Черный нарцисс

Глава 2

– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, – считала Вероника.

Никита поцеловал ее в шею, но молодая женщина только недовольно отмахнулась. Вероника не любила, когда ее отвлекали посреди подсчетов.

– И Виктория Палей, – добавила она. – Так что почти все должны прийти.

– Кто такая Виктория Палей? – нерешительно спросил Никита. – Вроде что-то знакомое…

От него не укрылось, что Вероника слегка поморщилась, прежде чем ответить.

– Она писательница. Детективные романы и всякое такое.

– Тоже твоя одноклассница?

– Конечно.

– И как она? Я имею в виду, что она собой представляет?

Вероника захлопнула ежедневник. Зябко повела плечами.

Что представляет собой Виктория Палей… И в самом деле, что она за штучка такая?

– Понятия не имею, – откровенно призналась Вероника. – Мы не виделись много лет.

– Постой, – сказал Никита, пристально глядя на нее. – Это ее ты уговаривала несколько дней назад? Я еще помню, она бросила трубку, когда ты ей звонила.

Вероника подняла голову и с вызовом посмотрела на него.

– Может, я вообще не стала бы ее приглашать, – уже с нескрываемым раздражением промолвила она. – Если бы это зависело от меня. Но вечер устраивает Сергей. Он очень хочет, чтобы она пришла.

Сергей Брагин был братом Вероники. Вынырнув из мутного болота 90-х, в нулевые он обернулся преуспевающим бизнесменом, миллионером и успешным со всех точек зрения человеком. Проживал он, где и положено людям его круга, – на Долларово-Успенском шоссе, дружил только с теми, кто мог быть ему чем-то полезен, врагов наживал, как и следует, только таких, с которыми сам в состоянии справиться. Да и женился Сергей именно на той, на ком надо жениться, – на бывшей однокласснице, а не на безмозглой вешалке для одежды, переходящей из рук в руки, из койки в койку и пригодной разве что для разового употребления.

– Дай-ка я угадаю, – беззаботно сказал Никита, кладя в рот зеленую ягодку кишмиша. – Ты поссорилась с этой Викой. Давным-давно. Верно?

Словно нарочно, он затрагивал именно ту тему, на которую Вероника не хотела говорить. Однако поставленный вопрос требовал ответа.

– Мы не ссорились, – нехотя буркнула она. – Просто…

Вероника замялась. Как ему объяснить, что произошла обыденная и, в сущности, совершенно банальная история? Жили-были три подруги, Вера, Виктория и Вероника, и был у Вероники брат Сергей. Все знали, что он влюблен в Викторию и она тоже его любит. Казалось бы, что тут такого?

А потом между ними встала Вера, и сестра Сергея приняла ее сторону. Вероника и сама хорошенько не помнила, что побудило ее предать вторую подругу. Виктория (кстати, почти никто не называл ее уменьшительным Вика, только полным именем), – так вот, Виктория была немного чудаковатой, любила сочинять разные истории, но ничего плохого она Веронике не сделала. По молодости той казалось забавным расстраивать встречи Виктории с братом, лгать ей и в то же время тайно сводить Сергея с Верой. Вера казалась полной противоположностью сопернице – крепкая, рыжая, громкоголосая, самоуверенная. Не то что Виктория – хрупкая брюнетка со светлыми глазами, вечно сомневающаяся в себе. В школе у нее был уныло-мечтательный вид, который иные мальчики находили страшно романтичным. Тогда, впрочем, для нее не существовало никого, кроме Сергея. Но в конце концов…

В конце концов, конечно, все раскрылось – случайно, нелепо, пошло, как все всегда и раскрывается в этом мире. И у Сергея был сконфуженный вид, у Веры – победный (эта никогда и ничего не стеснялась), а Веронике пришлось объясняться с наивной простушкой, которую предали и над которой смеялись за ее спиной. Вероника не очень хорошо помнила детали того разговора (вернее, она потратила много усилий, чтобы вытравить их из своей памяти), только помнила общее ощущение – тягостную, невыразимую тоску и желание, чтобы все поскорее закончилось. Но у Виктории дрожали губы, она все допытывалась: как? за что? за что они так обошлись с ней, хотя она считала их своими подругами, доверяла им, помогала как могла и не утаивала ничего, что происходило в ее жизни? Почему, почему ей такое наказание?

Однако Вероника смотрела в сторону, хмурясь, и отвечала грубо и односложно. Нечего на нее все валить, она тут ни при чем, Виктория сама виновата, а теперь Вера ждет ребенка, и Сергей на ней женится, а Виктория пусть не рассчитывает, что ее пригласят на свадьбу, и вообще – школа кончилась, детство тоже, нечего воображать, что если парень вздыхал по тебе год назад, то он будет всю жизнь вздыхать. Мир не стоит на месте, кто не успел, тот опоздал, кто сумел, тот и поимел, и так далее.

Это была философия вполне в духе стоявших на дворе 90-х годов с их шакальим духом, когда все словно сорвались с цепи, вполне в духе ее собственной эгоистичной молодости, – философия, наконец, которая как нельзя лучше подходила к сложившейся ситуации. Тогда Веронике казалось естественным думать, что Виктория с ее любовью к книжкам и мечтательностью никогда не была ей по-настоящему подругой, а значит, никакого предательства не было и в помине. И вообще, раз тебя обманули – ты сам виноват; тебя предали – твои проблемы. Однако все-таки Вероника вздрогнула, когда воспитанная, интеллигентная Виктория, потеряв самообладание, потеряв лицо, наплевав на все, кричала ей вслед звенящим от ненависти голосом: «Чтоб ты сдохла, слышишь, чтоб ты сдохла! Чтоб вы все сдохли!» А потом села на скамью и заплакала.

– Вот дура, – сказала Вероника, оправившись, и, чтобы подчеркнуть свое презрение, даже плюнула на землю.

Дело было осенью, в пасмурном парке, под голыми черными ветвями лип, где тоскливо и протяжно кричали в вышине какие-то темные птицы. Потом, когда она возвращалась мыслями к этому жуткому разговору, который навсегда развел их с Викторией и оборвал дружбу, длившуюся с младших классов, Вероника все время недоумевала, как же она не увидела в этих черных ветвях, которые тянулись к ней, словно руки, в воронье, что кружило над ее головой, дурного предзнаменования. Само собой, свадьба была веселая и пьяная, насколько позволяли невеселые времена, и, само собой, никакого ребенка у Веры не было, это был лишь предлог, чтобы привязать Сергея к себе. Просто рыжая практичная Вера все взвесила и сделала ставку на него, как в казино делают ставку на номер. Она была уверена, что Сергей далеко пойдет, и не ошиблась в своих расчетах. У него имелись все качества, которые позволяют удержаться на плаву и не утонуть в самые коварные, самые непредсказуемые эпохи: гибкость, везучесть, умение рисковать и при этом не проигрывать, жесткость, переходящая, когда надо, в жестокость, и честолюбие, которого и у самой Веры было хоть отбавляй. Он должен был многого добиться, и Вера твердо намеревалась помогать ему в этом. Кем бы Сергей сделался, останься он с Викторией? Да он бы никогда не дошел до многомиллионного состояния и поста главы чрезвычайно влиятельной корпорации, если бы не жена. Она направляла его, вдохновляла, когда надо, даже кое-что подсказывала, он всегда мог на нее положиться, у них были схожие взгляды почти на все, и они неизменно поддерживали друг друга.

…Вернее, так было до недавнего времени.

Потому что, когда ты наконец добиваешься того, о чем мечтал, всегда оказывается, что на самом-то деле грезил ты совсем о другом, ни одна мечта не сбывается так, как задумывалась. У Сергея были миллионы и особняк на том самом шоссе, вызывавший всеобщее восхищение, но детей не появилось. Вера ходила по врачам, сдавала анализы, но эскулапы только разводили руками. Точно так же они разводили руками, когда к ним приходила Вероника, бездетная Вероника, которую из-за этого бросили уже два мужа. Все анализы были в норме, но детей не рождалось, аист не прилетал, и бессонными ночами Веронике казалось, что черные сучья дотянулись-таки до нее из прошлого, что она дурно обошлась с подругой детства и теперь ей суждено таким образом искупать свою вину. Не лучше приходилось и Вере. Отсутствие детей стало постоянным источником скандалов в семье, и все чаще до нее доходили слухи, что Сергей развлекается на стороне, что его видели то тут, то там с девицами сомнительной морали и еще более сомнительного поведения, хотя в то же самое время он звонил жене и клялся, что задерживается на собрании. А Вероника никак не могла забыть лицо своего второго мужа, когда он пришел домой, до странности оживленный, и стал собирать вещи. С простотой (которая, как известно, хуже воровства) он объявил, что его любовница (а по совместительству и коллега Вероники по редакции, в которой она работала) ждет от него ребенка и поэтому он уходит к ней.

– А как же я? – пролепетала Вероника, теряя голову.

Она знала своего мужа как не то чтобы доброго, но уж, во всяком случае, ничуть не жестокого человека, и оттого его ответ поразил ее в самое сердце.

– Да на кой ты мне сдалась, бесплодная смоковница? – фыркнул он и скрылся за дверью.

Ночью после этого расставания она достала из холодильника бутылку водки, которую терпеть не могла, и стопка за стопкой прикончила ее всю. Жизнь шла наперекосяк, катилась куда-то под откос под аккомпанемент воронья из того парка, и вот она, молодая еще, симпатичная, более чем обеспеченная блондинка, никому не нужна, никому, никому. Давно кончилась бесшабашная юность, когда кажется почти забавным причинять боль другому человеку; с опытом приходит и понимание того, что жизнь, в сущности, не щадит никого, что на каждый удар, нанесенный другому, судьба неизменно отсыпает дюжину ударов, и как ты ни стремишься себя обезопасить, все равно она отыщет больное место, в которое может тебя ранить. Тут Веронику мучительно стошнило, и существование показалось ей еще гаже, чем прежде.

А потом она встретила Никиту. Она ехала на важную встречу, на оживленной улице, как назло, у нее забарахлила машина, и тут остановился он и предложил помочь. И жизнь стала казаться не такой уж беспросветной, и призраки воронья, прилетевшие из прошлого, уже не кружили над ее головой. В конце концов, у многих людей нет детей, и это ничего не значит. Нет, значит, будут, и вообще, всему свое время. А что до ее разводов, то миллионы людей разводятся, и ничего особенного в этом нет: как-никак двадцать первый век на дворе, а не Средние века. И вообще, если вы остались одна, из этого еще не следует, что вы были недостойны своего партнера; может, с точностью до наоборот – вы оказались слишком хороши для него. Как и многие журналисты, Вероника была знакома с психологией поверхностно, но этого хватало, чтобы разобраться в себе и порой – в других людях.

Впрочем, будь она даже доктором психологии, она бы не смогла толком объяснить, какие именно чувства вызывает в ней мысль о предстоящей встрече с Викторией. Тон, каким бывшая подруга разговаривала с ней по телефону, ясно показывал, что та ничего не забыла и не простила. «Конечно, – зло подумала Вероника, – как тут не пожалеть об упущенных возможностях! Была бы она сейчас женой Сергея, и ее жизнь повернулась бы совсем по-другому».

Она увидела прямо перед собой светлые глаза Никиты – и очнулась.

– Так вы не ссорились? – спросил он.

Она процедила сквозь зубы:

– У Сережки был с ней роман, до Веры. Потом он ее бросил, а Виктория решила, будто бы я во всем виновата.

– Ну и в чем ты можешь быть виновата? – пожал плечами Никита. – Глупость какая-то.

– Не знаю, – ответила Вероника. Ей и самой пришлась по душе сочиненная ею версия. – Наверное, она обиделась, что я ей ничего не сказала. У нее всегда было больное воображение. Мало ли что она могла там придумать!

Сотовый разразился романтической мелодией – Веронику ждали в редакции, а она все еще была дома. Она ответила, что у нее болит голова и она подъедет потом, и отключилась.

– Мне нравится эта песня, – заметил Никита с улыбкой.

Вероника смутилась. Она поставила эту мелодию в начале их романа, но скорее умерла бы, чем призналась в этом любовнику. Он осторожно вытащил из ее руки телефон.

– Ну и чем мы сейчас займемся? – спросил он, целуя ее.