Глава 4

Чем ближе были твари, тем отчётливее я понимала, что живу последние минуты. Страшно и обидно. Страшно умирать, страшно знать, что меня разорвут на части и пропустят через пищевод, и до боли обидно, что меня победят какие-то кусачи. Мощные твари, но уж если умирать, то от когтей скребберов или, на худой конец, матёрого элитника.

Нет уж! Я отшвырнула топор, выключила насос и налегке побежала вдоль берега. Скорости несопоставимы, расстояние, отделяющее меня от тварей, стремительно сокращается, но моя цель – не сбежать, а отвлечь кусачей на себя таким образом, чтобы не попортили лодку. Обернулась. План сработал, только твари оказались шустрее, чем я надеялась. Видать, ускорились. В чём была, рванула в воду и, вкладывая все силы в каждый гребок, поплыла от берега. Одежда сразу намокла и неприятно облепила тело, затрудняя движение, но я только упрямо поднажала. Сзади плеснуло. Я невольно обернулась. Кусачи сунулись в озеро и тотчас же попятились. Да, вода не их стихия, можно расслабиться. Урчание из предвкушающего стало обиженно-недовольным: они поняли, что им меня не достать. Я скорее утону, чем позволю себя сожрать.

Какие всё-таки мерзкие существа! Непропорциональные, с массивными плечами, длиннющими руками, голые и лысые. А ещё грязные и вонючие. До меня ветерок как раз донёс их амбре. Зато челюсти во всех смыслах выдающиеся. У того кусача, что был крупнее, наметился второй ряд зубов. Не знай я наверняка, в жизни бы не догадалась, что передо мной мутировавшие люди. Впрочем, нет, они не люди. Улей милостив. Заразив их, он сперва разрушил их сознание, стёр личность и оставил лишь оболочку.

Потоптавшись на берегу минут десять, кусачи двинулись обратно в город, где их ждало куда более доступное мясо. Я даже порадовалась, что мозг у тварей перерождается и со временем их интеллект становится не совсем нулевым. Пустыши, недавние заражённые, не догадались бы уйти, так бы и стояли, пуская слюни. С другой стороны, медлительных зомби я бы покрошила топором, и проблем бы не было.

А ещё я радовалась, что в Улье вечное лето и воздух тёплый. Всего ничего в по-вечернему прохладной воде, и я начала замерзать. Каково же мне было бы, если бы на дворе стояла осень или весна? О зиме уже не говорю. Я мотнула головой, словно это могло помочь избавиться от глупых мыслей, и, стараясь не шуметь, поплыла к берегу.

Выбравшись из озера, я первым делом избавилась от мокрой одежды, затем достала из рюкзака запасную майку, ею вытерлась, яростно растёрла кожу, как мочалкой. Начала согреваться – по крайней мере, зубы больше не выбивали дробь. Солнце между тем добралось до линии горизонта, почернело и осыпалось хлопьями. Нормальный закат над только что перезагрузившимся кластером.

Более или менее придя в себя, я нажала кнопку на насосе, и он снова загудел, извещая обо мне округу. По счастью, звуком больше никто не заинтересовался. Сколько ни пялилась в темноту, ничего не замечала. Правда, в какой-то момент мне показалось, что я вижу тень. Тёмное пятно двигалось от города, но не ко мне, а куда-то значительно левее озера. Моргнув, я потеряла тень из виду. Наверное, и впрямь почудилось.

Хорошее настроение ко мне вернулось только тогда, когда я вывела лодку на середину озера. Во-первых, я окончательно согрелась, во-вторых, оделась в тёплое и сухое из своих скромных запасов, в-третьих, проверила виноградину, извлечённую из затылочного мешка ротвейлера. Хорошо, что я догадалась положить платок в целлофановый пакет. Заначка не намокла, и споран не пострадал. В-четвёртых, я сжевала пару сухарей, заела йогуртом, прикарманенным в супермаркете. Пожалуй, радость прячется именно в таких мелочах. Потянувшись, я легла на дно лодки, пожалела, что не взяла одеяла, оно бы сейчас пригодилось. С другой стороны, ещё и его я бы не утащила. С лодкой едва справилась.

Я уставилась на небо. На чёрном полотне горели редкие – их было не больше сотни – разноцветные звёзды. В основном они выглядели не слишком большими – этакие фосфоресцирующие вишнёвые косточки, которые кто-то неведомый прилепил наверх, и только пара звёзд по размеру не уступала целой ягоде.

Глядя на привычное, но чужое небо, я впервые по-настоящему задумалась о будущем. До сих пор я решала насущные проблемы: выбраться из мёртвой зоны, поесть, переночевать, раздобыть вещи первой необходимости. А что дальше? Я могу вечность бродить от кластера к кластеру, мародёрствовать, но это бессмысленно, это путь в никуда. Я повернулась на бок, подпёрла щёку кулаком. Пожалуй, придумаю себе цель, да такую, чтобы дух захватывало. Жить сразу станет интересней.

Узнать, кто я и кем была? Мало того что мелко, так ещё и развлечение весьма сомнительное. Если исходить из того, что в Улье каждый сам за себя, а в мёртвой зоне я очнулась в одиночестве, то вряд ли есть кто-то, кому я дорога. Нужна другая цель, более глобальная. Что же касается поиска информации о моём прошлом, то займусь, обязательно займусь. Самое логичное – заглянуть в цивильный стаб. Возможно, на меня составлена ментальная карта: удостоверение личности и личное дело в одном флаконе.

С маршрутом я определилась, осталось придумать мечту. Задачка посложнее, чем сделать первый шаг. Знания об Улье всплывали в памяти по мере необходимости, а сейчас в голову ничего толкового не шло. Вариант, который я рекламировала Анне, не про меня. Ничего о себе не помню, но абсолютно уверена, что никогда не стремилась выскочить замуж, свить гнёздышко и обзавестись детьми. Нарисованная воображением картинка вызвала лишь глухое раздражение. Я покрутила её так и эдак, и поняла, что ей не хватает нескольких существенных деталей. Каких именно, определить не смогла. Я снова перевернулась на спину и уставилась на звёзды. Не там ли затесался рай? Если существует ад – я в нём живу, – то должна же где-то быть его противоположность. Кстати, чем не цель? На ум пришла легенда о Центральном стабе. Якобы где-то далеко на Западе, где самые страшные твари бродят стаями, есть стабильный кластер, на котором находится портал в рай.

Утром я, наконец, сориентировалась по сторонам света, прикинула, где искать цивилизованные поселения, и взялась за весло. Мерный плеск воды действовал успокаивающе. Будь моя воля, я бы только по водным артериям и перемещалась, но, увы, о реках пока оставалось лишь мечтать.

– Эй, девушка!

Я вздрогнула, резко обернулась на голос, готовясь, если что, нырнуть.

Справа, на берегу, у самой кромки воды сидел мужчина лет тридцати на вид.

– Девушка! – повторил он.

– Медленно встань и подними руки! – потребовала я.

Кажется, он не сразу меня понял, но, осознав, чего я от него хочу, подчинился.

– Девушка, у меня нет оружия.

– Не кричи. Или хочешь, чтобы тебя услышали и съели?

Парень замолчал и начал тревожно озираться, а я досадливо цыкнула и развернула лодку. Оказывается, я та ещё добрячка! Я не сводила с парня глаз, готовясь к любой подлянке, и он понятливо продолжал держать руки у меня на виду. Одет он был в футболку и джинсы, не обтягивающие, но близко к тому. Песчаная полоса хорошо просматривается. Вроде бы, насчёт оружия не обманывает.

– Руки можешь опускать, но воздержись от резких движений.

– У меня в заднем кармане швейцарский нож.

Я кивнула. Такой игрушкой меня не напугаешь. Я встала, собираясь шагнуть на берег, и парень машинально протянул мне руку, предлагая помощь. Какой воспитанный, однако! Самое приятное в нашей встрече – то, что он, судя по всему, иммунный из новеньких, не придётся зазря воздух сотрясать. Не его ли тень я видела ночью?

– Ну? – спросила я. Уж больно долго он меня разглядывал, причём смотрел на меня не как на женщину, а как на восьмое чудо света.

– У тебя всё в порядке?

– Конечно.

У него вырвался нервный смешок:

– То есть тебя не смущает, что город пропал, связи нет, люди с ума посходили и начали жрать друг друга? Может, это у меня крыша поехала?

Я качнула головой:

– С тобой всё в порядке, не переживай. У тебя не глюки, ты не в дурке, и ни один врач тебя из этого ада не спасёт. Слышал, когда-нибудь о попаданцах? В книжных магазинах обычно этим чтивом полки забиты: попаданцы в иные миры, в магические академии, в компьютерные игры, в прошлое, в Сталина.

– Ты так легко об этом говоришь? Я понял, ты считаешь нас попаданцами.

– Идём, по дороге объясню.

Незачем стоять и базарить, когда можно делать это на ходу.

– Погоди минуту. – Парень отошёл на несколько шагов от моей лодки, опустился на колени и принялся шумно пить, черпая воду горстями.

Я отвернулась, достала из рюкзака бинокль и занялась изучением окрестностей. Небо чистое, ни вертолёта, ни прочей летающей пакости. В городе – точнее, в его крошечном кусочке, которому не посчастливилось попасть сюда, – бойня, и это хорошо. Чем дольше они друг друга едят, тем дольше сидят в кластере и тем дальше мы уйдём. Я наметила наиболее безопасный путь, спрятала бинокль. Парень всё ещё пил. Не дожидаясь его, я направилась к просёлочной дороге.

– Эй, ты куда? – окликнул он меня громче, чем следовало.

– Подальше от источника опасности.

Несколько жадных глотков – и через минуту он меня догнал. Искоса глянула, как он утирается тыльной стороной кисти.

– Ты попал сюда только вчера, а я здесь давно. Наверное, очень давно.

Иначе откуда бы я столько знала о Стиксе?

Ему потребовалось некоторое время, чтобы переварить информацию.

– Значит, я попал?

Я усмехнулась:

– Да, причём во всех смыслах. Как ты сам догадываешься, добрые волшебники тут не водятся, и в подарок пятьсот эскимо тебе никто не вручит. Мы в Улье, Стиксе – называй, как нравится. Можно просто «ад». Оставь надежду, всяк сюда входящий.

– Всё настолько плохо?

Я пожала плечами:

– Человек – существо неприхотливое, ко всему приспосабливается, везде жить научается.

Мы вышли на просёлочную дорогу, по обеим сторонам которой тянулись густые заросли кустов. Скрыться в них – дело нескольких секунд, лишь бы попутчик не тормозил. Я резко остановилась и повернулась к парню:

– Давай-ка уточним один архиважный для меня момент. Если ты идёшь со мной, то все мои команды выполняешь безоговорочно и моментально. Объяснять, что и почему я потребовала, буду, когда мы вновь окажемся вне опасности. Пообвыкнешь – станешь сам себе командир.

Он моргнул, думал ровно секунду и уверенно кивнул:

– Договорились.

– И ещё: рисковать жизнью ради тебя я не стану.

Не дожидаясь ответа, я пошла дальше. Попутчик поравнялся со мной мгновение спустя. Некоторое время мы молчали. Я привыкала к тому, что я теперь не одна. О чём думал он, не знаю. И именно он первым не выдержал:

– Может, хоть познакомимся?

– В Улье не принято оставлять старое имя. Якобы плохая примета.

– Я не суеверный.

– Зато народ местный в массе своей суеверный. Решит какой-нибудь идиот, что ты – магнит для бед и несчастий, и пырнёт ножом, чтоб себя от твоего дурного влияния обезопасить.

Парень скептично скривился. Доказывать я ничего не собиралась. Придёт время – сам убедится. Попутчик выглядел сообразительным, даже не сомневаюсь, что ему хватит ума не нарываться. Обозвать его Умником, что ли? Не, плохая кличка. Я оглядела парня с ног до головы.

– Говоришь, в заднем кармане швейцарский нож? Будешь Вейцером.

– Э..?

– Мне так хочется.

Спорить парень не стал.

– Тебя-то как звать? – спросил он с едва уловимой насмешкой в голосе.

До сих пор не задумывалась, как представляться. Уж точно не Элизабет и не Анжелина.

– Никта, – сказала я с ударением на первый слог. Вейцер не отреагировал. Видимо, не дружит мой крестник с мифологией.

Просёлочная дорога перешла в шоссе. Кусты резко оборвались, сменившись полем, заросшим высокой кукурузой, а впереди показалось очередное поселение. Вейцер на стыке грунтовки и асфальта присел на корточки, потрогал линию пальцем. В нормальном мире такого не увидишь, а тут – обычное дело: место стыка фрагментов «адской мозаики». Я не мешала его исследованиям, достала бинокль и занялась изучением окрестностей. Вот наше шоссе вливается в более широкое, чуть дальше – довольно большая заправка.

– Слышишь? – насторожилась я и отняла бинокль от глаз.

– Гул? Как будто автоколонна идёт?

Я кивнула и коротко скомандовала:

– Прячемся!

Скорее всего, машины пройдут по основному шоссе. Вряд ли их интересует кластер Вейцера, серьёзные люди на мелочёвку не размениваются. Но бережёного Улей бережёт.

Мы убрались с дороги в кукурузу. Высокие растения отлично скрывали нас, но я решила вернуться в предыдущий кластер, в густые, сросшиеся кронами кусты. Мы залегли в удобной продолговатой канаве и затихли. Краем глаза я отметила, что руки у Вейцера подрагивают.

Я опасалась, что людей заинтересует топливо, но, по счастью, колонна военной техники не остановилась, и вскоре мы смогли подняться. Я удивилась, что Вейцер не начал задавать вопросы. Я присмотрелась к попутчику. Выглядел он заметно хуже, чем утром, когда мы только встретились. Под глазами залегли тени, кожа приобрела болезненную бледность. Парень потёр переносицу, прерывисто вздохнул и спросил:

– Воды взять негде?

– Ты недавно пол-озера выдул.

Он не ответил.

– Потерпи до… – Я повертела головой, решая, куда идти. Можно обыскать жилые дома, а можно сунуться на ту самую заправку, которую проигнорировали люди. Уж не потому ли проигнорировали, что она давно разграблена? Значит, делаем крюк и идём через посёлок.

– Мне бы аспирину.

Я промолчала, не стала объяснять, что таблетка парню не поможет. Жажда, сильная головная боль, плохое самочувствие – типичные признаки спорового голодания. Всем иммунным время от времени требуется принимать специфическую витаминку, без которой человек умирает в страшных мучениях. Вейцеру я всё это объясню потом, после того как дам лекарство, и оно подействует. Пока же можно подумать о себе. Я ведь тоже иммунная. Почему же у меня до сих пор не заболела голова?

Загрузка...