Четыре жизни Хелен Ламберт

Глава 5

Хелен Ламберт

Вашингтон, 25 мая 2012 года

Я проснулась с чувством удовлетворения, как будто всю ночь занималась сексом. Может, все это было осознанным сновидением? Я слышала о таких вещах, но на себе никогда не испытывала.

Я огляделась, рассматривая детали своей спальни. Все вокруг – от толстого пухового одеяла до сотового телефона у моей кровати – убеждало в том, что я по-прежнему находилась в 2012 году. Однако появилось ощущение, как будто кто-то поднял занавес, чтобы показать мне другое время. И Джульетта… Она была именно той девочкой с картины Огюста Маршана «Босоногая девочка». Конечно, я видела сон, но он слишком походил на поток воспоминаний. Я не просто наблюдала за Джульеттой; в моей голове вспыхнули самые ранние ее воспоминания. Я знала, как больно ей было, когда она упала на камень в пятилетнем возрасте и разбила коленку. Я ощущала перекинутую через дуб веревку, когда она качалась на качелях во дворе. В этом сне я превратилась в Джульетту, и даже сейчас мысль о Маршане в соседнем доме учащала мой пульс.

Услышав гудок машины на Ист-Кэпитол, я вдруг пришла в себя и поняла, что все это положительно невозможно.

Я встретилась с Микки в джорджтаунском «Старбаксе» на М-стрит. Микки был редактором «В кадре» и отвечал за раздел про дома и образ жизни.

– Отпадно выглядишь! – воскликнул он. – Итак… Люк Варнер… разве он не великолепен в той унылой манере, которую ты так любишь в мужчинах? Это как если бы Стив Маккуин[9] превратился из гонщика в бухгалтера!

Микки в настоящее время встречался с двойником Дуэйна Джонсона, или Скалы, как его еще называют. До Скалы он встречался с Бенисио Дель Торо. Не то чтобы я видела сходство между двойниками и знаменитостями (обычно двойники выглядели толще, ниже ростом или старше своих кинематографических версий), однако Микки был убежден в их идентичности. После того как секс переставал доставлять ему удовольствие, он кидался как в омут с головой в новые отношения. В прошлом году он переключился на двойника Барышникова, Питера О’Тула в роли Лоуренса Аравийского, а затем – на молодого Роджера Мура.

– Я рано легла спать. – Я не смотрела на Микки, пока наливала сливки в кофе, придавая напитку бледно-карамельный цвет.

Микки встал рядом со мной у кофейного аппарата.

– О, – удрученно произнес он. – Он тебе не понравился?

– Он интересный. – Я отпила кофе. Напиток был настолько горячий, что пока я держала его в руках скорее в качестве реквизита.

– Оу. Определение «интересный» никогда не сулит ничего хорошего. – Микки покачал головой, колыхнув темными, чуть удлиненными волосами.

– Где ты с ним познакомился? И откуда у него деньги?

– Он в городе новенький. Только что купил дом недалеко от Фоксхолла. Судя по слухам, дом потрясающий. Мы познакомились на открытии галереи, и я предложил ему твою компанию. – Микки усмехнулся. – Я подумал, что, если он и окажется не в твоем вкусе, ты сможешь по крайней мере получить от него хорошую историю для журнала. Он торгует произведениями искусства, отсюда и состояние.

– Ты не говорил с ним о смерти матери Сары и прочих событиях?

Микки выглядел озадаченным.

– Что? Зачем мне говорить об этом с ним?

– Верно, причин нет, – согласилась я.

И тогда я заметила синий галстук Микки. Я протянула руку и потянула его к себе.

– Это очень яркий синий галстук.

– Знаю. – Он покраснел. – Это Hermès. – Микки вытащил галстук из моих рук, точно леску, и поправил на груди. – Руки прочь, чудачка. Ты видела этот галстук миллион раз.

– Разве? – Я заметила, что среди оттенков присутствовали нотки василькового и соломенно-желтого. – До этого момента не обращала внимания.

– Что с тобой? – Бросив на меня озадаченный взгляд, Микки открыл дверь на улицу. – Ты под кайфом? Если так, почему не делишься?

– Я не под кайфом.

Пока мы шли по Висконсин-авеню, я не могла перестать поглядывать на галстук. Он был таким ярким. И не только он. Все зеленые деревья на набережной Джорджтауна казались мне свеженарисованными. Даже река Потомак, которая после недавних штормов напоминала гигантскую грязевую лужу, изливалась нежно-голубым цветом. Я словно пребывала под действием кислоты. Вообще я не из тех, кто замечает деревья или цвета. Большую часть времени я хожу по улице, не выпуская из рук свой iPhone. Вот только сейчас все изменилось. Все вокруг как будто вернулось в цветовую гамму 1960-х.

Проходя через стеклянные двери офиса «В кадре» на шестом этаже, я уставилась на темно-зеленые листья гортензий, что пестрели яркими пятнышками в нашей приемной. Моя ассистентка Шарлин, заметив столь пристальное внимание к листьям, громко откашлялась; Микки, пожав плечами, пошел дальше по коридору.

– Странно, – вслух заметила я, глядя на цветочную композицию.

– Вас ждут в конференц-зале, чтобы выбрать фотографию для обложки. – Шарлин стояла, плотно прижав рукава чудесного зеленого кардигана к довольно тусклому свободному платью. Как и любой хороший помощник, Шарлин меня презирала и была абсолютно уверена, что сможет лучше управлять компанией, если я уйду с дороги и отдам ей бразды правления. – И, – она сверилась с блокнотом в руке, – Вирджиния Сэмсон ждет вашего звонка. Это срочно.

Я знала, что выберу для обложки Южный остров в Новой Зеландии, который шел вместе со статьей «Лучшие автомобильные поездки мира», так что собрание могло подождать. Но вот звонок от Вирджинии Сэмсон показался мне странным явлением. Занимая пост директора по связям с общественностью чуть ли не дольше всех в штате, Вирджиния в настоящее время работала на Эйсу Хиткоута, харизматичного старшего сенатора из Флориды и бывшего профессионального игрока в гольф, который, если верить журналистам, входил в короткий список кандидатов на пост вице-президента. Я набрала номер, и она сразу взяла трубку.

– Окажи мне услугу, – Вирджиния с ходу перешла к делу. Легкий огайский акцент никуда не исчез даже спустя двадцать пять лет жизни в Вашингтоне.

Когда я была директором по связям с общественностью известного младшего сенатора-демократа из Северной Каролины, Флетчера «Франца» Бишопа, наши руководители вместе спонсировали несколько законопроектов. Вирджиния всему меня научила и очень любила напоминать, что я ей обязана.

Забыв, что разговаривает не со своим штабом, она отчеканила просьбу, словно сержант по строевой подготовке. Я убрала телефон подальше от уха.

– Можешь сегодня утром взять интервью у сенатора? Пусть покажет, как замахиваться клюшкой для гольфа или готовить барбекю – два занятия, которые он любит больше всего. Легкие закуски приветствуются, но, пожалуйста, без алкоголя! Электорат плохо воспринимает алкоголь. У вас есть съемочная группа? Мне нужно видео.

– Вирджиния, сейчас только девять часов утра. – Я отпила кофе, решив подыграть. – Ты хочешь, чтобы мы барбекю готовили?

Пока она говорила, я воспользовалась возможностью, чтобы сесть в кресло и набрать в Google «Люк Варнер».

– Ради всего святого, никто и не должен знать, что сейчас утро! В вашем офисе есть потрясающий балкон. Хиткоут может приготовить жалкое свиное ребро. А еще я помню, что ты не умеешь бить по мячу!

– У нас не какое-то дерьмовое утреннее телешоу, Вирджиния!

– Да, но и не «Нью-Йорк таймс», Хелен. Просто разогрей его. У тебя это хорошо получается… Пожалуйста.

Хотя большинство людей за пределами Вашингтона думают, что демократы и республиканцы находятся в состоянии войны, это никак не относится к штатным сотрудникам. Всегда ценно иметь друга или двух по другую сторону.

Я вздохнула. Я была у нее в долгу, и ничего с этим не поделать.

– Что ж, раскрывай карты. – Мне нравилось с ней играть. Хотя в последний раз мы сотрудничали давно, я поняла, что она что-то скрывает. – Кому еще ты звонила?

Вирджиния вздохнула.

– После вас у него по графику «Национальный журнал». Затем – «Вашингтон пост». Обед состоится в «Монокле» с «Ролл Колл». Довольна?

Это было красноречиво. Для кандидата в президенты или вице-президенты, или даже для любого, кто намеревается баллотироваться, это обычное дело – провести серию медиатуров по городу. «Вашингтон пост», «Ролл Колл» и «Национальный журнал» были типичным выбором СМИ, и директора по связям с общественностью тщательно планировали интервью, которые зачастую завершались обедом. Обеды чаще всего проводились у «Чарли Палмера» или в «БЛТ», где начинающего кандидата могли заметить. Подобные мероприятия были хорошей тренировочной площадкой для высокопоставленных национальных СМИ, поскольку кандидат конкретизировал свои ключевые политические позиции. В следующем интервью Хиткоута, которое состоится в уотергейтском офисе «Национального журнала», он, вероятно, прояснит свою позицию относительно налогов, контроля за оружием и абортов. Звонок от Вирджинии стал самым убедительным доказательством, что Хиткоут победит. И Вирджиния знала, что я это понимаю.

– Ладно, – согласилась я. – Пусть будет гольф. Он все еще пьет диетическую колу?

– Диетический «Доктор Пеппер» в стеклянной бутылке, – рассеянно ответила она. – Я возьму с собой несколько бутылок на случай, если их нет в холодильнике. Мы будем через тридцать минут. И мне нужно хорошее видео, Хелен.

– Интересно, зачем?

Она повесила трубку, даже не слушая. С минуту я смотрела на телефон, а затем набрала Шарлин.

– Мне нужен набор клюшек для гольфа. У тебя полчаса. Либо клюшки, либо свинина.

– У меня в машине есть клюшки, – сказала она. – Вам зачем?

– Хиткоут придет давать интервью, после чего научит нас готовить барбекю или бить по мячу для гольфа.

– У нас на крыше, кстати, есть лужайка для гольфа.

– В самом деле?

Она громко вздохнула: мой вопрос только подтвердил, что я понятия не имею, что происходит в офисе. Я снова обратила взгляд на экран компьютера. Мой поиск в интернете увенчался несколькими интересными ссылками о галерее Люка Варнера на улице Кит Карсон в Таосе, Нью-Мексико. Тем не менее я решила подождать и для начала выполнить более неотложное задание.

Поразительный мужчина и знаменитость среднего уровня, второй женой которого была бывшая модель Victoria’s Secret, Эйса Хиткоут происходил из Джексонвилла, из скромной семьи. Нынче он был известен как умеренный республиканец, который иногда становится на сторону столь же умеренных демократов. Поскольку ожидалось, что республиканская партия вот-вот победит на всеобщих выборах, способность Хиткоута менять партии не могла не вызвать любопытства. На этой неделе слухи вокруг того, кого он на этот раз поддержит, достигли пика: все новостные программы и различного рода эксперты делали прогнозы относительно следующего кандидата в вице-президенты. Когда его спросили напрямую, Хиткоут начал скромничать, утверждая, что заинтересован в подобной должности, но, конечно, обязанности в Сенате остаются его главным приоритетом.

За годы на посту директора по связям с общественностью я поняла, что подобный ответ является кодовой фразой: «Прошу, дайте мне эту работу!» Хиткоут никогда бы не признался, что ему предложили должность, пока не наступил бы подходящий момент – как можно ближе к республиканскому национальному съезду в Тампе. А поскольку Хиткоут родом из Флориды, это было идеальным местом. Пресс-конференция должна была подогреть интерес к его персоне, чтобы после успешных выборов национальные СМИ разрекламировали наши тщательно продуманные статьи о его жизни.

И вот тут-то «В кадре» и внесет свою лепту. Я не питала иллюзий по поводу своего места в списке СМИ. Интервью с сенатором появится у нас рядом со статьей о лучших барах округа. Интервью для «В кадре» было первым, а значит – разминкой. Предполагалось, что я расскажу о Хиткоуте как о человеке. «Легкая закуска», как сказала бы Вирджиния. Тур сенатора продолжится по всему городу, и я понимала, что репортеры станут закатывать глаза при упоминании моего журнала. «В кадре» по сей день не обходится без критиков, которые считают, что мы пишем «полную чушь», а Вирджиния рассчитывает, что я буду задавать пустяковые вопросы… Этот факт поистине выводил меня из себя. Я вдруг представила, как начну задавать вопросы, которых, как я знала, Вирджиния хотела бы избежать. Почти как современный Уолтер Митти[10].

Громкие голоса и натужный смех означали, что сенатор Хиткоут прибыл в редакцию. Я увидела, как в конференц-зал, словно по сигналу, неспешно зашла сенаторская свита во главе с Шарлин. Помещение тщательно подготовили к визиту, включая охлажденную диетическую содовую «Доктор Пеппер», добытую посредством экстренного похода в магазин. Заметив меня, Вирджиния помахала рукой – крепкая женщина, одетая в бежевый костюм, на каблуках высотой в дюйм[11]. Сидящие на белокурой голове очки, крепко сжатые челюсти и гигантская пластиковая папка, которую Вирджиния сжимала под мышкой, придавали ей поистине напряженный вид.

Хиткоут имел репутацию человека, которого слишком сильно «обрабатывают» члены команды. Если вы проведете время со многими конгрессменами, то обнаружите, что некоторые из самых известных членов конгресса весьма непритязательны. Они ездят на метро или поезде, держа под мышкой последний выпуск «Вашингтон пост». Мне частенько доводилось встречать спикера палаты, сидящего в одиночестве в комнате отдыха за чашкой кофе 7-Eleven[12], приехавшего на очередное мероприятие заранее на «Тойоте Камри» 2001 года выпуска. Эйса Хиткоут к таким сенаторам не относился. Его сотрудники вели себя так, будто Хиткоут был предназначен для чего-то большего, и они хотели указать ему правильный путь. СМИ получили строгие инструкции по закрытым и открытым темам для разговора. Нарушение любого из правил, изложенных Вирджинией или главой штаба сенатора, означало, что вам больше никогда не дадут интервью.

Поправив платье, я направилась по коридору в конференц-зал. В свои шестьдесят (или около того) Хиткоут оставался красив и очарователен. Лицо его покрывал загар, оттененный гривой густых серебристых волос. Он был одним из тех мужчин, которые во время рукопожатия сжимали вашу руку второй рукой – фальшивый жест, который я ненавидела.

– Доброе утро, сенатор. – Когда я протянула руку, его ладони тотчас сомкнулись; это походило на отрепетированный бродвейский танцевальный номер.

– Хелен Ламберт, – улыбнулся он. – Прекрасно выглядите. Вирджиния говорила, что вы здесь всем заправляете.

– Так и есть, сенатор.

Хиткоут огляделся.

– Барбекю не будет?

– Сожалею. – Я пожала плечами. – У нас нет гриля. Пожарная безопасность, сами понимаете. Мы начнем с нескольких вопросов, а затем отправимся на крышу, где пройдет небольшой мастер-класс по игре в гольф.

Хиткоут взглянул на мое свободное кремовое платье от Нарцисо Родригеса и лабутены цвета слоновой кости. До костюма для гольфа мой наряд явно недотягивал.

– Эм… Хорошо, – протянул он.

Я бросила взгляд на Вирджинию, недовольная тем, что она поставила меня в столь неловкое положение.

Словно по сигналу, Шарлин указала на дверь и лестницу, ведущую к просторному балкону. В тот момент моя ассистентка напоминала модель из игрового телешоу.

– У нас на крыше отличная новая площадка, – щебетала она.

Клифф, политический репортер, который прибыл освещать интервью, за спиной сенатора закатил глаза.

– Превосходно, – отозвался Хиткоут. – Кстати, Хелен, на прошлых выходных я играл в гольф с Бишопом.

– И как? Он победил? – поддразнила я, зная ответ. Хиткоут был лучшим игроком в гольф в Вашингтоне.

– Почти, – усмехнулся он. – Его короткие удары все еще оставляют желать лучшего.

Это был не просто комментарий об игре Бишопа в гольф, и мы оба это знали. Моему бывшему начальнику на следующих выборах грозил серьезный соперник, и хотя на национальной арене он справлялся хорошо, обойти соперников в собственном штате у него зачастую не получалось.

– Его ждут тяжелые выборы. – Я переместила вес с одной ноги на другую. Туфли почему-то стали слишком неудобными. При этом я заметила голубые глаза сенатора – они напомнили мне цветной этюд «Звездной ночи» Ван Гога, который висел в «Ганновере».

– Знаете, хотя я бы с превеликим удовольствием занял это место, – смеясь заметил Хиткоут, – мне бы не хотелось, чтобы это было за счет Бишопа. Он, видите ли, хороший коллега. Надежный.

Мы собрались перед камерой, пока команда настраивала освещение и звук.

– У тебя есть список вопросов? – Вирджиния улыбнулась мне, когда я устроилась в кресле. Ее замечание стало напоминанием, что уклоняться от оговоренного списка я не имела права.

– Безусловно. – Я улыбнулась, демонстрируя записи.

Она плохо разглядела бумагу, иначе увидела бы мои собственные дополнения. Наш видеопродюсер начал отсчет.

К интервью мы приступили с обычных вопросов, в которых журналу «В кадре» не было равных. Как Хиткоут перешел из профессионального гольфа в сенат? Как часто он играл в гольф и где? Откуда возникла страсть к усыновлению и почему он чувствовал, что нужно уделять больше внимания детям старшего возраста? Ответы на вопросы об усыновлении были хорошо отрепетированы, и он не сказал ничего нового. Даже мне наскучила собственная линия допроса.

Я взглянула в записи. Следующий вопрос казался настолько пресным, что я даже не решилась его задать. Нет, я не могла позволить нашему журналу унизиться. Я не могла отпустить сенатора, не узнав хоть что-то стоящее. Я была просто обязана заставить этого человека хотя бы раз задуматься над ответом.

– Итак, – начала я. – Вы не хотите развеять слухи о том, что выдвигаетесь в вице-президенты? Давайте, расскажите нам все. – Я засмеялась, наклонилась и положила ладонь на его руку, избегая взгляда Вирджинии. – Скажите нам. Вы же знаете, чего хотите! – Выбранная формулировка заставила меня взглянуть в собственные записи. Я не планировала использовать подобный тон.

Я ждала умного уклончивого отрицания. В подобных вещах Эйсе Хиткоуту не было равных. В зале стояла тишина. Вскоре Хиткоут заговорил, немного бледнея, как будто спорил сам с собой. Клянусь, я слышала, как он бормотал: «Нет. Прошу. Не делай этого». Голова мужчины качалась взад и вперед. Сцена казалась настолько странной, что даже оператор перевел на меня взгляд. Я видела, как Вирджиния направилась к Хиткоуту, но он остановил ее взмахом руки. Уверена, она подумала, что он выкрутится. Я, конечно, заплачу за свою дерзость, но в тот момент мне было не о чем беспокоиться. Этот мужчина привык отклонять нежелательные вопросы.

Пока мы сидели в полной тишине, я почувствовала: что-то пошло не так.

– Сенатор?

Сначала я решила, что он задыхается, но потом заметила, что он не посинел. Нижняя губа Хиткоута задрожала. Он возился с руками, сжимая одну другой, как какой-то пирожок. Затем он начал бороться с собственным языком, то заговаривая, то вновь смолкая. Его команда подошла ближе. На мгновение я подумала, что у него случился припадок или инсульт. Он взял стакан диетического «Доктора Пеппера», и его рука сильно затряслась. Я попыталась отобрать бутылку, но он меня оттолкнул.

– Да. – Ответ донесся прерывистыми волнами, словно дыхание запыхавшейся собаки. – На прошлой неделе мне поступило предложение, и я согласился. Мы объявим об этом на следующей неделе, а затем отправимся в тур по Югу. – Он пытался остановиться, но, похоже, не сумел сдержать последующую волну слов. – Да, да. Я буду кандидатом. Да. Мне предложили. – Я наблюдала, как Хиткоут приложил руки к загорелому лицу, как будто ощупывал рот, надеясь удержать его на замке. – Но существует опасность, что в общество просочится информация, что моя ассистентка забеременела от меня и я вынудил ее отдать ребенка на усыновление. Они хотят ей заплатить. – Затем он застонал: – О боже. Не знаю, зачем я все это рассказал…

Я что-то пробормотала, не уверенная в собственном ответе. Я понимала, что мне только что вручили историю дня, нет, историю недели! Эти слова приведут к краху карьеры пожилого сенатора, станут последней ее главой. Все в зале затаили дыхание. Оператор посмотрел на меня, не зная, что делать дальше, но красный свет на камере по-прежнему мигал.

– Вот дерьмо, – громко произнес кто-то.

К сенатору бросились сотрудники.

– Прекратите запись, – прохрипела Вирджиния.

Однако непоправимый ущерб политической карьере Эйсы Хиткоута был уже нанесен.

Сенатор смотрел на меня, почти умоляя не задавать вопросов. Он больше не мог говорить.

– Вы в порядке, сенатор? – спросил его законодательный директор.

Спустя несколько секунд потрясенный сотрудник вылетел из комнаты. Вирджиния Сэмсон повернулась ко мне.

– Откуда мне было знать, что он это расскажет? – начала я, готовая защищаться. Записи, которые я держала в ладони, скомкались и намокли от вспотевших рук.

– Учитывая нашу дружбу, ты знаешь, о чем я тебя попрошу. – Вирджиния сняла очки, чтобы я разглядела ее глаза.

После стольких лет службы у нескольких сенаторов на ее пухлом лице остались глубокие морщины. Обычно добрые, сейчас карие глаза Вирджинии наполнились гневом.

– Хелен, ты не можешь выпустить эту запись. Его признание уничтожит все шансы на выдвижение. Партия пойдет против, и ты это прекрасно понимаешь. Это красноречие разрушит его карьеру. И, возможно, брак.

– Ты знала об этом, Вирджиния?

Она не ответила.

– Ладно.

Мы обе знали, что я не посмею скрыть интервью. Это было бы безответственно.

– Ты же знаешь, что я не могу этого сделать, Вирджиния. Даже если бы хотела… Я была бы рада помочь, но…

– Но он только что сделал вопиющее заявление, – добавила она, сморщившись. – Как будто «В кадре» – это кладезь сенсаций. Зато теперь ты сможешь поднять рейтинг своего журнала, так ведь?

– В зале находился политический репортер, Вирджиния. Я не могу… я не остановлю эту историю. Это было бы безответственно, и ты сама это знаешь. – Я схватилась за стул, внезапно ощутив головокружение. – С ним что-то не так? Он пьян?

– Ты и сама знаешь. Он никогда не притрагивается к спиртному.

Я знала, что жена Хиткоута лечилась от алкоголизма, а сам он слыл известным трезвенником, но его странная откровенность должна была иметь хоть какое-то объяснение.

– Что случилось в этом кресле, Вирджиния? Я не знаю, болен ли он, но выглядел он определенно нестабильным.

Вирджиния серьезно покачала головой.

– Нет. У него прекрасное здоровье.

– Что тогда? Его кандидатуру даже не следовало рассматривать, если у него такие проблемы с эмоциональным или физическим здоровьем.

– Я понятия не имею, что с ним произошло. – Вирджиния повернулась и направилась к двери. Я слышала шуршание ее колготок под юбкой. Она остановилась.

– Сколько у нас времени?

Даже если бы я решила не выпускать интервью, оператор Шарлин и наш политический репортер были в зале и стали свидетелями краха сенатора Хиткоута, который признался не только в том, что являлся кандидатом в вице-президенты, но и в том, что вступал с сотрудницей в интимные отношения, которые закончились беременностью.

– В лучшем случае десять минут, – ответила я. – Я не помешаю репортерам опубликовать сенсацию.

Вирджиния кивнула, с глубоким вздохом прошла мимо Шарлин и направилась по коридору.

Шарлин посмотрела на телефон в своей руке.

– Думаю, теперь стало ясно, почему он так увлечен усыновлением. – Я прислонилась к стулу, чтобы не упасть.

Шарлин посмеялась над моей беззаботной попыткой пошутить.

– Я только что получила сообщение от Джоша и Дэйва. Они спрашивают, что им делать.

– Пусть запускают.

Пока Шарлин двигалась прочь, комната начала раскачиваться взад и вперед, точно лодка. Неожиданно меня охватила волна тошноты. Я только что стала свидетелем любопытной вещи: потенциальная кончина почтенной политической звезды и, возможно, конец долгой и легендарной карьеры хорошего человека. Виновата ли я? Меня мучило то же чувство после смерти матери Сары, и Люк подтвердил, что я сыграла в этом свою роль. У меня заболела голова, и я ухватилась за кресло из искусственной кожи, после чего соскользнула по холодной гладкой ткани на пол. Затем все вокруг почернело.