор Серилла, — сказал Гелвада, — мне нужно срочно поговорить с вами.

Серилла вежливо заметил:

— К вашим услугам, но не лучше ли это сделать в моем служебном кабинете?

— Понимаете, я от Рохаса, Дело не терпит отлагательства.

Серилла вздохнул.

— Проходите, — сказал он.

Гелвада вошел в комнату, отыскал глазами телефон, встал поближе к нему и произнес:

— Сеньор Серилла, вы допустили грубую ошибку. Необходимо как можно скорее ее исправить. Иначе… — Гелвада извлек из правого кармана пистолет — …иначе мне придется убить вас. Выстрелом в живот. Поверьте, это столь же мучительно, как смерть в результате автомобильной катастрофы, если автомобилем управляет Рохас, — он улыбнулся и посмотрел, какая будет реакция.

Полицейский офицер сказал:

— Я готов сделать все, что в моих силах.

— Будем откровенны, — продолжал Гелвада. — Только что я получил показания сеньоры Марандаль Альварец. Там она ставит все точки над «i», надеясь через несколько часов отправиться в Америку из аэропорта в Сакавене. Кроме других ценных сведений, она дает подробный обзор ваших действий, действий полицейского чиновника иностранной страны… Вы меня понимаете?

— Вполне, — сказал Серилла.

— Я продолжаю. В данный момент вы задержали моего друга, сеньора Майклса, по обвинению в убийстве Галлата. Это необходимо переиграть, сеньор. Немедленно. Сейчас же позвоните в полицию.

Пистолет в его руке выразительно указал на телефон.

— Мне очень жаль, сеньор, что правосудие допустило такую ошибку. Я спешу исправить ее.

Он снял трубку телефона, дал кому-то необходимые указания.

Гелвада сказал:

— Теперь, сеньор, мы можем побеседовать. Наш приятный разговор будет продолжаться до тех пор, пока я не услышу по вашему телефону сеньора Майклса, который будет звонить из отеля «Эстрада» и сообщит мне, что он цел и невредим. Только после этого я покину ваш гостеприимный дом.

Серилла поклонился.

— Да, чуть не забыл вам сообщить, что я оставил запечатанный пакет с признанием сеньоры д'Альварец в британском консульстве. Если с нами что-нибудь случится, его вскроют. Ваше имя там фигурирует на многих листах. А это не сулит вам ничего хорошего. Напротив. Если вы обеспечите нам безопасный отъезд из Лиссабона, обещаю вам исключить из этого документа ваше имя. Тогда останется всего один человек, обладающий компрометирующими вас данными… Сеньора д'Альварец. Рохаса уже можно не опасаться. Он умер сегодня ночью.

— Поверьте, — сказал Серилла. — Буду считать за особую честь лично проследить, чтобы вы и ваш коллега не испытывали никаких неприятностей.

Чудесно. Они сидели друг против друга возле камина и беседовали.

В начале девятого зазвонил телефон. Серилла взял трубку.

— Это ваш друг, сеньор, — сказал он.

Гелвада пил кофе. Майкл сказал:

— Знаешь, этот студент-медик оказался хорошим парнем. Сопровождал Галлата в больницу и дежурил возле него. Когда Галлат ненадолго пришел в себя, он попросил привести какого-нибудь англичанина или американца, чтобы передать ему информацию. Студент побежал в отель, где живут иностранцы. И знаешь, кого он нашел?

— Догадываюсь, — сказал Гелвада. — Наверное, Гризельду.

— Он и был тем таинственным молодым человеком, который похитил девушку.

Она повидала Галлата, тот передал ей для нас инструкции на микропленке, которые тот сумел запрятать, что при обыске не нашли.

— Вот видишь, — сказал Гелвада. — Женщины могут быть полезны.

— Знаешь, Эрни? — сказал Кейн, посмотрев на часы. — Мы сейчас уезжаем. Здесь нам больше нечего делать. В документе, который ты достал, масса ценных сведений.

Гелвада поднялся с кресла, потянулся, медленно пошел к себе в спальню, напевая песенку о любви под названием «Свит Конга».

В зал ожидания аэропорта в Сакавеке вошла Марандаль. Выглядела она прекрасно. Темный жакет и такая же юбка, на голове миниатюрная черная шляпка.

Гелвада кивнул Кейну.

— Посмотри!

В эту минуту он заметил идущих от дверей Сериллу и еще двух человек в штатском. Они подошли к Марандаль, надели на нее наручники, затем вывели на улицу и посадили в закрытый автомобиль.

— Ну как? — Гелвада повернулся к Кейну.

— Она действительно хороша, — сказал тот. — Надеюсь, несколько месяцев тюрьмы не очень испортят ее красоту. И что она могла найти в тебе?

— Я умею с ними разговаривать, — улыбаясь, сказал Гелвада. — Этого достаточно.

— Да, — сказал Кейн. — Если она опять захочет тебя убить, я вполне смогу понять ее чувства.

Они направились по дорожке к самолету.