Чистый углерод. Алмазный спецназ - 2

Эпизод третий. Водяной и русалка

Как и следовало ожидать, крохотный, с горошину, микрофончик в правом ухе Мазура сработал сразу после того, как Мазур услышал шум мотора остановившейся у «его» домовладения машины.

— Слежки за домом по-прежнему нет, — быстро сказал Лаврик. — В машине, кроме нее и шофера, еще бодигард. К двери она пошла одна…

Мазур показал пальцем на свое правое ухо, потом на дверь. Доктор понятливо кивнул. Есть в техническом прогрессе и светлые стороны, подумал Мазур. Во времена его бравой молодости такие микрофончики были заметны в ухе издали, да вдобавок непременно тянулся проводок к спрятанной во внутреннем кармане рации. Конечно, это могло сойти за слуховой аппарат, но в определенных ситуациях вызывало подозрения. Зато теперь эти крохотули используют не только спецслужбы, полиция и частные сыщики, но даже актеры вместо прежнего архаичного суфлера и телеведущие, получающие инструкции в ходе прямого эфира…

Олеся, как ей Мазур и говорил, вошла без стука, остановилась на пороге — очаровательная стерва в коротком белом платьице, оставлявшем обнаженными стройные загорелые ножки, плечи и руки. Выглядела гораздо моложе своих тридцати восьми, как обычно. Огляделась чуточку удивленно: явно ожидала увидеть нечто более меблированное, а меблировка была самая что ни на есть спартанская: большущий матрас для двуспальной постели, лежащий на застеленном длинными новехонькими половиками с местным узором полу, на коем и возлежал Мазур в одних трусах, на белоснежной простыни, до пояса прикрытый второй. Рядом стоял длинный низкий столик, на котором наличествовала початая бутылка джина, содовая и коробка дорогих французских конфет — Мазур был из тех неприхотливых выпивох, которые считают, что любой алкоголь можно закусывать чем угодно. Имелся там и более культурный предмет — черный чемоданчик (на крышке, для тупых — красный крест в белом круге), и врач как раз выкладывал из него на столик ворох разномастных таблеток в упаковках и блистерах. Был еще здоровенный вентилятор в углу, с тихим жужжаньем размеренно поворачиваясь вправо-влево, наполнял комнату приятным прохладным ветерком. И все. Купленную в Инкомати сумку, стоявшую у изголовья, предметом меблировки никак нельзя было считать. К ней — ну, разумеется! — взгляд Олеси и метнулся в первую очередь.

— Проходи, Джулия, — сказал Мазур. — У меня тут случилась небольшая неприятность…

— Я вижу, что небольшая, — сделала она гримаску. — Коли уж у тебя бутылка на столе…

Доктор, захлопнув чемоданчик, наставительно поднял палец:

— Спиртное в данном случае пациенту разрешено, сеньорита, — разумеется, в разумных дозах. Сирил, со служанкой все улажено. Но еще раз напоминаю: как минимум неделя полного покоя и максимальной неподвижности!

— Я помню, Серж, — сказал Мазур. — Будет исполнено в точности.

— Да уж постарайся… Я заеду через пару дней, посмотрю, как обстоят дела. Мое почтение, сеньорита!

Он поклонился Олесе и удалился: вальяжный, умеренный в движениях эскулап. По имени отчеству Игорь Иванович, а по фамилии — Багров. Как Мазур и ожидал, Олеся не стала заморачиваться подробностям постигшей его «неприятности» (как, впрочем, и он на ее месте — расспросы о здоровье могут подождать, сразу видно, что ничего серьезного, коли болящий в открытую, при враче, потребляет джин — это она правильно подметила). Она только спросила:

— Где?

— А вон там, в сумке, — сказал Мазур. — Там еще лежит такая стреляющая штука, ты ее не бойся, она на предохранителе, и гранаты не бойся, она ручная. Вынимай белый пакет с логотипом универмага «Джоми», он там один такой, не ошибешься…

Подойдя к сумке едва ли не бегом, Олеся присела на корточки, вжикнула «молнией», обеими руками вытащила помянутый пакет. Положила его на пол, запустила туда руку, извлекла прозрачный опечатанный мешочек, угловатый, с совершенно неказистым на вид содержимым — кристаллический углерод в первозданном необработанном виде.

Очень интересное у нее было лицо — ни капелюшечки алчности, одна умиротворенная радость, которую можно было выразить огромными буквами «Удалось!». Ну конечно, откуда взяться алчности? Камушки ей нужны не для себя, а для дела, она сейчас, собственно говоря, трудится за идею — пусть поганую и категорически неприемлемую для Мазура и тех, кто его сюда послал.

— Пересчитаешь? — спросил Мазур, когда она осторожно положила мешочек обратно в пакет. — А то я мог парочку по дороге заныкать…

— Да ну, ерунда! — отмахнулась Олеся. — Было бы чересчур мелко для такой фигуры, как ты, — и очаровательно улыбнулась. — К тому же ты должен был прекрасно понимать, что мешочки я очень быстро пересчитаю в машине — не из недоверия к тебе, педантичности ради…

— Ну, тогда проверь, — предложил Мазур. — Вдруг там стекло?

— Плоская шуточка, — сказала Олеся. — Ты прекрасно знаешь, что я в этих делах не эксперт. И потом… — она улыбнулась очаровательно-блудливой улыбкой Лисы Алисы. — Кирилл, ты, конечно, супермен из суперменов, трех терминаторов насмерть ушибешь старым валенком, но даже ты не смог бы во время своих коротких странствий подменить мешочки безукоризненной имитацией. Где бы ты это сделал? А сообщников, которые в темпе сделали бы имитацию в столице и пересеклись с тобой где-то по дороге, у тебя по определению быть не могло. Уж извини, милый, но после того, как я рассказала, что тебе предстоит, ты двадцать четыре часа в сутки был под надзором лучшей современной техники… и опытных агентов. Ты ни с кем не встречался, твои телефонные разговоры нисколько не походили на зашифрованные сообщения…

— Очень мило, — сказал Мазур. — Мне обидеться, что ли? Такое недоверие…

— Разумная предосторожность, милый, — поправила Олеся. — Или ты на моем месте вел бы себя иначе? Когда на кону — два килограмма алмазов?

— Да нет, — сказал Мазур. — Точно так же бы себя вел…

— Вот видишь. Так что не к чему обижаться. Эксперта я с собой, конечно, привезла, он чуть попозже проверит камешки — но опять-таки из чистой педантичности. Ну не было у тебя физической возможности подсунуть стекляшки. А на прииске напихать стекляшек безусловно не могли. Так что ты остаешься персоной, достойной всяческого доверия. И обещанный процент получишь. Я думаю, тебя он устроит исключительно в виде денег? Тебе совершенно ни к чему мешочек с необработанными алмазами?..

— Да на кой он мне, — сказал Мазур. — Предпочитаю вульгарные денежные знаки. А ничего, если я малость обнаглею и половину попрошу золотом? Мне без разницы, какой национальности будут монеты, лишь бы это было золото. Бумажки медленно, но верно падают в цене, а золото столь же медленно, но верно в цене растет. Пенсионный фонд, знаешь ли.

— Да без проблем, — сказала Олеся. — Такие вещи делаются совершенно легально…

— Как у тебя со временем?

— Да масса свободного. А что?

— Ну, тогда присаживайся, — Мазур похлопал ладонью по дивану рядом с собой. И выпьем по стаканчику за успех предприятия. Правда, у меня только джин… Ты джин пьешь?

— Господи… — вздохнула Олеся, усаживаясь рядом с ним. — За успех такого предприятия я бы хлебнула и самого жуткого местного самогона и ни за что не сблевала бы… Ага, ты молодец, два стакана приготовил…

— На кухне в холодильнике есть лед…

— А пошел он к черту! — весело воскликнула Олеся. — Содовая есть…

Она наполнила оба стакана до половины — а вот содовой в оба плеснула самую чуточку, символически. Чокнулась с Мазуром, отхлебнула приличную дозу, не поперхнувшись и не закашлявшись, сжевала конфетку и решила наконец-то проявить заботливость:

— Что с тобой приключилось?

— Идиотская случайность, от которой ни один супермен не гарантирован, — сказал Мазур. — Простыню с меня сбрось осторожненько.

Она стянула простыню, скомкав, положила рядом. Присмотрелась.

На правой ноге Мазура красовалась свежая гипсовая повязка, охватывавшая щиколотку, пятку и половину стопы.

— Что это?

— Синдром Деламара, — ухмыльнулся Мазур.

— Это еще что? Я не медик.

— А это и не имеет отношения к медицине, — сказал Мазур, ухмыляясь еще шире. — Это я так назвал явление, когда прочитал одну занятную статью. Жиль Деламар в свое время был знаменитейшим французским каскадером. Если помнишь второго «Фантомаса», он там в воздухе Жана Марэ дублировал. Он и еще пара-тройка парней сто раз выделывали головоломнейшие трюки, на любом из которых могли свернуть себе шею. А погибли все до обидного глупо: один при простейшем трюке, когда машину, резко затормозив, разворачивают на сто восемьдесят градусов. Второй угробился, когда сажал самолетик в пустыне, перевернулся на ровном месте. Третий и вовсе отдал концы, упав с ослика в туристической поездке в горах… Вот и со мной приключилось нечто похожее. В Маджили не сошел, а по старой памяти молодецки спрыгнул с нижней ступеньки…

Олеся прищурилась:

— Ага, а на перроне наверняка стояла очаровашка в мини…

— …целых три, — сказал Мазур без тени раскаяния. — Белые, одна другой краше. А я только что выбрался из тайги, сиречь из джунглей. Совсем забыл, что здесь — Африка, не посмотрел под ноги. Там была выбоина… Будь я в армейских ботинках, либо отделался бы вывихом, либо схожим пустяком вроде растяжения. Но я ж хотел джентльменом выглядеть, я в Инкомати сменил шкуру полностью — костюмчик купил гламурный, туфельки пижонские… В обыщем, ступню повело скверно… Оказалось, в стопе есть много мелких косточек. Вот сразу три я и поломал. Не смертельно, срастутся где-то за месяц, но первую неделю нужно пролежать, как младенец в люльке, сведя движения к минимуму. Иначе срастется неправильно, всю оставшуюся жизнь будешь култыхать не с костылем, но с тросточкой… Как мне объяснил врач, это крупные кости можно, если срослись неправильно, сломать и сложить заново, а эта мелочь — глубоко внутри, операция возможна, но будет сложнейшей, долгой и дорогущей. Проще полежать недельку. Рассказать тебе под джин мои приключения?

— Извини, что-то не хочется, — сказала Олеся. — Никогда не увлекалась приключенческими романами. Главное я знаю. Мванги подстраховался. Никто не думает, что он заранее пронюхал о нашей операции… хотя мог, лис старый, — она наморщила лоб, о чем-то раздумывая. — Нет, знай он заранее, действовал бы иначе. Скорее всего, элементарно не доверял Кавулу… и правильно делал, доверять Кавулу мог только дебил. Вот он и послал циркуляр. К вам в самолет подсадили двух агентов. В самолете вы с ними сцепились… Кстати, что произошло?

— У них был навигатор, — сказал Мазур. — Когда мы в оговоренной точке легли на новый курс, они заметили сразу, и началось…

— Да, что-то такое мы и подозревали… Они довольно быстро установили, что вы с Анкой ушли на своих ногах, значит, целехоньки… ну, или с ушибами, которые вам не мешали передвигаться со всей возможной быстротой. Началась погоня и облава, но в какой-то момент они вас потеряли… А потом Анка где-то запропастилась, в миссию ты пришел уже один. Перестрелок меж вами и погоней не было. Так где Анка?

— Где именно она сейчас — это было и остается темой для дискуссий, — жестко усмехнулся Мазур. — Разные мнения есть на сей счет, лично мне хочется верить, что она там, где я ни за что не хотел бы оказаться, да и ты наверняка тоже…

— Понятно, — кивнула Олеся совершенно спокойно. — Несчастный случай или ты…

— Или я, — ответил Мазур так же спокойно. — Мы с тобой перед полетом как в воду глядели, когда согласились, что за девочкой нужно вдумчиво приглядывать. Снова история с горничной Штирлица: девочка впервые увидела столько продуктов… Вообще-то сначала она себя вела довольно благородно: предложила поделить камушки пополам и слинять вместе. Ну, а когда поняла, что я на это не пойду, решала сократить число пайщиков-концессионеров наполовину, до одной-единственной своей персоны. Не получилось…

— С-сучонка… — процедила Олеся сквозь зубы с неприкрытой злобой. — Лесбиюшка поганая… Знаешь, я порой современную молодежь форменным образом ненавижу. Так и мечтают, чтобы миллион свалился в карман сам собой, стоит сделать пару несложных телодвижений… — она допила свой стакан, взяла у Мазура его пустой и налила по новой, в той же пропорции. — Коли уж все удалось, можно расслабиться и поболтать… Знала я несколько лет назад одного провинциального мальчика, приехавшего в Москву искать счастья. Всех достоинств — здоровенный член, мозги воробьиные, но амбиций было… Хотел стать ба-а-альшим миллионером, а в качестве примера каждый раз приводил Билла Гейтса. Логика была железная: Гейтса, не дав доучиться, вышибли из института, его — тоже. Значит, и у него все получится. Этот щенок дешевый не учитывал, что его самого вышибли из задрипанного саратовского физтеха, а Гейтса — из Гарварда. И компьютер он, в отличие от Гейтса, знал на уровне юзера порнографических сайтов. Когда у него все провалилось, на коленках приполз ко мне — мол, раз я с ним кувыркалась, то теперь должна его спасти и чуть ли не в пайщики взять. Ну, я его пристроила мальчиком по вызову, там он себя и нашел… — на лице у нее появилась горечь, опять-таки непритворная. — Эти сопляки и не представляют, как в девяностые нужно было карабкаться, цепляться зубами и когтями, купаться в грязи, да вдобавок двадцать четыре часа в сутки думать, как сделать, чтобы тебя не кинули и не грохнули…

Могу себе представить, подумал Мазур без тени сочувствия. Уж если ты в нынешнем своем положении хозяйки тех самых заводов-газет-пароходов, долларовой миллионерши для пользы дела работала станком у президента Кавулу, в девяностые бултыхалась в грязи с головой без всякого акваланга. Лаврик рассказал кое-что — а полное досье обещал показать потом…

— Ну вот… — протянула Олеся. — В миссии ты стукнул каких-то типов. Как я понимаю, не представителей власти, а посланцев конкурентов?

— Ну да, — сказал Мазур.

— Тоже не стоит ставить свечку за упокой… После миссии погоня тебя потеряла. Какие-то наметки у них были, на одном из твоих наиболее вероятных маршрутов поставили засаду, но она не вышла на связь и бесследно пропала… Ты, конечно?

— Ага, — сказал Мазур. — Не люблю засад.

— Все дальнейшее меня не интересует, — сказала Олеся. — Ты здесь, камешки здесь, твои следы, точно известно, потеряли… К чему в таком случае грузиться лишними подробностями… Или ты из тех, кому непременно нужно расписать красивой женщине свои подвиги?

— Да ничего подобного, — сказал Мазур. — Как раз наоборот.

— Вот и хорошо, — в ее глазах явственно вспыхнул огонек легкой подозрительности. — Подожди, подожди… А как ты со всем управился, когда сломал эти долбаные косточки?

— Да легче легкого, — сказал Мазур. — Деньги — лучший лекарь. А денег у меня с собой было изрядно. И у Анки забрал приличную сумму и у тех двух шлагбаумов, что пытались остановить. В данной ситуации — это не мародерство, просто для успешного бегства необходимы хорошие деньги. Беглец с медным грошиком в кармане убежит недалеко… Ну, прибежал дежурный по вокзалу, с ним еще какие-то труженики стальных магистралей. Увидев денежки, занесли меня в свою комнату отдыха — бережнейшим образом, как хрустальную вазу, сели на телефон. Дальше тоже было просто: «Скорая», хорошая платная клиника, рентген, гипс…

— Это-то понятно, — сказала Олеся все еще недоверчиво. — А вот все остальное? Этот домик? И врач… Вы ведь называли друг друга по имени, как старые знакомые, причем он тебя твоим настоящим именем называл…

Чего у нее не отнять — так это остроты ума. Ну, без компьютера в голове ни за что не добилась бы своего нынешнего положения, ухитрившись при этом уцелеть и остаться не ограбленной кидалами…

Он засмеялся искренне, весело, заговорил, можно сказать, задушевно, даже с легонькой ноткой превосходства:

— Леся, ты умница… Но кое о чем подзабыла. В первую очередь о том, что я здесь не впервые. В прошлый раз, когда ты еще с комсомольским значком ходила, я здесь не просто поработал — проторчал чуть ли не три месяца и проблемы решал самые разные. В том числе и здесь, в Маджили. Подробностей, извини, не будет — на мне подписок, как на барбоске блох. Скажу обтекаемо: люди делали свою работу, а я — и такие, как я — их охраняли. Месяц из трех я торчал как раз здесь. Поневоле пришлось во многое вникать — как любому телохранителю. Сержа тогда вербанули наши. Я при этом присутствовал, а потом несколько раз ходил к нему на связь. Он тогда только-только закончил медицинский — и влип в историю со здешней черненькой нимфеточкой. Сама нимфеточка ничего против не имела, но ее папаша почему-то страшно разозлился, когда узнал. А папаша был такой, что Серж в два счета оказался бы на дне морском в бетонном смокинге и со значительной недостачей частей тела. Ну, нашим он был нужен, не буду уточнять, для чего. Мы его из этой истории вытащили, папаша, не успев ничего предпринять и никому рассказать, внезапно скончался от инфаркта. Жалели о нем только его компаньоны по контрабанде наркотой, оружием и белыми дурочками с загнивающего Западу — в Советском Союзе, сама должна помнить, об экспорте красоток в зарубежные бордели думать никто не думал… Вот я о нем и вспомнил, оказавшись в Маджили. Позвонил наудачу — оказалось, жив-здоров, процветает, хорошая практика… есть подозрения, что он до сих пор на наших работает, но это чисто мои домыслы. В общем, он живенько приехал в клинику. Я с ним мягонько поговорил. И пообещал приличные деньги, и намекнул, что кассеты, где записаны его забавы с той нимфеткой, лежат далеко отсюда в сейфе. Никто не забыт, и ничто не забыто… Блеф чистейшей воды, конечно, не было никаких кассет — но откуда б ему знать точно? Если бы он меня заложил — я ж уже числился в розыске — не получил бы ни гроша. А вот потерять мог все. Здешний срок давности по нимфеточным делам истечет еще лет через пять… Ну, он подсуетился. Снял в аренду этот домик, купил минимум необходимой мебели, нашел служанку, которая будет каждый день готовить жрать и ходить за джином. Вечерком привезет еще телевизор, видео с кучей дисков, пару-тройку детективов на аглицком, чтобы мне эту неделю было и вовсе комфортно… Понятно, окончательный расчет я отложил до того дня, когда отсюда с превеликим облегчением слиняю. А эту неделю твердо намерен проваляться в комфорте. Служанка, когда придет готовить ужин, притащит еще тюк мужских памперсов, так что все продумано и предусмотрено. Как видишь, ларчик просто открывался…

И с радостью отметил, что холодок недоверия и подозрительности в ее глазах растаял окончательно. Как бы ни была умна и хитра, стервочка, не ей соревноваться с Лавриком в искусстве рисовать убедительнейшие легенды, которые иной раз не только таких, как она, но и нехилых профессионалов забугорных контор сбивали с толку, и они хавали, принимали за чистую монету…

— Я бы, конечно, с удовольствием прямо сейчас улетел с тобой в столицу, как планировали, но хочешь ты или нет, а я отсюда неделю не сдвинусь. Насчет безопасности… Тоже продумал. Пока что я числюсь в розыске исключительно по линии Алмазного спецназа. Даже если объявят общий, на всю страну, вычислить меня будет трудновато. Сначала немало времени и трудов угробят на Инкомати, ну, а уж Маджили, где народу в десять раз больше… Даже если им повезет, и они выйдут на Сержа, он с честнейшим видом расскажет, что познакомился со мной две недели назад в столице. В клинику приехал осмотреть за хорошие деньги — это, в конце концов, его работа. А потом по моей просьбе отвез в один из портовых кварталов, где я и побрел в неизвестном направлении, опираясь на тросточку. Ну, а портовые кварталы тут почище марсельских или гонконгских. Любой полицай знает: там может бесследно раствориться не то что человек, а целый тяжелый танк — и никто ничего не видел, никто ничего не знает… Я твердо решил, и не отговаривай. Серж — тот еще прохвост, но врач хороший. И уж если он говорит, что косточки могут срастись неправильно, значит, так и есть, и нужно пролежать пластом неделю…

И дальнейшее продумано. У Сержа в портовых кварталах свои связи. Знаешь, частенько бывает — где врачи, там и наркота без рецептов. Уж он-то легко найдет людей, которые за хорошие деньги сляпают безупречный паспорт… да хоть верительные грамоты папского нунция. А уж любую визу смастерить… Кстати, и паспорт, и виза могут оказаться самыми настоящими — при здешней-то любви чиновников к взяткам… Останется только вклеить мое фото, заполнить, как надлежит.

А дальше — богатенький турист нанимает яхту и уплывает в Джалу, где международный аэропорт не хуже здешнего. Я заказал и австрийскую въездную визу, и российскую. Вот и махну домой через Вену. А дома и вовсе буду как рыба в воде. Даже если дойдет до того, что здешние обезьяны официально потребуют моей выдачи как уголовного преступника, им ответят, что никакого такого Кирилла Мазура знать не знают, никогда такой персонаж не служил в военно-морском флоте не то что адмиралом, но и простым матросом.

Дело тут не в благородстве души. Сама подумай: кто в здравом уме и твердой памяти выдаст каким-то папуасам человека, набитого военными и государственными тайнами, как селедка икрой? Кстати, все свои документы, и настоящие, и фальшак Лесного корпуса я на всякий случай уже изничтожил. Теперь я никто, и звать меня никак. Серж говорил, что полицейских облав с проверкой документов тут не бывает — райончик приличный, к тому же первые жители стали заселяться всего-то месяц назад и не успели совершить ничего криминального.

Впрочем, пока суд да дело с паспортом, Серж обещал за сутки смастерить удостоверение личности референта Министерства культуры из столицы. К этому министерству здесь отношение самое пренебрежительное — оно на последнем месте в списке тех контор, где можно что-то спереть. Серые, смешные мышки… Он меня уже сфотографировал, так что полдела сделано. Правда, придется неделю старательно горстями лопать эту дрянь, — он с гримасой кивнул на столик с грудой таблеток. — Но тут уж ничего не попишешь: для скорейшего срастания костей и тому подобного… Благо запивать их алкоголем не возбраняется. Ну вот. Такие у меня ближайшие жизненные планы. Есть возражения или свои соображения?

Олеся, нахмурив красиво подведенные бровки, уставилась в потолок. Пожала точеными обнаженными плечами:

— Никаких. Ты так хорошо все продумал, что изъянов я ни малейших не усматриваю.

— Старая школа, лапочка, — усмехнулся Мазур. — Имперская. Учили бы нас спустя рукава, не разгуливал бы я сейчас по грешной земле, да еще в адмиральском чине, и не предлагали бы вы мне такой подработки…

Слишком быстро она согласилась, без малейших возражений, подумал Мазур. Даже при ее компьютерном уме и лисьей хитрости — слишком быстро. А ведь можно было кое-что уточнить и обговорить. Но ни единого вопроса не задала. Похоже, все-таки собираются списать, редиски. Не исключено также, что она в рамках своей РМП решит проверить объяснения Мазура по поводу переломов — и любой толковый врач ей в два счета растолкует, что это — чушь собачья, что держать ногу в неподвижности неделю вовсе не обязательно, что двигаться, конечно, следует как можно меньше, но можно ковылять с тросточкой или костыликом и в сортир, и на кухню, и сесть на самолет можно хоть сейчас. Даже если она это все же сделает — а может и не озаботится — на ход операции это нисколечко не повлияет, Лаврик на ходу внесет небольшие изменения в отлаженный план, такое не раз случалось…

— Ну, я, наверное, поеду? — спросила Олеся, поставив пустой стакан и глянув на часы.

«Задержи ее как можно дольше… — сказал Лаврик. — Так надо. Заболтав или там… — он усмехнулся со здоровым цинизмом. — В конце концов, вы с ней друг другу не чужие…»

— Торопишься куда-нибудь? — спросил Мазур. — Дела срочные?

— Ну, не особенно… А что?

Мазур улыбнулся обаятельнейшим образом:

— Мешочек с алмазами — вещь хорошая. Но когда еще за него будут денежки… Мне бы, цинику, прямо сейчас ма-аленькую премию за успешно проделанную работу. Как в старые добрые советские времена, да и сейчас премии существуют, только именуются иначе…

— Денег? — подняла брови Олеся.

— Леся, какие пошлости… — поморщился Мазур. — Известно же, что гусарские офицеры с женщин денег не берут… по крайней мере, не всегда. Подумай, сколько времени мне придется проваляться без женского тела и ласки…

И, откровенно раздевая ее взглядом, положил ладонь на красивое теплое бедро повыше подола куцего платьица. Олеся не пошевелилась, улыбнулась улыбкой, которую из вежливости следовало именовать игривой:

— Ох уж эти моряки… А как же нога, которую ни в коем случае нельзя беспокоить? Как ни напрягаю фантазию, не возьму в толк, как врачебный запрет не нарушить…

— А что тут напрягать? — с ухмылкой спросил Мазур. — Французы, легкомысленные люди, давным-давно на такой случай кое-что интересное придумали, в чем мы с тобой давно убедились…

— Искуситель и греховодник… — промурлыкала Олеся. — Вот только как насчет личной гигиены?

— Посмотри вон туда, — сказал Мазур. — Две пустые бутыли из-под минералки и мокрая простыня. Докладываю: личная гигиена наведена со всем прилежанием!

— Ах, так это заранее обдуманное намерение?

— Ну конечно, мадемуазель, сказал Мазур.

— Ну что же… — сказала она, и глазом не повела, когда ладонь Мазура оказалась уже под куцым подолом. — Нужно же ублаготворить болящего… и вознаградить отважного рыцаря, горы свернувшего, очень хочется верить, не только из-за вульгарных камней…

— И из-за твоих прекрасных глаз, конечно, — сказал Мазур.

— Ах, я таю перед столь опытным обольстителем…

И она гибко опустилась на колени возле матраса.

…Странность какая-то чувствовалась в происходящем. Олеся и раньше во времена французских забав часто смотрела ему в глаза, но на сей раз в ее взгляде — опытный мужик готов голову прозакладывать — присутствовало нечто незнакомое, новое, не поддающееся объяснению. Сыгранный был взгляд — и чуть блудливый, как прежде, и насмешливый, как прежде, и довольный, как прежде, — но это вот новое, непонятное, загадочное было…

Правда, Мазур очень быстро перестал ломать над этим голову — все же не та ситуация. Тем более что на сей раз все проходило еще изощреннее и фантазийнее, чем когда-либо прежде. Она словно поставила себе задачу превзойти в мастерстве себя прежнюю, поставить некий рекорд — и это что греха таить, только уносило на седьмое небо…

«Нежная и удивительная», — с горькой иронией подумал Мазур, глядя ей вслед, когда она походкой манекенщицы шла к двери, небрежно помахивая сумкой с двумя килограммами алмазов. Интересно, оглянется или нет?

Оглянулась. С лучезарной улыбкой послала Мазуру воздушный поцелуй и скрылась за дверью. Вскоре раздался шум отъезжающей машины. Мазур закурил и, улыбаясь во весь рот, выпустил дым, глядя в потолок.

Все пока что шло великолепно. Разумеется, она привезла с собой эксперта — педантичности ради. Однако Лаврик сказал, что это Мазура беспокоить не должно — значит, и здесь что-то придумал подземный умный крот…

Микрофончик в ухе ожил вновь.

— Все, — сказал Лаврик. — Можешь сматываться. Деньги и документы бери с собой, все стрелялки оставь, они тебе теперь совершенно ни к чему.

Обрадовано загасив в пепельнице наполовину выкуренную сигарету, Мазур проворно, будто джейран, вскочил с матраса и взялся за сумку.