Чтобы желания сбывались

1

Ни у кого не оставалось сомнений, что Эрна похитил Роберто Друбенс.

Белокурая Эрин, волнуясь, ёрзала на стуле в кабинете Крайста, взирала на него беспомощно и кокетливо.

— Мы найдём его, — говорил он ей с уверенностью в голосе, хотя сам ни черта не был уверен, и успокаивающе накрывал ладонью её руку, белую, маленькую, призывно положенную на стол.

Она смотрела на него снизу вверх, улыбалась доверчиво и очарованно, и верила ему, и хлопала своими глазами-незабудками, которые Крайст забывал тут же, едва за Эрин закрывалась входная дверь.

— Я почти уверен, что они добрались-таки до Тайного Ущелья. Иначе мы бы их хоть где-нибудь да засекли. Силу Эрна можно спрятать только там, — спокойно растолковывал он непутёвой мамаше чародея.

— Можно я пойду с вами выручать его?

— Боюсь, что нет. Тайное Ущелье — это такое место, куда проникнуть может только абсолютно не заинтересованное существо. Вы поймите, мы не пренебрегаем вами, просто вы всё равно окажетесь в итоге бесполезны, Эрин.

— Но не могу же я сидеть, сложа руки? — встрепенулась блондинка.

— Научитесь вязать крючком. Это поможет вам расслабится. Да и руки займёт, — Крайст взял одну из маленьких белых кистей колдуньи и сделал вид, что разглядывает её, — О! — воскликнул он с пафосным восхищением, — эти ручки, эти прелестные ручки, сияющая перламутровая кожа… Они созданы, чтобы держать веера и цветы, а не душить старых сумасбродов!

Эрин выслушала всю эту шутовскую лабуду, затаив дыхание.

— Вы проводите меня? — спросила она капризно, поднимая на Крайста тонкое милое личико. Когда Эрин была уверена в своей привлекательности, она выглядела ещё более забавно, чем обычно.

— Какая жалость! Вот именно теперь у меня неотложные дела. Надо в очередной раз спасать мир, ей богу, надоело уже… Да, увы, без меня никак… Но когда-нибудь обязательно! В другой раз, — заявил Крайст с широченной улыбкой.

2

День был тёплый, но ветреный, отчего небо находилось в беспрестанном движении — то оно вскипало неоднородной пеной сероватых облаков, то вновь очищалось, становясь ровным, густо-голубым точно ликёр кюрасао.

Одиночные остроконечные каменные глыбы попадались всё чаще как на одной, так и на другой стороне дороги по мере того, как она начала спускаться с плато к морю.

— Останови машину, Крайст, — попросила Кирочка.

— Зачем? — удивился он.

— Я хочу посмотреть.

Она вышла из машины и побежала к обрыву. Ветер рванул на ней белоснежный сарафан, растрепал волосы. Издали она была похожа на лепесток, который вот-вот подхватит порывом. Крайст смотрел, и сердце его странно, грустно и сладко сжалось, так бывает, когда расстаёшься с чем-нибудь навечно, незначительным, но дорогим, или нечаянно обнаруживаешь в ящике стола фотографию давно умершего близкого человека.

Кирочка приблизилась к краю обрыва. Далеко внизу бурлило море, грузно ударяясь о ноздреватую, бугристую, похожую на мятый картон, отвесную стену берега. Раньше она видела такое только в кино. Неистовый восторг наполнил её, как девочку. Волны были высокие, грозные. Тёмными глянцевыми валами накатывались они на камни, разбивались вдребезги, откатывались назад, разгонялись, пухли и снова разбивались, бесконечно повторяясь и ни разу не повторившись в точности.

Шум моря доносился до Кирочки в виде невнятного гула. Предштормовой ветер трепал её распущенные волосы, размётывая их словно пучок чёрной травы, сильно, беспорядочно.

Она радостно взмахнула руками и побежала обратно к машине.

— Спасибо, — сказала она, смеясь, — если мне суждено погибнуть на задании сегодня, то я не буду слишком уж сильно жалеть, я видела море! И такое море!

— Говорят, это заколдованные края, и каждому, кто приходит сюда, они кажутся самым красивым местом на Земле. Здесь район вулканической активности. Там, дальше, есть ещё чёрные пляжи…

Плотные платиновые облака вдруг раздвинулись, и показалось солнце. Угольно-чёрные, островерхие скалы из редкостного обсидиана с вкраплениями слюды засверкали бесчисленными мелкими радужными блёстками.

— Боже мой, — выдохнула Кирочка очарованно.

Некоторое время ехали молча, Крайст сосредоточенно вёл машину по извилистому шоссе, Кирочка не могла налюбоваться суровой красотой камня. Она была так разнообразна, необычайна, и на её фоне совершенно забывалось, что вокруг нет ничего живого, ни деревца, ни кустика, ни былинки.

— Ты знаешь, где оно, мы скоро приедем?

— Вход в Тайное Ущелье не находится в каком-то определённом месте, — пояснил Крайст, — мы с тобой должны его угадать.

— Как?

— Положись на интуицию. Подумай о цели, приведшей нас в Тайное Ущелье, и когда почувствуешь, что надо свернуть или остановить машину, говори мне.

— Вот тебе раз, — пробормотала Кирочка, — послушно откидываясь на сидение и прикрывая глаза.

Солнечные пятна ползли по её лицу. Крайст отвернулся. Ему невольно припомнилась сцена из сна. Этого уголка своей души, открывшегося ему так внезапно, он боялся и стыдился. Как исступлённо бросилась она тогда к нему на шею! Какой показалась в тот миг женственно-беспомощной и ошеломляюще нежной! Ничего подобного, конечно, в реальности никогда не происходило. Всё было только грёзой, мороком, невесомым переплетением мыслей, никому кроме него неведомым… Но кто осмелится утверждать, что бесплотная мысль — есть нечто менее настоящее, чем осязаемая массивная скала. По мнению некоторых философов, мысли даже прочнее скал.

— Мне кажется, что это здесь, — предположила Кира.

Крайст остановил машину и вышел, хлопнув дверцей. Под прикрытием скал было безветренно. Машина стояла на обочине шоссе, проложенного по краю пропасти; на другой стороне этой пропасти возвышалась отвесная каменная стена.

Билл постоял немного возле обрыва. На пористой тёмно-серой поверхности скалы кое-где лежали мелкие округлые камушки. Он легонько пнул носком кроссовка один из них. Камушек с тихим шуршанием прокатился по камню, сорвался вниз и пропал в туманной глубине пропасти. Билл выкурил сигарету и вернулся к машине.

— Ты правильно чувствуешь, только нужно будет пройти ещё немного вдоль пропасти, покуда не увидим мосты.

Кирочка прихватила с собой пистолет и захлопнула дверцу.

В молчании они пошли почти по самому краю обрыва, стараясь особенно не торопиться, прислушиваясь к глухому звуку собственных шагов.

— Старайся ни о чём не думать, — полушёпотом посоветовал Крайст через плечо, — Ущелье, конечно, нас всё равно услышит, но хотя бы не будет слишком агрессивно…

— Это самое трудное — ни о чём не думать. Но я постараюсь, — пообещала Кирочка.

Со всех сторон возвышались обсидиановые скалы. Они были похожи на непрогоревшие угли в камине, но когда из-за облаков ненадолго показывалось заходящее солнце, его золотистые лучи рождали на поверхности угрюмых каменных глыб миллионы искрящихся блёсток. Красота искушала взор, Кирочка шла, беспокойно вращая головой, жадно озиралась, не желая упустить ни единого ракурса, с которого можно было поглядеть это сияющее великолепие. Крайст шёл, ни на секунду не забывая о пропасти; он украдкой поглядывал на восторженную Киру, ежеминутно оценивая расстояние от носков её кроссовок до обрыва.

Вскоре они увидели подвесные мосты. Их было сразу три, и каждый из них выглядел вполне настоящим, вызывал доверие, желание ступить и пойти, полностью вверив жизнь его ребристой шаткой спине.

— Почему их несколько? — с удивлением спросила Кирочка.

— Это мосты-миражи, — пояснил Крайст, — никто не знает, по какому из них можно пересечь пропасть, а какие два — неминуемая гибель, — он красноречиво шагнул к самому краю и поглядел вниз.

Там, далеко, промеж асфальтно-серых отвесных стен будто варево в кастрюле клубился плотный белый туман.

— Только один из них настоящий?

— Только один.

— А остальные?

— Обманы. Пустота. Выберешь один из них — пиши пропало.

— Так, может, как-то проверить мост? — неуверенно предложила Кира, — Вот, например, взять какую-нибудь длинную палку и постучать по этим доскам, узнать, настоящие они нет.

Крайст одобрительно усмехнулся, словно хорошей шутке.

— Ничего не выйдет. Это ведь настоящие миражи, а не просто оптические обманы, они обваливаются не сразу, а иногда даже в самом конце, на последнем шаге. То есть эти мосты почти настоящие. И ты не поймёшь, что это мираж, покуда не выберешь и не пойдёшь выбранным путем.

— Как же так?

— А как в жизни? Разве мало таких обманов, иллюзий, когда какая-то вещь представляется тебе совершенно очевидной, а на деле всё оказывается наоборот. Так и тут. Вот он вроде, мост, а в действительности нет его…

— Кто же из нас пойдёт?

Вопрос прозвучал риторически. И оба это понимали.

— Пойти должен тот, кто весит меньше, — сказал Билл, — не в физическом, разумеется, смысле… Тот, кто меньше заинтересован. После проверки на машине сна…

Кирочка нахмурилась и не дала Биллу продолжить.

— Понятно. Вряд ли это я…

— Но причина не только в заинтересованности — продолжал Билл, — Я привёл тебя в ОП, и, согласно неписанным правилам, навсегда останусь в каком-то смысле ответственным за твою судьбу. Как наставник я должен оберегать тебя. Иногда, если это необходимо, даже ценой собственной жизни.

Они остановились над пропастью. Облака медленно расходились, открывая оранжевое солнце. Некоторое время оба в молчании наблюдали, как крутой склон на другой стороне пропасти наливается искрящимся блеском.

Внезапно Билл, развернув Кирочку к себе за плечо, заглянул ей в лицо; в выражении его глаз метнулось что-то странное, она застыла, ответив на этот взгляд, а потом он стремительно привлек её к себе и коротко, печатно-крепко поцеловал в висок.

Это было так неожиданно, так необыкновенно, что Кирочка совсем потерялась. Она размашисто, как при попытке удержать равновесие, раскинула руки, раскрыла рот, попыталась вдохнуть и воскликнула:

— Да ты что, совсем обалдел, Крайст?!

Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Он — грустно и чуть насмешливо, она — испуганно.

А затем он круто повернулся.

И пошёл.

Лучи заката позолотили его лицо и плечи. Билл ступил на мост не рассуждая, не разглядывая, не оценивая его, не сравнивая с другими мостами — просто ступил и пошёл.

Кирочка напряжённо смотрела, как покачивается под ногами Крайста хлипкий подвесной мост. Он дошёл уже до середины, и волнение её почти улеглось, мост держал его, пусть шатко, но надёжно, он не собирался, казалось, ни обрываться, ни исчезать… Шаг. Ещё шаг. Крайст не торопился. Он шагал не слишком широко, руками помогая себе поддерживать равновесие. Кирочка затаила дыхание. До конца моста оставалось каких-нибудь метра полтора. Последние шаги самые трудные. Мосты-миражи любят исчезать именно тогда, когда цель уже так близка, что стоит только протянуть руку…

Крайст занёс ногу и…

В следующее мгновение он стоял уже на твёрдом камне скалы. Он справился, он перешёл.

— Я с тобой! — вскричала Кирочка, и прежде, чем он успел что-либо возразить, бросилась следом за ним по мосту, пробежала его не останавливаясь ни на миг, и, очутившись на другом берегу пропасти, едва не рухнула в объятия Крайста.

Он предусмотрительно отодвинулся.

— А если бы мост пропал? — спросил он строго.

— Но ведь он же выдержал тебя…

— Я гораздо легче, — сказал Крайст с едва уловимым оттенком укоризны в голосе, — ты ведь, признайся, всё-таки немножко влюблена в Эрна…

— Как сказать… — Кирочка смиренно опустила ресницы. — Не знаю.

Они пошли куда-то вдоль скалистой стены, теперь прижимаясь к ней практически вплотную. Тропинка вела их по узкому уступу, местами сколотому или заваленному камнями. Когда нужно было перешагивать узкие, но невероятно глубокие расщелины или перебираться через груды осыпавшейся породы, Крайст подавал Кирочке руку.

— Ну вот, — ворчал он, помогая ей преодолеть очередной завал, — этого я и боялся. Женщина в таких местах — обычно только лишняя морока.

Наконец они добрались. Отвесная стена неожиданно оборвалась, в чистое небо впился самый высокий последний её остроконечный зубец, тропинка резко покатилась под гору, но там, пока ещё очень далеко внизу, зыбко зеленела роща, и слышен был плеск реки в глубокой туманной долине.

Времени на спуск пришлось потратить порядочно. Идти нужно было очень осторожно — на маленьких круглых камушках, которые встречались на их пути, было так легко оступиться! И Крайст, недовольно сдвинув брови, в особенно опасных местах снова помогал своей спутнице, боязливо и неловко переставлявшей по крутому склону свои необычайно длинные ноги.

В долине их поджидала развилка. Тропинка раздваивалась. Одно из её продолжений, наиболее привлекательное, заманчиво широкое и ровное, уходило в глубину леса, а другое, узкое и каменистое, тянулось вдоль крутого берега порожистой реки.

— Вот видишь, тут расслабляться нельзя, — заметил Крайст, — поверь, Ущелье не слишком нам радо, и приготовило ещё немало сюрпризов.

— По какой же из этих двух тропинок нам идти? Давай разделимся, ты пойдёшь лесом, а я по берегу.

— Боюсь, что именно такого решения и ждёт от нас Ущелье.

— Как же нам быть?

— Идём вместе.

Билл решительно повернул в сторону леса. Солнце опустилось уже так низко, что его не было видно за горами; лишь нежно розовое сияние разливалось там, и остроконечные зубцы на его фоне казались ещё чернее. Стремительно начало смеркаться.

Едва они оказались под густыми кронами необыкновенных деревьев — то были не дубы, не клёны и не каштаны — удивительное спокойствие снизошло на них. Кирочка начала замечать, что прошлое, все воспоминания тревоги, постепенно отходят на второй план.

Листья деревьев, широкие и шершавые, словно работящие ладони, светились в темноте призрачным нежно-голубым цветом. От этого в роще было светло. Ночные бабочки, огромные, словно птицы, искрящиеся, оставляющие за собой шлейф из мириад сияющих блёсток, разноцветные: белые, сиреневые, розовые — порхали повсюду.

Мягкий как перина мох устилал камни и пни, заползал высоко на мощные в несколько обхватов как у секвойядендронов стволы.

Они остановились, чтобы послушать фей, скрывающихся в листве, которых здесь было великое множество, но полупрозрачные светящиеся крылышки всевозможных цветов и оттенков были сложены, и казалось — в кронах магических деревьев нет никого — лишь тихое пение выдавало их присутствие.

— Билл, ты помнишь, зачем мы здесь? — спросила Кира беззаботно, наблюдая за малюсенькой феей, спустившейся с ветки к ней на ладонь, — гляди, какие они забавные!

— Мы ищем Эрна, — ответил Крайст озабоченно, — по-моему, тебе нужен «Античар». Он достал из кармана блистер и выдавил на ладонь небольшую гладкую капсулу.

Кирочка взглянула на него недоумённо.

— Глотай, — велел Билл и тотчас отвернулся.

Обращённые к нему большие тёмные глаза Кирочки, подёрнутые туманной поволокой, были гораздо опаснее чар волшебного леса. Она сидела на мху, опираясь на руку и подогнув согнутые в коленях ноги. Лёгкая юбка немного задралась; нежная кожа бёдер как будто слабо светилась в полумраке.

«Ведь она даже не вспомнит ничего, если…»

Билл обрубил мысль. Он умел с ними справляться. В эту секунду он почувствовал себя как никогда благодарным Ехире и злым на доктора Хосе, этого живого мертвеца, сколотившего капитал на грёзах прожорливых анорексичек и похотливых неудачников. Век векуй, а всё равно никогда не скажешь с уверенностью, кто сделал тебе добро, а кто подложил свинью!

Кирочка неохотно повиновалась и проглотила капсулу. Примерно через пару минут к ней вернулась способность рассуждать здраво.

— Растяпа, — отругал её Билл, — отправляясь в такие места надо постоянно быть начеку. А ещё одна хотела идти!

Она выслушала отповедь с опущенным взором. Подав руку, Билл помог ей подняться на ноги; минуту спустя они уже продолжали путь.

— Гляди-ка! — воскликнула Кирочка, указывая пальцем в просвет между деревьями, куда уходила тропинка, — там Эрн!

— Точнее Эрны…

Прямо на них из глубины зачарованного леса вышло несколько совершенно одинаковых юношей, каждый из которых как две капли воды похож был на юного чародея.

— И который из них наш?

— Это фреи, лесные духи. Они могут принимать любое обличие. О чём думает больше всего человек, который встретит фрею, тем она ему и покажется.

— А что они делают?

— Заманивают путников в глубину леса и исчезают. Найдёт дорогу — повезло, не найдёт — чаще всего так и бывает — сам виноват. Не все видят фрей, а только те, кто сильно зависит от своих желаний.

— Это я..? — спросила Кирочка удивленно и чуть сконфуженно.

— Получается, так… Не моё же воображение наплодило тут целую роту Эрнов?

— Кто тебя знает, — раздосадовано буркнула Кирочка.

Клонированные Эрны ещё немного постояли вдоль тропинки, устремив на Кирочку несколько пар зовущих аметистовых глаз, но вскоре, смирившись, видимо, с тем, что на них не обращают никакого внимания, один за другим медленно растворились в воздухе.

Путники двинулись дальше. Кирочка воодушевленно озиралась.

— Чтобы не поддаваться чарам, — сказал Билл, — лучше всего вести какую-нибудь пустяковую беседу. Разговор, сам процесс произнесения слов, хорошо помогает отвлечься от мыслей. А в волшебном лесу это как нельзя кстати.

— Почему здесь люди видят свои желания? — спросила, немного подумав, Кира.

— Да люди свои желания видят везде, так уж они устроены, разум имеет свойство подкрашивать факты в свою пользу, — усмехнулся Билл, — просто волшебный лес это многократно усиливает, как лупа. Я знавал одного парня, который выдумал целую религию, и, представляешь, она у него работала! Он молился своему личному Богу и даже получал в ответ от него некоторые бонусы… Как тебе такое?

— Ну, нет, — отмахнулась Кира, — в жизни обычно приходится изрядно попыхтеть, чтобы твои желания исполнились.

— Так только кажется. Это защита. Люди не умеют радоваться тому, что досталось им без труда. Радость, с точки зрения разума, всегда должна быть наградой.

— Люди по-моему вообще не умеют радоваться тому, что у них есть. Ярчайший тому пример: те твои две ведьмы, Крайст, зеленоглазая и блондинка. Каждая из них неистово жаждет занять по отношению к тебе место другой. Со стороны, поверь, это очень заметно. Блондинка отдала бы всё за то, чтобы оказаться в твоих объятиях, пусть всего на одну ночь, а зеленоглазая наоборот, она мудрее, скорее предпочла бы дружбу… И оттого, что у каждой из них есть то, о чём мечтает другая, они безумно завидуют друг другу и испытывают взаимную неприязнь…

— Ты меня прямо смутила, — тихо сказал Билл, с удивлением поймав себя на том, что подобные рассуждения, в общем-то вполне объективные, в устах Кирочки способны вогнать его в краску точно так же, как шестнадцатилетнего Эрна — рассказанный при нём скабрезный анекдот.

Кирочка злорадно хихикнула.

— И всё же… — принялась рассуждать она через некоторое время, — почему именно желания являются такой универсальной валютой? И волшебный лес, и машина сна, и гении маркетинга используют их для управления людьми… Неужели нет ничего другого?

Билл помотал головой.

— Желания — единственный стимул к жизни, ибо в каждый момент времени они наполняют её новыми смыслами.

Он внимательно посмотрел Кирочке в лицо; по нему пробежали беспокойные лунные тени ветвей. Глаза её сейчас казались совсем чёрными. Пухлые выпуклые губы отбрасывали лёгкую тень на подбородок. Светлая кожа загадочно и почти страшно светилась в полумраке. И снова Биллу подумалось про Эрна и его любовь к этой девушке, про машину сна и про самое первое его собственное впечатление — раскрасневшаяся, растрёпанная, длинно-длинно-длинноногая летит она по тротуару прямо на него…

Взгляд Билла, видимо, выдал его мысли.

— Грустно, Крайст, — сказала Кира совершенно искренне и отвернулась, — и тайные желания, и фреи, и мосты-миражи… Вокруг нас слишком много всего иллюзорного, ты не находишь? Я слышала о таком странном религиозном учении, — добавила она после недолгого раздумия, — в нём говорится, будто всё вокруг — лишь сон спящего Бога.

— Может, и сон… — Билл ненадолго задумался, — Знаешь принцип неопределённости в физике? В мире квантовых частиц любое наблюдение меняет изначальные свойства системы. Добыча любой информации стоит определённых затрат. Потому ни одно наше знание не истина в том смысле, что оно в точности соответствуют реальности. Мы не можем сопоставить напрямую, сложить как оригинал и кальку — материю и идею. Это невозможно. Наблюдая реальность, мы её в каком-то смысле создаём…

Кирочка шла молча; может, она не знала, как продолжать этот разговор, а может, просто не хотела говорить. Запахи и звуки волшебного леса располагают к безмолвию.

— Cмотри, это чёрная ель, — Билл указал спутнице в сторону от дороги, — растёт только здесь, в зачарованном лесу.

Кирочка не удержалась от того, чтобы подойти поближе. Она нерешительно ступила на мох, из которого искрящимися брызгами взметнулись болотные феи и медленно пошла к деревьям, на которые указал ей Крайст.

Три ели были ещё совсем молодые, а четвёртая, вековая, ровно спилена.

— И тут браконьеры! Ну надо же! — проворчал, глядя на это Билл, — Хоть бы они уснули со своими топорами в обнимку! Вырезают, небось, из этой древесины безделушки…

— Красивые, должно быть, безделушки, — восхищённо пробормотала Кирочка.

На спиле древесина была тёмно-серая с тонкими ярко-фиолетовыми годичными кольцами и капельками застывшей сиреневой смолы. Кирочка обошла пенёк площадью с небольшой обеденный стол вокруг. Прикоснулась к его прохладной чуть липкой поверхности.

— Из сока этой ели делают «Античар», который мы принимаем, — пояснил Билл, — понюхай хвою, заметишь, как сразу прояснится в голове.

Кирочка подошла к молодой ели. Хвоя на ней была тёмно-тёмно серая, почти чёрная, блестящая и жёсткая, как будто сделанная из пластмассы.

Крайст вырвал несколько иголок и, размяв их пальцами, протянул Кирочке.

Они источали свежий и острый запах, чем-то напоминающий аромат свежей лимонной цедры. Вдыхая его, девушка ощутила прилив бодрости. Брести по мягкому длинному мху после этого стало как будто немного легче.

Пройдя вперёд всего около сотни шагов, Кира и Билл снова увидели нечто, заставившее их остановиться. Из чащи с небольшой корзинкой в руке прогулочным шагом вышел Ниоб. Он даже не заметил, казалось, непрошеных гостей леса, непринуждённо нагнулся за чем-то, вероятно, за грибом или горстью розаники, крупной, сочной, розовой болотной ягоды, затем запустил руку в корзину, очевидно, погружая туда находку, выпрямился и, как ни в чём не бывало, помахивая суковатой палкой, служившей ему посохом, продолжил свой путь по пышному голубоватому мху.

Билл проводил Ученика Магистра Белой Луны сумрачным взглядом.

— Это твоя фрея, — уверенно заключила Кирочка.

— Возможно, — отозвался Билл задумчиво, — впрочем, не исключено, что он настоящий.

— Вряд ли. Он попытался бы нам помешать.

— Не факт. Если Ниоб приближённый Друбенса, то это не означат, что он не может иметь собственного мнения.

Загадочный грибник тем временем пересёк тропинку в каком-нибудь десятке шагов от места, где стояли Кира и Билл, не удостоив их ни единым взглядом. Он ещё немного походил в зоне их видимости, регулярно нагибаясь за чем-то и выпрямляясь, а потом исчез в чаще.

Лес постепенно начал редеть, и вскоре, к большому облегчению для путников, тропинка выскочила из него на совершенно открытую местность, впереди — на вершине пологого песчаного холма — виднелись в сумерках мягко светящиеся окнами домики небольшой деревушки.

— Может, и не найдём никого, а хоть воды попросим, — сказала Кирочка, — я пить хочу.

Билл протянул ей флягу.

— Доверие ко Вселенной штука хорошая, но не в нашем деле, — пояснил он.

Войдя в деревню, Кирочка обнаружила, что проголодалась.

— Крайст, а бутерброда у тебя случайно не найдётся? — печально осведомилась она.

— К сожалению, нет. Худей.

Кирочка брела, понурив голову, еле волоча свои длиннющие ноги.

— Может, посидим, я так устала…

— Хватит ныть, — резко осадил её Билл, — неужели ты не понимаешь, что всё это — испытания Ущелья? Запомни: удовлетворение желаний никогда не меняет ничего в тебе, развитие обусловлено всегда лишь их преодолением.

Кирочка нехотя сделала ещё несколько шагов. Она совсем уже было пала духом, но вдруг заметила на лавочке возле одного из деревенских домиков знакомую хрупкую фигурку.

— Эрн! — воскликнула она.

Юноша поднял голову.

— Кира! Крайст! — воскликнул он с искренней радостью, — Слава богу, что вы пришли! Заберите меня скорее отсюда.

— А где Друбенс? — подозрительно поинтересовалась Кира, — да и вообще, не слишком ли всё просто, сразу вошли и сразу нашли, посмотри-ка на меня хорошенько, не морок ли ты, не глюк ли?

— Друбенс спит, — ответил Эрн с лёгким оттенком досады, — а Ниоб ушёл за грибами.

— Спит? — удивилась Кирочка.

— Он уверен, что Ущелье никого сюда не пропустит, а если и пропустит, не выпустит…

— Это он в точку, — заметил Билл, — радоваться рано, надо ещё суметь отсюда уйти.

— Тогда давайте не будем мешкать, — сказала Кирочка. Ей представилось в этот момент страшное лицо Друбенса, который спал в кресле с открытыми глазами.

Все трое двинулись по тропинке в сторону леса. Не прошло и десяти минут, как навстречу идущим попался Ниоб с полной корзиной каких-то синеватых колченогих грибов. Они остановились.

— Добрый вечер, — сказал Билл, — не особенно удобно собирать дары леса в сумерках, вы не находите?

Ученик Друбенса, насколько он мог судить по своим воспоминаниям о книжной ярмарке, ничуть не изменился. На голове у него надет был всё тот же тюрбан, что и десять лет тому назад, яркий, как у циркового фокусника; рукава халата точно так же размашисто свисали вокруг сильных волосатых рук, и лицо хранило всё то же выражение спокойного достоинства человека, знающего нечто, неведомое никому другому на свете.

— Добрый, — ответил Ниоб сдержанно и просто, словно он встретил соседа, а не людей, очевидно собирающихся похитить пленника его Учителя, — грибы чаровики как раз лучше всего собирать в темноте, они начинают светиться после заката.

— Мы решили немного прогуляться… — пролепетал Эрн, его виноватая интонация, даже если бы Ниоб до сих пор ни о чём не догадывался, выдала бы беглецов с головой.

Но Ученик Магистра даже бровью не повёл, он взглянул на Крайста, как показалось всем троим, с любопытством, остальных он не удостоил своим вниманием вообще, и пошёл дальше по тропинке к домику, осторожно поддерживая повешенную на локоть корзину.

— Надо же! Великая ценность! Поганки какие-то… — неприязненно заметила Кира.

— Из них варят элексир забвения, — деловито информировал своих спутников Эрн.

— Стой! — окликнул уходящего Ниоба Крайст.

Тот медленно обернулся.

— Ты почему за нами не гонишься, глиняная твоя чалма? — спросил Крайст с шутливым возмущением.

— А оно тебе надо? — в той же манере ответил ему Ниоб, и на его лице, широком, смуглом и загадочном, по которому решительно невозможно было определить возраст, мелькнуло некоторое подобие добродушной улыбки, — я не буду мешать вам, но и не помогу, — добавил он после небольшой паузы и вновь погрузился в своё удивительно ёмкое сосредоточенное молчание, в котором, казалось, больше смысла, чем в иных многословных тирадах.

Повернувшись, он пошёл к домику, и спина его удалялась так красноречиво, что стало совершенно ясно — он уже больше ничего не скажет.

Пока путники двигались в сторону леса, стемнело окончательно. Сонные маленькие феи попрятались под широкие листья, небо с одного края позеленело, и первые звёзды, словно рисовые крупинки, просыпались на его переливающееся полотно.

— Нам нужен привал, — сказала Кирочка, беззастенчиво зевнув.

Эрн в подтверждение её слов вяло облокотился на ближайшее дерево.

— В этом лесу и правда один шаг за сотню, — сдался Крайст, — давайте и правда немного полежим на мху, но, господи вас упаси от того, чтобы задремать. Засыпают здесь навсегда.

Эрн сел, прислонившись спиной к стволу толстого дерева. Кирочка растянулась на мху, её примеру последовал и Билл; они случайно соприкоснулись головами, оба почувствовали замешательство и, приподнявшись на локтях, взглянули друг на друга.

— Знаешь, Крайст, — сказала Кирочка доверительным шёпотом, обволакивающая их со всех сторон тихая ночь вызывала на откровенность. Светлячки мерцали во мху словно упавшие звёзды, — ты извини меня за ту глупость, что я сказала тебе у пропасти. Вырвалось…

Кирочке не хотелось обходить это происшествие молчанием, ей казалось, что тревожную значимость этого события можно сгладить, если говорить о нём прямо, неосторожно, без особой деликатности…

— Просто я была так поражена. Многие люди от удивления теряют дар речи, я не принадлежу к числу этих счастливцев, я теряю дар мысли, а способность ляпнуть, что ни попадя, у меня, к несчастью, остаётся…

— Ерунда. Забудь. Сам не знаю, что на меня нашло тогда. — Сказал Крайст и по своему обыкновению улыбнулся.

А Кирочку эта беззаботная улыбка сейчас немного обидела. В тот единственный миг, у подвесного моста, ей показалось, что от Билла исходит нечто удивительное, небывалое. Ей стало почти страшно, но этот страх был скорее приятным, как на аттракционе, когда маленький вагончик с дикой скоростью несётся вниз и всё замирает внутри… Крайст, наверное, и сам не понимал, насколько он был искренним в тот момент. Он тогда просто испугался, что видит свет божий в последний раз. Слишком испугался, чтобы прятаться от самого себя.

— Ничего страшного, — сказал Крайст, стараясь изобразить интонацией всепрощающее джентельменское великодушие.

— Я просто сама себе подумала невесть что, ведь это был дружеский поцелуй, не так ли, — быстро шептала Кира, и Крайст осознал, что предпочёл бы сейчас, чтобы она молчала, — обыкновенный дружеский поцелуй, — добавила она убеждённо.

— Конечно, дружеский, — эхом повторил Билл, выпуская в ночное небо струйку сигаретного дыма. Сейчас, когда смерть уже не стояла у него за плечом, он мог позволить себе роскошь самообмана и сопутствующего ему очаровательного в своей наивности самодоверия.

— О чём это вы там шепчетесь? — ревниво справился Эрн из-под дерева.

— Да так… — ответила Кирочка, лениво шевеля губами, — ничего особенного…

— Идёмте, — сказал Крайст, решительно поднимаясь с земли, — пока совсем не разомлели.

Путники снова двинулись по едва различимой в ночи лесной тропинке. Крайст шёл впереди, а Эрн, воспользовавшись темнотой, немного осмелел и попытался взять Киру за руку. Неодобрительно кашлянув, она пошла чуть быстрее, сделала вид, будто бы догоняет Билла. Юный чародей немного обиделся, но про себя; поразмыслив, он решил не кривить свои красивые губки — в темноте этого всё равно никто не оценит.

Лес снова начал редеть.

— Неужели мы вышли? — Кирочка выглядела едва ли не разочарованной.

— Мы были готовы к трудностям, — сказал Билл, — и поэтому они нас испугались.

— Не забывайте, что мы ещё в Ущелье, — сказал Эрн, храня в интонациях оттенки досады на Кирочкину холодность, — скала пока не выпустила нас…

Приблизившись к каменным стенам, путники заметили, что тропинка, по которой они спускались с горы, пропала.

— Может, мы просто сбились с пути в темноте, и вышли не там, где нужно, давайте дождёмся рассвета, тогда всё станет ясно.

— Утешать себя не слишком хорошая привычка, — заметил Кирочке Крайст.

Она обиженно поджала губы.

— Я же говорил, что Ущелье не выпустит нас, — почти злорадно выпалил Эрн.

— Сделай что-нибудь, ты же колдун, — попросила Кира.

— Быть может, — ответил Эрн, наслаждаясь звучанием жёстких ноток в своём голосе, пусть, дескать, она знает, что лезть из кожи вон ради неё, он не собирается, — но, как назло, именно в Тайном Ущелье моя Сила практически бесполезна… Я, конечно, могу попробовать, но это сильный риск, если скала отразит удар…

— Все вместе мы отсюда точно не уйдём, — сказал Крайст, — надо вытолкнуть хотя бы одного, а он потом вытянет остальных.

— Каким образом?

— Из тайного Ущелья можно уйти легко и быстро только если тебя по ту сторону скалы тебя очень сильно ждут. Среди нас только один может похвастаться чем-то подобным.

Кирочка и Эрн переглянулись.

— У тебя там родители, — тихо сказал юноше Крайст. И тут же мысленно похвалил самого себя за предусмотрительность: куда тяжелее пришлось бы, вздумай он уступить сумасбродной просьбе Эрин и взять её с собой.

— И что я должен делать?

— Подумай о них с нежностью. Лучше о маме. Она колдунья и у неё намного больше энергии. Вспомни что-нибудь приятное о ваших отношениях, мысленно скажи ей несколько ласковых слов…

Эрн хмыкнул.

— Я постараюсь. Хотя, если честно, я очень сильно на неё зол. Она ни разу за всю жизнь не нажарила мне сырников.

— Прости. Старые обиды утяжеляют душу, подобно тому, как колёсам мешает вращаться налипшая глина, — сказал Крайст.

Юноша прикрыл глаза и принялся усердно шевелить губами. Крайст и Кирочка с надеждой воззрились на него. Внезапно подул ветер, и через мгновение на том месте, где только что стоял Эрн, о нём напоминала только слегка примятая подошвами трава.

— Ушёл! — воскликнула Кирочка, — у него получилось!

— Теперь твой черёд, давай, — поторопил Билл, — думай о нём, у тебя тоже тогда получится выбраться, он же по тебе сохнет…

— Постой, — спросила Кирочка с неожиданной серьёзностью, — а о ком подумаешь ты сам?

— Подвернётся кто-нибудь, — легкомысленно отмахнулся Билл, — ты давай, не мешкай, а то Друбенс там, того и гляди, заметит пропажу.

Кирочка стояла на расстоянии вытянутой руки и смотрела на него. Молчание неожиданно сделалось напряжённым. Крайста любят все, к нему невозможно не чувствовать расположения, этакий очаровательный разгильдяй с белозубой улыбкой и свежими шуточками по карманам… Но есть ли кто-нибудь, для кого он действительно единственный, особенный, самый важный? Не просто «синеглазый красавчик», «свой парень» или надёжный сослуживец, а именно дорогой человек? Как раз такие всеобщие любимцы, как правило, оказываются на деле безумно одинокими!

— Знаешь что, Крайст, — сказала она, теребя завязки сарафана, — так, на всякий случай, если ничего другого не придёт в голову… Подумай обо мне…

И исчезла.

Порыв ветра пробежал по крупным листьям рощи, словно по клавишам. Билл прикрыл глаза… Берег. Белая фигурка, бегущая к краю обрыва. В ушах у него зашумело, и словно большая рука вдруг сгребла его и швырнула, словно фантик в мусорную корзину.

— И кто его, интересно, так любит? — услышал он рядом с собой удивлённый шепот Эрна.

— Он славный парень, — обиделась за друга Кирочка, — все помаленьку.

— Это значит никто, — ядовито заметил Эрн.

Крайст открыл сначала один глаз, а потом другой. Юный колдун немного сконфузился, подозревая, что тот мог слышать его последние слова. Но Крайст решил великодушно не подавать вида.

3

Выйдя из медитации, Роберто Друбенс с наслаждением потянулся в кресле.

— Ниоб! Принеси-ка мне кусок шоколадного торта! — крикнул он в приоткрытую дверь.

Позанимавшись, Магистр всякий раз подолгу упивался чувством выполненного долга, и щедро вознаграждал себя любимого.

— Сейчас, — отозвался Ниоб, — поправляя смуглым пальцем кремовую розочку на своей драгоценной ноше.

— А где Эрн? — спросил Магистр дежурно, и со сладострастным блеском в глазах вонзил десертную вилочку в мягкий бисквит, — что-то я не слышу его возни…

— Он пошёл погулять, Учитель, — ответил Ниоб с совершенно серьёзным, безразличным лицом и тут же удалился на кухню. Возможно, там он посмеивался в занавеску. Но никто этого не видел.

Доев торт, Роберто Друбенс сподобился задуматься над фразой Ученика.

«Как погулять? Куда, чёрт возьми?»

Когда он всё понял, было уже поздно.