Чучхе

1

Крутой заснеженный склон — синий в закатном освещении. Внизу — обширная горная цепь, ледники розовато отблескивают. Застывшее, нечеловеческое, потустороннее великолепие. Ни единого живого движения. И ни звука. Но вот сначала тихо-тихо, на пределе слышимости, а потом все громче и громче возникает совершенно вроде бы невозможный здесь прерывистый электронный писк — сигнал мобильного телефона.

Алиса — девушка лет двадцати пяти — неохотно поднимается с корточек, застегивается: что поделаешь, в высокогорье нужду приходится справлять по-простому. Бредет к палатке. Именно оттуда доносятся трели телефона. Около палатки воткнуто несколько палок навроде лыжных и пара ледорубов. Алиса откидывает полог. Садится, снимает пластиковые горные ботинки. Заползает внутрь. Телефон звонит.

Палатка большая, в ней не меньше четырех человек. Один насаживает горелку на синий баллон «кемпингаза». Тускловатый свет — от другого, компактного баллончика с надетой лампой, подвешенного под потолком палатки. Кто-то из небритых альпинистов, обращаясь к Алисе, кивает на пустой спальник, поверх которого мерцает экранчиком телефон:

— Старая, ты даешь…

— Я?..

Алиса берет мобильный — спутниковый, разумеется, — телефон, смотрит на экран. Хмыкает в сторону:

— Зигис, сколько здесь?..

— Четыре шестьсот… — отвечает невидимый Зигис из одного из отделений палатки (явно сверившись с GPS-кой и имея в виду метры над уровнем моря — четыре тысячи, естественно).

— Кто это такой упорный? — спрашивает экстремал с горелкой. — Если не секрет?

— Ты не поверишь, — со странным выражением хмыкает Алиса. — Рэп-звезда.

2

Полуподвальное помещение — анфилада комнат, по которой беспорядочно расставлены-свалены плотные группки мебели, ящиков, оргтехники. Четверо парней несут через анфиладу стол. Заносят в комнату пообширнее прочих. Один из несущих (такого же, как и прочие, возраста, так же коротко стриженный молодой человек с довольно решительным лицом) кивает на середину:

— Сюда.

Четверо водружают стол по центру.

— Артем, куда факс врубать? — спрашивают из угла.

Артем — тот, что руководил переноской стола, обводит комнату взглядом, видит розетку, присаживается, осматривает, кивает не оборачиваясь:

— Давай.

Один из парней подходит — с факсом в руках. Факс ставится на пол, подключается, вщелкиваются разъемы, мерцает огонек готовности. Артем и еще двое ребят тыкают кнопки, обмениваясь невнятно-утвердительными полуфразами. На стене над ними плакат, разделенный на три кадра: в каждом из последних юный, поджаро-мускулистый боксер-мухач наносит сокрушительный левый хук матерому, огромному, одутловатому тяжеловесу (так в американских комиксах изображают шерифов или сержантов морской пехоты). От кадра к кадру тяжеловес все более фатально кренится к рингу. Над каждым кадром — повторенный, следовательно, троекратно, — броским шрифтом набранный слоган: ЛЕВОЙ!

В дверном проеме объявляется очередной парень — с каким-то уж совсем неубедительным хламом в руках:

— Всё, Артем. Разгрузили.

— Всё?

— Угу.

— Ну, зови всех.

Пришедший резво удаляется в анфиладу, неразборчиво зовет кого-то. Артем тем временем из груды вещей извлекает граненую бутыль объемом не менее литра. Кивает в сторону (там девица, по общей манере коротко стриженная). Делает обозначающий употребление алкоголя жест:

— Томка, озаботься.

Девица шустро добывает пирамидку пластиковых стаканчиков, расставляет их на столешнице. Вокруг тем временем собираются соратники — около десятка. Артем самолично раскупоривает бутыль — это черный ром. Расплескивает по стаканам.

Свой стаканчик берет первым.

— Взяли, — командует коротко.

Натурально, берут.

Артем оглядывает всех:

— Ну что, бойцы? За новоселье.

Беззвучно соударяются стаканчики, колышется коричневая жидкость. Бойцы опрокидывают.

Из угла доносится верещание факса. Некоторые оборачиваются. Из факса медленно выползает край бумажной ленты.

— О, уже поздравляют! — ухмыляется кто-то из бойцов.

— Из президентской администрации, — ядовито предполагают в ответ.

Один из парней подходит к факсу, дожидается, пока лист выползет целиком и аппарат издаст серию коротких финальных писков. Вглядывается:

— Начальник… тебя.

Артем подходит, отрывает лист. Читает.

— Кто там? — интересуется Томка.

Артем, не отвечая, комкает лист.

3

Девица, длинноногая, в откровенной маечке и очень короткой юбке, сидит на офисном вращающемся стуле, одновременно пытаясь продемонстрировать скромность (сдвинутые голые коленки, сложенные поверх коленок ручки) и очаровать собеседника (стрельба глазами, улыбка ярко выкрашенным ртом).

— Скажите, Лена, — осведомляется этот собеседник, — вас в детстве били?

— Что? — продолжает улыбаться Лена.

На дисплее электронного блокнота, что держит Ленин визави, возникает реплика:

— Ну, ремнем или там скакалкой… Вообще наказывали? В угол ставили?

Одновременно с вопросом на экране появляется новая реплика:

— Н-ну… — теряется Лена. — Иногда, конечно…

— Лена, на этот вопрос вы должны ответить максимально откровенно. Это очень важно для участия в нашем шоу. Лена, вы не боитесь попасть в рабство?

Лена глуповато хихикает и после паузы мотает головой.

— Замечательно. У вас есть карта прививок?

Лена переводит дух и наморщивает лобик:

— Н-ну… В поликлинике должна же быть?

В уголке дисплея мигает конвертик — знак полученного и-мейла. Острие авторучки-«джойстика» тыкает в конвертик. Сообщение разворачивается:

Эмиль поднимает голову от электронного блокнота. Он мулат. Чрезвычайно хорошо, но не в деловом, а в «артистическом» стиле одетый. Он смотрит на Лену.

— Спасибо, Лена. Думаю, вы нам подходите. Мы тут еще посовещаемся. А потом позвоним вам и поговорим отдельно.

4

Очередь на паспортный контроль в аэропорту. Молодой человек в светлом костюме и с компактной сумкой через плечо протягивает паспорт пограничнику. Американский паспорт. Пограничник раскрывает его, бросает взгляд на прибывшего, щелкает своими клавишами, протягивает паспорт обратно:

— Welcome.

Парень берет свой паспорт, проходит, оборачивается, кивает кому-то в очереди:

— Успехов!

Он проходит в зал для встречающих, где его никто не встречает. Идет к выходу. Из-под потолка звучит мелодичный гонг, а следом — объявление:

— Mister Ephim Kaplevitch, please, check with the information desk, there’s the message waiting for You… Mister Ephim Kaplevitch…[1]

Парень останавливается, оглядывает зал.

5

Студия, фешенебельное однокомнатное жилье — очень хорошо, стильно, дорого обставленное; полумрак, просторная постель — на которой занимаются любовью. Звонит и звонит телефон. Любовники не обращают на него ни малейшего внимания.

Наконец настойчивое бульканье телефона сменяется коротким сигналом заработавшего автоответчика. За сигналом прорезается искаженный динамиком, но все равно глубокий, чуть хрипловатый голос:

— Андрюха, я понимаю, ты не хочешь со мной общаться. Знаешь, я тоже не очень хочу. Я не исключение. Но поверь, это уже не вопрос нашего желания. Это вопрос необходимости. И тебе это нужно точно не меньше, чем мне…

Постельное действо продолжается.

6

В неряшливого вида комнате двое неряшливого вида персонажей, девушка и парень, пыхают «паровозиком». Совсем рядом раздается жуткий, исполненный нечеловеческого страдания вопль — и еще более жуткое надсадное рррррычание. Курильщики отваливаются друг от друга — и оказываются по обе стороны мерцающего в перспективе телеэкрана. Там кошмарный монстр-зомбак-вурдалачище подбирается к невинной жертве.

Тем временем где-то на заднем плане в очередной раз высвистывает мелодию мобильник.

— Ни фига, — без выражения говорит девица.

— Это твой, — абсолютно тем же манером заявляет парень.

— Да иди ты на фиг, это твой.

— Это твой! — устало чуть повышает тон.

— Это твой!

На экране монстрюга уже добился своего — со всеми вытекающими. Вытекает литрами.

— Я те говорила, это твой! — Девица смотрит на свой сотовый, отбрасывает его куда-то в угол — на диван. Парень выволакивает точно такую же трубу. Пялится на нее. Жмет кнопку:

— Да… Что?.. Кто?.. Кого?.. — недоуменно смотрит на девку. — Это… Тима.

— Тим… — безнадежно и негромко взывает та, глядя себе под нос с выражением вселенского утомления, — Тим…

— Че? — без интереса, но с раздражением осведомляется голос, источник которого не очень понятен.

— Тут тебя, — девица не поднимает головы.

— Кто?

— Кто? — переспрашивает трубку парень. Выслушивает ответ: — Какой-то Серега.

— Какой Серега? — осведомляется голос.

— Какой Серега? — осведомляется парень. — …Он знает!..

— Че ему надо?

— Че ему… тебе надо?.. Поговорить!..

— Пошел в жопу!

— Пошел в жопу, — дублирует в трубку парень.

С телеэкрана несутся вопли новых жертв.

7

Тренажерный зал спортклуба. Хромированные агрегаты, фланирующие качки, в углу кто-то деловито околачивает грушу. Артем, поелозив по жесткой доске лопатками, пристраивается под закрепленной на стойках штангой — жим лежа. Рядом еще один коротко стриженный подкачанный парень: придерживает штангу, когда Артем чуть приподнимает ее.

— Давай еще, — велит Артем.

— Сколько?

— Пару.

Парень берет еще пару дисков, отсоединив держатель, надевает их на штангу. Артем лежит на доске неподвижно и смотрит в потолок. Но смотрит — явно напряженно о чем-то размышляя.

— Нормально? — парень.

Артем выжимает штангу. Еще раз. Еще. Невзирая на резкое усилие лицо его остается почти неподвижным, лишь чуть проступают скулы с каждым рывком.

…В раздевалке они — оба полуголые, с мокрыми волосами — неторопливо облачаются.

— Ну, не знаю, Артем, — явно продолжая разговор, пожимает плечами парень. — По-моему, стоит взять. Они ж ничего взамен не просят.

— Костя, — Артем спокоен и убедителен. — Не в том дело, просят или не просят. А в том, у кого ты берешь бабки. Если ты у человека что-то взял — то ты ему уже что-то должен. А этим козлам я не хочу быть ничего должен.

— Ну так все бабки щас у козлов. Где их тогда брать вообще, по-твоему?

— Ничего, Костя. Будем искать независимые источники финансирования… — застегивает верхнюю пуговицу. — Подкинешь?

Артем и Костя закидывают спортивные сумки на заднее сиденье автомобиля — пристойного, но недорогого. Садятся: Костя за руль, Артем рядом.

— Слышь, Костян… — задумчиво говорит Артем. — Знаешь такого рэпера — Ровера?

Костя, заводя двигатель, хмыкает презрительно:

— Рэп не слушаю.

— Это ты правильно. Но о таком слышал же, наверно?

— Ну, чего-то слышал… Звезда какая-то немереная?

— Вроде того. Единственный русский рэпер, которого И-Эм-Ай по всему шарику продает… Слушай, Костян… Собери мне на него инфу. Все, что найдешь, — короткая пауза. — И знаешь… ребят привлекать не надо. Вообще не говори им…

Костя слегка пожимает плечами:

— Понял.

8

Кабинет — небольшой, далеко не шикарный: никаких особых евроремонтов. Пара столов с компьютерами друг напротив друга — правда, компьютеры очень хорошие, с плоскими большими жк-дисплеями. Какие-то полочки по стенкам, на них — маленькие 50-граммовые сувенирные шкалики, безделушки, рядом плакатик — персонаж в камуфляже с противотанковым гранатометом наперевес попирает слоновью тушу, подпись: «Как сделать из „Мухи“ слона». К одному из компьютеров подходит молодой человек интеллигентной, располагающей к себе наружности, небрежно роняет рюкзачок рядом со столом, пачку свежей прессы — на сиденье стула, не садясь, тыкает в кнопку Power.

Экран загорается. Молодой человек роется в кармане. Раздается стук в дверь. И тут же на пороге появляется секретарша:

— Привет, Андрюша.

— Привет, Оль.

Андрей добывает из кармана пять монеток разного достоинства и разных государств, встряхивает их на раскрытой ладони.

— Тебя опять этот Сергей искал, — говорит Оля. — Два раза звонил.

На экране появляется надпись «Введите пароль». Андрей набивает что-то одним пальцем. «Пароль принят».

— Чего мне ему отвечать? По-моему, он не отстанет… Может, поговоришь с ним?

«Введите персональный сменный код дня».

— Может, поговорю… — Андрей задумчив.

Он еще раз встряхивает монетки, высыпает на стол — и одним пальцем быстро выстраивает в линию «решками» вверх — те, что упали «орлами», переворачиваются.

— Слушай, да кто он вообще такой, Сергей этот? — интересуется Оля.

Андрей вводит получившуюся «на монетках» последовательность чисел. «Доступ открыт».

— …Или тайна?

Андрей снимает свои дорогие, в модной оправе очки, потирает переносицу:

— Да нет, не тайна… Одноклассник мой бывший.

9

Несмотря на то что сидит мулат Эмиль в ванне, в руках у него электронный блокнот. Лицо у Эмиля озабоченное.

На дисплее — послание.

На лице Эмиля — следы умело купированного, но шока. Эмиль механически откладывает электронный блокнот, не вытираясь, вылезает из ванны, наскоро заворачивается в обширное полотенце, выходит в комнату. Подхватывает телефон. Набирает номер. Ждет.

— Алик? Это Эмиль. Нет, все нормально… Алик, у меня к тебе довольно странная просьба будет. Я тебе назову шестерых людей… А ты можешь проверить — они живы или нет?.. Ага. И если кто-то умер, то… по возможности… когда и по какой причине.

10

Улица. По одному тротуару — стоящие в три ряда навытяжку милиционеры в форме и при каменных физиономиях. Напротив — вдоль оппозиционного тротуара — такой же строй приглаженных япписов в одинаковых костюмах и при галстуках. По неширокой проезжей части неторопливо идет человек в широких ярко-красных штанах и майке с неприличной надписью, открывающей мускулистые плечи, весь увешанный золотыми цепями и наголо выбритый. Человек зачитывает рэп про нелегкую судьбу мелкого маргинал-криминала из панельного гетто рабочего русского города. Следом за рэпером вышагивает длинноногая грудастая блондинка в униформе уличной проститутки — предельно откровенный топик, минимизированная юбка. В руках у блондинки — красная подушечка, на которой свалены золотые цепи, банданы, темные очки. Рэпер время от времени останавливается то напротив мента, то напротив япписа — треплет его по щеке, повязывает ему бандану, надевает темные очки, вешает на шею златую цепь. Физиономии «награждаемых» остаются абсолютно неподвижными. За рэпером по проезжей части ползет наросшая — пробка! — колонна автомобилей. Водители, высовываясь в окна, немо разевают рты в возмущенных криках и портясают кулаками. В перерывах между куплетами звучит слаженный лягушачий хор клаксонов. Рэпер не обращает на все это ни малейшего внимания.

Поверх шеренг, автоколонны и рэпера возникает телевизорная шкала громкости. Деления на ней резко убывают, громкость композиции соответственно уменьшается тож — и проступает голос Кости (как бы официальный, с положенной субординацией — но с отчетливыми саркастическими обертонами):

— Ровер. В миру Сергей Перевозчиков. Двадцать пять лет. Исключительно успешный музыкальный бренд в стиле рэп-хип-хоп. Контракты с «Платформа-рекордс» и «И-Эм-Ай». Прошлогодний лауреат всех премий МузТВ в разделе хип-хоп — за лучший альбом, лучшую композицию, лучший клип. Звезда совсем свежая. Три года назад про него никто ничего не знал вообще. Два года назад вышел второй альбом, «Роверлэнд», ставший дважды платиновым. Первые места во всех российских чартах. Клип и композицию «Отстой» продюсеры быстро перевели на аглицкий, назвали «Sucks!». Результат попал в постоянную ротацию западных каналов, неожиданно взлетел в первую тройку на «Эм-Ти-Ви» Европа и «Вива-плюс». «Весь имидж Ровера построен на том, что он — голос низов, квинтэссенция дарвинистских законов улицы, люмпен в квадрате из провинциального промышленного гетто…» Конец цитаты. На самом деле Перевозчиков — выходец из московской интеллигентной семьи, учился в элитной школе по специальности «Технология управления»… Была такая школа ЭКРАН… такая элитная школка-интернат — финансировалась нефтяной компанией «Росойл»… Завел дядя олигарх школку для одаренных детишек — для себя менеджеров с юристами натаскивать… Помнишь, семь лет назад был хипеш большой, когда всю эту шарашку Горбовского прокуратура и налоговики кушали? Ну вот, школу тоже разогнали до кучи, выпускной класс даже аттестатов не получил. Скандал был еще, директор школы застрелился… А Перевозчиков этот там и учился как раз. В том самом выпускном.

Артем непроницаемо кивает — принял, дескать, к сведению.

Костя, хмыкнув, выдергивает из бумажной пачечки, с листа из которой он зачитывал, еще какие-то распечатки:

— Лента.Ру от пятого ноль пятого — «Скандальный рэпер задержан ГИБДД в пьяном виде»… Дни.Ру от семнадцатого ноль третьего — «Ровер угрожал посетителям „Якитории“ незаряженным пистолетом»… «Известия» от седьмого ноль шестого — «Старшеклассница обвиняет рэпера в попытке изнасилования»… Ну, там еще массовая драка, употребление наркотиков… Пацан прям с Тупака Шакура себя делает. Белый негр, понимаешь.

— В общем, полный урод? — уточняет саркастически Артем.

— Полнейший.

11

Стеклянная стена, открывающая вид с большой высоты на московские крыши. У стены — Алиса в чрезвычайно элегантном деловом костюме, с тщательно исполненной прической, очень уверенным видом и миниатюрным мобильным телефоном в руке:

— Здравствуйте. Я хотела бы поговорить с Сергеем. Да… Он меня искал. Меня зовут Алиса. Алиса Титаренко.

Ей что-то отвечают — она выслушивает.

— Спасибо, — говорит слегка озадаченно. — Извините… Если он появится… Да, конечно.

Все с тем же озадаченным выражением она складывает мобильный.

12

Отдельная уединенная выгородка в фешенебельной ресторации. За столом — Эмиль и средних лет немаленьких габаритов спортивный мужчина в хорошо сшитом костюме и при этом даже со вполне неглупым лицом. На столе пара стаканов сока (почти неотпитого), пепельница (спортивный курит), изящный лэптоп.

— …действительно все погибли, — заканчивает мужчина. — В случае Облетаева и Маканина явно насильственная смерть, уголовные дела в обоих случаях завели и в обоих случаях пока не закрыли… Но никого не задержали, и вообще понятно, что оба — явные «глухари». Насчет остальных дел не заводили, списали на несчастный случай… Хотя как минимум с Максимовой и Ильмангаровой обстоятельства довольно мутные… Насчет Штолцера, извини, информацию пока жду — казахи тормозят… Хотя что-то мне подсказывает, что результаты будут те же самые.

Мужик глядит уже на визави. Отхлебывает из своего стакана с соком. Эмиль, напротив, на собеседника не глядит, отвечает медленно:

— Спасибо, Алик… Спасибо, ты мне очень помог.

13

Абсолютно нероссийский пейзаж, скорее напоминающий Южную Европу. Белый дом характерной архитектуры (эдакий испанский «парадор», старинный постоялый двор, отреставрированный и превращенный в недешевую гостиницу «в национальном стиле»). В доме и поблизости имеет место шумное масштабное торжество. Перемещаются невнятные персонажи, невнятно, часто на празднично-повышенных тонах переговаривающиеся — часто не по-русски. Ефим Каплевич с еще одним молодым человеком, несколько постарше, отошли в сторонку — покурить. У Фиминого собеседника в руке стакан с прозрачной жидкостью.

— Хороша, — признает Фима, закуривая. — Но не могу.

Собеседник залпом осушает стакан:

— Но хороша… — сипит упрямо, торопливо достает из пачки сигарету.

Фима протягивает ему зажженную зажигалку.

— Фим, такое дело… — собеседник закуривает. — Я тут слышал, ты когда-то с «Росойлом» контачил. В колледже вроде каком-то ихнем учился?.. У тебя случайно выходов на Горбовского нет?

Фима внезапно делается сух и насторожен:

— Откуда ты это слышал?

— Да не помню, кто-то из наших говорил…

— Фуфло тебе прогнали, — почти злобно.

— Че, неправда?

Фима, не глядя на визави, отрицательно мычит.

— И как с Горбовским законнектиться, не знаешь?

— М-м.

14

Сегмент Андреевой студии, где располагаются кухонные агрегаты. Все здесь обставлено с любовью: обильный набор причиндалов от правильной кофеварки до вихревой печи, щедрый комплект специй на полочке… И сам Андрей — он явно один дома, на нем удобное, шелково отливающее кимоно — тоже занят любимым делом: видно, что готовить ему в кайф. Он нарезает большим треугольным «цептеровским» ножом красный болгарский перец. Ложатся тонкие лепестки. На столе, по тарелочкам, — уже нашинкованные ингредиенты. На плите голубой газовый венчик лижет дно глубокой, в китайском стиле, сковороды.

Андрей нарезает, отвлекается, чтобы ссыпать содержимое одной из тарелочек в сковороду, снова нарезает, пробует… В другом углу студии работает телевизор — Андрей не смотрит, но вполуха слушает: стандартные сообщения про саммиты, кризисы и урегулирования.

— Криминальная хроника, — возвещает диктор. — Горячая новость — трагедия в клубе «Буллшот». Известный московский рэп-музыкант Ровер был убит там сегодня около двух часов назад в ходе празднования собственного дня рождения. Как удалось выяснить нашим репортерам, Ровер — настоящее имя Сергей Перевозчиков — погиб от руки коллеги, рэп-музыканта Владимира Мамыкина, сценический псевдоним Фриц. По сведениям, полученным из компетентных источников в московском ГУВД, Ровер, находясь в нетрезвом виде, начал оскорблять Фрица и даже угрожал ему огнестрельным оружием. Мамыкин же впоследствии нанес Перевозчикову четыре удара ножом, как минимум два из которых оказались смертельными. Знаменитый рэпер, самый продаваемый российский артист этого жанра в мире, умер в операционной больницы имени Склифосовского, не приходя в сознание. Фриц задержан прибывшими в «Буллшот» сотрудниками милиции. Адвокаты Мамыкина уже поспешили заявить, что их клиент невиновен. По их словам, он действительно присутствовал на вечеринке в клубе «Буллшот» и конфликт действительно имел место, но Мамыкин, он же Фриц, ножом никого не бил и к смерти Ровера абсолютно непричастен…

…Еще на словах «убит около двух часов назад» нож в руках Андрея срывается, нарушает свой четкий ритм. Заточенное лезвие разрезает палец. Андрей с застывшим лицом поднимает обильно кровоточащий палец к губам. Механически слизывает кровь. Слушает голос диктора. Медленно идет к телевизору. Продолжая посасывать палец, останавливается вплотную к экрану. На экране — милиционеры, бродящие по кабаку.

Когда сообщение о смерти Ровера заканчивается, Андрей, не вынимая палец изо рта, находит в квартире мобильный телефон, набирает номер.

15

Эмиль быстро идет по останкинскому коридору. Рядом поспешает человек средних лет в джинсах и свитере.

— …Нет, понимаешь, мне нужно все-таки, чтобы камеры видно не было, — продолжает объяснять Эмиль. — Чтобы они не знали, что все время съемка идет.

— И когда это тебе надо?

— Вчера, старик, вчера.

— Ну, тогда надави на Эдика. Меня он не слушает. Если он…

У Эмиля звонит мобильный, он на ходу подносит его к уху:

— Извини… — собеседнику. — Да! (Отрывисто в трубку.) Да-да, привет. (Медленно.) Да… Что? (Оторопело.) Нет, не видел… Нет… Что?! Н-нет… Когда? Да… Звонил… Да. Да. Понимаю. Да. Конечно.

За время этого своего не очень долгого «даканья» Эмиль сначала тормозит, потом совсем останавливается, потом становится к своему визави (успевшему по инерции пройти несколько шагов) вполоборота, потом и вовсе спиной. Визави приближается — явно желая задать какой-то вопрос. Эмиль не смотрит на него.

16

Андрей сосредоточенно (преувеличенно сосредоточенно — явно думая о чем-то постороннем) лепит пластырь на палец. Подбирает лежащий рядом мобильный телефон. Смотрит на него, кладет обратно. Невидяще смотрит перед собой. На заднем плане о чем-то сугубо незначащем бормочет телевизор.

17

Почти пустой офис телецентра. Эмиль, сумрачно-сосредоточенный, сидя краем зада на краю стола, звонит по мобильному телефону:

— Да… Титаренко. Алиса. Которая инвестиции. Ваши точно про нее писали… Узнай, будь другом. И если можно, оперативно. Ага, спасибо…

18

Затылок Алисы на фоне лобового стекла автомобиля. Звонит мобильный телефон, она подносит трубку к уху:

— Да. Да… Привет, Эмиль… Что?

В зеркале заднего вида лицо ее меняется — она почти шокирована.

19

Фима, явно разбуженный звонком мобильного телефона, вылезает из постели (девушка рядом издает недовольное мычание), ищет трубку, еще не ответив на звонок, всклокоченный, в трусах, тихо бормоча нелицеприятное, шлепает на кухню.

— Да. Кто? — Он застывает, рефлекторно поднимает глаза, взгляд которых стремительно теряет полусонную расфокусированность. — Ну здравствуй. Откуда ты узнала этот телефон? Да. Я понял. Я догадываюсь, что иначе ты бы не стала мне звонить. Да, пытался, откуда ты знаешь? — долго слушает, что ему говорит собеседница. — Это точно? Кто? — Еще одна длинная пауза. — Нет, не понимаю. Встретиться? У вас? Нет. — Дальше говорит медленно и четко: — Нет, к вам я не поеду. Ноги моей никогда в России не будет. Нет, Алиса, это ТЫ не понимаешь. По-моему, ты и тогда не понимала — и, видимо, по-прежнему не понимаешь. Так вот. Я уехал из этой страны, потому что еще тогда, еще семь лет назад догадывался, что что-нибудь такое рано или поздно произойдет. И поэтому меня — да, не удивляет все, что ты говоришь. И поэтому я — ТЕМ БОЛЕЕ, понимаешь, ТЕМ БОЛЕЕ не поеду туда. Ни сейчас, никогда. И если сами вы до сих пор не поняли, что ничего, НИЧЕГО ДРУГОГО вас в этой стране не ждет, то тем хуже для вас. Нет, Алиса, МЫ — не в одной лодке.

Это ВЫ — в лодке. Я из вашей лодки свалил семь лет назад. И твой нынешний звонок только лишний раз подтверждает, насколько я был прав. И единственное, что я могу тебе — и вам всем — сказать, это посоветовать делать то же самое. Пока не поздно.

Если не поздно. Это все. Извини, больше я не хочу об этом говорить. Я вообще не хочу с тобой говорить. Ни с тобой, ни с кем-нибудь еще. Все, извини, отключаюсь.

Он отключается. Рука, держащая телефон, несильно, но дрожит. Фима замечает это, бросает — почти швыряет — мобилу. Открывает холодильник, достает ополовиненную бутылку текилы и делает долгий глоток из горлышка.

20

У парапета смотровой площадки на Воробьевых горах стоят Андрей и Эмиль. Первый — облокотившись на парапет спиной, второй — вполоборота к собеседнику. Эмиль курит.

— Бросил или не начинал? — осведомляется он.

— Не начинал.

— Молодец, — Эмиль тщательно затягивается.

— И чего Фима? — явно с каким-то подтекстом. — Послал ее?..

Эмиль хмыкает — воспринимая подтекст:

— Послал…

— И сколько нас получается?

— Четверо, — после короткой паузы. — И еще Тим.

— А что Тим?

— Не знаю… Ни у кого его координат нет.

— И ты хочешь, чтобы я его нашел?

— Ну, ты с ним хоть как-то общался, — опять после короткой паузы. — Я так до сих пор не понял — чего между вами было общего?

— Да я уже сам не помню. Давно дело было.

21

Андрей в своей студии одной рукой листает старую, потрепанную, явно извлеченную из каких-то архивов записную книжку. В другой у него мобильный телефон.

— Ало! Нина Севастьяновна?.. Это Андрей… Браве Андрей, помните такого? Мы с Тимуром в школе… Ну да. Да, все хорошо. А у вас как?.. Нина Севастьяновна, я вот про Тимура хотел узнать… Как бы мне его найти, подскажите?

Говоря по мобильному, Андрей идет по тротуару:

— Да. Тимур Тимофеев. Где?..

Подходит к своей «вольво эс-семьдесят», отнимает левой от уха мобильник, правой тыкает в кнопочку на брелоке. «Вольво» издает короткий писк и подмигивает габаритами.

22

«Эс-70» подъезжает по длинной узкой дорожке меж понурых деревьев к приземистому строению. Утро. Сильный туман. Все размыто и серо. Андрей останавливает «вольво», вылезает. Оглядывается, направляется к строению.

Проволочный забор, ржавая калитка, на калитке — жестяной щиток: «Спасательная станция № 9». Андрей трогает калитку — не заперто. Идет по дорожке к станции. За ней уже виднеется перспектива какого-то водного бассейна: объем и класс (река, озеро, водохранилище?) трудно оценить из-за тумана. Возле станции обнаруживается собачья будка. При приближении Андрея внутри происходит какое-то шевеление. Андрей приостанавливается. Из будки является изрядно свалянный и заспанный барбос. Смотрит на незваного гостя. Андрей не без опаски смотрит на него. «Гав!» — вяло произносит барбос.

— Здорово, — отвечает Андрей.

Барбос поворачивается задом.

— Э, брат, погоди. Где Тим, не знаешь?

Барбос, игнорируя его, забирается обратно в будку.

— Ну вот, — бормочет Андрей, — никто не знает, где Тим.

Он подходит к «спасалке», заглядывает в окно: темнота. Тянет на себя ручку двери. Осторожно заходит.

Кровать со смятым одеялом, стол с открытой и почти опустошенной банкой шпрот, рядом пустая водочная бутылка, возле ножки стола — еще парочка, грязные чашки, полная окурков жестяная банка. Людей нет.

— Ау!.. Ау, живые есть?.. Тим!..

Ничего в ответ.

Андрей заглядывает в соседнюю комнату — свалка хлама и снова никого, — заходит в санузел — пусто…

Андрей спускается к мосткам, идет по ним. Туман. Ничего не видно. Тихо плещет вода, покачиваются лодки. Андрей доходит до конца мостков. Видит привязанный к поручню канат, уходящий «в молоко». Чуть дергает. Канат не особо-то поддается.

— Тим!.. Тим, ты здесь?..

Ничего.

Андрей всматривается в туман. Вздохнув, разворачивается.

…Уже с веслом в руках (видимо, отыскал на станции), смешно подбирая полы плаща (а одет он вполне цивильно — плащ, под ним костюм, легкие лаковые кожаные ботинки), Андрей забирается в одну из лодок. Вертит в руках весло. Не без труда отвязывает канат. Начинает загребать одним веслом. Лодка медленно, рыская по курсу, движется. Туман расступается перед ней. Андрей, стараясь следить за канатом и чуть пыхтя, загребает. Наконец в туманной перспективе проступает привязанная к путеводному канату вторая лодка. Андрей подгребает к ней, удерживая равновесие, нагибается. Видит тело, укрытое брезентухой (под голову тела подложен ярких расцветок спасжилет). Андрей, покачиваясь вместе со своей лодкой, тычет тело в ногу:

— Э! Э!.. Подъем!..

Тело признаков жизни не подает.

Пробормотав что-то вроде «ну ладно…», Андрей ухватывает брезент и тянет на себя. Под брезентом обнаруживается человек, лежащий с открытыми и вполне ясными, осмысленными глазами. Он смотрит на Андрея. Молчит.

— Здорово, Тим, — произносит Андрей после паузы.

— Здорово, — после еще одной паузы, без выражения.

— Только не говори, что не узнал.

— Не говорю.

— Только не говори, что не догадываешься, зачем я.

Тим некоторое время ничего не отвечает — по-прежнему не шевелясь и не делая ни жеста.

— Курить есть? — спрашивает он наконец.

— Извини. Не курю.

— Зря.

В той комнате, где стол и пустые бутылки, Тим стоит у стола, Андрей сидит рядом, нелепый в таком антураже. Закипает электрочайник. Тим с хрустом раздирает пачку чая, высыпает не меньше четверти в стакан.

— Ну и? — осведомляется равнодушно.

— Ты не находишь, что это повод задергаться?

Тим наливает кипяток в стакан (получается чифир):

— Дергаться вообще не надо.

— То есть — что ты предлагаешь?

— Я что-то предлагаю? — поднимает Тим брови.

— Не валяй дурака.

Тим прихлебывает свой чифирок и держит паузу.

— А вы что собираетесь делать? — спрашивает после нее.

— Для начала мы — собираемся.

— А я вам зачем?

— Для комплекта… Тим, нас вообще-то всего пятеро осталось. Считая тебя. Ну, и не считая Фиму…

Тим держит еще одну паузу и отхлебывает еще чифирку:

— Дрон… Ты посмотри на себя.

Андрей с довольно искренним недоумением глядит на ладони и ботинки:

— Ну?..

— Нет, ты внимательно посмотри.

— Ты о чем?

— А теперь посмотри на меня… Где я — а где ты. Где вы все…

Андрей теперь тоже выдерживает паузу, потом, чуть прищурившись и чуть поджав губы, уточняет:

— О’кей. Не поедешь?

Тим внимательно, с легкой грустинкой глядит на него:

— Э-э. (Отрицательно.)

Андрей несколько раз чуть утрированно кивает — понял, дескать, — и лезет в карман. Вытаскивает футляр от очков — и на пол сыплются монетки. Андрей подбирает несколько штук, кладет обратно в карман, вынув из футляра специальную замшевую тряпочку, протирает стекла очков.

Тим наклоняется и подбирает возле ножки своего стула не замеченную Андреем монетку. Это какая-то экзотическая валюта.

— Вторая натура?.. — хмыкает.

Андрей надевает очки:

— Что-то вроде.

Тим смотрит на монетку, рассеянно крутит ее в пальцах, потом подкидывает, ловит, прихлопнув ладонью. Андрей наблюдает за ним с легким удивлением. Тим отнимает ладонь. Смотрит.

— Ну поехали, — говорит вдруг.

23

Андрей ведет «вольво». Тим сидит рядом.

— …К Алиске на дачу, — говорит Андрей.

Тим стряхивает сигаретный пепел в окно:

— На дачу?

— Ну да. Ты, кстати, еще эту дачу посмотришь. Там есть чего посмотреть.

— Крутая стала?

— Не то слово. «ТрастИнвест» — не слышал?

Тим хмыкает и затягивается.

— Между прочим, вторая по динамике прибылей инвестиционная компания в стране, — говорит Андрей. — За прошлый год. А в этом, может, вообще будет первая… А Алиска у них — спецназ ГэЭрУ. Главная по рискам. Сложные вложения… Ну, это когда можно или загрести лопатой, или просрать все.

— Так а чего этот ее, — спрашивает без интереса Тим, — Фима?

— Так Фимка же в Америку уехал — тогда еще. Ну, как нас раскидали, так он и свалил. С родителями. Родители эмигрировали — ну и он, естественно, с ними… Алиску бедную тогда здорово переколбасило, — не без иронии. — Он, между прочим, сейчас там у себя тоже крут. Есть такая конторка, «ИндиКом» — сотовая связь, спутники…

— Ну и чего тогда было плакаться, что разогнали? Все равно вон все топ-менеджеры…

— Ага, топ-менеджеры, — хмыкает. — Артем особенно.

— А чего Артем?

— А Артем у нас радикальная оппозиция, — уже почти издевательски (но все же не совсем издевательски). — Вождь, трибун и в першпективе тиран. Большая заноза в жопе моего начальства.

Тим вопросительно приподнимает брови.

— Ну… АЛАРМ — есть такая партия. Знаешь, как расшифровывается? Козырно. Ассоциация ЛеворадикАльной Российской Молодежи.

— А-а… Единый Блок Левых Организаций Молодежи? Сокращенно ЕБЛОМ…

— Примерно… Хотя, знаешь, не такие уж они и клоуны. Совсем не клоуны. У них в регионах структура организована на ять. Дисциплина опять же. Молодняк. Но это не нацболы — они тортами не швыряются… Они вообще стараются не привлекать к себе внимания. Артем умный — он знает, что делает. Они там у него не сублимируют и не пиарятся — а втихаря связи налаживают. Вот почти никто не в курсе — а у них в региональных парламентах уже люди сидят. И на местах у них завязки оч-чень неплохие… И если вдруг чего… — хмыкает, — они своего не упустят! — издевательски резюмирует. — В общем, придет к власти — и меня повесит.

— Тебя-то чего?

— Ну, мы-то считаемся президентской структурой…

— Считаетесь?

— Не, ну чем мы на самом деле занимаемся? — пожимает плечами. — Просто социологией — считаем, прогнозируем… Ну, пиар… Но главным-то образом это все не столько политика, сколько вообще наука прикладная.

— Ну, на «вольвешник» ты там насчитал… Напрогнозировал.

— «Вольвешник»? Сейчас ты увидишь, на чем Эмиль приедет.

— Негр тоже заматерел?

— Какой ты неполиткорректный. Он не негр. Он расово неопределившийся. Очень, кстати, выгодное обстоятельство в публичной профессии.

— А он чего?

— Ха. Эмиль — продюсер на телевидении. Некоторое время ведущим был — и, кстати, очень рейтинговую программу вел. Сейчас уже не ведет, сейчас только продюсирует. Еще более рейтинговые программы. Риэлити-шоу. Провокационные риэлити-шоу. Не знаю, ты слышал? Вряд ли… — но было такое шоу «Похоть», не помню, на каком канале, два, что ли, сезона назад. Так его за непристойность закрыли. Скандал вышел дикий совершенно. Но рейтинг у программы был — немереный. Немереный! В потолок упирался. Похоть — одно слово…

— То есть — все круто поднялись? Наш был бы доволен?

Андрей поворачивает голову, смотрит на него уже без ухмылки. Отворачивается, глядит на дорогу. После долгой паузы произносит:

— Да кто его знает, чем Наш был бы доволен…

24

Во дворе дачи Алисы — четыре машины. Тим стоит возле красного спортивного купе.

— На таком, значит, теперь негры ездят? — осведомляется он у захлопывающего дверцу «эс-семидесятого» Андрея, но глядя при этом на купе: — Почему только не белая?

— Чего?

— По-моему, негр должен на белых ездить.

— Ты базар-то фильтруй все-таки. — Андрей поднимается на крыльцо, где стоит Алиса. — Здравствуй, Алиса, — чмокает ее в щеку.

— Привет, Андрей.

Тот, глядя на нее, поднимает большой палец:

— Во! Загар… Это ты в горах так?

— Ну, ты тоже не прибедняйся.

— Я… Сказать стыдно.

— В солярии? — Алиса ухмыляется. — Все равно у Эмиля круче всех, — мимоходом: — Привет, Тим.

— Прет, — без выражения.

25

Пять стопок стоят на столе. Рука Артема уверенно разливает по ним водку.

— Я вообще-то не пью, — уклончиво говорит Андрей.

— Надо, — приглушенно-настойчиво говорит Артем.

Пять рук разбирают стопки.

Взгляды Артема, Андрея, Эмиля, Алисы и Тима, стоящих вокруг стола, почти хаотически перемещаются со стаканчиков друг на друга, ни на ком не задерживаясь.

— Ну, помянем Нашего… — Артем, сдержанно. — И всех… наших.

Все пьют не чокаясь: Артем опрокидывает как воду, Андрей едва пригубляет, Эмиль, проглотив, оценивающе чуть поднимает брови, Алиса аристократически чуть морщится, Тим словно внимательно прислушивается к движению водки по пищеводу.

— Лис, — спрашивает после паузы Эмиль. — У тебя вагон курящий?

Алиса молча ставит на стол пепельницу. Мулат достает сигареты.

— Дай мне тоже… — вполголоса просит Алиса.

Эмиль протягивает ей пачку, она берет сигарету, он дает ей прикурить, прикуривает сам. Все избегают смотреть друг на друга.

— Ну, кто возьмет слово? — Эмиль.

Пауза. Никто не хочет брать слово.

— Пусть товарищ Артем возьмет, — предлагает Андрей. — У него это профессиональное.

Артем быстро недобро смотрит на него, но тут же делает нейтральное лицо и пожимает плечами:

— Кому он список послал — Эмилю?

Эмиль нервно давит сигарету в пепельнице:

— Шестеро из тринадцати. С декабря по апрель. Одних убили, другие вроде несчастные случаи… Все правильно, я проверял. Ни одного обвинения не предъявлено. Ну и Серега — сами знаете…

— И, значит, все оставшиеся… — Артем.

— Нас пятеро здесь, — Эмиль. — И Фимка в Нью-Йорке.

Артем берет бутылку водки, задумчиво смотрит на нее. Вопросительно демонстрирует остальным. Алиса чуть морщится, Тим медленно качает головой, Эмиль придвигает стопку. Артем плещет ему и себе.

Алиса стряхивает пепел, раздраженно-устало говорит:

— Я ничего не понимаю…

Артем, косясь на нее, опрокидывает стопку.

— Что тут понимать, Алиса? — после паузы отвечает Андрей. — Нас — всех, кто учился в ЭКРАНе, в одиннадцатом «а»… «Технология управления»… Мочат одного за другим. Поодиночке. Отстреливают. Как… — досадливо качает головой.

Никто ни на кого не смотрит. Алиса механически втыкает в пепельницу докуренную сигарету. Эмиль растерянно вертит в руках полную стопку. Артем стоит, прислонившись к стене, скрестив на груди руки. Тим отодвинулся на задний план.

— Бред какой-то… — Алиса. — Кто?! Зачем?!

— Чем они вообще… — Артем смотрит на Эмиля. — Ну, которых… занимались?

Эмиль отставляет выпитую стопку:

— Те, про кого я знаю, — бизнесом… Разным… Совершенно… Да нет, ничего общего, и, я догадываюсь, — хмыкает невесело, — никто ни с кем не контачил… Что-то, — исподлобья обводит взглядом экс-одноклассников, — мне подсказывает…

— Это как-то связано… — Алиса, — ну, с тем, как нас закрывали тогда?

— Как?.. — Эмиль.

Артем хлопает ладонью по стене, отклеивается от нее, решительно делает шаг к остальным:

— Резюмирую. Стечением случайностей это быть не может. По определению. Мотив непонятен совершенно. Так? — обводит всех взглядом; никто не возражает, но и не поддакивает; Андрей смотрит на него внимательно, словно со специфическим любопытством. — Наши действия?

— Какие могут быть действия? — Алиса. — За бугор валить, как Фима предлагает?

— Как вариант, — спокойно соглашается Артем. — Но мне лично этот вариант не подходит, — дергает углом рта. — У меня дела здесь — и меня отсюда не выпрут. Ничего не делать — тоже не выход. Дожидаться, пока меня кто-то по-тихому оприходует, я не собираюсь. Я полагаю, никто не собирается? — обводит всех взглядом. — Но мы ничего не можем сделать, пока не представляем себе — кто.

— Как мы это узнаем? — Эмиль.

— Ну, давайте вспомним, что здесь собрались все-таки не последние люди, — Андрей. — Думаю, кое-какие связи… и возможности… есть у каждого. По крайней мере, я со своей стороны могу пробить поляну хотя бы насчет Сереги — благо это совсем недавно…

— Да, возможности есть, — Артем глядит на Андрея. — И мы их используем… И еще. Вы знаете, у меня есть ребята. Не профессионалы, но… хорошие ребята. Могу предложить, чтоб они деликатно присмотрели за каждым. Ненавязчиво, естественно. Еще раз — они не профи, но способны… оказаться кстати, если что.

— В смысле следить? — подозрительно спрашивает Алиса.

— Brother Тема watches you everywhere… — ядовито вставляет Андрей.

Артем капитулянтски поднимает ладони:

— Сняли тему.

Эмиль делает шаг вперед:

— Ребята… Ребята, я только хочу убедится, что все мы — все, кто здесь находится, — понимаем одно: нам надо держаться друг друга. У нас просто нет другого выхода. Те, кто… кого… они же погибли все потому, что были каждый сам по себе. Единственный шанс для нас — действовать вместе. Я надеюсь, все это понимают?

Он обводит всех взглядом. Никто не возражает, но на лице у каждого изрядный скепсис.

26

В садике при даче Алисы на маленькой лужайке в специально обложенной камнями впадинке горит костерок. Вокруг — обтесанные для удобства и продубленные морилкой для сохранности пеньки-седалища. На траве стоят почти пустая бутылка водки и почти полная бутылка очень хорошего вина. Андрей ворошит палкой уголь в костре. Алиса сидит с винным бокалом.

Эмиль подходит со стороны дома, садится неподалеку от хозяйки:

— Ни хрена себе встреча выпускников…

— Каких выпускников? — Андрей.

— Ну да, сорри… Что, выходит, все мы год потеряли? — Эмиль.

— Кроме Тима, — Андрей.

— А что Тим? — Эмиль.

— А у него так и нет аттестата.

Эмиль хмыкает, качает головой.

— Странный он все-таки, — замечает Алиса. — И тогда, и сейчас.

— А кто из нас не странный? — Эмиль.

— Тоже верно… — соглашается она. — Интересно, это мы, поучившись у Нашего, постраннели или он отбирал нас по такому принципу? Вы помните, чего там за вступительные тесты были? Какие-то безумненькие тесты… Что они выявляли, интересно? Чего-то я не уверена, что правда таланты к менеджменту…

Эмиль подбирает бутылку водки:

— Пару месяцев назад в каком-то журнале, не помню, про Нашего здоровенная статья была.

— В «Еже», — Андрей. — Читал.

— Че за статья? — Алиса.

Эмиль делает глоток из горлышка, морщится:

— Про карму его профессиональную. Ну, поминали этот скандал — вы помните: он школу открыл новаторскую, элитную, а потом оказалось, что через нее бандиты бабло отмывали… Ну, после чего его Горбовский подобрал… На его голову… Ну и, естественно, про то, что Голышев этот у Нашего учился.

— Эр-Пэ-Гэ… — ядовито произносит Алиса. — Когда он, интересно, из вице премьером станет?

— Я могу сказать, когда этот пидор президентом станет! — вдруг заявляет Андрей.

— Лови информацию из заслуживающих доверия источников! — подмигивает Алисе Эмиль.

— Ты даешь — пидор, — она смотрит на Андрея иронически. — Ты же — опора действующей власти…

У того звонит мобильный телефон, и он отходит в сторону.

— Ты обратила внимание, как Дрон с Темкой друг на друга поглядывали? — негромко интересуется у Алисы Эмиль.

— Политические оппоненты… — иронически констатирует она.

Мулат фыркает:

— Все равно странно. Они, ты не знаешь, не пересекались? Ну, после школы?

— Ты думаешь, что-то с тех пор произошло между ними?..

— Слушай, Лис, ты сейчас как — тут или в город?

— В город.

— Меня не подкинешь? А то я тут дернул на нервной почве — мне сейчас лучше за руль не садиться.

— Посплетничаем заодно? — хмыкает она.

— Обсудим ситуацию, — улыбается он.

27

Андрей и Тим садятся в «вольво» Андрея. Уже держась за дверцу, Андрей говорит Алисе и Эмилю:

— …И — остаемся на связи. Постоянно на связи. Не забывайте. Давайте!

Он делает прощальный жест, плюхается на водительское сиденье рядом с Тимом. Пристегивается, заводит двигатель, трогается. Тим закуривает.

— Ну и? — спрашивает он после паузы.

— Что — ну и?

— Можешь объяснить мне смысл произошедшего?

— Не, ну хоть встретились вместе все. Посмотрели хоть друг на друга. Поговорили.

— Толку от этого разговора…

— А какого результата ты ожидал? Мы же пока действительно ничего не знаем!

— Ну как не знаем… Мы знаем, что половину нашего класса кто-то замочил за пару месяцев. И не просто обычного класса обычной школы, а элитного выпускного элитной школы при скандально знаменитой конторе, разогнанной в свое время со страшным треском… Это же е-мое — это же сенсация! Да еще один из убитых — музыкальная звезда! Да это же надо хай поднимать на всех углах! У вас же всех наверняка знакомые есть в прессе. Это же такое начнется! Причем тот, кто наших завалил, делал это тайно. Соответственно, с нашей стороны первым делом логично было бы подумать об огласке. При этом никто — никто, заметь! — ни о чем подобном даже не заикнулся. И давай я угадаю с одного раза, почему. Почему этого не предложил ты? Ну так ты же у нас считаешься «президентской структурой». На кой тебе трезвонить, что учился под крылом у главного политэмигранта, который из своей Ниццы только и делает семь лет, что кроет твоего главного патрона? Давай угадаю, почему товарищу Артему тоже об этом распространяться никакого резона. Ни хрена себе Че Гевара, которого проворовавшийся олигархище на менеджера готовил! Алиска бобонами немереными ворочает — ей тоже на фиг не надо в скандалах масштабных светиться. Эмилю соответственно. Так что каждый при своем интересе. Хотя опасность вроде как общая…

Андрей внимательно косится на собеседника:

— Ну так а чего ж ты этого не предложил?

— Я? — крякает Тим. — Ты правда представляешь себе, как я всем чего-то предлагаю?

— У меня стойкое впечатление, что ты почему-то считаешь, что тебе — в отличие от остальных — ничего не грозит.

— Все там будем…

28

Алиса ведет собственную машину. Рядом с водительским сиденьем — Эмиль.

— Ну и как тебе наши? — спрашивает он. — По прошествии семи лет?

— Не знаю… Странная получилась компания. Но что точно — каждый слабо понимал, как эти пять людей могли вместе оказаться.

— Ага, вот я об этом. Причем это люди, пять лет учившиеся в одном маленьком классе — и одной специальности.

— А какой специальности?

— То есть?

Алиса смотрит на него с интересом:

— Ну вот ты можешь сказать, кого из нас на «Технологии…» готовили?

— Э-э… Считалось, что менеджеров.

— Согласись, интересно нас в таком случае готовили. Ведь что должен знать менеджер? Ну, даже очень продвинутый, высокопоставленный, в крупной корпорации? Финансовую систему… Экономические связи, банковские технологии… Юриспруденцию…

— Ну, нельзя сказать, что нас всему этому не учили… Мне вон эконом наш до сих пор иногда в кошмарах снится — что у меня завтра экзамен, а я ни бум-бум.

— Знаешь, я этими своими инвестиционными делами занимаюсь вплотную уже года четыре. И могу тебе сказать, что учили нас, мягко говоря, поверхностно. Очень так бегло. Чтоб примерно знали, как вся машинка вертится. А вот зачем, скажи, менеджеру хотя бы иностранные языки… в таком количестве? Или углубленный курс психологии — с лекциями по ЭнЭлПи и гипнозу? Или ролевые эти игры на местности…

— Да, и ты обрати еще внимание… Специализация у нас вроде как была — бизнес… А бизнесом из нас тринадцати занимаются… занимались… не больше половины, наверное. А некоторые — так вон вообще… Артем — политик оппозиционный, левак…

— Во-во… О том и речь…

Теперь уже Эмиль смотрит на нее внимательно:

— А что, Лис, у тебя, кажется, какая-то теория есть?

Алиса кивает за окно:

— Где сворачивать?

— А вот на следующем углу направо… Ага… И вон туда во двор.

Машина выполняет предписанные эволюции. Останавливается у подъезда. Эмиль и Алиса продолжают сидеть.

— Ты как — спешишь? — спрашивает Эмиль.

— Да нет, не очень.

— Зайдешь? Я тебя хоть чаем напою. Хорошим.

Алиса смотрит на него и быстро ухмыляется уголком губ.

29

Машина Андрея останавливается.

— Ладно, будь, — Тим открывает дверцу и начинает выбираться из авто.

— Ну так о чем договоримся? — с некоторым недоумением спрашивает ему вслед Андрей.

— А о чем мы должны договариваться?

— Тим, — Андрей обращается к Тиму мягко-убедительно, как к упрямому подростку, — мы же не намерены все это так оставлять.

— А что вы намерены? Напрягать связи и возможности? Напрягайте. У меня ни связей нет… ни возможностей.

— И вообще тебе все по барабану… Не, ну Фиму я хотя бы понимаю — он действительно в другой лодке…

— Мою лодку ты утром видел… Будь.

Он захлопывает дверцу снаружи.

30

На кухне в квартире Эмиля Алиса сидит на стуле по-турецки, с ногами. Прихлебывает из большой кружки чай. Из музыкального центра негромко изливается нечто модно-мелодичное.

Хозяин, стоя к гостье вполоборота, доливает себе в кружку темной жидкости из маленького — мерного — стаканчика:

— Тебе точно не плеснуть?

Алиса отрицательно мотает головой:

— Мне ехать… А сейчас чего снимаешь?

— А, полная дурь. «Рабство» называется. Фуфло такое — берем пятерку девок, чтоб с ногами и при делах… И на островке одном в Тихом океане, туристическом, отдаем их местным аборигенам в рабство. Ну там, бить их нельзя, вред причинять, всякое такое — а остальное все можно… И вот кто из них из рабства освободится — той двадцать штук баксов. Пипл схавает. А, да это все вчерашний день — все эти острова экзотические, «последние герои»… Я тебе точно говорю — в новом сезоне мода будет на шоу в реальном городском антураже, знакомом, прямо на натуре. Увидишь! Я как раз сейчас идейку такую раскручиваю потихоньку… Запустился уже, тьфу-тьфу… — сам улыбается собственным словам. — Вот это точно все опупеют! Это действительно будет провокация. У меня и так на каждом шоу скандал получается… А тут я просто представить боюсь…

— Чего там такое будет? — хмыкает Алиса.

Эмиль отрицательно помахивает ладонями:

— Не-не, пока не буду говорить. Но если получится все… Ну, ты обязательно узнаешь, — короткая пауза. — Пошли в комнату, что ли? А то чего мы всё на кухне, как интеллигенты-диссиденты…

Они идут в комнату. Алиса оглядывает обстановку: полки, на которых в беспорядке книжки, журналы, кассеты, слепой экран очень большого телевизора с подрубленным DVD-плеером, дизайнерский письменный стол, на котором — мощный компьютер, помаргивающий скринсейвером… рядом на полу — игровая приставка, стопка дисков. Алиса задерживается взглядом на приставке и стопке. Подходит. Берет верхний диск: это игра-стрелялка. Смотрит на второй в стопке: тоже…

— Что, — хмыкает, — вкусы не меняются?

Эмиль как бы чуть смущен:

— Приятно, когда есть кого замочить…

Алиса кладет диск на место, лукаво глянув на хозяина, выцеливает его из пальца в манере голливудского шерифа: «Пуф-ф!» Эмиль свешивает язык и закатывает глаза. Потом коротко смеется:

— Не, я помню, как ты меня тогда… Ты хоть сама-то помнишь?

— Помню-помню… — чуть улыбаясь собственному воспоминанию.

— Хоть щас-то расскажи, как у тебя это получилось?

Алиса, махнув рукой, улыбается уже широко:

— Да ну… На самом деле — из чистого упрямства. Уж такой ты крутой был…

— Слушай… А может, давай сейчас срубимся?

— Сейчас? — Алиса несколько удивлена.

— Ну а чего? Матч-реванш. Право имею, в конце концов… — он роется в стопке дисков. — Не, ты как, не против?

— Что — «дайте ей еще один шанс»?

— Дайте! Давай — десматчик, без секундантов… — извлекает наконец нужный диск. — Вот у меня тут как раз новье, я еще не бродил, секретов не знаю… Не, ты правда — как насчет?

Алиса, странно улыбаясь, говорит немножко другим голосом:

— Вот это он в нас и воспитывал.

— Кто воспитывал?

— Бойцовский дух он в нас воспитывал. Любой ценой до победного… Ты обратил внимание, как мы не любим проигрывать?

Восемь лет назад

Компьютерный класс: две шеренги машин «лицом к лицу», разделенные проходом. Спиной друг к другу на противоположных рядах — двое игроков. С одной стороны шустро шевелит мышкой Эмиль — совсем юный, лет семнадцати. С другой — Алиса: худенькая, не слишком привлекательная, коротко стриженная, с порывистыми движениями. На мониторе — персонаж стрелялки «от первого лица» шустро мечется по нарисованным коридорам, вдруг летят кровавые брызги, показатель «здоровья» скачет на десяток единиц книзу, раненый персонаж выписывает головоломный кульбит, палит из многоствольного пулемета…

Между игроками стоят несколько подростков, очень тихо — не помешать — переговариваются, поглядывая то на один монитор, то на другой:

— А вот приколи, она его щас сделает…

— Ага. Сделает. Мы один раз с Негативом вшестером в десматч рубились… Так мы с пацанами добазарились, чтоб пятеро против него играть. Так Негатив нас всех сделал. А девки в стрелялки вообще играть не умеют… Че она вообще полезла на рожон?

— А она ваще любит лезть на рожон…

Все дружно приглушенно ржут.

Компьютерный монитор. Меню игры-стрелялки — плашки с надписями на фоне окровавленного монстра.

— Запускаю? — Эмиль.

— Поехали, — Алиса.

Заставка сходит — и компьютерный боец шустро бросается в темные казематы. Беготня, вспышки, готические антуражи.

— Ты спрашивал, что у нас общего? — не отрываясь от игры, говорит Алиса. — Вот мы сегодня встречались… Все разными вещами занимаются…

— …И все — успешно.

— Тебе — двадцать пять. И ты — козырный телепродюсер…

— …Тебе — двадцать пять. И ты — маклер-виртуоз.

— Темка — партийный вождь… Без пяти минут весомый политик… Какой-нибудь лидер думской фракции… Андрон наверняка же «серый кардинал», там, в своем фонде президентском?

— Ну да… Он там очень неплохо котируется.

— Какие все молодые да ранние, а? И какова вероятность, что столько вундеркиндеров случайно соберется в одном классе? Понятно же, что и отбирали нас специально и готовили тоже… Вопрос только — на кого…

— Ну, всяко ведь не на менеджеров, да?

— Что такое менеджер? Командный игрок. Человек системы. Не винтик, конечно… Но деталька. Микрочип. А из нас… кто получился? Одиночки. Боевые единицы сами в себе. Приспосабливающиеся… К любой ситуации.

— Эмуляторы.

— Кто-кто?

— «Эмулятор». Был когда-то сериал такой. Про спецагента-хамелеона… Которого дрессировали с детства… Который может, ну, любую социальную маску надеть на раз — сменить профессию, вписаться в компанию… И вот он там дезертирует и бегает от своего начальства… Работает то летчиком, то там хирургом… Ну и раскручивает дела всякие…

— Да… Ты вот еще посмотри. Все в разных областях. Андрон при действующей власти. Темка — в оппозиции. Я — в инвестиционном бизнесе. Ты — в шоу-бизнесе. И все такие перспективные…

— Лет пять-десять — и вся страна будет наша…

— Смех-смехом…

— Лис, это паранойя…

— А можешь возразить?

— Могу. Возьми Серегу покойного. Да, он был успешен, еще как. Бабки наверняка греб лопатой. Но какое на кого у него влияние было? Что такое музыкальная звезда? Она же ничего не решает, она же от продюсеров зависит целиком и вообще принадлежит им с потрохами… А Тим что контролирует? Сквоты? Спасательные станции? Вот когда мы объединимся, возьмем власть в руки и перетопим всех врагов — чтоб их никто не спас?

— Ну да, Тим… — Ну, может, статистическая погрешность… Необходимый процент брака… А с другой стороны — чего мы знаем про Тима?.. Учился всегда никак… Забивал на все… Ты помнишь, какой был отсев в начальных классах? А Тима все равно тащили с курса на курс. Ты помнишь, чтоб его хоть раз отчислить хотели?

— Нет… Кажется. Чем-то дорог он был Нашему.

— Ну так, может, Наш его для чего-то особенного натаскивал? Как ты говоришь — эмульгатор?

— Эмулятор.

— Может, он такой модели эмулятор, что мы с тобой и представить не можем? — смеется. — Something special?

— С Андрюхой надо перетереть, — неожиданно задумчиво говорит Эмиль. — Все-таки он один с ним корешился.

— Опаньки! Как честная женщина, предупреждаю — я тебя вижу!

— Где?

Восемь лет назад

Взрыв. Опадают кровавые ошметки. На экране надпись: You are killed by Enigma.

Насупленная физиономия семнадцатилетнего Эмиля. Сдержанно-удовлетворенное лицо семнадцатилетней Алисы. Она глядит Эмилю в затылок, полуобернувшись от своего монитора.

Глядя на обалдевшего визави, один из зрителей едко повторяет:

— А вот приколи.

Эмиль с утрированно потерянным видом — за монитором. Разводит руками:

— Да. Зря я это предлагал.

— Ну извини.

— Чаю еще хочешь?

— Глоток рома плесни… Токо децл совсем.

Эмиль кивает, поднимается, скрывается на кухне. Тут же возникает со стаканом. Ставит перед Алисой (она сидит за столом, за компьютером — это Эмиль играл с приставки, сидя на полу). Алиса делает глоток. Мулат остается стоять за ее спиной — прямо над ней. Мягко-иронически спрашивает:

— Заметила, что десматч один на один — штука довольно интимная? Только ты — и партнер… И кто из вас первым кого словит…

— Только один другого всегда мочит.

— Зато можно сделать restart. И переиграть.

Алиса, полуобернувшись, снизу вверх внимательно смотрит на Эмиля:

— Запросто. Но уже не сегодня. Мне еще ехать.

Она поднимается (Эмиль чуть отстраняется, пропуская ее), делает пару шагов к двери…

— А то оставайся… Поиграем еще… Я тебе на диване постелю.

Алиса, не оборачиваясь, покачивается с носков на пятки:

— Обязательно поиграем… В следующий раз.

Эмиль секунду смотрит на нее — и быстрым пальцевым тычком, Контрол-Алт-Делит, вырубает компьютер.

31

Кабинет милицейского начальника — не генерала, но и совсем, совсем не участкового. За столом хозяин кабинета, мужик средних лет с правоохранительным выражением малоинтеллигентного лица. Перед столом — Андрей. В позе отнюдь не просителя, но уверенного в себе гостя.

— Такое дело, Николаич, — хмурится он. — Четыре дня назад у нас в Москве, в клубе убили музыканта одного, звезду, Сергея Перевозчикова… Не в службу, а в дружбу, слышь, узнай мне все, что есть на данный момент по его делу. Сможешь?

— Не вопрос, — Николаич хмур. — Как его, говоришь?

— Перевозчиков, Сергей…

32

Андрей идет по вестибюлю большого административного здания. У него звонит мобильный телефон. Он глядит на определитель:

— Здорово, Эмиль. Да. Ну давай… Когда, где? Через… два часа? — смотрит на часы. — Через три. Да. Давай.

Он складывает и прячет телефон, выходит из дверей, идет на стоянку, вытаскивая на ходу ключи. Нажимает кнопочку на брелоке, его машина издает писк сигнализации.

Андрей на машине выворачивает на улицу. Смотрит в зеркало заднего вида. Там — довольно старая «ауди», едущая за Андреем. Тот неожиданно перестраивается. «Ауди» тут же перестраивается следом. Андрей выжидает и неожиданно дает газ.

33

Безлюдная набережная Москвы-реки с видом на стеклобетонные псевдоконструктивистские нагромождения новостроя на противоположном берегу. По набережной идет Артем.

Два человека стоят на набережной, глядя на реку, Артем — один из них. Его визави немолод и тщательно-консервативно одет.

— Они? — переспрашивает Артем. — Они намерены разбираться… Пробивать по своим каналам. Все, в общем, довольно сильно напряглись.

— Думаешь, будет результат? — без эмоций интересуется визави.

— Я бы не стал недооценивать их связи.

— Тем более держи нас в курсе.

— Естественно. Но и вы со своей стороны напрягитесь.

34

За укромным столиком в углу полупустого дневного паба Андрей и Эмиль. На столе перед мулатом — пивная кружка, перед Андреем — стакан сока.

— …Нормальная теория заговора, — невесело хмыкает аналитик. — Это вы с Алиской родили?

— Не, ну согласись — так и есть.

— Ну а Тим?

Эмиль прихлебывает «Гиннеса»:

— Вот про него я тебя и хотел спросить. Ты же с ним тогда много тусовался?.. Он что, действительно такой пофигист был?

— Да в общем — действительно.

— А как тогда получилось, что его… просто не выгнали? Да еще и в элитный класс перетащили? Где Тим — а где технология управления!..

— Не знаю. Не меня надо спрашивать… А кого надо — того давно не спросишь.

— Н-да… Ну как-то же ты с ним общий язык находил?

Андрей делает глоток, усмехаясь:

— Ну, он же не марсианин все-таки… Нет, ты знаешь — это было скорей… любопытство. По-идиотски звучит, но — скорей естествоиспытательский такой интерес. Тим — он все-таки слишком сильно от нас от всех отличался. Мне по молодости тогда казалось… Ну вот про нас все было понятно — чего нам от жизни надо. Успеха, комфорта, честолюбие удовлетворить… на это нас и натаскивали… А ему это все до лампады было — совершенно очевидно… Улыбочка эта его буддистская… И мне, знаешь, казалось, что, может, правда он чего-то такое понимает, чего мы не сечем? Какой-то другой… смысл.

Он замолкает и еще раз прикладывается к соку.

— Ну и?

— А ничего. Пообщался я с ним, пообщался — и, в общем, ничего такого не узрел. Нормальный заниженный уровень потребностей. Растительная жизнь. Такое… существование в пассивном залоге. Лечь, чтобы не пораниться. Он, между прочим, и сейчас… Стань тенью для Зла, бедный сын Тумы…

— Ну ладно, бог с ним, с Тимом. Но мы-то четверо… Мы-то собираемся что-то делать? Я уж не знаю, для чего нас на самом деле готовили… Но факт — то, что сейчас-то мы действительно не так мало можем. Если будем вместе действовать.

Андрей смотрит на собеседника:

— Ну да… А тебе не приходило в голову, что если мы это про себя понимаем… То кто-нибудь другой тоже про нас это мог понять? Причем раньше нас?

Эмиль возвращает ему внимательный взгляд:

— Кто-то?

— Ну а кто нас семь лет назад разогнал? А? Причем не просто разогнал, а полгода всего не дал доучиться до аттестата? По разным школам раскидали, по разным районам…

Теперь они оба смотрят друг на друга. Эмиль четко, но с вопросительным подтекстом произносит:

— Голышев Роман Павлович. Тогда — министр по налогам и сборам. Сейчас… Силовой вице-премьер. И почти наверняка — скоро премьер. РПГ.

— Он ведь тоже у Нашего учился. Причем раньше и дольше, чем мы с тобой.

— Е-мое…

Они снова смотрят друг на друга. Им явно не по себе.

35

Эмиль сидит в такси, такси стоит в пробке. На лице мулата выражение безнадеги, уже успевшей стать хронической. Явно стоят долго.

— И вот так по всему городу теперь, — разводит руками водила.

Эмиль нервно смотрит на часы:

— Л-ладно… Черт с ним. Времени нет. Пойду пешком… Сколько с меня?

— Ну… Стоху дашь… Если не жалко.

Эмиль расплачивается, вылезает, осторожно приоткрыв дверцу — рядом тоже застрявшие авто… Идет к тротуару, лавируя между машинами. Одна из них гудит, когда он проходит — Эмиль оглядывается… и видит, что метрах в пятнадцати еще из одной машины выбираются двое — крепкие, коротко стриженные спортивные молодые люди. Эмиль отворачивается, продолжает лавировать, достигает тротуара… Оглядывается еще раз. Молодые люди споро и целеустремленно шагают следом.

Эмиль идет по тротуару — и теперь оглядывается регулярно. Молодые люди не отстают. Эмиль проходит мимо киоска, тормозит, возвращается:

— «Парламент» дайте, пожалуйста.

Он смотрит на молодых людей. Те, не особенно скрываясь, переминаются с ноги на ногу чуть поодаль: ждут.

36

На краю тротуара стоит Андрей. Рядом притормаживает черная «волга» с мигалкой и госномером. Из недр ее — с заднего сиденья — показывается, распахивая дверцу, Николаич.

— Здорово, — бросает он. — Залезай.

Андрей садится. Мент произносит, глядя куда-то в стриженый затылок водителя:

— Извини, времени нет совсем. Вот на совещание дернули. У нас же щас бедлам, прокурорские на юстицию наезжают… Нарыл я тебе кое-что по твоему вопросу… — отщелкивает замочки тощего кейса, лежащего рядом на сиденье, добывает пару бумажек. — Смурной такой вопрос, кстати… Обвинение предъявили Мамыкину, тоже музыканту… Сидит щас в изоляторе. Но прямых улик нет, и свидетелей тоже нет. Ссора была — это да… И в сортир Мамыкин ходил сразу после Перевозчикова — и Перевозчикова там нашли потом… И нож Мамыкину принадлежит. Но отпечатков нет. А народу было очень много, и все бухие.

— Так что, по идее, его кто угодно мог подрезать… под шумок?

— По идее — запросто.

37

За столиком бара — Артем и Алиса. Первый смотрит на вторую выжидательно. Произносит (явно прерывая паузу):

— Ну и чего так… конфиденциально?

— Тем… Такой вопрос… Я думаю, что это важно в нашей ситуации… Вы с Андроном как-то странно друг на друга реагировали… У вас что, какие-то… специальные заморочки?

Артем улыбается:

— Какие там специальные, Алис. Самые обыкновенные… Политика — это, конечно, очень серьезная игра… Но все равно игра. Ну и надо соблюдать правила. Так что мы теперь… как мушкетеры короля и гвардейцы кардинала. Камзол обязывает, — усмехается с некоторой даже грустинкой. — Я дерусь, потому что я дерусь…

— Н-не знаю… Глупо получается как-то. Вы же в школе нормально совершенно ладили.

— Да мы с Андроном вообще, наверное, довольно похожи… Только с разным знаком. Ну и смотри — где он, где я…

— Ну это же правда все — игры…

— Если игра — еще не значит, что все понарошку. Сама подумай. А то, что с нами всеми сейчас происходит, — что, игру не напоминает?

— Напоминает… при одном условии.

— Дай догадаюсь. Если мы — не игроки, а фигуры.

— Причем разменные.

— А кто игроки?

— А давай прикинем… кому выгодно.

— Выгодно? Мочить выпускников школы Горбовского?

— Опального Горбовского. Эмигранта Горбовского. Диссидента Горбовского.

Арем криво-криво ухмыляется:

— Горбовскому.

— А что — в этом нет логики?

— Каждый раз, когда в Москве взрывают что-нибудь, — что Горбовский из своей Ниццы вопит? Что дом жилой, или рок-концерт, или метро там рванули злобные спецслужбы. Но с терактами — это уже смешно, это надоело всем. Тем более что все равно никто ничего никогда не докажет… А теперь прикинь — такая ситуация…

— Да. Разыграно очень… грамотно, так? Есть олигарх — опальный диссидент-эмигрант. Есть тринадцать его бывших… ну, грубо говоря — лучших учеников. И вот их начинают выбивать по одному. Сначала секретно. Тайно. Как бы несчастные случаи… И никто этого не замечает. Даже, обрати внимание, сам олигарх — хотя он проплачивает здесь две газеты. Нет, ты веришь, что его за эти семь лет ни разу не заинтересовало, как живут его несостоявшиеся выпускники?.. А когда покойников набирается шесть… достаточное количество, чтобы это уж точно не сошло за стечение обстоятельств… Вот тогда убивают самого из них знаменитого. Не только у нас знаменитого, но и на Западе. Правда — тоже как бы случайно… — она замолкает.

— И что… ты полагаешь… теперь должны убить кого-нибудь… тоже заметного? Иначе заметного. Со значением — заметного… И уже не случайно?

— Догадайся с одного раза — кого.

Артем раздельно, будто пробуя свой титул на вкус, величает:

— Лидера оппозиционного молодежного движения.

38

Ньюсрум скандального еженедельника. Морзянка клавиш. Роение сотрудников. Хроникер добивает последние знаки в файл. Эмиль сидит рядом.

— Щас, погоди, зашлю только… — щелкопер щелкает клавишами. — Ну пошли, курнем.

…Оба в курилке. Стоят. Эмиль достает пачку, хроникер достает из его пачки сигарету:

— Ну чего — насчет «Рабства» мы железно забились?

— Я тебя что, когда-нибудь кидал? Во вторник чартер через Дели. На тебя билет есть.

— Угу. Значит, с Ровером твоим, — хроникер довольно картинно отводит сигарету и выпускает дым; вообще у него нервная жестикуляция. — Прикольно, кстати, с твоим Ровером… Удивил он меня… Не, натурально — я сколько во всем этом говне плаваю, но ни фига про это не знал. Его же все за придурка держали. За нормального такого клоуна…

— Ну?

— Ну… А ты знаешь, что твой Перевозчиков был реальный медиамагнат? Акула шоу-биза?

— То есть?

— А вот, например… его продюсеры в его же компании и работали. То есть это не они ему башли давали. Это он им зарплату платил.

— Ты хочешь сказать, что он своим бизнесом владел сам?

— Ни фига. Я другое хочу сказать. Он не только своим бизнесом владел сам. У него еще был контрольный пакет в двух рекорд-компаниях. И на русском Эм-Ти-Ви. И еще он собирался две интернетовские конторы прикупить — переговоры шли полным ходом… Вот такой вот кретин в красной бандане. И самое главное — ты прикинь, пока его не завалили — никто не кололся! Ни словом! Чудеса, блин. Это ж такой бизнес пиздливый…

Эмиль криво, натянуто улыбается — и словно бы сам себе:

— Эмулятор.

— Чего?

— Ничего.

39

Эмиль выходит из подъезда редакции. Останавливается у дверей. Достает сигарету, сует в рот. Осматривается. Поодаль, как бы не глядя на него, стоят двое давешних молодых людей. Эмиль, не зажигая сигареты, двигается по тротуару. Резко останавливается и оборачивается. Видит, что парни идут следом. Они с Эмилем смотрят друг на друга. Мулат выплевывает сигарету и идет навстречу. Парни отворачиваются. Эмиль направляется прямо к ним:

— Здорово, пацаны.

— Тебе че?

— Где-то я вас видел сегодня.

— Че те, мужик?

— Или вы за автографом? Попросить стесняетесь?

— Вали отсюда.

— Тебя что, так учили с объектом разговаривать?!

— Ты, каз-зел, вали, бля…

— А ты, каз-з-зел, за мной не ходи!

Парень, набычившись, отталкивает Эмиля одной рукой. Тот в ответ отпихивает его обеими. Парень отшатывается — и тут же бьет Эмиля в челюсть. Мулат, однако, уклоняется от удара или блокирует его — и наносит ответный, вполне успешный: оппонент, получив прямой в голову, отшатывается… Но второй парень тут же бьет Эмиля ногой сбоку, Эмиль теряет равновесие и падает на одно колено. Его бьют ногами.

40

Эмиль в ванной, кривясь, смотрит на свою физиономию: несколько ссадин, кровоподтек на скуле… Эмиль промокает ссадины проспиртованным бинтом. Звонит телефон.

Мулат выходит из ванной и берет мобильник, мельком глянув на дисплей:

— Привет, Лис.

— Привет… Как дела?

— Не дождетесь.

— У тебя все нормально?

— А что?

— Ты не замечал — за тобой никто не ходит?

— А что? За тобой ходят?

— Какие-то уроды… Я сначала заметила — не, думаю, бред, паранойя… Но потом, через несколько часов, смотрю — те же самые… До самого дома проводили… За тобой точно никто не следит?

— Следит?.. Пожалуй, следят.

— Точно? Ты тоже заметил?

— Я не только заметил… Я почувствовал.

— Что такое?

— Могло быть хуже.

— Нет, серьезно…

— Ну, пару раз по чавке дали.

— Напали на тебя?

— Ну, это скорее я на них напал…

— Сколько их было?

— Двое.

— Молодые? Такие… Здоровые. Под ежик.

— Здоровые. Под ежик.

— Слушай… Помнишь, Артем про этих своих орлов говорил?

— Говорил… Говорил… Ты думаешь?..

— Слушай… Давай Андрею позвоним.

41

Андрей сидит на полу в своей студии, отщипывая от грозди винограда на обширной тарелке. В кресле рядом устроилась девушка, слушает плеер, немо подпевая неслышной мелодии. Звонит телефон. Андрей лезет в карман:

— Да? Привет. Да. Да. И что? Ни фига себе. Нормально, — встает. Девушка смотрит на него удивленно. Андрей продолжает озабоченным и очень серьезным голосом. — Думаешь? Да… Замечал. Замечал, — отворачивается от девушки. — Угу. Согласен. Да. Знаете что? Приезжайте ко мне. Прямо сейчас. Есть чего обсудить.

Девушка снимает наушники и недоуменно смотрит в спину Андрею.

42

В студии Андрея, в «деловом» ее углу, стоят сам Андрей и Эмиль, рядом с ними сидит Алиса, нервно вертя в пальцах ключи от машины. Все очень серьезны. Моргает скринсейвером экран компьютера.

— Ребята… — говорит Андрей озабоченно. — Я должен перед вами извиниться… и объясниться. Извиниться, что не сказал всего сразу, — и подвергал вас… нас изрядному риску.

— Ты про Артема? — подозрительно спрашивает Алиса.

— Да, я про Артема. Понимаете, когда мы встретились все — в первый раз… Я не решился вот так вот сразу все сказать, сразу заставить не доверять одному из нас… Как выясняется, это было ошибкой. Как выясняется, мое торможение могло обойтись очень дорого… кому-нибудь из нас. Если не всем… Еще раз извините, ребята.

— Говори, — мрачно велит Эмиль.

— Я не сказал вам, что кое-что знаю про Артема… Я, конечно, говорю не совсем правду, когда рассказываю, что мы в нашем фонде занимаемся все больше статистикой и прикладной социологией. Конечно, мы занимаемся и другими вещами — не столь… благостными. Среди прочего… скажем так, сбором, распространением и контролем над информацией. В общем, моя работа — много знать. В том числе такого, чего не знает никто. Когда в поле моего зрения попал Артем — понятно, почему я специально и подробно заинтересовался им…

— Ну? — Алиса.

Андрей чуть медлит, словно решаясь:

— Ребята, Артем — совсем не тот, кем пытается казаться. Он организатор и лидер оппозиционной, довольно агрессивно оппозиционной партии, так? Так вот, эта партия создана им по инициативе и при поддержке Федеральной службы безопасности. И частично ею финансируется… И работает Артем в постоянном контакте и под постоянным контролем гэбухи…

Лица Эмиля и Алисы застывают; последняя уже не крутит на пальце ключи.

— Я понимаю, — поспешно продолжает Андрей, — что такие вещи просто так не произносятся, что такие вещи доказываются. Сейчас я покажу информацию, к которой вы, конечно, доступа иметь не должны…

Андрей подходит к креслу, в котором в предыдущей сцене сидела ныне выдворенная девица, отодвигает его. В стене за креслом обнаруживается тусклая дверца небольшого сейфа. Алиса и Эмиль следят за действиями хозяина. Тот набирает на кодовом замке цифровую комбинацию, ждет. В сейфе негромко щелкает. Андрей отворяет дверцу — весьма массивную. Оборачивается к экс-одноклассникам уже с небольшим предметом в руках — DVD-диском.

Под внимательными взглядами Эмиля и Алисы Андрей подходит к телевизору и заряжает диском плеер:

— Вы понимаете, само собой… что я очень круто сейчас рискую… Серьезно подставляюсь… Не только потому, что вам это показываю… Но уже хотя бы потому, что даю вам понять, что вообще вынес эту запись из конторы… — оборачивается к однокашникам с немного даже виноватой улыбкой. — Но лучше я сделаю это, чем между нами будут какие-то неясности, — включает запись.

На экране телевизора — размытый пейзажный задник и две фигуры. Одна из них принадлежит Артему, вторая — тому человеку, что давеча общался с ним на набережной.

— Это запись его встречи с куратором… — Андрей подматывает вперед. — В прошлом месяце… — переключает на воспроизведение.

— …И я это прекрасно понимаю, — доносится из телевизора голос Артема.

— И все-таки, Артем, не забывай о специфике наших отношений…

— А ты думаешь, я могу о ней забыть? Да если мои орлы узнают, что я на контору работаю… Я тогда просто исчезну по-тихому, и все. И никакая ваша чекистская крутизна мне не поможет. Так что…

Андрей снова врубает перемотку:

— Но это все, в общем, ерунда… Самое интересное, что Артем… он не просто работает на чека. Артем лично связан с одним человеком… которого вы знаете, — приглядывается к мельканию смазанных картинок на экране. — Этот человек… вице-премьер правительства эрэф, куратор силовых ведомств Голышев Роман Павлович. Вот здесь — запись их встречи. Не первой и не последней…

Изображение на экране ТВ — снова в естественном темпе. Артем приближается к черному представительскому автомобилю. Стоящий у передней дверцы массивный молодой человек распахивает дверцу заднюю. Артем пригибается, садится внутрь. В этот момент незримый оператор делает резкий наезд длиннофокусником — а Андрей кликает «стоп-кадр». На экране отчетливо видно рукопожатие Артема и сидящего в глубине салона человека. Этот человек — Голышев.

Эмиль в замешательстве пытается потереть надбровную дугу… Отдергивает руку — над бровью свежая ссадина:

— Ч-черт…

Алиса, сидящая на офисном стуле, медленно качает головой.

— Больше я говорить ничего не буду… — Андрей откладывает пульт. — Все выводы делайте сами.

Эмиль начинает и не заканчивает некий порывистый жест:

— Нет, ну… Блин… — снова пытается провести рукой по морде и отдергивает руку. — Нет, ну надо же все-таки с ним самим поговорить…

Алиса молча мрачно смотрит на него.

Андрей, глядя на Эмиля, показывает рукой на собственное лицо:

— Тебе мало?..

— Нет, ну… — Эмиль порывисто проходит по комнате, разворачивается, делает несколько хаотических жестов.

Алиса сидит и смотрит в сторону, Андрей стоит и смотрит на Эмиля. Тот переводит взгляд с него на нее.

Андрей произносит, медленно роняя слова:

— Я бы сейчас никому не советовал… лезть к Артему с расспросами. И вообще к нему приближаться.

Эмиль фиксирует непонимающий взгляд на Андрее и некоторое время, видимо, пытается осознать ситуацию:

— Ну ребята… Ну так же все-таки нельзя… Ну… Темка — он же все-таки один из нас… Надо же объясниться хотя бы… — делает паузу и с некоторым ужасом от произносимого добавляет: — Вы же не думаете… на самом деле… что это он?!

Все опять молчат.

Андрей неприятно щурится и очень ровно говорит:

— Давайте называть вещи своими именами… Темка… Артем. Он — провокатор. Двойной агент. Стукач. Провокаторам верить нельзя по определению. Потому что они всегда продают. И если он еще не продал нас, то продаст обязательно.

Ошеломленный Эмиль поворачивается к Алисе:

— Ты что, ты тоже так думаешь?

— Я не знаю, что я думаю, — она по-прежнему глядит в сторону. — Я вообще уже ничего не знаю.

Эмиль еще какое-то время переводит взгляд с одного на другую. Потом, словно что-то решив для себя и даже чуть выпятив вперед челюсть, выдает решительно:

— Я собираюсь с ним поговорить.

— Дело, конечно, твое, — Андрей чуть пожимает плечами. — Каждый волен поступать, как считает нужным… Но я… со своей стороны… очень бы тебе советовал держаться от него как можно дальше.

— Что ты хочешь сделать? — Эмиль смотрит на него в упор.

Андрей поднимает глаза и глядит в ответ с вызовом:

— Я полагаю, что семи трупов вполне достаточно.

Раздается металлическое звяканье. Оба парня быстро переводят взгляд на Алису. Она, по-прежнему не глядя на них, нагибается за упавшими ключами.

— Алиса?.. — Эмиль.

Она встает, поднимает руки — «сдаюсь». Направляется к двери. Говорит, чуть мотнув головой:

— Делайте что хотите.

43

В зеркальце заднего вида машины Алисы — ее, Алисы, глаза. Она смотрит в зеркало. Смотрит на Эмиля. Эмиля, глядящего вслед машине. Раздается звук мотора. Фигура Эмиля быстро уменьшается.

…Эмиль отворачивается в сторону. Достает мобильный телефон. Набирает номер:

— Алло? Артем? Нам надо поговорить.

44

На парковой скамейке, на спинке — ноги на сиденье — Артем. Перед ним, засунув руки в карманы и требовательно на него глядя, стоит Эмиль. Артем поднимает на Эмиля взгляд — никакого смущения в этом взгляде не читается.

— Ну? — голос Артема так же спокоен.

— То есть это правда?

— Допустим.

Эмиль отворачивается, мотает головой, словно отказываясь верить, оборачивается к Артему с очумелой улыбкой. Показывает на свое разбитое лицо:

— Твои гвардейцы?

Артем пожимает плечами:

— Я им бить морды указаний не давал. Кто тебя просил выдрючиваться?

— Зачем?! Только не надо про охрану…

— Эмиль, — слегка досадливо, — не будем играть в одиннадцатый «а». Я не могу быть уверен, что это не кто-то из вас.

— Из нас? Из нас?!. И это говоришь ты — при том что не отрицаешь, что стучишь в гэбэ?!

— Погоди, — Артем чуть морщится. — Давай по порядку. Да, я действительно работаю на них. На Контору. Хотя точнее все-таки — работаю С НИМИ. Не надо корчить из себя целок… Всем понятно, что в ЭТОЙ стране что-то можно сделать, только если у тебя есть… реальная сила. А сила в ЭТОЙ стране только одна. Как бы она ни называлась.

Тут Артем легко соскакивает со своей скамейки. Становится перед Эмилем, глядя на него очень пристально:

— Если ты правда хочешь чего-то сделать, то у тебя нет другого выхода — кроме как работать с ними. А я — я хочу чего-то сделать. Мне нужен рычаг, понимаешь? А рычаг — это они. Только они. Другого нет. И я до этого рычага доберусь… Дай год, два года…

— Дай только от одноклассников избавиться!..

Артем внимательно смотрит на Эмиля:

— Это тебе тоже Андрей сказал?

— И про Голышева Роман Палыча он мне тоже сказал. И показал.

— Роман Палыч?.. Ты всерьез думаешь, что это может быть выгодно Роман Палычу?..

— А кто нас семь лет назад?..

— Эмиль… Роман Палыч Голышев — реальный человек. Не очень хороший, факт. Но очень реальный. И семь лет назад он не с нами воевал — не со мной, не с тобой, не с Алисой… Может быть, с Горбовским, может, с Ненашевым — это не наш гемор, ты понимаешь?.. А сейчас… Сейчас Голышев — это ПОСЛЕДНИЙ человек, которому нужно, чтобы нас убивали!.. Ты же в курсе этих слухов насчет будущих выборов?.. Ну наверняка же в курсе. Так вот это — не слухи. Голышева действительно двигают в наследники. Через две недели он станет премьером, а через два месяца будет баллотироваться в президенты. И меньше всего, меньше всего ему сейчас надо замараться в таком говне!.. А кому надо, чтобы он замарался в таком говне, — ты догадайся сам.

— Ты что, хочешь сказать, что это Горбовский?..

— Говорить, — Артем поворачивается к нему почти спиной, покачиваясь с носков на пятки, — говорить… я тебе… ничего не буду. Ты сам подумай.

— Ну ладно… Предположим… И что это значит?

— Я не буду тебе ничего говорить… Я тебе кое-что покажу.

— Про Горбовского?..

— Не только про Горбовского… Про Андрея.

45

В квартире Артема Эмиль, сидя за столом с раскрытой папкой, листает бумаги — ксерокопии. Перекладывает: одну… вторую…

— Ты смотри, — подбадривает Артем, прислонившийся к стене возле окна, скрестив руки на груди. — Ты смотри, смотри… Ты же в этом грамотный… — Видит, что Эмиль задержался взглядом на одной из бумажек. — Ага. Вот это такая фирмочка, «АлМедус»… Такая хитрая фирмочка. Зарегистрирована в городе Рига, Латвия. И знаешь, кто один из трех учредителей? Вон тот листочек посмотри. Ага. Узнаешь? Ну да, Браве Андрей. К слову… Если хочешь, проверь… Двое остальных — подставные. Фирмочка торгует медом. Пчелиным. Только это неправильные пчелы… Они делают неправильный мед… Вон у тебя как раз справка о налоге с оборота… Они этого меда, Эмиль, должны отгружать сотнями тонн. Но его никогда никто не видел. Ни грамма. Объяснить почему? Или есть идеи?

— Есть. Но ты объясняй.

Артем отталкивается спиной от стены:

— А просто через эту фирмочку приходят бабки. И обналичиваются. В у.е. У них в Латвии это просто. Проще, чем на Кайманах. И получает их наш с тобой однокашник… Тебе, наверное, интересно, чьи это бобоны? — подходит к Эмилю, берет у него пачечку копий, находит нужные. — Ну вот это, например, деньги от Фонда гуманитарных исследований, зарегистрирован в городе Женева. Хороший город. Деньги в фонд через две подставные компании приходят от американского Центрального разведывательного управления… Извини за шпионскую пошлость. Ты мне не верь, не надо. Проверь. Там тоже есть бумажки… Вот… И вот… — выкладывает соответствующие копии. — А вот это — деньги от компании «Алико». Ей такой Горбовский владеет, Всеволод Олегович.

Эмиль резко отстраняется и откладывает документы:

— Откуда это у тебя?

— Андрюша очень умный мальчик… — говорит Артем почти с удовольствием. — Но чего ж ему делать в нашем-то свинарнике? Приходится работать со свиньями. И вот он с одними свиньями связался… Есть такая Демократическая ассоциация… Как бы тоже оппозиция… Ты не знаешь, тебе и не надо… Ну он, короче, быстро понял, что они свиньи. И послал их. А они похрюкали — и прибежали ко мне, — ухмыляется — широко, неестественно. — Потому что я тоже — оппозиция… Они прибежали и кой-чего в пятачке принесли… — щелкает пальцами по папочке с бумагами. — А дальше я сам, все сам.

— Зачем это ему?

— Во-первых, потому, что они платят. Деньги. Во-вторых… Потому, что Андрей правда считает себя очень умным. Умнее всех. И думает, что можно работать одновременно на всех… и всех же всем продавать. Только на самом деле зря он это думает. Потому что так не бывает. Так не получается ни у кого никогда. И кончается всегда примерно одинаково, — захлопывает папку. — И в этой связи — мой тебе совет. Держись от Андрея подальше. Его сторона улицы в ближайшее время будет особенно опасна.

46

Отодвинув занавеску, Артем смотрит в окно — во двор. Отпускает занавеску. Проводит рукой по волосам.

Возвращается к столу. Выдвигает верхний ящик. В ящике — диктофон с отдельно вынесенным микрофоном, мерцает красный огонек записи. Артем протягивает руку, выключает диктофон, выщелкивает кассету… Замечает что-то еще в этом же ящике — снова протягивает руку. Достает, разглядывает. В пальцах у него — пивная пробка с какой-то незнакомой надписью: экзотический сорт. На лице Артема появляется странное, пожалуй, озадаченное и озабоченное выражение.

47

Эмиль заходит в вестибюль престижного многоквартирного жилого комплекса. Охранники из-за стойки поглядывают на него. Он набирает на мобильном номер — видимо, не в первый раз.

Неживой любезный голос информирует его, что абонент вне зоны или временно недоступен. Эмиль сует мобилу в карман и подходит к стойке:

— Добрый день.

— Здравствуйте.

— Я к Алисе… Алисе Титаренко. Квартира восемьдесят девять.

Пока один охранник что-то набирает на пульте, второй говорит:

— Будьте добры, обождите минуточку.

…Лестничная площадка перед квартирой. У двери стоит Эмиль. Дверь открывается. На пороге — Алиса в домашнем.

— Господи… Я уж думал… Почему у тебя мобила не отвечает?

— Я ее вырубила, — мрачно отвечает Алиса, неподвижно стоя по свою сторону порога.

— Не хочешь общаться ни с кем?.. Мне уйти?

Алиса молчит, потом говорит хмуро:

— Заходи, раз уж пришел…

Разворачивается и, не глядя на Эмиля, движется в глубь квартиры.

48

Привалившись плечом к краю оконной ниши, Алиса смотрит в окно. Эмиль стоит в другом конце комнаты.

— Алиса, что происходит?

Она поворачивает к нему голову.

— Что мы все делаем?! — Эмиль.

Алиса разворачивается к нему, спиной к стенке, наклоняет голову и обхватывает себя руками за плечи.

— Почему, — не глядя на нее, Эмиль начинает и не заканчивает жесты, — почему, когда нам грозит общая опасность, мы не объединяемся, а начинаем давить друг друга?! Мы?! Из которых когда-то готовили одну команду?!

— Понимаешь теперь? — мрачно-премрачно хмыкает она.

— Ты о чем?

— О Нашем. Чего он хотел? Кого он в нас видел? Понятно, что не просто менеджеров… Может, Горбовскому он и задвинул какое-нибудь фуфло насчет подготовки будущих кадров «Росойла» — чтоб бабок на проект свой педагогический выбить… А может, и нет. Может, они вместе с Горбовским это придумали. Горбовский же тоже был идеалист, если ты помнишь… На свой лад. Он же хотел заниматься цивилизованным бизнесом. Прозрачным. Не сиделось ему на своих бобонах. На своих скважинах. Дернул его черт пытаться менять в этой стране правила игры. Его же потому и сожрали. Потому что ему больше всех было надо. Цивилизовать страну захотел… — фыркает.

— Ученик Нашего — чего ты хочешь…

— Конечно, они вместе это придумали! Потому мы и получились такие разные, что нас выбирали по принципу разности. Самых активных, амбициозных — и при этом ориентированных на разное. И учили — не профессии, не бизнесу, а — технологии успеха. Хорошо учили, согласись. Замечательно! — саркастически. — И при этом, значит, — делали из нас команду…

— …Чтобы мы, ломясь каждый по своей лесенке и забираясь все выше, выше, выше, — оставались вместе… А потом?

— Да не должно было быть никакого «потом»! Они же хреновы идеалисты были. Они же правда думали эту страну изменить! Эту помойку. Эту живодерню. Через нас. Они типа думали, что учат нас работать иначе, мыслить иначе, чем принято здесь. Чем когда-нибудь делалось здесь — со времен святого, блин, Владимира! — ядовито-ядовито. — В интернате поселили, заборчик построили два, на фиг, метра высотой, чтоб дерьмо снаружи не перехлестнуло, — возвели, блин, оранжерейку с микроклиматом… И стали растить из нас цивилизованных людей! Которые в перспективе навяжут свои правила всем остальным. Что ты на меня так смотришь? Не помнишь? Да он же сам об этом говорил не скрываясь!

Эмиль, хмурясь, смотрит на Алису. Та отвечает ему странной, кривенькой, как бы сожалеющей улыбочкой.

Девять лет назад

Из горлышка бутылки шампанского чья-то рука аккуратно вытягивает пробку. Хлопок. Пена чуть-чуть переползает через край.

Школа ЭКРАН. Школьный «банкетный зальчик» — столики, диванчик, телевизор… Музыка из стереосистемы, елка, какие-то серпантины и конфетти — Новый год! В помещении полно учеников-старшеклассников. Все галдят. Пьют шампанское, тягают бутербродики со столов…

На краю одного из столов примостился пожилой, но подтянутый человек.

— Артур Коминтыч! — расплескивая по бокалам шампанское из только что открытой бутылки, обращается к нему старшеклассник.

— Нет, Леш, спасибо, — качает Ненашев головой; извлекает из кармана фляжку — элегантную, в коже. — Издержки больного желудка. Могу пить только крепкое и только прозрачное… — улыбаясь. — У вас ведь наверняка такое же заныкано? Сделаем вид, что я про это не догадываюсь… — отвинтив колпачок, делает глоток; завинчивать обратно не спешит. — Только никогда не мешайте! Никогда-никогда. Учтите, что это правило важней, чем все, чему вас здесь учили и будут учить.

Дружный смех.

— Знаете, товарищи гимназисты… Я вам даже тост скажу.

Тусовка довольно быстро и без всяких понуканий замолкает: старшеклассники с бокалами в руках ждут тоста.

— Я уже довольно старый… И принадлежу к тому поколению, которое принято называть «шестидесятниками», — он задумчиво смотрит на фляжку. — Это последнее поколение родившихся в нашей общей стране, всерьез разделявшее разные социальные иллюзии. Почитайте моих почти ровесников Стругацких… которых я вам так часто и назойливо рекомендую, — улыбается опять. — У них случались очень оптимистические книжки, случались очень пессимистические… Но все равно вы наверняка заметите, что в совершенно разных их книжках, написанных в совершенно разное время, есть одна общая мысль. Насчет того, что человек есть объективный носитель разума… а если что-то мешает ему таковым быть — то это можно и должно исправлять. В первую и, в общем, единственную очередь — методами воспитания. У них даже термин такой есть — Человек Воспитанный. Что до меня, то меня жизнь пыталась лишить иллюзий много раз… И местами — довольно жестко… Тем не менее я все равно остаюсь при убеждении, что не только учитель, но и вообще любой человек остается человеком… профессионал — профессионалом… только до тех пор, пока не готов окончательно распрощаться с иллюзиями. И то обстоятельство, что я сейчас здесь с вами, говорит о том, что я со своими иллюзиями распрощался не вполне. То есть не считаю некоторые свои иллюзии, — снова улыбка, — иллюзиями. Теперь о вас… А вы, ребята, — первое поколение… именно вы — даже не те, кто старше вас лет на пять, нет, именно вы… первое поколение, сформировавшееся полностью вне советского опыта. Люди, на становление сознания которых эта абсолютно маразматическая, кафкианская система не успела оказать никакого влияния. И какой этой стране быть лет через десять-пятнадцать… а может быть, — улыбается и поднимает взгляд на учеников, — учитывая, что я вижу здесь людей активных и амбициозных, еще раньше… определять именно вам. И одна из главных иллюзий, от которых я не готов отказаться, заключается в надежде видеть при вас эту страну — другой. — Пауза. — Ребята… За вас.

Пьет.

Стильно обставленная, дизайнерски выверенная комната в квартире Алисы. Но посреди этой стильности и выверенности — висящая на гвозде связка ледобуров, восьмерок, карабинов, прочего альпинистского железа. Рядом в дверной косяк бесхитростно воткнуты острыми клювами два ледоруба «Чарлетт-Мозер». Эмиль почтительно разглядывает эту экстремальную композицию.

— А это что такое? — трогает ледобуры, похожие на большие трубчатые сверла.

— Ледобур. Титановый.

— И как он?..

Алиса подходит, берет в руки ледобур. Показывает:

— Вот этим концом втыкается в лед… Закручивается, — снимает со стены карабин, защелкивает в ушко. — Защелкивается… Потом сюда продевается веревка. Как любят говорить альпинисты, правильно вкрученный ледобур держит на себе трактор.

— Правда держит?

— Пока не проверяла.

— Можно? — показывает на воткнутые ледорубы.

Алиса кивает. Эмиль выдергивает один из ледорубов, делает пару агрессивных взмахов… морщится, хватается за шею.

— Ты чего? — Алиса.

— Да… Козлы эти…

— Ушиб? Или мышцу потянул?

— А хер его знает…

Алиса кивает на кресло:

— Давай сюда.

— Да ну…

— Давай, кому говорю.

Эмиль, в свою очередь улыбнувшись и разведя руками, послушно садится в кресло. Алиса становится сзади. Начинает — сначала осторожно, потом сильнее — массировать его шею. В ответ на одно из касаний Эмиль издает короткий стон.

— Тут больно?

— Угу.

— А так?

— Так… не… больно… Приятно.

Алиса продолжает делать массаж.

— У тебя… — Эмиль. — Хорошие руки.

Алиса невидимо для Эмиля улыбается.

— Не напрягайся, — говорит после паузы, тихо, как будто не ему, а себе.

— Трудновыполнимо… Попробуй тут не напрягаться…

Алиса чуть двусмысленно полуусмехается:

— Ну, ко мне же ты спиной повернулся?

— Ты меня… уже убила… Дважды…

— Обидно?..

— Нет… — улыбается.

Эмиль берет ее за руку. Она неподвижна.

…На широкой кровати Эмиль и Алиса занимаются любовью.

49

Утро. Эмиль вылезает из душевой кабинки в ванной Алисы. Он распарен, благодушен и расслаблен. Тихонько что-то насвистывает. Обернувшись полотенцем, выходит из ванной комнаты. И вдруг обнаруживает, что Алиса уже одета и — того больше — уже заканчивает паковать компактный штурмовой рюкзак литров на тридцать пять. Резким, привычным жестом она затягивает тесемки на горловине.

— Ты куда?! — Эмиль ошарашен.

Алиса смотрит на него без интереса, отворачивается и продолжает заниматься сборами.

— Одевайся, — бросает через плечо. — У тебя десять минут.

— Ты что… Уезжаешь куда-то?

— Улетаю.

— Куда?..

Алиса на мгновение останавливается, внимательно, но без всякого выражения смотрит на него:

— В Патайю.

— Как это?..

— Давай-давай. Одевайся.

Эмиль смотрит на нее, по-прежнему не понимая. Потом подходит и пытается взять — нежно — за плечи. Алиса экономно отстраняется.

— Алиса… Что происходит?

— Не знаю. Но мне это не нравится.

— Ты… о чем? О нас?

— Угу. Обо всех.

— Погоди. При чем тут…

— Ну вот и я думаю, что ни при чем. Ты давай, давай… Я такси вызвала.

— Ты что… решила улететь?

Алиса оглядывает комнату и ставит рюкзак возле стопы:

— Фима говорил, что стоит быть от этой страны подальше. И знаешь… Наверное, правильно говорил. Я собираюсь быть от нее подальше. Хотя бы сейчас.

Эмиль глядит на нее, потом разворачивается и обалдело, заторможенно отправляется в спальню — за одеждой. Быстро одевается. Лицо его хмуро.

— Когда ты взяла билет?

— Вчера.

— То есть все это… Что было…

— Так что ж я, правил не понимаю, — ее голос жестко-саркастичен. — Не знаю, до чего обязательно надо дотягивать все эти телегляделки в замочную скважину? Чтоб герои потрахались… Ну что — шоу удалось?

Эмиль застывает с носком в руках:

— Что?.. Какое шоу?..

Алиса появляется на пороге — уже с рюкзаком на плече:

— Ну откуда я знаю, как ты его назвал? «Ошпаренные тараканы»? «Пауки в банке»? «Террариум одноклассников»?

Эмиль смотрит на нее:

— Ты с ума сошла.

— Я с ума сошла? Это не я с ума сошла… Это вы там с ума посходили… Со своими риэлити-шоу… Кто первым покинет команду? Кто кого сдаст? Кто кого сольет? Кто кого замочит? Ты же у нас главный по телепровокациям. Шоу «Свиноферма». Шоу «Похоть». Как ты говорил?.. «Рабство»?..

— Алиса, что ты несешь?..

— Одевайся, одевайся. Машина внизу уже.

Эмиль надевает на себя оставшееся: майка остается недозаправленной в джинсы. Алиса кивает на дверь; в руках ее — ключи от квартиры.

Эмиль, проходя мимо нее, останавливается, пристально на нее глядя:

— Лис… Ты же это не всерьез.

— Давай-давай, — кивает она на дверь.

Эмиль отпирает дверь… Медлит… Делает шаг через порог… Потом делает шаг обратно, захлопывает дверь, поворачивается… Алиса стоит вплотную. Смотрит недобро.

— Алиса… — вполголоса.

Алиса холодно ухмыляется:

— Ты же сам мне все рассказал. Когда мы у тебя… стрелялись. Новое, значит, шоу? В реальном антураже? На знакомой натуре? Такое, что все опупеют? Ну что, опупеют? Я, например, опупела… Не делай такие глаза. Что я, совсем ничего не понимаю? Пятеро героев. Молодых. Все разные. Чтобы не скучно. Все помещены в одинаковые условия. Задача — выжить. Побеждает последний оставшийся в живых. Правильно? Правильно, — резко. — Все, время.

50

Открывается дверь подъезда. Из подъезда выходит растерянный Эмиль. Клок незаправленной майки по-прежнему свисает. Эмиль смотрит, как захлопывается дверца такси, увозящего Алису. Выражение лица его вдруг — мгновенно — меняется. Он быстрым движением заправляет майку. Легко соскакивает с крыльца, пружинисто идет к своему красному авто, припаркованному тут же. На ходу, действуя обеими руками одновременно — чтоб не терять ни секунды! — вынимает ключи и мобильник, набирает номер, подбрасывает ключи, ловит.

— Эдик? — в трубку. — Вы на месте? Сколько камер? Давай. Боевая готовность. Через полчасика она подъедет…

51

Довольно обширное открытое неухоженное пространство, неопрятная индустриальная застройка в отдалении. Вполоборота друг к другу стоят Артем и его куратор.

Артем передает визави папку, аналогичную той, что листал давеча Эмиль:

— Не могу сказать, что вам понравится. Но интересно вам будет. И… небесполезно.

Куратор бегло пролистывает папку — она полна ксерокопий документов, — задерживается взглядом на одном… другом…

— Президентский фонд? — Поднимает глаза на Артема.

Они смотрят друг на друга.

52

Красный спорткар Эмиля останавливается у подъезда дома, где живет Андрей. Эмиль вылезает из кабины. Смотрит на дом, как бы пытаясь вычислить Андреевы окна. Захлопывает дверцу, обходит свое авто сзади… Что-то привлекает его внимание. Он глядит на свою машину. На пыльном крыле что-то выведено — прописано, видимо, просто пальцем, прямо по пыли. Короткая надпись. Бессмысленный набор букв: РЛЩЕИ.

Эмиль смотрит на надпись. Он явно что-то пытается вспомнить. Не вспоминает — и, развернувшись, решительно идет к дому.

53

Зал аэропорта, стойки регистрации. Улетающие с вещами. К одной из стоек подходит Алиса. Протягивает паспорт и билет.

Девица за стойкой совершает дежурные операции с документами:

— В багаж сдавать будете?

— Только с собой.

Стоящая у стойки Алиса видна на небольшом дисплее… выносном — для оператора — дисплее профессиональной цифровой видеокамеры с длиннофокусным объективом… которую оператор навел на Алису из отдаленной точки аэропорта.

54

Студия Андрея. Лицами друг к другу, привалившись задом каждый к своему предмету обстановки — на расстоянии метров трех, — стоят Андрей и Эмиль.

Андрей жестко, с нехарактерной для себя — скорее с артемовской — интонацией, спрашивает:

— Дальше?

— Дальше? Это я у тебя хочу спросить! Кто из нас будет восьмым?

Андрей, склонив голову набок, жестко щурится:

— Хорошо. Если он хочет открывать карты — будем открывать. Он, конечно, много сказал тебе. Но далеко не все. Может, он не знает. А может, специально не сказал.

Эмиль смотрит на него в упор, максимально недоверчиво.

— Горбовскому вся эта бодяга нужна не больше, чем Голышеву, — говорит Андрей, двигаясь к своему сейфу за креслом. — То есть категорически не нужна ровно в той же степени, — достает из сейфа несколько ксерокопий. — Потому что будущий президент Роман Павлович и бывший диссидент Всеволод Олегович с недавних пор деловые партнеры. Они посчитали и решили, что выгоднее — коммерчески выгоднее, естественно, — теперь работать вместе. При новом президенте будут новые расклады. В них Горбовский уже не будет обвинять власти в терактах. А власти снимут висящие на нем обвинения и отзовут обращение в Интерпол. Горбовский, разумеется, круто забашляет — но бонусов в итоге все равно огребет больше. Пиар-оформление сделки произведут, естественно, после выборов. Но башляет Вэ О уже сейчас, — дает Эмилю ксерокопии. — Это — копии документации по переводам.

Эмиль смотрит их, роняет на пол, отворачивается.

— Надеюсь, не нужны дополнительные доказательства, что лично я в происходящем, — Андрей делает неопределенный жест, — с нами не заинтересован? Или, — людоедски ухмыляется, — ты ждешь от меня моральных оправданий?

Эмиль переводит на него мрачнейший взгляд.

— Меньше всего я намерен оправдываться, — Андрей подбирает копии и прячет их обратно в сейф.

— Но изволь, я могу сказать, как все было. Когда я начинал работать в своей конторе, я, между прочим, был тем еще идеалистом. Во мне еще бродила, недопереваренная, вся та хрень, которой Наш грузил нас в школе. Я правда хотел изменить что-то в этой системе. Мне казалось, что эффективнее всего делать это изнутри. Но очень быстро я убедился, что система нереформируема. В принципе. Она абсолютно самодостаточна и стабильна, ее не изменишь. И тогда я решил, что раз нельзя ее изменить, то надо ее разрушить. И вот тогда я стал наводить контакты со всеми враждебными власти силами: с Горбовским, с «западниками», с доморощенными оппозиционерами из числа самых отмороженных, — циничнейше усмехается. — И конечно же, пообщавшись с ними, я окончательно убедился в очевидном. В том, что любые альтернативы — как минимум, КАК МИНИМУМ! — ничуть, НИЧУТЬ! — не лучше. А сплошь и рядом — хуже, причем гораздо. И — что самое интересное — в конечном счете вообще нет разницы между властью и ее врагами. Они не просто одинаковое говно — они ОДНО И ТО ЖЕ ГОВНО, — кивает на сейф. — Ну, в общем, чего еще объяснять?.. Поэтому я не буду лепить ангельское выражение и заливать, что стучу из высших соображений. Я давно уже стучу из самых банальных корыстных соображений. Да, денежных и карьерных. Потому что в системе, где все имеют всех, я лучше буду в активной позиции, — по ходу монолога он говорит все жарче, все чеканнее, он действительно похож сейчас на Артема. Кроме того, он автоматическим жестом достает из кармана и трясет в кулаке мелочь. — Но не тебе — только не тебе, Эмиль! — обвинять меня в цинизме. Не человеку, придумывающему и продюсирующему такие шоу, как твои. Как «Свиноферма» твоя хитовая, как «Похоть»… Потому что ты, Эмиль, — ты гораздо, несравнимо циничнее!

Эмиль после этих слов смотрит на Андрея уже совсем с другим выражением — уже не делая вид, что просто не может уместить в голове степень подлости собеседника, а открыто враждебно — в упор.

— Знаешь, Эмиль, почему ты гораздо хуже меня? Мы оба считаем человека говном, причем говном полным и абсолютным, и оба извлекаем из этого убеждения деньги. Только я делаю это молча, а ты человеческую говенность еще и проповедуешь. Всей стране. «Ферма»! Может, кто-то и думает, что это просто хохма, когда городские дебилы пытаются ухаживать за свиньями. Но ты-то знаешь, что́ показываешь и доказываешь зрителю — и чем в итоге твои шоу так этому зрителю нравятся. Ты показываешь, что человек ничем не отличается от свиньи. «Похоть»! Конечно, быдлу интересно смотреть, сколько герои смогут выдержать супружескую верность! Но ему еще и приятно убеждаться в том, что человек — это животное, чье поведение определяется потребностями его члена. Они же не просто наслаждаются животностью героев — они сами получают индульгенцию быть животными! Что делаю я? Я просто стравливаю между собой заведомых ублюдков, а ты, Эмиль, — ты занимаешься растлением малых сих! Твое дело гора-а-здо гнуснее! С той самой точки зрения, с которой ты пытаешься так трагически на меня пялиться. Не надо, Эмиль. Не стоит…

На последних словах Андрей резким движением высыпает мелочь на столешницу — это та самая экзотическая «медь» из разных стран.

55

Обширное полутемное помещение, не то заброшенный заводской цех с остовами когда-то стоявших здесь агрегатов, не то запущенный склад с останками когда-то хранимых товаров… По помещению идет Артем. Его ждут Костя и еще один «боец» — невысокий, широкоплечий. «Боец» смотрит в сторону.

— Что случилось? — осведомляется Артем, подходя.

— Случилось… — Костя улыбается.

Артем переводит взгляд с Кости на «бойца», явно ощущая, что что-то не так. Костя смотрит на него с несколько застывшей улыбкой. «Боец», напротив, не смотрит. Артем замечает его руки — в кожаных перчатках с обрезанными пальцами. Быстро оглядывается. Сзади, в проходе — еще один «боец», тоже демонстративно «считающий ворон».

— Возник тут один чувачок… — говорит Костя. — Запись тут одну дал… Интересную…

Артем, широко улыбаясь, глядя на Костю и обращаясь персонально к нему, делает шаг к нему и «бойцу», стоящему чуть сбоку-справа:

— А чего за запись?..

Еще произнося эти слова, Артем пружинисто выбрасывает правую ногу — бьет «маваши» «бойцу» в живот. «Боец», однако, чуть присев, блокирует удар. И тут же бьет Костя — наносит прямой удар рукой в лицо. Артем падает на одно колено. Костя делает к нему шаг, занося руку для повторного удара. Артем, у которого из разбитого носа уже идет кровь, из положения полусидя бьет его ногой под щиколотку. Костя падает на спину. Артем привстает… Но «боец» в перчатках уже оказался за его спиной. Он накидывает на шею Артема что-то напоминающее толстую рыболовную леску.

Артем хрипит и пытается скрюченными пальцами вцепиться в нее. Бесполезно: «боец» тянет сильно, и леска сразу врезается в ткани. Перерезает сосуды, выдавливая кровь. Артем хрипит и дрыгается. Лицо его дико искажено. «Боец» жмет.

Костя встает на ноги, потирая отбитое при падении плечо, и наклоняется вплотную к лицу Артема:

— Блядь гэбэшная…

Глаза Артема закатываются, дрыганья переходят в агональные судороги. На лице «бойца» с леской — вообще никаких эмоций.

56

Андрей, полуприсев на собственном кухонном столе, запускает руку в карман. Извлекает позвякивающую горсть. Не глядя, перекатывает монетки в кулаке. Потом вываливает на столешницу, припечатывая сверху ладонью. Не отнимая ладони, другой — левой — нащелкивает на мобильнике номер:

— Ало, Анзори? Здравствуй. Да, отлично… Ты все еще хочешь мне чем-нибудь помочь? Да, представь себе. Есть такой человек — Эмиль Славин…

…Закончив разговор, он отключает телефон — и отнимает ладонь от монеток на столе.

Среди компактной россыпи экзотической мелочи он видит крышечку от пивной бутылки редкого нерусского сорта.

57

Эмиль с плоским кейсом в руках и чрезвычайно деловым лицом бодро идет через асфальтированную площадку к стеклянным дверям Останкинского телецентра. Впереди — снующий народ: разгар рабочего дня. Эмиль приближается к дверям. Собирается войти… Вдруг видит отражение чего-то в стеклянной плоскости. Замирает. Разворачивается. Медленно делает десяток шагов назад. Останавливается и пристально смотрит себе под ноги.

Эмиль неподвижно стоит на середине красочно и довольно вычурно — при помощи баллончика с люминесцентной краской — сделанной надписи:

Эмиль стоит. Мимо него через надпись идут в обе стороны деловитые люди.

58

Алиса — в самолетном кресле у окна. Она стягивает с головы наушники с синхронным переводом. Приподнимается. Сосед вопросительно взглядывает на нее.

— Прошу прощения…

Сосед с готовностью поджимает колени. Алиса пробирается в проход, лезет наверх — на полку — за своим штурмовым рюкзачком. Извлекает из него изящную косметичку.

…Алиса в туалете самолета. Мерное гудение близко расположенного двигателя. Алиса, надавив пальцем на соответствующую кнопку, плещет себе в лицо водой из крана. Вытирает лицо салфеткой. Сует руку в косметичку. На лице ее появляется чуть удивленное выражение — она нащупала там что-то, чего не должно быть. Она извлекает «неправильный» предмет. Это пивная пробка — старая, полустершаяся, от бутылки какого-то экзотического сорта.

59

Открывается дверь на лестничную площадку жилого дома — массивная, металлическая. Из двери показывается Андрей. Мельком глядит на молодого человека, стоящего к нему спиной, — молодой человек жмет кнопку лифта.

Андрей захлопывает дверь, начинает запирать многочисленные замки. Лифт приходит. Двери его раздвигаются. Молодой человек делает шаг в кабину, разворачивается, плавным движением извлекая из-под куртки ствол с глушителем, и дважды стреляет Андрею в спину. Андрей оседает, одновременно — на подгибающихся ногах — тоже разворачиваясь. Двери лифта начинают съезжаться, все более тесно обрамляя обращенное к нему лицо Андрея. Почти в последний момент перед тем, как створки сомкнутся, молодой человек стреляет Андрею в лоб. Голова политтехнолога откидывается, ударяясь затылком о квартирную дверь, над оправой стильных дорогих очков возникает черная дырочка. Створки смыкаются.

60

К той самой спасалке, где в свое время Андрей нашел Тима, подъезжает Эмиль на спортивном красном авто. Останавливает машину, вылезает, оглядывается, направляется к строению, видит забор, калитку, надпись «Спасательная станция № 9», трогает калитку, идет по дорожке к станции. Из будки столь же неторопливо появляется тот же барбос, с той же интонацией произносит то же самое «гав». Но на сей раз на звук этого «гав» объявляется буйно бородатый мужик хиппейско-митьковского разбора.

— Добрый день, — говорит ему Эмиль.

— Здорово!

— Тимур тут?

— В моторе.

— Простите?

Мужик тычет пальцем за угол домика:

— В моторе колбасится.

Эмиль заворачивает за угол. Там — вытащенная на берег большая лодка с подвесным мотором. С мотора снята крышка, и Тим копается в нем. Рядом на засаленной брезентухе разложены ключи, отвертки. Эмиля Тим не замечает.

— Привет.

Тим неторопливо разгибается, медлит; не спеша поворачивается.

Сидя на краю лодки и продолжая без особого тщания обтирать ладони ветошью, Тим осведомляется у Эмиля:

— Ну и чего ты в этой связи хочешь от меня?

— Объяснений.

— Не понял.

— Слушай, Тим… Это ты раньше мог прикидываться шлангом. И отмазываться буддистскими умолчаниями. А сейчас пошла такая байда, что тебе придется объясниться… по ряду пунктов.

Тим издевательски присвистывает.

— Тим, я серьезно.

Тот глядит на Эмиля из-под приспущенных век:

— Ну?

— Тим. Что ты делал в нашей школе?

— Ну, в общем, как обычно… Ни хрена не делал.

— Какого черта тебя там держали? На первых двух курсах отсеивали по пять человек. Отсеивали тех, у кого оценки были куда покруче твоих… Да е-мое, тебя бы с твоими оценками из ПТУ отсеяли!

— Ты чего, это… у МЕНЯ спрашиваешь?

— Да. Это я у тебя спрашиваю.

Тим отбрасывает ветошь на дно лодки. Встает. Эмиль глядит на него напряженно. Тим полуотворачивается от Эмиля — так, что не смотрит на визави впрямую, но и не теряет его из поля зрения. Скептически оглядывает раскуроченный движок.

— Ключ подкинь, — говорит.

— Что?

— Ключ. Справа от тебя.

Эмиль смотрит на ключ-справа-от-себя. Здоровый разводной ключ, лежащий на брезентухе. Глядит на него, на Тима, на ключ, на Тима… Тим поворачивается к Эмилю. Смотрит на него без выражения и молча ждет. Некоторое время тянется двусмысленная пауза. Потом Эмиль медленно подбирает ключ. Медленно делает пару шагов к Тиму. Медленно протягивает ему ключ. Тим медленно перенимает его. Они с Эмилем смотрят друг на друга. Потом Эмиль разжимает пальцы. Тим с ключом медленно разворачивается к лодке и принимается ковырять ключом в недрах мотора. Эмиль глядит на него.

— Негатив… — в голосе Тима слышна ухмылка. — В чем ты меня подозреваешь?

— Не знаю… Я, Тим, насчет тебя вообще ничего не знаю.

— Пятнадцать.

— Что?

— Пятнадцать сантиметров.

— Чего?

— Хер у меня длиной пятнадцать сантиметров. Что еще ты хочешь обо мне знать?

Тим, снова развернувшись, пристально — и, в пику словам, без тени улыбки — смотрит на Эмиля, механически, но вместе и демонстративно помахивая увесистым ключом. Эмиль тоже смотрит на визави.

— Я думал, я знаю Артема… — медленно говорит Эмиль. — Андрея… и Алису. Я думал, я чего-то понимаю за Горбовского… и за Голышева… За последние два дня я узнал про них про всех такое… что я уже ни фига не понимаю. И готов допустить все что угодно… — делает паузу. — Например, что не было никакой войны двух учеников Нашего… И что не было никакой атаки налоговиков на «Росойл»… А Голышев и Горбовский оба просто разыгрывали роли, которые для них сочинил Наш.

Тим, который успел уже отвернуться к своему многострадальному мотору, мгновенно, но пристально косится на Эмиля.

— Зато я знаю… — продолжает тот. — Знаю, что Ненашев все пять лет держал тебя в ЭКРАНе в нарушение всех школьных правил и элементарной логики. Так что давай-ка ты все-таки объяснишь, почему он это делал.

Правая рука Эмиля заведена за спину. Пальцы обхватывают рукоять пистолета Макарова, простецки засунутого сзади за брючный ремень под светлой фалдой Эмилева пиджака. Эмиль большим пальцем тихонько снимает «макарон» с предохранителя.

Тим с ленивой ухмылочкой отрывается от мотора и поворачивается к Эмилю:

— Правда хочешь знать, Негатив? — демонстративно откладывает ключ. — Ну слушай. Наш и в самом деле сознательно нарушал собственные правила — один, два, три, четыре года подряд, когда переводил меня с курса на курс. Знаешь, почему он это делал? Он боялся вас. Вас — которых так тщательно отобрал и заботливо растил. Вас — лучших из лучших. Таких целеустремленных. Таких амбициозных, — он тоже совсем не похож сейчас на себя обычного — говорит четко, едко, зло. — Таких победительных, ясноглазых… Сначала подспудно, а потом уже откровенно, по мере того как вы оправдывали, какое там — превосходили его ожидания! — он боялся вас. Он не ожидал с таким встретиться. Он просто никогда в своей практике с таким не сталкивался — среди всех поколений его учеников вы оказались первыми такими… Он мне потом сам признался — чего я так уверенно говорю… По пьяни, кстати, признался. Ты не знал, что он в последний год начал довольно здорово квасить? Не знал, естественно. Наш не позволял себе распускаться перед учениками. Он перед одним учеником позволял себе распускаться — передо мной. Потому что я был для него не совсем ученик. Я был для него спасительный пример. Пример того, что в нашем поколении не все — такие, как вы. Такие ясноглазые и уверенные в себе. В себе и в мире. Уверенные, что в мире все просто. Что вы знаете, где в нем что лежит и сколько надо проделать движений, чтобы взять то, что вам нравится. И сколько надо сделать логических умозаключений, чтобы понять, где лежит то, что заныкано. Такие… умеющие сосредоточиваться на цели. Отсекать лишнее. Переживать неприятности по мере их поступления… Он, знаешь ли, полагал, что умение отвлекаться на лишнее — это необходимая составляющая человеческого в человеке. А также умение заморачиваться по недостойным поводам. А в вас он этого не видел. Человеческого он в вас не видел. Он видел перед собой каких-то сверхчеловеков. А значит — не совсем человеков… — Тим встает, сует руки в карманы, медленно идет в сторону Эмиля. — И что, Негатив, скажи мне — он был не прав?

Эмиль в продолжение этого монолога снова ставит пистолет на предохранитель, потом проталкивает его глубже за пояс и убирает руку с рукояти.

Закончив монолог, Тим останавливается перед Эмилем. Тот, сунув руку в карман и вытащив из него что-то маленькое, вдруг бросает это маленькое Тиму. Тим машинально ловит. Смотрит. В руке у него — пробка от сильно экзотического сорта пива. Тим поднимает глаза на Эмиля и вопросительно задирает брови.

— Не узнаешь? — Эмиль.

— Что?

— Не помнишь?

Тим, продолжая хмуриться, поднимает подбородок — кажется, он вспоминает.

61

Комфортабельный номер в хорошей гостинице. Англоязычное глухое бормотание включенного ТВ. Возле столика в кресле сидит Алиса с мокрыми волосами в купальном халате. Указательным пальцем правой возит по столешнице пивную пробку — ту, что нашла в косметичке. От этого получается тонкий малоприятный металлический звук. Вдруг Алиса перестает двигать пробкой и решительным щелчком отправляет ее прочь со стола. Встает. На стене — зеркало. Без выражения глядя на себя, Алиса включает фен.

Десять лет назад

Школа. ЭКРАН. Коридор. Открывается дверь с табличкой «Директор». Появляется хмурый подросток. У окна — кто-то опирается о батарею отопления, кто-то взобрался на подоконник — его ждет стайка приятелей. Подросток идет к ним.

(Пивная пробка. Рядом — еще одна, от другого сорта… еще одна… еще… Все они помещены в пластиковые кармашки — наподобие тех, в которые филателисты пакуют марки, а нумизматы — монетки…)

— Ну че?

— Ниче. Погрызал и отпустил.

— Санкциями грозил?

— Грозил… Но не всерьез.

— Коллекцию видел?

— Не слепой.

— Нехило, прикинь?

— Это че, типа от пива все крышки?

— Ну.

— Это он все сам выпил?..

— Не, по мусорникам насобирал!..

Дружное ржание.

(Пальцы — явно принадлежащие взрослому, даже пожилому: узловатые, длинные, — извлекают из кармашка последнюю пробку в ряду.)

62

Имя — на небольшой стандартной табличке на стене в колумбарии. Перед стеной стоят Эмиль и Тим.

— Хоть кто-то из наших на похоронах был вообще? — спрашивает Тим.

— Не только из наших — там вообще никого, кроме ближайших родственников, не было… И официального прощания с телом не было… Какая-то закрытая церемония для очень узкого круга. Странно?..

— Странно. Он ведь был… объективно крупная фигура.

— Может, это потому, что самоубийство. Опять же политики вокруг этого слишком много было — моментально бы всё превратили в скандал… в манифестацию… Может, поэтому они не захотели… Может быть.

Эмиль и Тим медленно идут по кладбищенской аллее.

— Хорошо, — Тим. — Что мы имеем? Урна в стенке… Ничего не проверишь.

— Похоронного агента надо найти.

63

Небольшое помещение кладбищенской конторы, несколько столов, картотека — шкаф с мелкими выдвижными ящичками и полустертыми бумажными наклейками. В одном из ящичков роется служащий — средних лет неприметный человек. Рядом с ним — ожидающие Эмиль и Тим.

— Ненашев… — служащий. — Ненашев… Июнь?

— Июнь, — Эмиль.

— Так… — добывая наконец нужную карточку. — Агент… Гайворонский Константин… Бюро погребальных услуг «In Memoriam»…

— Телефон их можете дать?

64

Тим сидит на скамеечке возле чьей-то могилы. Прикладывается к пивной бутылке. Задумчиво покачивает носком кроссовки. Эмиль за его спиной, прохаживаясь — пару шагов туда, пару обратно — по аллее, звонит по телефону:

— Да, Гайворонский, Константин… Могу я с ним поговорить? Что?.. — останавливается. — Когда?.. Д-да… Спасибо… Извините…

Тим, уловив перемену в интонациях, полуоборачивается к Эмилю.

Тот засовывает телефон в карман:

— Умер. Неделю назад. Под машину попал.

Лицо Тима застывает.

65

Тим с Эмилем — последний чуть впереди — быстро идут по кладбищенской дорожке к воротам.

— Погоди, — говорит Тим, покачивая почти пустой бутылкой в опущенной руке. — Погоди… Это все-таки бред.

— Да? — отрывисто, не оборачиваясь.

— Да.

Эмиль на секунду останавливается, оборачивается, смотрит на Тима.

— Да? — переспрашивает с нажимом.

Тим тоже останавливается, глядя на однокашника и несколько раз небыстро кивая головой:

— Угу.

Эмиль секунду продолжает смотреть на Тима, потом снова разворачивается и продолжает собранное, целеустремленное движение. На ходу он сует руку в карман и добывает оттуда некую книжку. Не оборачиваясь, свешивает назад через плечо — Тиму.

Тим, тоже быстро, но расхлябанно идущий за ним, берет книжку и глядит на обложку:

— Че это?

— Вспоминай. Четвертый курс.

Тим, явно не понимая, о чем речь, еще раз смотрит на книгу. Она старая, с засаленной картонной серо-зеленой обложкой и полусмытым фиолетовым штампиком: «Для ведомственного пользования». Называется: «Немецко-русский военно-политический словарь. Министерство обороны СССР».

Эмиль, останавливаясь уже у самых ворот кладбища — виден припаркованный возле них красный спорткар, — поворачивается к Тиму:

— Что… Правда не помнишь?

Тим отрицательно чуть мотает головой.

— Пошли-пошли, — Эмиль.

Он выходит в ворота.

— Погоди, — говорит Тим в спину Эмилю, бросив последний взгляд на обложку и сунув книжку под мышку. — Щас. Пиво — страшная сила…

Он ставит бутылку на дорожку и разворачивается с аллеи к ближайшим подстриженным могильным кустикам.

— Ты что, — Эмиль смотрит на него с той стороны ворот, — дурак — прямо тут?..

— Ты знаешь… — Тим расстегивает ширинку. — Им уже по барабану.

Эмиль слегка, как бы сам себе, мотает головой — ну и придурок, дескать. Открывает дверцу, садится в машину. Тим неторопливо мочится.

— Ты скоро? — Эмиль достает ключи.

Тим застегивает ширинку, медленно разворачивается к спорткару.

Эмиль отворачивается от него и сует ключ в зажигание.

Поворачивает.

Красный спортивный автомобиль взлетает на воздух. Тима взрывной волной вталкивает в те самые декоративные кустики, на которые он только что отливал.

66

Путепровод над рельсами железной дороги. Отблескивающая путаница расходящихся внизу веток. Индустриальный пейзаж. На перилах сидит Тим — несколько исцарапанный, но, как ни странно, вовсе не растерянный — скорее собранный. Морщась, прижимает ухо ладонью, чуть трясет головой, отнимает ладонь, прислушивается к внутренним ощущениям: контузило… Во второй руке у него — раскрытый «Военно-политический словарь». Тим листает его с сосредоточенным лицом.

На одной странице он встречает отчеркнутую маркером в русском слове букву Р… Неподалеку от нее — еще одна буква, отчеркнутая маркером другого цвета: Ч. На другой странице обведена буква Щ. Неподалеку — опять-таки отчеркнутое опять-таки Ч…

Тим задумчив.

67

…Тим идет по обочине большого шоссе — где-то в глухом спальном районе. Его обгоняют машины.

…Тим стоит у магазина электроники и смотрит на плохоразличимую стену продаваемых телевизоров за стеклом витрины. На всех экранах — разного формата одна картинка: кот Том гоняется за мышонком Джерри.

…Тим стреляет у кого-то на улице сигарету, прикуривает.

…Тим рассеянно смотрит, как на тротуаре — уже вполне центровом — красочно прикинутые в самодельные фэнтезийные латы ролевики разыгрывают сценку: рубятся на деревянных мечах. Симпатичная девушка в эльфийском прикиде, строя жалостно-комическую мину, подходит к тормозящим прохожим; протягивает им перевернутый берет, если ей что-нибудь бросают — делает книксен. Вот один из ролевиков наносит другому успешный колющий удар; поверженный «оппонент» умирает. Несколько зрителей аплодируют.

Неожиданно Тим шагает вперед. Делает жест рукой в адрес «убитого». Ролевик несколько удивленно протягивает ему свой меч. Тим вручает книжку, которую держал в левой, девушке. Та смотрит на обложку, смеется. Тим вертит в руках меч, приноравливаясь, становится в почти расслабленную позу: ноги чуть шире плеч, корпус вполоборота, меч в опущенной руке. Его оппонент что-то говорит, пожимает плечами. Наносит удар — вертикальный, рубящий. Тим чуть двигает корпусом и уклоняется. Оппонент так же размашисто бьет сбоку — Тим аккуратно парирует; оппонент колет — Тим снова уходит с линии удара, лишь чуть-чуть сдвинувшись. Оппонент решает, видимо, заняться им всерьез — и несколько раз бьет уже в полную силу, стараясь задеть; Тим отражает все удары, двигая практически только правой кистью. После чего переходит в наступление. Он бьет очень быстро, экономно и непрерывно: ролевик успевает только кое-как отбивать удары, отступая по тротуару. Вот он натыкается лопатками на стену… и скругленный кончик Тимова меча, чуть подрагивая, легко упирается в его кадык.

Публика хлопает. Ролевик качает головой, что-то спрашивает у Тима. Тот улыбается. Забирает у девушки свою книжку, что-то роняет в ее берет. Ту самую пивную крышку, которую Тиму недавно показывал Эмиль.

68

Тим идет к подъезду своего дома. Взгляд его дрейфует — практически не задерживаясь, разве что капельку запинаясь — по рекламному щиту возле подъезда соседнего дома: магазинчик в подвале — на щите название, перечень товаров… Тим подходит к самому подъезду: возле него — налепленные друг поверх друга полусодранные машинописные и рукописные рекламные объявления… Тим поднимается по лестнице на свой этаж — на лестничной клетке, облепив перила и привалившись к стене, тусуются шпанистые подростки, ржут, пьют пиво из пластиковой бутыли…

Тим проходит, не глядя на них. Отпирает дверь. И останавливается на пороге: на полу — просунутый под дверь белый бумажный листок. На листке — красная стрелка, указывающая строго вперед, и невнятный значок: квадрат, располовиненный вертикальной линией.

Тим поднимает глаза, смотрит в обозначенном стрелкой направлении. На полутемную — окно зашторено — кухню, в которую прямо из прихожей ведет короткий коридорчик. Тим, осторожно переступив через листок, проходит на кухню. Озирается. Взгляд его хаотически перескакивает со шкафчика на стол, со стола на плиту… Ничего. Тим оглядывается. Листок белеет на полу прихожей.

Тим глядит на него. Поворачивается. Смотрит на зашторенное окно. Резким движением раздергивает шторы. Окно — квадратная рама, вертикально разделенная точно напополам, без форточек или фрамуг. Тим осматривает окно. Ничего. Он смотрит в окно. Видит малоувлекательный набор: гаражные крыши, соседние хрущобы, стройплощадка… Распахивает окно. Выглядывает…

На стройплощадке по земле выложено — кирпичами, обрезками труб, досками, кабелем — слово. Не слово — набор букв:

Тим некоторое время смотрит на набор литер. Потом быстро закрывает окно. Наступая — не глядя — на листок, подходит к двери. Распахивает. Спускается по лестнице. Шпана на месте — Тим, спеша, небрежно сдвигает стоящего у перил и мешающего проходу пацана… Тот издает возмущенное междометие, смотрит на крайне недоброе лицо Тима… Тим видит: на перилах рядом с отодвинутым им гопником — вырезанные буквы:

Тим стремительно выходит из подъезда и разворачивается. Взгляд его упирается в расклеенные объявления. Посреди бумажек с бледными фиолетовыми и серыми «куплю… сниму…» — абсолютно такого же формата, но более свежего вида листочек. На листочке пропечатано:

И на каждом лепестке украшающей нижний край объявления бахромы, где обычно пишут телефон для связи, — те же буквы.

Тим идет по двору. Останавливается перед щитом магазинчика. На щите — название. «Все для рыболова». Буквы В, Б, Л, Д, Ы обведены красным и в уже знакомом нам порядке соединены красной линией.

69

На стол падает книжка — «Военно-политический словарь». Тим глядит на шкаф в собственной квартире. Помедлив, решительно распахивает дверцы верхнего ящика. Ящик забит какими-то старыми папками, альбомами и прочими семейными архивами из числа тех, что никогда не бывают востребованы. Тим вываливает всю эту бумажную груду на пол. Расползаются листочки, фотокарточки… Тим принимается решительно, почти лихорадочно рыться в этой куче. Наконец находит старый, мятый конверт. Секунду медлит. Запускает в конверт пальцы. Извлекает листок бумаги. Смотрит на него. На листке — те же буквы, ВБЛДЫ, плюс столбик цифр и еще какая-то строчка мелким шрифтом.

Восемь лет назад

Аудитория в школе ЭКРАН. На стульях сидят подростки. У большинства в руках конверты. Перед подростками стоит Ненашев.

— Задача у вас очень непростая… — говорит он, улыбаясь. — Но по уму и честь. Сегодня вы будете одновременно детективами и криптографами. В конвертах — листки с зашифрованным словом… Слово зашифровано по книге, там есть цифры, которые указывают нужные страницы, строчки, слова и буквы. Главная ваша задача — понять, что за книжка… там на листочке есть намек, довольно прозрачный… и найти ее. Да: шифр у каждого — свой, но книжка одна… Сразу предупреждаю: книжка редкая. Количество известных мне экземпляров в Москве… и области… меньше, чем вас сейчас здесь. Соответственно побеждают первые. Самый быстрый получает бонус. Прочие расшифровавшие — зачет. Тем, кто не успеет, — минусы. Да. И еще. Расшифровать слово мало. Слово не случайное, и надо рассказать мне, что я имел в виду и какой смысл вкладывал, когда выбирал его. Удачи.

Один из подростков — мулат, юный Эмиль, — извлекает свой листок из конверта. На нем буквы:

Тим — за столом. Перед ним листок… книжка… еще один листок — клетчатый, выдранный из тетради… Руки Тима с карандашом скользят по строчкам «Военно-политического словаря». Он что-то быстро считает, чуть шевеля губами, выписывает на тетрадный листок буквы. Скоро на листке оказываются два буквосочетания:

Тим смотрит на результат. Потом принимается быстро листать книгу, выписывая новые буквы: Щ, Р, Е, И, Л. Потом еще в одну строчку в неправильном порядке выписывает буквы, из которых состоит слово ЧУЧХЕ. Смотрит на них. И еще раз записывает правильно:

Резким движением обводит надпись.

Восемь лет назад

Территория школы ЭКРАН. Поздний вечер. Юный Эмиль пристально глядит на что-то из-за угла здания. На коттедж. В окнах коттеджа темно. Эмиль набирает полную грудь воздуха, резко выдыхает и очень быстро пересекает пространство, отделяющее его от коттеджа. Прижимается к стене возле двери. Всматривается и вслушивается в окружающее. Потом присаживается на корточки; разгибает большую металлическую скрепку, еще одну… обеими получившимися жесткими проволочками начинает осторожно ковыряться в замке. Наконец щелкает язычок. Эмиль аккуратно и минимально приоткрывает дверь, проскальзывает в темный холл, тщательно притворяет дверь за собой. Ступая осторожно, крадется по лестнице на второй этаж. Притормаживает у очередной двери. Медленно приоткрывает. Вглядывается в комнатные чернила. Ничего опасного не обнаружив, мягко шагает к книжным полкам возле письменного стола. В руках у Эмиля оказывается маленький фонарик — «пальчиковый» «Маглайт». Узкий конус света принимается шарить по корешкам. Эмиль не находит искомого. Тогда он нагибается над письменным столом. Распахивает ящик. Луч фонарика высвечивает содержимое. Вот он — «Военно-политический словарь»!.. Эмиль протягивает руку… берет его… светит фонариком на обложку…

За спиной Эмиля раздается характерный звук: протяжно-шершавое движение серной спичечной головки по коробку… фырканье разгорающегося огонька… Эмиль, гася фонарик, стремительно разворачивается. В темноте он видит высвеченное лицо Ненашева: тот с шипением раскуривает трубку, занявшийся табак дает багровый пульсирующий — в такт вдохам — свет. Директор делает первый тяг и подносит к часам догорающую спичку:

— Двенадцать часов двадцать три минуты.

— Что?

— Твой результат. Рекордный результат.

Он поднимается из обширного кресла, в котором, оказывается, сидел. Подходит к столу. Включает настольную лампу. Эмиль щурится от неожиданности.

— Я все думал, — Ненашев продолжает задумчиво посасывать трубку, задумчиво, — кто из вас догадается… Догадался ты. Молодец. Ты выиграл. Одна беда — с нарушением правил.

— Артур Коминтович… — робко, но решительно замечает Эмиль. — Вы про правила ничего не говорили.

Ненашев смотрит на него с непонятным выражением: удивление? интерес? опаска?

— Ну вообще-то про правила ты должен был догадаться сам… И даже не догадаться… А иметь их в виду.

— Извините-извините… Но вы же сами намекали… про область. Конечно, все ломанулись в Москву, по библиотекам ее искать… Но вы же сами про область обмолвились!

Ненашев, еще какое-то время молча разглядывает ученика:

— Да… Мне было интересно, поймет ли кто-нибудь намек. Точнее, сделает ли из него практические выводы.

— Но ведь это… провокация.

— Как, по-твоему, должен реагировать на провокацию мыслящий индивид? Правильно… Не поддаваться… — еще раз втягивает дым. — Хорошо. Давай так. За сообразительность тебе большой плюс. За проникновение, — усмехается, — со взломом — большой минус. Если прямо сейчас расшифруешь слово и без помощи справочной литературы объяснишь, какой смысл я в него вкладывал, — будет тебе зачет…

В полутемном кабинете Ненашева горит только настольная лампа. В свете ее юный Эмиль лихорадочно сверяет цифры на листке с буквами в книге. Ненашев ждет, повернувшись к нему спиной, глядя в окно, посасывая трубку.

— Чучхе! — провозглашает Эмиль, получив результат.

Ненашев, разворачиваясь к нему, вынимая трубку изо рта:

— Гол! И что бы это значило?

— Северокорейский социализм… — морща лоб, вслух соображает Эмиль. — Товарищ Ким… Изоляционизм… — вдумчиво, пробуя на вкус, уже понимая, что нашел искомое. — Опора на собственные силы.

Ненашев смотрит на него внимательно. Эмиль смотрит на директора победно.

— Суть учения Чучхе, — торжествующе говорит Эмиль, — опора на собственные силы. Артур Коминтович, вы учите нас рассчитывать только на себя, — уже почти нагло. — Мне зачет.

Комната, заваленная по полу бумажным хламом. На столе — конверт… листочек с шифром… листочек с расчетами… «Военно-политический словарь»… Тим стоит чуть поодаль. Курит. Смотрит на стол.

Восемь лет назад

Школа ЭКРАН. Несколько подростков — в том числе юные Эмиль и Алиса. Обсуждают результаты ролевой игры.

— Ну че, поставил он тебе зачет? — спрашивает кто-то у Эмиля.

— А куда б он делся.

— Так все, выходит, получили?

— Тим не получил.

— А че он, не нашел?..

— Да он, по-моему, и не искал.

Все смеются.

— Ну так че — расскажем ему?

— По правилам нельзя, — Алиса.

Эмиль быстро смотрит на нее и усмехается.

70

Кабинет, обставленный в стандартном стиле присутственных мест мелкого пошиба. За столом — средних лет полная женщина. Напротив на стул для посетителей садится Тим:

— Здравствуйте…

— Слушаю вас.

— Я ищу родственников моего покойного учителя. Его зовут… звали Артур Коминтович Ненашев…

71

Тим под козырьком телефона-автомата. Вешает трубку. Вынимает магнитную карту, сует в карман. Потирает ладонью щетину на щеке. Задумчиво смотрит на листик с какими-то именами и цифрами.

…Он опять набирает номер:

— Алё! Василий Семенович? Здравствуйте… Меня зовут Тимур Тимофеев… Я… ученик вашего покойного дяди…

72

По аллее парка идут Тим и немолодой мужчина.

— Знаете, — говорит мужчина, — мы вообще с дядей Артуром были… так скажем… не очень близки. Он ведь сложного характера был человек… Да кому я рассказываю! — улыбается Тиму.

— Действительно? Никогда бы, кстати, не подумал…

— Ну да… Мы-то с вами наблюдали его… разные стороны. Тем более — вы знаете, как он умер… Вокруг этой смерти и похорон его жена… вдова… с Арсеном… двоюродным братом… Они все провели… в режиме секретности, — печально усмехается. — Так что я на похоронах не присутствовал.

— А может быть, вы мне подскажете координаты? Я имею в виду — брата?

— Ну… Елизавета — вы, вероятно, знаете… — она умерла три года назад… А координаты Арсена…

73

Тим поднимается на лестничную площадку какого-то дома. Сверяется с бумажкой. Звонит в дверь. Долго не открывают. Потом — после обстоятельного лязганья запоров — на пороге объявляется бульдоговидная бабища самого недружелюбного вида. Молча смотрит.

— Здравствуйте… — мямлит Тим.

Тетка пялится, не отвечая.

— Простите… С Арсеном я могу поговорить?..

Тетка смотрит еще, потом подает голос — сразу на повышенных тонах:

— Да сколько можно! Да сказано же — нету тут никакого Арсена! Еще будете ходить — в милицию позвоню!

Тетка захлопывает дверь. Тим оторопело смотрит на последнюю. Потом звонит — все более упорно. Потом стучит ногой. Дверь распахивается, на пороге возникает разъяренная тетка, открывает рот для рева… Тим хватается за ребро двери, рывком распахивает и делает шаг в коридор. Тетка пятится в ужасе.

— Где Арсен? — зловеще-вкрадчиво.

— Да я же говорила уже…

— А кто еще его спрашивал?

— Да откуда я знаю… Девица какая-то…

— И где он?

— В доме престарелых он!.. Два года уже…

74

У обочины останавливается такси. Из него вылезает Тим. Идет к комплексу невзрачных зданий, архитектурой напоминающих больницу. Подъезд с табличкой: «Интернат № 15». На стоянке перед подъездом — машины. Тим бегло оглядывает их и направляется было дальше, но вдруг останавливается — что-то привлекло его внимание.

Он медленно идет к одной из припаркованных машин. Смотрит на нее, оглядывается на подъезд. Прикладывает руку к капоту. Быстро, но осторожно, цепко глядя по сторонам и главным образом на подъезд, движется к дому престарелых. Заходит. Вестибюль, средний между школьным и больничным. Неопрятные старики, сиделки, пыльные вечнозеленые растения в кадках. Тим идет по нему. Вдали — стойка регистратуры. У стойки спиной к Тиму — резко выделяющаяся на фоне обитателей и работников богоугодного заведения фигура хорошо одетой молодой женщины.

Тим резко останавливается, смещается под прикрытие ближайшего фикуса и начинает наблюдать за женщиной. Алисой, конечно. Та отходит от окошка, как бы небрежно оглядывается и начинает удаляться по коридору. Тим, осторожно выдвинувшись из-за фикуса, осторожно идет следом. Алиса сворачивает за угол. Тим прибавляет шагу.

Сворачивает за тот же угол и видит двери с непрозрачными стеклами. Суется туда — и оказывается в явно служебном секторе. Пустой короткий коридор с бесхозным инвалидным креслом. Тим медленно, очень-очень осторожно движется по нему. Поворачивает. Полутемный отрезок коридора — окон нет, горит лишь одна лампа. Стоит ведро со шваброй, пластиковая канистра с бытовой химией. Продолжение коридора перегорожено очередными дверями. Несколько дверей по сторонам. Тим замечает, что одна из них чуть приоткрыта, но внутри совсем темно. Он трогает двери, перегораживающие коридор, — они заперты. Трогает ручки других дверей. Они тоже заперты. Постояв перед приоткрытой дверью, толкает створку. Внутри абсолютно темное помещение. Некоторое время Тим смотрит в темноту, потом шагает внутрь. Делает еще несколько шагов. В слабом свете, проникающем из двери, видны какие-то шкафы и коробки. Оглядывается на дверь. Делает еще несколько шагов. Дверь за его спиной резко захлопывается — и Тим оказывается в кромешной темноте.

— Алиса?

— А ты что тут ловишь? — интересуется ее голос из темноты.

— То же, что и ты. Пытаюсь понять, умер ли Наш семь лет назад.

Включается свет — это Алиса повернула выключатель. Она стоит с металлическим костылем в руке, готовая им вдарить.

Тим показывает открытые ладони, демонстрируя, что безоружен и безопасен:

— Все в порядке. Я свой.

75

На скамейке у подъезда богадельни сидят Тим и Алиса. Тим вертит в руках пивную пробку, найденную Алисой в самолете:

— Где, говоришь, ты была?

— В Таиланде.

— На хрена возвращалась? — недоуменно хмыкает.

— Не люблю, когда меня берут на понт, — зло.

Тим отдает ей пробку, глядя на Алису с одновременным выражением интереса и скепсиса:

— Значит, нас двое…

— …осталось, — косится она на него с аналогичным выражением.

— Ч-черт, — дергает он головой.

— Не спорю.

— Может, хоть мы будем вместе действовать?

— У нас есть варианты?

— Есть. Только это… не варианты. Ты сама это знаешь.

— Наверное.

— Ты нашла Арсена?

— Да… В смысле нет. Он в четвертой городской. Позавчера увезли. Давление.

— Допустим, мы его найдем. А если он откажется говорить?

— Должны были остаться ментовские протоколы, заключение судмедэксперта… Или… Но это тоже о многом скажет.

— Как мы попадем в ментовские архивы?

— Ну, можно пробить поляну… Есть у меня один знакомый мент.

— Тогда я к Арсену. А ты к менту своему.

76

…По людной улице целенаправленно, быстро, с сосредоточенным лицом идет Тим.

…Алиса за рулем автомобиля. Выражение ее лица аналогично Тимову.

…Тим в больничном коридоре. Ходят люди в белых халатах, медсестра провозит капельницу… Тим о чем-то говорит с врачом.

…Алиса в коридоре правоохранительного учреждения. Ходят люди в мундирах. Алиса о чем-то говорит с милицейским чином в цивильном.

…Алиса — за столом. Перед ней — канцелярская папка. Она листает бумаги. ПРОТОКОЛ… СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКОЕ ОСВИДЕТЕЛЬСТВОВАНИЕ… НЕНАШЕВ АРТУР КОМИНТОВИЧ… ОПОЗНАНИЕ… ПРИЧИНА СМЕРТИ — САМОУБИЙСТВО (ОГНЕСТРЕЛЬНОЕ РАНЕНИЕ В ГОЛОВУ)…

Несколько фотографий — видно лежащее тело, темное пятно на стене…

Алиса откладывает фотоснимок. Смотрит в никуда, явно о чем-то думая.

77

Больничная палата на четыре-пять коек, на одной из них лежит некто под капельницей, вроде бы спит. Пара коек пустует. Еще на одной полусидит старик.

— …Ну а в чем вообще заключаются ваши… подозрения? — осведомляется он у сидящего рядом с его кроватью Тима. — Вы что… серьезно способны предположить, что это могла быть… инсценировка? — недоумевающе качает головой.

Тим, не отвечая, смотрит на него.

— Ну, во-первых, это легко проверить… — говорит Арсен. — Все было задокументировано милицией… А во-вторых… Наверное, вы совсем не общались с Артуром в его последние месяцы… если не год.

— Ну почему же?.. Общался.

— Тогда вы сами должны догадываться… почему это произошло. Что официальная версия о том, что его… поступок был связан с политикой… с нефтяной этой компанией… это же так, журналистам на потребу. На самом-то деле все было куда грустнее… Пожалуй, страшнее…

Тим смотрит на него очень внимательно, явно прикидывая что-то про себя.

— Артур… — продолжает Арсен, — он в последние месяцы находился в глубокой депрессии. Стал пить… как никогда в жизни. С ним, наверное, произошло самое страшное, что может произойти с человеком… Особенно с таким человеком — состоявшимся, всеми признанным… Тем более — видевшим главный смысл жизни в работе… Когда, прожив всю жизнь и очень многое сделав, вдруг понимаешь… что сделано было — зря… потому что сами цели изначально поставлены были неправильно… и от этого… сделанного… не только нет пользы… но, может быть, есть вред…

Арсен делает паузу, Тим терпеливо ждет.

— Представьте себе учителя… — говорит наконец старик, — учителя до мозга костей… учителя Божьей милостью… который к концу жизни вообще разочаровывается в педагогике… в самой возможности воспитания… — еще одна пауза. — Как это ни ужасно звучит, вероятно, такой поступок был для него наиболее логичным выходом… Ну, я надеюсь, не надо объяснять, почему мы… с Лизой… старались избежать вообще любого шума… любой огласки… любого пафоса, не говоря уже о политических спекуляциях? Наверное… как это ни мало… это было единственное, что мы могли сделать для Артура…

Тим кивает, опуская лицо. Проводит по нему ладонью, приглаживает волосы.

78

За столиком уличного фаст-фуда стоят Алиса и некий крупный молодой человек. Последний, навалившись на столик локтями, с аппетитом уписывает обильную снедь. Алиса стоит к нему вполоборота, опершись на столешницу одним локтем, как бы небрежно посматривает по сторонам.

— Слышь, Славик… — говорит она негромко, как бы между прочим. — Не удивляйся… Ты можешь быстро достать для меня ствол?

Славик, вопреки совету, удивленно приподнимает брови и замедляет жевательные движения.

— Пистолет, — глядя уже прямо на него, с легким нетерпением, но еще тише говорит Алиса.

79

За компьютером в интернет-кафе — хмурый и сосредоточенный Тим. Быстрое движение пальцев по клавиатуре. На мониторе компьютера появляются названия «искалок»: Yandex, Апорт!, Rambler… Каждый раз Тим набирает в окошке: «ефим каплевич смерть» или «ефим каплевич убийство». Быстро просматривает столбцы выброшенных поисковой системой ссылок, явно ничего не находя.

Потом берется за англоязычные системы. Заходит в AltaVista… в Yahoo!.. Набирает «ephim kaplevich murder death»… Ничего. Мы видим задумчивое лицо Тима. Он, кажется, ошибся… Потом он набирает имя иначе — «kaplevitch». Поисковая система выдает ссылки… Тим вперивается в одну из них… кликает. Это англоязычная нью-йоркская газета. Раздел криминальной хроники. На экране — англоязычный текст:

80

Вечер. Сумерки. Лестничная клетка Тима. Тусклый свет пыльной лампочки. По лестнице поднимается Алиса в альпинистской куртке с надвинутым капюшоном, на плече — давешний штурмовой рюкзак, накрытый непромокаемым чехлом. Видно, что к рюкзаку приторочено нечто продолговатое — но из-за чехла не понять, что именно. Алиса останавливается на лестничной площадке перед дверью квартиры Тима. Звонит в дверь. В квартире явно никого. Алиса оглядывается, прислушивается. Все тихо. Она внимательно осматривает дверь, трогает пальцами замок. Потом сбрасывает рюкзак — и отвязывает продолговатый предмет, оказывающийся ледорубом.

Примерившись, Алиса ловко втыкает острый конец ледоруба между дверью и косяком возле замка — и коротким движением, используя ледоруб как рычаг, взламывает дверь. Даже почти без треска.

Входит в квартиру и прикрывает дверь за собой. Только внутри Алиса сбрасывает капюшон — лицо ее жестко, собранно. Она идет по длинному коридору в Тимовой квартире — по направлению к кухне, туда, куда указывала стрелка на обнаруженном давеча Тимом листке… Заглядывает во все двери. Сбрасывает — посреди коридора, к стенке — рюкзак. Ставит рядом ледоруб. Достает из рюкзака и надевает налобный альпинистский фонарь. Заходит в комнату, включает фонарь и начинает обыск. Выдвигает ящики стола, открывает дверцы шкафа… Действует быстро и решительно. Добирается до картонной коробки на подоконнике, раскрывает.

В коробке — горка пивных пробок и видеокамера. Алиса берет горсть пробок, по одной ссыпает обратно… Пробки от пива разных экзотических нерусских сортов.

Берет в руки камеру. Раскрывает вбок дисплейчик. Отматывает чуть назад. Включает. И видит… себя. У стойки регистрации в аэропорту. Вдруг оператор поднимает камеру — и фиксирует надпись на табло над стойкой. Там значится: НЬЮ-ЙОРК.

…Алиса уже на кухне. Она шарит по столам… распахивает дверцу кухонного шкафчика… открывает холодильник, озаряясь мертвенным светом из его нутра: почти пустые полки, на одной из них — ополовиненная бутылка водки.

…Алиса в санузле. Здесь уже горит свет (снаружи все равно не видно), фонарь у Алисы на лбу выключен. Она роется на полочках. Вдруг замирает. Беззвучно делает шаг в угол. Осторожно, но без промедления извлекает пистолет. Плавно и тихо взводит затвор.

Держа ствол в обеих руках, тихонько придвигается к дверному косяку. Вслушивается в тишину снаружи. Потом, решившись, толкает плечом дверь и, обтекая телом косяк, выкатывается в коридор, пистолет — в напряженных вскинутых руках. Так она застывает.

В противоположном конце коридора, метрах в шести-семи — Тим. В абсолютно такой же позе. Чуть смещенный к противоположной стенке. И тоже — с пистолетом в напряженных руках.

Они смотрят друг на друга. Пистолеты в их руках нацелены визави точно в лоб.

Длится неприятная пауза.

— Хай, — глухо говорит Тим.

— Хай, — еще помедлив, отвечает Алиса.

— Таиланд, говоришь? — очень напряженно (издевательская интонация в основном угадывается) произносит Тим.

— Пошел ты, — без выражения.

— А почему графин?

— Он умер? — хмыкает отстраненно.

— Хороший вопрос.

Очевидно, что диалог ими ведется практически механически. Они, собственно, ничего не хотят сказать друг другу — они просто не знают, что делать.

— Я не знала. Я сразу свалила.

— Ну-ну.

— Все еще смешнее. Это была самооборона.

— Вот так вот?

— Он тоже на нервах был… Нажрался… Полез…

— Чего-то у тебя хреново сегодня с фантазией.

— У тебя не лучше. Про Эмиля — это у тебя совсем байда получилась. Про поссать отошел.

— Ты не поверишь… — хмыкает, — но так все и было.

Руки с пистолетами чуть подрагивают, в полумраке коридора поблескивают бисеринки пота на лицах.

— На хрена ты это — с крышками? — Алиса.

— Это не я. Это Негатив… Когда он понял, к чему дело идет… Что вы щас просто друг друга перемочите… Он пытался хоть как-то вас отвлечь. Сбить с толку.

— Откуда пробки?

— Он… Негатив… Ток-шоу когда-то делал. Про коллекционеров… Какую хрень известные люди собирают… Он тему-то придумал, потому что помнил про Нашего… Он тогда познакомился с козлом одним, который тоже пробки собирал… А сейчас позвонил ему… и купил все это.

— Ну допустим… А у тебя оно откуда?

— Он сказал, что это все у него на работе… Пробки и кассеты… С тобой кассеты. Ну, когда он взорвался… Я к нему на работу поехал — и забрал все это дело.

— Плохо сочиняешь.

— А ты чего сочинишь? Про Таиланд?

— Я хотела поговорить с ним. С Фимой. Я… Тогда я не была уверена, что это не он.

— Знаешь, когда он начал тебя снимать? Негатив? Как он понял, что это ты? Это же ты ему подкинула идею про Голышева — а потом предложила перетереть с Дроном… А потом сама Артему подкинула идею про Горбовского… Они же с Дроном схавали друг друга по твоей подсказке!

— Полное фуфло.

— Ты мне про буквы расскажи.

— Стреманулись?

— Твоя работа?

— Моя.

— На хрена?

— Чтоб вы задергались. Выдали себя. Один из вас.

— Откуда у тебя коды?

— От НЕГО. От Нашего.

— Наш умер. Застрелился. Семь лет назад.

— Ты уверен?

— Ты тоже. Откуда коды?

Руки у обоих дрожат уже явно. Пот течет по лицам струйками. Алиса непроизвольно облизывает губы.

— Я у него их выпросила… У Нашего… Еще тогда, в школе… Коды всего класса… Собиралась, — хмыкает, почти истерически, — на выпускной вам сюрприз устроить…

— Полное фуфло.

— Не веришь?

— М-м, — отрицательно.

— И я тебе.

Пауза. Уже оба дышат тяжело, шумно. Напряжение нарастает. Алиса снова облизывает губы. Тим судорожно моргает.

— Че делать будем? — Тим.

— Варианты?

— Как всегда — два…

— Завалим друг друга…

— Или… поверим друг другу.

Вибрирующие в руках пистолеты продолжают выцеливать оппонентов.

— Тим… Ти-им… Они же так и сдохли все…

— Не верили друг другу?

— Глупо будет… так сдохнуть.

— Трудно будет… поверить.

— Рискнем? — после паузы.

— Кто первый?

— На счет «три»… на предохранитель.

Повисает очередная пауза. Потом Тим хмыкает — почти смущенно.

— Еще раз, — хмыкает она в ответ. — Один…

— Два…

Оба одновременно:

— Три…

Тихие щелчки предохранителей. Алиса и Тим смотрят друг на друга, как бы не очень веря в происходящее.

— Опускаем… — Тим.

Оба медленно, ни на мгновение не отрывая взгляда от визави, опускают пистолеты.

— Обойму… — Алиса.

Тим мелко кивает; все еще не отлипая взглядами друг от друга, они с Алисой, помедлив, выщелкивают обоймы, глухо стучащие о линолеум.

— На пол… — Тим.

Они бросают стволы. Еще одна пауза. На лицах Алисы и Тима начинают синхронно и как бы частями проступать неловкие, непроизвольные, полулунатические улыбки. Постепенно становятся все естественней и естественней; позы делаются менее напряженными… Тим делает осторожный шаг вперед; Алиса тоже трогается с места. Еще пара осторожных движений — и вот они, уже нормально улыбаясь, движутся навстречу друг другу… И когда между ними остается метра два, Тим с той же улыбкой мгновенно нагибается и подхватывает прислоненный Алисой к стене ледоруб.

На лице Алисы все та же — не успевшая сойти — улыбка, но в глазах мелькает понимание. В следующую секунду Тим почти без замаха бьет ее клювом ледоруба. Попадает в район ключицы: Алиса, испустив короткое вяканье, отшатывается — из дырки в куртке выплескивается кровь, — клюв ледоруба оказывается свободен… Тим бьет второй раз, уже размахнувшись, — Алиса рефлекторно вскидывает руку с «непораненной» стороны. Ледоруб рассекает руку, Алиса хрипло вскрикивает.

Тим принимается наносить удар за ударом, рубить хаотически, не целясь. Алиса валится на пол, еще издавая какие-то крики, потом — короткие полувсхлипы. Тим рубит еще раз, и два, и три. Уже не остается ничего, кроме глухих коротких звуков — металл вонзается в мясо. На стены и на Тима в изобилии летят брызги. На линолеуме коридора быстро расширяется пурпурная лужа. Тело Алисы изрублено.

Тим отшатывается, отбрасывает ледоруб, рефлекторно-судорожно размазывает Алисину кровь по лицу. Секунду, тяжело дыша, смотрит на окровавленный труп. Потом быстро суется в ванную. Блюет в раковину.

Пускает холодную воду. Плещет себе в лицо. Невидяще смотрит на свое отражение в зеркале. Обессиленно садится на край ванны. Лезет рукой за пазуху. Извлекает прозрачную стеклянную фляжку виски. Судорожно делает большой глоток.

…Быстро, но деловито, стараясь не очень замараться, Тим обыскивает труп Алисы. Вытаскивает из карманов мелкий персональный хлам — ключи от машины, бумажник, мобильный телефон… Лезет в бумажник. Вытаскивает визитки, листочки с от руки нацарапанными номерами, перебирает их. На одном из листков небрежным Алисиным почерком записано — «9 429 666 Виталий, директор С., Алик!». «Алик» подчеркнуто. Листочек отправляется к прочим уже просмотренным Тимом. Туда же — к стопочке номеров и имен — Тим бросает и Алисин мобильный.

81

Ночь, дверь подъезда Тима. Дверь издает скрип, другой, подается вперед. Из подъезда рывками выдвигается Тим. На спину его взвален очень тяжелый и большой матерчатый куль. Пошатываясь, Тим бредет с ним по двору. Доходит до машины Алисы, сбрасывает свой сверток возле багажника, отключает брелоком сигнализацию и распахивает багажник.

…Ночь. Глухая лесная чащоба. Узкая грунтовка. В лунном свете блестит лак автомобильного корпуса. Машина Алисы с хрустом вламывается в густой кустарник и застревает в нем. Тут же распахивается водительская дверь, и из салона выбирается Тим, с натугой волочащий двадцатилитровую канистру бензина. Он вскрывает канистру, щедро плещет в салон, деловито поливает автомобиль, открыв багажник, обильно льет туда бензин. Оглядев машину, отходит, чиркает зажигалкой, подпаливая промасленную ветошь. Размахивается. Швыряет. Тут же разворачивается и бежит прочь. За его спиной шумно и щедро вспухают клубы пламени.

82

Руки Тима возят половой тряпкой по кровавой луже на линолеуме. Подсохшая бурая жижа отвратительно размазывается на весь коридор. Где-то едва слышно бормочет невидимое радио. Вдруг Тим замирает. Бросает тряпку, встает и быстро идет на кухню. Подходит к стоящей на холодильнике маленькой дешевенькой магнитоле, работающей в режиме радио, и увеличивает громкость.

«…рэп-музыкант Фриц, он же Владимир Мамыкин, обвиняемый в убийстве своего коллеги, рэпера Ровера, он же Сергей Перевозчиков, вчера признал свою вину. Напомним, что трагедия произошла на прошлой неделе в московском клубе „Буллшот“, где отечественная рэп-тусовка праздновала 26-летие Ровера. Между нетрезвыми Мамыкиным и Перевозчиковым произошла ссора, а вскоре в клубном туалете был обнаружен Перевозчиков без сознания с четырьмя ножевыми ранениями. Через несколько часов он умер в больнице. Рядом милиция нашла нож, принадлежащий, как было установлено, Мамыкину. Однако на орудии убийства не было отпечатков пальцев, а задержанный Мамыкин вплоть до вчерашнего дня свою вину категорически отрицал. Ряд проведенных экспертиз подтвердил вину Фрица — в частности, на его одежде были обнаружены следы крови Перевозчикова. Под давлением новых улик Мамыкин признался, что, находясь в состоянии аффекта, действительно несколько раз ударил Перевозчикова ножом, а отпечатки пальцев с рукоятки стер…»

Жесткое, осунувшееся, бледное лицо Тима неподвижно, невидящий взгляд устремлен прямо перед собой. Тим, не глядя, протягивает руку вбок, берет со стола давешнюю фляжку виски и, оставляя пальцами на стекле красные отпечатки, делает глоток.

…Тим лихорадочно перебирает листочки-визитки, извлеченные из бумажника Алисы. Находит тот, на котором значилось «9 429 666 Виталий, директор С., Алик!». Берет мобильник Алисы. Отключает блок и просматривает список сделанных звонков. Третьим или четвертым номером с конца — тот же номер: 9 429 666.

Несколько дней назад

Комната в дачном доме Алисы. Вся компания в сборе: Артем, Андрей, Эмиль, Алиса с озабоченными лицами, отстраненный Тим на периферии.

— Эмиль, извини, ты говорил — ты перепроверял… насчет этих смертей… — произносит Андрей.

— Не уточнишь… если можно… через кого?

— Через наших, из безопасности… — пожимает Эмиль плечами. — Есть у меня Алик Кокшаров такой… Вы не беспокойтесь, он человек крайне информированный и ответственный…

83

Тим в телефонной будке с трубкой в руке. В другой у него — все тот же листок с надписью про Виталия и Алика.

— Алё, Виталий? — доброжелательно-деловым голосом спрашивает Тим в трубку. — Доброе утро. Меня зовут Тимур… Извините, Виталий, у меня к вам просьба, которая может вам показаться немножко странной… Вам на днях звонила девушка… знакомая Сергея… Она спрашивала у вас насчет Алика… Не могли бы вы… — Тим издает слегка извиняющийся, призывающий к пониманию смешок, — повторить мне то же, что тогда сказали ей?

— А что, она сама не могла вам сказать? — спрашивает Виталий после паузы.

— Не поймите превратно… — голос Тима звучит почти елейно, — но для стопроцентной достоверности… так сказать, из первых рук…

— Ну, ничего я ей такого, в общем, не сказал… — непонимающе-недовольно. — Только что Алик долго работал у нас… Занимался безопасностью… А полгода назад перешел куда-то в телекомпанию…

— Простите… А Алик с Сергеем… Они же наверняка были хорошие знакомые?..

— Да… Они были друзья… Сергей даже был крестным его дочери… А что там у вас происходит?

— Простите?..

— Вы в курсе, что за последние дни вы уже четвертый, кто задает мне эти вопросы?..

На лице Тима проступает новое ошеломление.

Десять лет назад

Пара десятков учеников школы ЭКРАН, по-походному одетых, с рюкзаками. Кто-то из учителей проводит инструктаж:

— Так… Восьмой «а» пойдет на двух плотах… На первом… — сверяется со списком, — Браве, Горелов, Каплевич, Перевозчиков, Славин, Тимофеев, Титаренко. На втором…

…Плот, идущий по речке. Школьники из 8-го «а» — Артем, Андрей и прочие названные — на борту: кто-то двигает шестом, кто-то, глядя назад, вверх по течению, произносит: «А, их почти уже не видно!..»

…Берег. Все семеро школьников стоят тесной группкой. Все с ошеломленными лицами.

— Как?!. — обалдело переспрашивает Алиса Артема. Тот мрачно играет желваками:

— Я же говорю — перевернулись… Прямо на стремнине…

— И что… — потрясенно спрашивает Эмиль. — Никто не выплыл?..

Артем в отчаянии машет рукой.

— Да где там выплывешь… — тихо говорит Андрей. — Ты ж сам видел, что там творится…

— Ребята… — отказывается верить Сергей. — Ребята… Вы что, серьезно?..

— Нет!.. — Андрей почти в истерике. — Нет, блин!.. Мы шутим так!..

Алиса обхватывает руками плечи и покачивается в трансе.

— И что… — Сергей. — Все утонули, что ли?..

Он в растерянности переводит взгляд с одного сокурсника на другого. Все шестеро — в позах, выражающих оторопь и отчаяние. Алиса тихо всхлипывает. Артем смотрит в сторону.

— И что… — Сергей. — И чего теперь?..

— А теперь, — произносит вдруг совершенно другим голосом Эмиль. — А теперь я поздравляю нашего Серегу… С тем, что свой шестнадцатый год он встречает с самым дурацким выражением… которое когда-либо посещало даже его не шибко интеллектуальное табло!..

Все ржут, свистят, хлопают.

…Уже вечер. Костер. Алиса жарит над костром на прутике шкворчащую, плюющуюся жиром колбаску. Артем расплескивает по пластмассовым стаканчикам водку. Эмиль, присев у костра на корточки, разламывает запеченную картофелину…

— Молодцы, — качает головой и широко ухмыляется держащий стакан Сергей. — Молодцы… Полного идиота из меня сделали…

— Ну, особо стараться не пришлось… — ответно ухмыляется Андрей.

— О’кей… О’кей… — Сергей. — Но с меня — симметричный ответ…

— Что ж ты, дурак, анонсируешь?.. — спрашивает от костра Алиса. — Мы ж теперь будем готовы…

— Ниче-ниче, — ухмыляется собственной мысли Сергей. — Не будете…

84

…Рука Тима пишет на листке бумаги в столбик: Облетаев, Маканин, Максимова, Ильмангарова…

…Руки Тима быстро листают телефонную книгу. Палец ползет по столбцу фамилий. Останавливается на строчке, где значится: Маканин Денис.

…Пальцы Тима нащелкивают номер на панели обычного телефона.

…Тим стоит с трубкой в руке:

— Ингу будьте добры… Тимур Тимофеев, ее бывший одноклассник…

…Тим подносит ко рту горлышко фляжки.

Пустая фляжка из-под виски летит в мусорное ведро.

85

Большая офисная «конюшня», разделенная пластиковыми перегородками. Бегают люди с распечатками. За одним из столов сидит человек в белой рубашке с телефонной трубкой в руке.

— Макс! Тебя! — зовет человек в рубашке.

— Кто? — переспрашивают из-за перегородки.

— А кто его спрашивает? — интересуется у трубки первый.

86

В интернет-кафе за компьютером сидит Тим. Он набирает текст на клавиатуре — в столбик: Браве Андрей, Горелов Артем, Каплевич Ефим, Перевозчиков Сергей…

…Тим выходит из дверей интернет-кафе.

…Тим у прилавка уличного киоска-магазинчика, торгующего алкоголем. Берет точно такую же фляжку виски, как предыдущая.

…Тим в собственной квартире с телефонной трубкой в руке — терпеливо ждет ответа. Из трубки несутся долгие гудки. Потом включается автоответчик и мужской голос просит оставить сообщение после сигнала. Звучит сигнал.

— Леха, это снова Тим. Я понимаю, что ты не хочешь со мной общаться. Я тоже не от хорошей жизни звоню. Поверь, это уже не вопрос желания…

…Тим со стуком роняет трубку на рычаг, смотрит на стеклянную фляжку в собственной руке. Фляжка пуста. Он вяло идет на кухню. Фляжка летит в мусорное ведро. Тим распахивает холодильник. Видит на одной из полок ополовиненную бутылку водки. Почти не глядя, цепляет ее, почти не глядя берет из шкафчика стакан, почти не глядя плещет. Со стаканом возвращается к телефону. Свободной рукой берет трубку, пальцем той же руки нащелкивает номер. Делает глоток из стакана, чуть морщится. Слышит в трубке долгие гудки. Делает еще один глоток — и, недовольно хмурясь, смотрит на стакан.

Несколько дней назад

Алиса распахивает дверцу Тимова холодильника, видит ополовиненную бутыку водки. Помедлив, достает ее, отвинчивает крышку. Лезет в карман.

Слышны звонки телефона в комнате Тима. На полу этой комнаты навзничь лежит сам Тим. Глаза его открыты, но мутны. Рот, подбородок и часть груди испачканы кровавой рвотой. Рядом с Тимом — опрокинутый стакан и небольшая лужица. Телефон продолжает звонить.