Глава 21

До Троицка мы тащились почти неделю. Бедные битюги вылезали из хомутов, вытягивая тяжелую карету из непролазной дорожной грязи. Не переставая, шел холодный, осенний дождь, так что нам с Ефимом досталось немногим меньше, чем лошадям. Мне пришлось уступить свое законное место в карете выздоравливающему Посникову и мокнуть вместе с кучером на облучке. Четвертым пассажиром была Софья Раскатова, которую пришлось взять на попечение Екатерине Дмитриевне.

Единственными приятными часами в дороге для меня были ночевки на почтовых станциях и постоялых дворах. Ни клопы, ни тараканы больше не смущали, я научился ценить простое тепло жилища. В Троицке нас, что называется, не ждали. Однако, когда по городу прошел слух о нашем возвращении, первым, кто нанес визит вернувшейся из вояжа вдове, был уездный исправник.

Мы еще не успели толком отдохнуть после утомительной дороги, потому гость оказался не в радость. Встретила его одна Екатерина Дмитриевна, они о чем-то недолго проговорили в гостиной, после чего Марьяша пришла в мою комнату и, состроив гримасу, передала, что меня «просют прийти в залу».

Я тотчас отправился выяснять, что от меня нужно полицейскому.

Особой тревоги этот визит не вызвал, на одном из постоялых дворов я купил совершенно легальный паспорт на имя мещанина Иванова, с приметами, которые подошли бы любому лицу славянского типа. И, что главное, с ростом, почти соответствующим моему. Так что теперь я мог не опасаться каждой проверки документов.

Вместо пристава Бориса Николаевича, который в прошлый раз весьма своеобразно, по-семейному, приходил предупредить о предстоящем аресте, у Кати сидел молодой человек с плоскими рыбьими глазами, скользкой, какой-то неуловимо кривой улыбкой и в партикулярном платье не самого лучшего покроя. Когда я вошел в гостиную, он, не вставая, коротко мне кивнул и указал на стул.

— Извольте сесть.

Я сел, с интересом ожидая узнать, что ему от меня нужно.

— Госпожа Кудряшова говорит, что вы господин…

— Иванов, — подсказал я.

— Господин Иванов, ее гость и дальний родственник.

— Именно так, — подтвердил я.

— Между тем, по вверенному моим заботам городу циркулируют слухи, что вы появились здесь не законным путем, а после летаргического сна.

— Разве спать, даже летаргическим сном, не дозволяется? — насмешливо спросил я.

Почему-то этот молодой человек не понравился с первого взгляда.

Однако, исправник проигнорировал ироническое замечание и продолжил в том же напористом темпе:

— Говорят, что вы проспали более полувека и жили еще при дедушке нашего государя-императора!

— Клевета, господин, простите, не знаю вашего имени-отчества, неужели вы верите в подобные россказни? Где это видано, чтобы в нашем суровом климате человек мог проспать полвека? Нет, возможно, что в теплой Африке…

Однако, исправник не собирался разрешать сбивать себя на теоретические разглагольствования и перебил:

— Если такой феномен и мог произойти, то о том должно быть поставлено в известность начальство…

— Совершенно с вами согласен, — поддержал его я, — как же можно столько времени спать без дозволения начальства! Только ведь, ничего подобного не было и не могло быть!

— Однако, о том говорит весь город, — холодно заметил исправник. — У нас есть свидетели, которым вы сами рассказывали, как посещали императора Павла Петровича!

— И вы, человек с университетским образованием, верите такому вздору?!

— Почему вы решили, что у меня университетское образование?

— Это сразу видно, невооруженным, так сказать, взглядом. Вы, должно быть, кончили не какой-то Харьковский, а не иначе как Ленинградский, простите, оговорился, Петербургский университет!

Молодой человек слегка порозовел от удовольствия, возражать не стал, но и нити разговора не потерял.

— Допустим, что все это вздор, однако, что вы скажете по поводу жалобы на вас господина Дубского?

— Простите, а кто это такой?

— Не стоит прикидываться, господин Иванов, Андрей Степанович — местный предприниматель, у которого вы сожгли строящееся производство!

Такой поворот разговора меня крайне удивил. Про Андрея Степановича, у которого сгорели какие-то строения в Чертовом замке, я слышал перед отъездом из Троицка, но мы с ним не были даже знакомы, и непонятно, какой ему был резон обвинять меня в дурацком поджоге.

— Видите, вы уже начинаете вспоминать! — довольным голосом сказал исправник. — Еще немного подумаете и чистосердечно во всем признаетесь!

Самое нелепое, что может быть при взаимоотношении со следствием, это оправдываться в несовершенном поступке.

Поэтому я не бросился доказывать, что ничего никогда не жег и впервые слышу об этом Дубском. Просто поинтересовался:

— Вы сможете это доказать?

— Да, сможем, — так же кратко ответил исправник. — У нас есть надежные свидетели.

— А если госпожа Кудряшова подтвердит, что во время пожара я находился с ней? — спросил я и поглядел на Катю.

Она почему-то смотрела в сторону и никак не отреагировала на свое имя.

— Это ровным счетом ничего не будет значить, — быстро ответил полицейский. — У следствия есть четверо уважаемых свидетелей, которые своими глазами видели, как вы подожгли строение господина Дубского!

Я внимательно посмотрел сначала на исправника, потом на Катю. Она была чем-то подавлена и старательно не смотрела в мою сторону. Было похоже на то, что мне начинают аукаться последние подвиги.

— Что же, господин исправник, пойдемте на место преступления, и там решим наше небольшое недоразумение, — сказал я театрально растерянным голосом. — Позвольте мне одеться, а то на улице холодно.

— Извольте, — по-моему, растерявшись от неожиданной удачи, сказал он. — Только не пытайтесь бежать, дом окружен, и вас застрелят.

— Не беспокойтесь, не убегу, — ответил я и, поймав донельзя удивленный взгляд Кудряшовой, показал глазами, что нам нужно поговорить. — Я вас долго не задержу.

Я встал и пошел в свою комнату одеваться. Через минуту туда заглянула Катя.

— Ты что придумал? — испуганно спросила она.

— Не бойся, все под контролем, — ответил я. — Чем он тебя напугал?

— Пообещал расстроить брак с Родионом, сказал, что за связь с тобой ославит на всю округу.

— Не бойся, ничего у него не выйдет. Ты этого типа больше никогда не увидишь. А теперь давай прощаться, я ухожу.

— Совсем? — сразу же поверила она.

— Да. — Я посмотрел в ее побледневшее, осунувшееся лицо, взял его в ладони и, едва касаясь, поцеловал в губы.

Отпустив Катю, я повесил за спину саблю и сунул за пояс карманный пистолет, после чего надел широкий, теплый плащ покойного купца.

— Будь счастлива, береги себя.

— Ты тоже, — еле слышно ответила она и без сил опустилась на стул.

Я круто повернулся и пошел в гостиную, где меня уже с нетерпением ждал исправник.

— Я готов, едем?

Он не ответил, встал и сделал приглашающий жест. Мы вместе вышли из дома. У ворот стояла темная полицейская карета. Никого из домочадцев поблизости не оказалось, так что не с кем было даже проститься. Не глядя по сторонам, я подошел к распахнутой дверце и пригласил исправника сесть первым.

— Что вы, только после вас, — ответил он, лучась дружелюбием.

— Простите, но я не могу ехать с левой стороны, — сказал я, — садитесь первым, не бойтесь, я не убегу.

— Чего мне бояться! — ответил он и первым полез в карету.

Теперь смог садиться и я, не обнаруживая спрятанное под плащом оружие. Мы устроились, и карета поехала кружной дорогой к хоромине. Она была без окон, и я не видел, что делается снаружи. Поэтому только в ограде Чертового замка, выйдя на волю, обнаружил, что исправник не блефовал, когда говорил о том, что дом окружен. Нас сопровождало шестеро конных урядников в полном вооружении.

— Когда вы сделаете полное признание? — спросил меня он, лишь только мы покинули карету.

— Сейчас и сделаю, — ответил я, — только покажу вам одно интересное обстоятельство.

— Что еще такое, — удивился он, оглядывая пустой двор и почерневшее пепелище.

— Пройдите сюда, — таинственно предложил я и направился прямиком к «генератору».

Плита была на своем неизменном месте в том же виде, как и в прошлое посещение хоромины. Я встал над ней, сосредоточено рассматривая ее поверхность.

— Это что такое? — удивился исправник.

— То, что я хотел вам показать. Извольте встать вот сюда, — сказал я, беря полицейского под руку. — Это нам нужно сделать одновременно.

— Зачем?

— Чтобы получить доказательство преступления.

— Тогда извольте!

Мы встали рядом на плиту.

— И что? — спросил полицейский. — Где доказательства?

— У вас болят зубы? — спросил я.

— Откуда вы знаете? — испуганно ответил он.

— Нужно потерпеть несколько минут.

— Зачем? — опять, теперь с явным страхом, спросил молодой человек.

— Чтобы убедиться в моей правоте.

Мы молча стояли на «генераторе времени», в упор глядя в глаза друг другу. Исправник уже понял, что его каким-то образом обманули, переиграли, но не мог даже вообразить, насколько зло и коварно.

— Теперь все, — сказал я, — можете сходить.

— А вы? — шепотом спросил он и для надежности взял меня за рукав.

— А мне нужно дальше, — ответил я и столкнул его с плиты.

Исправник начал растворяться в воздухе. В этом было что-то жутковатое. Сначала он сделался прозрачным, а потом и вообще рассосался.

Я медленно присел на корточки. Мне нужно было попасть гораздо дальше, чем ему, и я прижал ладони к щекам, чтобы легче было перетерпеть обязательную зубную боль.


Загрузка...