Чертова баба

Глава 22

Светлова вдруг вспомнила «неувязочку», которая ее уже давно мучила.

Ну, ладно, на людей взъелась… А собаки, которых Погребижская всегда вроде бы обожала, чем ей помешали?

Всему с трудом, но можно все-таки найти объяснение. Селиверстова убили, эту журналистку Ну, хорошо. То есть не хорошо, конечно, но объяснимо — чужие люди!

На саму Светлову покушения — понятно Страх разоблачения.

Пусть и доктора убила. Ладно, допустим. Такие больные часто воспринимают врача как врага, который может, например, лишить их свободы.

Даже отравление Леши Суконцева можно объяснить. Ополчилась на вес мир!

На все человечество. На человечество…

А собаки?

Почему она избавилась от собак?

Какая муха ее укусила? Точней сказать, может, собака ее и укусила?

В общем, столь существенные изменения в характере в состоянии заметить только близкие люди, рассудила Анна…

И потом… Никогда не надо думать, что узнал от свидетеля всю подноготную, выпотрошил подчистую. Никогда «просто разговор» не бывает лишним, что-то да выплывет еще. Просто, когда неспешно беседуешь, и вот так — слово за слово…

В расчете на это Светлова и отправилась снова в гости. На этот раз к золовке Погребижской.

И не прогадала — ее радушно угостили чаем «Ахмад» и даже домашним печеньем.

— Елизавета Львовна, вы не припомните, может, были в характере у Марии Иннокентьевны и даже какие-то странные черты? — «Откушав чаю», как сказал бы помещик Федуев, поинтересовалась Светлова. — Ну, точнее сказать… не странные а… шокирующие? Может, жестокость какая-то проскальзывала в поведении? Почему она теперь вдруг даже от своих собак избавилась?

— Да нет, ничего такого я не замечала, — удивленно пожала плечами Елизавета Львовна. — Никаких «странных черт», как вы изволили выразиться.

Насчет собак — сама поражаюсь. Она ведь, честно сказать, не могла прежде без своих мосек и дня прожить.

— Но неужели ее отношения с бывшим мужем, например, были такими уж безоблачными? — настаивала Аня.

— Ну, не безоблачные… конечно. Ничего безоблачного в этом мире не бывает. Даже на самые лучшие отношения наползают тучи.

— Вот именно!

— Но…

— Но что — но?

— Оба они были очень славными, очень хорошими людьми.

— Н-да… — вздохнула Светлова. «Насчет Леши спорить не буду, — подумала она. — А вот что касается его бывшей жены…»

Анна вспомнила синий взор Погребижской, сжал в ее руке, уголки губ в беспощадной усмешке… И длинный список, который она, Света уже составила: жертвы!

— Судя по вашему лицу, я вас не убедила? догадалась Елизавета Львовна.

Золовка подошла к книжному шкафу и достала альбом.

— Это наш семейный альбом, — объяснила она. — Фотографии.

— Да?

— Вот, вы только посмотрите… Посмотрите на эти славные лица!

Елизавета Львовна открыла альбом.

Светлова посмотрела. Точней, взглянула без особого интереса.

На морском берегу сидела парочка — щека к щеке — девушка и парень.

Девушка — явно молодая Погребижская.

И, правда… Славные милые улыбки…

— Ну, на пляже у всех хорошее настроение, — буркнула Светлова.

— А вот еще… Правда, замечательная фотография?

Светлова взглянула… Мария Иннокентьевна целует какую-то моську!

Елизавета Львовна листала альбом…

— А вот еще есть одна интересная фотография.. Ну, просто совершенно замечательный снимок, — бормотала она, отыскивая нужное фото.

— Кто это? — вдруг остановила ее Светлова, задержав руку золовки на переворачиваемой странице альбома. — Это что за мальчик?

— А-а… Это Стасик…

— Кто?!

— Стасик… Лидочкин сын!

— У нее есть сын?

— Ну, в общем…

— Как это «в общем»? Есть или нет?

— Есть, но там… В общем, это неинтересно посторонним.

— Нет, ну почему же?! Очень интересно! Светлова запнулась, заметив, как недовольно нахмурилась ее собеседница.

— Нет, неинтересно! — повторила Елизавета Львовна. — Я, знаете, очень не люблю сплетен.

— Как он похож на Марию Иннокентьевну… — не отставала Светлова.

— Скорей он похож на своего отца, — заметила нехотя Елизавета Львовна.

— Вот как?

— Ох, эти странные запутанные семейные отношения, — вздохнула пожилая женщина. — Непонятные и — говорю же вам! — совершенно неинтересные посторонним.

— Нет, ну почему же… Отнюдь! Очень даже интересные! — принялась с жаром разуверять ее Светлова.

— Нет, нет, это очень личное. Вам будет скучно, — Елизавета Львовна поторопилась перевернуть страницу альбома.

— А все-таки! — настойчиво и не давая ей перевернуть страницу с портретом молодого человека, попросила Светлова. — Не могли бы рассказать поподробнее?

— Ну, в общем… Даже не знаю, как все это объяснить! Видите ли… У Лидочки был в юности с Костей роман.

— У Лидочки?

— Ну да, у Лидии Евгеньевны…

— У Лидии Евгеньевны, секретаря Погребижской?

— Ну да, да. — нетерпеливо всплеснула ладошками Елизавета Львовна. — Для вас она Лидия Евгеньевна и секретарь, а для меня Лидочка! Я ведь помню ее такой, какой она была много лет назад. Как бы вам сказать… Ведь период моего общения с семейством датируется именно тем временем. Позже, когда Маша и мой брат развелись, я с ними почти не виделась. Так иногда случайно пересекались…

Так вот… У Лидочки был в юности с Костей роман.

— С Костей?

— О-о… Я же вам объясняю: со старшим братом Маши, Константином Иннокентьевичем Погребижским!

— Поняла, поняла… — успокоила ее Светлова. — Продолжайте же, ради бога!

— Ну, вот… У Лидочки был в юности с Костей роман, — в третий уже раз, почти гневно взглянув на Светлову, повторила Анина собеседница. — А Костя… Ну как вам сказать, прирожденный холостяк. Милый, славный, интеллигентный…

Прелесть был, а не мужчина… Но как только чуть-чуть веяло перспективой брака… семьей, детьми, узами и прочим… тут же впадал не то что в панику — в стоящую истерику!

— Да-да… Этот тип мужчин встречается довольно часто…

— А Лидочка, представьте, возьми да и роди! Костя был просто в шоке тогда, а Лидочка — само смирение… Ну, не хочешь, Костик, не женись. И как-то они так устроились, что все осталось по-прежнему. Костя холостой, Лидочка не замужем, а Лидочкин сын, Стасик, как бы от непорочного зачатия, вроде как Костя тут и ни при чем. Хотя все, Конечно, отлично знали, что Лидочка от него родила.

И жили, заметьте, очень дружно. Только мальчику не следовало знать, что Погребижский его отец. Он всегда называл его Константином Иннокентьевичем.

— А как ко всему этому относилась Мария Иннокентьевна?

— Ну, как она могла относиться? Не вмешивалась. Как идет, так и идет…

Только всегда очень заботилась о Стасике, проявляла к нему всегда какую-то особенную предупредительность, внимание и доброту. Словно хотела загладить вину за то, что мальчик оказался в таком странном положении. Живет рядом с отцом.

Ситуация, над которой никто всерьез не задумывался, — жили, как получалось! И всех все вроде бы устраивало… И Костю, на холостяцкий статус которого никто не посягал. Марию, которую, кроме ее книжечек, ничего больше не интересовало… И, в общем-то, Лидочку. Ведь она имела то, что хотела. Видите ли, есть такой сорт женщин, для которых главное — служение любимому человеку — это основное занятие в жизни.

— А Стасика? — прервала ее Аня.

— Что — Стасика?

— Стасика такое положение вещей устраивало?

— Стасика? — Елизавета Львовна задумалась. — Даже не знаю, милочка…

Честно говоря, отчего-то никогда не приходило в голову этим поинтересоваться…

Помню только, Стасик вышивал хорошо. У него это получалось. Да и врачи советовали — мальчик, мол, нервный, а такое занятие, говорят, успокаивает. Но кажется, он всем вроде тоже был доволен, как и его мама.

«Н-да… странный нервный мальчик… слова против никому не скажет, всем доволен, как и мама, сидит, вышивает…»

— А с собаками он как?

— С собаками? — удивилась золовка Елизавета Львовна. — Право, не припоминаю.

Светлова подумала, что было бы неплохо задать этот вопрос самому Стасику.

Словно угадав ее мысли и отвечая на это невысказанное пожелание, Елизавета Львовна заметила:

— Вообще-то он уехал. Года два назад.

— Далеко?

— В Аргентину. Там, говорят, какая-то работа для него нашлась — на пастбищах, кажется… — В Аргентину? Далеко! — вздохнула Светлова.

— Очень! — согласилась золовка.

"Вот оно как бывает, — думала Светлова, попивая столь хорошо заваренный золовкой чай «Ахмад». — Забудут в семье про какого-нибудь старого знакомого, друга, бедного родственника…. Не вспоминают и не вспоминают! А вот когда смотришь эти старые снимки, пачки фотографий, залежавшиеся в сундуках, и альбомы, давно не открывавшиеся, вдруг и мелькнет где-то на заднем плане некто пожелтевший от времени… забытый…

А ведь «Лидочка» производила впечатление человека, у которого нет своей жизни. Но она у нее, оказывается, есть, эта своя жизнь. Есть сын. Правда, сын этот уехал.

Все, что угодно… Но предположить, что всего два года назад Лидия Евгеньевна пережила такое расставание? — изумлялась Светлова. — Ведь это должно было выбить ее из привычной жизненной колеи, уничтожить, расстроить во всяком случае… Пять лет — срок, который нужен человеку, чтобы немного оправиться после потери близкого. Так считают психологи. Ну, допустим это, конечно, не смертельно — отъезд в Аргентину, но все-таки… Человек уехал на другой край света, навсегда и, в общем, без шансов, что мать и сын еще когда-нибудь увидятся. А Лидия Евгеньевна, судя по довольному виду, цветет и пахнет…

Но может, это вообще все ради него? Ради того, чтобы его вернуть домой?

Что уж там, на этих пастбищах… несладко ведь. Она ведь, конечно, хочет сына увидеть… А для этого нужны деньги. Вот она и доит Погребижскую. Потакает ее сумасшествию Потому как, может, писательница и сумасшедшая и с ножиком бегает, особенно за журналистами а книжки выходят! Поэтому Лидия Евгеньевна и читает с такой радостью ее новые произведения. Новые сказки — новые бабки…"

— А у вас нет еще фотографий Стасика? — поинтересовалась Анна с надеждой в голосе у золовки. — Других? Где он уже взрослый?

— Кажется, есть, — Елизавета Львовна достала еще один альбом. — Ага…

Вот… Взгляните! Вот тут он уже взрослый.

Светлова взглянула на фотографию — и ахнула…