Четверо слепых мышат

Глава 32

Я стоял в Национальном аэропорту Рейгана, у выхода № 74, встречая ранний рейс. Едва оказавшись в аэропорту, я просто места себе не находил. Нервничал, был сам не свой. Бесспорно, я волновался, но волнение это было приятное — чувство радостного предвкушения. Я встречал Джамиллу Хьюз, которая прилетала меня повидать.

В пятницу, около четырех часов дня, аэропорт был битком набит. Его наводняли толпы усталых, взвинченных людей: одни за компьютером заканчивали недельную работу, другие уже расслаблялись после рабочего дня, сидя в баре или читая журналы и популярные романы — от Джонатана Францена до Норы Робертс и Стивена Кинга. Я присел было, потом опять вскочил. В конце концов, я принялся вышагивать мимо огромных, во всю стену, окон, наблюдая, как большой американский реактивный лайнер медленно подруливает к терминалу. Вот он, долгожданный момент. Готов ли я к нему? А она?

Я увидел Джамиллу, шедшую со второй волной пассажиров. На ней были джинсы, блузка розовато-лилового цвета, черная кожаная куртка автомобилиста, которая запомнилась мне по нашим совместным полицейским слежкам в Новом Орлеане. Мы с ней тогда здорово сдружились во время расследования одного замысловатого убийства. Это расследование началось в ее родном Сан-Франциско, затем перекинулось южнее, прошло через весь Юг, включая Новый Орлеан, и закончилось опять на Западном побережье.

С тех пор мы все время говорили о том, чтобы увидеться снова, и вот сейчас это должно было свершиться. Со стороны нас обоих это был довольно-таки смелый шаг, и очень хотелось, чтобы он не оказался бессмысленным. Сам я так не думал и надеялся, что Джамилла чувствует то же самое.

Господи, я просто не мог устоять на месте: прямо-таки весь издергался, пока смотрел, как она идет мне навстречу. Надо признать, выглядела она потрясающе. Чудесная, широкая улыбка. Что же я так разволновался?

— Где же густые белые облака, которым полагается окутывать город при посадке? Господи, мне было видно абсолютно все: Белый дом, Мемориал Линкольна, Потомак, — улыбаясь, произнесла Джамилла.

Я наклонился и поцеловал ее.

— Не над каждым городом такие клубы тумана, как над Сан-Франциско. Тебе надо больше путешествовать. Как прошел полет?

— Выжата как лимон, — ответила Джамилла и опять ослепительно улыбнулась. — В последнее время я не очень-то люблю летать, но рада, что я здесь. Правда, очень рада, Алекс. Ты нервничаешь почти так же сильно, как я. А ведь у нас никогда не было проблем в общении, когда мы работали вместе. Все будет хорошо, вот увидишь. Просто отлично. Так что расслабься, чтобы и я могла успокоиться. Идет?

Она сжала меня обеими руками, притянула к себе и поцеловала в губы — легко, но приятно.

— Вот, уже намного лучше, — сказала она и аппетитно причмокнула губами. — У тебя приятный вкус.

— Наверное, тебе нравится мятная жвачка.

— Нет, мне нравишься ты.

Мы почувствовали себя гораздо легче и непринужденнее, пока ехали в Вашингтон на моем стареньком «порше». Мы говорили обо всем, что произошло с тех пор, как мы расстались. Поначалу это были служебные дела, но потом разговор перекинулся на всю эту чертовню с террористами, потом на то, как поживают наши семьи. И как обычно, стоило только начать — и мы уже не могли остановиться. И мне это страшно нравилось.

Но стоило подъехать к дому, все вдруг опять начало казаться мне непростым.

— Ты готова к этому? — спросил я прежде, чем мы вышли из машины.

Глаза Джамиллы удивленно округлились.

— Алекс, у меня дома, в Окленде, четыре сестры и трое братьев. Готов ли ты к этому?

— Привози их, — сказал я, подхватывая ее черную дорожную сумку, в которой, судя по весу, был мяч для боулинга, и понес к дому. Я невольно задерживал дыхание, но определенно был рад, что она приехала. Давно уже не ощущал такого радостного волнения. — Я скучал по тебе.

— Угу, и я тоже, — откликнулась Джам.

Глава 33

Бесспорно, Нана потратила некоторое время на обдумывание меню для приличествующего случаю торжественного обеда. Джамилла вызвалась помочь, и, конечно же, Нана наотрез отказала ей в праве даже пальцем пошевельнуть. Но тем не менее Джам все равно двинулась за ней на кухню.

Мы же, остальные, последовали за ними понаблюдать за коллизией. За столкновением двух незыблемых сил. Предполагалась драма высокого накала, на которую стоило посмотреть.

— Ну ладно, ладно, пусть будет так. — Нана хоть и побрюзжала немного, но было видно, что она довольна и ей приятна эта компания. Это давало ей возможность продемонстрировать свои кулинарные таланты, запрячь нас всех в работу и незаметным образом испытать Джамиллу. Она даже принялась, работая, напевать себе под нос «Lift Every Voice and Sing».[9] А потом и Джамилла к ней присоединилась.

— Как вы относитесь к свиным отбивным с яблочной подливкой, тыквенной запеканке и картофельному пюре? А аллергии на кукурузный хлеб у вас нет, надеюсь? Или на персиковый коблер с мороженым? — задала разом несколько провокационных вопросов Нана.

— Обожаю свиные отбивные, картошку и персиковый коблер, — сказала Джамилла, осматривая продукты. — Нейтрально отношусь к запеканке. Кукурузный хлеб я сама пеку дома. Меня научила бабушка, по рецепту, вывезенному из Сакраменто. Кукуруза кладется в виде протертой кашицы, что придает хлебу больше влажности. Иногда я еще добавляю туда же корку от бекона.

— Хм, — оценивающе качнула головой Нана. — Звучит неплохо, девушка. Надо будет попробовать.

— Утилизация отходов, — хмыкнула Дженни, решив внести свою лепту в дискуссию.

— Всегда будь готова научиться чему-то новому, — сказала Нана, уставив свой скрюченный мизинец в Дженни. — Если, конечно, хочешь когда-нибудь вырасти, а не остаться на всю жизнь маленькой.

— Я просто вступилась за твой кукурузный хлеб, Нана, — обиженно промолвила девочка.

— Я сама в состоянии себя защитить, — подмигнула старушка.

Обед на сей раз был подан в столовой, под музыкальное сопровождение в виде Ушер, Иоланды Адамс и Этты Джеймс, задаваемое проигрывателем компакт-дисков. Пока все было в полном ажуре. Как говорится, то, что доктор прописал.

— А мы каждый вечер так обедаем, — сказал Дэймон, обращаясь к Джамилле, и прибавил: — Иногда даже завтракаем здесь, в столовой. — Пожалуй, он уже проникся к гостье некоторым обожанием. Да и трудно было бы удержаться.

— Ну, конечно — например, когда президент по пути своего следования заходит к вам на чашку чаю, — ответила Джамилла, подмигивая ему, а затем — Дженни.

— Да, он частенько здесь бывает, — кивнул Дэймон. — Откуда ты знаешь? Тебе мой папа сказал?

— Мне кажется, я видела это в новостях Си-эн-эн. Ты знаешь, мы ведь принимаем их телесигнал у себя, на Западном побережье. У нас же у всех есть телевизоры — установлены рядом с джакузи.

Обед и застольная беседа прошли с успехом — по крайней мере так мне показалось. Непринужденный смех не смолкал большую часть времени.

На протяжении всего времени маленький Алекс сидел на своем высоком стульчике и радостно нам улыбался. В какой-то момент Джамилла вытащила Дэймона из-за стола, и они немного потанцевали под лившуюся из проигрывателя песню Ареты «Кто кого?».[10]

Наконец Нана поднялась из-за стола и заявила:

— Джамилла, категорически запрещаю тебе убирать посуду. Алекс отлично с этим справится. Это его обязанность.

— Тогда пошли, — сказала Джамилла Дженни и Дэймону. — Пойдемте во двор, чуток посплетничаем о вашем папе. И о вашей Нане! Думаю, у вас найдется немало вопросов, у меня — тоже. Обменяемся информацией. И вы тоже, молодой человек, — обратилась она к Алексу-младшему. — Освобождаем вас от кухонной повинности.

Я проследовал за Наной на кухню с полной охапкой грязных тарелок.

— Она симпатичная, — заметила Нана, пока мы шли туда. — Жизнь в ней так и бьет ключом. — И моя бабушка счастливо закудахтала, на манер тех противных, язвительных ворон из старых мультиков.

— Что так насмешило тебя, старушка? — спросил я. — Вижу, ты веселишься от души.

— А почему бы и нет? Ты ведь прямо сгораешь от желания узнать мое мнение. Что ж, скажу тебе: это сюрприз, настоящий сюрприз. Она просто душка. Надо признать, Алекс: умеешь ты находить хороших девушек. Она — хоть куда.

— Только никакого давления, — предостерег я, выгружая грязную посуду в мойку и включая горячую воду.

— Зачем мне это делать? Я уже прошла у тебя хорошую школу. — И Нана вновь принялась хихикать.

Кажется, моя старушка совсем поправилась и снова стала сама собой. Только что она получила от своего доктора заключение, в котором он признавал ее полностью здоровой — во всяком случае, так она мне сказала.

Я вернулся в столовую, чтобы унести остатки посуды, но не мог удержаться и украдкой выглянул из окна — посмотреть, что там делают Джамилла и дети.

Они были во дворе, перед домом, носились за футбольным мячом Дэймона. Все трое смеялись. Я также заметил, что Джамилла по-настоящему хорошо играет — судя по тому, как уверенно она подавала крученый мяч. Кажется, ей было не внове играть с мальчишками.

Глава 34

Джамиллу поместили на втором этаже, в той спальне, которая предназначалась у нас для особых гостей: президентов, королев, премьер-министров и тому подобных. Дети думали, что сейчас мы это делаем, просто чтобы соблюсти внешние приличия. Действительно, мы поступили бы так в любом случае, но истина состояла в том, что мы с Джам еще никогда не были вместе по-настоящему и до встречи в аэропорту даже ни разу не целовались. Джамилла приехала затем, чтобы уяснить для себя, стоит ли нам углублять наши отношения.

Она вошла в дом через кухонную дверь, когда я заканчивал убирать посуду. Дети все еще играли на улице, а Нана хлопотала с чем-то наверху.

Вероятно, прибирала гостевую комнату, а может, и маленькую ванную. Или возилась в бельевом шкафу.

— Я не могу этого выносить, — проговорил я наконец.

— Чего? — спросила она. — Что случилось?

— Ты действительно хочешь знать?

— Конечно, хочу. Мы ведь друзья, не так ли?

Я не ответил, а вместо этого порывисто обнял Джамиллу за плечи и поцеловал в губы. Потом еще раз. При этом одним глазом все-таки настороженно поглядывал, как бы не вошли дети.

Ну, и Нана, само собой.

Ну, и еще наша кошка Рози, которая у нас тоже большая сплетница.

Джамилла засмеялась:

— Они все думают, что мы с тобой делаем кое-что и похуже — твои дети, твоя бабушка, даже эта пронырливая кошка. Привет, Рози. Ты собираешься растрезвонить о том, что мы целуемся?

— Думать и знать — не одно и то же, — возразил я.

— Мне очень нравится твоя семья, — пристально посмотрев мне в глаза, сказала Джамилла. — Включая даже кошку. Ну, Рози, ты расскажешь всем, что мы целовались?

— А мне нравишься ты, — сказал я, не выпуская Джамиллу из своих объятий.

— Очень? — спросила она, чуть отстраняясь. — Лучше бы очень, коль скоро я прилетела к тебе в такую даль. Господи, до чего же я разлюбила перелеты!

— Возможно, так оно и есть. Но я не вижу особого энтузиазма с твоей стороны. Особых ответных чувств не наблюдается.

В ответ она опять сгребла меня в охапку и поцеловала, уже крепче. Она прижалась ко мне и скользнула языком мне в рот. До чего же мне это понравилось! И я уже начал реагировать соответствующим образом, что, пожалуй, было не совсем к месту, учитывая, что мы находились в кухне.

— Шли бы в комнату, — раздалось у нас за спиной. Позади нас стояла смеющаяся Нана. — Позвольте, я позову детей. Хочу, чтобы они тоже видели. Погодите, я принесу свой карманный «Инстаматик», запечатлею вас на пленке.

— Она нас дразнит, — пояснил я Джам.

— Я знаю, — ответила она.

— Черта с два, — сказала Нана. — Просто я болею за то, чтобы Алекс благополучно добрался до первой базы.[11] — И опять закудахтала, как ворона из мультиков.

Глава 35

На следующее утро я проснулся в одиночестве, в окружении разбросанных и смятых простынь. В общем-то я отчасти привык к этому ощущению, но оно мне по-прежнему не нравилось, особенно когда чуть дальше по коридору, в спальне для гостей, спала Джамилла. Я полежал несколько минут, размышляя о других людях, которые просыпаются с чувством одиночества, хотя, возможно, некоторые из них при этом и делят постель с кем-то еще. Наконец я накинул на себя какую-то одежду, не стесняющую движений, и на цыпочках двинулся по коридору проведать, как там Джамилла.

— Я не сплю. Войдите, — тихонько постучав, услышал я ее голос. Приятная это была вещь, ее голос — нежный и мелодичный.

Я толкнул дверь, и она отворилась, чуть скрипнув.

— Доброе утро, Алекс. Я замечательно выспалась, — сказала Джамилла. Она сидела в кровати, одетая в белую футболку с черными буквами аббревиатуры SFPD. Посмотрев на меня, она засмеялась: — Что, сексуальность через край?

— Вообще-то да. Детективы могут быть сексуальными, еще как. Сэмюель Т. Джексон в «Шафте». Красотка Пэм Грайер в «Фокси Браун».[12] Джамилла Хьюз в гостевой комнате.

— Подойди ко мне. Просто на минутку, — прошептала она. — Ну же, Алекс. Это приказ.

Я повиновался, Джамилла распахнула мне объятия, и я скользнул в них, будто там и родился, — так бы и остался навсегда. Восхитительное ощущение!

— Где ты была ночью, когда мне так тебя не хватало? — пробормотал я.

— Здесь, в гостевой комнате, — улыбнулась и подмигнула она. — Послушай, мне, конечно, тоже не хочется показывать твоим ребятам дурной пример, но…

— Но? — Я вопросительно вздернул бровь. — Но что?

— Просто но. Предоставляю тебе додумать самому.

Когда мы заканчивали завтрак — простой, будничный завтрак, в кухне и без крахмальных салфеток, я сообщил детям и Нане, что мы с Джамиллой собираемся посвятить этот день экскурсионному осмотру Вашингтона. Что нам хочется просто немного побыть друг с другом. Дети спокойно закивали, оторвав мордочки от мисок с кашей; они ожидали чего-то подобного.

— Значит, мне не ждать вас к ужину? — уточнила Нана. — Я правильно поняла?

— Все правильно, — кивнул я. — Мы перекусим в городе.

— Угу, — сказала Нана.

— Угу, — сказали дети.

Мы сели в машину. Я отъехал от дома мили на четыре по Пятой улице. Подкатил к дому 2020 по О-стрит и заглушил мотор. Если кто-то захочет отыскать этот особняк на О-стрит или какую-либо информацию о нем, это будет не так-то просто. Снаружи нет никакой вывески, указывающей, что это не частное владение. Большинство гостей приезжают к этому зданию по рекомендации. Мне посчастливилось познакомиться с владельцем через друзей, в ресторане «Кинкидэ», в Фогги-Боттоме.

Мы с Джамиллой вошли внутрь, где я зарегистрировался, а затем нас провели наверх, в комнату под названием «Бревенчатая хижина». Практически каждый угол, щель, ниша были заполнены старинными куклами, литографиями, ювелирными изделиями в стеклянных витринах. Мы впитывали все это молча, не произнеся ни слова.

Когда мы поднимались по ступеням, произошла странная вещь. У меня возникло ощущение дежа-вю. Оно было настолько сильно, что едва не заставило меня осадить и броситься назад к машине. Но какой-то внутренний голос велел не сдаваться, не запирать своих чувств, довериться Джамилле.

До ухода ночного сторожа никто из нас не проронил ни звука.

Глава 36

— Ух ты! К такому недолго и привыкнуть, — прошептала Джамилла, когда мы оказались в комнате одни. — Давай хорошенько осмотримся. Здесь так красиво, просто совершенство, Алекс. Пожалуй, слишком чудесно.

И мы начали осматриваться.

«Бревенчатая хижина» представляла собой потрясающие гостиничные покои из двух этажей, здесь были даже сауна и джакузи. На верхний этаж вела винтовая лестница, там находилась кухня с полным набором всего, что полагается. Полы и стены номера были деревянные. Весь дизайн был основан на простой идее бревенчатого сруба. Сложенный из грубо обтесанных камней камин придавал пространству особый уют и очарование. Здесь был даже аквариум.

Очарованная Джамилла прошлась в быстром, ликующем танце. Она явно одобрила все увиденное, и я — тоже, главным образом потому, что она была счастлива. Несомненно, здесь было гораздо лучше, чем на передних сиденьях машин, где мы с ней провели так много часов, выслеживая подозреваемых в Новом Орлеане.

Обследовав покои, мы обратили все внимание друг на друга. Когда мы перестали целоваться, я снова подумал, что у Джамиллы сладчайшие губы на свете. Не разнимая объятий, мы немного потанцевали. Потом еще немного поцеловались, и я почувствовал, что голова стала легкой и звенящей. Я все еще нервничал и не мог до конца понять почему.

Джамилла медленно расстегнула на мне джинсовую рубашку, а я помог ей выскользнуть из кремовой шелковой блузки. Под блузкой я увидел немудреную тонкую серебряную цепочку. Очень просто и эффектно.

Ее руки мягко и неторопливо расслабили ремень на моих брюках, потом застежку. А я тем временем помогал ей освободиться от ее кожаных брюк.

— Такой джентльмен, — пробормотала она. Я сбросил туфли, она проделала то же со своими босоножками.

Все это в итоге каким-то образом привело нас к центральному предмету гостиничных покоев — широченной кровати.

— Она восхитительна, — прошептала Джамилла, щекоча губами мою щеку. — Самая замечательная кровать, какую я видела в жизни.

Кровать и впрямь являлась центром всей комнаты. Четыре деревянных столбика поддерживали самый настоящий балдахин, но без вычурных оборок. Кровать была покрыта мягким стеганым одеялом с полудюжиной подушек, которые мы немедленно побросали на пол. Обретя некоторый художественный беспорядок, комната стала выглядеть даже лучше.

— Музыку? — спросила Джамилла.

— Было бы неплохо. Поставь что-нибудь.

Она включила радио, музыкальную волну. Зазвучала песня Нины Саймон «Ветер неистов».

— Отныне эта песня будет нашей, — сказала Джамилла.

Мы снова поцеловались. Губы ее были мягкими и нежными. Я был рад обнаружить, что инспектор отдела убийств понимает, что такое нежность. Ее губы продолжали прижиматься к моим, и я почувствовал, что таю. Быть может, именно оттого мне и было страшно. Все будто повторялось заново.

— Я никогда не причиню тебе боли, — прошептала она, как будто угадав мои мысли. — Тебе нечего бояться. Ты только сам не обидь меня, Алекс.

— Никогда.

Несколько минут мы танцевали под звуки песни «Ты и я», и я уже по-настоящему крепко прижимал к себе Джам. Это было так здорово!

Физически сильная, она умела быть мягкой, кроткой, податливой. Еще один сыщик, думал я. Как вам это понравится? Мы двигались вместе ловко и слаженно. Я легонько касался губами ее плеч, потом припал к ямке на шее, у горла, да так и застыл.

— Кусни меня там. Немножко, — прошептала она.

Я принялся нежно покусывать ее плоть, медленно, любовно. Мне не хотелось торопить события. Быть с кем-то в первый раз — это совсем не так, как с кем-то еще. Не всегда лучше — хотя и такое бывает, но всегда иначе: волнующе, загадочно. Джамилла напоминала мне мою покойную жену, Марию, и я подумал, что это хорошо. За внешней повадкой решительной и непокладистой городской девчонки в Джам таились нежность и ласка. Контраст был достаточно необычен и впечатляющ, чтобы по коже у меня побежали мурашки.

Я чувствовал ее груди, тесно прижимающиеся к моей груди, а потом и все ее тело вжалось в меня. Наши поцелуи делались все более глубокими, страстными и продолжительными.

Я расстегнул на ней бюстгальтер, и тот соскользнул на пол. Потом незаметным, скользящим движением стянул ее трусики, а она — мои плавки.

Мы стояли друг перед другом нагие и долго смотрели друг на друга — восхищенно, оценивающе. Точнее — взращивая в себе предвкушение, страсть… и Бог ведает, что там еще возникало в этот момент между нами. Теперь я уже всеми силами желал Джамиллу, но я ждал. Мы оба ждали.

— Разочарован? — прошептала она так тихо, что я едва услышал.

Ее вопрос меня озадачил.

— Господи, нет. С чего ты взяла? Кто вообще мог бы разочароваться на моем месте?

Она ничего не ответила, но, кажется, я догадался, кого она имеет в виду. Ее бывший муж говорил нечто такое, что больно ее ранило. Я притянул Джамиллу к себе и ощутил сильный жар ее тела. Она вся дрожала. Мы опустились на кровать, и она, перекатившись, оказалась поверх меня. Пустилась целовать мои щеки, потом губы.

— Ты правда не разочарован?

— Конечно, нет. Ты красавица, Джамилла.

— На твой взгляд.

Я поднял голову, чтобы дотянуться до ее груди, а она наклонилась ко мне. Я поцеловал одну грудь, потом другую, не желая обижать ни одну. Груди ее были небольшими, как раз подходящего размера. На мой взгляд. Я продолжал изумляться тому, что Джамилла как будто не осознает своей привлекательности. Я знал, что этот ужасный заскок встречается у некоторых женщин. Да и у мужчин тоже.

Я откинул голову назад и некоторое время всматривался в ее лицо, изучая, запоминая. Потом поцеловал ее в нос, в щеки.

Она вдруг улыбнулась — такой улыбки я у нее прежде не видел. Открытая, смягченная, словно оттаявшая, она говорила о зарождающемся доверии, и мне стало от этого очень хорошо. Я почувствовал, что мог бы всю жизнь вот так смотреть в ее бездонные карие глаза.

С облегчением я вошел в Джамиллу, и у меня мелькнула мысль, что это почти совершенство. Я был прав, что доверился ей. Но исподволь прокралась другая, ненавистная, мысль: «Что же на сей раз испортит все дело?»

Глава 37

Джамилла радостно засмеялась, потом облегченно вздохнула:

— Фу-у!

И провела рукой по лбу.

— Что означает это «фу-у»? — спросил я. — Только не говори, что устала до изнеможения. Для этого ты слишком хорошо выглядишь.

— «Фу-у» означает, что я беспокоилась о том, как это у нас пройдет, а теперь больше не беспокоюсь. «Фу-у», потому что некоторые мужчины бывают слишком эгоцентричны или грубы в постели. Или просто остается впечатление, что все не так.

— Имеешь большой опыт? — поддразнил я ее.

Джамилла скорчила шутливую гримасу. Причем весьма привлекательную.

— Мне тридцать шесть лет, Алекс. Я четыре года была замужем, а еще раз была обручена. Иногда я встречаюсь с мужчинами. В последнее время не так уж часто, но все-таки бывает. А как насчет тебя? Разве я у тебя первая?

— Почему? Неужели я произвожу такое впечатление?

— Отвечай на вопрос, умник.

— Я тоже был когда-то женат, — ответил я наконец.

Джамилла легонько ткнула меня кулаком в плечо, потом, перевернувшись, улеглась на меня.

— Знаешь, я по-настоящему рада, что приехала в Вашингтон. Это стоило мне некоторых волнений. Я действительно страшилась.

— Ох, инспектор Джамилла Хьюз подвержена страху! Ладно, если честно, мне тоже было боязно.

— Но почему? Что напугало тебя во мне, Алекс?

— Некоторые женщины слишком эгоцентричны. Или грубы в посте…

Джамилла склонилась ко мне и поцеловала, вероятно, затем, чтобы заткнуть рот. Губы ее были мягкими и сладостными. Мы поцеловались — долгим, медлительным, затяжным поцелуем. Я был опять возбужден, и она тоже. Джамилла притянула меня к себе, и я вошел в нее. На этот раз сверху был я.

— Я твоя смиренная раба. Полностью покорная твоей воле, — прошептала она, дыша мне в щеку. — Я рада, что приехала в Вашингтон.

Наш второй заход получился даже лучше первого и потянул за собой третий. Нет, воистину у нас не было причин страшиться.

Мы пробыли в отеле весь день и захватили часть вечера. Уйти было почти невозможно. Поскольку с самого начала все у нас пошло хорошо, то нам было легко болтать буквально обо всем на свете.

— Послушай, какая странная вещь, — проговорила Джамилла. — И чем дольше мы вместе, тем более странной она мне кажется. Знаешь, мы с моим мужем никогда по-настоящему не разговаривали. Ну, вот как мы с тобой. И все равно поженились. Сама не пойму, о чем я думала.

Чуть позже Джамилла встала и скрылась в ванной комнате. Я заметил, что на ночном столике замигала лампочка телефонного аппарата. Она отправилась звонить.

Если уж ты детектив… О Господи. Вот оно, начинается.

— Мне нужно было позвонить на службу, — вернувшись, призналась она. — В деле об убийстве, над которым я сейчас работаю, черт ногу сломит. Скверное дельце. Прости, пожалуйста. Больше такого не повторится. Я буду хорошей. Или плохой. Как пожелаешь.

— Ну что ты, я понимаю, — сказал я. Конечно, я понимал. По крайней мере насколько мог. Я видел так много общего у нас с Джамиллой… Детектив Хьюз… Наверное, это был хороший признак.

Когда она нырнула обратно в постель, я крепко обнял ее и держал не отпуская. И вот наконец таимая в моем сердце правда вышла на свет. Настала моя очередь исповедоваться.

— Когда-то давно я был в этом отеле с моей женой.

Джамилла чуть отстранилась. Пристально и проникновенно посмотрела мне в глаза.

— Все в порядке, — промолвила она. — Здесь нет ничего особенного. Но все равно мне приятно, что ты чувствовал себя от этого немного виноватым. Это трогательно. Я буду всегда вспоминать об этом, думая о моей поездке в Вашингтон.

— О твоей первой поездке, — уточнил я.

— О моей первой поездке, — согласилась Джамилла.

Глава 38

Время, проведенное вместе в Вашингтоне, пронеслось в мгновение ока. Не успел я оглянуться, как Джамилле уже надо было лететь обратно в Сан-Франциско. И вот в воскресенье, после полудня, мы опять были в переполненном аэропорту Рейгана. К счастью, мой полицейский значок помог нам пробраться к воротам, выводившим пассажиров к самолету. На душе у меня было невесело. Я чувствовал подавленность — мне было грустно, что она улетала, да и ей, думаю, не очень-то хотелось расставаться. Мы долго обнимались возле выхода на летное поле, не особенно заботясь о нескромных взглядах посторонних.

— Почему бы тебе не остаться еще на одну ночь? — спросил я. — Завтра масса рейсов. И послезавтра. И потом.

— Мне было очень, очень хорошо, правда. — Она с усилием оторвалась от меня и начала пятиться назад, отступая шаг за шагом. — До свидания, Алекс. Пожалуйста, не забывай. Скучай без меня. Мне очень понравилось в Вашингтоне.

Служитель аэропорта проводил ее и закрыл ворота. Мы оказались по разные стороны.

Потом Джам пришлось бежать к своему самолету, не то бы опоздала. Господи, даже тем, как Джамилла бежит, нельзя было не залюбоваться. Она просто скользила над землей, плавно, без рывков.

И я действительно сразу же начал скучать. Я чувствовал, что снова влюбляюсь, и меня это пугало.

В ту ночь я долго не ложился — было уже за полночь. В какой-то особенно невыносимый момент я вышел на застекленную веранду и, сев за пианино, заиграл довольно душещипательную мелодию «Кто приглядит за мной?». Я мечтал о Джамилле, преисполнившись чертовски романтическим духом, наслаждаясь каждым мгновением, приносящим сладкую боль.

Я спрашивал себя: что ждет нас с ней дальше? Я вспомнил слова, сказанные однажды Сэмпсоном: «Ни за что не сближайся с Алексом. Быть его девушкой опасно». К сожалению, пока что он был прав.

Только через несколько минут до меня дошло, что в наружную парадную дверь барабанят. Я пошел открывать и сквозь стекло увидел за дверью Сэмпсона, который стоял, привалившись к косяку. Выглядел он не лучшим образом, а по правде сказать — просто ужасно.

Глава 39

Джон был небрит, одежда помята, глаза красные и опухшие. У меня возникло ощущение, что он пьян. Потом я открыл дверь и учуял сильнейший запах спиртного — словно мой друг целиком искупался в алкоголе.

— Прикинул, что ты, наверное, еще не ложился, — невнятно пробормотал он. — Был в этом уверен.

Да, он пил — и много. Я давно не видел Джона в таком виде, может, даже никогда. Настроение у него было хуже некуда.

— Входи, — сказал я. — Входи, Джон.

— Не хочу я никуда идти, — громко огрызнулся он. — Не нужна мне больше от тебя никакая помощь. Уже напомогался, парень.

— Что с тобой происходит? — сказал я и опять попытался ввести его в дом.

Он покачнулся, длинные, сильные руки замолотили в воздухе, как цепы.

— Не понял, что я сказал? Не нужна мне твоя помощь! — закричал он. — Ты уже достаточно напортачил. Великий доктор Кросс! Как же! Черта с два! Не для Эллиса Купера!

Я попятился.

— Потише. В доме все спят. Ты меня слышишь?

— Не учи меня, что делать, мать твою! Не смей мне указывать! — зарычал он. — Ты облажался, блин. Мы оба облажались, но ты же у нас такой умный, важное светило!

В конце концов мое терпение лопнуло.

— Иди домой и проспись! — сказал я Сэмпсону. И закрыл было дверь. Но он опять дернул ее на себя, чуть не сорвал беднягу с петель.

— Не смей от меня запираться! — завопил он.

Потом сильно пихнул меня. Я стерпел, но Сэмпсон пихнул вторично. И тогда я нанес ему резкий удар. Я был сыт по горло его пьяными выходками. Сцепившись, мы кубарем покатились по деревянным ступеням на лужайку. Некоторое время мы боролись, извиваясь на траве, а потом он попытался заехать мне кулаком. Я парировал. Слава Богу, он был не в той форме, чтобы ударить точно.

— Ты облажался, Алекс. Ты позволил Куперу умереть! — заревел он мне в лицо, когда мы оба вскочили на ноги.

Мне совершенно не хотелось с ним драться, но он опять ринулся на меня. Удар пришелся в щеку. Я рухнул, будто и не стоял вовсе. Я сидел на земле оглушенный и хлопал глазами.

Сэмпсон потянул меня с земли, теперь он уже тяжело дышал и яростно хватал ртом воздух. Он попытался схватить меня за голову. Господи, ну и силен же он был! Верзила вцепился в меня, одновременно нанеся сбоку короткий сильный удар в лицо. Я снова упал, но постарался вскочить. Оба мы глухо рычали. Из скулы у меня текла кровь.

Он размахнулся, но промазал на дюйм. Потом тяжелый удар обрушился мне на плечо, было здорово больно. Я мысленно велел себе держаться подальше. Я был в невыгодном положении: с десятисантиметрового расстояния он обрушивал на меня пудовые удары своих кулаков. Никогда еще не видел я Сэмпсона таким пьяным, злым и невменяемым.

Переполненный яростью, он все продолжал и продолжал наседать. Мне необходимо было осадить его во что бы то ни стало. Любым способом. Но как?

Наконец я нанес ему апперкот в живот и ударил в щеку. Потекла кровь. Затем коротким справа резанул в упор, в челюсть. Уж это-то был чувствительный удар!

— Перестаньте! Перестаньте сейчас же! Остановитесь оба! — зазвенел голос у меня над ухом. — Алекс! Джон! Прекратите это безобразие! Остановитесь оба! Немедленно прекратите!

Старушка Нана растаскивала нас в стороны. Она вклинилась между нами, подобно маленькому, но решительному рефери. Ей приходилось делать это и раньше, но ни разу с тех пор, как нам минуло двенадцать.

Мой противник выпрямился и с высоты своего роста посмотрел на бабушку.

— Прости, — неразборчиво пробормотал он. — Прости, Нана. — Вид у него был пристыженный.

Потом он заковылял прочь, не сказав мне ни слова.

Глава 40

На следующее утро я спустился к завтраку около шести. В кухне уже сидел Сэмпсон, поедая свое любимое блюдо — омлет с картофельной мукой. Мама Нана сидела напротив него. Прямо как в старые времена.

Они потихоньку шушукались, словно делясь какими-то глубоко личными секретами, которые никому больше знать не положено.

— Не помешаю? — спросил я, останавливаясь в дверях.

— Думаю, мы уже все утрясли, — сказала Нана.

Она сделала приветливый жест, приглашая меня к столу. Но я сначала налил кофе, шмякнул на тарелку четыре ломтика пшеничных тостов и только потом присоединился к Нане и Сэмпсону.

Перед Джоном стоял большой стакан с молоком. Мне невольно вспомнилось то время, когда мы были детьми. Два-три раза в неделю он вот так же появлялся утром, примерно в это время, чтобы преломить хлеб со мной и Наной. А куда ему было еще податься? Родители были наркоманами. А Нана не только мне, но и ему всегда была вроде матери или бабушки. С десятилетнего возраста мы были с ним как братья. Вот почему вчерашняя драка была такой огорчительной.

— Позволь мне сказать, Нана, — проговорил он.

Она кивнула и отхлебнула чая. Я совершенно точно знаю, почему выбрал своей профессией психологию и кто послужил мне первоначальным образцом. Нана всегда была лучшим психотерапевтом, какого я знаю. По большей части она мудра и сострадательна, но, когда требуется отстоять правду, умеет быть и достаточно жесткой. Вдобавок она умеет слушать.

— Прости, Алекс. Я всю ночь не спал. Я ужасно сокрушаюсь по поводу вчерашнего. Я здорово зашел за грань, — сказал Сэмпсон. Он смотрел мне прямо в глаза, изо всех сил стараясь не отвести взгляда.

Нана наблюдала за нами так, словно мы были Каин и Авель, сидящие у нее на кухне за завтраком.

— Да, ты зашел за грань, — сказал я. — Это уж точно. Кроме того, вчера ты был просто неадекватен. Сколько ты выпил, прежде чем заявиться?

— Джон же сказал, что просит прощения, — вступилась Нана.

— Нана, — он повернулся к ней, потом снова ко мне, — Эллис Купер был мне как брат. Я не могу свыкнуться с его казнью, Алекс. В каком-то смысле я жалею, что пошел смотреть. Он не убивал тех женщин. Я надеялся, что мы сможем его спасти, так что это моя вина. Я ожидал слишком многого. — Он умолк.

— Я тоже. Мне жаль, что у нас ничего не вышло. Позволь показать тебе кое-что. Пойдем наверх. Теперь речь должна идти о возмездии. Не осталось ничего, кроме возмездия.

Я привел Сэмпсона в свой кабинет в мансарде. Повсюду к стенам здесь были пришпилены заметки, касающиеся случаев убийства в армии. Комната напоминала приют сумасшедшего, одного из моих пациентов-маньяков, одержимых идеей убийства. Я подвел Джона к столу.

— Я работаю над этими сообщениями с тех пор, как познакомился с Эллисом Купером. Обнаружил еще два примечательных подобных случая. Один в Нью-Джерси, другой в Аризоне. Тела жертв, Джон, тоже были разрисованы.

И я ознакомил Сэмпсона с данными, не утаив ничего.

— Кстати, я узнал, что Пентагон работает над тем, чтобы положить конец нынешнему положению, когда в мирное время в армии ежегодно происходит больше тысячи смертей — в результате дорожных аварий, самоубийств и убийств. Однако, несмотря на эти усилия, за минувший год было убито больше шестидесяти солдат.

— Больше шестидесяти? — охнул Сэмпсон, изумленно покачав головой. — Шестьдесят убийств за год?

— Большинство случаев насилия — на почве секса и нетерпимости, — пояснил я. — Изнасилования и убийства. Жертвами становились гомосексуалисты, которых убили или забили насмерть. Есть серия гнусных изнасилований, совершенных неким сержантом в Косово. Он не думал, что его схватят, потому что там и без того происходило много подобных преступлений.

— А были еще случаи с раскрашенными телами? — поинтересовался мой друг.

Я покачал головой:

— Только те два, что я раскопал: в Нью-Джерси и в Аризоне. Но и этого достаточно. Это ниточка.

Сэмпсон тряхнул головой и посмотрел на меня:

— Итак, что мы реально имеем?

— Пока не знаю. Трудно выжимать сведения из армии. Происходит что-то мерзкое и отвратительное. Выглядит так, будто военным шьют фальшивые дела. Первый случай произошел в Нью-Джерси, последний, похоже, тот, что с Эллисом Купером. Имеются явные, четко выраженные совпадения: слишком легко обнаруженное орудие убийства, анализ отпечатков пальцев и анализ ДНК, послужившие в качестве улик.

— Все эти люди имели хорошие послужные списки. В расшифровке стенограмм следствия по делу в Аризоне было упоминание о «двух или трех мужчинах» виденных рядом с домом жертвы перед тем, как было совершено убийство. Есть вероятность, что невинных людей подставляют, затем несправедливо предают смерти. Сфабрикованные обвинения, беззаконные казни. И могу добавить еще кое-что.

— Что именно?

— Эти киллеры не столь блестящи, как Гэри Сонеджи или Кайл Крейг, однако ничуть не менее беспощадны. Они мастера своего дела, а дело их — убивать и выходить сухими из воды.

Сэмпсон нахмурился и решительно покачал головой:

— Такого больше не будет.

Глава 41

Томас Старки родился в Роки-Маунт, штат Северная Каролина, и, как и большинство его соседей, до сих пор страстно любил эти места. Он подолгу бывал вдали от дома, находясь на военной службе, но потом вернулся сюда уже навсегда, чтобы поставить на ноги детей и дать им все, что в его силах, все самое лучшее. Он знал, что Роки-Маунт — превосходное место для того, чтобы растить там детей. Черт побери, он ведь и сам вырос в этих местах, не так ли?

Старки был предан своей семье, мало того — искренне любил семьи двух своих ближайших друзей. Он также чувствовал потребность руководить, направлять и держать под своим контролем все и вся, что его окружало.

Почти каждый субботний вечер Старки собирал все три семейства на барбекю. Исключение составляли дни, приходившиеся на футбольный сезон, когда семейства обычно устраивали закусон вечером в пятницу, расставив угощение на откинутой задней дверце грузовичка. Сын Старки Шейн играл защитником за команду средней школы. Спортсмена Шейна старались залучить к себе технические колледжи штатов Северная Каролина, Висконсин и Джорджия, но Старки хотел, чтобы тот прежде, чем поступит в колледж, прошел армейскую выучку. Именно так поступил он сам, и это пошло ему только на пользу. И Шейну это также послужит наилучшим образом.

Трое старых друзей обычно сами делали все закупки и сами стряпали для субботних барбекю и пятничных пикников. Они покупали на фермерском рынке бифштексы, свиные ребрышки и горячие, нежнейшие колбаски. Выбирали кабачки, кукурузу в початках, помидоры, спаржу. Даже готовили салаты: немецкий картофельный салат, салат из шинкованной капусты, моркови и лука с майонезом, иногда салат «Цезарь» — из латука, гренок, вареных яиц, с постным маслом и уксусом. Черт, они даже прибирались после трапезы и мыли посуду. Друзья гордились тем, что умеют подать блюда так, как положено, и сорвать примерно такие же восторженные аплодисменты, что и их сыновья, участвующие в футбольных матчах.

Нынешняя пятница не явилась исключением, и к половине восьмого мужчины были на своем привычном месте, подле двух грилей, установленных так, чтобы ветер относил дым в сторону, и готовили пищу «на заказ», одновременно прихлебывая пиво. Заместитель Старки, Браунли Харрис, любил пофилософствовать. Когда-то он посещал престижный Уэйк-Форестский университет и даже поступал в магистратуру.

— А ведь тут масса иронии, вы не находите? — заметил он, созерцая эту идиллическую семейную картинку. — Я вижу во всем этом изрядный парадокс.

— Уймись, Браунли, ты готов видеть парадокс даже в пареной репе или в групповухе на рисовом поле. Ты слишком много думаешь, — сказал Уоррен Гриффин. — В этом твоя беда.

— Может, наоборот, — твоя беда в том, что ты думаешь мало, — ответил Харрис и подмигнул Старки, которого считал почти Богом. — Завтра мы едем на дело, а сегодня — пожалуйста! — мирно жарим филейные бифштексы для своих домочадцев. Тебе не кажется, что здесь есть какая-то странность?

— Мне кажется, это ты чертовски странен, блин, — вот что. У нас есть работа, которую надо выполнять, — мы ее и выполняем. Никакой разницы с тем, что больше десяти лет делали в армии. Мы делали свою работу во Вьетнаме, в Персидском заливе, в Панаме, в Руанде. Это — работа. Не спорю, так вышло, что я люблю свою работу. Возможно, в этом и есть какая-то ирония. Я семейный человек и в то же время — профессиональный киллер. Ну, так что с того? Происходит всякое дерьмо? Верно, происходит. Ну, так вини армию Соединенных Штатов, а не меня.

Старки кивнул в сторону двухэтажного строения. Этот дом, с пятью спальнями и двумя ванными комнатами, он построил для своей семьи лишь пару лет назад.

— Девушки идут, — бросил он. — Рты на замок. Привет, красавица! — окликнул он свою голубоглазую жену Джуди и сжал ее в объятиях. «Синеглазка» была высокой, привлекательной брюнеткой, которая сейчас выглядела почти столь же соблазнительно, как и в день их свадьбы. Подобно большинству женщин в городе, Джуди говорила с ярко выраженным южным акцентом и обожала улыбаться. Еще она три раза в неделю безвозмездно работала в местном театре. Она была веселая, восприимчивая, хорошая любовница и вообще отличная спутница жизни. Старки был уверен: ему повезло, что он нашел ее, а ей повезло, что она выбрала его. Все трое мужчин и по сей день любили своих жен. Черт возьми, это было еще одним парадоксом, над которым Браунли Харрис мог бы размышлять до поздней ночи.

— Должно быть, мы все-таки совершили в жизни что-то хорошее и правильное, — произнес Старки, держа Джуди в объятиях и провозглашая тост за две другие пары.

— Конечно, сделали, — откликнулась синеглазая Джуди. — Вы, мальчики, правильно женились. Поищите других таких жен, что позволяли бы своим мужьям ускользать каждый месяц на целый уик-энд и верили бы, что те ведут себя хорошо в этом большом и опасном мире?

— Мы всегда все делаем хорошо, — сказал Старки, добродушно улыбаясь друзьям. — Лучше просто не бывает. Мы самые лучшие.

Глава 42

В субботу вечером трое киллеров отправились в маленький городок в Западной Виргинии, под названием Харперз-Ферри. По дороге обязанностью Браунли Харриса было изучать карты АТ, как окрестили Аппалачскую тропу многочисленные туристы, регулярно путешествовавшие по этим местам. Та точка маршрута, к которой они держали путь, была особенно популярным местом туристских стоянок.

Сам Харперз-Ферри был крохотным местечком. Городок можно было пройти из конца в конец меньше чем за пятнадцать минут. Поблизости находилась местная достопримечательность, скала Джефферсон-Рок, откуда открывались довольно живописные виды на штаты Мэриленд, Виргинию и Западную Виргинию.

Старки вел машину на протяжении всего пути, не нуждаясь в сменщике. Он любил быть за баранкой — в этом тоже проявлялось желание держать все под контролем. Он также отвечал за культурную программу, везя с собой аудиозаписи хитов Спрингстина, антологию песен Дженис Джоплин, композиций группы «Дорз» и Джимми Хендрикса, а также аудиокнигу популярного писателя Дейла Брауна.

Сидящий на заднем сиденье Уоррен Гриффин на протяжении почти всего рейса проверял снаряжение команды и изучал содержимое рюкзаков. Когда он покончил с этим делом, оказалось, что ранцы с походной выкладкой весят почти пуд — чуть более половины от того, что они имели обыкновение носить во время разведывательно-диверсионных операций во Вьетнаме и Камбодже.

Сейчас он подготовил снаряжение, соответствующее боевой операции под названием «найти и уничтожить» — именно ее запланировал для Аппалачской тропы полковник Старки. Гриффин упаковал стандартного образца походные ящики для посуды, специальный походный паек на каждого, острый соус, чтобы сдобрить вкус этой еды; жестяную банку с кофе. Каждому полагались: стандартный военный боевой нож; упаковка двухцветного камуфляжного грима для лица; легкая, удобная шляпа «буни», на манер панамы, для путешествий по пустыне и тропикам; подстежки в виде пончо, которые могли применяться также в качестве подстилки; очки ночного видения; пистолет фирмы «Глок» и винтовка «М-16», снайперская, с оптическим прицелом. Покончив с работой, Гриффин выдал одну из своих фирменных сентенций: «Если хочешь уморить Бога со смеху, просто поделись с ним своими планами».

Командовал отрядом, как всегда, Старки. В его обязанность входило контролировать каждый аспект дела.

Харрис был дозорным.

Гриффину поручалось прикрывать тыл — после стольких лет он по-прежнему считался младшим в отряде.

Им не обязательно обставлять выполнение боевой задачи именно таким образом. Они могли бы проделать все намного проще. Но именно так любил действовать Старки, именно так «Слепые мышата» всегда совершали свои убийства. То был способ, принятый в армии, к которому они давно привыкли.

Глава 43

Они разбили лагерь примерно в двух кликах[13] от Аппалачской тропы.[14] Нельзя было допустить, чтобы их кто-нибудь увидел, поэтому Старки установил возле лагеря сторожевой пост с поочередной двухчасовой вахтой. Это правило укоренилось с былых времен.

Когда Старки заступил на дежурство, он коротал время, раздумывая не столько над конкретной боевой задачей, которая им предстояла, сколько размышлял об их работе вообще. Они с Харрисом и Гриффином были профессиональными убийцами и являлись ими в течение более чем двадцати лет. Они были головорезами-рейнджерами во Вьетнаме, в Панаме и во время войны в Заливе; теперь, на гражданке, они сделались киллерами, убийцами по найму. Убийцами аккуратными, вдумчивыми, осмотрительными и соответственно дорогими. Эта теперешняя их работа была наиболее прибыльной; за два года они совершили несколько заказных убийств. Забавно, но они не знали имени своего нанимателя. Новое задание они получали только после выполнения предыдущего.

Пристально вглядываясь в темный, тревожный лес, Старки испытывал желание закурить сигарету, но удовольствовался пастилками для освежения дыхания, обладавшими еще и дополнительным антитоксическим действием. Уж эти маленькие паршивцы не позволят тебе уснуть, подумал он. Он обнаружил, что размышляет о светловолосой суке, которую они хлопнули возле Файетвилла, о смазливой Ванессе. Воспоминания крепко забрали его, что помогло скоротать время. Еще во Вьетнаме Старки обнаружил, что ему нравится убивать. Совершение убийства давало могучее ощущение власти, за которым следовала эйфория. Словно бы через тело пропускали электричество. Он никогда не испытывал вины, давно уже не испытывал. Убивал по заданию, но также и в промежутках между заданиями, потому что хотел убивать и любил это дело.

— Странная, жуткая штука, — пробормотал Старки, потирая руки. — Порой я сам себя пугаюсь.

К пяти часам утра все трое были на ногах и во всеоружии. Утро забрезжило пасмурное, все вокруг окутывал густой голубовато-серый туман. Воздух, хотя и прохладный, был неправдоподобно чист и свеж. Старки прикинул, что туман не рассеется по крайней мере часов до десяти.

Из всех троих в наилучшей физической форме находился Харрис, потому и был назначен провести рекогносцировку. Ему самому это было в охотку. В пятьдесят один год он все еще играл в мужской баскетбольной лиге и дважды в год участвовал в троеборье.

В 5.15 он вышел из лагеря и пустился бежать приятной трусцой. Господи, до чего же он любил все это! Он испытывал приятнейшее чувство. Ностальгию.

Едва оказавшись в движении, Харрис ощутил себя бодрым, находчивым, осторожным. Уже через несколько минут пробежки весь его организм полностью включился и великолепно функционировал. Операция «найти и уничтожить» являлась для Харриса, да и для всех троих, прекрасным сочетанием бизнеса и удовольствия.

Харрис был единственным человеком на АТ, который бодрствовал в столь ранний час, во всяком случае, на этом конкретном участке маршрута. Он пробежал мимо четырехместной шатровой палатки. Похоже, какая-то скучная, добропорядочная семья. Скорее всего местные туристы, одолевающие отдельную часть пути, в отличие от «сквозных», которые пускаются в путь на шесть месяцев, чтобы проделать весь маршрут целиком и завершить путешествие в местечке под названием Маунт-Катадин, в штате Мэн. Возле палатки он увидел походную плиту и бутылки с горючим для растопки, жалкие шорты и майки, разложенные проветриться. Как цель не годится, решил он и двинулся дальше.

Затем он набрел на парочку в спальных мешках, совсем рядом с тропой. Молодые, по виду из тех, кому захотелось повидать мир. Они спали на надувных матрасах. Со всеми домашними удобствами.

Харрису пришлось подойти совсем близко — на расстояние никак не больше десяти ярдов, — прежде чем, отметя и этот вариант, он решил двигаться дальше. Впрочем, он успел заметить, что девушка красавица. Блондинка, привлекательное лицо, сама лет двадцати. Одно только созерцание ее спящей рядом со своим бойфрендом его порядком завело. Возможно, и неплохая цель.

Он увидел и другую пару, примерно в четверти мили дальше, эти уже встали и разминались возле своей палатки. У них были новомодные, в стиле хайтек, станковые рюкзаки и туристские ботинки за 200 долларов. С виду это были типичные городские снобы, заносчивые шустряки. Они понравились Харрису в качестве потенциальной цели, главным образом потому, что он сразу же проникся к этой парочке неприязнью.

Неподалеку от стоянки снобов он набрел на одинокого туриста, тот явно снарядился в дальний путь. У него был правильный, профессиональный, рюкзак, который выглядел и легким, и вместительным. Вероятно, он нес с собой сухие продукты для длительных переходов, порошкообразные напитки, богатые протеином, — свежая еда была бы слишком тяжела, чтобы тащить ее на себе целый день. Гардероб его тоже был без излишеств — нейлоновые шорты, безрукавки, возможно, длинное нательное белье на случай холодных ночей.

Харрис остановился и несколько минут осматривал стоянку одинокого путешественника. Поджидал, пока волнение утихнет, замедлится сердцебиение и дыхание придет в норму. Наконец он бесшумно ступил прямо на бивуак. Ему не было страшно, он вообще никогда не сомневался в самом себе. Неторопливо и уверенно он забрал то, что хотел. Спящий турист даже не пошевельнулся.

Харрис взглянул на свой хронометр и увидел, что еще только 5.50. Пока все шло превосходно.

Он вернулся на тропу и снова пустился трусцой. Он чувствовал заряд энергии, приятное возбуждение от предстоящей «охоты» здесь, на туристской тропе, среди природы. Мать честная, до чего же ему хотелось кого-нибудь прикончить! Старого или молодого, мужчину или женщину — не имело большого значения.

В следующем лагере, на который он наткнулся, в двухместной шатровой палатке спала еще одна пара. Против воли у Харриса мелькнула мысль, как легко было бы убрать их прямо сейчас. Все тут были до безобразия доверчивы и беззащитны. Словно утки на пруду. Что за стадо недоумков!

Газет, что ли, не читают? В Америке свободно разгуливают киллеры, тучи киллеров!

Еще менее чем через милю он добрался до стоянки другой семьи. Кто-то там уже встал.

Харрис спрятался в сосняке и стал наблюдать. Костер уже вовсю извергал искры. Женщина лет сорока, в красном купальном костюме, возилась с рюкзаком. Кажется, в хорошей физической форме — крепкие, мускулистые руки и ноги, задница тоже славная.

— Подъем, подъем! — прокричала женщина.

Через некоторое время на пороге довольно большой палатки появились две стройненькие девочки-подростки. Они были в цельнокроеных купальниках и похлопывали ладошками по своим маленьким телам, стараясь поскорее согреться и окончательно проснуться.

— Мама-медведица и два медвежонка, — пробормотал Браунли Харрис и подумал: «Интересная идея. Хотя, пожалуй, вызывает ассоциации с Форт-Брэггом».

Он понаблюдал, как три женщины сгрудились на некоторое время у костра, а потом побежал дальше. Вскоре до него донеслись хор воинственно-радостных возгласов и взвизгиваний, смех и громкие всплески. Это «медвежье» семейство дружно бухнулось в ручей, протекавший прямо за лагерем.

Браунли Харрис быстро и бесшумно переместился сквозь заросли туда, откуда было хорошо видно, как мамаша и ее хорошенькие дочки резвятся в холодном потоке. Определенно они напоминали ему трех женщин, зарезанных в Файетвилле. Но все равно, несмотря на это, могли бы послужить добавочной целью.

Разведчик вернулся в лагерь чуть позже половины седьмого. Гриффин уже приготовил завтрак: яичницу с беконом, уйму кофе. Старки сидел в знакомой позе лотоса, размышляя, а может, и замышляя что-то. Прежде чем Харрис успел оповестить о своем прибытии, Старки уже сам открыл глаза.

— Ну что? — спросил он.

Браунли Харрис улыбнулся:

— Все отлично, полковник. Идем строго по графику. Опишу цели, пока будем завтракать. Кофе пахнет хоть куда. Чертовски лучше, чем напалм поутру.

Глава 44

В это утро Старки полностью взял командование на себя.

В отличие от других туристов, путешествующих по АТ, его люди, дабы не быть замеченными, держались глубоко в чаще.

Это было нетрудно. В своей прошлой жизни они проводили целые дни, порой недели, в джунглях, оставаясь невидимыми для противника. Враги специально охотились за ними, чтобы найти и уничтожить, однако нередко кончали тем, что сами бывали уничтожены. Однажды таким противником стал отряд из четырех детективов из отдела расследования убийств города Тампа, административного центра Флориды.

Старки требовал, чтобы они относились к каждому делу как к настоящему боевому заданию на настоящей войне. Требование полной тишины было непременным и подлежало безоговорочному выполнению. Большей частью они использовали язык жестов. Если кому-то необходимо было кашлянуть, он обязан был кашлять в шарф или в локтевой сгиб руки. Их рюкзаки были плотно упакованы сержантом Гриффином, так, чтобы ничего не болталось и не дребезжало при ходьбе.

Все трое намазались жидкостью от насекомых, потом наложили камуфляжный грим. Весь день они не курили.

Никаких ошибок.

Старки рассчитал, что поражение цели должно произойти где-нибудь между Харперз-Ферри и местностью под названием Лудун-Хейтс. Маршрут там частично проходил густым лесом, превратившись в сплошной зеленый тоннель, который отлично подойдет для их задачи. Деревья были в основном лиственные, никакой хвои. Много рододендронов и горного лавра. Они обращали внимание решительно на все.

В ту ночь они фактически не разбивали лагерь и с особой тщательностью проследили за тем, чтобы вообще не оставлять следов своего пребывания в этом лесу.

В семь тридцать вечера, как раз перед наступлением темноты, Браунли Харрис был снова отправлен в разведку. Когда он вернулся, солнце уже зашло и сгустившаяся тьма, словно саваном, окутала Аппалачскую тропу. Лес стал напоминать джунгли, но то была лишь иллюзия. Всего в полумиле от места их стоянки пролегало шоссе автодорожной сети штата.

Вернувшийся Харрис доложил Старки:

— Цель номер один находится от нас примерно в двух кликах. Цель номер два — менее чем в трех. Все по-прежнему обстоит для нас удачно. Рапорт сдан.

— Ты у нас всегда готов к операции «найти и ликвидировать», — сказал Старки. — Однако ты прав. Все работает на нас. Особенно это беспечное умонастроение, в духе «возлюби ближнего своего», свойственное всем, кто путешествует забавы ради.

Командир принял окончательное решение.

— Двигаемся к точке между целями номер один и номер два. Там будем ждать. И помните: не впадать в расслабленность и небрежность. Мы слишком долго были асами, чтобы сейчас все испортить.

Глава 45

Почти полная, в три четверти, луна облегчала путь через лес. Про луну Старки разузнал заранее. Он не то чтобы был сдвинут на тотальном контроле — нет, он придавал столь большое значение мелочам просто потому, что недооценка мелочей чревата тем, что сам будешь «найден и ликвидирован». Поэтому сейчас командир доподлинно знал, что они могут рассчитывать на умеренную температуру, слабый ветер и отсутствие дождя. Дождь означал бы грязь, а грязь означала бы массу следов, а следы были бы совершенно неприемлемы для их задачи.

Двигаясь через лес, они не разговаривали. Возможно, в данном случае и не было нужды проявлять подобную осторожность, но то была привычка — именно так их подготавливали к боевым операциям. В них издавна вдалбливалось простое правило: помни, чему тебя учили, и ни в коем случае не геройствуй. Кроме того, дисциплина помогала сосредоточиться. Фокусом их внимания сделался данный, конкретный объект уничтожения.

Но, концентрируясь на общей задаче, каждый одновременно пребывал в собственном мире. Харрис фантазировал насчет предстоящих убийств, воображая все с конкретными лицами и телами. Старки и Гриффин хоть и пребывали мыслями «здесь и сейчас», но при этом надеялись, что Харрис, с его богатой фантазией, не надул их при описании цели. Старки помнил, как однажды Браунли доложил, что добычей является вьетнамская девушка, которую и описал в мельчайших подробностях. Но когда они приблизились к зоне уничтожения, маленькой деревушке в долине Ан Лао, то обнаружили толстую старуху, лет за семьдесят, с черными бородавками по всему телу.

Мечтания их были нарушены мужским голосом, внезапно прорезавшим тишину леса.

Рука Старки взметнулась в предостерегающем жесте.

— Эй! В чем дело? Кто там? — восклицал голос. — Кто там?

Все трое приросли к месту. Харрис и Гриффин посмотрели на Старки, который продолжал держать правую руку поднятой. На крик мужчины никто не отозвался.

— Синтия? Это ты, радость моя? Не смешно, знаешь ли.

Мужчина. Молодой. Явно взволнованный.

Затем пятно ярко-желтого света от вспыхнувшего фонаря метнулось прямо на них, и тут Старки шагнул вперед.

— Эй! — вот и все, что он сказал.

— Какого черта?! Вы, ребята, военные? — в свою очередь, произнес голос. — Что вы здесь делаете? На Аппалачской тропе?

Старки наконец щелкнул выключателем и своего «Маглайта». Луч выхватил из темноты молодого белого мужчину со спущенными до щиколоток шортами цвета хаки и рулоном туалетной бумаги в руке.

Худой малый, кожа да кости. Длинные черные волосы. На лице дневная щетина. Угрозы он не представлял.

— У нас здесь учения. Простите, что вас потревожили, — сказал Старки сидящему перед ним на корточках молодому человеку. Он чуть усмехнулся, потом обернулся к Харрису: — Кто такой, черт подери?

— Парочка, объект номер три. Блин, они, должно быть, отстали от нашей мишени, от второго номера.

— Ладно. Тогда меняем планы, — сказал Старки. — Беру это на себя.

— Есть, сэр.

Старки почувствовал холод в груди и знал, что остальные, вероятно, тоже. Такое случалось в бою, особенно когда что-то не ладилось. Все чувства обострялись, делались сильнее, ярче. Он предельно четко воспринимал происходящее, даже на периферии зрения. Сердце билось ровно, сильно, уверенно. Старки любил эти глубокие, интенсивные ощущения, предшествующие самому важному моменту.

— Вы не могли бы оставить меня в покое? — огрызнулся не вовремя застигнутый молодой человек. — Не возражаете, парни?

Но тут вдруг последовала новая, еще более яркая вспышка — это Браунли Харрис начал снимать очередной видеофильм.

— Эй, это что, камера, мать вашу?

— Она самая, — ответил Старки. И прыгнул на скрючившегося на корточках беднягу прежде, чем тот понял, что происходит. Потом приподнял жертву за длинные волосы и полоснул по горлу армейским боевым ножом.

— Что собой представляет женщина? — обернулся Гриффин к Харрису, который все снимал и снимал своей ручной камерой.

— Не знаю, ублюдок ты озабоченный. Утром, когда я ходил в разведку, девчонка спала. Я ее не видел.

— Дружок был довольно смазливый, — сказал Гриффин. — Так что я полон надежд в отношении цыпочки. Думаю, мы скоро это узнаем.

Глава 46

И вновь мы Сэмпсоном ехали по автостраде I-95, и на сей раз наш путь лежал в Харперз-Ферри, штат Западная Виргиния. Неподалеку от этого городка произошло зверское убийство. До сих пор ни ФБР, ни местная полиция не могли уловить в нем ни малейшего смысла. Но зато нам оно было абсолютно понятно. Там побывали наши трое убийц.

Уже довольно давно у нас не было случая вдосталь поговорить. В течение первого часа мы являли собой полицейских. Мы рассуждали о жертвах убийства — двух туристах с Аппалачского маршрута, о возможной связи этого преступления с Эллисом Купером или с убийствами в Аризоне и Нью-Джерси. Мы уже успели прочесть отчеты следователей, ведущих дело. Описания эти наводили ужас и уныние. Молодая пара (обоим было по двадцать с лишним), художник-график и архитектор, были найдены с перерезанными глотками. Невинные люди. Ни смысла, ни причины не прослеживалось в этом преступлении. Ни складу, ни ладу. Оба тела были вымазаны красным, и именно поэтому я получил звонок из ФБР.

— Слушай, давай на время оторвемся от обсуждения увечий, — сказал наконец Сэмпсон. К этому времени мы проехали примерно половину пути.

— Хорошая мысль. Мне тоже требуется перерыв. Скоро нам и так придется окунуться в это дерьмо по самое некуда. Какие еще новости? Как вообще поживаешь? С кем-нибудь встречаешься? — спросил я. — Всерьез? Или для развлечения?

— С Табитой, — сказал он. — С Карой, с Натали, с Ла Ташей. Натали ты знаешь. Она юрист в министерстве жилищного строительства и городского развития. Я слышал, на прошлой неделе приезжала с визитом твоя новая подружка из Сан-Франциско. Инспектор Джамилла Хьюз, отдел убийств.

— Кто тебе об этом рассказал? — рассмеялся я. Лоб Джона собрался складками.

— Дай подумать. Нана сказала. И Дэймон. И Дженни. Может, и маленький Алекс что-то прибавил. Подумываешь снова остепениться? Как я понял, эта Джамилла нечто особенное. Что, слишком горяча для тебя, не удержать?

Я продолжал смеяться.

— Чересчур сильный прессинг, Джон. Каждому так и хочется, чтобы меня опять захомутали. Чтобы я поскорее оправился от своего недавнего горестного прошлого. Вернулся к милой, добропорядочной жизни.

— Что ж, у тебя это неплохо получается. Хороший отец, хороший муж. Вот каким видят тебя люди.

— А ты? Каким ты меня видишь?

— Я тоже вижу эти положительные качества. Но я вижу и оборотную сторону. Понимаешь, одна часть тебя хочет быть старым добрым Клиффом Хакстеблом. Но другая часть — это тот самый большой и страшный одинокий волк. Ты толкуешь о том, чтобы оставить работу в полиции? Может, ты так ты и поступишь. Но в душе ты все равно охотник, Алекс.

Я бросил взгляд на своего друга:

— Кайл Крейг сказал мне то же самое. Почти в тех же словах.

Сэмпсон кивнул:

— Вот видишь! Кайл не дурак. Больной, извращенный ублюдок, но не болван.

— Итак, раз мне настолько нравится охота, то кто же из нас остепенится первым? Ты или я?

— Какое тут может быть состязание? Мои семейные ролевые модели никуда не годятся. Отец ушел, когда мне было три года. Возможно, у него и были на то причины. Мать я тоже видел не часто. Ей было не до меня. В основном таскалась по панели да ширялась. Оба меня колотили. Друг с другом тоже дрались. Отец трижды ломал матери нос.

— Боишься, что из тебя получится плохой отец? — спросил я. — Ты поэтому не обзавелся семьей?

Он поразмыслил над моим вопросом.

— Не то чтобы. Я очень даже люблю детей. Особенно когда они твои собственные. Женщин тоже люблю. Может, в этом и загвоздка — уж слишком я люблю женщин, — заключил Сэмпсон и рассмеялся. — А женщины, похоже, любят меня.

— Во всяком случае, в конце концов, ты хотя бы знаешь о себе правду.

— Ну и отлично. Самопознание — первый шаг к успеху, — широко улыбнулся Сэмпсон. — Сколько я вам должен, доктор Кросс?

— Не беспокойтесь. Я вышлю вам чек.

Впереди показался дорожный знак: «Харперз-Ферри — 2 мили». Именно в этом местечке находился человек, арестованный за убийство.

Бывший армейский офицер, ранее несудимый.

Ныне — баптистский священник.

Меня же интересовало, не видел ли кто поблизости от места преступления троих мужчин подозрительного вида. И не снимал ли один из них все происходящее на видеокамеру.

Глава 47

Мы встретились с преподобным Рисом Тейтом в крохотной комнатке внутри скромного тюремного здания в Харперз-Ферри. Тейт оказался худощавым лысеющим мужчиной с четко выраженными бачками, доходившими до мочек ушей. Он вышел в отставку в 1993 году и теперь возглавлял баптистскую общину в Каупенсе, штат Южная Каролина.

— Преподобный Тейт, не могли бы вы рассказать нам, что произошло вчера с вами на Аппалачской тропе? — спросил я, объяснив, кто мы такие. — Расскажите все, что можете. Мы здесь именно затем, чтобы выслушать ваш рассказ.

Недоверчивые глаза Тейта метались между мной и Сэмпсоном. Он беспрестанно и скорее всего бессознательно скреб себе голову и лицо, обводя рассеянным взглядом маленькую комнату. Он выглядел страшно растерянным. Конечно, он нервничал и был испуган, и я не мог винить его за это, особенно если предположить, что его несправедливо обвиняют в двойном преднамеренном убийстве.

— Быть может, вы сначала ответите на некоторые мои вопросы? — наконец не без усилия выговорил он. — Почему вас заботит случившееся там, на туристской тропе? Я не могу взять в толк. Как и всего остального, что приключилось за последние два дня.

Сэмпсон посмотрел на меня. Он хотел, чтобы я объяснил. Я начал рассказывать Тейту о том, что связывало нас с Эллисом Купером и убийствами близ Форт-Брэгга.

— Вы действительно верите, что сержант Купер был невиновен? — спросил он, когда я умолк.

Я кивнул:

— Да, верим. Мы считаем, что обвинение было ложным, улики сфабрикованы. Но мы еще не знаем, в чем причина. Не знаем, кто это сделал и зачем.

— Вы когда-нибудь встречались с Эллисом Купером во время службы в армии? — задал вопрос Сэмпсон.

Тейт покачал головой:

— Я никогда не был дислоцирован в Брэгге. Не помню сержанта Купера и по Вьетнаму. Нет, не думаю, что встречал его.

Я старался держаться умеренно, не пережимать. Рис Тейт был настороженным, сдержанным, церемонным человеком, поэтому я вел беседу в максимально благожелательном тоне.

— Преподобный Тейт, мы ответили на ваши вопросы. Не могли бы вы теперь ответить на некоторые наши? Если вы неповинны в убийствах, мы здесь затем, чтобы помочь вам выпутаться из этого недоразумения. Мы выслушаем вас, причем со всей возможной объективностью.

Казалось, он раздумывал некоторое время, потом заговорил:

— Сержант Купер… его признали виновным, как я понимаю. Он в тюрьме? Я бы хотел с ним поговорить.

Я взглянул на Сэмпсона, потом вновь на Риса Тейта.

— Сержанта Купера нет в живых. Недавно он был казнен в Северной Каролине.

Тейт медленно, сокрушенно качал головой:

— Боже мой. Боже милостивый… Я просто взял отпуск на недельку, решил дать себе перерыв. Я люблю совершать пешие походы, ночевать на открытом воздухе. Это привычка, оставшаяся у меня с армейских времен, но я и раньше это любил. Я был бойскаутом, затем скаутом-орлом,[15] в Гринсборо… Звучит забавно при данных обстоятельствах.

Я не перебивал его, давая возможность выговориться. Живущему в его душе скауту-орлу было важно, даже необходимо, облегчить душу.

— Вот уже четыре года, как я в разводе. Походы с ночевкой — это единственный, из доступных мне, благопристойный побег от реальности. Облегчение, разрядка. Я каждый год отвожу для этого пару недель плюс несколько дней там и сям, где сумею выкроить.

— Кто-нибудь знал, что вы планируете путешествие по Аппалачской тропе?

— Знали все в нашей церкви. Пара знакомых и соседей. Я не делал из этого особой тайны. Да и зачем?

— А ваша бывшая жена знала? — спросил Сэмпсон.

Тейт подумал, затем покачал головой:

— Мы не часто общаемся. Наверное, я должен вам сказать, что бил Хелен до нашего развода. Возможно, она сама напрашивалась, но, так или иначе, ей от меня доставалось. Это пятно на мне навсегда, мой вечный грех. Мужчине нет прощения, если он поднимает руку на женщину.

— Вы можете рассказать нам о вчерашнем дне? Обо всех событиях, о ваших делах? Постарайтесь вспомнить как можно больше, — попросил я.

Тейту потребовалось минут десять, чтобы провести нас по всем подробностям злополучного дня. Он рассказал, что проснулся около семи и увидел, что утро туманное. Он не спешил пуститься по маршруту и позавтракал в лагере. В путь он тронулся примерно в половине девятого и покрыл в тот день большое расстояние. По дороге он настиг и обогнал две семьи и одну пожилую пару. Накануне он видел мать с двумя дочерьми и надеялся догнать их, но этого не случилось. Наконец около шести разбил лагерь.

— Почему вы хотели догнать тех трех женщин? — спросил Сэмпсон.

Тейт пожал плечами:

— Просто шальные мечты. Мать была привлекательна, лет сорока с небольшим. Им всем определенно нравилось путешествовать пешком. Я думал, может, нам удастся пройти часть пути вместе. Это обычная вещь на Аппалачской тропе.

— Вы еще кого-нибудь видели в тот день? — спросил Сэмпсон.

— Я не помню никого особенного. Я еще подумаю. Слава Богу, тут у меня есть время. И стимул.

— Хорошо. Значит, там были эти семьи, пожилая пара, мать с двумя дочерьми. А видели вы еще какие-нибудь группы, преодолевающие маршрут? Например, состоящие только из мужчин? Или просто одиноких туристов?

Он покачал головой:

— Нет. Не помню никого подозрительного. И никаких подозрительных звуков ночью. Я крепко спал. Это еще одно из достоинств пеших походов. Встав на следующее утро, я уже в половине восьмого отправился в путь. Это был чудесный денек, ясный, звонкий, как колокольчик, было видно на несколько миль вперед. Около полудня появились полицейские и меня арестовали.

Преподобный Тейт посмотрел на меня. Его маленькие глазки смотрели на меня с мольбой, взывая о понимании.

— Я клянусь, что невиновен. Я никого не трогал в тамошнем лесу. Не имею понятия, как на моей одежде появилась кровь. Я даже не надевал этих вещей в тот день. Я никого не убивал! Кто-то должен мне поверить!

От его слов меня с ног до головы прохватил озноб. Сержант Эллис Купер говорил практически то же самое.

Глава 48

Мое последнее дело в качестве сыщика, специализирующегося на раскрытии убийств. Дело по-настоящему сложное и каверзное. Я очень много и безостановочно размышлял о нем в последние несколько дней, и оно тяжким грузом давило на мозг во время долгого и отупляющего возвращения домой из Харперз-Ферри.

Я пока что не предупреждал начальство о том, что собираюсь уволиться. Почему я этого не делал? Я продолжал заниматься случаями преднамеренных убийств, совершенных в округе Колумбия, хотя большинство из них вовсе не требовало моего вмешательства. В районе многоэтажных трущоб был убит мелкий наркодилер, но кого это могло взволновать? Двадцатилетняя женщина убила своего жестокого мужа, но опять же — из чистой самообороны. По крайней мере, мне это было ясно как день. Эллис Купер был мертв. А вот теперь и человека по имени Рис Тейт обвиняли в преступлении, которого он, по всей вероятности, не совершал.

В тот уик-энд я решил слетать в штат Аризона, в город Темп. Я договорился встретиться там с женщиной по имени Сьюзан Этра, мужа которой обвинили в убийстве рядового, являвшегося гомосексуалистом. Миссис Этра возбудила судебный иск против армии за неправомерную казнь мужа. Она была убеждена, что он невиновен и что у нее достаточно доказательств, чтобы убедить в этом суд. Мне требовалось выяснить, не могло ли быть дело против подполковника Джеймса Этра так же сфабриковано. Сколько же всего было жертв?

Открывшая мне дверь миссис Этра выглядела нервной и беспокойной. Я с удивлением увидел у нее в гостиной какого-то человека с бесстрастным лицом. Она пояснила, что попросила присутствовать своего адвоката. Прекрасно.

Адвокат был загорелым мужчиной с зализанными назад седыми волосами, в дорогом темно-сером костюме и черных ковбойских ботинках. Он представился Стюартом Фишером из Лос-Анджелеса.

— Миссис Этра согласилась встретиться с вами, детектив, в интересах установления истины относительно неправомерного ареста и осуждения своего мужа. Я здесь затем, чтобы защищать интересы миссис Этра.

— Понимаю, — сказал я. — Вы были адвокатом подполковника Этра на процессе?

На лице Фишера продолжала сохраняться вежливо-непроницаемая маска.

— Нет. Я юрист, специализирующийся в сфере индустрии развлечений. Хотя и имею опыт ведения дел об убийстве. Я начинал в канцелярии окружного прокурора, в Лагуна-Бич. Шесть лет назад.

Далее Фишер объяснил, что миссис Этра недавно запродала историю своего мужа в Голливуд. Теперь уже мне следовало держать ухо востро.

В течение примерно часа Сьюзан Этра рассказывала мне то, что ей было известно. Ее муж, подполковник Этра, никогда прежде не попадал ни в какие истории. Насколько ей известно, он никогда не проявлял нетерпимости к людям нетрадиционной сексуальной ориентации, будь то мужчины или женщины. И тем не менее, по словам обвинения, Этра вломился в дом к двум солдатам-гомосексуалистам и застрелил их в постели. На судебном процессе утверждалось, что он был якобы безнадежно влюблен в младшего из мужчин.

— Орудием убийства послужил армейский револьвер. Он был найден у вас в доме? Он принадлежал вашему мужу? — спросил я.

— Джим обнаружил пропажу револьвера дня за два до убийства. Он был очень педантичным и скрупулезным человеком, особенно в том, что касалось оружия. Потом нежданно-негаданно, к большому удобству для полиции, пистолет вдруг снова оказался у нас в доме.

Адвокат Фишер, очевидно, решил, что я достаточно безобиден, и откланялся прежде меня. После его ухода я спросил миссис Этра, могу ли я взглянуть на личные вещи ее супруга.

— Вам повезло, что вещи Джима еще здесь, — сказала миссис Этра. — Бог знает, сколько раз я собиралась отнести его одежду в какую-нибудь благотворительную организацию. Насколько помню, я перенесла их в свободную спальню.

Я последовал за ней в ту комнату, затем она оставила меня там одного. Все имело очень аккуратный вид, каждая вещь лежала на своем месте, и у меня сложилось впечатление, что именно так Сьюзан и Джеймс Этра жили до убийства и что наступивший хаос разрушил их жизнь. Мебель представляла собой странную смесь предметов из светлого дерева и более темного антиквариата. Столик у стены был заставлен коллекцией оловянных моделей — пушек, танков и солдат, относящихся к разным войнам. Рядом с моделями в закрытой витрине было выставлено много огнестрельного оружия. На каждом имелся ярлычок.

«Армейский револьвер системы „Кольт“, 1860 года; калибр 44, ствол 8 дюймов».

«Винтовка системы „Спрингфилд Трэпдор“ и патрон к ней; применялась в войнах с индейцами. Штык и кожаный ремень подлинные».

«Винтовка системы „Марлин“, около 1893 года; только черный порох».

Я открыл стоящий рядом платяной шкаф. Одежда подполковника Этры включала как армейскую форму, так и штатское платье. Я двинулся дальше, осматривая разнообразные шкафчики.

Производя досмотр ящиков комода, я наткнулся на соломенную куклу.

В животе у меня похолодело. Точно такую же мерзкую и пугающую куклу я нашел в доме Эллиса Купера, близ Форт-Брэгга. Это была ее точная копия — словно они были куплены в одном и том же месте… Одним и тем же лицом… Убийцей?

Чуть позже, уже в другом ящике, я нашел и лишенный века глаз. Он будто следил за мной, бдительный и неусыпный, хранящий свои темные тайны.

Я перевел дух, потом вышел и позвал в комнату миссис Этра. Показал ей соломенную куклу и это всевидящее око. Она покачала головой и поклялась, что никогда их прежде не видела. В глазах ее читались замешательство и страх.

— Кто побывал в моем доме? Я уверена, что, когда переносила вещи Джима, этой куклы здесь не было, — твердила она. — Я абсолютно убеждена в этом. Как они могли сюда попасть? Кто мог подбросить эти гадкие предметы в мой дом, детектив Кросс?

Миссис Этра позволила мне забрать куклу и глаз. Она не желала терпеть их присутствия, и я не мог винить ее за это.

Глава 49

Между тем расследование продолжалось и на другом фронте. Джон Сэмпсон на своем черном «меркурии-кугаре» свернул с 35-й магистрали в приморское местечко Мантолокинг, в штате Нью-Джерси, и направился в сторону океана. Пойнт-Плезент, Бэй-Хед и Мантолокинг представляли собой граничащие друг с другом населенные пункты на побережье, и, поскольку стоял октябрь, они в значительной степени пустовали.

Припарковав машину на Восточной авеню, Сэмпсон после неблизкого пути из Вашингтона решил размять ноги.

— Господи, вот это пляж! — восхищенно пробормотал он, поднявшись по городской лестнице на гребень дюн. Прямо перед ним, вероятно, метрах в сорока, раскинулся океан.

Денек стоял просто превосходный: тепло, но не жарко; на безоблачном голубом небе сияет ласковое солнце, а воздух неправдоподобно чист и прозрачен. Ему невольно подумалось, что лучшего дня, возможно, не случалось за весь пляжный сезон, когда все эти прибрежные городки были наводнены отдыхающими с их автомобилями.

Сэмпсону очень понравился открывшийся перед ним пейзаж. Тихий и красивый городок на взморье вызывал в нем чувство умиротворения. Трудно сказать почему, но эти последние дни на службе в округе Колумбия показались ему как-то по-особому мрачными и тяжелыми. Его неотвязно преследовали мысли о смерти сержанта Купера, точнее, о преднамеренном его убийстве. В последнее время с головой и впрямь творилось что-то неладное. Здесь же все ощущалось совсем иначе, и ощущение это возникло с первого момента. Джон почувствовал, что здесь способен слышать и видеть все с необычайной ясностью.

Все же он решил, что пора приступить к работе. Было почти половина четвертого, а как раз на это время он договорился о встрече с проживающей здесь Билли Хьюстон. Считалось, что муж миссис Хьюстон, военнослужащий, убил другого солдата близ базы Форт-Монмут. Лицо жертвы было разрисовано белой и синей краской.

Смелее, сказал себе Сэмпсон, открывая деревянную калитку, и зашагал в сторону большого, крытого кровельной дранкой дома, по дорожке, посыпанной ракушками. Сам пляжный дом и вся окружающая обстановка показались ему очень хороши, можно сказать, до неправдоподобия. Ему понравилась даже вывеска: «Обретенный рай».

Миссис Хьюстон наблюдала за ним из окна. Как только его нога коснулась ступеней, дверь-ширма распахнулась, и сама хозяйка вышла на крыльцо, чтобы его встретить.

Это была небольшого роста, миниатюрная афроамериканка, более привлекательная, чем он ожидал. Не кинозвезда, конечно, но было в ней что-то, что зацепило его внимание и не отпускало. На ней были свободные шорты защитного цвета и черная футболка, а обуви на ногах вовсе не было. Ну и крохотная же, подумал Сэмпсон, — ростом, вероятно, не больше пяти футов и весит как перышко.

— Что ж, вы выбрали для своего визита по-настоящему славный денек, — сказала она и улыбнулась. Улыбка у нее тоже была милая.

— В самом деле? А что, здесь не каждый день такая погода? — отозвался он и тоже заставил себя улыбнуться. Поднимаясь по чуть поскрипывающим деревянным ступенькам, он все еще не мог оправиться от удивления, вызванного обликом миссис Хьюстон.

— Вообще-то здесь бывает много таких дней, — ответила она и представилась: — Я — Билли Хьюстон. Но конечно, вы и сами это знаете. — Она протянула ему руку. Сэмпсон пожал ее. Рука была теплая и мягкая и совсем потонула в его ладони.

Он продержал ее в своей руке несколько дольше, чем собирался. Ну а почему бы и нет? Он полагал, что отчасти это можно объяснить тем, что́ ей довелось пережить. Муж миссис Хьюстон был казнен около двух лет назад, и она во всеуслышание, громко и уверенно, отстаивала его невиновность, вплоть до самого конца, да и некоторое время после. История воспринималась Сэмпсоном как очень знакомая. А может, и в быстрой располагающей улыбке женщины было нечто такое, от чего он ощутил себя комфортно. Сказать по правде, она произвела на него почти такое же яркое впечатление, как и городок и как эта прекрасная погода. Она ему сразу понравилась. В ней не было такого, что могло бы не нравиться. Пока, во всяком случае.

— Почему бы нам не пойти побеседовать на пляже? — предложила она. — Если хотите, можете снять туфли и носки. Вы ведь городской житель, верно?

Глава 50

Сэмпсон последовал совету. Хоть он и занимается сейчас расследованием, но все равно, почему бы не внести в деловую беседу несколько приятных моментов? Песок мягко обволакивал и ласкал босые ноги. Вслед за хозяйкой Джон двинулся вдоль большого дома, потом дорога пошла в гору и привела их на высокую и широкую дюну, покрытую белым песком и струящимся на ветру песчаным тростником.

— Ваш дом — это действительно что-то потрясающее, — обронил он. — Слово «красивый» не дает о нем полного представления.

— Я тоже так считаю, — согласилась она, с улыбкой поворачиваясь к нему. — Конечно же, это не мой дом. Мой собственный — в двух кварталах в глубь материка. Одно из маленьких пляжных бунгало, что вы проезжали по дороге сюда. А этот дом принадлежит О'Брайанам, я присматриваю за ним в зимний сезон, пока Роберт и Кэти живут в Форт-Лодердейле.

— Совсем не дурная обязанность, — заметил он. На самом же деле она показалась ему просто великолепной.

— Нет, конечно, это совсем неплохо. — Билли Хьюстон резко сменила тему: — Вы хотели поговорить со мной о моем муже, детектив. Не угодно ли рассказать, что побудило вас приехать? Я вся как на иголках с тех самых пор, как вы позвонили. Зачем вы хотели меня видеть? Что вы хотите узнать о моем муже?

— Как на иголках? — переспросил Сэмпсон. — Разве кто-нибудь еще говорит так в наше время?

Билли рассмеялась:

— Наверное, я еще говорю. Просто вырвалось. Сразу выдает мою принадлежность месту и времени, да? Я выросла на ферме испольщика в Алабаме, неподалеку от Монтгомери. А уж о дате умолчу. Итак, зачем вы здесь, детектив?

Они начали спускаться по песчаному склону, полого уходящему к морю. Океан представлял собой сплошную мешанину сочных синих, зеленых и пенно-кремовых тонов. Трудно поверить — но вдоль всего взморья, куда хватало глаз, не было почти ни одной живой души. Одни только шикарные дома, даже скорее особняки, и вокруг — никого, кроме чаек.

Пока они брели в северном направлении, Джон поведал миссис Хьюстон о своем друге Эллисе Купере и о событиях в Форт-Брэгге. Он решил не рассказывать об остальных смертях в среде военных.

— Наверное, он был очень хорошим другом, — произнесла она, когда Сэмпсон закончил рассказ. — Вижу, вы не желаете так легко сдаваться.

— Просто не могу. Он был одним из лучших друзей за всю мою жизнь. Мы с ним три года провели во Вьетнаме. Он был первым в моей жизни старшим мужчиной, который жил не только для себя, а думал о других. Понимаете, у меня никогда по-настоящему не было отца.

Она кивнула, но не стала приставать с расспросами. Сэмпсон все еще не мог отделаться от мысли, какая она маленькая. Ему подумалось, что он мог бы подхватить ее под мышку и понести.

— И еще одна причина в том, миссис Хьюстон, что я совершенно уверен: Эллис Купер не виновен в тех убийствах. Назовите это шестым чувством или как угодно, но я в этом убежден. Он так и сказал мне перед казнью. Я не могу отмахнуться от этого. Просто не могу.

Женщина вздохнула, и он увидел, что на лице ее отразилась боль. Чувствовалось, что она тоже не смирилась со смертью мужа и с тем, при каких обстоятельствах смерть произошла. Но при этом она по-прежнему не вмешивалась в его повествование. Это было интересно. Она, несомненно, обладала тактом и деликатностью.

Джон остановился, его спутница — тоже.

— Что такое? — спросила она наконец.

— Вас не так-то легко разговорить, не правда ли? — спросил он.

Она засмеялась:

— О нет, неправда. Мне стоит только начать. Порой я говорю даже слишком много, поверьте. Но мне было интересно услышать, что и как будете говорить вы. Теперь вы хотите, чтобы я рассказала вам о моем муже? О том, что случилось с ним? Почему я уверена, что он тоже был невиновен?

— Я хочу услышать о вашем муже все, — сказал Сэмпсон. — Расскажите, прошу вас.

— Убеждена, что Лоренс стал жертвой убийства, — начала она. — Исполнителем убийства стал штат Нью-Джерси. Но есть еще кто-то, хотевший его смерти. Я хочу знать, кто убил моего мужа, так же, как вы хотите знать, кто убил вашего друга Эллиса Купера.

Глава 51

Сэмпсон и Билли Хьюстон остановились и сели на песок перед растянувшимся вдоль берега пляжным коттеджем, в котором было, вероятно, не меньше дюжины спален. Сейчас он стоял пустой — заколоченный на зиму, окна забраны ставнями, — что представлялось Сэмпсону непростительным расточительством. Он знал людей в округе Колумбия, которые жили в заброшенных помещениях без окон, без тепла, без водопровода.

Он буквально не мог оторвать глаз от этого дома. Дом был трехэтажный, с опоясывающими галереями на уровне двух верхних. Рядом с домом на дюне бросалась в глаза табличка: «Эти дюны являются частным владением. Просьба держаться дорожки. Штраф за нарушение $300». Эти люди серьезно относятся к своей собственности или к красоте, которой владеют, а может, и к тому, и к другому сразу, подумал он.

Устремив взгляд в океан, Билли Хьюстон начала свой рассказ.

— Мне бы хотелось рассказать о вечере, когда произошло убийство, — сказала он. — Я работала медсестрой в муниципальном медицинском центре в Томс-Ривер. В одиннадцать часов освободилась с дежурства и примерно в половине двенадцатого была дома. Лоренс почти всегда дожидался меня, не ложился спать. Обычно мы оказывались дома вместе по вечерам через день. Сидели на диване. Иногда смотрели телевизор, в основном комедии. Он был крупный мужчина, вроде вас, и всегда говорил, что мог бы носить меня в кармане.

Сэмпсон не прерывал, просто слушал, как развивается ее повествование.

— Что мне больше всего запомнилось в том вечере, детектив, — так это то, что он был таким обыкновенным, ничем не примечательным. Лоренс смотрел по телевизору шоу Стива Харви, и, войдя в дом, помню, я наклонилась к нему и поцеловала. Потом прошла в другую комнату переодеться.

— Выйдя из спальни, я налила себе бокал «Шираза» и спросила, не приготовить ли поп-корн. Лоренс сказал, что не надо. Он следил за своим весом, потому что зимой иногда поправлялся. Он был в шутливом, благодушном настроении, очень спокойном и расслабленном. Ничуть не был напряжен, не испытывал ни малейшего стресса. Мне никогда этого не забыть. Пока я наливала себе вина, в дверь позвонили. Я все равно была на ногах, поэтому пошла открыть. Там была военная полиция. Оттолкнув меня, они ворвались в дом и арестовали Лоренса за совершение страшного убийства, которое произошло в этот вечер, всего несколькими часами раньше. Я помню, как посмотрела на мужа и как он посмотрел на меня. Он покачал головой в совершенном недоумении. Такой взгляд просто невозможно изобразить нарочно. Потом он сказал полицейским: «Вы, офицеры, совершаете ошибку. Я — сержант армии Соединенных Штатов». И тогда один из полицейских ударил его дубинкой.

Глава 52

Я постарался на время забыть, что работаю над делом об убийстве. Что таскаю с собой мерзкую соломенную куклу и зловещий неусыпный глаз. Что гоняюсь за убийцами, суровый и беспощадный, как всегда.

Я вошел в вестибюль гостиницы «Уиндхэм-Бьютс-Ризорт» в городе Темпе, и там уже ждала меня Джамилла. Она прилетела на восток из Сан-Франциско повидаться со мной. Таков был придуманный нами план.

На ней была оранжевая шелковая блузка, на плечах — тоже оранжевый, но более темного тона, свитер, на запястьях — тонкие золотые браслеты, в ушах — крохотные золотые сережки. Ее вид как нельзя лучше соответствовал Солнечной долине — именно так, насколько мне известно, принято называть крупную зону-мегаполис, куда входят города Феникс, Скоттдейл, Месса, Чендлер и Темп.

— Полагаю, для тебя это не новость, — сказал я, подойдя к ней и крепко обнимая, — но выглядишь ты сногсшибательно. У меня просто дух захватило.

— Правда? — спросила она, вроде бы искренне удивленная. — Прекрасное начало для нашего уик-энда.

— И я не единственный, кто так считает. Каждый здесь, в холле, может это подтвердить.

Она засмеялась:

— Вот теперь я вижу, что ты меня дурачишь.

Джамилла взяла меня за руку, и мы двинулись через вестибюль. Неожиданно я остановился и, развернув ее к себе, опять заключил в объятия. Некоторое время я смотрел в ее глаза, потом поцеловал. Поцелуй получился долгим и сладостным, потому что я вложил в него все свое долгое ожидание.

— Ты и сам отлично выглядишь, — сказала она, когда мы оторвались друг от друга. — Ты всегда выглядишь первоклассно. Открою тебе секрет. Это у меня захватило дух, когда я в первый раз увидела тебя в аэропорту Сан-Франциско.

Я вытаращил глаза и засмеялся:

— Знаешь, давай-ка лучше сначала доберемся до номера, а не то угодим в какие-нибудь неприятности.

Джамилла прильнула ко мне и еще раз быстро поцеловала.

— А мы ведь можем, еще как! — Последовал новый поцелуй. — Знаешь, Алекс, я ведь обычно так себя не веду. Что со мной творится? Что на меня нашло?

Мы еще раз стиснули друг друга в объятиях, а потом зашагали к гостиничным лифтам.

Наша комната находилась на верхнем этаже, и из окон открывалась панорама Феникса, а также вид на водопад, низвергающийся в бассейн на склоне горы. Вдали виднелись тропинки для пеших туристов и для любителей бега трусцой, теннисные корты и пара площадок для гольфа. Я сказал Джамилле, что футбольное поле, которое виднеется отсюда, это, вероятно, стадион.

— Думаю, именно там играет команда штата Аризона.

— Я с удовольствием послушаю о Темпе и о команде Аризоны, — сказала Джамилла, — но только чуть позже.

— О, конечно.

Я дотронулся до ее блузки, которая была приятно шершавой на ощупь, как это свойственно шелку.

— Мне нравится это ощущение.

— Так и задумано.

Я медленно провел руками по плечам Джамиллы, по выступающим сквозь ткань соскам ее грудей, животу. Я принялся поглаживать ее плечи, а она прильнула ко мне и лишь бормотала протяжно и с наслаждением что-то вроде: «м-м-м-м», «да-а-а», «пожалуйста» и «спасибо». Это было похоже на импровизированный танец, и ни тот ни другой из нас точно не знал, какое движение последует дальше. Как хорошо было вновь оказаться рядом с ней.

— Нам ведь некуда спешить, — прошептала она, — не правда ли?

— Конечно. У нас впереди сколько угодно времени. Целая вечность. Знаешь, в полицейских кругах это называется «провоцировать на уголовно наказуемое деяние».

— Да, да, именно. Я полностью отдаю себе отчет. А еще это называется «нападение из-за угла». Может, тебе следует просто капитулировать?

— Ладно, инспектор, я сдаюсь.

Мы были одни в целом мире. Я понятия не имел, что произойдет в следующий миг, но уже начал овладевать премудростью отдаваться ходу событий, просто плыть по течению, наслаждаясь каждой секундой и не слишком беспокоясь о том, куда приплывешь. С того дня, проведенного с Джамиллой в Вашингтоне, я не встречался с женщинами, у меня с тех пор никого не было. Да и вообще никого уже некоторое время.

— Продолжай. У тебя нежнейшее прикосновение из всех, кого я знаю, — прошептала она. — Неправдоподобно нежное.

— И у тебя тоже.

— Ты, кажется, удивлен.

— Немножко, — признался я. — Наверное, потому что видел жесткую сторону твоего характера, когда мы работали вместе.

— И она тебя пугает? Моя жесткая сторона?

— Нет. Мне и это в тебе нравится. До тех пор, пока ты не будешь уж слишком проявлять ее по отношению ко мне.

В тот же миг Джам сильно толкнула меня назад — так, что я повалился спиной на кровать, потом сама упала сверху. Я стал целовать ее щеки, потом нежные, сладкие губы. У нее были восхитительный вкус и аромат. Слышно было, как пульсирует кровь у нее под кожей. Некуда спешить.

— В детстве, в Окленде, я была девчонкой-сорванцом. Играла в бейсбол, — сказала она. — Я хотела, чтобы отец и братья мной гордились.

— И они гордились?

— О да! Без дураков. Я показывала класс в бейсболе и на беговой дорожке.

— Они и сейчас гордятся?

— Думаю, да. Конечно, да. Папа, правда, немного разочарован, что я не играю за сан-францисских «Гигантов», — засмеялась она. — Он считает, я бы заставила Барри Бондза побегать.

Джамилла помогла мне освободиться от брюк, а я тем временем расстегивал крючки на ее рубашке. Как ни старался я сдерживаться, по телу пробежала дрожь. Впереди целая вечность.

Глава 53

Когда Сэмпсон закончил беседовать с миссис Хьюстон, было уже слишком поздно, чтобы ехать обратно в Вашингтон. К тому же ему понравилось на побережье, поэтому по совету Билли он отправился в местную гостиницу под названием «Коноверс-Бэй-Хед», где предоставляли ночлег и завтрак.

Но не успел он войти в номер на третьем этаже, как зазвонил телефон. Кто бы мог разыскивать его здесь, в «Коноверс-Бэй-Хед»?

— Слушаю, — сказал детектив, снимая трубку. — Джон Сэмпсон.

Последовало короткое молчание.

— Это Билли, — услышал он в следующий момент. — Билли Хьюстон.

Сэмпсон присел на краешек кровати и поймал себя на том, что, несмотря на удивление, улыбается. Безусловно, он не ожидал этого звонка, он вообще не ожидал, что придется еще когда-нибудь услышать ее голос.

— Э… добрый вечер. Я беседовал с вами… не для протокола. Вы что-то забыли мне сообщить?

— Нет. То есть вообще-то да. Понимаете, вы приехали сюда, чтобы помочь реабилитировать Лоренса, а я абсолютно ничего не делаю, чтобы сделать ваш приезд более удобным и приятным. Не пообедаете ли вместе со мной здесь, в доме? Я уже начала кое-что стряпать, так что, пожалуйста, не говорите «нет». В конце концов, что вы теряете? Между прочим, я хорошо готовлю.

Сэмпсон помедлил в нерешительности, он не был уверен, что это такая уж удачная идея. Не то чтобы он полагал обед в компании Билли Хьюстон нудным мероприятием. Просто создавалась, ну, скажем, потенциально неловкая ситуация, возможно даже, злоупотребление служебным положением.

Но в то же время слова, в которые она облекла свое приглашение, не оставляли ему выбора. Да и какой вред, если он с ней пообедает?

— Прекрасная мысль. Я с удовольствием пообедаю у вас. К какому часу мне прийти?

— К какому вам удобно. Ничего сверхъестественного не намечается, детектив, все по-простому. Я запущу гриль, как только вы приедете.

— Что, если через час? Подойдет? Кстати, вам не обязательно обращаться ко мне «детектив». Можете звать меня Джоном.

— По-моему, вы говорили. Ну, а я — Билли, и, если не возражаете, я предпочла бы имя официальному обращению «миссис Хьюстон». Жду вас через час.

Она дала отбой, а Сэмпсон еще некоторое время сжимал в руках телефонную трубку. Теперь чем больше он размышлял насчет обеда с Билли Хьюстон, тем больше ему нравилась эта затея. Снимая с себя одежду и направляясь в душ он уже думал о предстоящей встрече с нетерпением.

«Ничего сверхъестественного» — это звучало очень даже симпатично.

Глава 54

Сэмпсон купил небольшой букет цветов и бутылку красного вина в супермаркете Бэй-Хеда. Добравшись до коттеджа, опять спросил себя, не переборщил ли: цветы, вино? Что вообще происходит?

Может, он испытывал чувство вины за то, что муж этой женщины был несправедливо казнен? Или за то, что она овдовела до срока? Или же это имело какое-то отношение к Эллису Куперу? А может, дело заключалось просто в Билли Хьюстон и в нем самом?

Обойдя дом, он подошел к кухонной двери-ширме. Легонько постучал костяшками пальцев по деревянной дверной раме.

— Билли! — позвал он.

Билли… Стоит ли ему так к ней обращаться?

Почему-то он тревожился за ее безопасность. Странно, ведь ей ничто не угрожает. Никто ведь не собирается причинить вред Билли Хьюстон, разве не так? Тем не менее он чувствовал то, что чувствовал. Истинные убийцы бродили где-то на свободе. Почему бы не в Нью-Джерси?

— Открыто. Входите, — крикнула она. — Я здесь, на крыльце.

Сэмпсон прошел через кухню и увидел, что она накрывает маленький обеденный стол на открытой веранде, с видом на океан. Красивое место для обеда. По всей веранде расставлены адирондакского стиля стулья. Тут же — плетеное кресло-качалка темно-синего цвета и жалюзи в тон.

За вершинами дюн виднелся океан, и кругом — вечно струящийся на ветру песколюб.

Однако взгляд Сэмпсона уже обратился на хозяйку. На ней были хрустящая белоснежная рубашка и выцветшие джинсы. Обуви по-прежнему не было. Зачесанные назад волосы собраны в хвост. Она подкрасила губы, совсем немного.

— Здравствуйте. Я подумала, почему бы нам не пообедать здесь? Надеюсь, не замерзнете? — подмигнула она.

Сэмпсон шагнул на просторную деревянную веранду. С океана долетал легкий бриз, но на крыльце было вполне комфортно. Чувствовался запах моря, к которому примешивался аромат лаванды и астр.

— Просто замечательно! — с чувством ответил он. И это была правда. Температура самая подходящая, как и сервировка, а уж пейзаж просто выше всяческих похвал. Ничего похожего не найти на юго-востоке округа Колумбия.

— Позвольте мне помочь, — сказал он.

— Хорошая мысль. Вы можете нарезать овощи и закончить приготовление салата. Или заняться грилем.

Сэмпсон почувствовал, что улыбается.

— Выбор не слишком богатый. Возьмусь за салат. Да нет, шучу. С удовольствием займусь грилем. Если только не придется нацеплять шапочку или фартук с каким-нибудь хлестким слоганом.

Она рассмеялась:

— Ничего такого не понадобится. По дороге из кухни вы, наверное, видели проигрыватель. Я выложила рядом пачку дисков. Выберите и поставьте, что понравится.

— Это что-то вроде теста? — спросил он.

Билли опять засмеялась:

— Нет, вы уже успешно прошли все тесты. Потому-то я и пригласила вас к ужину. Перестаньте беспокоиться о наших отношениях. Вы их не порушите. Все будет хорошо. Лучше, чем вы думаете.

Глава 55

Она была права, что этот вечер окажется особенным. К своему стыду, Сэмпсон на несколько часов даже забыл об Эллисе Купере. Детектив обычно бывал тих и молчалив с малознакомыми людьми. Причина отчасти заключалась в его огромном росте, из-за которого он испытывал легкую неловкость в любой социальной группе. Но вдобавок Джон был достаточно честен с самим собой, чтобы понимать: ему не хочется терять время на людей, которые ничего для него не значат и никогда значить не будут.

Однако с Билли все было совсем иначе, и он почувствовал это с первой минуты, как она заговорила. Эта женщина обладала удивительной особенностью: Сэмпсону было в радость слушать, о чем бы она ни рассказывала. О своей повседневной работе в Мантолокинге, о двух своих детях (Эндрю был первокурсником в университете Ратджерса, Кэрри заканчивала в Монмуте среднюю школу), об океанских приливах и о том, как они изменяют цвет прибоя, добавляя ему синевы. И о полудюжине других предметов. Помимо того, что присматривала за чужим домом, Билли продолжала на полную ставку работать медсестрой в травматологической клинике. Специализировалась на взрослом травматизме и летала вертолетами медэвакуации в более крупные травматологические центры в Ньюарке и Филадельфии. Когда-то даже была медсестрой в передвижном армейском хирургическом госпитале.

Темы ее мужа они не касались вплоть до конца обеда. Лишь тогда Сэмпсон вновь затронул этот предмет. Похолодало, и они перешли в гостиную. Билли разожгла огонь, затрещали, защелкали дрова в камине, и в комнате сразу сделалось теплее и уютнее.

— Вы не возражаете, если мы еще немного поговорим о Лоренсе? — спросил он, когда оба уселись на маленькую кушетку перед камином. — Если не хотите, то не будем, это вовсе не обязательно.

— Нет-нет, все в порядке. Правда, все нормально. Вы ведь за этим сюда и приехали.

Внезапно что-то бросилось в глаза Сэмпсону. Он вскочил с кушетки и подошел к стеклянной горке возле камина. Протянул руку и вытащил соломенную куклу.

Как странно. Он внимательно оглядел находку. Детектив был уверен, что кукла представляла собой точную копию той, что он видел в доме Эллиса Купера. Обнаружив такую же вещь в доме у Билли, Сэмпсон почувствовал страх. Что делает здесь эта штука?

— Что это? — удивилась она. — Что за отвратительная кукла? От нее мороз по коже. Не помню, чтобы видела ее здесь раньше. Что-то не так? Вы вдруг помрачнели.

— Я видел точно такую же в доме Эллиса Купера, — пришлось признаться Сэмпсону. — Она из Вьетнама. Я во множестве встречал подобные в тамошних селениях. Они как-то связаны со злыми духами и покойниками. Эти куклы — зловещие штуки.

Билли подошла к стеклянному шкафчику и встала рядом с Сэмпсоном.

— Можно мне взглянуть? — Осмотрев соломенного уродца, она покачала головой. — Вероятно, Лоренс привез эту вещь оттуда… не иначе… Что-то вроде сувенира на память о пережитом. «Помни о смерти». Хотя я не помню, чтобы видела ее раньше. Это напоминает мне… Знаете, на днях мне попался в этом же шкафчике большой уродливый глаз. Он был такой… неприятный, что я его выбросила.

Сэмпсон пристально посмотрел ей в глаза.

— Странное совпадение, — проговорил он, качая головой. Он вспомнил, как Алекс отказывался верить в совпадения. — Вы говорите, ваш муж никогда не упоминал имени сержанта Эллиса Купера? — спросил он.

Билли покачала головой. Теперь и она начала немного нервничать.

— Нет. Он вообще редко говорил о войне. Ему там не понравилось. И еще меньше стало нравиться, когда он вернулся и у него появилось время задуматься о своем боевом опыте.

— Я его понимаю. После возвращения с войны я в течение двух месяцев пробыл на базе Форт-Майер, в Арлингтоне. В какую-то из суббот вернулся к себе домой — прямо в военной форме. Сошел с автобуса в Вашингтоне, и тут какая-то белая девушка в джинсах-клеш и сандалиях подошла и плюнула на мою форму. Назвала меня детоубийцей. Мне никогда не забыть этого, до конца дней. Я так разозлился, что повернулся и зашагал прочь. Эта девчонка-хиппи понятия не имела, что там творилось, каково это — когда в тебя стреляют, когда на твоих глазах убивают друзей, каково это — сражаться за свою страну.

Сцепив пальцы, Билли медленно раскачивалась взад и вперед.

— Не знаю, что рассказать вам о Лоренсе. Думаю, он бы вам понравился. Его все любили. Он был очень ответственный. Хороший отец своим детям. Заботливый и любящий муж. Перед самой его смертью я некоторое время провела рядом с ним в тюрьме — я говорю о тех двадцати минутах перед казнью. Он уставился мне в глаза и сказал: «Я не убивал того парня. Пожалуйста, сделай так, чтобы наши дети об этом узнали. Обещай мне, Билли».

— Да, — кивнул Сэмпсон. — И Эллис Купер сказал что-то подобное.

В гостиной стало тихо. Впервые за все время в воздухе повисла неловкая пауза. Наконец Сэмпсон был вынужден ее прервать:

— Я рад, что вы позвонили, Билли. Сегодняшний вечер мне очень понравился. Спасибо. Мне пора идти. Уже поздно.

Она стояла рядом с ним и не двигалась. Сэмпсон наклонился и поцеловал ее в щеку. Господи, до чего же она была маленькая.

— А вы все-таки боитесь за меня, — сказала она, но тут же улыбнулась: — Все в порядке, я крепкая.

Она проводила его до машины. Им очень хотелось опять заговорить — главным образом о ночном небе над океаном, о том, какое оно безбрежное и прекрасное.

Сэмпсон сел в свой «кугар», а Билли зашагала обратно к дому. Он смотрел ей вслед, сожалея, что вечер кончается и он, вероятно, никогда больше ее не увидит. Он также немного тревожился за эту женщину. Как соломенная кукла попала к ней в дом?

На ступенях крыльца Билли остановилась, держась одной рукой за перила. Потом вдруг, словно вспомнив что-то, двинулась обратно к машине.

— Я… хм… — начала она, потом осеклась. Она как будто волновалась, впервые за время их знакомства. Держалась как-то неуверенно.

Сэмпсон взял ее руки в свои.

— Я тут как раз подумал, нельзя ли мне попросить еще чашечку кофе, — произнес он.

Она рассмеялась легко и радостно и покачала головой:

— Вы всегда такой церемонный?

Сэмпсон пожал плечами.

— Нет, — сказал он. — Таким я еще никогда не был.

— Ну, тогда идемте.

Глава 56

Была почти полночь, а мы с Джамиллой сидели, погрузившись по шейку в пенные, бурливые воды горного бассейна. Отсюда, с высоты, открывался вид на вырисовывающийся вдали Феникс и на простершуюся ближе пустыню. Казалось, что этому роскошному небу над нашими головами не будет конца. Реактивный лайнер взмыл в небо из Феникса, и я невольно подумал о трагедии во Всемирном торговом центре. Я спросил себя, сможет ли кто-нибудь из нас когда-нибудь спокойно взирать на летящий в небе реактивный самолет без того, чтобы тотчас не вспомнить об этом.

— Не хочу вылезать отсюда. Никогда, — сказала Джамилла. — Мне здесь так хорошо. Это небо над пустыней бесконечно.

Я крепко прижал к себе Джамиллу, слыша, как бьется у моей груди ее храброе сердце. Ночной воздух из пустыни нес прохладу, и тем приятнее было оставаться в воде.

— Мне тоже не хочется уходить, — прошептал я, прижимаясь губами к ее щеке.

— Тогда зачем же мы делаем все то, что делаем? Живем в большом городе, гоняемся за убийцами, работаем сутки напролет за низкую плату? Зацикленные на убийствах, сами точно маньяки?

Я заглянул в ее серьезные темно-карие глаза. Все это были хорошие вопросы, которые я сам задавал себе десятки раз, но особенно — в последние несколько месяцев.

— Всякий раз в этом находишь что-то привлекательное. Но только не сейчас.

— Значит, ты считаешь, что мог бы отказаться от этой привычки и уйти в отставку? Преодолеть потребность в адреналине? Потребность ощущать, что занимаешься важным делом? Я вот не уверена, что смогла бы, Алекс.

Ранее я сказал Джамилле, что, возможно, оставлю вашингтонское полицейское ведомство. Она тогда кивнула и сказала, что понимает, но я спрашивал себя: так ли это? Интересно, сколько раз приходилось ей укладывать убийц лицом вниз? Случалось ли терять кого-то из товарищей?

— Итак, — продолжала она, — пока мы с тобой просто развлекаемся, наслаждаемся жизнью. Что ты думаешь о нас с тобой, Алекс? Есть ли надежда у двух полицейских на что-то серьезное, кроме развлечений?

Я улыбнулся:

— По-моему, у нас с тобой все идет отлично. Конечно, это всего лишь мое мнение.

— Пожалуй, я к нему присоединюсь, — улыбнулась в ответ Джамилла. — Пока, наверное, слишком рано утверждать наверняка. Но нам ведь хорошо вместе, правда? Я на целый день забыла о том, что я сыщик. Со мной первый раз такое.

Я поцеловал ее в губы.

— Я тоже забыл. И не будь так сурова к развлечениям. Я, например, был бы рад проглотить их намного больше и гораздо больше упиваться жизнью. Это куда веселее, чем распутывать убийства.

— Правда, Алекс? — Она счастливо засмеялась и притянула меня к себе. — Тебя это устраивает — ну, так и меня тоже. На сегодняшний день этого вполне достаточно. Мне так хорошо здесь. В эту ночь. Я доверяю тебе, Алекс.

Я был согласен с ней на все сто.

В этот счастливый час, в эту волшебную полночь.

В бассейне на склоне горы, с видом на маячивший вдали Феникс и распластавшуюся у подножия пустыню.

— И я тебе тоже, — ответил я, и большой реактивный самолет компании «Американ эрлайнз» пролетел над нашими головами.