Чоновцы на Осколе

ГЛАВА IX

У ворот дома Василий в недоумении остановился.

Тяжелая дубовая калитка исчезла, вход во двор Булатниковых был свободен.

«Неужели Женька свалял дурака? Это скандал! Хозяйка с ума сойдет», — подумал Василий.

С улицы и со двора все окна первого этажа хозяйской квартиры закрывались ставнями, и так плотно, что ни одного лучика света не пробивалось ни в одном окне. Дома ли хозяйка? Есть ли кто у нее?

Поднимаясь к себе на крыльцо, Василий услышал донесшийся от сарая стук ведра и хриплый мужской голос:

— Не балуй, скаженный! Тпр-ру!

«Ага, кажется, землемер пожаловал… Поит своего коня и задает ему на ночь корм». Василий поднялся на террасу. Из квартиры слышались громкие голоса, детский плач и притворный, знакомый Василию с детства мальчишеский визг Женьки.

Распахнув дверь, Василий обомлел: в коридоре на полу лежал братишка. Дородная хозяйка и сестра Василия — Антонина, держали Женьку за руки и за ноги. Мать с причитаниями и всхлипываниями всыпала ему по вздрагивающему заду толстым солдатским ремнем. Женька брыкался ногами, бодал хозяйку головой в грудь, но та крепко держала его за руки, прижимая их к полу.

Увидев Василия, мать выпрямилась, бросила на сундук солдатский ремень.

— Хватит, устала!

— Вот старший братец поможет, — обрадовалась хозяйка. — Мать-то только ремнем мух от сына отгоняет.

Воспользовавшись тем, что хозяйка ослабила свои руки, Женька, как мячик, подскочил с пола, и не успел никто опомниться, как он стрижом пронесся мимо Василия, выскочил на лестницу.

— На-ка, выкуси, чертова буржуйка! — крикнул он в приоткрытую дверь, показывая хозяйке кукиш.

В наступившей тишине был слышен только торопливый стук его каблуков по деревянным ступенькам лестницы.

— В чем дело? Что случилось? — спросил Василий.

— Да как же, что случилось? — развела руками хозяйка. — Разве вы не заметили, когда во двор входили, калитки-то нет!

— Как не заметил, заметил… Куда, думаю, калитка могла деваться…

— Пока я с Екатериной Петровной к вечерне ходила, братец ваш с ребятами снял калитку с петель и уволок на Оскол вместо плота, поплавать на ней чертякам вздумалось. Хоть бы перетопились в омуте, идолы. И калитки теперь не найдешь, полой водой невесть куда угнало. Я этого так не оставлю. Я пойду в ревком, буду жаловаться самому Стрижову! — возмущалась хозяйка.

— Вот это верно! Власть должна оградить граждан от хулиганства, — поддержал хозяйку Василий. — Распустили ребят, черт знает что творят. Обязательно сходите и заявите об этом безобразии в ревком… А с ним я разделаюсь по-своему, пусть только придет…

— А вы где гуляли? — спросила успокоенная хозяйка.

— В церковь ходил. Там тоже от хулиганов не протолкаться. Парни девушек вербой лупят…

— Да, да, — с горечью подтвердила хозяйка.

— Хорошо батюшка у вас служит. Певчий хор понравился мне, голоса приятные, звонкие, в особенности тенора и дисканты колокольчиками заливаются… А калитка пусть вас, Софья Никаноровна, особенно не тревожит. Я заставлю Женьку найти ее и навесить.

Хозяйка, довольная благонамеренным поведением Василия, осмотрелась по сторонам, хотя в коридоре, кроме нее и Василия, никого не осталось, таинственным шепотом произнесла:

— Не сможете ли на минутку спуститься ко мне? Мне хочется с вами кой о чем поговорить.

— Пожалуйста, если надо, я готов.

— Вот и пойдемте, чайку у меня попьете, наливочкой вишневой угощу.

— От такого удовольствия не смею отказаться!

Василий направился вслед за хозяйкой.

В прихожей высоченный мужчина лет тридцати в черной шерстяной кавказской блузе с карманами на груди и синих суконных брюках, заправленных в огромные яловые сапоги, смазанные дегтем, вытирал о расшитое полотенце руки. На загорелом лице, покрытом еле заметными оспинками, выделялся большой прямой нос, окрыленный густыми, сросшимися бровями, и карие, с огненным отливом глаза.

— Вот, Михаил Васильевич, познакомьтесь с братом Антонины Александровны. Это Василий, я о нем говорила…

— Шмыков — межевой землемер Валуйского земельного управления, — протягивая Василию огромную ручищу, покрытую золотистыми волосками, буркнул Михаил Васильевич, скользнув из-под бровей внимательным взглядом по лицу Василия.

Прошли в гостиную.

На большом дубовом столе, покрытом вышитой украинской скатертью, на блюдах лежали поджаренная курица и копченый окорок. Нарезанный большими кусками свежий пшеничный хлеб горкой высился на деревянной резной хлебнице.

— Садитесь, сначала немного закусим, а потом попьем чайку, — сказала хозяйка.

Она подошла к буфету, достала граненый графин с вишневой наливкой, рюмки. Поставила на стол для Василия третий прибор — окаймленную золотым ободком тарелочку, серебряную вилку с фамильным вензелем и нож с бронзовой ручкой.

— Софья Никаноровна, достаньте-ка нам покрепче. Там, в углу, в буфете, я привез сегодня. Да пару стаканчиков вместо этих детских рюмочек, — потирая руки и усаживаясь за стол, попросил землемер.

Хозяйка достала большую бутыль и два граненых стакана.

Василий сел напротив гостя.

— Садитесь, Софья Никаноровна, и вы, — сказал землемер, наполняя из бутылки стаканы.

— Ой, нет, мне некогда, я пойду подогрею самовар.

Хозяйка вышла из гостиной.

— Значит, придется с вами по-холостяцки, — разламывая руками на две половинки курицу, сказал землемер. — Берите любую половину! — предложил он Василию.

— Что вы! Этой половиной можно накормить взвод солдат, — пошутил Василий.

— Поэтому вы такой тощий, что мало едите. Выпьем за наше знакомство!

Чокнувшись с землемером, Василий сделал несколько глотков и, морщась, поставил стакан на стол. В горле запершило, перехватило дыхание.

Землемер улыбнулся.

— Что, крепкая? Это горилка мужицкого производства! Закусывайте…

Он ловко опрокинул стакан в широко открытый рот, провел большим пальцем правой руки по губам и стал с аппетитом уплетать курицу.

— Мы в деревне привыкли к ней. Набегаешься по полям под дождем, на ветру настудишься, так после этого погреться чем-нибудь крепеньким — одно удовольствие!

Вернулась хозяйка.

— Ну вот и я вам компанию составлю, — сказала она, усаживаясь рядом с землемером.

— А вы что ж не пьете? — обратилась она к Василию.

— Спасибо, уже глотнул, еле отдышался. Уж больно крепка.

— Ну и прекрасно! Выпейте тогда со мной наливочки.

Хозяйка наполнила две рюмки красной густой наливкой.

Землемер жадно работал своими крепкими челюстями, сверкая белыми ровными зубами.

— А я хотела вас попросить об одном одолжении, — обратилась хозяйка к Василию.

— Пожалуйста, — насторожился Василий, вопросительно взглянув на хозяйку.

— Дело простое. Михаил Васильевич купил для меня в Меленках очень хорошую породистую корову. Это верст пятнадцать отсюда. Надо будет как-нибудь пригнать ее сюда.

Василий удивленно пожал плечами.

— Ну, что же.

— Конечно, я за этот труд постараюсь вас отблагодарить всем, чем можно. А вам это будет за прогулку, познакомитесь с нашими окрестностями. Увидите наши поля, леса… Можете захватить с собой и Евгения, чтобы он тут не болтался без дела. С Антониной Александровной я уже говорила…

— А бандиты не отберут у нас по пути вашу корову? — спросил Василий. — Ведь что у вас тут творится!

В разговор вмешался землемер.

— Лесные бандиты не страшны. Я вот день и ночь по деревням разъезжаю, и никто ни разу пальцем меня не тронул, потому что добро людям делаю, землей народ наделяю. Настоящих бандитов у нас нет. Есть люди, несправедливо обиженные властью. Кто же за свое откажется постоять? И бояться вам нечего. Землемера Шмыкова весь уезд знает. Если на дороге кто остановит вас, скажите, что корова моя, и никто нигде вас не задержит… Кстати, слышали последние новости? Харьков тово, тю-тю, красные оставили, на Купянск бегут. Не сегодня, так завтра белые в Уразово могут пожаловать…

— А я политикой не интересуюсь, — равнодушно заметил Василий. — Мне все равно: белые, красные, лишь бы кончилась поскорей война, установился какой-то порядок, наладилась мирная жизнь…

— Это вы зря! Желая для себя лучшего, нельзя стоять в стороне от всего, чем живет народ. По чьей вине началась эта народная резня? Не знаете? По вине большевиков! Авантюрой власть в свои руки захватили. Установили диктатуру пролетариата, рабочего класса. А что такое рабочий класс в нашей крестьянской стране? Пылинка, капля в море народном. Мужик — вот главный производитель всего, чем жизнь человеческая на земле держится! — потрясая над столом куском белого пышного хлеба, самоуверенно поучал землемер Василия. — А вы: «политикой не интересуюсь»! Нельзя в наши дни жить без политики. Согнут большевики в бараний рог нашего брата при таком отношении. Нас большинство в стране, и мы по праву должны стать хозяевами земли русской… Ну, мы отвлеклись. Давайте выпьем!

Землемер налил себе еще стакан «горилки мужицкого производства» и наполнил рюмки вишневой наливкой.

Хозяйка принесла маленький пузатый самовар, налила крепкого чая в стаканы, поставила на стол вазу с вареньем из райских яблок. От выпитой вишневой наливки она раскраснелась.

— Что вы все о политике? Давайте споем! — и она запела свою любимую песенку «Белой акации гроздья душистые», но ее никто не поддержал.

У Василия не столько от вина, сколько от сдерживаемой ярости и тайного желания сцепиться с мужиковствующим политиканом, сторонником кулацкого национального «социализма», кружилась голова, сердце учащенно билось.

А землемер, опрокинув в рот горилку из стакана, вновь провел по своим губам большим пальцем и, сжевав на глазах Василия всю курицу, принялся за окорок.

— А бандитов вы не бойтесь. Бандитов как таковых нет, — уставясь на Василия сверкающими глазами, твердил землемер. — Есть народная мужицкая армия, не желающая иметь на своей шее никаких паразитов! Вы еще молоды, жизни не знаете. А если бандитов боитесь, возьмите для собственного успокоения вот это… У меня еще есть! — Землемер достал из кармана брюк большой плоский пистолет.

— Это кольт — лучший пистолет в мире, — сказал он, протягивая через стол Василию. — Мушку только один дурак напильником надрезал. Привыкли, как дикари, на все тавро свое ставить.

Василий, долго не раздумывая, взял и опустил револьвер в свой карман.

— Я согласен пригнать вашу корову, — сказал он. — Только вы, будьте добры, напишите какую-нибудь записку, что корова ваша, чтобы у меня ее дорогой не отобрали. А то, если отберут, после на меня обижаться будете!

— Это я вам напишу… А теперь посмотрим, куда вам нужно будет идти.

Землемер вышел из-за стола, взял лежавший на мягком бархатном кресле планшет, достал из него вчетверо свернутую карту Валуйского уезда.

— Вот, — сказал он, показывая на карте черненькую точку, обведенную красным карандашом, — это и есть Меленки.

Дорога прямая, здесь вот знаменитый Думский лес… Вы не пугайтесь, дорога идет опушкой, и если кто встретит вас на пути, с моим письмом не задержит… А сейчас идите спать, я вижу, вы уже опьянели. Я выпью еще чайку и примусь за работу, мне нужно написать несколько писем, а с утра в Валуйки ехать…

— Да, я действительно пьян, — выходя из-за стола, сказал Василий, — пойду спать. А когда нужно идти за коровой?

— Я хотела бы поскорей, — подходя к землемеру и обнимая его за шею, сказала хозяйка.

— Ну что ж, можно хоть завтра, письмо я приготовлю.