Чёрный нефрит [СИ]

В лучах палящего солнца: они увидели свет

Когда Вэй Ан Ю, чудом выжившая после боя с черепахой, вдруг упала, Лань Чжаню показалось, что его собственное сердце вот-вот остановится. И оттого, что она засмеялась, беспечно разглагольствуя о том, что теперь-то она, как больной человек, имеет полное право бредить, не стало заметно легче. Откуси ей черепаха ногу или руку, Вэй Юн и то нашла бы в случившемся повод для веселья, но это совсем не означает, что всё в порядке.

Среди запаха крови и гнили, на берегу покрасневшего подземного озера, Лань Чжань осторожно гладил спящую Вэй Юн по спутанным волосам. Жар, терзавший её накануне, немного спал, и дышала она ровно, без мучительного хрипа. Вглядываясь в расслабленное выражение лица, Лань Ван Цзи пытался запомнить каждую черту — ведь редко, очень редко она выглядела так невинно. Стоит ей проснуться — и тотчас расцветёт на губах знакомая хитрая ухмылка.

Во имя всего святого, что есть на этом свете, только бы Вэй Юн не стало хуже. Ей и без того досталось. За каждый след, оставленный Вэнь Чжао на её теле, за темнеющее на чуть приоткрывшейся груди клеймо, Лань Чжаню хотелось вырваться из пещеры и мчаться на поле боя, туда, где он сможет стократ вернуть эту боль каждому, кто посмел ранить эту девушку.

Но ещё, и куда больше, он хотел просто оставаться рядом с ней и вот так легко гладить по голове, вспоминая раз за разом мгновение своей слабости — и ласковое тепло у сердца, когда Вэй Юн утыкалась лбом в его плечо.

— Ох, Лань Чжань, скажи, что ещё день прошёл, — пробормотала она, не открывая глаз, и он отшатнулся, отдёрнул руку, как от огня. К счастью, Вэй Ан Ю не могла бы заметить этой поспешности в движениях, а голос, как прежде бесстрастный, не выдавал поднявшегося и опавшего в груди волнения.

— Несколько часов, не больше.

— Мог бы и соврать, — она перевернулась с боку на бок, так, что теперь лежала к нему спиной, и затихла. Уснула? Лань Ван Цзи вновь осторожно приблизился, но замер рядом, когда Вэй Ан Ю заговорила:

— Как думаешь, Ци Шань Вэнь не могли напасть первыми? Без предупреждения?

Само собой, могли — и тогда там, где была Пристань Лотоса, нынче догорают опустевшие руины. Лань Чжань зажмурился: слишком, слишком живо, как наяву, он снова видел, как пылают Облачные Глубины, и чувствовал кожей тот нестерпимый жар.

— Это семейство очень хочет, чтобы их власть считали законной и признавали. Им ни к чему торопиться.

Да, сомнительные слова он выбрал, чтобы успокоить. Вэй Юн повернулась к нему и смерила долгим взглядом. Лань Чжань задумался, что можно добавить для большей убедительности — но, как выяснилось, размышляла она уже совсем о другом:

— Семейство… Вот ты можешь представить, что Вэнь Чжао — это чей-то ребёнок? В смысле, что он когда-то был маленьким и лазил по деревьям, или там сидел на коленях у Вэнь Жо Ханя… Странно, да? Так подумать, что между собой они — семья, а не только лишь сборище ублюдков, которые хотят нам смерти. За глаз Вэнь Чжао так наверняка.

Она устало потёрла лоб, словно распутывала завязавшиеся тугим узлом мысли. Лань Чжань молчал, вслушиваясь в почти бессвязное бормотание:

— Давай поклянёмся, что бы ни было снаружи, что бы ни случилось — мы выберемся живыми. И у нас когда-нибудь будут собственные семьи. Хотя из меня, наверное, мать семейства вышла бы просто кошмарная, как думаешь?

Вэй Юн всегда говорила так, словно слова, едва зарождаясь в голове, тотчас сыпались через рот — никакой строгой выверенности или хотя бы краткого размышления над смыслом. Она слегка приподнялась, опершись на локоть, и торжественно проговорила:

— Клянусь, что однажды у меня будет собственная семья. И, наверное, даже ребёнок. Один. Или двое. Не больше, а то я с ума сойду.

Полушутливая клятва впилась в сердце острыми иглами ревности. О ком она думает, когда говорит подобные вещи? Кого представляет на месте своего будущего супруга?

Точно не его.

— Эх, мог быть хоть тоже в чём-нибудь поклясться, поддержать и всё такое, — Вэй Ан Ю устало прикрыла глаза, — ладно, разбудишь, когда подойдёт помощь, хорошо? До этого не буди. Тут всё равно совершенно нечем заняться.

Лань Чжань осторожно дотронулся до её лба, проверяя, не началась ли снова лихорадка. Но, похоже, жар отступил окончательно, оставив на память лишь невыносимую для деятельной девушки слабость. Прикрыв глаза, Лань Ван Цзи вслушивался в её ровное, но слишком шумное для здорового человека дыхание, и раз за разом твердил себе, что вовсе не хочет смотреть, не хочет коснуться… Между тем руки сами собой тянулись к её волосам — снова погладить, точно задремавшее дитя.

«Мог бы тоже хоть в чём-нибудь поклясться…»

Он склонился к лицу Вэй Юн, убеждаясь, что она уснула, и медленно заговорил:

— Однажды, — Лань Чжань едва шевелил губами, желая и не желая одновременно, чтобы Вэй Ан Ю услышала, — однажды… у нас будет семья.

Можно ли это назвать клятвой? Скорее — безумной надеждой. Он мог лишь гадать, в его ли «клятве» дело, но Вэй Юн сквозь сон слабо улыбнулась.

А теперь — ждать. Им остаётся только ждать. Лань Ван Цзи сел рядом и несколько раз глубоко вздохнул. Увы, сосредоточиться на медитации ему помешал сонный и чуть недовольный голос:

— Пожалуйста, скажи, что я спала пару дней. Все бока на этих камнях отлежала.

— И пяти минут не прошло.

— Ну вот. Эй, Лань Чжань, а может, ты меня поцелуешь, чтобы лучше спалось? А что? Когда я была маленькой, шицзе всё время целовала меня в лоб перед сном, и я сразу же засыпала. Может, и у тебя так получится? — Вэй Ан Ю явно доставляло удовольствие то, как он всякий раз терялся и давал заднюю под таким откровенным напором. «Если бы ты не смеялась, а в самом деле хотела этого, — печально подумал Лань Ван Цзи, — я бы ни за что не отказался».

Какая-то часть него умоляла, чтобы Вэй Юн продолжила настаивать на поцелуе — тогда он сумел бы побороть собственное стеснение, и действительно поцеловал бы, и не в лоб, а в губы, стирая малейшее воспоминание о прикосновениях Вэнь Чжао. Поцеловал бы так же легко и невинно, как она в лесу — совсем недавно, но, кажется, прошла целая жизнь…

— Ладно, ладно, — она от души зевнула и запоздало прикрыла рот рукой, — не хочешь целовать — ну так сыграй колыбельную.

И пусть это всё ещё было лишь шуткой, беззлобной насмешкой над теми чувствами, что Лань Чжань никогда не осмелился бы показать, — израненные пальцы, на которых лишь недавно зажили порезы, коснулись струн. На мгновение Вэй Юн приоткрыла один глаз, не веря своим ушам.

В тёмном подземелье, ставшем отдельным миром, где они остались только вдвоём, Лань Ван Цзи играл для неё. Звуки успокаивали, уносили вдаль, и вскоре уже ему самому казалось, что где-то в стороне звучат голоса, и кто-то направляется сюда, в пещеру, повторяя их имена…

Скоро, совсем скоро они снова увидели свет.