«А-я-я-яй убили негра, убили! — из колонок в салоне припаркованной неподалеку от метро «шестерки» лилась зажигательная песня. — А-я-я-яй ни за что, ни про что! Суки, замочили!»
Лирическими звуками наслаждались четверо коротко стриженных крепышей в кожаных куртках. При их габаритах можно было только гадать, как они поместились в тесных «Жигулях». Несмотря на хмурую осеннюю пору, все четверо были в темных очках. Их челюсти перемалывали «стиморол без сахара» в такт зажигательной мелодии.
Из-за угла дома показались двое чернокожих парней. По тому, как они озирались, можно было догадаться — ребята нездешние, прибыли издалека. Может, даже из Африки.
— Ну что, разомнемся? — спросил старший.
— Нет проблем!
И все четверо слаженно десантировались из уютного салона в промозглый холод улицы. Они, как будто не спеша, но быстро, направились к неграм и взяли их в полукольцо.
— Джамбо, брат! — окликнул один из крепышей по кличке Пан. — Куда так торопишься? Сделай паузу, скушай «Твикс»!
И резко провел удар правой в голову. Но негр неожиданно уклонился, сделал полуразворот и ногой вырубил крепыша-водителя, который находился у него за спиной. Тот, естественно, был не готов, пропустил удар и отлетел к забору автостоянки.
— Проснись, блин, замерзнешь! Чего зеваешь? — с негодованием воскликнул Пан.
И сам получил нокаутирующую «мавашку» в голову откуда не ждал, от второго. Двое оставшихся крепышей на миг растерялись — то ли врагов бить, то ли своих поднимать, и оба негра рванули за ближайший угол, оставив преследователям в добычу свои сумки.
Но на соседней улице их ждал неприятный сюрприз. Из затормозившей «Волги» выкатился двухметровый гигант в бейсболке и рэперском прикиде «из-под пятницы суббота» — подол его рубашки свисал снизу из-под куртки едва ли не до самых колен. Он тормознул первого беглеца ударом растопыренной ладони в и без того бесформенный нос.
Второй негр снова среагировал моментально и ударил гиганта ногой в прыжке. Но удар не дошел. Из-за спины гиганта появился шустрый тип и боковым ударом расплющил негру колено бьющей ноги. Черные парни рухнули на асфальт. Один схватился за лицо, другой за ногу.
— Однажды утром рано лежат как два банана, — прокомментировал шустрый.
— Ты чего, Крюк, какое, на хрен, утро? — удивился гигант.
— А какие это тебе, на хрен, бананы? — возразил шустрый. — Давай, Птенчик, поднимай клиентов и зачитай им их права.
— О’кей, командир, — кивнул гигант и продекламировал:
— Вы имеете право пройти с нами в ближайшее отделение милиции и чистосердечно признаться в совершенных вами преступлениях. Если вы этим правом не воспользуетесь, то получите право остаться без зубов и без почек. Хау, мои черные братья, я все сказал! Добавить?
— Не иметь права! — заявил тот, что держался за ногу. — Мы требовать адвокат и переводчик!
— Вам повезло, я адвокат, — сообщил шустрый тип. — А вот и переводчик идет. Знаток греческого и латыни. Эй, Грека, тут кое-кому перевести надо. С Армянского на Ваганьковское.
К ним подошел парень помоложе с невинным лицом античного младенца.
— Я ничего не пропустил? — поинтересовался он.
— Успел в самый раз, — сообщил ему Птенчик. — А вообще у тебя как у того солдата — как в атаку идти, так тебя срать разбирает.
— Это у меня на нервной почве. Слушай, Крюк, — обратился Грека к шустрому типу. — По рации сообщили, что в квартале отсюда снова малолетку изнасиловали. Может, раскроем по горячим следам? Клиенты под рукой, ходить никуда не надо.
— Слышали, горячие черные парни? — Шустрый защелкнул наручники на запястьях пленных. — Так вот, я капитан Крюков из управления расизма и расовой дискриминации, подотдел пыток и расстрелов. Можете обращаться ко мне «масса капитан» или просто «товарищ сахиб». Предлагаю вам — либо вы колетесь на свою наркоту, либо мы вам навесим изнасилование и до отделения милиции вы вряд ли дойдете. Песню «Убили негра» слышали? Она сейчас очень популярна в народе. Вам перевести или уже сообразили?
Вокруг них потихоньку стали собираться зеваки. Некоторые мужики, особенно поддатые, уже проявляли понятное нетерпение.
— Эй, братва, а случайно не эти черномазые в четвертом доме девчонку изнасиловали? — поинтересовался кто-то. — Может, их линчевать?
Толпа с энтузиазмом откликнулась радостным гулом. Задержанные тут же поспешно поднялись и выразили полную готовность оказать помощь следствию.
— Спокойно, граждане, — успокоил собравшихся Крюков. — Это не насильники. Они — честные наркоторговцы.
Задержанных доставили в комнату милиции при метро. Здесь, в безопасности, они снова попытались закосить под дураков.
— Я не понимать, требовать переводчик, — заявил один.
— И адвокат, — поддержал его товарищ. — Требовать все по закону.
— Хорошо, — согласился Крюков. — Птенчик, организуй кабинет психологической разгрузки. А ты, Грека, — обратился он к самому молодому члену группы, — принеси из машины следственный чемодан. Пусть все будет по закону. Я тоже люблю закон, потому что закон здесь — я!
Птенчик моментально пристегнул обоих пленников наручниками к батарее отопления. Шурик вернулся через пару минут с большим и старым, как у Жванецкого, портфелем. Крюков открыл его и стал любовно раскладывать перед задержанными его содержимое.
Из портфеля один за другим появлялись предметы, способные укрепить память лучше лошадиной дозы фосфора и расположить к откровенности самого закоренелого лжеца. Здесь был огромный шприц с толстой как штык иглой, две пары зубоврачебных щипцов, маленький коловорот, большой прозекторский скальпель, пинцет длиной в руку, электрошокер и моток широкого лейкопластыря. Задержанные в страхе скосили глаза на его приготовления.
Милицейский сержант, любезно предоставивший команде Крюкова комнату милиции, заерзал в своем углу и поднялся.
— Ну, я пойду пройдусь по платформе, — сказал он. — Когда закончите, захлопните дверь.
И поспешно вышел. Крюков пощелкал разрядником. Между контактами с треском проскочили голубые молнии. Он протянул электрошокер Греке.
— Запомни, — тоном наставника произнес Крюков, — включаешь, когда проходит поезд. Тогда и рты заклеивать не придется. Пусть орут, все равно никто не услышит. А то у нас этот пластырь последний.
В подтверждение его указания рядом за стеной загремел поезд метро. В комнате все затряслось. Грека подумал и заорал во все горло. Его крик утонул в водопаде грохота.
— Порядок, — удовлетворенно кивнул он. — Слышимость — как в мешке ваты пернуть. Приступаем к исповеди? Цигель ай-люлю! Время! Сейчас как раз поезд в обратную сторону пойдет.
И он, хищно облизываясь, защелкал голубыми молниями.
Крюков обратился к задержанным. Из черных оба сделались пепельно-серыми. Наверно, так негры бледнеют.
— Вы официально предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний, — грозно прорычал Крюков. — За каждый неправильный ответ — удар током. За каждый правильный — банан. Ток сразу, бананы потом. Имейте в виду — этого парня выгнали из КГБ за жестокость. Вопросы есть? Или что непонятно? Обратите внимание — это уже первый вопрос.
Негры лихорадочно закрутили головами:
— Все понятно! Мы все отвечать правильно!
Крюков порылся в их карманах и извлек оттуда документы.
— Так, Птенчик, пиши рапорт. Докладываю, что в результате длительной оперативной разработки нашей группой в составе… задержаны… оставь место — дату и время мы потом впишем… граждане Федеративной Республики Нигерия. Джон Оматосо и Якубу Азикиве. Морпехи из охраны посольства вышеназванной республики Нигерия. Птенчик, ты знаешь, где их посольство находится? В особняке Суворова. Бедный Александр Василич, мог ли он предположить, что над его домом будет развеваться зеленое знамя Магомета! Старик, поди, в гробу вертится. Записал?
— Дописываю: «…в гробу вертится». Готово! Шучу, начальник. Так что мы им инкриминируем?
— Больше так не шути, а то шутильник потеряешь. Валяй дальше. Задержаны при доставке наркотиков, чего же еще. Эй, Джон и Якубу! Где товар? Напоминаю: говорить правда — много вкусный банан. Не говорить — очень больно Джону и очень больно Якубе. Понимать меня, Джон и Якубу?
— Понимать, — закивали оба. — Товар здесь. — Они похлопали себя по животам.
— Окей, Джон и Якубу. Вижу, что вы твердо стали на путь исправления. Разум и доброта — вот смысл жизни. Не люблю я этих пыток и расстрелов. Негра — она ведь тоже человек. — Крюков потрепал Якубу по курчавой голове. — Хоть и арапского звания, как сказал бы мой друг Роберт Мерфи. Птенчик, помнишь его? Такой здоровый черный фэбээровец. По обмену опытом приезжал. Сколько же мы с ним этим опытом наменялись, сколько водки выжрали! А теперь главное. Говорить, Якубу: к кому вы несли товар?
Негр поспешно затараторил:
— Нас должен встретить Пусир. Он — человек Касьянофф. Но он не прийти. Мы его искать, но на нас напали скиннер, бритоголовый. Отняли сумки с теплый вещи. А у вас скоро зима. Холодно.
— Не боись, теплые вещи вам в тюрьме выдадут, — успокоил Грека.
— Пузырь? — Крюков задумался. — Это брательник Касьяна? За товаром не дошел, а по соседству кого-то изнасиловали. То есть налицо полное алиби наоборот. Выходит, он «два-двадцать четыре»* на «стосемнашку»** махнул? Это на него похоже. Вот Касьян порадуется! А что нам говорит метод дедукции?
— На хрена нам дедукция? — проворчал Птенчик. — Все и так давно знают, что Пузырь малолеток в лифтах трахает. Если бы не Касьян, ему бы свои ребята давно горячий кол в очко загнали.
— А что у нас новенького по Касьяну? — спросил Крюков второго помощника. — Давно что-то его группировка в криминальной хронике не фигурировала.
— У него серьезные терки с «РИФом» из-за какого-то банка, — сообщил Грека. — «РИФ» — фирма серьезная. Легальные крышевики. Хоть и называется частным охранным предприятием, а пашут там суперпрофессионалы. Половине Москвы крышу держат.
— Блин, ведь мы же могли сегодня и Пузырю хомут подвесить, причем по двум статьям сразу! — искренне расстроился Крюков. — Может, и на Касьяна поимели бы зацепку. Какого хрена мы тут втроем за всех отдуваемся? Где группа Панченко? Где наш стажер?
Дверь комнаты милиции распахнулась, и в нее вошли четыре крепыша — «скиннера» во главе с Паном. Двое тащили сумки негров.
— А вот и комиссар Мегрэ со своими воробушками. Легки на помине, — поприветствовал их Крюков. — Слышь, Панченко, у меня тут имеется заявление от двух граждан братской Нигерии о том, что четверо неизвестных похитили у них две сумки с носильными вещами. Не их ли я вижу? И не стыдно? Офицеры милиции опустились до уличного грабежа! Можете написать чистосердечное признание. Поздравь меня, я раскрыл грабеж по горячим следам — сто сорок пятая, тьфу, никак не привыкну, сто шестьдесят первая, часть вторая, пункты «а» и «г». Лишняя палка в отчетности к концу года моей группе не повредит. А вам мы передачи носить будем. От трех до семи лет каждое воскресенье.
— Я этих братских граждан сейчас по стене размажу! — Панченко снял темные очки и продемонстрировал миру синяк под левым глазом.
— Щ-щас, раскатал свои срамные губки! — остановил его Крюков. — Я никому не позволяю избивать пленных в моем присутствии. Я делаю это исключительно сам. А ты смотри, на кого прыгаешь. Эти ребята в своем нигерийском спецназе служили. К тому же это моя добыча. Налови себе негров и бей сколько влезет. А то как работать — так никого, а на готовое — как хохлы на сало. Сейчас наверняка и Леха подгребет. Не видели там нигде нашего стажера? У него вчера выходной был. Перебрал, поди.
— Не подгребет твой стажер. Убили его. — Панченко присел на край стола и закурил. — Я в контору отзванивался, мне Абрамыч сказал. Тебя Женька Шабанов из убойного отдела ищет. Похоже, снова Мясник поработал.
— Как это Мясник? — не понял Крюков.
Птенчик с Грекой также застыли в изумлении:
— Как это Мясник? Мы же его…
— Леха в Боженовском парке крутился, на том самом месте. С подружкой. Там их и порезали. Леху насмерть, а она жива. Только после «Склифа» ее, похоже, в «Кащенко» придется отправлять. Крыша напрочь потекла. Все про Мясника толкует, — хмуро поведал Панченко и предложил Крюкову: — Ладно, давай договоримся: ты нас в палку вписываешь, а мы твоих негров документируем.
Документировать преступную деятельность Джона Оматосо и Якубу Азикиве означало промывать им желудки и искать в их экскрементах, а проще говоря — говне, черные пластиковые капсулы с героином. Крюков быстро согласился на такое разделение труда, предложенное коллегой, поднял свою группу и помчался в контору выяснять подробности убийства стажера.
Уцелевшие стекла пятиэтажек были покрыты толстым слоем пыли и грязи. Жилой когда-то район уже давно превратился в промышленную зону, а улица — в проезд между стройплощадкой и комбинатом железобетонных изделий.
На прояснившемся к ночи небе низко стояла бледно-зеленая луна. В ее свете посредине улицы тускло блестело горлышко разбитой бутылки. Серая полоса асфальта была наискось перечерчена изломанной ажурной тенью подъемного крана. В эту лунную ночь в проезде забили стрелку касьяновцы — члены преступной группировки криминального авторитета Касьянова — и сотрудники частного охранного предприятия «РИФ», служившего крышей для многих столичных фирм и банков.
Приехать на стрелку раньше времени — себя не уважать. Опоздать — значит автоматически заработать «баранку» — поражение в правах без права обжалования. Машины противников показались практически одновременно. С одной стороны — темно-синий микроавтобус «шевроле-лумина», на борту которого белела надпись «РИФ». По низкому рокоту форсированного двигателя и толщине приспущенного, сильно затемненного стекла можно было предположить, что машина бронирована.
С другой стороны, рыча шестигоршковым турбодизелем, подкатил черный как окружающая ночь «ниссан-патрол» Касьяновой братвы. Машины замерли друг против друга и некоторое время как бы принюхивались. Наконец их двери открылись, и из каждой вылезли по два человека. По крайней мере, на первый взгляд, они не были вооружены.
Пассажир микроавтобуса с надписью «РИФ» был высок, годами — слегка за тридцать. Его волевое лицо несомненно носило отпечаток интеллекта и лидерства. Эдакий русский интеллигент. Из тех, что в царей стреляли. Интеллигента сопровождал кряжистый, «семь на восемь», боевик, похожий на медведя. Отсутствие оружия в его руках ни о чем не говорило. Такой при желании смог бы убить и пальцем.
Их противники, ветераны бандитских разборок криминального императора Касьяна, представляли собой типичный продукт возгонки грязи в князи. Оба субъекта находились где-то в середине процесса эволюции.
Высокий интеллигент встретил их презрительной улыбкой на полпути между машинами.
— Гляди-ка, а вот и самые крутые мальчиши-плохиши Москвы и Московской области, — процедил он сквозь зубы, обращаясь к своему медведеподобному напарнику.
Тот занял позицию с хорошим обзором чуть сбоку и сзади, откуда контролировал каждое движение противника. За темными стеклами обеих машин также угадывалось нарастающее напряжение.
— Ты узнал меня? — спросил высокий и интеллигентный рифовец у одного из касьяновских парламентеров. — Тогда подтверди!
— Нет базара, — утвердительно кивнул тот в ответ, потом повернулся к своей машине и крикнул:
— Гадом буду, пацаны, это в натуре Риф!
После этого касьяновец в сдержанной манере, растопырив веером пальцы, обратился к похожему на медведя боевику Рифа и остальным бойцам, скрытым за темными стеклами микроавтобуса:
— Значит, как договорились. Ваш босс — Риф — едет с нами к нашему боссу. За Рифа мы вам оставляем Пузыря. Короче, имейте в виду, — он подтолкнул к ним своего спутника, — этот пацан — Пузырь — брательник самого Касьяна. Ты, Бурый, его признаешь в натуре?
Кряжистый боевик, похожий на медведя, ответным кивком головы подтвердил, что опознал знатную персону. Пузыря знали многие. И практически все, кто знал, свои и чужие, либо презирали его, либо ненавидели. Если бы не родство с самим Касьяном, кукарекать бы ему давно на зоне петухом под нарами и жрать свою баланду из миски с дыркой.
Его напарник-парламентер тем временем продолжал:
— Короче, пока нас не будет, Пузырь останется у вас, типа, заложником. Через час, край — полтора, вашего босса вернем в целости и сохранности. Но если с Пузыря хоть одна мандавошка упадет, то и пахану вашему, и вам всем, без базара, ливер на улицу выпустим. Типа — организуем вскрытие при жизни. Так Касьян велел передать. Не каждому такая везуха выпадает — со своими печенками и селезенками повидаться. Говорят, когда кишки вылезают, щекотно в натуре…
— Хорош зубы скалить, босявка! — оборвал его Риф. — Все и так поняли. Едем.
Он пересел в «ниссан» касьяновцев, а гаранта-заложника Пузыря погрузили в микроавтобус «шевроле», и машины разъехались.
Рифа зажали на заднем сиденье две богатырские туши. Парламентер касьяновцев сел спереди и положил на колени кейс. Открыл. Внутри тускло блеснула панель скремблера. Он нажал одну из кнопок, в ответ замигала красная лампочка. Парламентер усмехнулся, потом взял трубку мобильника и набрал личный номер Касьяна:
— Але, босс? Мы его везем.
Темно-синий микроавтобус с белой надписью «РИФ» на борту отъехал немного от места стрелки и свернул в проулок между штабелями железобетонных отходов. Первым из него показался Бурый. При своей массивности двигался он, вроде бы, не спеша, но быстро и ловко. Как медведь. За ним выскочили трое бойцов в черных комбинезонах и вязаных шапках-масках. Они за руки за ноги выволокли таращившего глаза Пузыря. Его рот был заклеен скотчем, а руки скованы наручниками.
Пузыря завалили на бетонную плиту и крепко прижали. Бурый наклонился к его лицу и четко проговорил:
— Слушай внимательно, кусок дерьма. Это твое первое и последнее в жизни интервью. От того, как ты поведешь себя сейчас, будет зависеть очень многое. Или ты будешь мучиться всю оставшуюся жизнь, а это долго — минут пять, а то и шесть. Или испытаешь неземной кайф от передозировки и остаток жизни проведешь в райских наслаждениях. Допрашивать тебя гуманно — с разными скополаминами — нет времени. Так как, поболтаем?
Из-за спины Бурого показался один из его подручных. В одной руке он держал шприц, в другой топор. Пузырь испуганно таращил глаза. Он все еще не мог оценить серьезности ситуации.
— Выбирай, — предложил пленнику Бурый. — Здесь герыча на полштуки баксов. Заснешь и не заметишь, что помер. Удовольствие дорогое, но для хорошего человека ничего не жалко. Ты сейчас говоришь мне, где Касьян встречается с Рифом, и кайфуешь до конца жизни. А если не скажешь, мне придется включить детектор лжи. Вот так…
Бурый взял у помощника топор и одним ударом отхватил Пузырю левую ступню. Тот выкатил глаза и зашелся в неслышном крике.
Бурый критически оглядел дело своих рук и недовольно покачал головой:
— Надо бы ранку прижечь, чтобы инфекция не попала. Зеленку не захватили? Тогда хоть паяльную лампу принесите.
Побелевшими от ужаса глазами Пузырь следил за тем, как Бурый зажег пламя. Когда огонь лизнул обрубок ноги, он снова дико замычал.
— Хочешь что-то сказать? — наклонил голову Бурый. — Только уговор: чур, не обзываться! Имей в виду, в счет идет только информация о том, где твой брат встречается с Рифом. Ну что? Споешь нам? Включите ему звук!
Через пару минут Бурый знал, куда именно люди Касьяна повезли Рифа для встречи со своим боссом, и общий план места их встречи. Он закрыл блокнот и скомандовал помощнику:
— Грузимся, поехали. Свяжись с нашими, пусть срочно выдвигаются в район Боженово…
— Укол!.. Дозу!.. — с трудом прохрипел Пузырь. — Ты обещал…
— Что? Ах, да, конечно. Я про тебя чуть не забыл, — вскользь бросил Бурый и ударом топора перерубил пленнику шею. Презрительно сплюнул и махнул рукой:
— Грязь убрать не забудьте!
Бойцы в черных комбинезонах сноровисто затолкали тело и обрубки под край бетонной плиты, полили их из канистры остро пахнущей тягучей жидкостью и подожгли. Вспыхнуло и забилось яростное пламя.
Микроавтобус мчался по ночным московским улицам. Его скорость перевалила далеко за сотню. Бойцы проверяли оружие, щелкали автоматными магазинами. Все они были вооружены бесшумными автоматами «вал». Бурый то вынимал наполовину из ножен, то толчком вкладывал обратно длинный, сантиметров в тридцать, боевой нож с пилой по обуху.
— Ты сегодня что-то нервничаешь, — заметил Бурому сидевший рядом помощник.
— Да, что-то очко играет, — неохотно признался тот. — А оно меня еще никогда не подводило. Видно, беду чует.
— За Рифа беспокоишься? Зря. Он же не салабон зеленый. Командир, ветеран.
Бурый невесело усмехнулся:
— А что толку? У нас до Рифа командиром был Волкодав. Ты, Сармат, молодой, его не знал, это до тебя было. Он один десятка стоил. А погиб странной и нехорошей смертью. Очень странной. Убили его таким же вот ножом. Талисман у него был — золотой череп с крылышками на цепочке. После смерти пропал этот талисман. Я думаю, убийца его забрал. Может, по нему и найду? У меня все наши старики на подозрении.
— Может, и себя подозреваешь? — уточнил собеседник.
— А что? Я всякого повидал. Бывало у нас и такое, что человек вроде не с похмелья, а где был и что делал, не помнит, — отрезал Бурый. — Вот такой расклад. А Волкодав, между прочим, куда круче Рифа был. Но убийцу его я все равно найду и отомщу страшно. Я тут такое раскопал…
— Подъезжаем, — прервал его водитель.
Касьяновцы привезли Рифа в их секретную (как думал сам Касьян) резиденцию. Она располагалась в густом лесном массиве сразу за Московской кольцевой автодорогой. Собственно, окружная дорога и отрезала в свое время старую усадьбу от развалин царского дворца в Боженово. Касьян выкупил ветхие полуразвалившиеся постройки усадьбы буквально за копейки как место несанкционированной свалки с обязательством все расчистить и благоустроить. И благоустроил в соответствии с собственным тонким, как он считал, вкусом.
Рифа подвезли к самому входу в королевски-роскошный, разве что чуть уменьшенный в размерах особняк. Затем выгрузили и проводили сквозь бесконечную анфиладу комнат. Она показалась ему чуть длиннее, чем в Царскосельском дворце. В роскошном, но безвкусно отделанном светлым деревом кабинете с горящим камином гостя встретил сам хозяин. Они были одногодками, но Касьян выглядел лет на десять старше, обрюзгший, с мутными водянистыми глазами. Казалось, причиной его изможденного вида являются массивные золотые «шайбы» на пальцах и тяжелые, как вериги, цепи на короткой шее.
— Валите все отсюда! — распорядился Касьян.
Охрана с недовольным ворчанием удалилась. Касьян вытащил из наплечной кобуры большой пистолет с изображением змейки, выбитым на кожухе затвора, и помахал им в воздухе:
— Если захочешь рыпаться, то имей в виду — я как раз собираюсь новую игрушку испытать. Мне пацаны вчера «гюрзу» приволокли. Видал такую волыну? Маслята бронебойные, с титановым сердечником. Думаю, даже твой каменный лоб пробьют, не отрикошетят.
Охранники давно протопали по коридору, в кабинете оставались только двое паханов. Но Риф, сидя в кресле, услышал, как в темном углу у него за спиной раздался подозрительный шорох. Значит, Касьян вовсе не был так самонадеян, как хотел казаться?
— Слушай, Касьян, — поинтересовался как бы между прочим Риф. — Я слышал, что Мясник на тебя работает. Учти, с ментами шутки плохо кончаются, он же в федеральный розыск объявлен.
— А ты не верь слухам. И вообще, не пудри мне тут мозги, — оборвал его Касьян. — Давай по делу базарить. От Зелинского банка отвалишь. Я беру его под свою крышу. Или не понял?
— На «понял» берешь, дешевка? — поинтересовался Риф. — Значит, торговли наркотой тебе мало, хочешь мой кусок заглотнуть? А не боишься, что от такого заглота жопа треснет?
— Фильтруй базар, мусор недорезанный, ответишь! По правильным понятиям я тебя…
— Шел бы ты со своими правильными понятиями лохов разводить, — посоветовал ему Риф. — А я уже взрослый и леченый. Так что про свои нелепые претензии к банку Зелинского лучше забудь. Здоровее будешь. А тебе хочу сделать встречное предложение, от которого ты не сможешь отказаться. Я вхожу в твою торговлю наркотой, и мы поднимаем ее на такой уровень, какой тебе и не снился. И никаких конкурентов, никакого геморроя. Я это гарантирую.
— Мой единственный геморрой — это ты, козлиная рожа!.. — Касьян взвился было, но внезапно остыл.
— Ладно, кончаем базар, — сказал Касьян уже спокойно. — Но имей в виду: если мы с тобой сейчас не договоримся, живым ты отсюда не выйдешь.
— Ну не хрена себе! — удивился Риф. — Это же голимый беспредел! А как твой братан? Знаешь, что с ним мои ребята сделают?
— Во-первых, он мне не родной, а троюродный, — пояснил Касьян. — А во-вторых, он меня заколебал — дальше некуда. Под такие разборки, сука отмороженная, подставляет! Я бы сам его в землю зарыл, но не могу: какой ни есть, а все ж родня! Как я его мамане потом в глаза смотреть буду? А вот если его твои орлы прикончат, то мои волки от этого только злее будут. Так что можете мочить Пузыря за ради Бога. Про мою наркоту сразу забудь, а на предложение мое лучше соглашайся по-хорошему. От тебя не убудет, а жизнь дороже стоит.
— Ты меня словно целку уламываешь, — усмехнулся Риф.
Касьян очень внимательно посмотрел на собеседника:
— То, что ты специально нарываешься, я уже понял. Только вот никак не пойму, в чем твой прикол.
Риф пожал плечами:
— Как говорят немцы: «Чего не узнал Гансик, того никогда не узнает Ганс». То есть: всякому знанию свое время. Подожди, не бей меня сразу! Сейчас все узнаешь, но вряд ли тебе это поможет. Ушел твой поезд. Давай теперь, двигай своим пальцем!
Риф вдруг вскочил с кресла и молниеносным движением поймал выставленный палец Касьяна. Послышался омерзительный хруст.
— Ох, блин! Мочи козла! — прохрипел Касьян.
В неверном свете камина показалось, что от темного угла оторвалась тень и стремительно рванулась к сцепившимся главарям.
Бурый из кустов наблюдал за усадьбой Касьяна. Он жевал «стиморол без сахара» и презрительно сплевывал. Фортификация на уровне Древнего Рима, только еще слабее. Гусей не хватает. Касьян явно экономил на средствах оповещения и сигнализации. А бетонный забор с колючкой поверху для серьезного специалиста не преграда. Бурый дал по рации сигнал общего сбора:
— Все на связь. Ответь первому!
Группы отозвались вразнобой, но дружно:
— На месте третий!
— Четвертый на исходной!
— Второй готов!
И так далее. Бурый удовлетворенно прорычал:
— Слушать сюда! Начинаем, только без лишнего шума. Тут по соседству воинская часть. А то вояки, чего доброго, испугаются и шарахнут стратегической ракетой по Штатам. Откуда тогда бабки качать будем? И мебель в доме не ломайте, как матросы в Зимнем. Помните, теперь все это наше. Внимание! Минус два!
Двух минут бойцам «РИФа» хватило на то, чтобы подобраться вплотную к забору и забросить на стену штурмовые средства. Несколько старых инфракрасных камер на воротах и по углам забора были ослеплены с помощью прицельных тепловых лучей. Ровно через две минуты бойцы «РИФа» оседлали стену и обрушили на слонявшихся по двору быков Касьяна бесшумный и беспламенный, но губительный ливень девятимиллимитровых бронебойных дозвуковых пуль из автоматов системы «Вал». Пули прошивали даже тех из касьяновских боевиков, кто предусмотрительно облачился в бронежилеты.
За гулом машин с окружной дороги атака была совершенно неслышна.
В ход пошли бесшумные пистолеты. Теперь кроме выстрелов касьяновцев в ночную тишину врезались скрежещущие металлические звуки.
Бурый недовольно поморщился и выругался. Рядом обозначилась тень бойца. Он присел рядом с Бурым.
— Спокойно, это я, Драгун. Тебя что, зацепило?
— Нет, я в порядке. Звон слышишь? Автоматы в норме, тихо бьют, а пистолеты дрянь. Эти «ПБ» только по названию бесшумные. Ни хрена не годятся. Даром, что двойной глушак, зато затворы лязгают, будто слесарная мастерская — за версту слышно.
За время этого монолога Бурый пересек открытое пространство перед дворцом и с группой бойцов вломился внутрь. Навстречу ему полыхнула огнем автоматная очередь. Пули «калашникова» отбросили Бурого к стене. Следовавшие за ним рифовцы изрешетили стрелка. Двое бойцов с трудом помогли Бурому приподняться.
— Ты как, живой? — спросил Драгун.
— Хрена ли мне сделается? Я же бессмертный, — проворчал Бурый. — Ну, блин, и шибануло меня! Хорошо, «антикалашник» не поленился напялить.
Он, кряхтя и ругаясь, поднялся на ноги. Стрельба затихала. Захват особняка и базы Касьяна занял от силы десять минут.
— Шефа нашли? — спросил Бурый.
— Нигде нет.
— А в кабинете Касьяна смотрели?
Не дождавшись вразумительного ответа, он, болезненно морщась, двинулся в глубь дома. Двери в кабинет были заперты. Возле них топтались трое бойцов в черных куртках с желтыми буквами «РИФ-секьюрити» на спине. Один стянул маску. Это был Сармат.
— Ну, что столпились, как лошади перед детсадом? — поинтересовался Бурый. — Обуй морду, засветишься.
— Сам же не велел внутри ничего ломать, — развел руками Сармат.
— Тоже верно. В нашем деле главное — аккуратность. — Бурый двинул в дверь ногой.
Внутри что-то гулко хрустнуло, и дверь приоткрылась. Бойцы двинулись внутрь. За ними последовал и сам Бурый. Он не сразу сумел разглядеть обстановку — в кабинете было темно. Мерцающий свет шел только от затухающего камина. Бурый пошарил по комнате лучом мощного фонаря. Круг света замер на человеческом теле, скорчившемся на полу возле письменного стола. Вокруг тела растекалась лужа черной крови.
Бурый склонился к убитому. За свою жизнь он повидал немало трупов, но сейчас содрогнулся. Тело было буквально искромсано. Бурый повернул голову убитого лицом кверху. Бойцы замерли у него за спиной.
— Кто это? Шеф?
Бурый отрицательно покрутил головой:
— Нет. Касьян это.
— А где же Риф?
— Найдите, а я покажу! Бегом искать! — приказал Бурый, и бойцы направились к дверям.
Бурый принялся внимательно осматривать кабинет. В свете фонаря возле тела что-то золотисто блеснуло. Бурый наклонился. На полу валялся маленький золотой череп с крылышками. Разорванная золотая цепочка лежала тут же.
— Так, — пробормотал Бурый, — а вот и уравнение с неизвестным. Раз он это потерял, стало быть, сейчас вернется. Что застрял? — крикнул он на замешкавшегося Сармата.
Луч фонаря Бурого медленно скользил по стенам. Ему вдруг показалось, что тень в дальнем углу комнаты изменилась. Он посветил туда. Внезапно в ответ прямо по глазам Бурому ударила ослепительно яркая вспышка света, будто луч его фонаря, усиленный в десятки раз, отразился от зеркала. Но это был выстрел.
Пуля с бронебойным сердечником, выпущенная из пистолета «гюрза», пробила тяжелый «антикалашниковый» бронежилет Бурого. Он упал на труп Касьяна, но тут же попытался снова подняться.
— Ты… Ты, сука! Это ведь ты Волкодава кончил… — едва слышно прошептали его губы.
Рука с пистолетом поднялась, чтобы добить Бурого выстрелом в голову, но по коридору на звук выстрела уже топали тяжелые берцы рифовских бойцов. Рука с пистолетом опустилась. Убийца наклонился, вырвал из цепенеющей ладони Бурого талисман, и тень снова слилась с окружающей темнотой в своем дальнем углу.
Когда бойцы вбежали в комнату, они увидели своего шефа. Риф, живой и здоровый, наклонился над Бурым и безуспешно пытался привести его в чувство. Риф разорвал рукав его рубашки. На левой руке Бурого чуть ниже плеча красовалась татуировка — весело оскаленный череп с крылышками по бокам и буквы: «ОШБОН-КУРГАЙ».
— Давай противошоковое! — приказал Риф подоспевшим бойцам.
Он выхватил из поданной аптечки шприц-тюбик и вколол Бурому дозу препарата. Но тот уже ни на что не реагировал. Один из бойцов предложил:
— Может, ему искусственное дыхание сделать?
— Поздно, — жестко произнес Риф. — Не трать зря силы. Несите его к остальным. У нас большие потери?
— С Бурым трое. Но может, попробовать?..
— Неси, я сказал! — Риф обессиленно присел на край стола. — Эх, Бурый… Теперь надо будет искать ему замену.
— А ведь везучий… был, — вздохнул Драгун. — Вот тебе и бессмертный… Это же надо, «антикалашниковый» жилет пробить! Из чего, интересно, стреляли? Не из «гюрзы»?
— Сам не врублюсь, — с наигранным недоумением развел руками Риф. — Ладно, теперь надо быстро очистить территорию от касьяновской падали. Раненых добейте. Здесь теперь и будет наша база. Докуметы на эту избушку оформим завтра. И завтра же начнем перевозить сюда из центра все самое ценное и стремное. На наш офис эфэсбэшники с налоговиками налет готовят, мне их полковник Спицын стукнул. Так что со дня на день надо ждать гостей.
Риф вышел из дома и победно оглядел поле битвы. Как бы то ни было, этот раунд он выиграл.
«Не забыть бы только тех парней, что были внутри особняка и слишком много узнали, разбросать по дальним точкам. А по возможности убрать», — подумал он.
Драгун кивком подозвал Сармата:
— Подсоби вынести.
Они стали поднимать тело Бурого, и тут Сармат заметил золотую цепочку, намотанную на палец убитого. Он замер.
— Чего застыл? Очнись! — окликнул его Драгун. — Что с тобой?
— Да так, — Сармат подхватил тяжелое тело под руки, — одну вещь вспомнил. Бурый про талисман Волкодава рассказывал. Ты взялся? Тогда понесли на выход.
Недавно возведенная в центре Москвы многоэтажная башня отсвечивала черными зеркальными стенами. Центральный вход с фасада украшала вывеска «АО «Ипсилон-нефть«». Со стороны бокового переулка в здание вели более скромные двери, на одной из которых значилось: «Частное охранное предприятие «РИФ«». В кабинете на втором этаже сидел директор предприятия, которого все, даже подчиненные, так и называли — Риф. Он разговаривал по телефону.
— Алло, банк? Соедините меня с управляющим, — попросил Риф. — Господин Зелинский? Семен Семеныч? Ну как, решили наконец? Согласны? Очень рад за вас. Вы приняли правильное решение. Да, с нашей стороны вам будет оказана всяческая поддержка. Думаю, проблем у вас больше не будет. Никаких.
Из коридора донесся шум. Риф недовольно скривился и нажал кнопку селекторной связи:
— Что у вас там за грохот?
— Нас штурмуют! Похоже, это ФСБ.
— Без паники. Никакого сопротивления.
Риф встал и направился было к двери, но та уже распахнулась, и в кабинет влетели три богатыря с автоматами, в черных шапках-масках и камуфляже. Когда один из них повернулся, чтобы проверить окно, Риф увидел у него на спине буквы «ФСБ». Действовали они быстро и четко. Профессионалы.
— Спокойно, не двигаться! — предупредил один из богатырей.
Риф поморщился. При желании он мог бы справиться со всеми троими, несмотря на весь их профессионализм. Он покорно сел в свое кресло. В кабинет вошли двое. Одеты они были в штатское, разве что пиджаки на левом боку у них чуть оттопыривались.
— Полковник Тюрин, ФСБ, — представился один из вошедших.
— Полковник Спицын, — отрекомендовался другой.
— Милости просим. — Риф развел руками. — Извините, что не встаю. Боюсь — как бы ваши волкодавы с перепугу не пристрелили. Чем обязан радости видеть таких гостей? Вы по делам или так, поссать забежали?
— Прекратите паясничать. — Полковник Тюрин сурово взглянул на Рифа в упор. — Вот санкция прокурора на обыск вашего офиса.
— Обыскивайте, прошу. У меня вчера железный рубль под стол закатился, а самому лезть и корячиться лень. Найдете — впополаме будем.
Спицын слегка улыбнулся уголками рта, но главный из вошедших, Тюрин, остался серьезен, как комиссар на расстреле.
— Я предлагаю вам выдать добровольно незаконно хранящееся оружие, прослушивающую аппаратуру, взрывчатые вещества и незаконно приобретенные ценности.
Риф бросил мимолетный взгляд на Спицына. Тот хранил невозмутимое молчание. Благодаря его предупреждению все, что хоть немного подпадало под перечень полковника Тюрина, было своевременно перевезено на новую базу, в усадьбу Боженово, не только отбитую у покойного ныне Касьяна, но и молниеносно приватизированную по всем правилам коррумпированной российской бюрократии.
В дверь вошел толстый лощеный субъект. Риф сразу повеселел.
— Не выдам я тебе ничего, — нахально заявил он Тюрину. — Ищи сам, начальник, раз у тебя работа такая. И имей в виду — попробуй только гильзу пустую подбросить, я тебя по судам затаскаю. Валяй, начинай. Вот мой адвокат, — кивнул он на лощеного толстяка. — Он в прокуратуре двадцать лет оттрубил и все ваши примочки козлиные лучше тебя знает. Приступайте, не буду мешать.
Обыск шел вовсю. Тюрин медленно прохаживался перед пирамидой с гладкоствольными автоматическими ружьями «сайга», официально состоящими на вооружении у охранного предприятия «РИФ». В «ружпарк» вошел Спицын.
— Ну что? — без энтузиазма спросил Тюрин.
— Ничего, — развел руками Спицын. — Ни автоматов, ни гранатометов, ни прослушивающей аппаратуры.
— А наличка? Сейфы хорошо осмотрели?
— Налоговики все перерыли. Только мелочь на хозяйственные расходы. Но ведь сведения были точные. Может, мы поторопились?
— А мне кажется, что мы опоздали и кто-то успел их предупредить. — Тюрин чуть не просверлил взглядом коллегу.
— Ты что, меня подозреваешь? — обиженно выпучил глаза Спицын.
— Нет, просто стараюсь исключить элемент случайности. Ладно, надо сворачиваться. Больше уже ничего не найдем.
Тюрин остановился перед раскрытым металлическим шкафом, в котором хранились пистолеты и спецсредства, и взял со стойки один из больших диверсантских ножей.
— Видал такой маникюрный прибор? Им можно пилить, копать, бриться, винты и гайки закручивать, консервы открывать и играть на скрипке вместо смычка. Ну и убивать, конечно. Последняя разработка конструктора Крылова. Называется «Потрошитель». Таким и выпотрошить нетрудно. — Он провел пальцем по зубьям пилы на обухе клинка. — Знаешь, как это называется? Шоковый зуб. При ударе расширяет рану в три-четыре раза.
— А это колечко для чего? — Спицын потрогал массивное металлическое кольцо, которым заканчивалась рукоятка ножа.
— Карабин с тросом цеплять. Гляди!
Тюрин нажал блестящую кнопку на рукоятке, и из перекрестья упора выскочили и растопырились лапы, похожие на якорные. Он зацепил нож одной из лап за крышку оружейного шкафа клинком вверх, просунул свой средний палец в кольцо рукоятки и повис на нем.
— Человека свободно выдерживает. Такой прибор в альпинизме хорошо использовать, с ним на Эверест забраться — как два пальца обсморкать. Кстати, ты материалы по Мяснику не видел?
— Некогда ерундой заниматься, — проворчал Спицын. — Это ментовская работа, пусть они и ковыряются.
— А я заглянул между делом. — Тюрин внимательно рассматривал нож. — Мясник-то точно таким же перышком орудовал. Слава Богу, с ним покончили. Ну все, снимай людей, уходим. Обидно, что так ничего и не нашли. Боюсь, теперь нас ожидают неприятности.
Спицын кивнул и повернулся, чтобы идти выполнять указание.
«Почему же нас? — подумал он. — Неприятности ожидают лично тебя. Меня же, скорее всего, ожидает твое освободившееся место».
Перед уходом он успел перекинуться парой слов с Рифом.
— Где тебя найти сегодня вечером? — спросил его Спицын.
— Как обычно, сегодня я играю в теннис в «Вагнеровском центре».
Ближе к вечеру того же дня на Тверской стояли и разговаривали две молодые и очень привлекательные женщины, блондинка и брюнетка. Чуть позже к ним подошла еще одна женщина, помоложе и тоже очень привлекательная. Брюнетка обняла ее:
— Привет, Машка. Знакомься, это Ира, — она кивнула на блондинку, — моя столетняя подруга. Представительница древнейшей профессии — юрист. А это Маша, когда-то она начинала работать в моей лаборатории, а теперь ведущий специалист в Центре исследований крови «Вагнеровского фонда». Ну как, заморские буржуи зарплату не задерживают? А то переходи ко мне.
— Ну конечно, — согласилась подруга. — Хорошо, когда твой муж — банкир Зелинский.
— Кстати, Галка, — обратилась к брюнетке блондинка Ирина, — закинь Семену удочку насчет кредита. Мне Крюков уже плешь проел с частным сыскным предприятием. Хочет, чтобы я создала кооператив. Мотивирует тем, что раз Ленин сказал, что будущее за кооперативами, значит, так и будет. Связей у меня достаточно — и дед, и отец всю жизнь опорой трону служили. А вот с деньгами хуже — на оружие, на аренду, на зарплату.
— Поговорю, какие проблемы, — махнула рукой брюнетка Галина. — Только у него сейчас какие-то проблемы. Похоже, его лавочку окончательно подгребла под себя финансовая империя «Ипсилон». И из компаньона Сема превратился в наемного высокооплачиваемого служащего.
— Это серьезно?
— Куда уж серьезнее! Теперь наверняка денег станет еще больше, а радости еще меньше. Ну что, девки, пойдем, посидим где-нибудь? Зальем горе стаканом бургундского?
— Извините, девчонки, не могу. — Блондинка развела руками. — Должна сегодня обязательно встретиться с Крюковым. У него стажера убили, и он сейчас в депрессии.
— У него же оружие! — испуганно округлила глаза Галина. — Депрессия может быть для него очень опасна!
Ирина посмотрела на часы:
— Ой, мне нужно бежать! Вон мой заботливый племянник с друзьями подкатил. Не машина — утиль. Хорошо хоть окна затемненные, ехать не так стыдно.
И блондинка Ирина направилась к стоявшим неподалеку ржавым синим «Жигулям» первой модели, возле которых околачивались трое молодых людей.
— Ну, а мы никуда не торопимся, — заявила Галина. — Пошли, спрыснем нашу встречу.
И потащила Марию вдоль Тверской в сторону центра.
— Ты мне собиралась что-то сказать, но не по телефону, — напомнила Галина. — Не забыла?
— Нет, помню, — кивнула Мария. — Просто думаю, с чего лучше начать. Ты знаешь парня по имени Антон? По-моему, я его сейчас видела возле той машины, куда села твоя подруга.
— Да, конечно. Антошка — это же Иркин племянник. Он у Семена на фирме компьютерами занимается.
— Он имеет какое-нибудь отношение к твоему лечебному заведению? — спросила Мария.
— Разумеется. Все, кто получают деньги от империи «Ипсилон», лечатся или обследуются у нас. Плюс целая армия родственников, знакомых и просто халявщиков. А почему ты спросила?
— Твой Антон привез к нам в центр кровь на анализ. Я была занята, и им занималась моя подруга Лидка. Он объяснил, что кровь не его, что его просил друг. И этот друг не хочет пользоваться твоей лабораторией, чтобы избежать огласки.
— И что?
— ВИЧ-реакция оказалась положительной. Я, конечно, еще перепроверю, но боюсь…
— Спасибо, что сказала. — Галина крепко сжала руку подруги. — Ирке, если вдруг встретитесь, ничего не говори. Я сама выясню подробности у Антона. Хорошо?
— Конечно, — согласилась Мария. — Но все-таки вопрос слишком серьезный…
— Остановись, пока не поздно! — Галина замерла и вцепилась в рукав Марии. — Скажи честно — ты любишь устрицы?
— Устрицы? — опешила Мария. — Понятия не имею. Никогда не пробовала.
— Тогда за мной шагом марш!
И она потащила подругу к сияющим бронзой и роскошью дубовым дверям ближайшего ресторана.
Громада «Вагнеровского культурно-экономического центра», выросшая на берегу Москвы-реки, собирала на своих закрытых от непогоды и посторонних глаз теннисных кортах государственную и окологосударственную элиту, а также лоббистов всех мастей. Ничего не поделаешь, закон природы. Раз барин интересуется теннисом, то и все лакеи, от мала до велика, обязаны гонять ракетками маленькие желтые мячики. Да еще денно и нощно Бога благодарить, что хозяин не увлекся боксом или каким-нибудь супермарафонским бегом.
Риф вошел в раздевалку. Здесь было прохладно и пусто. В отличие от нормальных раздевалок пахло здесь не потом, а весенней свежестью. Он забросил ракетку на один из шкафчиков, скинул рубашку и шорты, взял полотенце и направился в душ. В это время в раздевалку вошел еще один человек, немного моложе Рифа, но такой же широкоплечий и узкозадый.
— Все, финиш! — сообщил ему Риф. — Можешь забрать мою ракетку. С теннисом пора завязывать, будущее за дзю-до. Хорошо еще, что седло покупать не пришлось.
— Ты что, не мог выиграть у этого пузатого банкира? — спросил Рифа молодой собеседник. — Или у тебя теперь работа такая?
— И такая тоже, — признался тот. — Не жалуюсь. Я ведь еще когда погоны таскал, понял, что никому мы не нужны. Мне возражали, что родина нас не забудет. И где теперь наши орлы, с которыми мы когда-то вместе тянули лямку в ОШБОНе?
Молодой пожал плечами:
— Говорят, кое-кого ты подобрал.
— Правильно говорят, — подтвердил Риф. — Тех, кто не раскис и доказал, что остался «бессмертным».
Риф не заметил искры ненависти, которая сверкнула на миг в глазах собеседника, и продолжал:
— У меня ведь не только мое охранное предприятие. Я, фактически, возглавляю службу безопасности всей империи «Ипсилон». И тебя приглашаю. Ты же всегда был одним из «бессмертных». Кстати, как к тебе теперь обращаться?
— Называй меня просто Антоном.
— Да хоть Папой Римским. Я ведь твой должник. Задание по Касьяну ты выполнил просто с блеском. Пользуйся моментом, у меня сейчас открылась хорошая штатная вакансия.
— Кого-то убили?
— Ты ведь не забыл Бурого? Надежный был мужик. Все хотел выяснить, кто Волкодава замочил. Не успел. Так что давай на его место, не пожалеешь.
— А что я должен буду делать в твоей лавке? Толстопузым банкирам в теннис проигрывать?
— Все. Для начала постажируешься в каждом из подразделений, начиная с охраны банка, кончая проведением спецопераций. А там посмотрим, к чему у тебя талант.
— А вы и спецоперациями продолжаете заниматся?
— Чем? — Риф сделал вид, что удивлен. — Какими спецоперациями? Я тебе ничего такого не говорил. Сейчас мои спецоперации — это тот толстяк, которому я проиграл. Рекомендую: Сема Зелинский, банкир. Не человек — золото. Во всех смыслах. И это золото я рассчитываю прибрать к рукам.
— Не трать время на объяснения, я знаю его не хуже тебя. Я занимаюсь компьютерным обеспечением его банка. И ребят наших в охране частенько вижу.
— Они тебя не узнали? — удивился Риф.
— Вероятно, я сильно изменился со времен службы, — пожал плечами парень, назвавший себя Антоном. — Так, значит, ты все-таки специально проиграл?
— Да, специально. В порядке компенсации за те неприятности, которые он благодаря мне поимел и еще поимеет. Банкир, в конце концов, тоже человек, и он вправе получать маленькие человеческие радости.
— Ты что, поимел его жену?
— Нет, дорогой Антон, вчера я окончательно поимел его банк.
— И не противно тебе, боевому офицеру, елозить под торгашами? — скривился молодой.
— Эх ты, наивняк, — снисходительно-наставительно произнес Риф. — Истинно говорю тебе: важно не кто под кем лежит, а кто кого трахает. Запомни это! А то так и будешь на дровах ездить. Это твою синюю развалюху я видел на стоянке?
И он направился в душ, откуда донеслись раскатистые рулады:
— Ты запо-омни сыно-о-ок золотые слова-а-а!..
Его товарищ также разделся и направился в соседнюю кабинку. У обоих собеседников на левом плече синели одинаковые татуировки — весело оскаленный череп с крылышками и надпись: «ОШБОН-КУРГАЙ».
В черной-черной комнате стоял черный-черный стол. На черном столе стояла черная лампа. Ее свет вырывал из мрака комнаты небольшой освещенный круг. За столом сидел человек в черной майке с надписью «РИФ-секьюрити». На плече его синела татуировка — весело оскаленный череп с крылышками и буквы «ОШБОН-КУРГАЙ».
Перед ним на столе в свете лампы лежал большой нож с зубьями по обуху, утолщенной крестовиной-упором и массивным металлическим кольцом в торце рукоятки. Своей тяжестью нож прижимал к столу стопку газетных вырезок. Все они касались одной темы — преступлений маньяка-потрошителя по кличке Мясник. Рядом на столе лежали трубка мобильного телефона и несколько шприц-тюбиков, предназначенных для производства инъекций в полевых и боевых условиях.
Человек взял трубку мобильника и набрал номер. Ему ответил женский голос:
— Редакция еженедельника «Версии и доказательства».
— Мне нужен главный редактор вашей газеты. — Человек говорил, приставив к микрофону трубки коробочку модулятора голоса. — Я хочу сделать заявление. Кто я такой? Ваши писаки дали мне погоняло Мясник. Меня почему-то считают маньяком, но я с этим категорически не согласен. Я не маньяк. Просто у меня есть одна серьезная проблема, и я собираюсь ей поделиться с вами. По крайней мере, кое с кем из вас. И, надеюсь, вам это очень не понравится.
— Соединяю вас с главным редактором, — испуганно пропищал голос секретарши.
Человек в черной майке прокашлялся. Судя по всему, он собирался говорить долго.
Осень резко уступила место зиме. С утра над Москвой клубились рваные тучи. Давно пора было выпасть не только первому, но и второму, и третьему снегу. Холодный ветер гонял по подмерзшему асфальту обрывки газет. Судя по заголовкам, главным содержанием жизни россиян традиционно оставались терроризм, инфляция и грядущие выборы. В тяжелой атмосфере города накапливалось гнетущее, тревожное напряжение. Его давящее присутствие ощущалось физически, и казалось, что оно предвещает беду.
Заведующая медицинским комплексом финансово-промышленной компании «Ипсилон» Галина Зелинская ушла в тот день с работы раньше обычного, не предупредив даже свою секретаршу, с которой обычно обращалась не как с подчиненной, а как с подругой.
Домой она пошла пешком. Окружающее сейчас воспринималось ею словно сквозь пелену тумана. Слепоглухонемому безногому пацаненку, который попрошайничал в подземном переходе, она не глядя сунула несколько купюр. Тот только свистнул от удивления, догнал ее и крикнул:
— Ты что, ослепла? Сотенные суешь! Лечиться надо!
Но Галина, не оборачиваясь, словно слепоглухонемой была она сама, двинулась дальше. Она не помнила, как добралась до дома, и не заметила, что в течение долгой прогулки ее на приличном расстоянии, незаметно, но неотступно сопровождал человек в длинном темном плаще. Она вошла в квартиру и только здесь посмотрела на часы. Скоро должен прийти муж. Как ему сказать? И, главное, как объяснить ему то, чего она не могла объяснить и себе самой?
Следивший за ней человек в это время прогуливался в сквере напротив дома. Все это время он был чем-то озабочен, поглядывал на окна ее квартиры и даже, как будто, собирался перейти улицу и направиться в подъезд, куда вошла Галина. Но его остановил сигнал портативной рации, настроенной на жучок в телефонном аппарате Галины.
Галина звонила своей единственной подруге. Может быть, если бы та оказалась дома, все случилось бы по-иному. Но в трубке раздался лишь голос автоответчика. Галина дождалась сигнала записи и тихо, с перерывами, произнесла:
— Алло, Ира, это я. Прости меня и прощай… Живи долго и счастливо… И держись за своего Крюкова. Я ухожу…
И положила трубку. Потом снова сняла и опустила рядом с аппаратом. Она не хотела, чтобы ей помешал случайный звонок. Она боялась, что у нее не хватит решимости.
Она прошла на кухню, торопливо черкнула карандашом несколько прощальных слов на газете, которую муж утром второпях забыл на кухонном столе, затем взяла купленную в магазине опасную бритву и прошла в ванную.
«Это ничего, — уговаривала она себя. — Бог всемилостив, он простит мне, что я явлюсь к нему без приглашения».
Но она не могла заставить себя совершить последний ужасный шаг и сгорбившись сидела на краю ванны в полной прострации.
Человек в темном плаще, следивший за окнами ее квартиры, посмотрел на часы и пробормотал:
— Пора бы уже…
Он перешел улицу и скрылся в подъезде Галины. Спустя десять минут он вышел оттуда, сел в стоявшие у мусорных баков синие «Жигули» — «копейку» с проржавевшими крыльями и уехал. Еще через десять минут он привычно припарковал свою четырехколесную рухлядь на автомобильной стоянке возле «Вагнеровского центра» между шестисотым «мерседесом» и еще более шикарным «астон-мартином». Здесь он вылез из машины и уверенной походкой направился к главному входу в здание.
Старший опер Управления специальной службы Крюков, по мнению столичных наркоторговцев, справедливо носил высокое звание «Самого Тухлого Душмана Советского Союза», которое сохранилось за ним и после распада СССР. Кроме этого, он продолжал который год носить не слишком высокое звание капитана милиции. И было похоже, что строки Высоцкого о капитане, который никогда не будет майором, касались именно Крюкова. Малейший намек на присвоение ему погон с «лыжней» — двумя просветами и одной звездой — вызывал у крюковского начальства предынсультное состояние. Сам Крюков относился к этой вопиющей несправедливости со спокойствием истинного философа:
«От большой звезды задница тяжелеет».
Утром Крюков получил верную наколку на квартиру в одном из спальных районов, где гости из братской Нигерии, в основном студенты, складировали свои национальные сувениры. Как правило — «черный героин». Хату Крюкову «сдал» проверенный стукач, также из числа нигерийских студентов, Окике Марафет.
Собственно, студентом «Лумумбария» Марафет был очень давно. С тех пор университета он так и не закончил, зато успел фиктивно жениться на москвичке и получить прописку. Он, разумеется, тоже принимал и перепродавал «товар». При этом он исправно сдавал Крюкову гонцов с далекой жаркой родины, если им не посчастливилось оказаться его родственниками. Нигерия, конечно, страна дикая, но и там не дураки живут. Не хуже нас разбираются: закон есть закон, но семья — дело святое.
Так вышло и на этот раз. Пару дней назад группа Крюкова прихватила «заряженного» героином негритенка, который при тщательной проверке оказался одним из многочисленных племянников Марафета. В обмен на свободу дальнего родственника Окике, не моргнув глазом, сдал очередной склад земляков-конкурентов. Бизнес есть бизнес.
Бригада Крюкова приехала по указанному Марафетом адресу и выгрузилась из машины. Заместитель Крюкова, двухметровый Птенчик нахлобучил на голову козырьком назад зимнюю бейсболку: «За нами наружка. Легавым буду — за нас особка взялась».
Бригада зашла в подъезд и поднялась на нужный этаж. Грека прислушался. За дверью квартиры было тихо. Пару-тройку часов они провели в томительном ожидании, не появится ли кто-нибудь из оптовиков-перекупщиков. Наконец терпение сыщиков иссякло.
— Ну что, заглянем к парню на рюмку чая? — подмигнул товарищам третий сотрудник опергруппы — Шурик Папастраки, которого все звали Папа-в-факе или просто Грека, молодой, но не по годам развитой. — Шеф, ты не забыл свой набор отмычек?
— Ага, заглянем. Ребята из наружки внизу только и ждут, когда мы законы нарушать начнем, — заверил его Птенчик. — Что будем делать, командир? Может, ну его? Давай зайдем в другой раз. Пора бы и пивка попить.
— Ни за что. Раз пришли в гости — звони, — рассудил Крюков.
В ответ на звонок после долгой паузы наконец послышались осторожные шаги. Шаги замерли возле двери.
— Ху? — спросил из-за двери противный нерусский голос.
— Сам ты ху! — возмутился Крюков. — Открывать! Почта пришел!
Крюков при желании умел говорить по-русски не хуже любого иностранца. Но и преступник за дверью был не пальмовым лыком шит.
— Нет почта. Ху? — с непонятным честному человеку упрямством повторил он.
— Открывай, бестолочь заморская! По-хорошему предлагаю!
Видимо, преступные наклонности мешали человеку за дверью последовать этому доброму совету. Он продолжал коснеть в беззаконии.
— Русски не понимать! — цинично заявил он.
— Эй, оупен зе доо! — блеснул незаконченным средним образованием Грека. — Дед Мороз пришел! Санта-Клаус! С мешком подарков!
— Опупен дзю-до! — поддержал товарища Птенчик. — Куклус-Кланус принес тебе мешок п…здюлей! Лучше открывай по-хорошему, черный брат!
Но всем, в том числе и высыпавшим на площадку любопытным соседям, уже стало ясно, что по-хорошему дверь не откроют.
— Теперь долго не выйдет. Ну что, садимся в засаду? — констатировал грустный факт Грека.
— Не в засаду, а в осаду, — поправил Крюков. — Будем ждать гонца снаружи или вылазки изнутри. Зачитай права осажденного.
— Вы имеете право не открывать дверь и не платить за электричество! — с пафосом изрек Грека и вывинтил пробки из распределительного щита. — Сто первая китайская мудрость Глеба Жеглова: «Вор должен сидеть в тюрьме, а черная кошка — в темной комнате»!
— Вы имеете право не платить за телефон! — прибавил Птенчик.
Пользуясь своим высоким ростом, он разрезал над дверью квартиры телефонный провод и подсоединил к нему принесенный из машины аппарат с определителем. Затворник, вопреки ожиданиям сыщиков, не проявил ни малейшего любопытства по поводу обесточивания его бандитского гнезда. Похоже, ему нравилось блуждать в потемках. Во всяком случае, он так и не высунул за дверь носа, чтобы проверить пробки. Судя по всему, это был матерый преступник. Либо он просто не подозревал о существовании электричества.
— Вы имеете право не смотреть телевизор, — провозгласил Грека.
Он потянул из паза необычно толстую телевизионную антенну и сообщил, поигрывая кусачками:
— Ух ты, какой интересный кабель! Может, спутниковый? Посмотреть, жалко, не на чем.
— Вставь его себе в задницу, зажмурь глаза, расслабься и жди, когда появится картинка, — посоветовал Птенчик. — Штурм все равно отменяется.
— Подожди, не режь, — остановил его Крюков. — Иначе потом не разберемся, что это за спецсвязь. Без света она все равно работать не будет.
— А на аккумуляторе?
— Думаю, наш черный друг еще не въехал, что его обложили, и сигнал тревоги давать не собирается. Либо он его уже дал. Так что оставь. Раз приступ не увенчался успехом, придется его, басурмана, измором брать, — вздохнул Крюков. — Организуем осадный лагерь.
— Да? И какие будут особые указания, гражданин начальник? — с кислой физиономией поинтересовался у него Грека. — Спать в лифте стоя?
— Молодец, самую суть осадной тактики ухватил! — похвалил его Крюков. — Нарушение снабжения и канализации отходов — причина многих неудачных осад. Голод, эпидемии с эпизоотиями. Спать в лифте, конечно, можно, а вот ссать никак нельзя. Мы, работники милиции, не можем пасть так низко, а должны подавать пример… И все такое прочее… — Крюков широко зевнул. — Поэтому пройдись по квартирам и подружись с соседями. Вдруг этот Максимка неделю взаперти проторчит?
— Меня молодая жена из дома выгонит, — предупредил Грека.
— Нет у тебя никакой жены, ни молодой, ни старой, — разоблачил его Крюков. — Поэтому садись по стойке «смирно» и бди.
— Бзди?
— Бди, деревня. От слова «бдительность». Пока он не вылезет. А вылезет — бей на поражение.
И они принялись бдить. Противник затих и не подавал признаков жизни. Он предпочитал сидеть без света, но не сдаваться. К ночи расстановка сил окончательно определилась. Грека выполнил приказ шефа на отлично. Из соседних, а также выше- и нижерасположенных квартир выходили люди с доброжелательными улыбками и знакомились с сыщиками.
Старушка из квартиры слева предлагала горячей картошечки. Томный юноша из квартиры справа в трениках в обтяжку настоятельно приглашал Птенчика заглянуть на чашечку кофе. Внизу вообще гуляли свадьбу и всю группу едва не утащили «буквально на пять минут выпить за здоровье молодых». Во что растянулись бы эти пять минут, многоопытный Крюков даже подумать боялся.
Отринув соблазны, опергруппа продолжала стойко переносить тяготы службы. Крюков позволил только Птенчику отвлечься на минуту, чтобы буквально одним ударом пресечь в квартире сверху назревший семейный скандал.
В квартире напротив, дверь которой выходила на ту же лестничную площадку, проживала одинокая дама «чуть за тридцать». Ну совсем чуть-чуть, лет на десять-двадцать максимум. После того как Грека познакомился с ней, он с торжествующим видом вынес пару табуреток.
— Присаживайтесь, — предложил он товарищам по оружию.
— А себе? — наивно поинтересовался Крюков.
— Молодой ишшо, постою, — отмахнулся коварный Грека. Потом невнятно пробормотал что-то насчет «пойти пописать» и снова исчез за соседкиной дверью, на сей раз всерьез и надолго.
Дисциплинированный Птенчик не обращал на это внимания и целиком был поглощен наблюдением за телефоном — не звонит ли враг? Крюков же по природе был разгильдяем, причем завистливым. Он терпеть не мог тех, кто сачковал. Больше, чем он сам. Через полчаса нервного ожидания он встал с табуретки и мстительно заявил:
— А пойду-ка я и весь оргазм им сейчас поломаю!
Но тут заверещал телефон. Птенчик дернулся было к определителю, но напрасно. Звонил мобильник Крюкова. Телефон у него был пиратский, абонированный на сотню честных пользователей, каждый из которых практически не замечал, что платит «за себя и за того парня». На вопрос: «Где взял?» Крюков отвечал кратко, но с исчерпывающей полнотой: «С убитого снял». То, что на аппарат можно было звонить, Крюкова иногда радовало, а иногда и нет. И сейчас ему не хотелось отвечать, но врожденная порядочность заставила взять трубку.
— Чаво надо? — прогнусавил он, делая вид, что он вовсе не Крюков, а дальний родственник из деревни. Откуда-нибудь с Украины, например.
И предложил, как это принято в тамошних краях:
— Слухаю, жалуйтэсь!
— На что? На твои дурацкие приколы? — спросил строгий женский голос. — Скажи кому, и я с удовольствием пожалуюсь.
В другое время он бы обрадовался ее звонку, но не сейчас.
— Але, Ирина, это ты? Ты не очень вовремя, а если честно, очень не вовремя. Я тут сижу в засаде…
— Засадишь в другой раз, — бестактно перебила она его. — А сейчас заткнись и слушай! Галина Зелинская покончила с собой. Меня не было дома, и она оставила сообщение на автоответчике. Я позвонила ей… Подошел ее муж Семен, сказал, что ее уже нет… Короче, там сейчас милиция.
Крюков опустился мимо табуретки, но даже не заметил своей ошибки.
— Что с ней случилось?
— Вскрыла вены.
— С какой стати?
— Я не знаю, а милицию это вообще не интересует. Факт самоубийства налицо, остальное для них не важно. А Семен не хочет при всех ворошить… Одним словом, приезжай скорее. Адрес помнишь?
— Конечно, базара нет… В смысле, уже еду.
Он убрал трубку в карман и поднялся.
— Слушай, Птенчик, я слиняю на пару часов по шкурному делу. Ты остаешься за старшего! — крикнул Крюков уже на ходу, скатываясь вниз по лестнице. — Кто полезет — стреляй на поражение!
— А если начальство с проверкой заявится? — поинтересовался гигант, перегнувшись через перила.
— Их можно по нога-а-ам! — раскатисто донеслось из глубины лестничного колодца.
Крюков ездил на особой машине. Это была бронированная, с двухсотсильным «Чайкиным» движком, «Волга», прослужившая свои лучшие годы сначала в «девятке» — сопровождении, потом в «семерке» — наружке. Там она и была выкрашена в салатовый, с шашечками, цвет тогдашних московских такси. Крюков купил списанную «рябуху» по цене металлолома и относился к ней крайне бережно — в мотор не лазил, не перекрашивал и не мыл. Даже дырки от пуль на внешнем корпусе не заделывал. С этим был связан единственный недостаток машины — она боялась дождя. Но в остальном проблем не было, и «рябуха», как ни странно, бегала, причем довольно бодро.
Крюков подошел к верной «рябухе», открыл дверцу салона и первым делом отключил сигнализацию. «Русский «Клиффорд«» — граната РГД‑5 на растяжке за педалью тормоза. Затем он открыл капот и запустил двигатель одним изящным движением — закоротив толстой отверткой клеммы стартера. Сама отвертка сгорала за пару месяцев до ручки, зато при такой технологии владелец мог не опасаться угона.
До дома Зелинских Крюков добрался минут за десять. Дверь в квартиру оказалась не запертой.
В комнате сидели двое — Семен Зелинский и Ирина. Тело Галины уже увезли в морг, милиция тоже ушла. Крюкову показалось, что даже люстра в комнате горит как-то пронзительно-тоскливо. Так бывает в доме сразу после того, как его посетила смерть.
Крюков имел в скорбных делах удручающе большой опыт. Он поставил на стол бутылку «Столичной» и попросил Ирину:
— Принеси стаканы.
Ирина принесла из серванта стограммовые лафитники. Крюков свернул пробку и налил Семену полную, а себе и Ирине до половины.
Выпили молча и без присловий про «землю пухом» и прочее. Наконец Крюков прервал тягостное молчание:
— Расскажите, наконец, как это произошло.
— Вот, прочти. — Семен бросил на стол сложенную газету «Версии и доказательства», на полях которой торопливым почерком было выведено несколько строчек.
Крюков прочитал предсмертную записку Галины:
«Прощай, мой дорогой. Спасибо тебе за то счастье, что у нас было. Я больна СПИДом. Жить с этим я не могу, объяснить тоже. Прости, если сможешь, и не тяготись моей памятью. Женись и живи. Только вспоминай меня иногда. Твой глупый Галчонок».
Крюков словно мелкий жулик спрятал защипавшие глаза и, прокашлявшись, пробурчал:
— Ментам это не показывал?
— Нет, — покачал головой Семен. — Зачем? Им и так все ясно. К тому же она не им писала, а мне. Это же не докладная: прошу в моей смерти винить такого-то. Я не прав?
— Не знаю. Наверно, прав.
Крюков налил еще. Снова выпили не закусывая. Наконец Крюков задал самый трудный вопрос:
— Откуда у нее взялся СПИД? Извини… Можешь дать мне в рожу один раз, но сильно. Только ответь: у Галины кроме тебя кто-нибудь был?
Зелинский не пошел навстречу предложению Крюкова и не стал его бить. Он лишь снова затряс головой:
— Нет, не было. Во всяком случае, мне про это ничего не известно. Но, думаю, она не стала бы ничего от меня скрывать. Она была необыкновенной женщиной!
Крюков прокурорским взглядом вперился в Ирину:
— А может быть, ты что-нибудь знала? Она ведь могла с тобой поделиться как с подругой?
Ирина оскорбленно поджала губы:
— А я бы тебе врезала с большим удовольствием! Не было у нее никого, и быть не могло! Сеня прав. Если бы Галке кто-то настолько понравился, чтобы с ним… Одним словом, Семен узнал бы об этом первым.
— Так, — принялся рассуждать Крюков. — Самую опасную, но самую вероятную версию можно считать практически закрытой.
— Просто закрытой, — поправила Ирина.
— Хорошо, просто закрытой, — согласился Крюков. — Поехали дальше. Уколы. Наркотики можно сразу исключить. А лекарства?
— Она даже таблеток не пила, а к врачам уже несколько лет не обращалась, — ответил Зелинский. — Лечилась по разным нетрадиционным системам. Раздельное питание, голодание, уринотерапия.
— Это в смысле мочу пить? — Крюков поморщился.
— Я предпочла бы пить мочу, чем попасть на операционный стол, — категорически заявила Ирина.
— Ну, если вопрос так ставить, я бы и дерьмо есть согласился. — Крюков прикусил язык, сообразив, что сострил не вовремя и не к месту. — Извините. Выходит, и медикаментозный вариант отпадает?
С ним согласились. Все понимали, что зашли в тупик. А из тупика выход известный — еще по пятьдесят граммов.
— Всем по чуть-чуть. — Крюков снова разлил водку по рюмкам.
Он отодвинул газету с предсмертной запиской Галины, чтобы ненароком ее не облить, и так и замер с бутылкой в руке.
— Вот оно! — шепотом воскликнул он.
В глазах Зелинского и Ирины, обращенных на Крюкова, было написано: «Не надо бы ему больше пить».
Но Крюкова не смутила их несправедливая оценка. Сейчас он сильно напоминал сам себе Архимеда, разве только не голого и не в ванне.
— Эврика, блин! Нашел! Вот это вам ни о чем не говорит?
Крюков повернул к собеседникам лежавшую на столе газету так, чтобы они смогли прочитать заголовки сообщений. И самый крупный из них, помещенный между материалами о выборах в Думу и предстоящем конце света, гласил: «ВИЧ-террорист орудует на улицах Москвы». В статье говорилось о том, что по улицам столицы бегает больной СПИДом маньяк, который в толпе колет прохожих шприцем, заправленным его собственной отравленной кровью. Делает прививки смерти. Здесь же приводилось пространное интервью, данное маньяком главному редактору еженедельника.
— И ты веришь в эту галиматью? — с сомнением спросила Ирина. — Наши газетчики, если не могут раскопать сенсации, готовы сами на улицах людей резать.
Крюков резко остыл:
— Ты права, не сходится. Если бы такой маньяк появился, он обязательно прошел бы в сводке происшествий. А нам пока ничего подобного не сообщали.
— Вот видишь, — вздохнула Ирина. — И здесь тупик.
— Да, полный облом, — согласился Крюков.
— Постойте! — вдруг встрепенулся Зелинский. — А что, если газета не врет? Месяца три назад Галина жаловалась, что в толкучке ее что-то больно укололо в бедро. Даже точку от укола показала. Она решила тогда, что укололась о чью-то булавку или шпильку. Постойте, дайте вспомнить! Где же это было?
Зелинский изо всех сил постарался сосредоточиться.
— Вспоминай, где это произошло? — наседал на него Крюков. — На рынке? В магазине? В театре? В пивной? В очереди к мавзолею? Где? Вспоминай!
— Отстань от него! — потребовала Ирина.
— Вспомнил! Это случилось!.. — растерянно воскликнул Зелинский и осекся. — …Это случилось в моем банке на презентации.
По раскисшей дороге вдоль высокого забора, отделявшего парк Боженово от воинской части, медленно ехал черный джип «ниссан-патрол». Когда-то он принадлежал касьяновцам, но позже в качестве трофея достался Рифу.
Риф сам вел мощную машину. Рядом с ним сидел Мясник.
— Ты будешь работать здесь. — Риф кивнул на забор гарнизона.
— У меня есть и другие дела, — напомнил ему Мясник.
— Не бойся, не переломишься. Функции у тебя будут в основном контрольно-надзорные. Здешний командир, полковник Павлов, еще та сука. За ним глаз да глаз нужен. Продаст — не заметишь.
— Нет проблем, за ним будет кому приглядеть. Лишь бы бабки вовремя шли.
— С бабками задержек не будет. У нас же собственный банк имеется.
Крюков удивленно свистнул:
— У тебя в банке работает Мясник. Точнее, работал.
Зелинский только что показал ему несколько фотографий, на которых была запечатлена та самая презентация.
— Вот этот парень в форме секьюрити — тот самый маньяк, которого мы уложили при задержании в Боженовском парке.
Зелинский впился глазами в лицо на фотографии.
— Значит, убийца — он?
— Не обязательно, — пожал плечами Крюков. — Теперь его не допросишь. Попробуй прокачать его по своим каналам. У тебя ведь есть служба безопасности. Кстати, судя по всему, он в ней и работал.
Зелинский замотал головой:
— Конечно, в моем банке есть служба безопасности. Но ее дело — вести разборки с конкурирующими крышами. Чем они, собственно, сейчас и заняты. С Касьяновской группировкой никак покончить не могут. А чтобы разобраться в смерти Галины, следует провести квалифицированное частное расследование. Кроме того, я не могу доверить такое важное для меня расследование посторонним.
— Ты им не веришь? Так и скажи. Но я не знаю. — Крюков развел руками. — Я пока не вижу ничего, за что в этом деле можно было бы зацепиться. Скорее всего, ты прав. Маньяк сделал Галине инъекцию со СПИДом, потом мы его завалили. И то, что он погиб за месяц до смерти Галины, в данном случае дела не меняет.
Зелинский насторожился:
— Нет, меняет. Правда, я не знаю, как это…
— Кончай темнить, — разозлился Крюков. — Выкладывай все, что знаешь, иначе я отказываюсь работать.
— Хорошо, слушай самое главное, — выдавил Семен. — Я не знаю, стоит ли про это говорить… Короче, я не уверен, что Галина покончила с собой.
— Как это? Ты же сам сказал, что она вскрыла вены! И записка!
— Не хотеть жить и хотеть умереть — не одно и то же, — вздохнул Зелинский. — Выброситься из окна можно под влиянием секундного порыва, но вскрыть вены — на это нужна воля к смерти, причем не одномоментная, а достаточно продолжительная по времени. А ее у Галины быть не могло.
— И поэтому ты считаешь, что ее убили?
— Не только поэтому. Пойдемте со мной.
В прихожей Семен остановился и указал пальцем на входную дверь:
— Вот, смотрите. У меня две двери — внутренняя и наружная. Но петли на них с разных сторон, так получилось. Поэтому, чтобы, выходя из квартиры, открыть наружную дверь, нужно сначала до конца распахнуть внутреннюю. Видите? Если ее только приоткрыть, она будет мешать подобраться к замку. Но когда внутренняя дверь распахивается до конца, она каждый раз сбивает с крючка вешалки мою старую шляпу. Вот эту. Галя собиралась ее почистить, поэтому и не убирала в шкаф. Так вот, когда я пришел, шляпа лежала на полу возле двери ванной. То есть сначала была закрыта дверь ванной, потом открыта входная дверь.
— Почему ты не сказал об этом следователю?
Семен пожал плечами.
— Это ничего бы не изменило. Когда я вошел, то первым делом автоматически поднял щляпу с пола и повесил на место. Не мог же я сбросить ее обратно. К тому же следователь не велел ничего трогать.
— Детский сад! — снова развел руками Крюков. — Сначала он прячет все улики, а потом требует, чтобы я на пустом месте убеждал следователя искать убийцу.
— Не надо никакого следствия. Я хочу, чтобы вы нашли убийцу Гали. Вы не имеете права отказывать мне. — Зелинский ударил ладонью по столу. — Я должен, я просто обязан разобраться с этим делом! Ты, — указал он на Ирину, — хозяйка частного охранно-сыскного предприятия…
— Оно еще не открылось, — возразила она. — Сначала мне нужно оформить лицензию на себя, а для этого представить бумагу об окончании спецкурса. Потом нужно будет подготовить учредительные документы и пробить лицензию на создание охранного предприятия.
— Разве это проблемы? Диплом тебе сделаю хоть завтра — у меня в Латвийском филиале Международной академии безопасности старый друг работает. Фирма мирового уровня, туда месяцами в очереди стоят. Что еще нужно? Деньги? Завтра получишь беспроцентный кредит на двадцать лет. Как депутат или генерал. Что скажешь, хозяйка?
— Никакая я не хозяйка! Меня Крюков в это дело втравил, пусть он и отвечает! Крюков, зачем тебе понадобилось делать из меня владелицу частного сыскного предприятия? Я была преуспевающим юристом…
— Ты им и осталась, так что ничего не потеряла, — возразил Крюков. — Зато приобрела…
— Что?
— Ну… Как бы это сказать… — Крюков замялся, подыскивая аргументы.
— Признайся, — потребовала Ирина, — что это нужно было не столько мне, сколько тебе!
— Мне? Зачем? — вытаращил глаза Крюков.
— И слепому видно! — кипятилась Ирина. — Ты собираешься оплату своих праведных трудов проводить через мою фирму, — закончила она свою мысль.
— А кому от этого плохо? — вопросил Крюков. — Пойми простую вещь: в том варианте, который я тебе предлагаю, клиент заказывает за собственные деньги собственное расследование любой сложности. И ведут его не домотканые любители, а профессиональные сыщики и следователи. При посредничестве твоего частного сыскного предприятия. Естественно, неофициально. А официально наберешь в штат человек десять безобидных отставников-пенсионеров, которые не сильно пьют и в мафии не состоят. От таких тебе не придется ждать неприятностей, за которые твоя фирма может лишиться лицензии. Посадишь их охранять магазин или автостоянку и будешь платить скромную зарплату, отстегивать в казну скромные налоги и жить спокойно. А охрану, раскрытие преступлений и розыск пропавших я тебе обеспечу. Чего тебе еще надо?
— Сдаюсь! Давай отложим этот разговор. — Ирина виновато посмотрела на Зелинского. — Прости, Семен. Мы с Крюковым, кажется, слишком увлеклись своими проблемами.
— Теперь это и мои проблемы, — возразил Зелинский. — Так вы беретесь за это дело?
— Конечно!
— Ни за что!
Одновременно выпалили Крюков и Ирина.
Зелинский вдруг грустно улыбнулся и произнес:
— Слушайте, ребята, ну что вы тянете? Вы же созданы друг для друга. Женитесь! Из вас вышла бы замечательная пара. И Галя этого так хотела…
Ирина и Крюков в недоумении взглянули друг на друга, словно случайно встретившиеся кошка с собакой. Из этого состояния их вывел писк крюковского мобильника.
— Да? Нет! Сейчас еду. — Крюков убрал трубку в карман и обратился к Семену и Ирине. — Братцы, мне надо ехать. Боевая труба зовет. Тебя подвезти? — спросил он Ирину.
— Не надо, за мной мой Антон заедет.
— Он давно тебя ждет, — сообщил Крюков. — Когда я шел сюда, его гнилая синяя «копейка» стояла возле мусорных баков. Самое подходящее для нее место. Прах к праху…
Он опять сообразил, что сострил не ко времени и проворчал:
— В общем, срамота, а не тачка. Давно бы новую купил.
— Это вообще-то не его машина, она за нашим банковским гаражом числится. Рухлядь, конечно, но мы с этим что-нибудь придумаем. Так как мое дело? — упрямо напомнил Зелинский.
— А ты разве еще не понял? — удивился Крюков. — Я им уже занимаюсь. Хотя и понимаю, что делаю большую ошибку. Говорила мне мама — не связывайся с олигархами!
— Кого ты имеешь в виду? — не понял Зелинский.
— Твоего пузатого босса Вагнера, хозяина «Ипсилона».
Хозяин финансовой империи «Ипсилон» Борис Семенович Вагнер не был олигархом, но стремился им стать. Несмотря на баснословное состояние, его и на пушечный выстрел не подпускали к капитанскому мостику страны.
От его денег не отказывались, его услугами охотно пользовались в верхах. Но даже самые неразборчивые в средствах политиканы воротили от господина Вагнера носы при малейшей его попытке протолкаться к общему столу власти и раздвигали локти, давая понять, что здесь занято.
Проблема состояла в том, что основой богатства господина Вагнера была торговля наркотиками. Об этом знали все. В связи с этим он долго и безуспешно пытался найти точку приложения своего капитала, которая позволила бы его легализовать. И, кажется, он такую нашел.
Покупка пакета акций новой мировой компьютерной сети «Юниверсал Телевижен», или сокращенно «Юнител», позволяла господину Вагнеру занять свободную нишу и стать монополистом в области систем связи. Кроме того, «Юнител» давал ему возможность решать свои сугубо практические задачи. А именно — поднять торговлю наркотиками на цивилизованный уровень.
В огромном кабинете с видом на Москву-реку господин Вагнер беседовал с полковником Павловым.
— Нам нужен свой политик, — говорил господин Вагнер. — Ты способен изобразить патриота? Бескорыстного и пламенного. Эдакого Долореса Ибаррури.
— Кто это? Имя знакомое, — наморщил лоб полковник.
— Стыдно не знать героев, — покачал головой Борис Семенович. — Он Троцкого убил. Пивной кружкой. Короче, патриота мы из тебя сварганим без проблем. Но и ты сам тоже должен кое-что сделать.
— Что? Убить Зюганова ночным горшком?
— Нет, всего лишь стать генералом. Полковники в политике не котируются. Желаю удачи.
Он нажал кнопку, и в кабинет вошел Риф.
— Проводи, пожалуйста, нашего гостя, — попросил его господин Вагнер.
Выходя в коридор, полковник Павлов услышал, как за его спиной Риф тихо спросил господина Вагнера:
— Вы считаете, что этот алкаш — именно тот, кто нам нужен?
— Если я неправ, уберем его и найдем другого попугая, — так же тихо ответил господин Вагнер. — Сам руки не пачкай, пусть им Спицын займется.
Начальник Главного управления оперативной разработки преступных группировок ФСБ генерал Асташков вызвал начальника отдела генерала Лентулова. Тот явился вместе со своим новым замом полковником Спицыным.
— Что нового по разработке Вагнера? — строго спросил Асташков.
— По сообщениям агентуры, он налаживает связи со Штатами, — доложил Лентулов. — Хочет поставить наркоторговлю на промышленную основу с помощью этой новой компьютерной сети. Вот документы. — Он взял из рук Спицына папку и передал начальнику.
Асташков полистал документы и нахмурился еще больше:
— Необходимо взять деятельность Вагнера под строжайший контроль. Поручите это вашему бывшему заму полковнику Тюрину. Ему нужно дать возможность реабилитироваться после неудачи с «Ипсилоном». Можете быть свободны.
Когда Спицын вышел, Асташков обратился к Лентулову:
— Вы не помните, кто именно занимался реорганизацией нашего главка?
— Я и занимался, — ответил Лентулов. — Что конкретно вас интересует?
— Что стало с группой «АД» — «Активных действий»? Ее тоже реорганизовали?
— Никак нет. Практически вся группа «АД» вместе с начальником подала в отставку. Кажется, они перешли в систему безопасности той самой финансово-промышленной группы «Ипсилон», на которой ожегся Тюрин.
— Это кое-что проясняет, — произнес Асташков. — Они все ушли в отставку?
— Не все, конечно. Несколько человек у меня в охране остались, в другие службы перевелись. Ребята надежные. Но основная часть ушла. Их группа была полностью укомплектована бывшими офицерами и сержантами отдельной штурмовой бригады оперативного назначения воздушно-десантных войск КГБ СССР. ОШБОНа, как ее называли.
— Штурмовиками-десантниками? — уточнил Асташков.
— Так точно. Когда у КГБ десантников отобрали, бригаду расформировали. Мой теперешний замполковник Спицын тогда их курировал. Их база дислоцировалась в Кургае. Они сперва и в Управление охраны вместе пришли, а потом в УОРПГ перевелись. Так же вместе и ушли. Одно слово, боевое братство. Они вас интересуют? Утечки боитесь?
— Сами же сказали — боевое братство, круговая порука. Наведите, пожалуйста, справки, — совсем не по-военному попросил Асташков. — И без лишнего шума.
— Сделаем, не волнуйтесь. Спицын их курировал, ему и поручу.
— Не надо Спицыну. Пусть этим также занимается Тюрин. Я его хорошо помню по работе в Афганистане. Считайте это моей личной просьбой. Заранее благодарен.
— Служим Советскому Союзу, — проворчал Лентулов и вышел из кабинета начальника главка.
Генерал Лентулов вернулся в свой кабинет. Несмотря на ночное время, работа в отделе не прекращалась. Генерал нажал кнопку селектора:
— Тюрин на месте? Пусть зайдет.
Полковник Тюрин вошел сразу, словно ждал за дверью.
— Разрешите?
— Проходи, садись. — Генерал закурил. — Как на новом месте? Не обижают? Ладно, не расстраивайся. Асташков дал тебе шанс реабилитироваться. Займись вплотную Вагнером.
— Уже занялся. — Полковник положил на стол перед генералом папку с меморандумом.
— Откуда ты знал, что мне понадобится именно Вагнер?
— Здесь не только Вагнер. В папке материалы по контактам наших наркоторговцев с заграницей. Вагнер здесь просто первый. А то, что он в России является хозяином компьютерной сети «Юнител», делает его особенно опасным.
— Ну хорошо. — Генерал встал и подошел к окну. — Держи это дело под личным контролем. Докладывай мне или Спицыну. Больше никому.
За окном тихо падал запоздавший в этом году первый снег…
Полковник Павлов вышел из вагнеровского дворца на улицу и заскрипел подошвами по свежему снежку. Нырнув в салон черного «ауди», скомандовал водителю:
— Давай молнией в Боженовский гарнизон. Поди, баня уже остыла, водку выжрали, а баб всех перетрахали, пока я тут с этими мудаками штаны просиживаю. А ведь жизнь дается только раз и прожить ее нужно так… Ох, е… твою мать, раз…ебай! Уволюсь на хер!
Водитель так резко рванул с места, что полковник едва не откусил себе язык. За всю дорогу он не разу не улыбнулся. Напротив, его лицо все больше мрачнело.
Он с раздражением следил за вихрем снежинок, разбивающихся о лобовое стекло, и верил, что если дождь к удаче, то снег, а тем более первый, и подавно.
В жизни генералу Павлову фатально не везло. По крайней мере, он сам так считал. Не успел он принять Отдельную штурмовую бригаду оперативного назначения ВДВ, в просторечье именуемую ОШБОНом, как ее вывели из состава КГБ, а затем и упразднили сам всесильный комитет.
Служить в армии полковник не собирался. Он занял высокий пост в президентской охране, но в схватке за мозговую кость проиграл главному президентскому телохранителю и снова был вынужден уйти. На сей раз недалеко — в только что созданное при ФСБ управление по разработке преступных группировок.
Чтобы возглавить его, он принялся откровенно, ва-банк, интриговать против своего начальника. Но бессовестный олигарх, на которого генерал Павлов сделал ставку и на чью помощь рассчитывал, не только устранил тогдашнего начальника Управления, но и ликвидировал всю опасную для него контору вместе с полковником Павловым.
Полковник Павлов вынужденно принял оскорбительную для себя предпенсионную должность командира потешной части — Боженовского хозполка Арбатского военного округа. Здесь и предстояло ему совершить свой подвиг, организовать последний «Фейерверк».
Одинокий шестиэтажный дом, некогда задуманный как «домик друзей» и построенный для президента и его свиты в Зимнем проезде, ныне пустовал. Из обитателей здесь осталось жить лишь двое — помощник президента Шнопак, недавно перебравшийся в престижный дом, и его всесильный патрон — незаменимый лейб-цирюльник, по-нынешнему президентский визажист, Марат Тоцкий.
Они сидели в новой квартире Шнопака, откуда недавно съехал бывший премьер. Причем отбыл он так стремительно, что забыл закрыть краны в ванной. Следы потопа и сейчас виднелись на вздувшемся паркете.
Помощник президента и парикмахер пили джин с тоником.
— Что скажешь? — уныло спросил Шнопак.
— Хватит ныть, противный, — грубо оборвал его Марат. — Это расследование не первое и не последнее. И я не затем сюда забрался, чтобы поднимать ручки и раздвигать ножки при первом же шухере.
— Но что мы завтра скажем президенту? — недоумевал Шнопак. — К тому же эфэсбэшники ходят за мной по пятам. Я это жопой чувствую.
— Жопой не чувствуют, а ощущают. Так гораздо приятнее, — отметил Марат. — Не бзди, дорогуша. Во-первых, я увижу президента раньше, чем ты, и уж тем более раньше, чем недоумки из ФСБ. И все ему объясню.
— Что ты объяснишь? — наседал Шнопак. — Рекламный проспект «Юнитела» ему покажешь? Будешь советовать президенту встретиться с Вагнером самому и за стаканом разобраться?
— Шнопак — дурак. Один-ноль в мою пользу. — Марат поднялся и добавил в стакан джина.
— Хватит трепаться! — обиделся Шнопак. — А как ты собираешься объяснить, что интересы и безопасность государства, все его, блин, секреты мы решили доверить заморской импортной фирме?
— Во-первых, не импортной, а совместной. Почти государственной монополии! — поднял палец Марат. — А во-вторых, все наши государственные секреты и так давно находятся в руках импортных фирм. Какая, по-твоему, видео- и телефонная аппаратура стоит в Кремле? В Думе? В «Белом доме»? Может быть, наша? Завода «Пролетарская связь»? Нет, противный мой друг! «Филипсы» там везде стоят да «сименсы». И все телевизионные и телефонные сети, соответственно, тоже их. Так чего нам бояться? Пусть эти контрики ежика голой жопой пугают!
— Если ежик увидит твою жопу, он умрет от инфаркта, — сказал Шнопак и залпом выпил свой стакан.
На ночные улицы тихо опускался снег. Черное небо было сплошь усеяно мелькающими белыми точками. В открытый ветровичок резко задувал ветер со свежим снежным запахом. Уличные фонари, казалось, горели особенно ярко. Хотелось стихов.
«Ну кто бы мог подумать? — негодовал Крюков. — Зима, вроде, только началась, и вдруг на тебе — снег. Как снег на голову».
В соответствии с национальной традицией Крюков оказался абсолютно не готов к приходу зимы. «Дворники» с «рябухи» у него недавно поперли, а резина на колесах была совершенно лысой — на такой удобнее выделывать финты и кульбиты. Зато сейчас, по легкому, слегка подтаявшему снеговому покрытию, его «рябуха» катилась как корова по льду. Но выбора не было, приходилось торопиться.
Крюков спешил не напрасно. Над засадой нависла серьезная опасность. Ему позвонил дежурный и сообщил, что начальник управления вместе со своим замом по оперработе отправились в ночной рейд по Москве, дабы со всей строгостью проинспектировать группы, работающие в ночную смену, и, в первую очередь, их смелую засаду.
Недавно переведенный с целью «укрепления руководства» из ФСБ и назначенный начальником Управления специальной службы полковник Старшинов привел с собой и зама по оперработе — майора Майорова. Должности у обоих были перспективные, на служебный вырост в генералы. В оперработе же ни тот, ни другой не смыслили ни бельмеса, поэтому с рвением принялись внедрять во вверенный им коллектив тезис: «Нам умные не нужны, нужны дисциплинированные».
Подобно молнии — не то, чтобы так быстро, но такими же зигзагами — Крюков достиг своего многоэтажного окопа и поднялся на лифте. Птенчик дремал напротив заветной двери, Грека — вероятно, на своей бальзаковской подруге.
«А оргазм я им все-таки поломаю!» — с недостойной радостью отметил про себя Крюков и возвестил:
— Аларм! Ахтунг! Увага!
И зазвонил во вдовью дверь.
Птенчик флегматично приподнял голову. Если бы не красная штанцмарка у него на лбу, которым он во сне опирался на стену, никто бы и не подумал, что он спал. Грека появился из соседней квартиры как ни в чем ни бывало, застегивая ширинку.
— Вот пописал, — не без смущения пояснил он товарищам. — А что случилось? Индейцы напали?.. Иль гонец появился наконец?
— Сейчас дорифмуешься. Будет тебе гонец на твой конец, — пообещал Крюков. — И потный индеец под длинный язык. К нам едет ревизор. Начальство с проверкой.
— Кто именно едет? Абрамыч или кто-то из «двойки»?..
— Угадал, приятель. Флаг тебе в руки и мешок семечек от президента. Едут, причем оба сразу в одной упаковке. Один трахает, другой сушит, потом первый снова трахает. И так по кругу. Технология, апробированная Минздравом. Приказываю занять места согласно боевому расчету, — распорядился Крюков.
— Встретим салютом и парадом?
— Отставить. — Крюков нахмурился. — Есть мнение инстанции, что проверка будет негласной. Враг подкрадется незаметно, на задних лапках, чуть дыша. Ну, и получит отпор. По рогам и в упор.
— Не понял. Мы их что, бить, что ли, будем? — недоумевал Птенчик.
— Можешь расцеловать в ягодицы, если это тебе доставит удовольствие, — предложил Крюков. — А я врежу. Один раз, но сильно. Когда еще такой случай представится? Все, шагом марш по норам! Грека, ты скроешься у вдовы. Глупый Птенчик робко спрячет тело жирное за мусоропроводом. Нападаем по моему сигналу — один зеленый свисток.
Грека кивнул и исчез за дверью. Где-то внизу дернулся и пошел наверх лифт. Крюков прислушался. Лифт остановился этажом ниже, потом пошел дальше наверх.
— Ты врубился? — спросил Крюков своего помощника. — Ух, и умные у нас начальники. Прямо как Маркс и Энгельс. Или Каменев и Зиновьев. Один ниже вышел, второй наверх поехал. В клещи берут. Птенчик, ты вешаешь хомут тому, кто пойдет сверху. Бей наповал, не мучай. Повторяю, другого такого случая не представится.
— А если убью? Посадят ведь.
— Не бзди! Я скажу на суде, что он первым на тебя напал и ты защищался. Но зато в управлении о тебе сложат песни и былины, а ради этого стоит жить. Даже в тюрьме. Стоп, замри!
Снизу осторожно поднимался человек. Сверху также послышались осторожные шаги. В ночном подъезде трудно пройти незамеченным. Крюков и Птенчик укрылись в непроницаемой тени мусоропроводного стояка. Гости — один сверху, другой снизу — сошлись на площадке перед квартирой, и майор зашептал на весь подъезд:
— Я же говорил, товарищ полковник, что их здесь не будет! Никого! Я бы этого Крюкова!..
Полковник раздраженно пробасил:
— Утром всех ко мне, майор. Всю команду на ковер!
— Ты берешь стихоплета! — Крюков хлопнул Птенчика по плечу.
Ревизоры за разговором не расслышали приближения опасности. Крюков подкрался к майору Майорову, нагнулся, дернул его за ноги и уложил носом в пол. Затем пропустил под свое правое колено согнутую правую ногу противника и заломил ее на болевой. Ловкость ног и никакого рукоприкладства.
Птенчик тем временем поступил еще проще. Он прихватил полковника Старшинова за большой палец руки и небрежным движением, как бы легонько встряхнув, завел его за спину к полковничьему же затылку. Полковник, хрюкнув, уткнулся носом в резиновый коврик рядом со своим замом.
Крюков с трудом удержался от желания засветить начальнику по затылку рукояткой пистолета. Он громко и внятно произнес:
— Один зеленый свисток!
Грека тут же вынырнул из-за вдовьей двери, звеня наручниками.
— Младший лейтенант Папасраки, зачитайте задержанным их права! — торжественно, как слова пионерской клятвы, произнес Крюков.
— Я не Папасраки, а Папастраки! — Грека растерянно замычал, соображая, что именно надо говорить. В основном в голову ему лезли сцены из американских боевиков и попурри на темы родной Конституции. — Вы имеете право на труд, право на отдых и право… на самоопределение! — выпалил он наконец.
— Вплоть до отделения. Аминь! — подтвердил Крюков. — Теперь можете подняться. Но что это? Кого я вижу? Товарищ майор? Вот так встреча! Товарищ полковник? Быть не может! Ай, как нехорошо получилось! От лица вверенного мне подразделения прошу прощения за причиненные телесные повреждения! Как менее, так и более тяжкие.
— Ничего-ничего. — Полковник Старшинов вовсе не обиделся. Он с кряхтением поднялся и принялся отряхивать пальто и брюки. — Это мы, с проверкой. Вижу, службу несете бдительно, ничем, так сказать, не отвлекаясь. Отмечу в приказе. Что, не ждали?
— Ну прямо как снег на голову! — Лживые глаза Крюкова выражали неподдельное изумление.
— Как ты меня заломал? — спросил его майор Майоров. — Что за приемчик?
— Секретный, — таинственно сообщил Крюков. — Из арсенала ниндзя. Называется «Падение спелой сливы на опавшую листву сакуры».
— Спелой сливы? Красиво, блин! Надо запомнить. Молодец. Ладно, имей в виду — мы больше не приедем, так что если еще кто в квартиру полезет — бей на поражение. Как меня. Хе-хе. Шучу. Хвалю от лица службы. Можете проздравиться от имени руководства.
Начальство вызвало лифт и отбыло восвояси, донельзя довольное результатами проверки.
— Я знаешь о чем думаю? — поигрывая ненужными кандалами, задумчиво протянул Грека. — Если Майорову подполковника дадут, фамилию он тоже менять будет?
— А ты свою поменять не хочешь? Тебе бы больше подошла простая русская фамилия Какашкин, — осадил подчиненного Крюков.
— Во-первых, лучше иметь фамилию Какашкин, чем такое имя, как у тебя! — с обидой воскликнул Грека. — А во-вторых, за мою фамилию большие бабки платить надо. Меня в школе за десять лет учебы всего три раза к доске вызывали. И каждый раз весь класс полчаса от хохота лежал. И в армии лишний раз ни в наряд, ни в караул не ставили. Конечно, заделаться депутатом или президентом с такой фамилией мне не светит. Зато так жить спокойнее.
— Хорош умничать, Шопенгауэр. Вали к своей безутешной вдове, — напутствовал его Крюков. — Двигай, Грека, раком в реку.
— Она не моя вдова. Я, во-первых, живой, а во-вторых, неженатый. — Грека с обиженным видом скрылся за дверью.
— Вот так всегда. Кто по бабам, а мне опять всю ночь под дверью торчать, — посетовал Птенчик.
— Вот хрен-то, — принял непростое решение Крюков. — Поехали ко мне. Назло начальству и всем бабам в мире проведем ночь как мужчина с мужчиной. Ну, чего ждем, противный? Поколбасили!
В скромной однокомнатной квартире Крюкова они уселись на кухне и откупорили принесенный с собой пузырь. Крюков достал из холодильника НЗ в виде банки соленых огурцов и окаменелого от древности фаллического фрагмента копченой колбасы, похожего на уменьшенную модель памятника русско-грузинской дружбы на Тишинке.
— Ну что, помянем Лешку? Не может же это быть тот наш Мясник? Туфта это все — зомби, вурдалаки. Нету их в природе. И быть не может! А тогда кто?
Крюков пожал плечами:
— Да кто угодно. Группа товарищей-единомышленников косит под маньяка-одиночку. Комиссары в пыльных шлемах, из которых одного убьют, а на его место двое становятся. Зачем им это надо? А хрен их знает. Мало ли на свете уродов? Сатанисты, сумасшедшие, просто идиоты по жизни, наконец. Ты спать собираешься?
— Расхотелось что-то, — буркнул Птенчик.
— Ну как хочешь. Сиди, кукуй. А я пойду маленько покемарю. Через час надо выдвигаться.
На парк Боженово и соседствующий с ним гарнизон тихо ложился первый снег. Высокие ели и островерхие крыши военного городка неузнаваемо преобразились. Ни дать ни взять — Рождественская сказка.
Мясник не мог не отметить волшебной красоты окружающей картины. Секунду-другую он следил за полетом снежинок в ярком луче прожектора, потом подозвал часового-контрактника, стоявшего на страже склада артвооружения.
— Держи. — Он протянул часовому маленький пакетик со шприцами. — Тут две дозы. Уколешься, когда сменят, не раньше. Смотри, узнаю, что на посту стоите наширявшись — халява кончится.
— Да ни в жизнь! Что я, не понимаю, что ли! — выпучив глаза, забожился солдат.
Но Мясник знал, что тот врет. Стоит ему отойти подальше, как тот зайдет за угол и вколет дозу. Но это его не беспокоило. Он остался доволен результатами обследования. По его прикидкам, на складе хранилось по меньшей мере несколько тонн снарядного гексогена.
Опасный груз долго возили по железным дорогам, отфутболивая от одной станции к другой, потом он торчал на запасных путях, и наконец его привезли сюда, в забытую Богом и Министерством обороны воинскую часть, именуемую гарнизоном Боженово, или «хозполком Арбатского военного округа», и свалили на склад до лучших времен.
Вконец запутавшийся в коррупции, погрязший в сделках и склоках с нелегальными арендаторами, командир части полковник Павлов видел проблему в особом свете — гексоген пришлось разместить на складе, который он собирался сдать наркоторговцам, и уже успел получить с них аванс.
Но Мясник не собирался решать для него эту проблему. Столько гексогена ему было не нужно. Для «Фейерверка» хватило бы и пары сотен килограммов. Чтобы «Фейерверк» удался, кроме гексогена требовались и другие материалы, но и с этим проблем не было. Для того чтобы готовить взрывчатую смесь и хранить аммонал, требовалось помещение. Сырой подвал для этого не подходил. Мясник знал, что готовый аммонал достаточно удароустойчив, но боится воды. От влаги он мог сдетонировать в ответ на механическое или тепловое воздействие. Кроме того, аммонал терял силу от длительного хранения, но этого Мясник не боялся. Он собирался использовать взрывчатку в самое ближайшее время.
«Надо будет взять в помощники пару бомжей, — подумал он. — Своих людей привлекать нельзя. О «Фейерверке» не должна знать ни одна живая душа».
Мясник растер по лицу влажные снежинки и криво усмехнулся.
Крюков и Птенчик, разумеется, через час никуда не выдвинулись. Крюков выспался, послушал могучий храп Птенчика, доносившийся из кухни, и решил, что теперь самое время размяться.
Он сотню раз отжался на кулаках и попрыгал на них, поприседал раз по тридцать «пистолетиком» на каждой ноге по очереди и столько же раз перепрыгнул через спинку стула.
Вместо люстры в центре комнаты висел сорокакилограммовый боксерский мешок. Крюков натянул на руки снарядные перчатки — «блинчики», взял в каждую руку по килограммовой гантельке и принялся обрабатывать мешок сериями ударов и пинков.
Сначала удары были несильными, рассчитанными скорее на скорость, чем на силу. Но постепенно их мощь возросла. Наконец небольшой каскад пушечных залпов разбудил Птенчика. Тот так же оглушительно зевнул и произнес:
— Ты че, командир, опять дурью маешься? Сколько раз тебе повторять, что в тренировке самое главное — правильное питание. У тебя там в холодильнике размяться нечем?
Птенчик от природы был наделен внушительными размерами и богатырской силой и по этой причине физическими нагрузками обременять себя не любил.
Они позавтракали в ближайшей пивной, а когда, наконец, добрались до своей засады, то были приятно удивлены, обнаружив под охраняемой дверью Греку. Тот важно вышагивал, как аист по болоту, и так же широко зевал во весь клюв.
— Ты за телефоном следил, извращенец? — строго спросил его Птенчик.
— Глаз не спускал! — заверил его Грека с такой искренностью, что даже старый хитрый Крюков ему поверил. И напрасно.
— Ты, гвоздика, не п…зди-ка! — процедил Птенчик сквозь зубы.
Он проверил память определителя и выдал на-гора свежий результат:
— Ночью был звонок. Командир, запиши номер. Надо его проколоть.
— Бу сделано, господин хороший! — отрапортовал Крюков. — Ты пока узнай по номеру адрес, позвони в местную контору, участковому, поспрошай его. А я потом сгоняю и прокручу оперативную установочку по месту жительства. А сейчас крепко всех целую! Гр-р-руппа! Слушай приказ: по табуреткам сидеть! Так держать, с якоря не сниматься! Ждите изо всех сил. Может, сегодня кто-нибудь вылупится?
— А ты куда?
— На кудыкину гору воровать помидору. У меня плановая встреча с агентом. Всем привет! — Он посмотрел на часы. — У-ю-юй! Опаздываю!
И исчез. Птенчик с Грекой понимающе переглянулись.
— П…здит? — задал риторический вопрос Грека.
— Как Троцкий, — кивнул Птенчик. — Я его утром застукал. Опять тренировался.
— Старческие причуды. Раз ты ему помешал, теперь он в спортзал побежит, — пожал плечами Грека. — Налицо ураганно прогрессирующий маразм и необратимое впадение в детство.
Оба покивали головами с сочувствием к преклонному возрасту начальника. Крюков был лет на пять старше Птенчика и на все десять сопляка Греки. Обоим он казался ветхозаветным старцем…
После тренировки Крюковым овладела приятная истома. Из этого состояния его вывел сигнал мобильного телефона.
— Чаво надо? — лениво поинтересовался он в трубку. — Ах, это вы, Сан Саныч?
Подлинное имя и отчество начальника отдела оперативной разработки Управления спецслужбы майора Галкина, прямого и непосредственного начальника Крюкова, было Александр Абрамович, но звали его по привычке застойных времен Сан Санычем.
— Я, — ответил начальник. — А это вы, Пал Палыч?
— Я, — отозвался Крюков, хотя звали его совсем по-другому.
— Вы сейчас где? — поинтересовался начальник.
— В засаде! — бодро отрапортовал Крюков.
— И как дела?
— Будем брать… — Крюков едва подавил зевок.
— Ничего не берите, — рапорядился шеф. — Двигайтесь в отдел срочно. Я вместо вас группу Панченко пришлю.
— Ну что вы, Сан Саныч, — заныл Крюков. — Вы же знаете, сколько моя колымага бензину жрет. Может, не надо в отдел?
— Вы нахал, Крюков, я вам отпуск перенесу!
— Спасибо, гражданин начальник! Поскольку на прошлой неделе вы мне его уже перенесли на следующую зиму, значит теперь перекидываете обратно на лето?
На том конце трубки что-то громко упало. Спустя несколько секунд начальник смог возобновить диалог:
— Все! Не приезжайте! С меня довольно! Слушайте внимательно: проводится общегородское мероприятие. Объявлен розыск СПИД-террориста. Спуститесь в ближайшее метро и возьмите в комнате милиции его фоторобот. С утра в дежурной части телефоны раскалились. Ходит, подлец, по центру города и шприцем со спидовой кровью людей колет. Его в ГУМе сыщики из спецотделения случайно выпасли, думали — карманник, но упустили. В туалете в урне нашли шприц-тюбик с остатками крови и нож вроде того, что изъяли у Мясника. Фоторобот и приметы маньяка по всем отделениям и комнатам милиции разослали, даже в вытрезвители. Вы проедете по лабораториям, где работают с кровью. Особенно по тем, где делают анонимный экспресс-анализ на СПИД. Покажите фоторобот персоналу, может быть, кто-то его опознает. Пишите адреса лабораторий, я продиктую. Поспрашивайте там как следует. Персонал в основном женский, вы это любите. К тому же маньяки — ваше хобби.
— Значит, все-таки проявился спидовый террорист? Вот здорово! — искренне обрадовался Крюков. — Диктуйте ваши адреса!
— Да? — обиделся начальник. — И чему же вы, Крюков, радуетесь? И что же здорово? С нас за этого террориста семь шкур спустят! А у нас, между прочим, своя линия работы имеется! Борьба с распространением наркотиков. И план горит!
— Учитесь радоваться предстоящим трудностям, так йоги советуют. Нам хлеба не надо — работу давай! Я вам завтра уши этого террориста подам на блюдечке с голубой каемочкой. А еще лучше — натолкаю ему полные карманы маковой соломки. Тогда он и нам, убогим, в план пойдет. Хотите? Или вы мне не верите? Почему это вы так тяжело вздыхаете? Вам плохо? Ответьте!
— Ох, Крюков, я вам верю. Потому и вздыхаю. Я все никак не решу, что же опаснее для общества? Иметь такую преступность или такого борца с преступностью, как вы? Ладно, диктую адреса лабораторий. Пишите. И не забудьте взять компьютерный фоторобот преступника.
Крюков достал ручку с блокнотом и скептически усмехнулся. Техника составления фотороботов за последнее время значительно продвинулась вперед, чего нельзя было сказать о наблюдательности свидетелей. Ее недостаток зачастую компенсировался буйной фантазией. Поэтому, как правило, фотороботы выходили на одно лицо, причем кавказской национальности. Лучше бы свидетели, да и опера, кстати, конкретные приметы запоминали, чем портреты по памяти сочинять.
В комнате милиции станции метро «Площадь Ногина» (новых названий Крюков до сих пор не знал) кроме дежурного околачивался младший лейтенант Иванашко. С Крюковым его объединяло большое взаимное чувство, они друг друга на дух не переносили. Иванашко работал в одном из центральных отделений милиции и за приличную мзду прикрывал банду пенсионеров, которые пополняли свой стариковский бюджет за счет распространения наркотиков в розницу, как другие торгуют сигаретами.
Крюков такую старость не уважал и искоренял наркоторговлю без скидки на почтенный возраст дилеров, которые, прожив жизнь, не нажили ни ума, ни совести. Иванашко платил ему тем, что в отместку старательно отлавливал среди мелких нарушителей порядка крюковских стукачей и накручивал им административные санкции на полную катушку. Его постоянно мучила совесть, оттого что он не может впаять им какую-нибудь статью уголовного кодекса.
— Чего приперся? — ласково встретил Крюкова старый недруг. — Я твоего жиденка-стукачонка, который с табличкой «Куплю золото» крутится, вчера на десять суток оформил. За «поссал в общественном месте». Я же тебе говорил — здесь моя земля. Хочет покупать рыжье в моем переходе, пусть мне отстегивает. Ваши отношения меня не кантуют. Понял?
— Заткни помойку, ****ашка, не до тебя сейчас, — отмахнулся от него Крюков и обратился к дежурному. — Где тут у тебя фотоморда спидоносца?
Тот протянул ему стопку фотороботов. Как Крюков и предполагал, это был плод коллективной фантазии, помноженной на компьютерную графику, под названием «Портрет неизвестного мужчины». Лицо, лишенное какой бы то ни было определенности. Особые приметы — усов и бороды нет, очков не носит. Крюков посмотрел на фоторобот, потом на себя в зеркало и обнаружил с разыскиваемым поразительное сходство. Потом пристально взглянул на дежурного. Тот тоже оказался похож. Крюков сличил фоторобот с личностью недруга-микромайора. Маньяк был вылитый Иванашко, ну просто как две капли воды.
— Слушай, ****ашка, а спидоносец-то на тебя смахивает! — обрадовал его Крюков. — Дашь пять долларов, тогда никому не скажу!
— А рублями не возьмешь? — нахально поинтересовался друг стариков.
— Рублями теперь даже твои старые наркопердуны не берут, — осадил его Крюков. — Значит, не дашь? Ну и хрен с тобой! Мне эта морда еще пару-тройку знакомых напоминает. Пойду их потрясу, может, раскошелятся. Не все же такое говно, как ты!
И гордо покинул комнату милиции.
— Сам ты говно! — Иванашко не сразу нашел что ответить, поэтому ему пришлось орать через весь вестибюль, к неописуемому восторгу публики.
Еще бы! Когда менты ругаются между собой, для народа это — праздник души. А уж когда дерутся!.. Но такое, увы, случается крайне редко.
Крюков остановил машину у очередного белого здания с красным крестом. В отличие от обследованных им ранее, бюджетных и убогих, это можно было считать утопающим в богатстве. Дорожки не растрескались, облицовка не выщерблена, фонари горят. Чем не роскошь по нынешним временам?
На табличке у двери значилось: «Центр исследований крови. Фонд Вагнера». Собственно, Центр исследований крови занимал небольшое боковое крыло основного, действительно роскошного здания медицинского вагнеровского комплекса.
На вахте Крюкова остановил охранник в камуфляже. На его нарукавном шевроне значилось: «РИФ-секьюрити».
— Странно, — заметил Крюков, помахав перед носом охранника своей ксивой. — Ведь вашу контору, вроде, разогнали.
— Это там проблемы, — страж неопределенно покрутил над головой пальцем, — наверху, в главном офисе. Мы к их паклям отношения не имеем.
— Смотри-ка, одно дело делаем, — удивился: — Крюков и представился. Крюков из спецухи.
Он протянул охраннику руку. Тот пожал ее и представился в ответ:
— Драгун.
Крюков на всякий случай продемонстрировал охраннику универсальный фоторобот. Но тот лишь отрицательно покачал головой.
— По такому документу и себя не узнаешь! У персонала поспрашивай. Только когда внутрь пойдешь, клевый прикид не забудь надеть.
И выдал Крюкову обязательный для прохода в помещение комплект: безразмерный белый халат и белый же поварской (на докторский он мало походил) колпак, который сразу съехал Крюкову на уши. На ноги пришлось намотать похожие на тряпичные валенки бахилы.
Приобретя столь молодцеватый вид, Крюков вяло поплелся по коридору. Он чувствовал себя пугалом и полным идиотом. Ходить по Центру и приставать с вопросами к женскому персоналу как-то сразу расхотелось. Но альтернативы не было. Крюков вздохнул и открыл первую дверь в надежде, что наткнется на мужика. Хозяйкой кабинета была женщина, молодая и красивая. За неимением шпор Крюков звякнул завязками бахил. Не получилось. При этом он особенно четко ощутил, как колпак съезжает ему на уши.
— Здрасьте, доктор, — как можно веселее сказал он. — Я ищу брата, пропавшего в годы войны в блокадном Ташкенте. Не поможете? Вот его портрет, взгляните. Видите, как мы похожи? А что вы делаете сегодня вечером? В смысле, как вас зовут?
— Вечером, как видите, я работаю, делаю анализы крови. А зовут меня Мария.
— Мария, а к вам не обращался похожий человек? — Крюков показал ей фоторобот. — Внизу отмечены параметры его крови: четвертая группа, резус отрицательный.
Мария нервно усмехнулась:
— Вы не себя имеете в виду? Этот портрет похож на вас, а заодно на половину моих знакомых. Лучше признайтесь откровенно, зачем он вам понадобился. Или ваше ведомство без секретов жить не умеет?
— Какие секреты могут быть от красивой женщины? — Крюков непроизвольно приосанился, забыв об идиотском колпаке на ушах. — Маньяк шляется по улицам и ширяет всех подряд шприцем со спидовой кровью. Может, знаете такого или слышали что-нибудь?
По глазам женщины и вазомоторной реакции (если не выпендриваться, это значит, что у нее лицо покраснело) он безошибочно определил, что она что-то знает. Но не скажет, это он тоже понял.
— Вряд ли я смогу вам помочь, — неуверенно протянула Мария.
Помявшись, Крюков приподнялся со стула.
— Тогда я пошел. Извините. Не буду мешать.
Он вышел в коридор и исполнил детский прикол — потопал ногами на месте, изобразив затихающие шаги. Потом он припал ухом к неплотно закрытой двери. Он, конечно, сильно рисковал — мог бы и дверью по уху получить. Но мог также получить и ценную информацию. И она не заставила себя ждать. Судя по всему, Мария кому-то звонила. Причем вместо того, чтобы набрать номер, она просто постучала по рычагу для трубки. Крюков догадался, что у них на один номер как минимум два аппарата и Мария как раз вызывает тот, другой. Он напряг слух.
— Алло, Лидка? — спросила Мария. — У меня только что был человек из милиции. Он интересовался маньяком, который колет людей шприцем с зараженной ВИЧ-инфекцией кровью. Помнишь парня, который привозил тебе кровь на анализ, якобы его Галина рекомендовала? Анализ тогда оказался положительным. Ты с ним случайно не…? Да ладно, вы же как-то встречались пару раз. У тебя нет его данных? Очень жаль. Почему я на него подумала? Нет, фоторобот вообще не похож, но на нем отмечены группа крови и резус. Людей с четвертой группой и отрицательным резусом не так много. Его анализ делала я, поэтому и запомнила. Конечно, совпадение возможно, но очень маловероятно. Разберешься? Ну пока!
Крюков никаким образом, даже с риском получить не только по ушам, но и по носу, не смог бы услышать другого телефонного разговора, который состоялся вслед за этим. Закончив разговор с Марией и положив трубку, Лидка тут же набрала нужный номер.
«Только бы он взял трубку», — думала она.
Он взял трубку. Лидка была счастлива.
— Хэлло, Антон! Узнал? Что звоню? Сегодня тобой интересовались. К Марии приходил мент с фотороботом, она предупредила меня. Нет, фотка не похожа, но там отмечена группа крови. Предупреди своего друга. Ну, того, чью кровь на анализ привозил. Хорошо, узнаю подробности, тогда встретимся.
Спустя час после ухода Крюкова Мария собралась идти домой. У дверей ее остановил охранник. У него было какое-то странное имя. То ли Гусар, то ли Драгун. Он наклонился к ней и тихо спросил:
— Чего хотел этот парень из ментовки?
Мария пожала плечами:
— Искал какого-то маньяка.
— А он не упоминал таких имен: Риф или Бурый?
— Нет, ничего подобного. Он вообще никаких имен не упоминал.
Мария почувствовала, что ее охватывает раздражение. Мало того, что она устала как ломовая лошадь и ничем не могла помочь своим пациентам. К этому добавилась внезапная смерть Галины, визит этого болвана из милиции, а теперь еще и идиотский допрос.
— Слушай, как тебя там, Гусар, я могу, наконец, пройти? — резко спросила она.
Драгун не обиделся.
— Конечно. Иди, но будь осторожна. И поменьше распускай язык. Возможно, от этого будет зависеть твоя жизнь.
— Ты мне угрожаешь? — изумилась Мария.
— Дура, я тебя предупреждаю. Почувствуй разницу.
По дороге домой Марией овладело необъяснимое чувство тревоги. Пару раз ей даже показалось, что ее преследует какой-то тип в длинном плаще. Но на пересадке в метро он отстал и больше не показался.
— Разрешите, товарищ генерал? — Полковник Тюрин вошел в кабинет Лентулова.
— Входи, не стесняйся. Здесь все свои.
Генерал имел в виду своего нового зама. Полковник Спицын стоял у большого окна кабинета и, казалось, был целиком погружен в созерцание заснеженного городского пейзажа.
— Разрешите доложить информацию по Вагнеру? — спросил Тюрин.
— Валяй, — махнул рукой генерал. — Может, что новенькое услышим.
— Сведения настораживающие. Вагнер имеет тесные связи со спецслужбами. Работает на всех и всех использует. Об этом свидетельствуют утечки совершенно секретной информации на разных уровнях, вплоть до самого высокого. Я переговорил с начальником агентурного отдела полковником Рудаковым. По его информации, Вагнер организовал крупные поставки афганского героина в Соединенные Штаты. Но ему мешают конкуренты из кавказской группировки. Сегодня вечером я жду курьера. Подозреваю, что осведомители Вагнера имеются и в нашем управлении.
Брови Лентулова в недоумении поползли на лоб:
— И с такими данными этот Вагнер еще ходит на свободе? Я немедленно доложу начальнику главка!
— Не спешите, — вздохнул Тюрин. — Это не поможет. Вагнер является лучшим другом и спонсором помощника президента господина Шнопака и Марата Троцкого, главного президентского визажиста, а попросту говоря, цирюльника. Президент очень считается с их мнением.
— По вопросу прически?
— По разным вопросам.
— Это же какие-то пережитки самодержавия, — развел руками генерал и, помолчав, добавил: — И что ты предлагаешь?
— Подождать. Через два часа мой связник предоставит нам полную и исчерпывающую информацию по интересующему нас вопросу, — отчеканил Тюрин. — Он везет коды доступа в святая святых сети «Юнител» — систему управления. Она называется «Малой пирамидой». Информация сверхсрочная и сверхсекретная.
— Источник вашей информации входит в окружение Вагнера? — снова спросил генерал.
Тюрин бросил взгляд на напряженную спину застывшего у окна Спицына. Казалось, тот весь превратился в слух.
— Нет. — Тюрину пришлось несколько исказить факты. — Информация получена от американцев, из Агентства по борьбе с распространением наркотиков.
— Пошлите своих людей встретить связника, — распорядился генерал.
— Они готовы. Вот мой приказ. Завизируйте.
— Я, пожалуй, пойду, — заспешил вдруг Спицын. — Надо в структуре «Юнитела» покопаться.
У себя в кабинете он достал трубку мобильного телефона и набрал номер.
— Алло, Риф? Нужно срочно встретиться. Очень срочно.
Внутреннее убранство одной из казарм Боженовского гарнизона, в которой располагались контрактники из взвода охраны, напоминало бункер Гитлера сразу после взятия его советскими войсками. Отличие было в одном — вряд ли на полу фашистского логова валялось столько использованных шприцев.
Мясник ворвался в казарму и обвел ее уничтожающим взглядом. Свободные от караула, в основном, пребывали в глубокой отключке. Единственным дееспособным человеком среди них казался Сармат. Он валялся на койке, потягивал пиво и смотрел по видаку «тряпочную» копию еще не вышедшего на экраны «И целого мира мало» с Джеймсом Бондом.
— Сармат, подъем по тревоге! Халтура подвернулась, — сообщил Мясник. — Есть маза пострелять.
Сармат быстро поднялся и стал обуваться. Было заметно, что предложение повоевать его обрадовало.
— Давно пора, — тихо проворчал он. — А то без боевых совсем тут сдуреешь. Чем вооружаться?
— Возьми «винторез» и «шмель». Я жду на улице.
И Мясник поспешно вышел на свежий воздух.
Черная «Волга» двигалась от центра Москвы по Ленинградке в направлении аэропорта Шереметьево. Машина проскочила мост над каналом, не снижая скорости миновала блокпост ГАИ. Инспектор только покачал головой, посмотрев вслед. Номера ясно указывали на принадлежность машины к автопарку ФСБ. Она пролетела новую автомобильную развязку с окружной дорогой и помчалась по трассе в сторону Питера. Справа мелькнули огни жилых домов, потом потянулись бесконечные заводские заборы. Автомобильная рация зашипела:
— Сто четырнадцатый, ответь Старику!
Молодой, спортивного вида, человек, сидящий рядом с водителем, невольно подтянулся и выкинул в окно сигарету. Он узнал голос начальника — полковника Тюрина.
— На приеме сто четырнадцатый!
— Где находитесь?
— Проскочили Химки, скоро поворот на Шереметьево. Успеем, не волнуйтесь, встретим курьера вовремя!..
Он не договорил. Из кустов с обочины шоссе прогремел выстрел. Зажигательная капсула, выпущенная из огнемета «шмель», ударила в машину и превратила ее в пылающий факел. Горящая «Волга» слетела в кювет и опрокинулась. Никто из экипажа даже не попытался открыть заклинившие дверцы — все сгорели почти мгновенно.
А буквально через пару секунд после взрыва от обочины отъехала такая же черная «Волга» — близнец с точно такими же эфэсбэшными номерами и направилась в сторону аэропорта…
Самолет прилетел вовремя, но солидный, похожий на дипломата пассажир так торопился покинуть аэропорт, словно опаздывал на собственные похороны. Вещей у пассажира, кроме небольшого кейса, не было. Он беспрепятственно миновал «зеленый коридор» и прошел к выходу из аэропорта. Стеклянные двери аэровокзала автоматически раздвинулись перед ним, и он оказался на улице.
Увидев солидного клиента — на вид вылитый дипломат или крутой фирмач — к нему тут же рванулись пираты асфальтированных просторов, но тот не обратил никакого внимания на посыпавшиеся с разных сторон заманчивые предложения прокатить с ветерком и девочками. Солидного пассажира должны были встретить. И он не ошибся.
Расталкивая возмущенных извозчиков, сквозь их нестройные ряды как ледокол «Ленин» среди байдарок и каноэ пробился сумрачного вида человек в черной кожаной куртке. Он подошел вплотную к дипломату и тихо сказал:
— Вы Николай Романович? Все в порядке, я от Тюрина. Можете называть меня Антоном. Я буду сопровождать вас до места.
Он предъявил удостоверение сотрудника ФСБ, после чего кивнул на стоящую поодаль черную «Волгу»:
— Едем, нас ждут.
Солидный пассажир бросил взгляд на номера и убедился, что машина принадлежит его службе. Он сел на заднее сиденье и расслабился. Встретивший его человек сел рядом и хлопнул водителя по плечу:
— Давай, Сармат, гони!
В машине сопровождающий скинул куртку. Короткий рукав черной майки задрался, и на левом плече обозначилась татуировка — весело оскаленный череп с крылышками и надпись: «ОШБОН-КУРГАЙ».
— Можете отдохнуть, считайте, что вы уже дома. Давайте ваш чемоданчик, — предложил он связному.
Тот в ответ лишь отрицательно покачал головой и продемонстрировал железную цепочку, соединяющую его запястье с ручкой кейса. После этого связник откинулся на спинку сиденья и как будто задремал. Чувствовалось, что последнее время он находился в сильном напряжении.
Неожиданно гость открыл глаза. «Волга» летела по великолепно отделанной кольцевой дороге.
— Скажите, Антон, разве мы едем не в Москву? — спросил гость.
— Мы спрячем вас на нашей новой базе в Боженово. Там прекрасные дачи. Там вам будет удобнее встретиться с полковником Тюриным и генералом.
— Приехали, сворачивай, — велел водителю сопровождающий.
Машина притормозила и свернула на узкую дорогу, тесно обсаженную по обеим сторонам высокими старыми липами. Здесь машина остановилась.
— Прибыли. Дальше пешком. — Сопровождающий полез из машины.
Гость вылез следом. Сопровождающий повел его мимо темного длинного барака. В лицо дипломату пахнуло тиной и сыростью.
— Мы идем к реке?
— Да, там мост, — кивнул провожатый.
По шуму воды дипломат определил близость плотины. Они свернули за угол, и он понял, что не ошибся. Свет луны отражался в неподвижной глади водоема. На плотину падала черная тень от высокого штабеля прогулочных лодок, вытащенных на зиму из воды.
— Ну вот и пришли. — Сопровождающий повернулся к связнику и ткнул его парализующим электрошокером. — Теперь можете называть меня просто Мясником.
— Сармат, помоги! — Мясник склонился над лежавшим на земле связником. — Сумку захвати!
Сармат подбежал, вынимая на ходу из кожаной сумки небольшой врачебный несессер. Он собрал шприц и наполнил его из большой ампулы.
— Держи его, засучи рукав. Слишком сильно ты его вырубил, — сделал он замечание Мяснику, но тот лишь отмахнулся.
Сармат медленно, сверяясь с секундной стрелкой на светящемся циферблате, ввел лекарство в вену связнику. После долгой паузы тот стал приходить в себя. Он открыл глаза и сделал попытку дернуться, но его удержали. Мышцы связника напряглись. Предупреждая его попытку вырваться, Мясник ударил его основанием ладони в лоб. Удар привел к неожиданным результатам. Вместо возбуждения пленник вдруг стал обмякать и прямо на глазах отключился.
— Блин, я же его слегка приложил!
— Не бзди, сейчас разбудим. Свяжи его, только покрепче. Чтобы рыпнуться не мог.
Сармат говорил тоном начальника, и Мяснику оставалось лишь повиноваться. Он принес из багажника толстую веревку и крепко стянул руки и ноги связника. Потом посмотрел на Сармата:
— Что ты теперь хочешь сделать?
— Сейчас вколю ему лошадиную дозу амфетамина. При пробуждении у него будет мощный выброс энергии, и вся она сублимируется в словесный понос. Будет языком чесать — хрен остановишь.
— Откуда ты все знаешь? Ты что, был врачом?
— Зубным техником. А в детстве посещал кружок «Юный химик». Во, видишь? Проснулся. Задергался! Диктофон врубай!
Спустя десять минут связник окончательно вырубился.
— Отстегни кейс. — Мясник снова обрел свое руководящее положение.
Сармат быстро справился с браслетом и отнес добычу и кассету с показаниями связника в машину. Когда он вернулся, Мясник уже разрезал связывавшую пленника веревку.
— Помоги, — сказал он.
Вдвоем они подхватили тело и потащили к возвышающемуся над плотиной высокому речному берегу. Здесь из глубокой пещеры вытекал ручей. В глубь горы уходил горизонтальный штрек, укрепленный гнилыми деревянными подпорками. Самые отчаяные смельчаки не рисковали проникать в пещеру далее десяти-двенадцати метров.
Сгибаясь в три погибели и матерясь, Мясник с Сарматом затащили бесчувственное тело метров на тридцать. Сармата невольно пробрала дрожь. Казалось, что он уже никогда не увидит звездного неба.
— Хорош, — сказал наконец Мясник. — Уходим.
— Мы оставим его здесь? — спросил Сармат.
— А ты бы хотел переть его и обратно?
С недоброй усмешкой Мясник извлек из-за пояса нож и наклонился к связнику.
— Посвети, — приказал он Сармату.
Тот понял, что если он сейчас выкажет слабость, Мясник оставит в пещере не один, а два трупа.
Он направил луч фонаря туда, куда велел ему Мясник, и отвернулся. Но внезапно взгляд его зацепился за маленький блестящий предмет. На шее Мясника на золотой цепочке болтался маленький золотой череп с крылышками — талисман, взятый убийцей у Волкодава.
— Ты что замер?
Из оцепенения Сармата вывел окрик Мясника. Пока тот мыл окровавленные руки и нож в ледяной воде ручья, Сармат ломал голову на предмет того, как ему вылезти из смертельной ловушки, в которой он оказался. И о том, сколько еще времени ему отпущено.
Генерал Лентулов и полковник Тюрин сидели в генеральском кабинете. Из всего освещения горела лишь массивная зеленая лампа. Она придавала лицам обоих мертвенный оттенок. Полковник Тюрин был и без того бледен. Его твердо сжатый рот превратился в узкую щель. Он взглянул на часы. Операцию можно считать полностью проваленной.
Полковник нажал кнопку связи.
— «Старик» — всем! Отвечать только тому, у кого есть информация по объекту или группе обеспечения!
— Докладывает сто восемнадцатый. Самолет объекта прилетел черыре часа назад. На таможне он не отмечен, вероятно, прошел «зеленым коридором». Из аэропорта уехал на черной «Волге». Номерной знак…
— Машина наша, — заметил генерал.
В динамике рации снова щелкнуло.
— Сто третий на связи. Докладываю: машина с группой обеспечения была взорвана на Ленинградском шоссе и полностью сгорела вместе с людьми. Это затруднило идентификацию, поэтому нам сообщили только сейчас. Видимо, это случилось в тот самый момент, когда с ними прервалась связь.
— Почему не среагировали сразу? — спросил генерал.
— Сочли, что связь прервалась по техническим причинам, — пояснил полковник. Сами знаете — материальная часть на ладан дышит. Аппаратура латаная-перелатаная.
— Это ясно. Мне другое непонятно, — остановил генерал привычный поток жалоб полковника на отсутствие современной техники. — Откуда люди Вагнера могли узнать о прилете связника?
Тюрин развел руками.
— Полной информацией обладали трое: вы, я и Спицын. Решайте сами, кого подозревать.
— Ну хорошо. — Генерал потер затылок. — Допустим, мы трое вне подозрений. Кто остается?
Тюрин пожал плечами:
— Полковник Рудаков, конечно, тоже мужик провереный, но кто знает, не ведет ли он свою игру на стороне Вагнера?
— Кстати, где сейчас Вагнер?
— По моим сведениям, в Нью-Йорке.
Генерал Лентулов снова закурил.
— Хотел бы я знать, что он там делает, в этой Америке. Ох, как бы хотел знать!
За окнами по-прежнему тихо падал снег.
В Нью-Йорке было тепло. Градусов пятнадцать. Деревья шумели зеленой листвой. Длинный представительский «мерседес» мистера Вагнера двигался через Манхэттен по прихотливым изгибам Бродвея. Следом за ним, но на почтительном удалении, следовал микроавтобус ФБР. Кроме него в наблюдении были задействованы еще две машины.
Кавалькада давно проскочила между Линкольновским центром искусств и Центральным парком, миновала церковь Грейс-черч. За ратушей, не доезжая Федерального резервного банка, длинный «мерседес» непонятно как свернул под острым углом, потом повернул еще раз и выскочил к Бруклинскому мосту.
— Объект движется через Ист-ривер на Лонг-Айленд, — доложила рация. — Предположительно в направлении Бруклина… Неужели встреча будет на русской территории?
Тут рация поперхнулась и замолкла. Руководивший операцией специальный агент ФБР Роберт Мерфи, похожий на актера Эдди Мерфи, загримированного под Майка Тайсона, изрыгал проклятия:
— Вот дерьмо! Где связь? Фак е маза-фаза-систа-браза!
Так ругаться его научил далекий друг мистер Крюк, с которым они вместе боролись когда-то против международной наркомафии.
«Ох уж эта мне русская мафия! — думал специальный агент Мерфи. — Неужели придется снова лететь в Россию?»
Тем временем рация снова ожила:
— Шеф, он движется через Бруклин в направлении на Рокауей. Как слышно? — доложил помощник.
— Тебя нормально. Если бы так же слышать то, что происходит внутри салона вагнеровской телеги!
— Шеф, с этим проблема! Микрофон не работает, но радиомаяк исправен. Сигнал хороший, сидим на хвосте плотно.
Месяц назад оперативной группе под руководством Роберта Мерфи с большим трудом удалось внедрить к Вагнеру шофером своего агента. ФБР получило информацию, что сегодня Вагнер собирается встретиться с представителями нью-йоркской наркомафии, чтобы договориться о способах доставки товара. Поэтому Мерфи со своей группой неотступно преследовал Вагнера от самого дома.
Но сейчас, в самый ответственный момент, связь с агентом почему-то прервалась. К счастью, радиомаяк, который агент поставил на представительский «мерседес» Вагнера, исправно посылал сигналы о его местонахождении.
— И все же не нравятся мне такие совпадения, — заявил Мерфи.
— Шеф, так, может быть, взять его?
— И что мы ему предъявим? Неоплаченный счет из «Макдональдса» или штраф за неправильную парковку? Хотя мой друг Крюков именно так бы и сделал. Но это там, в далекой, благословенной и счастливой России, где народ так беден, что не в состоянии содержать армию пронырливых адвокатов, а назойливому журналисту можно просто врезать по носу.
«Мерседес» снова непостижимым образом свернул в узкий проулок, где едва мог проехать, не ободрав свои черные лакированные бока.
— Куда это он, шеф? — не понял водитель микроавтобуса, в котором ехал Мерфи.
— Понятия не имею. Смотри, сейчас мотоцикл собьет.
Дорогу «мерседесу» перегораживал мотоцикл без седока. «Мерседес» затормозил и едва не уперся в него бампером. Микроавтобус с сыщиками остановился на почтительном удалении.
— Что будем делать?
— Не могу понять, зачем он сюда забрался.
— Смотри!
Люк в крыше «Мерседеса» открылся, и из машины выскочил человек. Он ничем не напоминал Вагнера. Судя по фигуре, он был молод. Определить точнее не представлялось возможным — голову незнакомца скрывал мотоциклетный шлем с темным стеклом. На неизвестном были надеты кожаные штаны и кожаная безрукавка. Он пробежал по капоту машины, спрыгнул на землю, затем вскочил на мотоцикл и завел движок.
— Уйдет! — воскликнул Мерфи.
Как всегда, специальный агент Мерфи оказался прав. Оставив шлейф дыма, мотоциклист рванул по проулку и скрылся за ближайшим углом.
— За ним!
Куда там! «Мерседес» перегораживал проулок так, что мимо него и человеку было трудно пролезть. Одна машина попыталась вести преследование, но из этого ничего не получилось. Мотоциклист как в воду канул.
Остальные оперативники собрались возле «мерседеса». За тонированными стеклами разглядеть что-либо внутри салона не представлялось возможным.
— Разглядели парня? — спросил Мерфи.
— Как ты его разглядишь? Он же был в шлеме.
— А примет не было?
Рост выше среднего, физически развит. Стоп! У него на плече была татуировка! То ли птица, то ли череп с крыльями и какие-то странные буквы. Может, китайские? Почему он был в безрукавке? Ему жарко?
— Да, жарко, потому что он русский и привык к морозам. И буквы у него на плече не китайские, а русские, — подтвердил Мерфи.
— Значит, все-таки русская мафия?
— Что будем делать? Вагнер, кажется, не собирается никуда уезжать.
— Ал, залезь внутрь и отгони машину на более широкое место, — велел Мерфи своему водителю. — Не думаю, что внутри ты обнаружишь мистера Вагнера. Но если я ошибаюсь, не забудь с ним поздороваться. И постарайся не продавить крышу.
Водитель залез на багажник, затем проследовал до люка. Здесь он засунул голову внутрь салона и тут же высунул обратно.
— Шеф, — крикнул он, — отогнать машину не удастся, придется тянуть.
— Это еще почему?
— Там водитель. Он сидит за рулем. Он убит, сэр!
— Вот дерьмо! — прорычал Мерфи. — Этот подлец убил нашего парня!
— Он его зарезал, сэр! — сообщил водитель. — Причем зверски. Тут все залито кровью!
— Этот подонок его расшифровал, поэтому и микрофон не работал! — Мерфи с такой силой саданул кулаком по багажнику «мерседеса», что от удара осталась неглубокая вмятина. — Теперь мистер Вагнер, чего доброго, потребует, чтобы мы вымыли и почистили обивку его салона.
— Его надо брать, шеф, — стоял на своем помощник.
— А в чем ты собираешься его обвинить? Уверен, в полицию давно поступило его заявление об угоне «мерседеса». Операция закончена, дождемся криминалистов и едем в отдел.
В Москве по-прежнему мело и морозило. Когда специальный агент Мерфи матерился в его адрес на двух языках, сам мистер Вагнер уже спокойно сидел в уютном маленьком ресторанчике в центре Москвы, потягивал водку со льдом и ожидал прихода нужного ему человека. Он давно заметил пристальный интерес, проявляемый к его персоне спецслужбами.
Такое внимание не могло ему понравиться, но и оставить подобные выпады без ответа он не мог. Особенно сейчас, когда практически все было поставлено им на карту. Необходимо было срочно принять контрмеры.
Господин Вагнер издалека увидел своего гостя и помахал ему. Когда тот подошел, он кивком указал ему на место за своим столиком. Внешность гостя изобличала в нем лицо кавказской национальности в ранге высокопоставленного чиновника.
— Можете не представляться, я вас узнал. Что вам угодно? — Гость даже не старался скрыть своего раздражения.
— Сейчас объясню, — с готовностью ответил господин Вагнер. — Очень любезно с вашей стороны было встретиться со мной. Надеюсь, вы приняли необходимые меры предосторожности? Ну и замечательно. Тогда расслабьтесь, посмотрите, как здесь красиво. Вы здесь раньше не бывали? Я так и думал. Ведь с вашим другом господином Рудаковым вы обычно встречаетесь в другом месте, господин Асланбек? Если я не ошибаюсь, именно так звучит ваша агентурная кличка?
Гость вздрогнул.
— Я не…
— Перестаньте, не унижайте себя ложью или оправданиями. Я прекрасно знаю, что вы — осведомитель ФСБ, которому закладываете своих братьев по вере и общему делу. Но я не требую от вас признания. В конце концов, это ваш маленький гешефт. Просто хочу напомнить, что вы предатель. Это для того, чтобы вас не удивило мое предложение. Вам придется выполнить привычную работу. Но, разумеется, если вы будете согласны.
— Что я должен сделать?
— Вы должны будете передать своему хозяину некую секретную информацию.
— И что это за информация? — севшим голосом спросил гость. — Я же должен знать хотя бы общий смысл того, что передаю.
— Это фамилии. Фамилии сотрудников ФСБ, которым вы и ваши друзья платите деньги. Что вы раздумываете? Эфэсбэшники вам за это орден дадут и денег заплатят. Они будут благодарны вам за работу, а ваши соотечественники — за то, что вы не продали настоящих сообщников. И овцы сыты, и волки целы.
— А не наоборот?
— Насчет овец вам виднее. Мы живем в эпоху, когда следует учитывать все факторы, даже самые противоречивые и незначительные.
Гость нервно облизнул пересохшие губы:
— Вы что, хотите, чтобы этих людей расстреляли?
— Очень хочу, — признался господин Вагнер. — Но вряд ли это получится. У нас уже не расстреливают предателей. А жаль, так было бы гораздо надежнее…
Вернувшись к засаде, Крюков первым делом поинтересовался:
— Ну что, телефон, по которому сюда кто-то звонил, прокололи?
— Так точно, — доложил дисциплинированный Птенчик. — Вот адрес. Квартира принадлежит пенсионеру Финочкину. Он ее сдает каким-то парням.
— Давай-ка звякнем для начала. — Крюков принялся набирать номер. — Может, там вообще никто не живет?
— Засветимся, — предостерег Птенчик.
— Ни хрена.
В трубке послышались длинные гудки. Наконец ответил молодой, с хрипотцой, мужской голос:
— Смольный на проводе.
— Эй, старик, позови Джимми Хендрикса, — залепил Крюков первое, что пришло в голову.
— У нас нет такого парня, — ответил неизвестный и повесил трубку.
В небольшой однокомнатной квартирке на тринадцатом этаже веселье было в самом разгаре. Телефонный звонок лишь на секунду привлек общее внимание. Трубку снял хозяин, а вернее, съемщик помещения, хакер по кличке Бонза.
— Смольный на проводе, — по обыкновению представился он.
— Кого там? — глубоко затянувшись сигаретой с дрянью, спросил его приятель Никсон.
— Хрен его знает. — Бонза в непонятке покрутил головой. — Какого-то Джимми Хендрикса. Наверно, не туда попали.
— Если им действительно нужен Джимми Хендрикс, они точно не туда попали, — ухмыльнулся Никсон. — Здесь крепче дури и колес не употребляют.
Он вернулся к подружке, которая не сводила глаз с их третьего друга, Антона. Тот, в свою очередь, целиком погрузился в изучение информации, светившейся на компьютерном мониторе. Внезапно он встал и направился к холодильнику за очередной бутылкой пива. Девушка тут же заняла его место за компьютером. Никсон подошел к ней сзади:
— Эй, Мальвина, не влезай — убьет! — предупредил он.
Девушка была бы довольно привлекательна, если бы не зеленовато-голубой цвет торчащих в разные стороны волос.
— Но это же обычная игра. «Армагеддон», — прочитала она на экране монитора.
— Да, игра. Только не совсем обычная, — страшным шепотом сообщил ей Никсон. — Тут непонятно — кто с кем играет. Вроде ты кнопки нажимаешь, а она тебя тем временем зомбирует. Поиграла полчаса, потом берешь ножик, убиваешь соседку и снова садишься играть. И ничего не помнишь.
— А Антону почему можно? — с вызовом спросила Мальвина.
— Это кто тебе сказал, что мне можно? — Антон бесцеремонно приподнял ее со стула. — Я вот еще полчасика поиграю и пойду людей резать, как тот Мясник. Смотри, этой ночью мне не попадись. И вообще, вали в угол, развлеки Питера. Видишь, скучает человек.
— А кто он? Я его не знаю.
— Вот и познакомишься. Это наш лучший друг — нод из Питера. Они там своих хакеров нодами называют. А мы его зовем Питером. Давай, он не укусит. Тем более, Питер — это то же, что Пьеро.
— А может, мне как раз надо, чтобы укусил! — Мальвина хлопнула Антона по спине и разочарованно направилась в угол комнаты, где сидел питерский хакер.
— И вообще, надо говорить не «хакер», а «хэкер», — поправил Бонза.
Никсон наблюдал за этой сценой с явным неудовольствием…
В особняке Боженово царила темнота. Пространство вокруг ограды просматривалось инфракрасными камерами. В бывшем дворце Касьяна все окна были закрыты глухими ставнями.
Риф вошел в комнату связи. Здесь царил полумрак. Светились лишь экраны компьютерных мониторов и лампочки подсветки.
— Что случилось? — спросил он начальника группы связи.
— На конспиративную точку номер шесть прибыл гонец из Нигерии. Доложил по электронной почте. А телефон не отвечает.
— Хорошо, — ответил Риф. — Сегодня же пошлю связного для проверки. Возможно, обычная неисправность. Что еще?
— Точка снабжена спецкабелем и через «Армагеддон» имеет выход в Малую пирамиду. Если это не «обычная неисправность», оборудование необходимо уничтожить, — сообщил начсвязи. — Оно ни в коем случае не должно попасть в чужие руки.
— Не волнуйся, — успокоил его Риф. — Я пошлю квалифицированного специалиста. Он сам на месте разберется и примет адекватные меры…
В квартире на тринадцатом этаже снова зазвонил телефон. На сей раз трубку взял Питер.
— Антон, это тебя, — сказал он.
Антон выслушал короткое сообщение.
— Понял, уже выхожу, — ответил он и положил трубку, потом обратился к друзьям. — Мне надо отвалить. Срочное дело.
— Да? Ну, тогда и я исчезаю, — капризно сообщила Мальвина.
— Я, пожалуй, тоже, — поддержал ее Никсон.
— Ну и валите, козлы, — обиженно протянул Бонза. — Мы с Питером лучше телок вызовем. — Да, Пит?
Но тот, видимо, перебрав горячительного, уже дремал в глубоком кресле.
В засаде наметились первые признаки разложения. К ночи Крюков окончательно заскучал.
— Пора завязывать, — решительно заявил он. — Абрамыч обещал прислать Панченко на замену. Вокруг такие дела творятся! Тарелки летают, маньяки свободно ходят! А мы здесь вчерашний день караулим. Табуретки на выносливость испытываем.
— А что тут плохого? — не согласился Грека. — Тепло, светло, табуретки новые, люди вокруг хорошие.
— Особенно твоя вдова, — съязвил Птенчик. — Но у нас с Крюком, в отличие от тебя, здесь родственников нет. Я согласен, командир, пора сваливать. Хоть сейчас.
— Тихо! — прошипел Крюков.
Снизу из гулкого колодца ночного подъезда послышались осторожные шаги. Человек тихо поднимался по лестнице, стараясь не производить лишнего шума. Криминала в подобных действиях, конечно, не содержалось, но людей знающих такая манера настораживала.
Крюков знаками отправил подчиненных вместе с табуретками на верхнюю площадку. Он отвернулся, так как при виде крадущейся махины Птенчика и мумия Ленина не смогла бы удержаться от смеха. Сам Крюков снова укрылся в тени мусоропроводной трубы. Где же еще спрятаться мусору, как не рядом с мусором?
Неизвестный не заставил себя ждать. Голову его закрывала шапка-маска, на нем был надет черный бушлат армейского покроя и черные штаны, заправленные в ботинки с высокими берцами. Эдакий ниндзя в зимнем исполнении.
Бушлат был перехвачен широким ремнем, на котором крепилась поясная сумка и большой нож. В опущенной руке гость сжимал пистолет с глушителем.
Гость подошел к двери квартиры, возле которой больше суток торчали сыщики, и она открылась. Причем он не стучал, не звонил и даже не произносил заклинаний. Скорее всего, связался с временным жильцом по рации. Тут Крюков и покинул свое убежище.
Противник, услышав шум за спиной, резко обернулся. Черный набалдашник глушителя качнулся в сторону Крюкова, но в этот момент с грохотом горного камнепада с верхней площадки скатился Птенчик, а за ним, правда, с меньшим шумом, Грека.
Ночной визитер отвлекся лишь на долю секунды, но Крюкову хватило и этого, чтобы ударом ноги выбить у него пистолет. Тому пришлось отскочить от двери, чтобы не быть раздавленным массой Птенчика. Путь в квартиру был ему теперь закрыт.
— Держите дверь, — скомандовал Крюков.
Услышав шум, осажденный попытался было захлопнуть ее изнутри, но Птенчик так рванул ее на себя, что наверняка вывихнул бедняге руки из суставов. Грека крутился за спиной гиганта, не имея возможности прорваться к полю битвы.
Но битвы не получилось. Таинственный посетитель, не принимая боя, скользнул к окну лестничной площадки и выхватил из ножен огромный нож с крупными зубьями по обуху. Крюков потащил из-под куртки свою главную артиллерию — двуствольный обрез. В критические дни этот предмет неизменно вселял в него чувство уверенности.
Противник взмахнул ножом. Раздался щелчок, и из упора-ограничителя рукоятки вдруг растопырились крючкообразные лапы. Одну из лап он зацепил за железные перила лестницы и ломанулся спиной прямо в оконное стекло. Крюков успел заметить, что от массивного кольца в основании рукоятки ножа к сумке на поясе визитера тянется тонкий трос.
Через мгновение ночной посетитель исчез в ночной тьме, и только колебания натянутого троса и сквозняк из разбитого окна говорили, что это был не бестелесный призрак.
Крюков извлек из кармана выкидной нож, щелкнул клинком и полоснул по тросу. Послышалось звяканье металла о металл.
— Стальной, зараза! Грека, кусачки! И в лифт!
Но и кусачки, которыми Грека с такой ловкостью перегрызал всевозможные провода, оказались бессильны. А прежде чем Крюков сумел подналечь на них изо всех сил, натяжение троса ослабло. Это означало, что беглец достиг земли. В ту же секунду гостеприимно раскрылись двери подошедшего лифта.
— Отставить лифт, — распорядился Крюков. — Птенчик, как у тебя?
В отличие от остальных, Птенчику было чем гордиться. Скованный наручниками черный постоялец нехорошей квартиры лежал носом вниз.
— Тащи понятых, — приказал Крюков Греке. — Лучше поздно, чем никогда.
— Картина художника Лисснера «Выход поляков из Кремля», — блеснул интеллектом Грека. — Он там мышей и кошек не сожрал?
И отправился будить свою вдову.
Мышей и кошек осажденный не жрал. Зато на кухне Крюков обнаружил рассыпанные по столу среди черных пластиковых капсул с героином запасы крупы, растворимого кофе и сахара.
— Похоже, он это все насухую трескал, — предположил Птенчик. — Водичкой бы, что ли, размочил. Плохо без электричества?
Пленный радостно закивал и ткнул пальцем в угол. Крюков заглянул за стул и увидел, что осажденный в поисках утечки электроэнергии развинтил розетку. Та же участь постигла и остальные, кроме той, в которую был включен компьютер. Он был снабжен стабилизатором напряжения с аккумулятором, поэтому наркоторговец успел забить в память материал, с которым работал.
Теперь этот материал был перед глазами. На экране виднелись списки на английском языке, снабженные комментариями. Крюков посмотрел на атрибуты открытого файла. Цепочка была довольно странной. Сначала значилась сеть «Юнител», затем шла надпись «Игра «В пирамиде«», после нее «Апекс». Замыкала цепочку надпись:»Малая пирамида».
Надпись внизу экрана спрашивала — собирается ли пользователь удалить программу. В этом случае вся информация могла быть уничтожена одним нажатием кнопки подтверждения. Крюков вовремя уловил движение пленника и торопливо нажал клавишу «N», то есть «нет». Списки на экране сохранились, но в углу появилась красная маска-табличка с надписью: «Информация строго конфиденциальная. У вас есть минута для подтверждения права пользования».
— «Минутка»!
Вирусная программа с таким названием уничтожала всю информацию на носителе, а также размыкала и заклинивала информационную цепь по прошествии одной минуты с момента предупреждения, если в нее не вводился условный код или пароль. После этого повторно войти в сеть с данного компьютера было уже невозможно. Поэтому ее часто использовали в качестве шифра для особо важных материалов.
Бытовало мнение, что «Минутку» изобрели яйцеголовые умники «Юнитела» для борьбы с конкурирующими сетями.
Крюков и Птенчик растерянно пялились на экран как два барана. Нигериец не скрывал детской радости.
— Он наверняка пароль знает, — высказал свое мнение Птенчик.
— Тогда спроси у него, — предложил Крюков. — Ты знаешь английский или суахили? По-человечески он вряд ли поймет. Скажи: «Акуна матата»!
— А что это значит?
— Хрен его знает. Может, ругательство? Типа — ты бы мог быть моим сыном, если бы я в тот раз забыл надеть презерватив. Ну, короче, маму твою… По звукам очень похоже.
— Тогда лучше не говори. А если на языке жестов спросить?
— Как это?
— Ствол ко лбу приставить. Может, поймет?
— Не поверит. Нашего так расколоть еще можно, а эту табуретку черного дерева — хрена.
«Бум! — сообщила надпись на мониторе. — Вы проиграли, ваша пирамида рухнула!»
Крюков плюнул и выключил ставший ненужным прибор. В прихожей послышались голоса приглашенных Грекой понятых.
Пока делали обыск, составляли протокол и доставляли черного невольника в ближайшую ментовку, где имелась камера, бесконечно долгая ночь подошла к концу. Они вернулись в свою контору. Большие напольные часы в кабинете начальника пробили шесть часов. Крюков упал на продавленный диван в секретарской и пригрозил:
— Кто разбудит меня раньше восьми, тот получит большую сладкую конфету. Во всю пасть.
Но разбудили его через минуту.
— Вставай, шеф, там тебя какой-то поп спрашивает, — дергал начальника за рукав Птенчик.
— Если не отстанешь, ему придется заняться твоим отпеванием! — пообещал Крюков и проснулся.
В дверях секретарской стоял молодой священник. Лицо его выражало серьезную тревогу.
— Вы Крюков? — спросил он.
— Да. Чего надо? — проворчал Крюков в ответ.
— Меня зовут отец Николай. Час назад я исповедовал умирающего. — Священник, не дожидаясь приглашения, сел на стул. — Он был бездомный. Бомж, как вы говорите.
— Я бомжами не занимаюсь.
— Но вы занимаетесь Мясником? Я видел передачу по телевизору. Криминальная хроника, кажется? И запомнил, что вы говорили об этом маньяке.
— Я там и мелькнул-то всего на секунду, — припомнил Крюков. — У вас есть информация по Мяснику?
— По-моему, да. Человек, которого я исповедовал, был смертельно ранен. Убийца, судя по ране, был вооружен именно таким страшным ножом, какой вы тогда показали. Мне кажется, это и был Мясник.
Крюков вскочил с дивана и в упор взглянул в глаза отцу Николаю:
— А что вам успел сказать тот бомж? Или это тайна исповеди?
— У него не было других грехов, кроме излишнего смирения и долготерпения, — ответил священник. — И эти грехи я ему отпустил. Но он рассказал мне о готовящемся преступлении. И вот я пришел к вам.
— Я слушаю вас внимательно, как Жеглов Берию, — произнес Крюков.
— Этого человека нанял неизвестный, похожий на военного. Нанял двоих. Он нашел их на подмосковной свалке. Их привезли в воинскую часть, в какую именно — неизвестно, но, похоже, она расположена на территории Москвы. Там их привели на какой-то склад, где лежали большие мешки с надписью «Сахар». Я думаю, сегодня и дети догадываются, что может находиться в таких мешках.
— Как что? Сахар, — пожал плечами Крюков.
— Или взрывчатка. Наниматель заставил их перетаскивать мешки в глубокую шахту, расположенную там же, на территории части.
— У нас в Москве что, баллистические ракеты под землей торчат? — заинтересовался разговором Грека.
— Нет, ракет в Москве не держат, но у связистов тоже будь здоров шахты — метров по сто с лишним в глубину. Так вот ими вся Москва истыкана, — сообщил Крюков.
— Когда они открывали люк, чтобы войти внутрь, на двери была табличка: «Осторожно, гамма-излучение», — продолжал священник. — Туда они и затащили мешки с так называемым сахаром. Двадцать мешков.
— Если мешки стандартные, по полцентнера, то это тонна, — подсчитал Крюков. — А дальше?
— Потом неизвестный вывел их в лес, пообещал заплатить, но вместо этого стал наносить удары огромным ножом с зазубренным лезвием.
— Клинком, — поправил Крюков. — Шоковые зубья обычно пускают по обуху.
— Вам виднее, — согласился священник. — Один из грузчиков погиб на месте, другой сумел добраться до вентилятора, который гонит теплый воздух из метро. Там его подобрали нищие и принесли ко мне в храм.
Крюков поблагодарил священника и записал его приходской адрес и телефон.
Контрразведчик или оперативник среднего звена, как правило, встречается со своим агентом или доверенным лицом на конспиративной квартире, где выслушивает и записывает его сообщение, после чего дает ему новое задание и по мере надобности инструктирует.
Разведчику высшего уровня такая роскошь недоступна. Завербовав агента, он общается с ним как можно реже, в основном через тайники. Единственной формой прямого контакта для них остается «МП» — моментальная передача контейнера с информацией или заданием.
Поэтому полковник Рудаков был просто поражен, когда его сверхзасекреченный агент Асланбек, освещавший наркоторговлю и террористическую деятельность экстремистских кавказских группировок, вдруг позвонил ему по телефону и открытым текстом сообщил:
— Нам необходимо срочно встретиться. Минус два на обычном месте.
Это означало, что агент будет ждать его в метро на станции «Киевская-кольцевая» у последнего вагона, где они до этого никогда не встречались, и идти на встречу следует немедленно. Рудаков оделся и спустился в гараж.
Через пять минут Рудаков был на платформе. Время перевалило за полночь, и народу кроме них почти не было. Асланбек ждал его. Подошел поезд. Они вошли в вагон через разные двери и как бы невзначай уселись рядом. Конспирация не Бог весть какая, но иногда важнее выиграть время. Сейчас, похоже, был именно такой экстренный случай.
Рудаков профессиональным взглядом окинул почти пустой вагон. Их попутчиками были трое поддатых парней — типичные работяги с Пятого троллейбусного или с ЗИЛа. Они пили портвейн из горла и громко общались на универсальном народном языке. Заслышав издалека отборную матерщину, другие пассажиры не стремились попасть в один вагон с ними, а попав, на следующей же остановке переходили в соседние. Но Рудаков давно перестал бояться местных хулиганов. Видимо, и Асланбека они тревожили куда меньше, чем принесенные им новости.
— Вы уже отправили мое сообщение? — спросил он.
— Да.
— Вот дерьмо! Не нужно было этого делать!
— Почему? — нахмурился Рудаков. — Это дезинформация?
— Да. Я подозревал, что он…
— Кто? — перебил агента Рудаков.
— Вагнер. Он заставил меня передать список сотрудников ФСБ как продажных и связанных с чеченской мафией.
— Вагнер! Я так и знал. — Рудаков выругался сквозь зубы. — Интересно, чем эти люди ему помешали? Или могут помешать? Я с самого начала был уверен, что вагнеровский «Юнител» — прикрытие для наркоторговли. А теперь он решил утопить всех, от кого можно ждать неприятностей. Но он забыл внести в список меня!
— Может быть, и не забыл, — мрачно проговорил Асланбек. — Когда мы с ним прощались, я прицепил ему микрофончик, который вы мне дали в прошлый раз. Решил послушать. И услышал кое-что интересное: следующими он собирается сдать меня и, соответственно, вас. Но почему он думает, что, когда меня возьмут, я не назову его имя или не расскажу своим то, что знаю о нем самом?
Рудаков вздохнул:
— У меня на это только один ответ — список этих имен найдут в кармане твоего трупа… Или моего, что вернее.
Он не договорил. Два хлопка слились в один. Шприц-стрела со слоновьей дозой снотворного попал ему в плечо. Второй такой же вонзился в Асланбека. Тот еще успел заметить, как трое «работяг» рванулись к ним. Отключаясь, он услышал имя «Мясник». Или ему это только показалось?
Наутро все газеты пестрели сенсационным сообщением:
«Вчера в вагоне метро был найден мертвым сотрудник аппарата уполномоченного по делам Северного Кавказа. Он был убит ножом, с особой жестокостью. Рядом с ним в бессознательном состоянии был обнаружен один из высокопоставленных чиновников ФСБ. Имена в интересах следствия не разглашаются, но авторитетные источники в ФСБ сообщают, что убийство — дело рук чеченской наркомафии.
Подозреваемые в совершении этого чудовищного преступления задержаны и доставлены в следственный изолятор «Лефортово». Роль в этом деле высокопоставленного сотрудника ФСБ, найденного рядом с убитым, уточняется».
Прочитав эту заметку, полковник Рудаков скомкал только что полученный приказ директора ФСБ о своем увольнении и закрыл глаза.
«Итак, ФСБ обезглавлена. Причем, с моей помощью. Похоже, в наших спецслужбах сейчас никто не в состоянии противостоять натиску господина Вагнера».
Участковый инспектор Московской краснознаменной милиции капитан Мурашов органически боялся начальства. Кроме незаслуженных разносов и втыков он не видел от него иных знаков внимания — ни тебе очереди на квартиру, ни путевки в Сочи.
Поэтому он предпочитал пребывать на своем опорном пункте, находившемся в самом сердце спального микрорайона Годуново, или на объекте — непосредственно в жилмассиве этого самого микрорайона. Заходя в родное отделение милиции, он старался сделать свои дела и исчезнуть как можно быстрее и незаметнее. Он был рабочей лошадью системы правопорядка, причем изрядно ею заезженной.
Но сегодня день был особый. Последний день службы. Приказ уже подписан, с завтрашнего дня он свободный человек. Ему уже поступило с десяток предложений от местных коммерсантов относительно дальнейшей работы. Мурашов проработал на своем участке десять лет и как облупленных знал не только алкашей и хулиганов, но и членов серьезных группировок. Будучи мужиком честным и принципиальным, но не нахрапистым, он пользовался авторитетом среди людей самого разного уровня и социального положения, поэтому сейчас испытывал уверенность не только в завтрашнем, но и в послезавтрашнем дне.
Не успел Мурашов войти в отделение, как его заметил дежурный:
— Что, Петрович, сегодня гуляем отвальную? Не зажмешь?
— Обижаешь, гражданин начальник, вечером жду всех в «Зеленом змие», — отмахнулся было участковый, но дежурный не отставал:
— Тебе тут под занавес халтурка одна перепала. Ребята из спецухи звонили, квартиркой одной интересуются. Квартира номер шестьсот шестьдесят шесть в тринадцатом доме. Тьфу. — Дежурный сплюнул через левое плечо и едва не перескрестился левой же рукой.
— Это в «Красном», что ли?
Дом получил свое название из-за цвета балконов. Во всех соседних домах они были голубыми.
— В «Красном», — подтвердил дежурный. — Что там у тебя, притон? Спецуха просто так носом крутить не станет. Или не владеешь информацией? Эх ты, пенсионер!
— Да знаю я, — махнул рукой Мурашов. — В десятом подъезде и на тринадцатом этаже. Там два пацана квартиру снимают. Хотя какие они пацаны — в армии уж отслужили. Семью заводить пора, а у них все гулянки на уме.
— Притон, что ли, держат? — сдвинул брови дежурный.
— Да какой притон. Так, пошумели пару раз, соедка заявление накатала. Проверил документы.
— Не черные?
— Да нет. Наши. Один москвич, другой из Питера. Регистрация в порядке.
— А то смотри, с черными построже, — напутствовал дежурный. — Про взрыв дома слышал? Говорят, чеченцы сработали. Поступила установка проверить бесхозные подвалы и чердаки. Выполняй!
Мурашов поспешно вышел на улицу.
«Ну вот, блин, нашел напоследок работенку на свою жопу. Может, плюнуть? — подумал он. Но привычное чувство долга одержало верх. — А, ладно, устрою дембельский аккорд. Схожу посмотрю. Лишь бы в конторе не торчать».
Напротив десятого подъезда «Красного» дома стояла синяя «копейка» с проржавевшими крыльями. В квартире шестьсот шестьдесят шесть на тринадцатом этаже, согнувшись над клавиатурой компьютера, сидел Бонза.
На экране компьютерного монитора засветилось название игры: «Армагеддон». Бонза нажал на «Еnter».
«У вас есть минута, чтобы подтвердить правомерность доступа» — сообщила надпись в углу экрана.
Бонза ввел пароль, и надпись исчезла. Его пальцы забегали по клавиатуре. Это было проворство пианиста или карманного вора. На экране монитора замелькали картины Армагеддона — грядущей битвы, которая ознаменует собой конец света.
На Бонзу со всех сторон наседали чудовищные танки с башнями в форме черепа. Их поддерживала целая армия скелетов-роботов. С багрового неба на него со свистом пикировали самолеты-штурмовики, похожие на птеродактилей с перепончатыми крыльями, и метали атомные ракеты.
Бонза двигался прихотливым маршрутом. Он уничтожал не всех врагов, а только некоторых, известных одному ему. При этом двигался он в строго определенной последовательности. Наконец на экране появилась надпись «Апекс. Вход в Малую пирамиду». Он удовлетворенно фыркнул:
— Слышь, Антоха, я за полторы минуты до «ворот» дошел. Мой личный рекорд. А тебе слабо? — сообщил он приятелю, развалившемуся позади него в глубоком кресле с беломориной в зубах.
— Отвянь, вислоухий. Достал своей игрой.
По особой манере держать беломорину, зажав между большим и указательным пальцами, горящим концом строго вверх, и по специфическому запаху нетрудно было догадаться, что Антон зашмалил косячок дури и помаленьку тащится. Поэтому Бонза не обиделся и не стал приставать к товарищу, а целиком погрузился в работу. При этом он бубнил вполголоса:
— Так, мы в Малой пирамиде. Что у них на входе? Защитная программочка «файрволл»? Обходим, вошли в «СУНФС». Так, имеем «юзерс френдли» — подсказочку для тупых. Теперь выбираем дичь пожирнее.
Сейчас картинка на экране монитора ничем не напоминала игру. Это были какие-то списки. Имена, цифры, малопонятная информация на английском языке. Наконец Бонза оторвался от блуждания среди компьютерных сетей:
— Секи, Антоха, вот подходящий кабан. Дэн Торнтон, сорок восемь лет, работает в аппарате президента Клинтона. Бабок — немерено. Думаю, если мы с его куста баксов немного сострижем, штук этак по десять на рыло, он даже не почешется. Как считаешь?
— А если почешется? — лениво поинтересовался Антон.
— Никаких проблем! — отозвался Бонза. — Перекидываем бабки, — он разговаривал сам с собой и при этом двигал курсором по очередному списку, — на счет посреднической фирмы… Вот! Эта подойдет. Теперь оттуда перебрасываем… Куда? А вот куда! На счет салона эротического массажа «Либидо-ленд». Есть! Можно идти обналичивать и пропивать. С наступающим!
— До него еще дожить надо, — хмуро проговорил Антон.
Ирина перехватила Крюкова прямо возле его конторы.
— Хорошо, что ты мне встретился, — сказала она. Есть дело. Семен просил заказать в церкви заочное отпевание.
— Как это заочное? — удивился Крюков, запуская двигатель «рябухи» и трогаясь с места. — Без Бога или без попа?
— Заочное — это когда без покойника.
— Понятно. — Крюков, из последних сил борясь со сном, рулил в потоке Садового кольца. — Кстати, ты в курсе, что самоубийц не отпевают?
— У тебя же есть знакомый священник. Где его адрес? Судя по тому, что ты о нем рассказывал, он способен отпеть бедную Галину без бюрократической волокиты. Он — настоящий.
Крюков нашел адрес отца Николая. По дороге они обсуждали вопросы веры и религии.
— Я думаю, если бы Иисус Христос пришел к нам сегодня, его снова казнили бы по приговору святейшего синода под аплодисменты публики, — убежденно заявил Крюков. — И единственные, кто заступились бы за него, это наши всеми оплеванные правозащитники.
— А что бы ты хотел? — печально усмехнулась Ирина. — Ведь Он пришел бы к бомжам, проституткам, наркоманам. Ко всем тем, кого наша церковь в лучшем случае предпочитает не замечать. Когда священник взасос целуется с сильным мира сего, он перестает служить Царю Небесному и становится рабом князя тьмы. Третьего, к сожалению, не дано.
— Уж не хочешь ли и ты завести шарманку насчет конца света? — с опаской поинтересовался Крюков.
— Наоборот. Я уверена, что эта сатанинская, рабская конструкция размером в одну шестую часть земной поверхности не сегодня-завтра развалится и люди здесь смогут, наконец, жить, как подобает людям, а не скотам. Все, приехали, заворачивай в этот переулок, — указала Ирина.
Первое, что они увидели, была не сама церковь, а нелепая постройка из шифера.
— Что это за дворец? — поинтересовался Крюков у бомжеватого на вид типа, который с весьма довольным видом вышел из дверей шиферной избушки.
— Дворец не дворец, а кормят нормально, — хмуро отозвался тот, окинув машину и самого Крюкова неодобрительным взглядом. — Хочешь попробовать? Боюсь, ты от нашей шамовки рыло отворотишь. Рябчиков и икры тебе вряд ли подадут.
— И не надо, у меня диета — три раза в день сто грамм водки и огурец. До и вместо еды, — охотно пояснил Крюков.
Бомжеватый усмехнулся, на этот раз куда дружелюбнее.
— Этого здесь тоже не водится. А жаль. Столовка тут бесплатная. От церкви, значит. Отец Николай тут руководит.
— Отец Николай? — переспросила Ирина. — Ну, слава богу, он на месте.
— Это точно, на своем месте, — поддержал ее собеседник. — Там он, в церкви.
Церковь была небольшая и явно нуждалась в ремонте. В притворе были сложены трубы строительных лесов, в левом приделе стоял массивный металлорежущий станок, так и не вывезенный предыдущими владельцами помещения. И хотя икон в храме было немного, а стены и потолок не сверкали золотом и яркой росписью, Крюков испытал вдруг необъяснимое чувство присутствия Бога. Причем не только в храме, но и в себе самом.
В храме пели. Певчих было только двое, мужчина и женщина, но они стоили целого хора. Никогда в жизни Крюков не слышал ничего подобного. Это пение переворачивало все внутри его сознания, убирая из него темное и вынося на свет Божий все лучшее. Еще чуть-чуть, почувствовал Крюков, и он будет не в состоянии выстрелить даже в самого отвратительного ублюдка.
Он не выдержал и вышел на улицу. Посмотрел на милые сердцу морды сограждан, послушал их лай, втянул носом привычный запах испражнений организма большого города. И ему полегчало.
Когда он вернулся в церковь, служба уже закончилась. Ирина разговаривала со священником. Крюков подошел к ним и поздоровался. Отец Николай узнал его.
— Вы что-нибудь выяснили по тому убийству или зашли по духовной надобности?
— Мы хотим заочно отпеть мою подругу, отче, — сказала Ирина.
— Сказать вам, что я думаю о заочном отпевании? — спросил священник.
— Не стоит, мы и сами догадываемся. Что-то вроде коллективной исповеди. Вы знаете, отче, она покончила жизнь самоубийством. Некоторые считают этот грех смертным.
— Самоубийство есть следствие смертного греха — уныния, — пояснил отец Николай. — Но тот, кто смеет осуждать за это, сам впадает в другой смертный грех — гордыню. Судить — прерогатива Господа. Я не вижу причин отказать вам.
— Но это может не понравиться вашему начальству, — вставил реплику Крюков.
— Я служу не начальству, но Богу, — ответил священник.
— Странно, что вас еще терпят. Впрочем, у меня похожая ситуация. Сколько это будет стоить? — поинтересовался Крюков.
— У меня не магазин по продаже таинств, прейскуранта нет. Вон стоит банка для пожертвований. Положите сколько сможете.
— А я и не подумал. — Крюков переглянулся с Ириной и опустил в банку пятьсот долларов. Потом подумал и добавил сто рублей от себя.
На улице он едва не прослезился от сознания собственной праведности, но вовремя вспомнил, что праведник не может манкировать служебными обязанностями. А он так и не провел оперативную установку по адресу, откуда кто-то звонил прошлой ночью на квартиру наркоторговца.
Крюков развернул бумажку с адресом:
«Дом тринадцать, квартира шестьсот шестьдесят шесть. Это называется — ирония судьбы», — подумал он и не поленился трижды плюнуть через левое плечо.
Риф по-хозяйски расположился в кресле Касьяна в его особняке. Вместе с усадьбой он унаследовал и наркобизнес покойного авторитета. И до сих пор прав на касьяновское наследство у него никто не оспаривал.
В дверь сунулась лохматая яйцеобразная голова одного из ипсилоновских гениев-программистов. Вчера Риф дал ему задание вычислить канал утечки денег с касьяновских счетов.
— Есть, шеф, я его засек! Снял тридцать штук. У нас пока недостача не замечена. Но даже если это не наши бабки, то дело еще хуже — нас подставляют. Тот, у кого их увели, обязательно будет их искать и придет за ними к нам.
— Вора вычислили? — спросил Риф.
— Да, вот его адрес. Это в районе Годуново. Я рядом живу, это место хорошо знаю. Такой дом с красными балконами. Дом тринадцать, квартира шестьсот шестьдесят шесть.
— Как ты сказал? — Риф встревожился не на шутку. — Ладно, все равно молодец. Получи почетную грамоту. — Риф отсчитал несколько стодолларовых купюр.
Когда дверь за лохматым гением закрылась, Риф встал и нервно прошелся по комнате. Дело принимало очень неприятный оборот. Внезапно он остановился. Его взгляд замер на лежавшем на столе огромном ноже, украшенном мощной пилой по обуху клинка.
«Неужели придется лезть в эту грязь самому?» — с неудовольствием подумал он.
В квартире шестьсот шестьдесят шесть кипели страсти.
— Не тяни! Иди обналичивай бабки! — наседал на Антона Бонза. — Я свое дело сделал!
Антон наконец докурил травку, неохотно поднялся и стал обуваться.
— Слушай, а что стесняться? — вдруг замер он с одним ботинком в руках. — Чего мелочиться по дичке на рыло, если все равно не найдут? Давай по полтинничку снимем!
— Нельзя, — покрутил головой Бонза. — Те крутые ребята, через чью фирму я бабки прогнал, не должны ничего заподозрить. Тридцать штук баксов — это мелочь, они на нее и внимания не обратят, если это не из их кармана утекло. Проверено. А если у них мимо носа полторы «кати» проедут, точно заинтересуются, вычислят и хвост прищемят. А уж тогда придут сюда и горло перережут.
Бонза за компьютером не заметил, что Антон ушел, и продолжал свои пространные разъяснения:
— Если бы не этот отдельный, но неприятный недостаток, я бы уже на «мерсе» раскатывал. Но — никак нельзя. Заметят, вычислят, придут и попишут, причем так, что ты и сам не заметишь. Вот так ты сидишь, ничего не подозреваешь, а дверь распахивается и врывается…
Дверь резко распахнулась, и в комнату ворвался взъерошенный сосед Бонзы, с которым тот делил снимаемую площадь, питерский хакер Питер.
— Где Антон? — с порога спросил он.
— Только что тут был, — отозвался Бонза. — Видно, только что свалил. Странно, что ты его не встретил.
— Сам ушел, а тачку оставил?
— А он недалеко. Тут рядом, за углом. Бабки пошел обналичивать.
— Какие бабки? — глаза Питера сузились. — Ты что, опять, сука, в «Армагеддон» лазил? Я же тебя предупреждал. Нас всех из-за твоих копеек перережут! Брать надо один раз и много! И сваливать. А ты, козел, нас под нож подставляешь! Считай, допрыгался!
— Да ладно, кончай, Питер, — вытаращился на него Бонза. — Перепугал до смерти! Я же немножко! Я больше не буду!
— Поздно! Сматываться надо, зажопили нас! Информация стопроцентная. Через пять минут здесь будет море крови. Хочешь убедиться? Тогда оставайся.
При этом Питер лихорадочно бросал в спортивную сумку свои вещи.
— Ну ни хрена себе! — расстроился Бонза. — А я телку пригласил! Скоро прийти должна. И бабки за квартиру за три месяца вперед уплатил, а теперь отсюда сваливать?
— Ты что, не понял? — Питер даже растерялся от такой непосредственности. — У нас минута на сборы! А ты о какой-то телке болтаешь! И бабки, между прочим, за квартиру отстегнул мои. Лучше подумай, куда двинем? К Антону?
— Куда же еще? Но его надо подождать… И Валька приканает.
— Нет, у тебя совсем крыша течет, — тяжело вздохнул Питер. — И как долго ты здесь светиться собираешься? Звони Антохе на пейджер и давай ключи от его тачки. А из-за бабы твоей нас точно заметут.
Уже в машине Питер спохватился:
— Ты компьютер выключил? Или так в «Армагеддоне» и оставил?
— Да, в Малой пирамиде, — уныло протянул Бонза. — Но я не пойду! Хочешь — сам иди выключай. Да ты не ссы, Пит. Там же «Минуткой» заминировано. А кода кроме меня никто не знает. Я от Антохи через «Юнител» попробую войти в свой аппарат и замкнуть информацию.
Питер сплюнул в окно и дал газу. Он едва не задел человека в черной куртке и вязаной шапке, лица которого нельзя было рассмотреть за поднятым воротником.
И уж конечно никто не смог бы рассмотреть длинного ножа с пилой по обуху, который тот скрывал под курткой.
Участковый инспектор Мурашов поднялся на тринадцатый этаж дома номер тринадцать и остановился возле квартиры шестьсот шестьдесят шесть. Дверь была приоткрыта. Это показалось участковому странным. В Москве не принято оставлять дверь нараспашку. Он покашлял и заглянул в прихожую.
— Есть кто дома? — культурно поинтересовался он.
Никто не ответил. Мурашов позвонил в соседнюю квартиру. Ему открыла чем-то сильно недовольная старуха в фартуке. Инспектор поздоровался и представился.
— Скажите, а где ваш сосед слева? — спросил он.
— Что он мне, брат или сват? Я его сторожить не нанималась. — В ворчании старухи отчетливо прозвучала ветхозаветная тема. — Сдал он свою квартиру, а сам у бабы живет. В Кузьминках где-то. Мне не докладывает.
— И кто сейчас здесь проживает? — продолжал инспектор.
— А я почем знаю? Молодые какие-то. Может, бандиты, а может, это челноки какие. Кто их разберет? Шумят, таскаются туда-сюда. Зайди к ним сам да спроси!
С этими словами она захлопнула дверь перед самым носом инспектора и припала к дверному глазку в ожидании продолжения. Участковый обзвонил остальные квартиры на этаже, но там то ли никого не было, то ли открывать не решались. Милицейскую форму сегодня любой бандит надеть может.
У Мурашова была альтернатива. Он мог оставить дверь открытой и сходить за понятыми на другой этаж или войти в квартиру один, без понятых. Поиски понятых могли затянуться на неопределенно долгое время, поэтому он толкнул дверь и вошел. За спиной послышался тихий шорох: любопытство заставило соседку выйти из квартиры и на приличной дистанции последовать за участковым. Он не стал закрывать дверь в квартиру.
«Пусть хоть издалека наблюдает, — подумал Мурашов, — какой-никакой, а свидетель».
Он вошел в прихожую. В квартире было тихо. Упавший на пол мужской зонт и сдвинутый половик свидетельствовали об экстренной эвакуации здешних жителей. Похоже, в квартире действительно никого не было. Но что-то сильно тревожило участкового. Что? Соседка замерла за входной дверью, входить она побоялась. Мурашов напряг слух, но ничего не услышал. Что же ему не нравилось? Запах!
В затхлом и прокуренном воздухе квартиры ощущался специфический запах «травки». Но не это встревожило участкового. Что-то примешивалось к нему такое, что заставило его нервы собраться в комок. Терпкий запах свежей убоины! Мурашову уже приходилось ощущать такой запах на скотобойне, а также на человеческой бойне в Грозном и Самашках.
Инспектор шагнул в комнату. Здесь также царил беспорядок. На столе в углу стоял включенный компьютер. А в центре комнаты лежало тело женщины, судя по одежде, скорее, девушки. Пол вокруг нее был залит кровью.
Мурашов поспешно рванулся вперед. В этот момент скрип за спиной заставил его напрячься. Еще не повернув головы, он понял, что убийца сзади. Участковому необходимо было сделать немногое: открыть кобуру, извлечь из нее пистолет, снять его с предохранителя, передернуть затвор, направить оружие в сторону подозреваемого, предупредить его голосом о применении оружия, в случае неповиновения сделать контрольный выстрел, а там можно и стрелять. Лучше по ногам, на худой конец — на поражение. И на все эти процедуры у него оставалось ровно полсекунды.
Крюков остановился возле подъезда и окинул взглядом уходящие ввысь ряды красных балконов. Других красных домов поблизости не было. Он вошел в лифт, поднялся на тринадцатый этаж и нос к носу столкнулся с растрепанной старухой. Крюков в совершенстве владел искусством оперативной установки, которое, главным образом, сводилось к умению запудрить мозги объекту установки и его соседям. В голове Крюкова с компьютерной быстротой защелкали комбинации:
«Кем прикинуться на этот раз? Сантехником, бродячим фотографом или работником собеса? Главное, чтобы никто не догадался, что ты мент».
Старуха в упор посмотрела на Крюкова:
— Ты из милиции?
Хороший вопрос и, главное, вовремя. Типа: «Пал Андреич, вы шпион»?
— Ммм… — Крюков замялся. — Как вам сказать…
— Быстро примчался! Я же только что позвонила. А ты что, один? Без автомата, без бронежилетки? Ну-ну, гляди, тебе жить. — И старуха исчезла за дверью соседней квартиры.
Дверь в шестьсот шестьдесят шестую была приоткрыта. Как в мышеловку. Интересно, что именно имела в виду бабка?
В квартире Крюков внимательно огляделся. В прихожей имела место легкая неразбериха. Эдакая картина Ван-Гогена «Дети, сбежавшие от грозы». Причем сбежали они весьма поспешно. Испугались? Значит, было чего. В комнате что-то мягко упало. Сбежали не все? Крюков проявил природное любопытство и пошел посмотреть — что там зашумело. Может, люди?
Его ожидания оправдались, в комнате были люди. Их было трое. Из них двое мертвых и один живой. На полу в лужах крови лежали тела девушки и капитана милиции в форме. Человек в черной куртке как раз подтаскивал их поближе друг к другу, чтобы уложить покомпактнее.
«Не иначе — ждет еще кого-то и хочет, чтобы всем места хватило. Хороший хозяйственник», — отметил про себя Крюков.
Человек в черном разогнулся, и в лоб Крюкову уставился ствол пистолета. Неизвестный процедил сквозь зубы:
— Грабли в гору!
Крюков дисциплинированно поднял руки и спросил:
— Я только пописать зашел. Извини, но у тебя было не заперто. Ты не подскажешь, где тут можно отлить?
— Ща уссышься прямо здесь, — утешил его человек с пистолетом.
В этот момент его внимание привлек шум за окном. Он бросил быстрый взгляд на улицу. Крюков даже дергаться не стал, по скупым, но точным движениям убийцы он определил, что имеет дело с профессионалом.
— Твоя мусорня прибыла, — сообщил тот Крюкову. — Но ты, легаш, не радуйся. Тебе уже никто не поможет. Лови пулю — стреляю!
По глазам убийцы Крюков определил, что период эйфории у того кончается. Первые признаки растущей тревоги и раздражения были налицо. Это состояние следовало усугубить. Крюков продолжал:
— А сам застрелиться не хочешь? Один хрен тебе кранты. Через пять минут сюда войдет СОБР и начнет тебя мочить. А через пять с половиной — кончит.
— На хрена я буду лоб подставлять? — ухмыльнулся убийца. — Я же не дурак. Я дурак со справкой. Башка у меня контуженная. Так что сначала я тебя до кучи замочу, а потом янычарам сдамся. Мой дом — «Серпы»*. Подлечусь и выйду. Не в первый раз. Душевнобольной я, невменяемый. А вас, мусоров, резал и буду резать.
— Ладно, ментов ты не любишь. А девка в чем провинилась? — поинтересовался Крюков. — Песком в тебя бросалась? Нет, ты не душевнобольной, а просто мудак по жизни. Таких в раннем детстве убивать надо, чтобы воздух не портили.
Убийца заводился прямо на глазах. Ему уже требовалась очередная доза. Его рука с пистолетом начала немного дрожать, глаза забегали.
— Попробуй! — прорычал он. — Может, я и мудак, только я буду жить, а вы все подохнете! И ты первый.
Риф сидел за рулем черного «лексуса». Машина стояла в пробке возле Белорусского вокзала, когда засигналил мобильник. Риф поднял трубку:
— Слушаю!
— Не узнал?
— Спицын, ты? — оживился Риф. — Ну что, морда кэгэбэшная, все в полковниках бегаешь? Что поделаешь, это твой потолок. Шестеркам генеральских званий не присваивают. За помощь спасибо, выручил.
— Можно без фамилий?
— Не бзди. Моя линия защищена.
— А моя нет.
— Ты что звонишь? — поинтересовался Риф. — Надыбал ценной информации или просто бабки кончились?
— И информация для тебя есть, и бабки мне не помешают. Только что ОМОН с СОБРом обложили Мясника в квартире жилого дома. Оттуда ему не уйти. Он взял заложников. Двух ментов и девку. Кого-то из них уже убил.
Риф сделал вид, что сильно удивлен:
— А почему ты мне об этом сообщаешь? Что это вдруг тебя Мясник заинтересовал? Я слышал, ты в комиссию по проблеме двухтысячного года пристроился? Не пойму, какое отношение Мясник имеет к концу света? И причем здесь я? Или ты думал, что я и есть Мясник, и хочешь проверить мою реакцию? Тут ты что-то спутал. Я к этому не имею ни малейшего отношения. Извини, я сейчас занят. Звони.
Риф отключил связь и заскрипел зубами: «Проклятье, только этого не хватало!»
Полковник ФСБ Спицын тоже раздраженно бросил трубку. Он нервно прошелся взад-вперед по комнате и остановился перед книжным шкафом, где на одной из полок в виде украшения лежал огромный нож с чудовищными зубьями по обуху.
В прихожей хлопнула дверь. Крюков оглянулся на шум. Дверь в комнату распахнулась, и в нее вломилась пара молодых балбесов в камуфляже, бронежилетах и с автоматами. Из тех, которые долго не живут, потому что это скучно.
— Всем лечь на пол! — заорали они, вместо того, чтобы сразу стрелять на поражение.
Убийца перевел ствол на ближайшего из бойцов. Крюков почувствовал — сейчас пули «гюрзы» с бронебойным сердечником прошьют обоих спецназовцев навылет вместе с их бронежилетами и вдобавок попортят стену позади них. Придется ее штукатурить и переклеивать обои. А это нынче дорого. Допускать этого было нельзя.
Крюков рванулся к убийце и врубил тому свой коронный апперкот в голову. Таким ударом он отправил в нокаут своего старого знакомого — чернокожего фэбээровца Роберта Мерфи в боксерском поединке на Всемирных играх полицейских и пожарных в Стокгольме.
Затем Крюков одной рукой подхватил убийцу за ногу и рванул кверху, а локтем другой резко толкнул под нижнюю челюсть. Звон разбитого стекла смешался с криком удивленных собровцев. Убийца перевалился через подоконник, взмахнул ногами и исчез.
— Надеюсь, оцепление внизу уже выставили, — с надеждой предположил Крюков. — А то рухнет как снег на голову. Эти засранцы-маньяки только и ищут, чтобы человек хороший попался. Ну что, будем считать, что теперь дело Мясника закрыто. Или опять «продолжение следует»?
С улицы послышался звук упавшего тела. Собровцы все еще в недоумении глядели на Крюкова.
— Это был Мясник? — спросил один из бойцов.
— Похоже, он. Его перышко. — Крюков нагнулся над хорошо знакомым ножом с пилой по обуху и металлическим кольцом в основании рукоятки. — А что, грифы-стервятники из убойного отдела уже прибыли?
— Внизу ждут, — ответил боец.
Крюков получил, наконец, возможность спокойно осмотреться. На тела, лежащие на полу, он старался не обращать внимания, с ними разберутся ребята Шабанова. Он подошел к столу, на котором стоял невыключенный компьютер и лежали некоторые интересные предметы.
— Эй, орлы! — позвал Крюков. — Гребите сюда. Вот, обратите внимание: видите шприц-тюбик? Это ваше внеочередное звание. Похоже, наш потрошитель им кололся. Шабанову обязательно покажите, он его очень заинтересует. Пусть разбирается. Сто пудов за то, что спидовый маньяк и Мясник — это два флакона в одной упаковке.
Крюков наклонился к компьютеру и засветил экран. На нем показалась уже знакомая картина — опять списки людей и какие-то данные на английском. Крюков собрался было просмотреть их, но как только прикоснулся к кнопке, в верхнем углу экрана появилась красная маска с предупреждением:
«Информация строго конфиденциальная. У вас есть минута для подтверждения права пользования».
— Снова «Минутка»!
Крюков плюнул и стал обреченно ждать, пока вирус закончит свое черное дело.
«Бум! Армагеддон! Конец света! — сообщила надпись. — Вы проиграли».
Он снова проиграл. Компьютер безнадежно завис. Самое лучшее, что можно было теперь с ним сделать, это переформатировать винт или использовать прибор в качестве подставки под цветы.
Крюков плюнул еще раз и повернулся к бойцам:
— А теперь выходим, закрываем дверь, и вы начинаете ее ломать. Скажете — вошли, а маньяка уже нет дома. Упорхнул, ведь ночью за окном темно, а она улетала все равно…
— А ты?
— А меня вообще здесь не было. — Крюков посмотрел на часы. — Я в настоящий момент встречаюсь со своим особо доверенным лицом в вестибюле «Театра имени трех хохлов» — Станиславского, Немировича и Данченко.
— Что это, блин? — один из бойцов ткнул пальцем в экран.
Крюков обернулся. На экране вроде бы намертво переклиненного компьютера засветилась надпись:
«Я еще вернусь. Я бессмертный. Мясник».
— Нет, это никогда не прекратится, — обреченно, с тоской подумал Крюков и двинулся к выходу…
В окне одной из лабораторий Центра исследований крови допоздна горел свет. Телефонный звонок оторвал Марию от работы и заставил посмотреть на часы. Ничего себе, засиделась! Лидка в своем кабинете не брала трубку. Наверно, уже ушла. Мария неохотно оторвалась от микроскопа.
— Слушаю.
Голос был мужской, незнакомый. Вероятнее всего, измененный.
— Запомни, сучка, разинешь пасть — на куски разрежу, — сказал он.
— Кто это? — Мария была в недоумении.
— Мясник.
Вслед за этим послышались короткие гудки. Мария тоже положила трубку. Она не могла понять, что имел в виду неизвестный. Скорее всего, того больного, что лежал у них в платном отделении. Его палату охраняли неразговорчивые парни с автоматами, а лечил таинственного пациента приходящий врач из отделения хирургии.
Дверь в кабинет резко распахнулась. Мария вздрогнула от неожиданности. На пороге стояла Лидка. Ее покачивало. Мария с изумлением поняла, что ее подруга и коллега пьяна.
— Что с тобой? — спросила она. — Я думала, что ты уже ушла.
— А, ерунда. — Лидка отмахнулась. — Расслабилась немного. А ты что-то с лица сбледнула. Съела что-нибудь? На, запей.
Она протянула Марии бутылку мартини и громко икнула. Мария взяла у нее бутылку и поставила на стол.
— Мне сейчас звонил какой-то урод, — сообщила она подруге. — Назвался Мясником и велел молчать. Иначе обещал, что разрежет на куски. Не фига себе, пионерская клятва!
— И молчи, — посоветовала Лидка и снова икнула. — А я не буду. Надоело!
— Успокойся, сядь! — Мария усадила Лидку на кушетку. — Говори, что ты знаешь! Кто этот Мясник?
Лидка дотянулась до стола, ухватила бутылку и сделала могучий глоток мартини.
— Помнишь того хмыря, что от Галины анализы привозил? Его Антоном звали. Зовут. У которого анализы на ВИЧ положительными оказались? Так вот. По-моему, про друга он наврал, его это анализы.
— Я это знаю…
— Ну и не перебивай! — пьяно обиделась Лидка. — Так вот, я с ним пару раз встречалась. Нет, не трахалась. В кабаке посидели, потрепались. Очень он мне не понравился.
«Логично, — подумала Мария, — встречаться с человеком, который тебе очень не нравится».
— Он показался тебе странным? — спросила она.
— Нет. Он показался мне страшным. Когда в кабак забежали легавые и стали проверять документы, он протянул мне тяжеленный сверток и велел спрятать. Я его еле засунула в сумку рядом с зонтиком.
— И что это было?
— Никогда не догадаешься. — Лидкина улыбка сияла торжеством. — Огромный нож! С одной стороны острый как бритва, я едва не порезалась, а с другой кошмарная такая пила. Я такой ножик видела потом в криминальной хронике, когда убитого Мясника показывали. Больше я с Антоном не встречалась. Только знаешь, что я думаю? — Лидка перешла на страшный шепот, каким дети рассказывают кошмарные истории. — Я думаю, что он и есть Мясник.
— Ты же говорила, что Мясника убили, — не поняла Мария.
— Ха, деревня! Кантри! Ты свой ящик хоть иногда включаешь? После того случая Мясник еще четверых раскрошил. Убьешь его, как же! У этого Антона и глаза, как у убийцы, зрачков совсем нет. А потом, зачем, думаешь, его мент приходил искать? Сама же мне говорила. Я Антоше потом брякнула, он сильно обосрался. Тоже пугал насчет языка за зубами.
— Слушай, хватит. — Мария прервала поток буйной фантазии подруги. — Мне домой пора. Ты идешь?
— Не, я попозже. Пойду к себе в кабинет. Вздремну часок, потом двинусь.
Мария подождала, пока дверь за Лидкой закрылась, и сняла трубку телефона. Визитная карточка Крюкова лежала под стеклом. Он отозвался сразу же:
— Крюков на проводе.
— Это Мария. Вы были в нашем Центре исследований крови. Помните? Вы интересовались одним человеком, фото его показывали. Только оно совсем не похоже. Я бы хотела вам кое-что рассказать.
— Готов встретиться хоть сейчас.
— Нет, сейчас уже поздно, — возразила Мария. — Давайте завтра. Я вам сама позвоню.
Чтобы добраться от Центра исследований крови до остановки автобуса, нужно было пересечь довольно обширный, засыпанный строительным мусором и заросший бурьяном пустырь. Сейчас все препятствия прятались в сугробах, но между ними отчетливо извивалась утоптанная тропинка.
Через пустырь шла девушка в недорогой шубе. Фонарей вокруг не было, но снег отражал свет окон далеких домов. Где-то невдалеке отчетливо скрипнул снег. Девушка остановилась и прислушалась. Кругом, как ей показалось, не было ни души. Но так ей только показалось.
Две тени быстрым шагом двигались за ней следом. Девушка снова оглянулась и теперь разглядела преследователей. Она бросилась бежать, ежесекундно проваливаясь в снег и оскальзываясь. Тени тоже прибавили шагу. Расстояние между преследователями и жертвой быстро сокращалось. Они почти нагнали ее, когда впереди в белесом мраке вдруг резко обозначился силуэт. Девушка приняла его за одного из грабителей и без сил упала на снег. Но и преследователи замерли. Они явно были озадачены ничуть не меньше своей жертвы.
— Ты что за хрен? — поинтересовался у незнакомца один из них. — А ну сдристни по-быстрому!
— А ты что, газет не читаешь? — рассмеялся тот в ответ.
В его руке сверкнул длинный клинок ножа, усеянный по обуху острыми зубьями.
— Блин, Мясник, что ли?! — выдохнули грабители одновременно.
Незнакомец не ответил. Одним прыжком он приблизился к противникам. Тот, что стоял спереди, грязно выругался и потянул из кармана тулупа облезлый ТТ. Взмахом ножа Мясник перерубил ему высунувшуюся из рукава руку в запястье словно топором, вместе с суставом. Вторым ударом он практически отсек грабителю голову. Тот кулем рухнул на землю.
Его напарник тем временем отступил немного назад. В его руке раскрывшимся веером замелькал тусклый металл. Сначала половинка рукоятки, затем клинок. Длиной он лишь немного уступал ножу Мясника, но был значительно уже.
Это был нож-бабочка — болизонг. В умелых руках он представлял большую опасность, а грабитель, вне всякого сомнения, имел опыт работы с боевым ножом. Он вытянул вперед левую невооруженную руку. Нож он держал прижатым рукояткой к правому боку, острием вперед, в сторону противника. Позиция немудреная, но при хорошей реакции и отработанных навыках она обещала успех.
Мясник перехватил свой нож обратным, «иньским» или «испанским» хватом. Он прижал клинок к предплечью, и тот слился с его правой рукой, причем острие доставало почти до локтя. Грабитель сделал обманное движение и нанес молниеносный прямой укол в корпус. Мясник сблокировал удар предплечьем с прижатым к нему клинком. Ножи встретились с лязгом.
Острие болизонга грабителя пропахало рукав куртки на плече Мясника. Сам Мясник неуловимым движением кисти полоснул лезвием своего ножа по его руке, рассекая мышцы волнообразным разрезом от запястья до локтя и дальше по плечу. Тем же движением, завершая выписывать прихотливую кривую, Мясник концом лезвия располосовал горло противника. Через секунду тот упал на тело своего сообщника, заливая его и себя собственной кровью.
Мясник повернулся к девушке. Она уже пришла в себя, но сидела неподвижно в ужасе от происходящего. Казалось, она навеки утратила дар речи.
— Вставай. — Он похлопал девушку по щекам. — Эй, примерзла, что ли? Поднимайся!
— Кто это? Антон? — Она наконец отвела глаза от трупов и едва слышно проговорила: — Ты их… убил?
— А ты что, сама не видишь? Или тебе справка о смерти требуется?
— Спа… Спасибо… — еле слышно произнесла она.
— Не за что. — Мясник схватил ее за воротник и погрузил клинок в тело. Потом снова и снова.
При этом края его располосованного ножом противника рукава разошлись, и в разрезе мелькнуло плечо с татуировкой — весело оскаленный череп с крылышками по бокам и буквы «ОШБОН…».
Крюков очень расстроился из-за того, что Мария перенесла встречу на завтра. От ее информации могло зависеть очень многое. Но при этом он не пренебрегал и менее ценными источниками, поэтому, как и обещал бойцам СОБРа, двинул по театрам, в одном из которых рассчитывал перехватить одного знакомого говоруна.
Став коренным москвичом, Окике Марафет пристрастился к худшим порокам столичных жителей, в частности, к театру, завел кучу знакомых среди сценической богемы и таскался по премьерам. Не у «Трех хохлов» и не сразу, но Крюкову удалось поймать Марафета на выходе из небольшого, но очень модного театра-студии и привлечь его внимание сигналом клаксона. Марафет сел к нему в «рябуху» и оскалил все свои сорок четыре зуба.
— А, масса капитан! Давно не виделись!
— Что скажешь? — спросил Крюков вечного студента.
— Не знаю-не знаю. — Марафет сделал в воздухе пальцами неопределенный жест.
— Ты мне разъясни: кого ты нам подсунул? Что это за землячок твой такой там сидел и кто к нему в гости заходил? На редкость скромные ребята. Но что самое интересное — кто же все-таки дом взорвал?
— Я сам ничего не понимаю, — покачал головой Марафет. — Раньше поставки героина контролировал Касьян. Но недавно, где-то с месяц назад, появились эти, новые. Касьяна с тех пор никто не видел и ничего о нем не слышал. Новые пока ведут себя тихо, но подгребли под себя касьяновский бизнес. Наши нигерийцы уже вовсю на них работают.
— Твои люди среди них есть?
— Есть, — печально вздохнул Марафет. — Мой племянник Абдулла. Молодой, глупый. Говорит — хорошие бабки платят. Больше, чем при Касьяне. Он в Америке жил, пока его не выслали.
— За что?
— Он в банк уборщиком устроился, чтобы секретные банковские коды узнать. Его поймали, когда он залез в главный компьютер банка. Мы, нигерийцы, лучше всех в мире делаем две вещи: торгуем наркотиками и взламываем компьютерные программы.
— А я думал, что в этих делах самые лучшие — это мы, русские, — удивленно пожал плечами Крюков.
— Ты ошибался, но теперь ты знаешь правду, — заверил его Окике. — Хочешь, докажу?
— Я тебе и так верю, давай к делу. Что это за новая группировка?
— Пока не знаю.
— Узнай. Я буду ждать. Куда тебя подбросить?
— Давай в центр, — распорядился Марафет. — Там разберемся.
«Неужели снова передел сфер? — думал Крюков. — Снова война? С чего бы?»
Причин могло быть три: первая — на рынке труда появилась новая сила, вторая — на рынке предложения появился жирный кусок, ради которого стоит повоевать, и, наконец, третья — появилось и то и другое…
Высадив Марафета, Крюков принял твердое и неуклонное решение ехать домой и как следует выспаться. Но тут, как всегда не вовремя, запищал его мобильник. Звонила Ирина:
— Ты где? Не забыл, что взял халтуру на дом? Семен уже выдал первую пачку денег.
— В таком случае конвертируй их как можно быстрее и жди меня.
— Конвертировать доллары? — удивилась она. — Во что?
— Во что хочешь. В коньяк, водку, джин, лосьон «Свежесть»! Хорошему человеку все на пользу.
Через полчаса Крюков вошел в знакомую квартиру. Башенные часы, украшавшие когда-то кабинет Геббельса, встретили его звоном курантов. Крюков устроился в любимом кожаном кресле с низкой спинкой в стиле «сталинский ампир».
— Ну, давай по порядку. — Ирина села напротив него.
— Во-первых, подтвердилась информация относительно спидового террориста. Все так и было, как предполагал Семен. Ходит какой-то недоносок и колет в толпе шприцем с зараженной кровью. Предположительно — своей собственной.
— А при чем тогда Мясник?
— У второго Мясника я нашел шприц-тюбик.
— И тоже с кровью?
— Нет, с дозой героина. Но он из той же партии. Можно сказать, рядом лежали. В одном кармане.
— Хорошо, дальше.
— У обоих Мясников на левом плече была татуировка. Череп с крылышками и надпись «ОШБОН-КУРГАЙ».
— Что это значит? Название банды или секты?
— Вроде того. Это значит Отдельная штурмовая бригада оперативного назначения ВДВ. Раньше говорили: «особого назначения». В недалеком прошлом — элитный спецназ войск КГБ. Кургай — место их дислокации. Я чисто случайно узнал, что в службе безопасности Семенова банка служат бывшие бойцы этого подразделения. И в банке же на презентации Галине была сделана смертельная инъекция. Круг замкнулся.
— Значит, Мясник работает в охране банка, — закончила за него Ирина. — К тому же, вероятно, он болен СПИДом.
— Молодец, — похвалил ее Крюков. — Мешок урюка тебе от Ленина. Остается поднять результаты анализов крови сотрудников «Ипсилона», и Мясник у нас в кармане. Особенно если учесть его редкую группу крови. Нормально, Холмс? Элементарно, Ватсон!
— Это ты так думаешь. А мне кажется, все несколько сложнее. Во-первых, в «Ипсилоне» сотни, если не тысячи, сотрудников. Во-вторых, забраться в их файлы не так просто. А в-третьих, Мясник мог принять меры и сам поработал над файлами. Ты же не будешь в принудительном порядке брать у всех сотрудников «Ипсилона» анализ крови?
— Да, — мечтательно завел глаза к потолку Крюков. — Человечка бы к ним внедрить.
— Эврика! — Ирина радостно вскочила с дивана. — Антон, мой племянник, служил в этом самом Кургае. Я ему несколько раз деньги отправляла ко дню рождения и на Новый год.
— А сейчас где он работает? Случайно не у Семена в банке?
— Случайно у него.
— В охране?
— Нет. Семен устроил его пусконаладчиком в фирму «Росюнител». А его банк с ней крепко завязан. Ладно, посмотри пока просто телевизор. Я пойду соображу что-нибудь на стол. И подтяни гири в часах, если не трудно, а то призрак старикашки Геббельса заявится. Говорят, он всегда подтягивал их сам, никому не доверял. Он ужасно не любит, когда часы встают.
— Ну что ж, продолжим дело дедушки Геббельса. — Крюков встал с кресла и направился к часам. — Не тревожьте старика, хватит с нас и Мясника.
Ирина включила телевизор.
— У тебя случайно нет кассеты «Русский «Плейбой«»? — поинтересовался Крюков.
— Нет. А что там?
— Ну как же, прокурор и министр юстиции трахают девочек в сауне, министр дошкольного образования — мальчиков в лифте, а министр культуры писает в подъезде.
— Посмотри-ка лучше новости, там и так все это покажут, — предложила Ирина и вышла из комнаты.
Генерал Лентулов расхаживал по своему кабинету. Он был чернее тучи. В кресле напротив его стола сидел полковник Тюрин.
— Я не виноват, — снова сказал он.
— Дело не в том, виноват ты или нет. — Генерал замер возле стола. — Главное — это то, что ты влип. А виноват ли в этом Рудаков или его информатор, не суть важно.
— Виноват не Рудаков, а Вагнер, — возразил Тюрин. — По моей информации, все деньги, полученные Вагнером для внедрения «Юнитела», осели в иностранных банках на счетах наших продажных чиновников.
— Но тогда кто же оплачивает эту чертову паутину? — нахмурился генерал.
— «Юнител» в России монтируется за счет наркомафии.
— И ты можешь это доказать?
— Нет, это оперативная информация. Я только слегка копнул, как у меня волосы дыбом встали.
— Да, волосы — это еще не доказательство. — Генерал пытался собраться с мыслями, но полученная информация его подавляла.
— Вы хотите доказательств? Их нет, потому что мой связной с секретной информацией так и не приехал. Скорее всего, он убит, а доказательства изъяты — это первое. Второе — после скандала со мной и другими так называемыми продажными операми в Лефортовском изоляторе оказались практически все дееспособные сотрудники ФСБ. Остальные, я не сомневаюсь, либо ни на что не годны, либо куплены тем же Вагнером. Если так пойдет и дальше, у нас вообще не останется никого, кто сможет справиться с его организацией. Вас и это не убеждает? Жаль. Иногда отсутствие доказательств говорит красноречивее любых доказательств. Но у меня есть и документы, с помощью которых я могу доказать вину Вагнера и его шестерок.
— Где они? — Генерал побледнел от волнения.
— А вот этого я вам не скажу. И документы не отдам. Ни вам и никому другому.
— Ты внедрил в «Ипсилон» своего агента. Где документы на него?
— Я их уничтожил, — признался Тюрин. — Я сам буду поддерживать связь с ним. Если будет что-нибудь интересное, я доложу вам лично.
— Ты даже мне не доверяешь? — в голосе Лентулова послышалась нескрываемая горечь.
— Сейчас я не верю никому. — Тюрин поднялся. — И ни перед кем не обязан отчитываться. Я теперь человек гражданский. Спасибо, что от тюрьмы спасли. Другим меньше повезло. Я этого не забуду.
Генерал протянул Тюрину руку. Тот в ответ крепко пожал ее.
— Я буду добиваться проверки деятельности «Юнитела», — твердо сказал Лентулов. — А с Рудаковым тебе обязательно надо встретиться. Его ведь тоже вышибли из конторы. Если понадобится помощь, звони.
Полковник Спицын внимательно слушал все, что происходило в генеральском кабинете. Установить в нем микрофон ему ничего не стоило, так как именно в его функции входила защита начальника от прослушки.
Не заходя к генералу, он вышел на улицу, сел в машину и долго колесил по Москве, проверяя, нет ли за ним хвоста. Хотя следить за ним было практически некому. Наконец он остановил машину и из ближайшей телефонной будки позвонил Рифу.
— Нужно увидеться, — потребовал он. — И как можно скорее.
— Хорошо, в Боженово. У меня дела в том районе. Давай через полчаса возле северной стены Большого дворца. Найдешь?
— Не беспокойся. — Спицын положил трубку.
Под ногами хрустел снег. Потемневшие кирпичные стены дворца навевали мрачное настроение. Рифа Спицын увидел издалека. Тот подошел как всегда улыбающийся и всем довольный.
«Сейчас перестанешь улыбаться», — с мрачным удовлетворением подумал Спицын. И с ходу заявил:
— Лентулов намерен провести тотальную проверку «Юнитела».
— И что ты предлагаешь?
— Генерала надо срочно убирать, — жестко процедил Спицын.
— Ха! Ты не слишком много хочешь? — Риф покачал головой. — Генерал Лентулов — это тебе не полковник Тюрин. Его так просто не свалишь, для этого нужно время. А его как раз нет.
— Если нет времени действовать терапевтически, надо применить хирургию. Нужно радикальное средство. Кстати, Тюрина мы недоработали. Он на свободе и имеет на руках компру на Вагнера.
— И что ты предлагаешь? А? Не слышу. — Риф откровенно насмехался над полковником.
— Мочить их надо. И Тюрина, и генерала. Причем немедленно.
— Ух какие мы крутые! — Губы Рифа исказила презрительная усмешка. — Надо, так возьми и убей. Интересно, за что ты так своего шефа ненавидишь? Чем он тебе так насолил? Может, он тебя в жопу трахает, а ты отказать стесняешься? Или просто у тебя порода такая? Хорошо, что не я твой начальник. Есть у меня один бригадир, уши у него, как и у тебя, оттопыренные, и ноздри точно так же, как ты, раздувать любит. Надо будет ему несчастный случай организовать. От таких ребят надо подальше держаться — дольше проживешь. Ладно, а какая вторая проблема? Ты пока только одну назвал.
— Забыл про Рудакова? Мы же ему козью морду организовали. Не думаю, что он утрется и затихнет. А если, не дай Бог, он снюхается с Тюриным или с Лентуловым?
— Рудаков и Тюрин — моя забота. С ними проблем не будет, — заверил Спицына Риф. — А Лентулова убивай сам, здесь ты крайний и кроме тебя других дураков нет.
— Не знаю. Я попробую… Но я еще никогда никого…
— Тем более, надо же когда-то начинать. Дедушка Гайдар в шестнадцать лет уже счет убитым потерял, а ты все целку из себя строишь. Вот так и договоримся. — Риф снова презрительно улыбнулся. — Я займусь отставниками, а ты уберешь своего начальника.
Полковник Тюрин внешне напоминал бомжа. В лучшем случае — спившегося и опустившегося кандидата наук. Старая облезлая кроличья шапка, давно утратившее цвет и форму пальто. В руках рваный пакет, из которого торчали горлышки пустых бутылок. Он нетвердой походкой шел вдоль железнодорожных путей.
Слежку он заметил давно, еще на вокзале. Он быстро прошел в конец перрона, спрыгнул на рельсы и зашагал вдоль путей. На него косились охранники, но предпочитали не связываться. Взять нечего, а возни много. И только двое неброско одетых парней неотступно продолжали висеть у него на хвосте.
Они не спешили. Направление его движения их устраивало. Разобраться с объектом было удобнее там, в заставленном вагонами отстойнике, чем на людном вокзале.
Преследователи прибавили шагу. Далеко отпускать объект не следовало. Они поняли это лишний раз, когда Тюрин рванул вдруг с места и упел пронырнуть перед самым носом маневрового тепловоза, который тянул за собой длинную вереницу пустых пассажирских вагонов.
Один из преследователей бросился назад, в надежде опередить медленно тащившийся поезд и обогнуть его спереди. Похоже, этот безумный шаг ему удался.
Другой побежал вдоль состава к его хвосту, чтобы перехватить жертву с другой стороны. Поезд казался бесконечно длинным. Он пытался заглянуть под вагоны, но обзору мешал высокий сугроб, наметенный вдоль путей.
Когда последний вагон, громыхая железом на стыках, миновал, взгляду второго преследователя открылась малоприятная картина. Его напарник лежал на снегу, раскинув руки. Во лбу у него зияло огромное выходное отверстие. Он получил пулю в затылок, когда не ждал. Его собственный пистолет валялся рядом.
Напарник убитого подобрал упавший пистолет, который даже не был снят с предохранителя. Стало не по себе. Объект оказался гораздо серьезнее, чем они думали. Во всяком случае, на кабинетного чиновника он не походил. И сейчас он мог быть где угодно, возможно, за спиной.
Он наклонился к мертвому товарищу и забрал из его кармана документы и деньги. Потом подумал и снял у него с руки часы. Пусть нашедшие тело решат, что перед ними жертва грабителя.
С пистолетом мертвого напарника и его документами в кармане он торопливо зашагал обратно. И лишь отойдя на значительное расстояние, взял трубку мобильника, набрал номер шефа и доложил о случившемся проколе.
Полковник Тюрин исчез в неизвестном направлении. Исчез для всех — и для друзей, и для врагов…
Полковник Рудаков был принят самим директором ФСБ. Директор, с которым Рудаков когда-то вместе начинал службу в органах, ни в чем его не упрекнул, но и не ободрил. Просто предложил написать заявление об отставке в связи с уходом на пенсию. Директор был смущен, но помочь опальному товарищу ничем не мог.
— Поверь, — сказал он на прощанье, — если бы это зависело от меня, я нашел бы тебе достойную должность. Но решение пришло сверху. Так что не могу предложить тебе даже преподавательскую работу. Асташков просил тебя позвонить, когда вернешься. Может быть, он чем поможет?
— Спасибо тебе за все, — в который раз горько усмехнулся Рудаков.
Разговор Рудакова с Асташковым состоялся в служебной машине начальника главка по дороге в аэропорт. Тот вылетал в Чечню.
— Скажи, как ты вообще вышел на Вагнера? — поинтересовался Асташков.
— Америкашки из ФБР помогли. Он и у них нагадить успел, но они его упустили.
— Понятно. А я-то думаю — с какой стати к нам председатель «Фонда борьбы с наркотиками» Ван дер Декен приезжает. Воистину — левая рука не ведает, что творит правая. Отсюда и бардак. Ну, хватит о работе, давай поговорим о тебе. Значит, выходишь на пенсию? А знаешь, я тебе немного завидую. Конец суете, можно отдохнуть.
— Как прикажете отдыхать? На подмосковном ранчо-сранчо клубнику квадратно-гнездовым методом окучивать или хреном груши околачивать? — проворчал Рудаков.
— Ну почему? Устройся в какое-нибудь охранное агентство. Я уже об этом думал и навел кое-какие справки. Ты Щербакова помнишь?
— Какого? Из первого главка? Конечно помню, в Афгане вместе служили. Я тогда со многими ребятами из контрразведки познакомился. А я слышал, он погиб.
— Погиб, но его дочка именно сейчас открывает частное охранное предприятие. Предложи свои услуги. Думаю, от специалиста твоего уровня и с твоими связями она не откажется. В рекомендациях не нуждаешься? Или походатайствовать за тебя?
— Обойдусь, — буркнул Рудаков. — Мой сын — председатель Ассоциации охранно-сыскных предприятий и служб безопасности России. Особого взаимопонимания между нами, правда, давно не наблюдается, но уж куда-нибудь старика пристроит.
— Ну и хорошо. Мой шофер тебя обратно в Москву отвезет. Вернусь, поговорим подробнее. И вот что, свяжись с Лентуловым. Ты ему можешь очень сильно помочь в деле Вагнера.
Вечером Риф сам заскочил на работу к Спицыну. Они закрылись в кабинете полковника, защищенном от подслушивания, и Риф похвастался:
— С тебя бутылка. Полковник Рудаков в списках ФСБ больше не числится. Вышибли с треском. Понял, как надо работать? Чисто и аккуратно. Хватило одного телефонного звонка.
— А как другой полковник? Тюрин?
Риф несколько замялся, но быстро справился с эмоциями.
— С ним работают.
— Послушай, — Спицын привык приказывать и терпеть не мог просить, — может быть, ты все-таки разберешься заодно с моим генералом?
— Не-а! — помотал головой Риф.
— Но почему?
— По кочану! Я тебе что — швабра для мокрой уборки? Или ты думаешь, что я Мясник и получаю удовольствие, кромсая людей ножичком? Нет, эту работу ты сделаешь сам! И сегодня же, иначе первый день проверки, о которой ты мне говорил, станет последним днем твоей жизни. Ты слишком много знаешь, поэтому тебя я уберу с особым удовольствием и чувством выполненного долга. Главное, не робей. Думаю, тебе понравится убивать людей. Все холуи — скрытые садисты и человеконенавистники по природе. Так что ты мне еще спасибо скажешь за помощь в раскрытии твоей подлой натуры. А теперь в путь, моя крошка!
С этими словами Риф дружески потрепал полковника по щеке. На безымянном пальце его болтались на кольце ключи с фирменным жетоном-брелком частного охранного предприятия «РИФ». Звон этих ключей вывел Спицына из себя. Он резко ударил Рифа по руке. Брелок оторвался от цепочки и отлетел в угол комнаты. Риф не заметил потери и, все так же нагло ухмыляясь и покручивая ключи на пальце, направился к дверям. Он вышел, оставив Спицына давиться в одиночестве от праведного негодования.
После работы генерал Лентулов вызвал удрученного Спицына к себе в кабинет.
— Ты у меня на даче под Звенигородом еще не был? — спросил он своего помощника. — Я там и зимой и летом. Ели, сосны, красота! И места исторические. Один монастырь чего стоит! Это тебе не Николина плешь, где всех достопримечательностей — одни заборы. Тот — министра, а этот — президента, дальше — плетень народного артиста. Оградки выдающихся людей, как на Новодевичьем кладбище. Это не считая воров. И, опять же, мое говно к ним вниз по Москве-реке плывет, а не наоборот. Ха-ха-ха! Короче, едем. Надо о делах поговорить. Машину поведешь ты, я больше никому не доверяю.
Они доехали быстро и без приключений. Дом генерала стоял в соснах. Это был коттедж в альпийском стиле.
Ворота дачи открыл охранник по имени Вадим. Он улыбнулся приехавшим, но генерал от этого только еще больше помрачнел. Он провел Спицына в хорошо натопленный дом. Валентина, жена генерала, была дома. Лентулов бросил свою старую и верную жену и попал под каблук секретарше, известной по кличке «Валька-бистро». Ее дежурной фразой в ответ на предложение перепихнуться было: «Давай, только быстро».
Увидев Спицына, Валентина заметно обрадовалась. Полковнику ее оживление показалось даже слишком наигранным. Он и сам в последнее время стал замечать за женой генерала некоторые странности. То, что Валентина глотала колеса и нюхала кокаин, он знал и раньше. Но сейчас дело пахло героином. В голове полковника родился перспективный экспромт. Он подумал, что Валентину, возможно, не придется убивать.
За ужином генерал много пил. Спицын понял, что никакого разговора о делах не получится. Наконец Лентулов тяжело поднялся и, пошатываясь, направился к лестнице на второй этаж.
— Ты куда собрался, зайчик? — проворковала супруга.
— Надо поработать, — буркнул в ответ генерал и затопал по лестнице.
— Я сейчас вернусь, — ответил Спицын и пошел наверх вслед за начальником.
Тот уже крепко спал в рабочем кресле на колесиках, уткнувшись в клавишу «Г».
«Тоже символично», — отметил про себя Спицын.
Он попробовал растолкать шефа, но тот только пускал слюни и невнятно матерился. Тогда Спицын откатил его немного в сторону и выдвинул ящик письменного стола.
Перед ним лежали два пистолета — наградной «байкал» и подарок от самого Спицына — стечкинский «дротик». Оба были малокалиберными. Калибр «дротика» был даже меньше, чем у «байкала», но зато сам патрон, бутылочной формы, значительно мощнее. Для выстрела в упор он подходил меньше — и звук громче, и пуля могла пройти навылет, не задев жизненно важных органов. Если бы Спицын собирался убить шефа, он выбрал бы «байкал».
— Что ты там ищешь?
В дверях кабинета стояла Валентина.
— Так, ничего, — засуетился Спицын. — Хотел найти свободную дискету, чтобы запечатлеть творчество шефа, а потом показать ему.
— Хватит заниматься ерундой, — раздраженно бросила женщина. — Пошли.
Она потянула Спицына в свою спальню, которая находилась в другом крыле особняка. Здесь она скинула с себя халат и абсолютно голой растянулась на постели.
— Я тебя не привлекаю? — спросила она.
— О чем ты говоришь! — Спицын принялся поспешно стягивать брюки и ботинки одновременно.
Через минуту он был в постели.
— Кроме нас в доме еще кто-нибудь есть? — как бы невзначай поинтересовался он.
— Нет, кроме нас — только Вадим, охранник. Он спит внизу. Ну давай же! — зло прошипела она и потащила Спицына на себя.
Сношение получилось никудышным. Спицын не удержался и непроизвольно эякулировал. Как пионер-первоходочник.
Валентина пришла в ярость. Она наградила партнера презрительным:
— …барь кошачий!
И, не одеваясь, выскользнула из комнаты.
Спицын нашел ее внизу, в холле. Она полулежала в глубоком кресле, уставившись вверх отрешенным взглядом. Спицын посмотрел в направлении ее взгляда. Кроме толстой, почерневшей балки, пересекавшей потолок, ничего примечательного он не обнаружил.
Рядом с женщиной на столике в плоской тарелке лежал шприц. Здесь же, открытая, валялась коробка с ампулами. Спицын подошел и взял со стола «машинку». Потом набрал тройную дозу и ввел наркотик в вену Валентине. Затем собрал лишние ампулы и убрал в карман.
После этого Спицын снова поднялся наверх в кабинет генерала. Через несколько минут оттуда раздался приглушенный выстрел.
Крюков подвез Ирину к зданию районного Управления внутренних дел. При виде массивных дверей она вздохнула:
— Врата преисподней. Оставь надежду, всяк сюда входящий!
— В каком смысле? — не понял Крюков. — Тебе здесь почки отбили?
— Нет, только нервы вымотали. И как будто еще не все. Мне начинает казаться, что проще получить лицензию на убийство, как у Джеймса Бонда, чем на оружие. Причем никак не могу врубиться — то ли с меня взятку тянут, то ли это действительно так строго.
— Не бери в голову, это же не пуля, — успокоил ее Крюков. — Если все чиновники начнут удовлетворять тебя по первому требованию, их перестанут уважать, и страна тут же развалится. Признайся, ты ведь не хочешь, чтобы наша страна развалилась?
Ирина вздохнула и вышла из машины. В длинном коридоре ее уже ждала очередь товарищей по несчастью. Она приготовилась ждать, как вдруг ее окликнули:
— Простите, вы случайно не Ирина Щербакова?
Перед ней стоял незнакомый молодой мужчина. Он улыбнулся:
— Я угадал? А вот меня вы вряд ли узнаете. Мы виделись всего пару раз, и то мельком. Наши отцы работали вместе. Я тоже успел немного потрудиться в их компании. Меня зовут Ионой. Довольно редкое имя.
— Вы правы, я вас не помню, — ответила она. — Единственный Иона, про которого я слышала, был, кажется, известный американский обозреватель.
— Он был другом моего отца, меня в честь него и назвали. Но не важно, что вы про меня не слышали, — как ни в чем не бывало продолжал незнакомец. — У вас проблемы? Могу я чем-нибудь помочь? Не паспорт же вы пришли сюда получать.
— Помочь мне невозможно. Я пытаюсь оформить лицензию на свое частное охранное предприятие.
— Ну так вам просто повезло. Я являюсь вице-президентом Российской ассоциации частных охранных предприятий и служб безопасности. Волокита — любимый конек наших чиновников. Так что с вашей проблемой мы сталкиваемся по восемь дней в неделю. Тут один идиот догадался назвать свою фирму знаете как? «СМЕРШ»! Ха! И хочет, чтобы ее зарегистрировали.
Ирина поджала губы:
— Этот идиот, вернее, идиотка — я.
— Да? — Вице-президент Иона был озадачен. — Извините. Действительно, иногда лучше жевать, чем говорить.
— Ладно, проехали. Значит, вы считаете, что «СМЕРШ» не пройдет? Тогда, может быть, что-нибудь попроще? Например, «ОГПУ». Оказание гражданам правовых услуг. А?
— Почему бы и нет? Во всяком случае, можно попробовать написать название полностью. Может, в комиссии не врубятся? Теперь после моей похвальбы мне остается только пойти и застрелиться. Или добиться регистрации вашей фирмы. Для начала попробую второе. Ваша индивидуальная лицензия и учредительные документы в порядке? Вам нужна лицензия и на охрану и на частный сыск? Напишите полные данные, постараюсь что-нибудь придумать.
Ирина подозрительно прищурилась:
— А что потребуется взамен? Неужели вы думаете, что я так вот сразу возьму и поверю в благотворительность?
— Вы угадали, — чуть смущенно улыбнулся Иван. — Я хотел бы попросить вас об одной неоценимой услуге. Мой отец, в недавнем прошлом сотрудник разведки, вышел на пенсию. Я подыскиваю ему хорошее место. Может быть, вы возьмете его к себе? А в качестве компенсации обещаю поставить программное обеспечение «Цербер‑XXI век».
Ирина тут же позвонила Крюкову:
— Слушай, у меня появился первый кандидат в наш кооператив. Говорят, неплохой профессинал.
— Мент или эфэсбэшник?
— Из «Глубокого Бурения». Они с моим отцом вместе работали в Афганистане. Его выперли на пенсию, и он предлагает свои услуги в качестве начальника. Что скажешь?
— Бери.
— Я серьезно.
— И я серьезно. Почему я должен быть против?
— А профессиональная ревность?
— Но я же не собирался оформляться в твое агентство. А на твоего разведчика недр надо, конечно, посмотреть. Они, когда выходят в отставку после своей нервной работы, иногда очень быстро спиваются. Им привычного риска не хватает. В крови адреналин кипит и требует реакции нейтрализации. Но если он нам понравится, мы ему и здесь жизнь полную опасностей организуем. Не заскучает. А ты что такая радостная? Колись!
— Да так, — неопределенно протянула Ирина. — Просто нашелся человек, который помог мне с документами. Очень надежный, внимательный и еще не старый. Такие нравятся женщинам, не то, что ты.
— Влюбилась, что ли? И как нас зовут?
— Дурак ты, Крюков. Он действительно нормальный парень, тоже моего отца знал. А зовут его Ионой.
— Как? Нет, это серьезно? Это который в чреве кита плавал? Ну, старуха, ты дала! Уж оторвала, так оторвала!
— Нет, кто бы говорил! — возмутилась Ирина. — Да с твоим именем вообще только сидеть в туалете и кричать: «Занято!»
— Зря ты это сказала, — обиделся Крюков. — Грешно смеяться над врожденными недостатками. Я же не говорю, что у тебя ноги кривые.
— У меня?! — Ирина едва не задохнулась от возмущения. — Да у меня ноги прямее, чем у тебя руки!
— Так я же и не говорю, что они кривые! Я именно так и выразился. Ладно, я тебя прощаю и желаю большого человеческого счастья. А сейчас извини, ко мне пришли. Привет твоему ветхозаветному пророку! — и Крюков прервал связь.
Крюков медленно ехал в потоке машин. Выходные производили на него гнетущее впечатление. В поисках, чем бы заняться, он вспомнил мудрый завет ротного замполита: «Солдат, полчаса не занятый делом — потенциальный преступник». На преступление его, правда, пока не тянуло, но напиться от скуки хотелось.
Дело Галины Зелинской зависло, как оба компьютера с игрой «Армагеддон». Спидовый маньяк оказался подозрительно похож на Мясника, который, в свою очередь, раздвоился. Если не размножился. Может, их кто-то клонирует? Судя по татуировке на плече, убийцей может оказаться кто-то из охраны Семенова банка. Кстати, о трупиках… Он достал трубку мобильника и набрал номер. В отделе трубку взял майор Галкин.
— Это вы, Крюков? Отдыхаете? Ну, отдыхайте. С завтрашнего дня усиление. Кстати, вам тут звонили из налоговой полиции.
— С чего бы это? — удивился Крюков. — Я в жизни никаких налогов не платил и не собираюсь.
— Это по поводу вашего воззвания.
Крюков вспомнил, что просил Птенчика разослать образец татуировки с крылатым черепом по дружественным управам и околоткам. Не опознает ли кто? Вот и ответ.
— Говорите, Александр Абрамыч, я весь внимание.
— Так вот, вам звонил Матфеев из налоговой полиции. Группа лиц с такими татуировками была задержана при проверке частного охранного предприятия «РИФ». Они там работали охранниками.
— Это, часом, не та ли охранная фирма, которая президентовых сродственников прослушивала?
— Она самая. Охранное предприятие «РИФ» после этого, естественно, прикрыли. Пытались доказать их связь с фирмой «Ипсилон-нефть», но безуспешно. Правда, позже выяснилось, что все сотрудники «РИФа» перебрались в службу безопасности финансово-промышленной группы «Ипсилон». Что, зачесалось? Как информация?
— Занятно, занятно. Но имейте в виду, Александр Абрамович, что у меня выходной. Так что не уговаривайте.
Крюков отсоединился и набрал номер убойного отдела:
— Але, Жека?
Трубку взял начальник отдела Шабанов.
— Крюк, ты? Извини, некогда. Выезжаю на убийство в область.
— С какой стати в область? — удивился Крюков. — Тебя что, унизили в должности и перевели в деревенские детективы?
— Дело на контроле в министерстве, а свои сыщики у них в разгоне по Чечням и Дагестанам, — пояснил Шабанов. — Жена генерала Лентулова повесилась.
— Сама? — Крюков был разочарован. — А я подумал, опять Мясник кого-то грохнул. А кого же тогда убили? Мне говорили про три трупа.
— Самого генерала и его охранника. Похоже, это она их. Короче, перезвони вечером, сейчас мне некогда.
— А может, я с тобой прокачусь?
— Катись, если заняться нечем. Я минут десять еще в отделе покручусь. Успеешь?
— Нет базара. Жди.
Крюков оставил «рябуху» возле управления и пересел в «Волгу» Шабанова. За ними пристроился «рафик» со следственной группой.
Шабанов закурил и откинулся на спинку сиденья.
— Пашу, блин, как Золушка, — пожаловался он другу. — Только в дороге и отдыхаю. Слушай, Крюк, твой здоровый бугай работу поменять не хочет?
— Птенчик, что ли? — переспросил Крюков. — Не знаю. Сам спроси. А на хрена он тебе?
— Такой спец в нашем отделе просто незаменим. У меня жмуры через один — висельники. Их снимать — сплошной геморрой. А он парень длинный и здоровый. Мне такой как раз и нужен.
— Перебьешься, — разочаровал его Крюков. — Сам попрыгай. Лучше скажи, что у тебя на моих Мясников?
— Странные ребята. Ты знаешь, что они покойники?
— Надеюсь на это. Но боюсь ошибиться. Как говорил Стивенсон, мертвые не кусаются. А эти так и норовят голову отгрызть.
— Я имел в виду, что оба погибли пять лет назад во время взрыва цистерны на воинском складе ГСМ. И оба, кстати, подозревались в причастности к этому взрыву.
— Данные точные или «от Укроп Помидорыча»?
— Из военной прокуратуры.
— Я так и думал, — со злорадным торжеством ухмыльнулся Крюков. — Военные следаки — это парни, на которых всегда можешь рассчитывать, если хочешь запутать дело. Тайну хищения портянок они раскрутить еще в состоянии, а все, что чуть сложнее — в висяки.
За разговором они не заметили, как приехали на место.
— Красиво здесь, — огляделся Шабанов.
— Горы, сосны. Подмосковная Швейцария, — согласился Крюков. — Хороший город Звенигород.
Возле дома слонялись милиционеры в форме и в штатском. К воротам подъехал черный «ауди». Из машины вылез лощеный, представительного вида мужик с элегантным зачесом.
— Полковник ФСБ Спицын, — представился он. — Что с генералом?
Крюков внимательно посмотрел на приехавшего. Глаза по сторонам рыщут, трет кончик носа — синдром Пиноккио-Клинтона. Знает, козел, намного больше, чем хочет сказать. И что с генералом случилось, тоже знает.
«Сюда бы сейчас «ДЛБ» — «детектор лжи бытовой», — подумал Крюков, — в смысле, пакетик целлофановый хлопцу на голову. И через пять минут истина восторжествовала бы».
— Пройдемте в дом, нужно опознать тела. — Шабанов пошел впереди, генеральский холуй — за ним. Крюкова никто не приглашал, и он после долгой дороги решил прогуляться до заснеженных кустов, примыкающих сзади к участку генерала. Здесь внимание Крюкова привлекла куча тряпья посреди плотно истоптанного пятачка в рыхлом снегу. Он приблизился, стараясь не добавить следов к тем, что уже имелись.
От кучи пахло жареным. Вернее, горелым. При детальном изучении Крюков сделал вывод, что под обгорелым тряпьем покоятся обгорелые человеческие кости. Рядом в снегу блестела металлическая пластинка. Крюков подобрал ее. Это был то ли жетон, то ли брелок охранного предприятия «РИФ».
На крыльцо генеральского дома вышли Шабанов, следователь и Спицын.
Крюков сунул жетон «РИФа» в карман и незаметно вернулся к дому. Спицын кивал головой как больная лошадь:
— Да, это генерал Лентулов, его охранник, кажется, его звали Вадим. И жена генерала. Неужели ее тоже убили?
— Сама повесилась. Вы не в курсе, она наркотики не употребляла?
— Вы что, издеваетесь? — взвился Спицын. — Жена генерала Лентулова — наркоманка? Нет, это какая-то провокация. Я требую привлечения к расследованию сотрудников ФСБ!
Шабанов развел руками:
— Видите ли, пока виновной в совершении убийств подозревается жена генерала, оно проходит как бытовое. Если будут основания считать, что генерал убит в связи со служебной деятельностью, дело будет передано в ФСБ. Согласитесь, так объективнее.
— Но я требую самого тщательного исследования всех фактов, — настаивал Спицын. — Вы только в доме смотрели?
— Да. Сейчас отправлю ребят обследовать окрестности, — раздраженно оправдывался Шабанов.
Крюков пристально посмотрел на Спицына. Его разбирало желание показать эфэсбэшнику брелок «РИФа» и спросить — не его ли тот ищет. Но он удержался.
Двое постовых, посланных на проческу местности, нашли обгорелые останки почти сразу. Крюков отметил, что Спицын очень заинтересовался находкой и выразил желание немедленно ее осмотреть.
Крюков подошел к Шабанову.
— Я, пожалуй, поеду. До Москвы подскочу на труповозке.
— А тебе разве не интересно, что там ребята нашли в кустах?
— Нет. Интуиция подсказывает мне, что это никакого отношения к убийству генерала не имеет.
— Тогда что это может быть? Совпадение?
— Конечно. Бомжик хотел погреться у костра и сгорел. Проверь, не пропадали ли у них на здешнем вокзале бомжи.
Крюков не спеша удалился, а Шабанов еще долго с величайшим подозрением смотрел ему вслед.
В особняке Боженово проходил совет нечестивых. В каминном зале расположилась группа людей, среди которых сидели и потягивали разные напитки полковник ФСБ Спицын, возглавивший отдел после трагической смерти его начальника генерала Лентулова, и полковник Павлов. Все собравшиеся по разным причинам были кровно заинтересованы в развитии монополии Бориса Семеновича Вагнера.
— Что ж, можно подводить итоги, — предложил Шнопак. — Операция проведена блестяще. Все, кто реально или хотя бы потенциально представлял опасность для нашей программы, выведены из игры. Несколько незначительных факторов риска находятся под строгим контролем. Но есть и неприятные новости. Со дня на день мы ожидаем прилета в Москву председателя «Международного фонда борьбы с наркотиками» Ван дер Декена. Надеюсь, мы справимся и с этой проблемой.
Присутствующие одобрительно зашумели…
Утром Крюков позвонил Ирине:
— Я сегодня работаю, попробую вырваться минут на двадцать. Нужно срочно поговорить с Антоном насчет его сослуживцев из Кургая. Подскажи мне его адрес.
Ирина назвала адрес, по которому племянник снимал квартиру. Затем потребовала:
— Подтверди получение информации.
Трубка молчала.
— Эй, на проводе! — переспросила Ирина. — Ты живой? Крюков, что с тобой? Ответь!
Она не на шутку испугалась. Наконец в трубке послышался невнятный хрип.
— Пока живой. — Крюков прокашлялся. — Слушай, не знаю, как тебе сказать…
— Чем проще, тем лучше, — с тревогой заверила его Ирина.
— Короче, дело было так. Недавно мы накрыли одну нехорошую квартиру. В самый неподходящий момент туда позвонил неизвестный. Номер телефона мы определили и по нему вышли на другую квартиру, еще хуже первой.
— И туда тоже позвонили? — догадалась Ирина.
— Не совсем. Неизвестный связался с той квартирой по модему. Что именно он сообщил, сейчас неважно. Самое главное, что мы вычислили и третий адрес. Этот адрес ты мне только что назвала.
— Адрес Антона? — Ирина была поражена. — Объясни, зачем он звонил в эти нехорошие квартиры!
— Дело в том, что звонил не Антон. Это был Мясник.
В Антоновой квартире Бонза расположился как дома. В том смысле, что к компьютеру никого, в том числе и хозяина, не подпускал.
— Из нас троих я один — настоящий хэкер, — говорил Бонза. — А вы так, ломеры. Пшено. Не обижайтесь. Ты, Пит, может, у себя в Питере и ходил в авторитетах, но у нас это не уровень. Антоха тоже не лучше.
— Хватит трепать языком, — осадил его Антон. — Твою телку и мента вчера зарезали. Если бы мы не свалили, зарезали бы и нас. А дом взорвали. Так же взорвали и тот дом, куда ты звонил позавчера. Козе понятно, что за тобой хвост. Поэтому телефоном и модемом не пользуйся, в «Юнител» и Интернет не выходи.
— Ладно, отстаньте от меня! — потребовал Бонза. — Этот компьютер спецкабелем не подключен, в «Армагеддон» я отсюда не попаду. Чего вы боитесь?
Антон с Питером переглянулись и вышли из комнаты.
— Я должен отойти на полчаса, — предупредил Питер. — Ты все-таки последи за ним. Мне кажется, Бонза влип в какие-то серьезные игры. Причем чужие.
— Ладно, не волнуйся.
Антон закрыл за Питером дверь, прошел в свою спальню и завалился на постель. Тем временем Бонза прислушался, убедился, что в квартире тихо, и достал из кармана плоскую коробочку с лазерным диском си-ди-райтера, в просторечье — «золотом». Он отвалил за эту пластинку с объемом инфомации в шестьсот мегабайт триста долларов и переписал на нее в полном объеме игру «Армагеддон».
Бонза запустил игру, ввел коды и двинулся хорошо известным ему путем сквозь разрывы ядерных снарядов и лазерные залпы к точке входа в Малую пирамиду.
Другими словами, он сейчас делал именно то, что друзья категорически ему запретили. Он целиком погрузился в работу и не слышал тихих шагов у себя за спиной. Только громкий скрип паркетины под ногой гостя заставил его вздрогнуть.
Он не успел повернуться. Убийца прихватил его левой рукой за подбородок, а правой вонзил в тело огромный нож. Хрустнуло ребро — сталь рассекла его как хлебную корку. Убийца вырвал клинок и нанес повторный удар. Потом еще и еще. Зубья, расположенные на обухе ножа, увеличивали раны до страшных размеров.
Бонза вырвался и заорал. В этом крике не было ничего человеческого — только звериный сплав боли и ужаса.
Убийца махнул пилой по горлу жертвы, и крик оборвался. Он хотел тут же достать диск из компьютера, но сообразил, что липкими от крови пальцами может наставить кучу отпечатков, и направился в ванную.
Чтобы не испачкаться, убийца еще в коридоре сбросил куртку и рубашку, оставшись в черной майке с надписью «РИФ-секьюрити». Короткий рукав открывал татуировку: на левой руке чуть ниже плеча весело скалился череп с крылышками по бокам. Сверху и снизу вокруг черепа синела аббревиатура: «ОШБОН-КУРГАЙ».
На входную дверь снаружи обрушились сильные удары…
Крюков подъехал к указанному Ириной дому и направился в подъезд. Из двух лифтов ни один не работал. Впереди Крюкова поднималась пара молодых людей. Толстый молодой человек и девушка с голубыми волосами. «Мальвина», — обозвал ее про себя Крюков.
Молодежь о чем-то весело болтала. Крюков хотел было опередить их, но вдруг услышал среди трепа имя Антона. Он поотстал на этаж и пошел тише. Когда до нужного шестнадцатого этажа оставалось совсем немного, тишину подъезда прорезал жуткий крик. Так могли кричать разве что жертвы Мясника. Крик, судя по всему, раздался из квартиры Антона.
Парень с девушкой рванули вверх по лестнице и забарабанили кулаками в дверь. Крюков в два прыжка догнал их и отстранил. Дверь была железная и на вид казалась совершенно неприступной.
Друг босоногого детства вор-медвежатник Лях научил Крюкова двум вещам, жизненно необходимым каждому нормальному человеку: вскрывать замки и махаться на ножах. Крюков мог бы в спешке выскочить из дома без трусов или партбилета, но никогда не забывал прихватить подарки друга — набор титановых отмычек и настоящую финскую пукко с выжженным на березовой рукоятке слоном, что по мысли Ляха граничило с тонкой галльской иронией. Аббревиатуру «СЛОН» в определенных кругах принято расшифровывать: «Смерть Легавым От Ножа».
С помощью бесценного дара Крюков справился с дверью за считанные секунды. Пока он осторожно, чтобы не погнуть и не сломать, выуживал инструменты из замка, Толстяк и Мальвина, опередив его, ввалились в квартиру. Когда он следом за ними сунулся в темную прихожую, они с такой же скоростью выскочили из комнаты и снова чуть его не затоптали.
Интуиция сыщика подсказала Крюкову, что в комнате что-то произошло. На сей раз из несессера джентльмена он извлек небольшой двуствольный обрез и осторожно направился в распахнутую дверь комнаты.
В комнате царил беспорядок. Возле стола с включенным компьютером лицом вверх лежал труп. Это был не Антон. Тело было покрыто страшными ранами. Под ним успела натечь огромная лужа крови. Раны были нанесены определенно ножом, но самого орудия преступления нигде не было видно.
— Что тут у вас творится? — раздался голос в прихожей.
— Стой там, не двигайся! — предупредил вошедшего Крюков. — Эй, молодежь! Вы тут ножика не брали?
Из ванной послышались утробные звуки — там кого-то рвало.
Крюков вышел в коридор и набрал на мобильнике номер Шабанова:
— Алло, Жека? Собирайся на выезд, у меня для тебя имеется кое-какая работа по профилю. Ага, по твоей основной специальности. И из прокуратуры кого-нибудь прихвати. Если можно, самого башковитого. Тут потрошитель поработал, и похоже, что это снова Мясник. Не забудь следственный чемодан.
Он прошел по квартире. Мальвина топталась в прихожей рядом с новым персонажем, парнем лет двадцати пяти.
— Это Питер, — представила она парня.
— Я здесь живу, — пояснил он.
Из ванной снова донеслось тигриное рычание — там все еще неудержимо рвало Толстяка.
— Его зовут Стас, — пояснила Мальвина. — А вы из милиции?
— Да. Где Антон? — спросил Крюков у Питера.
— Понятия не имею. Я уходил, он оставался дома. С Бонзой.
— Бонза — это тот, что в комнате? — спросил Крюков Мальвину.
Та кивнула. Входная дверь раскрылась, и на пороге появился еще один молодой человек, длинный как жердь.
— Чегой-то вы здесь делаете, а? — глупо ухмыляясь, спросил он.
— Понятия не имею, — пожал плечами Питер.
— Бонзу убили, — внесла наконец ясность Мальвина.
Крюков принялся выталкивать всех из квартиры:
— Вы ничего здесь не трогали? Брысь все на лестницу!
Он прошел по квартире. Балконная дверь на кухне была распахнута. За перила якорной лапой был зацеплен нож, который Крюков искал на месте преступления. Клинок был покрыт не успевшей засохнуть кровью. К кольцу в рукоятке крепился трос, уходивший вниз, к земле. Не хватало только поздравительной открытки с пожеланием: «Ищи-свищи»!
Свистеть Крюков не стал, а вернулся в комнату, где лежал убитый, и пробрался к компьютеру. На мониторе значились почти те же параметры, что и в двух предыдущих вариантах. Те же игра «В пирамиде» — «Апекс» — «Малая пирамида». Но не совсем. Даже при своем более чем низком уровне компьютерной грамотности, вернее, высоком уровне неграмотности, Крюков врубился, что в игру «В пирамиде» аппарат входит не напрямую через сеть Юнител, а с дискеты.
Он нажал кнопку на панели компьютера. Это был лазерный диск. Крюков вставил его на место. Может быть, в таком варианте ему не придется иметь дело с проклятой «Минуткой»?
Но его надежды не оправдались. При первом же нажатии клавиши в углу экрана снова появилась проклятая маска и сообщила, что для подтверждения полномочий у Крюкова в запасе имеется ровно минута.
На этот раз он не стал любоваться картиной крушения мира, а выключил аппарат, извлек из него сверкающий золотом диск и сунул в карман. После этого он продолжил осмотр квартиры.
Вторая комната была закрыта на навесной замок. Обычно хозяин двухкомнатной квартиры, сдавая ее, использует вторую комнату в качестве склада собственной мебели. Крюков подергал замок, и тот легко открылся. Здесь и в самом деле хранилась сдвинутой в кучу мебель. Большой шкаф, буфет, пара кресел, опрокинутых на стол.
Но хозяин заблуждался относительно неприкосновенности своей собственности. На углу стола стоял включенный, правда, без звука, телевизор. Рядом, на диване, лежал в наушниках Антон. Глаза его были закрыты, лицо бледно.
Крюков шагнул к нему и сжал запястье. Капитан не был китайским врачом, который может поставить по пульсу полный диагноз, но ему показалось, что жизнь Антона вне опасности. Более того, судя по пульсу, тот спал здоровым крепким сном. Так спит тот, кто имеет чистую совесть, либо тот, кто не имеет ее совсем.