17

Вечером в клубе Моррисея на Матильда-стрит Адам выглядел отрешенным и рассеянным. Его партнеры по картам даже начали зубоскалить: дескать, что с ним стряслось, уж не трезв ли он в сей поздний час?

— Увы, да, — сказал Адам таким тоном, что дальнейшие шутки на этот счет прекратились.

В начале девятого он достал из жилетного кармана часы и, в разгар им же затеянной крупной игры, вдруг заявил: «Я пас», — бросил карты на стол и начал прощаться. Тут уж его партнеры не могли сдержать удивления: никогда прежде Адам Серр не срывался из-за карточного стола, когда ему так фартило.

Не пускаясь ни в какие объяснения, молодой человек отодвинул свой стул и встал.

— Позже загляну, — только и сказал он.

— Позже — это когда? — пробасил Колдуэлл. — Держать место для тебя?

Адам пару секунд, видимо, колебался.

— Нет, спасибо. Если вернусь, как-нибудь да вклинюсь.

Оставив позади изумленных приятелей, он вышел из игорной комнаты на втором этаже клуба.

— Узнаю характер монтанского краснокожего, — хмыкнул Колдуэлл, когда за Адамом закрылась дверь. Он перевернул брошенные приятелем карты и еще раз хмыкнул, на этот раз громче прежнего. Адам держал флэш-рояль, а следовательно, банк был почти у него в кармане. — Видать, она воистину горячая штучка, раз из-за нее он наплевал на такую игру в своей руке!

— Она, кажется, англичанка? Из Лондона?

— Поместье в Йоркшире, — уточнил Колдуэлл. — А вообще-то, космополитка. Весь мир объездила вместе с отцом. Он у нее граф и ученый. Может, помните: тот самый археолог, который выкопал целую коллекцию доисторической бронзы в разгар восстания в Китае. Лондонская «Таймс» посвятила его открытию первую полосу. Потом он подарил все эти железки Британскому музею.

— Она была с ним в Китае? — спросил один из игроков.

— Да, отважная девица. В газете было сказано, что она лично застрелила пару узкоглазых бандитов.

— Проклятье! Как бы эта дамочка сегодня не сделала дырки в Адамовой голове. Он ушел с таким решительным видом, что никакое «нет» его не остановит, если она вздумается заартачиться, — только пуля.

Игроки расхохотались. По каждый в глубине души подумал, что в этой шутке может быть доля правды, — и невольно поежился.

Картежники удивились бы еще больше, знай они, куда направился Адам. Обрекать себя на вечеринку в тесном полусемейном кругу, где собрались по преимуществу дамы зрелого возраста, — это был своего рода подвиг. И все для того, чтобы повидаться с какой-то девушкой. Да будь она раскраса-вица, стоит ли ради неё несколько часов терпеть общество престарелых мегер?

Адам появился в доме Шарлотты Брюстер к самому концу ужина. Очутившись прямо за десертом, молодой граф почти полностью игнорировал свою соседку справа, которую должен был, согласно этикету, развлекать в продолжение трапезы. Коротко, с принужденной улыбкой отвечая на ее попытки завести разговор, он все свое внимание сосредоточил на Флоре, сидевшей напротив него и весело щебечущей с лордом Робером Рэндоллом.

Граф де Шастеллюкс стал нервничать сильнее прежнего, когда лакеи начали проворно освобождать стол, а леди удалились в другую комнату, по традиции оставив мужчин пить портвейн и вести мужские разговоры. Он поддерживал беседу о бегах, принимал комплименты своим скакунам, но был рассеян, пил больше обычного. Это не на шутку встревожило хозяина, мистера Брюстера. Он получил от жены наказ вернуть мужчин в гостиную к дамам через час — особо было подчеркнуто, что Адам Серр при этом должен твердо держаться на ногах. И вот граф на глазах мистера Брюстера опорожняет бокал за бокалом выдержанного портвейна, словно пьет легкое сухое вино!.. Мистер Брюстер не ведал сути тайных планов супруги, но слова «со света сживу, если не доглядишь!» крепко запали ему в голову.

Поэтому Эзикьел Брюстер сидел как на иголках и беспрестанно поглядывал на часы. Даже гаванская сигара не доставляла ему удовольствия, ибо в клубах дыма рисовалась сцена возмездия, грядущая после ухода гостей.

Не дотерпев десяти минут до положенного часа, хозяин заторопил мужчин в гостиную.

— Ах, как вовремя! — прощебетала Шарлотта Брюстер, устремляя умиленный взгляд на статного чернокудрого красавца графа де Шастеллюкса. — Вы пришли как раз к шарадам!

Адам про себя застонал. Этот вечер — жесточайшее испытание на прочность его светских манер. Сперва глядеть на Флору рядом с самовлюбленным щеголем Рэндоллом и быть принужденным беседовать с уродиной-соседкой за столом, затем курить и разговаривать с мужчинами, когда мысли совсем в другом месте… и, наконец, еще и шарады! Сюда он явился ради Флоры — но она в кружке дам, и к ней не пробиться.

Адам взял чашку какого-то жидкого цветочного чая, гордости хозяйки дома, уныло опустился на стул у двери и принялся глядеть на бестолковую пантомиму, смысл которой следовало разгадать. За первой шарадой последовала вторая. Эта затянулась минут на двадцать, ибо никто не мог разгадать ее смысл. Адам был настолько взбешен, что дал себе труд сосредоточиться, напрячь мозги — и выпалил:

— «Хоть удавитесь, а будьте на месте». Шекспир, «Сон в летнюю ночь», самый конец первого акта.

Шарада таким образом была разгадана.

Но хозяйка дома уловила по тону Адама Серра, что третьей шарады он не выдержит, и поторопи-лась предложить гостям новое развлечение — послушать, как ее внучка играет на рояле.

Покуда гости передвигались поближе к инструменту, Адам улучил момент и, лавируя в толпе, приблизился к Флоре, взял ее за локоть и решительно потянул девушку в дальний угол гостиной.

— Сядем, — негромко приказал он, изнуренный десертом, пустопорожними разговорами с мужчинами и шарадами.

Оказавшись рядом с Флорой на диванчике, молодой человек сказал:

— Господи, это сущая пытка!

— Что, ты так болезненно восприимчив к музыке? — мягко улыбнулась Флора. Его перекосило.

— Не стал бы называть это бренчание музыкой. Кстати, я уже приглядел Люси учителя, и скоро она начнет барабанить на рояле. Заранее жалею свои уши.

— Ничего, ты сам сможешь отбирать, что ей играть. И будем надеяться, что Люси окажется более способной ученицей, чем Шарлоттина внучка.

— Это которая?

— Да та, что играет.

— Конечно. Совсем ошалел от этого общества. Что мне внучки… Я с тебя глаз не спускал. Ты прелестна. Я заметил, что ты забыла надеть нижние юбки.

— Жарко, — пожала плечами Флора. — К тому же ты один такой глазастый. Хотя истинный джентльмен не стал бы бахвалиться подобной наблюдательностью.

— Все мужчины здесь только на тебя и пялятся, биа, — сказал Адам, откидываясь на спинку дивана и удобно закидывая ногу на ногу. — И я думаю, все заметили, как легкомысленно ты одета… Твой новый воздыхатель Роберт Рэндолл с тебя глаз не сводил. — Слова были злые, но лицо Адама расслабилось и на нем появилось добродушное выражение: он был доволен, что остался наконец наедине с Флорой, удачно оттеснив Рэндолла. — Должен ли я вызвать на дуэль этого лордика?

— Чтобы опозорить меня? — кокетливо упрекнула его Флора. — С каких пор женатые мужчины вступаются за честь девушек?

— Просто я ревнив, как десять Отелло, — проронил Адам, ненавидяще щурясь на сидящего поодаль лорда Рэндолла. — Этого сопляка следует проучить.

— Надеюсь, ты только шутишь. А если всерьез, то, Бога ради, не делай глупостей. Вдобавок я пробуду здесь считанные дни…

— Ходят слухи, — перебил ее Адам, — что смазливый мальчик прибыл сюда найти богатую невесту после того, как его отец продул за карточным столом все состояние.

— По-твоему, я из тех дур, что готовы идти под венец с нищим носителем славного имени только потому, что он хорош собой и очаровательно улыбается? — саркастически усмехнулась Флора. — Пусть дочки нуворишей скачут замуж за напыщенных аристократов без гроша за душой!.. Рэндолл скучен. Только о себе и говорит. За вечер я узнала все подробности его жизни: кто его портной, какие клубы он посещает, как ловок он на охоте и как искусно играет в крикет. Не останови я его, он, верно, исчислил бы всех аристократок, с которыми успел переспать.

Адам довольно усмехнулся.

— Стало быть, ты не влюблена, осталась равнодушна к золотым кудряшкам и ангельскому виду. Большое облегчение.

— Увы, лукавый позаботился о том, чтобы я была уже влюблена в похожего на Сатану темноволо-сого полукровку, к тому же связанного узами брака.

Улыбка погасла на его лице. Флора испуганно прикусила язык. Похоже, открыто сказав о любви, она сильно подпортила настроение Адаму Серру!

Он обвел гостиную медленным взглядом. Чуждые ему люди, чуждая ему атмосфера… Молодой человек вздохнул и прежним полушепотом сказал, наклоняясь к Флоре:

— Сам себя не пойму. Очевидно, ты что-то значишь для меня, если я притащился в нуднейшее общество лишь ради того, чтобы увидеться с тобой и перекинуться несколькими словами.

Он замолчал.

Флора тоже хранила молчание, не понимая, куда он клонит.

— Ей-ей, я в полной растерянности, — сказал, наконец, Адам. — Не знаю, что делать.

— Да и я не знаю, — тихо выдохнула Флора.

— Даже попросить тебя уйти со мной отсюда — и того не могу. Выйдет скандал…

— Верно, уйти невозможно. Тут сплошь подруги моей матери и моей тетушки — не хотелось бы их оскорбить.

Он неопределенно улыбнулся, словно был рад, что ей тоже несладко.

— Я дважды пил чай на протяжении двух суток. Настоящий рекорд за последние двадцать лет. Неужели это любовь?

— Да, это любовь.

Адам медленно покосился на нее.

— Когда ты поняла? — вдруг охрипшим голосом спросил он.

— Вчера, сегодня… А впрочем, не уверена… Быть может, пять секунд назад. Поверь, я не больше твоего хотела, чтобы это превратилось в любовь. Я до последнего отрицала, что это любовь. Клянусь…

— Почему? — едва слышно вымолвил он.

— Почему? И ты еще спрашиваешь! — отвечала Флора быстрым горячим шепотом. — Причины на поверхности. Они очевидны. Потому что ты женат. Потому что я эгоистка. Потому что делить тебя ни с кем не желаю. Потому что ты понятия не имеешь о том, что такое любовь!

Под конец своей речи она бросала фразы уже с яростью.

Их болтовня обратила на себя внимание других гостей. Тем более шепот Флоры обрел какую-то нехорошую звучную звонкость.

Адам буквально вызверился на тех, кто смотрел в их сторону. Мало-помалу любопытные отвели взгляды и стали глядеть на Шарлоттину внучку, которая с горем пополам сражалась с клавиатурой.

— Не говори так уверенно, — процедил он краем рта. — Быть может, я знаю, что такое любовь. — Граф повернулся к Флоре, и она увидела смятение в его глазах. — К примеру, сказать «я пас», бросить флэш-рояль на зеленое сукно и мчаться на свидание — по-моему, это любовь. К примеру, думать, что ты сегодня выглядишь сущим ангелом в этом простеньком белом платье — по-моему, это любовь… Или говорить себе весь день: все бы отдал за одно прикосновение к ней, но прикоснуться к ней нет возможности… быть может, это любовь. А с другой стороны, возможно, это все нелепый бред: строгое воздержание с тех пор, как мы расстались, и теперешние холодные ванны кого хочешь сделают идиотом. Наверное, вся эта любовь сводится к тому, что я давно не имел тебя.

Ее глаза мгновенно налились слезами. Путаная речь Адама потрясла девушку. Никогда он столь откровенно не говорил с ней. Зрелище борьбы внутри его произвело на Флору сильное впечатление. Он здесь, он мучается — и это главное. А его последняя фраза… Конечно, после такого начала она ее страшно оскорбила… Но, Господи, только дуры прислушаются к словам мужчины! А то, что она почувствовала за словами, ей всю душу перевернуло.

Слеза выкатилась-таки из глаз девушки. Слеза радости? боли? негодования?

— Не плачь! — взмолился Адам. — Ради всего святого, Флора, только не плачь!

Сперва он выхватил платок, потом сообразил, что это не решение. Тогда он быстро оглянулся по сторонам, ища удобный путь вон из гостиной. Однако к единственному выходу следовало пробиваться сквозь толпу гостей.

— Скажи мне, чего ты хочешь, и я все сделаю.

— Сама не знаю, — прошептала Флора, счастливая этой его суетой, этим его мальчишеским испугом и участием. Но она действительно не знала, что делать, чего хочет и в каком направлении следует вести их отношения.

— Я навещу тебя завтра утром, — внезапно объявил Адам. — Пойдем куда-нибудь и серьезно поговорим. Здесь слишком много народа, да и эта музыка дерет уши. Я уже на грани того, чтобы биться головой о стену.

Она улыбнулась, незаметно вытирая фалангой пальца слезы. В ряду раздражающих факторов Адам деликатно не упомянул женские слезы, от которых он так терялся.

— Кстати, ты так и не осуществила идею растратить деньги у Тиффани, — сказал Адам, несколько успокоенный ее улыбкой. — Сперва мы с тобой позавтракаем у Крама. Для меня он откроет свое заведение раньше времени. Его повар бесподобно готовит форель с жареным картофелем.

Флора улыбнулась увереннее.

— На сегодня покончено с серьезными темами? — спросила она, ласково сверкая глазами. Молодой человек смешно сморщил нос.

— Надеюсь, а не то я через минуту волком завою. Так не люблю, когда ты плачешь. Ну что, я прощен? — спросил он с извиняющейся улыбкой нашкодившего мальчишки.

— Если сумеешь, дозволяю тебе покинуть это нудное сборище. Ты уже раздразнил здешнюю публику. Так что лучше не усугублять положение.

Адам самоуверенно усмехнулся.

— Не тревожься, я мастак вовремя ретироваться, — сказал он, пожимая пальцы возлюбленной. — Приятных снов, биа, и до завтра. Зайду за тобой в восемь утра.

Граф встал, неслышными шагами подошел к креслу хозяйки, наклонился и шепотом произнес несколько слов Шарлотте. Она в ответ улыбнулась и кивнула. Адам почтительно поцеловал ей руку и вышел вон, больше ни с кем не прощаясь.

Гости проводили его глазами. И, хотя внучка Шарлотты все еще добивала этюд Баха, все разом вполголоса заговорили. Многие поглядывали в сторону Флоры, сидящей в дальнем конце комнаты.

Девушка зарделась от всеобщего нездорового внимания. А впрочем, пусть себе! Она была счастлива. Адам не сказал внятно, что любит ее, но было очевидно, что он пытается угодить ей, быть ласковым и заботливым. Словом, происходит нечто малохарактерное для него. И это говорит о многом. Он произнес слово «воздержание», произнес с крайним раздражением, но именно это его раздражение помогает поверить, что он сказал правду — и он сейчас ни с кем не спит… «Строгое воздержание с тех пор, как мы расстались». Он именно так сказал!

Он ни с кем не спит. С самой Хелены. Для такого бабника, как Адам, это равносильно формальному объяснению в любви.

По дороге домой миссис Гиббон устроила племяннице форменный допрос. Однако Флора держалась стойко и сказала лишь одно: спасибо, я очень довольна тем, что увиделась с Адамом.

— Со стороны выглядело так, что вы вроде бы поссорились, — не унималась миссис Гиббон.

— Вряд ли… — неопределенно отозвалась Флора. Девушку уже начала раздражать настырность тетки и ее нахрапистая манера ловить женихов. — Он, кстати, очень хвалил мой наряд. Назвал меня ангелом.

— Ага! — довольно воскликнула миссис Гиббон. — Я знаю, что действует на мужчин. А как тебе Бобби Рэндолл? Такая очаровашка! Если Адам тебя допечет, займись этой лапочкой.

— Бросьте, тетушка! Зануда из зануд ваш златокудрый лорд-побирушка… Адам пригласил меня на завтрак. Завтра в восемь.

— Замечательно! — сказала миссис Гиббон, умышленно пропуская мимо ушей критику лорда Рэндолла. — Утром так прохладно — отличное время для свидания. — Мысленно она потирала руки: дело продвигается! — Большая удача, что мы рано будем дома и ты хорошенько выспишься. Утром ты должна быть свежа, как цветочек.


Адам, напротив, и не помышлял о сне. Он вернулся в клуб и присоединился к Колдуэллу за карточным столом. Настроение было самое боевое. Конечно, его чувства по-прежнему пребывали в смятении и личная жизнь оставалась запутанным клубком. Однако Флора только что недвусмысленно призналась ему в любви. Этого пока более чем достаточно.

Вдохновленный новым состоянием их отношений, он играл много, играл с еще более отчаянной дерзостью, чем обычно, и удача сопутствовала ему.

— Послушай, Адам, — ворчал Колдуэлл, — и как это ты умудряешься раз за разом получать такую игру? Ты вернулся сюда с улыбкой до ушей. Стало быть, в любви тебе везет. Какого же черта тебе одновременно и в картах везет? Признайся, леди была благосклонна сегодня вечером?

— Да, благосклонна — очень верное слово, — усмехнулся Адам. — Мы беседовали.

— Ха! Они беседовали!.. Кому ты рассказываешь! Ты такой же «беседователь» с женщинами, как я учитель воскресной школы.

— А тебе что, никогда не доводилось просто разговаривать с женщинами? — насмешливо осведомился Адам, сверля тучного великана черными глазами из-под длинных ресниц.

— Только с дурнушками, Серр, только с дурнушками! А твоя дама, сколько помнится, к их числу не относится.

— Мы вместе слушали Баха в салоне моих знакомых.

Колдуэлл странно крякнул и уставился на друга, как на сумасшедшего. Остальные игроки тоже вытаращили глаза.

— Вы это серьезно, мистер Серр? — спросил один из карточных партнеров.

— Не все же кутить и пьянствовать, — солидно заявил Адам, обводя глазами прокуренную комнату и уставленный стаканами стол. — Временами следует повышать свой культурный уровень.

Игроки посмеялись и продолжали играть. Примерно через час, когда было выпито еще несколько бутылок и компания весело хохотала, дверь распахнулась и в комнату ввалился в дымину пьяный мужчина. Упираясь рукой в стену, он уставился на картежников, стараясь различить, кто сидит за столом.

— Где этот краснозадый сукин сын? — заорал он.

— Вас интересует конкретный краснозадый сукин сын? — вежливо осведомился Адам Серр, узнавая в пришельце Фрэнка, младшего брата Неда Сторхэма.

— Ага, вот ты где, скотина! — завопил Фрэнк, как актер в дурной мелодраме. — Я нашел тебя!

— На свое несчастье, Фрэнк, — процедил Адам. — Иди отоспись. Не нарывайся.

— Что мне спать! Я пришел убить тебя!

Адам тяжело вздохнул, положил карты на стол.

— Давай подождем до следующего раза, Фрэнк. У нас тут хорошая игра в разгаре.

— Я намерен… ик, тебя застрелить! — заорал Фрэнк и зашарил рукой по поясу в поисках револьвера.

Адам медленно встал.

— Возьми мой «дерринджер», — спокойно сказал Колдуэлл, протягивая другу пистолет и при этом не спуская взгляда с пьяного буяна на пороге.

Адам взял пистолет, ногой отодвинул стул и пошел к Фрэнку, который все еще шарил неверной рукой в поисках оружия.

— Это глупо, Фрэнк, — сказал Адам. — Ты пьян.

— Поцелуй меня знаешь куда! — пробормотал Фрэнк. Он наконец нащупал револьвер и вытащил его из кармана. — Нет у тебя прав на эту землю! Она наша!

Глядя в дуло направленного на него револьвера и не поднимая зажатый в правой руке «дерринджер», Адам спокойно сказал:

— Твой брат очень рассердится, если ты по собственной глупости нарвешься на пулю. Давай уберем в карман твою пушку. Не ровен час, ранит кого-нибудь.

— Ранит? — зловеще хохотнул Фрэнк. — Я убью тебя, желтая рожа. Запевай свою предсмертную песню, у вас это принято.

Фрэнка качнуло, Адам молнией метнулся к нему и вырвал револьвер.

Перебросив свою добычу Колдуэллу, Адам взял пьяного за плечи и развернул в сторону коридора.

— А теперь будь умницей и иди-ка к себе в номер. Не завидую тебе: утром у тебя будет зверски болеть голова.

Мягко вытолкнув Фрэнка в коридор, Адам поманил рукой одного из клубных лакеев.

Когда дюжий парень, бывший борец, подошел к нему, Адам сказал:

— Финн, этот малый здорово перепил. Помоги ему добраться до гостиницы, ладно?

Получив пять золотых монет. Финн расплылся в улыбке:

— Будет сделано, сэр. Доставлю в полной сохранности, сэр.

Этот эпизод несколько испортил настроение. Фрэнк Сторхэм был из тех монтанцев, с которыми Адам не желал иметь никакого дела. Пьяница и бездельник, он нисколько не походил на работящего старшего брата, крупного скотовода, который наживал капитал своими мозолями. Конечно, старший Сторхэм — негодяй, не брезговавший воровством и бандитизмом, но он был, по крайней мере, умен и хоть в какой-то степени заслуживал уважения. А бездарь Фрэнк просто жалок: пришел убивать и не помнит, в каком кармане револьвер!

— Ты в порядке, Адам? — спросил Колдуэлл, когда его друг вернулся из коридора. — Я бы уложил мерзавца, если бы заметил, что его палец добрался-таки до спускового крючка.

— Спасибо, все хорошо, — сказал Адам, садясь за стол и беря свои карты.

— Один из ваших монтанских врагов? — спросил игрок, сидящий напротив.

— Его брат положил глаз на мои земли. Только тот не такой слюнтяй, а настоящий, крупный зверь.

— У тебя хватит людей, чтобы защититься? — спросил Колдуэлл. Его владения находились в Техасе, и он знал, что такое отстаивать свою собственность с оружием в руках. Что в Монтане, что в Техасе закон находился все еще на стороне того, кто более метко стреляет.

— Пока хватает, — сказал Адам. — Ладно, устал я что-то. Пора на боковую. Давайте закончим партию — и баста.

Но по завершении игры Адам из клуба Моррисея направился не в свой гостиничный номер. Его ноги как-то сами собой перенесли его через Франклин-сквер, и через несколько минут он вдруг оказался перед неоклассическим фасадом особняка Сары Гиббон. И долго-долго смотрел на одно освещенное окно на втором этаже.

Загрузка...