Я сегодня что-то взвинчена. Прошу прощения за то, что мне хочется «выговориться», как сейчас говорят молодые. Вообще-то, я это слово терпеть не могу, но эта мода такая прилипчивая!
Как известно многим из вас, я возглавляю общественный комитет Транквиллити-Вуд. В последнее время мы заняты подготовкой к вечеру семейных талантов. Он состоится в следующую среду. Выступать будут члены наших семейств: дети, внуки и так далее. То-то будет весело! Понятно, что некоторые номера дадутся нелегко, но хоть на какое-то время мы перестанем думать о своих артритах.
Сегодня на собрании общественного комитета появился наш новый жилец. Теперь я всегда радуюсь всякой свежей идее, поэтому с удовольствием представила Джентльмена Икс. Думаю, в Транквиллити-Вуд мой блог никто не читает: большинство этих милых старичков и не подозревает о существовании Интернета, но все же имен лучше не называть.
Джентльмен Икс излил на меня целый поток предложений.
На этих вечерах мы подаем обычно чай, кофе, сэндвичи и булочки. Джентльмен Икс замахнулся аж на коктейль-бар. По его рассказам, он год проработал барменом на каком-то острове в Карибском море и мог приготовить такой коктейль, что «просто зашибись». Я не шучу. Он выражается именно так.
Потом он сообщил, что знает одну девушку, которая, вообще-то, не член семьи, но тоже может выступить с номером, если я не против. Конечно, я согласилась. Он ответил, что это просто здорово: она классно танцует на шесте. Все мужчины покатились со смеху, захлопав себя по коленям. Ничего смешного! Сексист. Развратник. Смеялись даже некоторые женщины. Рита просто ржала как лошадь. Понятно, у нее старческое слабоумие, но все-таки…
А потом произошло что-то непонятное. Ни с того ни с сего мне вдруг захотелось разрыдаться. Я как будто перенеслась в свой самый первый по выходе из колледжа год работы в школе, в свой самый первый класс. Если вы не читали раздел «О себе», сообщаю: я двадцать лет проработала преподавателем математики. Десять лет – заместителем директора и десять лет – директором. Так сказать, положила жизнь на алтарь просвещения. В моем классе был такой ученик – Фрэнк Нири. Его озорная мордашка прямо стоит у меня перед глазами. Умный мальчик, но совершенно неуправляемый. Этакий возмутитель спокойствия, шуточкам которого смеялись все мальчишки. От них я казалась самой себе противной и скучной – ни дать ни взять тетка, оставшаяся в старых девах.
Ясное дело, в каждом классе был свой Фрэнк Нири, и я быстро научилась приструнивать их. Но тогда я была слишком молода, неопытна и из-за Фрэнка чувствовала себя настоящей занудой. Точно такое же чувство охватило меня и сегодня.
Ребята, с чувством юмора у меня все в порядке! Против хорошей шутки я ничего не имею! Но танцы на шесте! Вам ведь тоже не смешно, да?
Так вот, следующим пунктом повестки дня был тот самый противоречивый вопрос, о котором я писала в предыдущем посте. (Вам, конечно, было что сказать на эту тему! И пощипали же вы меня!) Я думала, что Джентльмен Икс меня уж точно не поддержит. Как вдруг…
Я страшно расстроена, просто ужасно! Только что мне позвонила «дочь», Барб, и сказала, что Алиса, моя «внучка», неудачно упала в спортзале – очень уж часто она туда ходит, мне кажется, – и попала в больницу. Особенно же мне грустно оттого, что ей и так сейчас сложно; только этого еще недоставало! Похоже, Алиса так сильно ударилась головой, что потеряла память и ей кажется, что теперь 1998 год. Хуже не бывает. Я, конечно, уверена, что память скоро вернется, но пока это все очень тревожно и отодвигает на задний план мелкие заботы. На сегодня заканчиваю. Как только что-то прояснится – сразу же сообщу.
Берил
Сочувствую вам, Фрэнни! Передайте этому противному Иксу, что его не ждут в общественном комитете! Молимся за Алису, всем сердцем с ней!
Парень из Брисбена
По-моему, из комментирующих я здесь единственный представитель мужского пола, и вы, женщины, скорее всего, меня ошикаете, только объясните мне, пожалуйста: что плохого в том, если на семейном мероприятии будет коктейль-бар? Для меня это большая загадка. Я за предложение Икса!
(Извините, Фрэнни, но я смеюсь от души. Простите великодушно ☺) Я просто хотел поднять настроение).
ДорисизДалласа
А что, если вам пригласить Джентльмена Икс на бокал вина и как следует обговорить с ним все? Используйте свои женские чары! Можно даже испечь луково-сырный пирог, о котором вы писали в предыдущем посте! P. S. А почему вы берете «дочь» и «внучка» в кавычки?
Супербабулька
Какое несчастье! И для вас, и для Алисы! Пришла беда – отворяй ворота. Сообщайте нам, как дела.
Леди Джейн
Расскажите Алисе: как-то раз я упала в обморок в отделе заморозки в «Вулиз», а когда пришла в сознание, то почему-то назвала свою девичью фамилию! А тогда я уже сорок три года как была замужем! Память очень занятно устроена.
Фрэнк Нири
Здравствуйте, мисс Джеффри! Сегодня я искал в «Гугле» свое имя и наткнулся на вашу запись. Извините, что я был таким хулиганом, но я с огромным удовольствием вспоминаю наши уроки математики. По-моему, я даже был чуточку влюблен в вас. Я стал инженером и не сомневаюсь, что всех своих успехов достиг благодаря вашей огромной работе.
ЧудачкаМейбел
Я совсем недавно набрела на ваш блог. Поздравляю! Такое забавное чтение! Я тоже прабабушка, живу на другой стороне планеты (Индиана, США!) и подумываю стать блогером. Вопрос: как ваше семейство относится к тому, что вы о нем пишете? Мои бы, я думаю, хихикали.
АБ74
Неужели правда комментарий написал Фрэнк Нири, ваш бывший ученик? Ну ничего себе! Мощь Интернета в действии!
– Мам? – нетерпеливо повторил ребенок.
Алиса не могла разобрать, кто это – мальчик или девочка. Голос был самый обыкновенный, детский. Он чуть задыхался, будто от спешки, и был немного сердит. Звучал, впрочем, приятно. Ей мало приходилось говорить по телефону, разве что по случаю дней рождения племянников и племянниц Ника, но их голоса были для нее настоящей музыкой. Когда же она их видела, они казались ей гораздо больше, страшнее и даже грязнее.
Ладонь у нее взмокла от пота. Она покрепче ухватила трубку, облизнула губы и хрипло сказала:
– Алло!
– Мам! Ну это же я! – рвался голос из трубки, как будто ребенок кричал ей прямо в ухо. – Почему ты подумала, что это папа? Он что, тебе звонит из Португалии? А? Когда будете говорить, скажи ему: игра для «Икс-бокса» называется «Затерянная планета: экстремальные условия», ладно? Все поняла? Мне кажется, папа не запомнил названия. Мам, это очень важно, ты, может, запишешь на всякий случай? Слушай внимательно! Затерянная планета… Экстремальные условия… А ты, вообще-то, где? Мы идем купаться, а ты ведь знаешь, я терпеть не могу опаздывать, потому что тогда придется тащиться на этом дурацком водном велосипеде! Ой, дядя Бен идет! Он отвезет нас купаться! Ура! Здорово! А чего ты нам не сказала? Дядя Бен, привет! Ну пока, мам!
Что-то пискнуло, глухо стукнуло, издалека послышались радостные детские крики. Мужской голос сказал: «Всем привет, народ!» – и зазвучал сигнал отбоя.
Алиса уронила телефон на колени и уставилась в проем двери, открытой в больничный коридор. Кто-то в зеленой шапочке быстро уходил по нему со словами: «Ну дайте же передохнуть». Где-то далеко плакал новорожденный.
И с кем же, спрашивается, она сейчас говорила? С Орешком?
Она даже не знала, как зовут этого ребенка. Насчет имен они все еще спорили. Ник был за Тома: как он говорил, «настоящее солидное мужское имя». Алисе нравилось имя Итан, в котором ей слышалось что-то сексуальное и удачливое. А если бы Орешек выкинул штуку и оказался девочкой, Алиса хотела бы назвать ее Маделин, а Ник выбрал Аддисон, ведь девочкам настоящие солидные имена не нужны.
Алиса подумала: «Я не могу быть матерью ребенка и не знать, как его зовут. Такого не может быть. Это за гранью возможного».
Но, может, это неправильный номер! Ребенок говорил про какого-то дядю Бена. В семье Алисы такого дяди никогда не было. И вообще никакого Бена она не знала. У нее не было ни одного знакомого с таким именем. Она как могла напрягала память, но ей вспомнился только огромный бородатый продавец в магазине с неоновой вывеской под названием «Психические искусства», принадлежавшем старшей сестре Ника Доре. Пожалуй, она самая чокнутая из «чекушек». Этого продавца Алиса видела лишь однажды; впрочем, может быть, его звали Билл или Брэд.
Загвоздка была вот в чем – ребенок спросил: «Почему ты подумала, что это папа?» – когда она произнесла имя Ник. И потом, он знал, что Ник сейчас в Португалии.
Да, это было за гранью возможного, но, с другой стороны, определенная логика тоже просматривалась.
Она быстро закрыла глаза, открыла их снова, силясь представить сына, которому не исполнилось еще и десяти лет. Какой он – высокий или нет? Какого цвета у него глаза? А волосы?
Что-то в ней готово было завопить от явного ужаса всей этой ситуации, а что-то – захохотать от ее нелепости. Невероятная шуточка. Смехотворная история, которую она будет пересказывать много лет: «А после я звоню Нику, и эта женщина говорит мне, что он в Португалии. А я не могу взять в толк, как это – в Португалии?»
Она взяла телефон осторожно, как будто это было взрывное устройство, и задумалась, кому бы еще позвонить: Элизабет? Маме? Фрэнни?
Нет… Ей больше не хотелось слышать незнакомые голоса, сообщающие что-то неизвестное о тех, кого она любила.
Тело ослабело и отяжелело. Ничего она не будет делать… Совсем ничего. Рано или поздно что-то произойдет, войдет кто-нибудь наконец. Врачи починят ей голову, и все будет хорошо. Она стала запихивать вещи обратно в сумку. Когда она взяла ежедневник в кожаной обложке, из него выпала фотография.
Трое детей в школьной форме. Очевидно, они позировали, потому что рядком сидели на ступеньке, уперев локти в колени, а подбородком упираясь в ладони. Это были две девочки и мальчик.
Мальчик сидел в середине. У него были почти белые растрепанные волосы, оттопыренные уши, курносый нос. Он склонил голову набок и стиснул зубы в преувеличенной гримасе, изображая то, в чем Алиса узнала улыбку. Она это точно знала, потому что видела, наверное, сто фотографий своей сестры с похожим выражением лица. «И зачем только я это делаю?» – грустно говорила Элизабет, глядя на снимок.
Девочка справа от мальчика выглядела постарше. Она вся была какая-то вялая, с длинным лицом и прямыми как палки каштановыми волосами, забранными в хвост, который падал на плечо. Она подалась вперед, всем своим видом показывая, как не нравится ей сидеть в этой смешной позе. Рот был сжат в узкую полоску, и она угрюмо смотрела куда-то вправо от камеры. На пухлой коленке была заметна большая некрасивая ссадина, а шнурки на ботинках были развязаны. В ее чертах не было совершенно ничего знакомого.
У маленькой девочки слева светлые кудрявые волосы были стянуты в два хвостика. Рот у нее растянулся в самой радостной улыбке, на пухлых ангельских щечках виднелись две глубокие ямочки. На уголках воротничка школьной формы было что-то вроде аппликации; Алиса поднесла фотографию ближе, чтобы приглядеться. Это были блестящие динозавры, точно такие же, как у Алисы на майке.
Алиса перевернула снимок и прочла отпечатанную на машинке наклейку:
Дети (слева направо): Оливия Лав (К2), Том Лав (Yr4B), Мадисон Лав (Yr5M)
Родитель: Алиса Лав
Заказано отпечатков: 4
Алиса повернула снимок к себе и стала внимательно разглядывать детей.
Я вас никогда в жизни не видела…
В ушах слышался отдаленный шум; она чувствовала, что дышит коротко, неглубоко, грудь быстро поднимается и опускается, как будто она оказалась на большой высоте. «О, так было смешно! Ну вот, я смотрю на фотографию этих троих детей. Собственных детей! И вообще никого не узнаю. Жуть просто!»
Еще одна незнакомая медсестра вошла в палату, быстро взглянула на Алису и взяла планшет с ее кровати:
– Извините, что заставляем вас ждать так долго. Мое начальство заверило: через несколько минут ваша койка будет готова. Как вы себя чувствуете?
Алиса поднесла кончики дрожащих пальцев к голове и произнесла с истерическими нотками в голосе:
– Дело в том, что я не могу припомнить последние десять лет своей жизни.
– Мы, пожалуй, организуем для вас чай и сэндвичи, – сказала сестра, посмотрела на фотографию у Алисы на коленях и спросила: – Ваши?
– Похоже, – ответила Алиса.
Она коротко усмехнулась, потом всхлипнула. Соленый вкус слез оказался очень знакомым, она подумала: «Ну хватит! Надоело, надоело, надоело плакать». И что все это значило? Ведь она не плакала так с самого детства, и все равно она не могла перестать, даже если бы и сильно захотела.