Черный квадрат

13

Первой в столовую зашла Вика. Она была одета не по сезону, в легкий цветастый сарафан солнечного цвета, который особенно четко оттенял ее стройные ножки в темных колготках. Розовощекая с мороза, она чисто машинально отвесила мне едва заметный кивок и лишь спустя мгновение узнала меня.

Я в это время сидел в кресле у холодного камина и потягивал сильно разбавленный тоником «бифитор», внимательно наблюдая за выражением ее глаз.

Сначала в них отразилось недоумение. Она словно никак не могла поверить, что здесь, в столовой Жоржа, сидит тот самый человек, с которым она разговаривала вчера вечером у подъезда своего дома. Затем она растерянно произнесла «Здравствуйте» и сделала несколько нерешительных шагов к столу.

Салютуя, я вскинул руку с бокалом вверх.

Привет! Присаживайся, сейчас будем завтракать.

Это вы? — медленно произнесла Вика, и по ее губам прошла блуждающая улыбка.

Я, вспомнив про этикет, поднялся с кресла и шагнул к ней навстречу. Виктория, словно испугавшись того, что я сейчас кинусь ее целовать, отшатнулась от меня и, невольно ухватившись за край стола, быстро прошептала:

— Я не одна! Я с Павлом Григорьевичем! Вы понимаете, что он сейчас войдет сюда?

Теперь ее лицо не отражало ничего, кроме страха. Такая реакция женщины меня озадачила. Неужели она в самом деле решила, что я способен проявить вольности, которые могли скомпрометировать ее перед мужем?

Я сделал руками широкий жест, который мог означать все, что угодно, в том числе и гостеприимство. Ты все еще думаешь, что я работаю у твоего мужа, мысленно сказал я ей, глядя в ее прекрасные глаза. Придется тебе вместе с Тарасовым пережить несколько неприятных мгновений.

Вернувшись в кресло, я вновь занялся «бифитором». Вика опустилась на стул там же, где стояла. Мне казалось, что она очень напряжена, что хочет сказать мне нечто важное, но боится, что сейчас в столовую войдет Тарасов.

Так оно и получилось. Белая дверь бесшумно распахнулась, и на пороге выросла фигура моего «хозяина». Он стоял как раз напротив меня и первое, что увидел — мои глаза поверх бокала с джином.

Стоило попасться между двух жерновов, чтобы хотя бы раз в жизни увидеть столь сильно вытянутую от изумления физиономию. Тарасов был в шоке. Несколько секунд он не мог произнести ни слова.

— Не стой на входе, Паша, — сказал я ему. — Сквозняк. Присаживайся к столу!

Вика потянулась за графином с вином и нечаянно опрокинула на стол бокал. Тарасов на мгновение оторвал от меня взгляд, стрельнул глазами в сторону жены, и его рука медленно поползла за обшлаг пиджака.

— Не делай глупостей, — посоветовал я ему. — Овсянка стынет.

— Вацура? Что это значит? — произнес Тарасов, стараясь придать голосу угрожающий тон. — Почему ты здесь?

Я пожал плечами, словно хотел сказать: а где же мне еще находиться, встал с кресла, подошел к столу, зачерпнул серебряным половником в фарфоровой посудине и вывалил на свободную тарелку комок остывшей каши.

— Прошу!

Тарасов стоял за спиной жены, словно защищал свое тело на всякий случай.

Где Жорж? — спросил он.

Наверное, у себя, — ответил я, старательно сервируя место для Тарасова. — Он решил не мешать нам.

Вика часто отпивала из бокала, искоса поглядывая на мои руки, танцующие над столом то с вилкой, то с ножом.

— В каком смысле — не мешать? — все еще пытаясь казаться грозным и сердитым, спросил Тарасов, на полшага подходя к столу.

В этот момент дверь приоткрылась и на пороге появился вьетнамец.

— Пошел вон, — попросил я его, на что слуга отреагировал мгновенно.

Тарасов продолжал вопросительно пялиться на меня, дожидаясь ответа. Я налил в его бокал минеральной воды, хотя не был уверен, что ему сегодня придется вести машину. Перед каждым ответом я тянул время. Импровизировать было неимоверно трудно. Отвечая, мне приходилось просчитывать ходы на несколько шагов вперед. Сама ситуация подсказывала мне легенду, которую я должен был сходу сочинить. Причем легенда эта должна была быть максимально правдоподобной.

— Мне казалось, что ты обо всем догадался уже вчера,

— сказал я, отодвигая стул. — Может быть, ты просто прикидываешься дурачком?

Тут Тарасов дал волю своим чувствам, и эти чувства, кажется, были самыми искренними среди тех, которые наполняли столовую.

— Какого черта?! — взревел он, откидывая стул в сторону. — Это не я прикидываюсь, а ты и Жорж держите меня за дурачка! Куча намеков и недосказок! Я привык раговаривать прямым текстом! Ты уже пять минут ведешь со мной какой-то ублюдочный разговор, словно чистоплюй, увязший по горло в говне!

Вика медленно поднялась из-за стола, отставила бокал с вином и, не глядя на нас, произнесла:

— Пожалуйста, поругайтесь без меня!

Она прошла к двери с таким гордым видом, что мы с Тарасовым молча уставились на нее, а затем еще несколько мгновений смотрели на дверь, закрывшуюся за ней.

— Ничего не понимаю, — наконец произнес он упавшим голосом, опустился на стул, который я ему приготовил, и дурным взглядом уставился на овсянку.

Неужели ты в самом деле не понимаешь, что я сменил себе работодателя? — спросил я, намазывая на тост тонкий слой икорного масла.

И давно? — растерянно поинтересовался Тарасов.

Со вчерашнего вечера. После того, как ты обманул меня и натравил своих мордоворотов.

Понятно, — произнес Тарасов. В его глазах все еще отражалась овсянка. — А где Цончик? Настоящий Цончик где в таком случае?

Дрейфует подо льдом Москва-реки.

Вот как? — слабо удивился Тарасов. — Лихо ты… И что же, у тебя есть основания доверять Жоржу?

У меня больше оснований доверять ему, а не тебе!

— Я врал, не задумываясь, и чем решительнее я это делал, тем легче верил мне Тарасов. — И с Анной он пообещал мне помочь.

Ну да, конечно, — усмехнулся Тарасов. — Обещать он умеет. Кишка у него тонка вытащить твою Анну, понял?!

Поживем — увидим. — На нервах я дожевывал уже четвертый бутерброд, и мне становилось трудно дышать.

— Хотел бы я взглянуть на его поганую рожу да плюнуть в нее, — произнес Тарасов, мусоля в руках нож.

— Игрок! Ничего не скажешь, игрок!

— Не думаю, что он обрадуется встрече с тобой, — предположил я.

Тарасов ничего не ответил, кинул нож на стол, встал и решительно направился к двери. На пороге он нос к носу столкнулся с Викой. Я подумал, что она наверняка все это время стояла под дверями и подслушивала. Метнув в меня короткий взгляд, она прошла к столу и как ни в чем не бывало села на свое место. Тарасов хлопнул за собой дверью.

— Ну? — спросил я с вызовом, глядя, как Вика вкладывает между белых зубов тонкий ломтик сыра. — Все слышала?

— Дурак, — ответила она таким тоном, словно признавалась мне в любви, и стала рассматривать следы зубов на сыре. — Я все поняла еще вчера, когда вернулась домой… Слушай, подлей-ка мне еще вина. Это мое любимое. Его можно пить с утра, и весь день оставаться бодрой.

Эта просьба была нелепой и неуместной, но я покорно подошел к Вике и взялся за графин. Она поймала и задержала мою руку.

— Сколько ты заплатил Жоржу?

— Не намного больше, чем обещал твоему мужу. Вино лилось в бокал. Я смотрел на глубокий вырез в сарафане, где между двух бронзовых полушарий терялась золотая цепочка.

— Зря, — ответила Вика. — Жорж тебя сдаст..Он еще больший ловкач, чем Паша… Ты, между прочим, льешь через край.

— У меня не было другого выхода, — ответил я, спешно отдергивая руку с графином. Вокруг бокала расползалось темное красное пятно. — Во всяком случае, здесь я сохранил себе жизнь. И еще у меня появилась надежда, что я решу все свои проблемы.

Вика медленно качала головой.

— С такими деньгами ты сунулся к этому аферисту, — негромко произнесла она. — Неужели ты настолько глуп? Или, может быть, просто не знаешь цену себе?

Просто у меня вообще нет никакой цены, подумал я. Моя жизнь сейчас не стоит ломаного гроша.

— Отпей, — сказала она.

Я еще не привык к своеобразной манере разговора Вики и не понял, чего она от меня хотела.

Что? — спросил я.

Отпей! — приказным тоном повторила Вика. — Я не могу тронуть бокал.

Стараясь больше не удивляться, я склонился над столом, потянулся губами к краю бокала и тотчас почувствовал, как Вика крепко ухватила меня за ухо.

— Я хочу тебя, — шумно зашептала она мне в самую барабанную перепонку.

— Что, прямо сейчас? — не шевелясь, уточнил я, задним умом понимая, что в такой позе, в которой я стоял, можно не только попасться ухом в крепкие пальчики, но и получить бутылкой по голове.

Вика не стала уточнять, когда она меня хочет и что вообще подразумевает под этим желанием, легонько оттолкнула меня и, не заботясь о чистоте скатерти и своей руки, подняла бокал. Вино стекало по ее пальцам, как кровь.

— Врешь ты все, — подытожила она, осушив бокал. Потянулась за карбонатом, наколола ломтик на пластиковую вилочку для канапе, высоко подняла лицо и, раскрыв рот, стала теребить мясо кончиком языка, словно дразнила сама себя, как делает жестокий хозяин со своей голодной собакой.

Черт знает что у нее на уме, подумал я и спросил, тотчас пожалев об этом:

Что я вру?

То, что готов прямо сейчас, — ответила Вика, так и не укусив мясо и отправив его вместе с вилочкой в тарелку. — Потому что все твои мысли сейчас заняты тем, чем закончится разговор Паши с Жоржем. Ты боишься, что они договорятся и поделят тебя между собой пополам. Скажем, Паше — одна рука, одна нога и голова, а остальное Жоржику.

А зачем Паше мои рука и нога? — жалко усмехнулся я.

В самом деле, — нахмурила лоб Вика. — На кой ляд ему эти обрубки? Они нужны только тебе, а ему нужно золото. И ты, не торгуясь, согласишься на этот взаимовыгодный обмен.

«Так оно и будет, если Паша отыщет Жоржа», — подумал я, чувствуя, как от жуткого натурализма очаровательной дамы у меня взмокла спина,

Какое женское белье тебе больше нравится? — спросила Вика. — Белое или черное?

Никакое, — ответил я. — Ты нажралась, девочка.

Грубиян, — после недолгой паузы констатировала Вика. — Хамло и грубиян. Отольются кошке мышкины слезки.

Она в самом деле стремительно хмелела.

— Ты очень легкомысленна,, — сказал я, перехватывая графин с вином из ее руки. — На твоем месте я бы сейчас мысленно молил Бога, чтобы Тарасов случайно не забрел в маленькую комнату с двуспальной кроватью и будуарным столиком, заваленным подаренной им тебе косметикой и парфюмерией…

— Цыть! — Вика молниеносно зажала мне рот ладонью. — Шаги… Кто-то идет…

Я едва успел отпрянуть от нее и сесть за стол рядом, как дверь раскрылась и в столовую вошел Тарасов. Хмурясь, он подошел к столу, посмотрел на нас обоих и застрял у окна.

Поговорил? — поинтересовалась Вика.

Нет, — отозвался Тарасов. — Я его не нашел.

Я мысленно вздохнул. Пришло время уносить ноги.

— Пистолет! — потребовал Тарасов, не оборачиваясь. Это относилось ко мне.

У меня его отобрал вьетнамец, — ответил я. — Оказывается, носить в этом доме оружие — моветон.

Что-о? — протянул Тарасов и повернулся ко мне. Он так скривил физиономию, словно ему в рот влили стакан неразбавленного лимонного сока. — Какой, к едрене фене… Телефон быстро сюда!

Телефон я бы вернул ему без всяких оговорок, если бы в этот момент не почувстовал на своей ноге острый каблучок туфельки Вики. Я искоса посмотрел на нее, но этот черт в юбке принялся увлеченно кромсать ножом маринованный помидор, брызгая во все стороны соком, а каблук уже не просто давил мне на ногу — он впился в нее, как гвоздь в длань Христа.

Едва не заорав от боли, я незаметно, насколько незаметно это можно было сделать, опустил обе руки под стол, схватил атласную ляжку Вики и, приподняв ее, выдернул свою ногу. Стол качнулся, звякнув бокалами.

Телефон я потерял, — сдавленным голосом ответил я, пробуя пошевелить пальцами ноги. — Когда ты послал вдогон за мной свору…

Да откуда я знал, что передаю телефон не Цончику, а Вацуре! — перебил меня Тарасов. — Ты понимаешь, что тебя давно уже не должно быть? Ты по всем замыслам уже давно расчлененный покойник! У тебя всего лишь отсрочка от приговора! Тебе не жить, Вацура! И никто тебе не поможет — ни Жорж, ни милиция, ни…

Он осекся и вздрогнул, когда дверь в столовую внезапно открылась, и я успел заметить, что в этом доме Тарасов все же чувствовал себя не в своей тарелке.

В столовую быстро вошел вьетнамец, закрыл за собой дверь и черной эбонитовой статуей замер перед нами. Его смуглое скуластое лицо, как всегда, ничего не выражало, но я интуитивно почувствовал, что слугу привело сюда нечто из ряда вон выходящее.

— Господа! — негромко произнес он. — Я вынужден задержать вас здесь до прибытия службы безопасности и милиции… Кто-то из вас убил моего хозяина.