Чертовски неправильный номер

Глава 10 Линкольн

Проходя через вестибюль «Дэниелс Интернэшнл», я глубоко вздохнул, готовясь к неизбежному конфликту. От изящного современного оформления веяло холодом и стерильностью, интерьер отражал сущность человека, который всем этим владел – моего отца Анстэда Дэниелса, магната-миллиардера, управлявшего крупнейшим хедж-фондом в стране.

Я неделю игнорировал его звонки и сообщения, но наконец сдался и согласился приехать. Как бы сильно мне ни претила мысль о встрече, я понимал, что не смогу избегать его вечно.

В кабинет отца я вошел без стука, и в комнате раздался вздох. Последовав за звуком, я повернулся и увидел, как его секретарша, девушка моего возраста, быстро поднялась с пола и поправила юбку. Косметика размазалась по ее лицу, красная помада выходила далеко за контур губ, являя абстрактное художественное произведение, которое, уверен, она в том числе оставила на члене моего отца.

У меня скрутило живот, но я привык к подобным сценам. Почти уверен, что из тридцати лет брака родители хранили друг другу супружескую верность от силы года три. Тем не менее, испытывая отвращение к происходившему, я отвел взгляд и попытался сосредоточиться на насущном вопросе.

– Линкольн, ты опоздал! – рявкнул отец, похоже, совсем не обеспокоенный тем, какую картину я застал. – Садись.

Секретарша тут же вышла из кабинета с покрасневшим от стыда лицом. Хотя вряд ли она прекратит этим заниматься. Наверняка в выложенной на профильных ресурсах вакансии секс с моим отцом числился среди прочих обязанностей.

Я еще раз глубоко вздохнул и устроился перед ним на жестком черном кожаном диване, приготовившись к привычной лекции.

Отец сверлил меня взглядом, а я изображал спокойствие и изучал кабинет, подмечая аккуратно сложенные на его столе бумаги и валяющиеся неподалеку пустые бутылки из-под ликера. Удушающий запах секса и застоявшихся паров алкоголя ярко заявлял об образе жизни, который вел мой отец.

В воздухе витало напряжение, походившее на приближавшуюся грозу.

Когда я наконец соизволил глянуть на отца, он свирепо таращился на меня из-за стола, крепко сцепив руки перед собой. Я приподнял бровь, призывая его продолжать.

– Кстати, насчет опоздания, – огрызнулся он. – Какое у тебя оправдание на этот раз? Разбил телефон?

Я закатил глаза, уже устав от всего этого.

– Нужно было кое с чем разобраться, – холодно ответил я, рассматривая отца.

Я знал, что все по-прежнему считали его довольно привлекательным. Он уступал мне в росте на дюйм или два, но заботился о своей внешности, каждый гребаный день надевая безупречный, сшитый на заказ костюм, только бы излучать ауру утонченности. О возрасте свидетельствовали лишь седые виски, постепенно сливавшиеся с темной копной волос. Точеный подбородок и выступающие скулы выделяли его лицо среди прочих. Но в пронзительных карих глазах таились неудержимая злоба и жажда жестокости, под его взглядом даже самые храбрые души наверняка содрогались. Однако часть его успеха заключалась в том, что он внушал тревогу, оставлял после общения кислый привкус во рту, из-за чего хотелось держаться на расстоянии. Было ясно, что он из тех, кто не остановится ни перед чем, лишь бы заполучить желаемое, какой бы ни была цена.

Отец недоверчиво фыркнул, вырывая меня из мыслей.

– Это с чем же? Напиться до одури?

Я стиснул зубы, стараясь держать себя в руках.

– Слушай, ну прости, что не пришел на свидание, – бросил я язвительно. – Но я не стану трахать какую-то девчонку только потому, что тебе так хочется.

Лицо моего отца пошло уродливо-красными пятнами.

– Неблагодарный мелкий говнюк, – выплюнул он. – Я даю тебе все, чего ты можешь пожелать, а ты не можешь исполнить для меня одно порученьице?

Я сжал кулаки, меня захлестнула волна гнева и разочарования.

– Ты не останавливаешься на одном. Твои поручения не прекращаются. Но я должен был подвести черту. С тем же успехом я мог пойти работать в эскорт.

Он наклонился вперед, сверкнув глазами.

– Чертов говнюк…

– Я уже не школьник, который только и ждет, как бы выполнить твои чертовы поручения по чертовому щелчку пальцев. У меня есть жизнь.

– Жизнь? – он озлобленно рассмеялся. – И что это за жизнь, собственно? Катаешься на коньках? Это не жизнь, Линкольн. Это называется пустой тратой времени.

Я ощетинился от его слов, ощутив прилив сил на оборону.

– Не то чтобы это должно быть для тебя новостью, ведь мы это уже обсуждали, но хоккей – не пустая трата времени. Это моя страсть, моя карьера. Я зарабатываю миллионы без твоего вмешательства.

Мой отец презрительно фыркнул.

– Страсть? Карьера? Ты всего лишь прославленная мартышка, пляшущая на потеху публике.

Кровь вскипела от его оскорблений.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – прорычал я.

– Твой брат был всем. Он был рожден, чтобы возглавить эту компанию. И из-за тебя его больше нет. Выстроенное мной будущее исчезло. И если ты думаешь, что я позволю такому нытику, запасному варианту, разрушить, мать твою, что-то еще, то ты, черт тебя дери, выжил из ума. Ты пойдешь на свидание с этой девицей. И трахнешь ее. Тогда ее отец согласится с нужными мне условиями контракта. Так все и будет.

Я наклонился вперед, пытаясь не обращать внимания на то, как его слова кромсали мою долбаную душу. Убедился, что не отрываю от него взгляда, и сказал:

– Это ты, черт тебя дери, выжил из ума.

Он откинулся на спинку стула, его глаза сверкали от злобы.

– Парень. Ты принадлежишь мне, и я легко могу тебя уничтожить.

Я вскочил с дивана, от его слов по коже пробежал мороз. В наших взаимоотношениях с отцом он и в самом деле обладал абсолютной властью. Черт возьми, да его воле подчинялась половина этой долбаной страны. И дня не проходило без того, чтобы я не чувствовал, что в его присутствии словно хожу по минному полю.

Но не сегодня. На сегодня с меня было достаточно.

– С меня хватит, – твердо сказал я. – Я ухожу.

Отец выпучил глаза от удивления.

– Что? Ты, мать твою, отсюда не уйдешь.

Мои глаза вспыхнули.

– А ты смотри.

Я неторопливо вышел из кабинета с высоко поднятой головой и как только проехал на лифте сорок гребаных этажей, прошел через шикарный вестибюль и вышел на улицу… Я добрался до ближайшего мусорного ведра и выблевал в него все содержимое желудка.

Когда в подобных разговорах отец упоминал Тайлера, он разрушал меня. Я делал один судорожный вдох за другим, пока мои внутренности пытались прийти в норму.

Вдруг зажужжал телефон, и я попытался достать его из кармана.

«Надеюсь, у тебя хороший день», – написала Монро.

Тошнота и страх сразу же прошли. Она была такой чертовски милой. Я должен пойти к ее дому, мне необходимо увидеть ее хотя бы мельком.

Едва взглянув на нее, я понимал, что все будет хорошо.