Крутая сегодня была игра, – в пятницу вечером сказал я своему старшему брату Джордану, разогревая ему остатки ужина на кухне нашей матери.
Я открыл холодильник и предложил Джордану пива, но он покачал головой и потянулся к шкафчику за стаканом для виски.
Я улыбнулся, поставил пиво в холодильник и открыл бутылку «Зимнего Скутер Виски», которую мама поставила на столешнице. Эту специальную партию мы выпускали каждую осень и повторяли в январе, и Джордан любил этот виски сильнее остальных. Я налил ему на два пальца и чокнулся с ним стаканом, после чего брат сделал глоток.
– Уверяю тебя, наблюдать за этим веселее, чем тренировать, – сказал он, втянув воздух сквозь зубы. – Мы допустили слишком много ошибок. Победа нам даже не светила.
– О, но это и делает игру хорошей, – ответил я, хлопнув его по плечу. – Хорошенько погоняй их в понедельник, но сегодня мы празднуем победу.
Джордан наклонил стакан в мою сторону.
– Точно!
По сложившейся традиции каждую неделю мы с братьями собирались у мамы на ужин, но осенью, когда ужин приходился на пятницу, Джордан всегда отсутствовал. Он был главным тренером школьной футбольной команды, а по пятницам у них всегда проходили игры. Потому мы ужинали пораньше, а потом отправлялись на поле, чтобы посмотреть матч. А после снова возвращались к маме, разогревали Джордану еду и снова ужинали.
Мама и Ноа сидели за столом, когда мы с братом вернулись в столовую. Мама пила сладкий чай, мы баловались виски, а Джордан набросился на еду так, словно не ел несколько лет.
– Осторожнее, – улыбнувшись, предупредила мама. – Тарелка несъедобна.
Джордан издал какой-то звук, который мог бы сойти за смешок, если бы он не сидел с таким набитым ртом, а потом запихнул в рот еще еды.
– Где Майки? – спросил Ноа.
Мама поерзала и с печальным лицом провела пальцем по краешку стакана.
– Ушел к себе. Сначала играл на гитаре, а теперь затих… спит, наверное.
Мы с братьями встревоженно переглянулись, задумавшись, как долго наш младший братишка будет утопать в страданиях. В прошлом месяце его бросила девушка и без оглядки умчалась в Нэшвилл воплощать в жизнь свои мечты о карьере певицы. Они всегда планировали поехать туда вместе после окончания школы. Но, как мы все и опасались, Бейли передумала и попросила у Майкла время, решив отправиться в Нэшвилл в гордом одиночестве.
Это стало страшным предательством для моего младшего брата, ведь он ставил Бейли превыше всего остального, в том числе и своих грез. Теперь он был один впервые за много лет, до окончания школы оставалось полгода, а со всеми своими планами, как он думал, пришлось распрощаться.
– Он оправится, – заверил я маму и, потянувшись через весь стол, взял ее за руку. – Ему разбили сердце, но он придет в себя. Просто дай ему время.
Мама кивнула, тоже сжав мою руку, и постаралась улыбнуться. Мама была красивой женщиной и выглядела невероятно, даже в такие мгновения, когда под глазами у нее залегли темные круги, а лицо было осунувшимся и уставшим. Мне нравилось, что я нахожу в своей внешности ее черты: те же карие глаза, та же лучезарная улыбка. Ноа был точной копией папы, и порой я завидовал, что он столько перенял от него, но все же гордился, что похож на сильную женщину, которая нас воспитала, – и когда отец был жив, и когда его не стало.
– Как прошло у вас с Мэллори на неделе? – спросил Ноа, закинув ноги на пустой стул, где обычно сидел Майкл. – В понедельник во время экскурсии мне показалось, еще чуть-чуть – и вы вцепитесь друг другу в глотки.
Мама от волнения изменилась в лице, но ничего не сказала; просто попивала чай в ожидании моего ответа. Что-то мне подсказывало, что мама, как и братья, обеспокоена тем, что я обучал члена семьи Скутеров – тем более Мэллори, с ее-то репутацией.
И все же при упоминании одного только ее имени у меня закипала кровь, и вовсе не в том смысле, о котором думал брат. С того дня, как она вошла в мой кабинет, я был ею очарован. Черт, я был очарован ею всю свою жизнь. Но это очарование нейтрализовалось потребностью защитить себя, страхом, подступающим всякий раз, когда у меня появлялась минутка на размышления, и я понимал, что вероятнее всего буду обучать женщину, которая в итоге получит должность, хотя на нее по праву претендовал я.
Она выводила меня из себя, когда щелкала жвачкой, когда вставляла язвительные замечания, когда ходила по винокурне с равнодушным видом. Но рядом с ней у меня учащался пульс, а руки зудели от желания провести пальцами по этим шелковистым платиновым прядям.
– Все прошло… нормально, – ответил я, решив, что более подходящего слова не найти. – В первый день она точно пришла недовольная, но, когда уходила, вела себя прилично. Она проходила инструктаж на неделе. Вчера я мельком с ней виделся, а сегодня взял с собой на первую экскурсию, – я пожал плечами. – Странно так. Кажется, что она не хочет работать на винокурне, но Мэллори Скутер не из тех, кто занимается нелюбимым делом. Потому я правда не могу понять, с чего она так внезапно решила начать карьеру в месте, которого избегала всю жизнь.
Джордан оторвался от своей опустевшей тарелки и положил руку на живот, сделав первый глоток воздуха с тех пор, как начал уминать еду.
– Сегодня по пути на матч я видел, как они с отцом рассматривали пустой магазин на Мэйн-стрит, – сказал он. – Интересно, чего они хотели?
– Это там раньше находился магазин платьев Риты? – спросил Ноа.
Джордан кивнул и потянулся к виски.
– Он самый. Они прохаживались с Трейси из фирмы по продаже недвижимости.
Я нахмурился.
– Бессмыслица какая-то. Зачем ей покупать магазин, если она только что устроилась на новую работу?
– Может, магазин покупает Патрик, а она просто составила ему компанию? – предположила мама.
– Не знаю. Она не производит на меня впечатления девушки, которая по своему желанию будет гулять с отцом, – задумчиво произнес я, водя пальцами по щетине на подбородке. – В любом случае, есть у меня предчувствие, что она доставит мне неприятности, но с ней-то я точно справлюсь.
Мама горько рассмеялась.
– О, у меня не просто предчувствие, что она доставит тебе неприятности. Вся эта семья просто… просто… – она покачала головой, поджав губы и покраснев.
Мама всегда была леди, и я знал, что она еле сдерживается, чтобы не наговорить всяких гадких слов в адрес Скутеров.
Джордан протянул руку и сжал ее запястье, и мама снова задышала. Она улыбнулась, похлопала его по руке и, не сказав больше ни слова, продолжила пить чай.
– Сожалею, что ты вынужден с ней работать, – сказал Ноа, попивая виски со льдом. – Я бы не смог работать со Скутерами. Меня из себя выводит, когда Патрик проходит по складу. Даже представить себе не могу, если бы мне пришлось натаскивать Малкольма.
Малкольм был младшим братом Мэллори и настоящей занозой для всей нашей семьи. Если большинство членов семьи Скутер еще как-то держались рядом с нами после смерти моего дедушки и Роберта Джея Скутера, проявляя вежливость и притворяясь, что мы ладим, то Малкольм упивался драмой. Ему нравилось наступать на больную мозоль, особенно Ноа.
Если он не сдерживался, то от разбитого носа его удерживало только одно глупое замечание.
– Соглашусь, – кисло сказала мама. Она вообще ни о ком плохо не отзывалась, Скутеры были исключением. – Если честно, я бы не расстроилась, если бы вы оба и ваш младший брат ушли с этой винокурни.
– Мам, мы не можем, – мягко сказал Ноа и сжал ее руку. – Папа помогал построить эту винокурню, этот бренд… черт, да весь город. Мы чтим его память, храня в истории компании имя Беккеров.
– Знаю, – ответила мама и печально нахмурилась. – Знаю. И знаю, что он наблюдает за вами с небес и очень гордится, – она похлопала Ноа по руке. – Я просто волнуюсь, вот и все.
– Таков уж удел матерей, – сказал Ноа.
– А мы тебе всегда повод подкинем, – добавил Джордан.
Мы засмеялись.
– Парни, спасибо, но волноваться не о чем. У меня все под контролем, – произнес я так, словно меня тоже волновало, что я вынужден находиться рядом с Мэллори Скутер. Я всю жизнь избегал ее, зная, что не могу увлечься девушкой, с которой нельзя связываться. А уж думать, что я могу попытать с ней счастья, и вовсе смешно. Я прекрасно понимал, что ни за что на свете у меня не будет и шанса… но если я буду вынужден проводить с ней время, узнаю получше девушку, которая всегда была для меня загадкой.
Могло быть и хуже.
Вот только было бы гораздо легче, если бы она не вела себя так грубо в понедельник, когда впервые вошла в мой кабинет. В глубине души мне хотелось, чтобы так все и оставалось: я бы ее раздражал, она бы меня бесила. Потому что, когда Мэллори спросила меня о книгах, о семье и обо мне, мне это понравилось.
И я тоже захотел побольше узнать о ней.
– Ладно, – сказала мама, разгладив салфетку, лежащую у нее на коленях, положила ее на стол и встала. – Думаю, пора потанцевать.
Ноа и Джордан улыбнулись, когда я встал, обошел стол и протянул маме руку.
– Думаю, ты права, мама. Окажешь мне честь?
Тепло улыбнувшись, она положила руку на мою ладонь, а Ноа подошел к старому проигрывателю, который папа купил еще до нашего рождения. На мгновение в комнате повисла тишина, а потом заиграли первые ноты песни Эрика Клэптона «Wonderful Tonight». Мама вздохнула, прикрыла на миг глаза, и мы принялись танцевать.
Меня еще на свете не было в тот вечер, когда мама танцевала с папой под эту песню. Она была в длинном свадебном платье кремового цвета, а папа – в голубых джинсах и белой рубашке. Но я видел видео, фотографии и знал, что улыбка, которая появляется на лице мамы всякий раз, когда я или кто-то из моих братьев танцует с ней, была точно такой же, как в тот вечер.
Они с папой танцевали каждый вечер на кухне, пока она готовила, или в гостиной после ужина. Не всегда под эту песню, хотя ее они любили больше остальных. После смерти отца мы с братьями решили сохранить эту традицию.
Не только ради нее, но и ради нас.
В первые месяцы после смерти отца все в нашей семье пошло на спад. Мама начала напиваться до бесчувствия, старшие братья ссорились из-за того, кто станет новым главой семьи, а мы с Майки с головой погрузились в то, что приносило нам большее утешение: я – в книги, он – в музыку. В первый и единственный раз в жизни я увидел, что наша семья распалась на части.
Но все вернулось на круги своя в тот вечер, когда после ужина я впервые пригласил маму потанцевать.
Минуло девять лет со дня смерти отца, почти десять, как его нет с нами, и все же я до сих пор ощущаю его присутствие в доме, словно он и вовсе не покидал нас.
Вот что значит потерять любимого человека. Любимые навсегда остаются рядом с нами. Мы не можем их потерять, они никогда и никуда не уходят, если мы решаем сохранить их в наших сердцах. И все же тайна его смерти преследовала каждого члена моей семьи. Прошло почти десять лет, а у нас до сих пор нет ответов на миллиард вопросов, которыми мы задаемся каждый вечер.
Отчасти я надеялся, что однажды мы найдем ответы.
Но был почти уверен, что этого не произойдет.
Потому я выкинул эти мысли из головы и сосредоточился на звучащей в доме музыке, развернув маму, а потом наклонив ее к полу. Но в глубине души я задавался вопросом, каково это – танцевать со своей женой под песню, которую мы считаем нашей, которая служила бы нам опорой и в горе, и в радости.
А потом, по неведомой мне причине, я задумался, а любит ли танцевать Мэллори Скутер.
Но эта мысль испарилась во время следующего же поворота.
Мое.
Всю свою жизнь я хотела смотреть на что-нибудь – на что угодно – и чувствовать, как это единственное, властное слово оказывается истиной.
В детстве я захотела собаку – и мы ее купили. Но она принадлежала не мне, а всем нам: моему брату, отцу, маме. У меня была отдельная комната, но ее тщательно обставила мама, не позволив мне проявить свою истинную натуру. На машине, которая появилась у меня, пять лет ездил мой отец, после чего передал мне. Даже в колледже я делила квартиру с тремя девушками, которых не знала, и это место вообще было чужим.
Сейчас, стоя посреди пустого торгового помещения, которое я собиралась переделать в художественную студию, я огляделась и попыталась прочувствовать его.
Мое.
Это место – мое.
Я должна была прочувствовать это, потому что на самом деле оно и было моим вместе с небольшой квартиркой наверху. Я была вольна делать с ним то, что захочу, и могла воплотить в жизнь свою мечту о собственной студии.
Я могла оглядеться и представить ее воочию.
Я увидела окна от пола до потолка, они пропускали солнечный свет и позволяли прохожим любоваться создаваемыми тут произведениями искусства. Я увидела заднюю комнату, которую переделаю в фотолабораторию, где будут медленно проявляться снимки. Увидела сцену для натурщиц, расставленные вокруг нее мольберты. Представила художников разных возрастов, которые смотрят на модель, а потом берутся за кисть. Я увидела мастер-классы для детей, увидела уроки для пар, увидела уроки эскизов для девушек, как они рисуют и пьют вино. Я представляла себе, как студенты посещают занятия со мной, оттачивают свое мастерство, становясь с годами сильнее и креативнее.
Вариантов, что могло бы произойти в этом пустом помещении, бесконечное множество.
И все же я не чувствовала, что оно мое.
Потому что за него приходилось платить.
На чеке было указано имя моего отца, который обеспечил меня этим объектом недвижимости. Только благодаря отцу у меня есть собственное жилье, а в будущем и бизнес.
И, чтобы сохранить это помещение, мне пришлось играть по отцовским правилам.
Каждый раз, когда эта мысль приходила мне в голову, я сжимала кулаки, раздувая ноздри, закрывала глаза и пыталась дышать так, чтобы кислород не обжигал легкие. Быть в долгу у отца – худшего я не могла и вообразить, но еще хуже – снова оказаться у него под каблуком, как это было до того, как мне исполнилось восемнадцать.
Но со мной случилось именно это.
Я продолжала оглядываться, пытаясь отыскать в себе ощущение, что это место принадлежит мне, когда в комнату ворвался мой лучший друг, держа бутылку шампанского.
– Я принес шампусик! – воскликнул Крис, вплывая в опустевший магазин с той же грацией, с какой появлялся везде.
На нем был бежевый свитер крупной вязки, подчеркнутый толстым клетчатым шарфом на шее и твидовым пиджаком, согревающим его на холодном зимнем ветру Теннесси. За все годы дружбы с Крисом я ни разу не видела его в джинсах, потому не удивилась, заметив на нем темно-синие брюки и сапоги из коричневой кожи. Его светлые волосы были разделены пробором слева и аккуратно уложены, а лицо чисто выбрито, что подчеркивало подбородок, который я называла подбородком Супермена. Его шоколадные глаза, как всегда, были теплыми и манящими, а щеки украшала россыпь веснушек.
Я приподняла бровь, посмотрев на бутылку у него в руках.
– Уверена, ты принес бутылку шампанского, чтобы отпраздновать покупку магазина, а вовсе не потому, что сегодня суббота, а бранч ты любишь сильнее, чем герои сериала «Друзья» любят кофе.
– Двух пташек одной бутылкой, – шкодливо улыбаясь, сказал Крис. – А теперь нам нужны два бокала и…
Крис резко остановился, увидев на моих руках комочек спутанного меха.
– Мэллори… черт возьми, что это такое?
Я с улыбкой посмотрела на существо, которое он окатил таким презрением, и почесала за ушком шерстяной комочек, который тут же тихонько заурчал у моей груди.
– Это Дали, – объяснила я, и, словно уже зная свое имя, он посмотрел на меня яркими зелеными глазами, а затем повернулся к Крису.
– Что еще за Дали?
Я закатила глаза.
– Это кот, глупенький. Вот, – сказала я и протянула ему Дали. – Можешь подержать. Он очень послушный.
– Зачем тебе кот? – отпрянув, спросил Крис и, смотря на пушистое создание, поднимал бровь все выше и выше. – И откуда у тебя вообще взялся кот?
– Подобрала на улице. Он забрел ко мне, когда вчера вечером я затаскивала вещи наверх. Я его покормила и разрешила переночевать, чтобы он не замерз на улице… ну разве не милашка? Этими маленькими усиками он напоминает мне Сальвадора Дали, – сказала я, проводя кончиками пальцев по шерсти вокруг рта котенка. – Подумала, что он, может, жил тут раньше.
Крис недоуменно смотрел на меня.
– Да, такое только ты могла придумать, Мэллори. Только ты.
Он обошел меня и встал с другой стороны, поглядывая на Дали так, словно на руках я держала дракона, а не очаровательную пушистую «черепаху».
– В любом случае, – сказал Крис, разматывая шарф и накинув его на плечи, – не могла бы ты положить мистера Дали и принести нам бокалы? Нам нужно отпраздновать!
Я вздохнула.
– Могу, но не уверена, что у меня есть настроение праздновать.
– С чего бы? Теперь у тебя есть художественная студия, Мэллори. Ты мечтала о ней со школы.
– Но она не моя, – напомнила я другу, поставив Дали на пол. Я погладила его, и котенок отошел, а потом запрыгнул на подоконник, чтобы понежиться в лучах солнца. – Она принадлежит моему отцу.
Крис отмахнулся от меня.
– Ерунда. Да, на чеке указано его имя, но на двери – твое. К тому же тебе нужно продать ему душу всего на пять лет в обмен на то, что всю оставшуюся жизнь будет приносить тебе удовольствие. – Он показал на меня бутылкой. – Я бы сказал, что сделка того стоит. А теперь быстро тащи бокалы, – Крис начал снимать с бутылки золотую обертку. – Мамочке нужно немного шампусика.
Я усмехнулась и взбежала по лестнице, которая вела в мою небольшую квартирку-студию, расположенную над магазином. Она была почти такой же пустой, как и сам магазин, за исключением моих картин, которые стояли у стены в ожидании, когда их повесят, новой кровати, за которую я выложила кругленькую сумму, и кучи хлама из комиссионки. Мама предлагала пройтись по магазинам, чтобы купить мебель и все самое необходимое, но я отказалась.
Я и так слишком им задолжала.
Зная, что ко мне заскочит лучший друг, в комиссионке я первым делом купила два бокала для шампанского. Я вытащила их из коробки, развернула обертку и ополоснула в раковине. Оглядела коробки, дожидающиеся распаковки, а потом опустила взгляд на единственную книгу в моем жилище.
Я замерла с улыбкой на губах, подумав о парне, который дал мне эту книгу. Я прочитала всего тридцать страниц, но уже могла уверенно заявить, что в Логане Беккере есть нечто большее, чем я представляла себе раньше.
Можно многое рассказать о человеке, прочитав его любимую книгу.
Так, надо не забыть почитать ее сегодня перед сном, чтобы в понедельник нашлась тема для беседы с моим новым ворчливым начальником.
– Как ты и просил, два бокала, – спустившись, объявила я и поставила их на складной столик, оставленный предыдущей владелицей. Это был единственный предмет мебели в магазине, за исключением металлического складного стула.
Крис откупорил бутылку шампанского, и мы улыбнулись, услышав знакомый звук. Сперва он налил мне, затем – себе, а потом поставил бутылку на стол и поднял бокал.
– За мою потрясающую, трудолюбивую, чертовски талантливую лучшую подругу и за то, что ее мечта стала реальностью, – сказал Крис. – Пусть эта студия будет всем, о чем ты мечтала, и даже больше.
Я приложила к груди ладошку.
– Ну какой же ты милый. Но нет, я не разрешаю устраивать торжественное открытие.
Крис уже собирался отпить шампанского, но вдруг замер, надув губы.
– Ой, да брось! Ну пожалуйста? Ты же должна как-то разнести эту весть. Просто разреши мне закатить супер-пупер грандиозную вечеринку с фейерверками и выпивкой в честь открытия, а потом, клянусь, я больше никогда не попрошу проводить мероприятия. Оставлю тебя в покое вместе с твоей скучной, унылой студией.
Я хихикнула, закатив глаза, и чокнулась с ним бокалом.
– Ладно, только никаких фейерверков и музыки в стиле техно.
– Ну и зря, – пожав плечами, бросил Крис, сделал глоток и, повертев бокал, оглядел студию во всей ее неприкрытой славе. – Значит, пять дней в неделю будешь работать на винокурне, а вечера и выходные проводить здесь. Такую сделку ты заключила со старым добрым Патриком Скутером, я прав?
– Угу, – резко вырвалось у меня. – Строго говоря, семьдесят процентов своей жизни я буду тонуть в ненависти к себе, а в остальные тридцать заниматься любимым делом.
– В жизни главное – соблюдать баланс, – задорно усмехнувшись, ответил Крис. Он прислонился бедром к складному столику и посмотрел на меня поверх бокала, после чего снова отпил. – Как прошла первая неделя на блистательной винокурне «Скутер Виски»?
– Противно. Мне выдали дурацкую форму, а еще два дня проводили инструктаж, чего я вообще в толк не возьму. Зачем, если они знают, кто я такая? – я вздохнула. – О, и ни за что не угадаешь, кто меня обучает.
– Логан Беккер.
Я открыла было рот, чтобы поделиться с Крисом, но тут же его захлопнула.
– Да откуда тебе все известно?
Крис приподнял бровь.
– Это Стратфорд, милая. В этом городе всегда все про всех знают. Логан уже два года ведущий экскурсовод. Безусловно, он тебя и обучает.
– Хм, – задумчиво произнесла я. – Ну, тогда можешь представить, как это неловко.
– О, ты про то, что когда-то ваши семьи были лучшими друзьями, а теперь ненавидят друг друга?
– Не будь таким милым.
– Это невозможно, – подмигнув, сказал он. – Но, честно, ведь все не так уж плохо. Где вы и где драма ваших родителей? Логан Беккер всегда казался мне самым здравомыслящим из братьев. Он постоянно пытается предотвратить их драки.
– Но он никогда от них и не уклонялся.
– Твоя взяла, – Крис отпил шампанского. – Он вел себя по-свински?
Я задумалась над этим вопросом, не зная, как ответить. Логан был грубоват, особенно когда спросил, зачем я вообще сюда пришла. Но не могу винить его за этот вопрос, вспоминая, как оделась в первый рабочий день и что вела себя как пуп земли.
– Нет, – наконец ответила я и сделала глоток. – Он явно не хотел моего присутствия, но, думаю, это из-за того, кто я такая, и из-за скорого увольнения дяди, потому что Логан много лет засматривался на ту должность.
– Думаешь, они назначат менеджером тебя, а не его? – Крис покачал головой. – Неправильно это как-то. Ты же только начала там работать.
– Не знаю, – искренне ответила я. – Папа ничего мне не говорил, но…
Мы замолчали, потому что не было необходимости произносить вслух, что мой отец известен своей нечестной игрой. Он знал, чего хочет, и ни перед чем не останавливался, чтобы заполучить желаемое.
Если отец планировал сделать меня менеджером, то неважно, знаю я об этом или нет – это все равно произойдет.
– Логан Беккер, – задумчиво произнес Крис. – Боже, в старших классах я восхищался им. Он всегда был таким угрюмым, немного… в ботанском стиле. Например, читал в углу и был таким загадочным и все такое, – он вздохнул. – У читающих парней есть свой особый шарм.
Я усмехнулась.
– Что? – сказал Крис, скрестив руки. В той, что лежала сверху, он держал бокал, как оберег. – Можно подумать, ты не замечаешь, какой сексуальный этот южанин.
Я пожала плечами, отошла от стола, к которому прислонялась, и начала расхаживать по комнате.
– Ну да, есть на что взглянуть.
– Чушь собачья!
– Ладно, – хмыкнула я. – Да, он сексуальный. Но он Логан Беккер. У этого парня девчонок было больше, чем у меня кед, а это уже о чем-то да говорит. Да он вообще не в моем вкусе, как и я не в его. Мы учились в одном классе и произнесли друг другу не более двух слов.
На лице лучшего друга появилась веселая ухмылка, и он сделал глоток.
– Я ни слова не сказал о том, чтобы ты начала с ним встречаться, Мэллори… но, видимо, ты сама не раз прокручивала в голове эту мысль.
Он приподнял бровь, а я замерла с открытым ртом, как гуппи.
Я закатила глаза, пытаясь выкрутиться.
– Я просто хотела все прояснить.
– Угу. Знаешь, это было бы просто идеально, – он выдохнул. – Боже, вы были бы современными Ромео и Джульеттой! О, умоляю, давай ты так и сделаешь? Захомутай Ромео, Мэллори. Это было бы так весело!
– Ты же понимаешь, что в этой пьесе нет ничего романтичного, а в конце Ромео и Джульетта умирают?
Он отмахнулся от меня точно так же, как и в первый раз.
– Ерунда.
– Логан Беккер никогда не будет моим Ромео, – решительно заявила я. – Теперь мы можем вернуться к вопросу о том, как, черт возьми, мне пережить сделку, которую я заключила с дьяволом, то есть со своим отцом?
Крис ухмыльнулся, выпрямился и заключил меня в крепкие объятия, уткнувшись подбородком в макушку и не выпуская бокал из рук.
– О, моя дорогая, не думай об этом, ладно? Тебя это только тревожит. Ты ненавидишь чувство, что тобой манипулируют или управляют, а сейчас происходит именно это. Человек, от которого ты хотела перестать зависеть, – тот же человек, от которого тебе, похоже, никак не убежать.
Я вздохнула.
– Но дело не в этом, – продолжил Крис. – Ты крутая бизнес-леди и заключила коммерческую сделку. Пять лет пожертвуешь свободой, а потом? – он отстранился, ободряюще улыбнувшись. – А потом ты окажешься на воле, а это место и правда станет твоим.
Я проглотила подступивший к горлу ком и огляделась, чувствуя, как эмоции рвутся из меня. Я не была склонна к сантиментам, но, стоя перед чистым холстом, который рисовала в воображении с раннего детства, не смогла сдержать слез.
– Потому для начала покажи свою униформу, чтобы мы сделали ее посимпатичнее. А если хорошо выглядишь, то и чувствуешь себя так же, – сказал Крис, выпустив меня из объятий и допив шампанское. Он снова налил до краев, а потом развернулся и оглядел пустое помещение с жизнеутверждающей улыбкой и вместе с тем с неуверенностью. – А потом давай разберем бардак.