Что, если это правильно?

ГЛАВА 16

Виктория

Два месяца назад…

Найти подходящее время для разговора с сыном, о желании начать отношения с его лучшим другом, по-видимому, просто невозможно. Каждый раз, когда я пыталась затронуть эту тему, отрепетированные слова испарялись из моего сознания, и я говорила о всякой ерунде вроде арахисового «Эм-энд-Эмс» и прочей никому не важной чепухе.

Сегодня у нас состоялся один из этих странных неловких разговоров. Я только вернулась домой, когда на телефон пришло сообщение. Взглянув на экран, я увидела имя Уэстона.

Направившись по коридору в свою комнату, я плюхнулась на кровать и открыла сообщение.

Сегодня ты выглядишь особенно несчастной.

Я нахмурилась. Когда он меня видел?

Откуда ты знаешь?

Три точки появились на экране мгновенно, давая понять, что он отвечает.

Видел, как ты вернулась домой. В чем дело?

Сделав глубокий вдох, я решила рассказать ему, что происходит. Он остался верен своему слову и не давил на меня с отношениями. Он был рядом, и между нами все было почти как обычно. За исключением пошлых сообщений, которые я получала, когда мы были в компании, и Люк притворялся, что флиртует со мной.

Я кусала губу, старательно подбирая нужные слова.

Пыталась поговорить сегодня с Финном. Разговор пошел не по плану. Как всегда. Я начала болтать какую-то ерунду о том, что лебеди — единственные птицы, у которых выпирает пенис.

На этот раз появление точек заняло больше времени.

Хочешь, с ним поговорю я?

Как бы сильно мне ни хотелось не говорить об этом с Финном, я должна была сделать это сама.

Спасибо, но нет. Будет лучше, если это будет исходить от меня.

В этот раз точки не появились вовсе, но раздался стук в приоткрытую дверь моей спальни. Я подняла голову и увидела, как входит Уэстон. Да с таким видом, будто ему принадлежит этот дом. Я приподняла брови.

— Что ты здесь делаешь?

Он пожал плечами.

— Веришь или нет, я не большой фанат сообщений. Особенно, когда человек, с которым я переписываюсь, живет по соседству.

Я положила голову обратно на подушку.

— Справедливо.

— Ну, а еще мне интересно, откуда ты знаешь, что у лебедей выпирает пенис?

Я покачала головой.

— Может и нет.

Кровать прогнулась под весом Уэстона, когда он присел с краю, а потом переполз к изголовью и облокотился на него спиной. Он скрестил руки за головой, и я заметила новую татуировку. По крайней мере, мне показалось, что она новая.

Приподнявшись, я провела по ней пальцем, чувствуя небольшую воспаленность кожи. Теперь я точно была уверена, что она новая.

— Когда ты ее сделал? — Я провела пальцем по стреле на внутренней стороне его бицепса.

Он посмотрел на место, к которому я прикасалась.

— Две недели назад. Тебе нравится?

Я кивнула.

— Ага. Неплохо. Я собиралась сделать себе что-то похожее, — я села и схватила телефон, чтобы залезть на «Пинтерест» и показать ему выбранный дизайн. Отыскав нужные фото, я передала ему телефон.

— Хм, и правда похоже. Ты все еще планируешь ее сделать? — спросил он, вернув мне телефон.

Пожав плечами, я забрала телефон и начала просматривать другие отложенные картинки.

— Думаю, да. Однажды. Мне нравится ее значение.

Уэстон улыбнулся.

— Мне тоже. Поэтому я ее и сделал.

Я улыбнулась в ответ и кивнула.

— «Двигаться вперед», — прошептала я, продолжая пролистывать стену в приложении.

— «Двигаться вперед», — мягко отозвался Уэстон и потянулся, чтобы накрутить прядь моих волос на пальцы.

Так мы провели следующий час: он играл с моими волосами, а я показывала ему понравившиеся дизайны татуировок. Пока в его кармане не зазвонил телефон.

Он продолжил играть с моими волосами, вытащив телефон свободной рукой.

— Алло, — ответил он, нахмурившись. — Да, говорите, — сказал он через секунду, затем его рука замерла, а все тело напряглось. Он резко сел и повернулся к краю кровати. Он не говорил ни слова, но по-прежнему прижимал телефон к уху.

Я тоже села. Телефон выпал из его руки и ударился о пол.

— Уэстон, что случилось? — спросила я, подлетая к нему.

С его лица сошли все краски, а бисеринки пота заблестели на лбу. Я потянулась к его лицу, но он вскочил с кровати раньше, чем я успела это сделать, и ворвался в ванную, опустившись на колени перед унитазом.

Посмотрев вниз, я увидела, что звонок по-прежнему активен, и звонят с неизвестного номера. Я подняла телефон и приложила к уху.

— Алло? — тихо сказала я, не зная, правильно ли поступаю.

— Здравствуйте, Уэстон Бэнкс еще там? — спросили на другом конце линии.

Я покачала головой.

— Нет, ему стало плохо. Кто это?

— Меня зовут Бернис, я коллега Веры — матери Уэстона. Кое-что произошло на работе, скорая приехала и… — Она сделала паузу, и я услышала, как она всхлипывает.

Мой пульс участился.

— Что-то случилось с Верой? Где она? — допытывалась я.

— Ее больше нет, — прошептала Бернис.

— Я не понимаю. В какую больницу ее увезли? Где она? — продолжала спрашивать я, нутром чувствуя, что случилось что-то ужасное.

В динамике раздался крик:

— Она умерла. Ее не стало до приезда скорой.

Я покачала головой.

— Я не понимаю. О чем вы говорите?

В этом не было никакого смысла. Я не могла поверить в то, что говорила эта женщина. Это неправда. Не может этого быть.

— Они забрали ее в центральный госпиталь. Простите. Мне очень жаль, — и линия оборвалась.

Мое тело онемело, я даже не почувствовала, как ноги соскользнули с кровати и ударились о пол с глухим стуком. Я свернулась на полу, застыв в позе зародыша. Если пролежу так достаточно долго, кто-нибудь обязательно придет и скажет, что это просто злая шутка.

Но никто не пришел.

Спустя какое-то время, я собралась с силами достаточно, чтобы проверить Уэстона. Он сидел на полу, прислонившись к ванне — его кожа была пепельно-белой, лицо выражало глубокую печаль. Я опустилась перед ним на колени.

— Она была для меня всем, — произнес он, посмотрев на меня опустошенным взглядом.

Мое сердце болело за него.

Мое сердце болело за нас.

Мама Уэстона, моя лучшая подруга, Вера, умерла.

Горе переполнило меня, и, опустив голову на согнутые колени Уэстона, я заплакала.

Позже выяснилось, что у Веры была аневризма мозга. Она умерла мгновенно. Врач сказал нам, что в 40% случаев разрыв аневризмы мозга фатален. И, по его мнению, ей повезло, ведь оставшиеся 60% умирали по пути в больницу или получали повреждение мозга.

Мне хотелось ударить его, чтобы он не смел говорить о Вере, словно она была всего лишь статистикой в отчете.

Когда мы вернулись домой, на улице уже стемнело. Я действовала на автопилоте, а Уэстон не сказал ни слова с того момента, как я нашла его ванной.

Я проводила его до входной двери. Когда он не протянул руку, чтобы ее открыть, я предложила:

— Хочешь, я открою?

Он покачал головой и посмотрел мне в глаза — его боль была острой и поглощающей. Взяв за руку, я провела его через лужайку к моему дому, открыла дверь и потянула за собой.

Его ладонь была холодной и твердой, но он держался за меня, будто я его спасательный круг. Я сжала его руку в ответ и повела по коридору в свою спальню. Он не возражал, когда я направила его к кровати и посадила.

Присев рядом с ним, я осторожно надавила ему на плечи, заставляя лечь, затем тоже легла, свернулась рядом с ним. Так мы и пролежали до следующего утра, пока не взошло солнце.

Мы оба не спали, но не нарушали повисшую тишину — нас утешала близость наших тел, а не слова. Уэстон обнимал меня так же сильно, как и я его. Слова были ни к чему.

Наступил день похорон, и я понятия не имела, как там оказалась. Я не помнила, как помогала Уэстону, хотя знаю, что занималась этим. С того момента, как узнала о смерти Веры, я находилась в оцепенении.

Уэстон проводил каждую ночь в моей постели. И каждую ночь мы лежали в объятиях друг друга. Это были единственные моменты просветления в те дни.

Я не давила на него, чтобы он шел домой. Я знала, что он чувствует тот же страх, что испытывала и я, когда мне пришлось войти в дом Жак впервые после ее смерти. Это был один из самых тяжелых моментов, которые я когда-либо ощущала. Но я должна была это сделать.

Это помогло мне исцелиться. Не понимаю почему, но я почувствовала себя к ней ближе, в чем я так отчаянно нуждалась в те дни. Я хотела сказать Уэстону, что ему станет легче, что он снова сможет дышать, не чувствуя подавляющего горя, охватившего его сердце.

Но сегодня был неподходящий день. Сегодня предстояло сделать еще один шаг, и, возможно, самый тяжелый из всех.

Сегодня мы отправляли Веру на покой.

Сегодняшний день ознаменовал конец прекрасной жизни и начало существования без нее.