Чудные зерна: сибирские сказы

Луговая дева

Когда зимой в Сибири снега обильные, летом травы на лугах сочные. Вот уж мужикам работушка, а ребятне радость — в сене поваляться, ягодой луговой полакомиться. Кто покрепче, литовкой начинал баловать: день, помотается, другой — глядишь, приловчится, вровень со взрослыми работает.

Василий косу да вилы в руках не первый год держит. Себе стожок намечет и ещё соседу за пятак скосит клинышек. Все матери подмога: в семье он старший, кроме него семеро.

Вскоре вместе с дедом нанялся к мужику Нефеду Дыркину. Тот хоть не богач, но кому что ни сделает — все с выгодой, где что ни возьмёт — урвать побольше старается.

В селе так и говорили — жаднючйй мужик.

Накосили ему работники сена для коров на зиму, а он ещё надумал лесные поляны выкашивать — заливных лугов мало.

Старики и говорят:

— Не жадуй, Нефедушка, Дева Луговая не любит этого.

Нефедка отмахивается:

— Сказки про деву, никто не запретит мне косить поляны.

— Так ить олешки пасутся на них, птица разная. А ты подчистую косишь, куды столько-то?! Всего три коровы, а на десяток запасаешься!

Нефед сморщил нос:

— Экие вы, старики, занудливые.

А про себя подумал: «Погодите, буду богатым, кланяться станете». А чтоб отвязались, про Луговушку спросил:

— Откуда, какая из себя девка эта?

Старики переглянулись, один сказал:

— Кто её встретит, тому в работе удача: и скот сытый, и пашни богатые, и охота хорошая. А кому доведется увидеть, как она поутру косу заплетать станет, тому счастье в жизни — так бают…

— А какое оно, счастье? — спросил вдруг Василий.

— Это уж каждый про себя знает,— ответили старики.

— Деньги — вот счастье! — хмыкнул Нефед и услал Василия с дедом в тайгу. Вскоре сам к ним уехал.

Косили они как-то поляну у речки таёжной да приморились. Дед ушёл рыбки на ушицу наловить. Нефедка захрапел на телеге. Василий к стогу присел, глаза прикрыл. Вдруг по нескошенной полосе ветерок загулял; он глаза открыл, глядит — из травы девица поднялась и пошла за стога.

Вскочил Василий, обежал стог — нет никого, лишь берёза стройная рядом стоит. «А ведь давеча не было». — удивился он, но решил — мерещится всякое, и ушёл на реку к деду.

А тот уж полный котелок ершей натаскал, глянул на внука и удивился:

— Ты что ж это, паря, с лица спал?

Но Василий сказать не решился, скинул рубаху и бросился в студёную воду. Плещется, охает. Старик вздохнул:

— Эх, молодень, кровь гуляет! — И пошёл к стану. Василий уплыл на другой берег, лёг на траву, в небо глядит. Вдруг слышит — в реке плещется кто-то.

Выглянул, и жаром обдало его: девушка на мелководье купается. Волосы распустила, ножкой по воде шлёпает, потом на бережок выскочила, стала косу заплетать.

Приподнялся он, а девушка увидела и водой его обрызгала. У Василия свет в глазах померк…

Долго так стоял, но потом просветлело. Глядит — нет никого, лишь сухие травинки у берега плавают.

Вернулся Василий на стан, молчит. А дед пригляделся, спросил:

— Чего молчишь, аль думки об чем?

Василий и рассказал…

Почесал дед бородёнку, молвил:

— Видать, приглянулась…

Василий голову опустил. Тут Нефед подошел, ворчит:

— Чего языки чешете, работать пора.

Взял Василий литовку, стал косить, а сам чувствует — вроде как наблюдает за ним кто-то. Оглянется — нет никого, лишь берёзка у стога листочками шелестит. Призадумался парень: «А ведь берёзка-то раньше с другого боку стояла».

Скоро вечер наступил. Нефед на телеге улегся, дед костерок развел, да маловато дровишек показалось. Велел Василию нарубить.

Взял он топор, пошел мимо стана, глянул на берёзку. Тут Нефед закричал с телеги:

-— Руби её на дрова! Чего рот разинул?!

Размахнулся Василий, а ударить не смог. Почувствовал, будто застонал кто-то, и сердце словно огнем опалило.

Ушёл в лес, набрал сушняка, принёс к костру.

Нефед спросил:

— Чего ж берёзку-то не рубил?

Василий ничего не ответил. Только стал замечать: как пройдет мимо той берёзки, так и почувствует — вроде вздохнет кто-то.

Отойдёт в сторону, а душой к ней тянется.

Однажды полуденное солнце шибко припекать стало. Дед на рыбалку уплелся, Василий под берёзку лег, задремал. А берёзка ветви свои к нему опустила, от солнца заслонила. И видит он — не берёзка это, а девица. Обняла его голову, по волосам гладит.

Он и воскликнул:

— Кто ж ты есть, краса ненаглядная?

Девица поглядела ласково, улыбнулась и ответила:

— Девой Луговой меня старики кличут. Жадных да злых не терплю, трудникам пособляю. А тебя увидела — сердцу мил стал. — Заглянула в глаза, спросила с лукавинкой: — Не боишься? Ведь я нежить таёжная…

Приподнялся Василий, поцеловал её в уста алые:

— Какая ж ты нежить, коли с парнем любишься. Девица взаправдешная. — Взял её руку, прижал к груди. — Скажи, к кому сватов засылать: к осени свадьбу сыграем.

А у той слезы в глазах стоят:

— Что говоришь ты, друг мой? Сила волшебная от меня уйдёт, коли женой твоей стану. — Потом помолчала и молвила: — А может, к лучшему.

Долго лежал Василий в её объятьях, на сердце ему спокойно. Вдруг вместо красавицы опять берёза встала, а над ним Нефедка кулаками потрясает, кричит:

— Разлегся, а работа стоит!

Взял парень литовку в руки, а Нефед прищурил глаза, спрашивает:

— Что за девка подле сидела? С кем миловался?

Василий плечами пожал и пошёл косить. А Нефеду не по себе: «Неужто и правда девка луговая была. Богачом через неё станет». Завидно Нефеду стало.

С тех пор подле Василия вертится, доглядывает. Да только где ему: залезет в кусты, а самого в сон клонит…

Но однажды поутру (солнце ещё не взошло) лежит Нефед на телеге и сквозь сон слышит — говорит кто-то, словно ручеёк журчит. Проснулся и видит — сидят у стога Василий с девицей, толкуют о чем-то. Хотел Нефедка вскочить, но решил доглядеть, что будет..

Скоро солнце из-за бора показалось, первым лучом в росе огнём радужным заиграло. Девица росинку с листа или с травины снимет, словно ягоду, на ладонь положит — любуется. А росинка играет светом, будто камень драгоценный.

Набрала она пригоршню таких чудо-камней, подаёт Василию:

— Сходи в город, продай купцу, деньги большие получишь.

Тот руку отстраняет:

— К таким деньгам не привыкли; трудом кормимся.

Но девица камни в карман ему высыпала:

— Бери! Матери с дедом поможешь. Они у тебя и так изроблены, да и нам на первый случай для разжитку надобно.

У Нефеда дух перехватило: «Экое богатство!» Высунул голову и глазами заморгал: вместо девицы опять берёза стоит.

Подбежал к Василию:

— Подавай камушки!

Тот плечами пожимает:

— Какие?!

— А те, что в кармане поблескивают.

Нефед сунул руку в карман и вынул… гальки простой полную горсть.

— Откуда? — спрашивает.

— На речке давеча подобрал.

— Зачем?! — не отстаёт Нефед.

— Да больно занятные.

Тому и говорить нечего. Закипел от злости, выхватил нож, давай ветки у берёзки кромсать.

Василий схватил его за руку, глядит исподлобья:

— Не смей! Зачем ножом балуешь, красоту портишь!

Нефед струхнул, залепетал:

— Ить я, Вася, маленько. На веничек, в бане попариться.

Оттолкнул его Василий, дышит часто, аж ноздри расходятся.

Нефед и припустил от него. В село вбежал, мужиков созвал, рассказал, что видел. А те только посмеиваются:

— Видать, не приглянулся ты ей, коль галькой тебя награждает.

Нефед кричит, доказывает, дескать, Василий с ведьмой спутался.

Мужики пуще смеются:

— Парень кралю завел — эко диво! Дело-то молодое, а ты не мешай, пень старый!

Нефед руками всплеснул и к попу, про ведьму сказать. Поп пьяный сидел, носом клевал. Не понял ничего, на Нефедку напустился:

— Зачем лезешь, коли знаешь, что сила нечистая!

Нефедка опешил:

— Так ведь не я, а она… такая-этакая.

— А ты её крестом да молитовкой, глядишь, и отстанет, — бормочет своё поп.

Нефед видит, что толку нет, сказал про чудо-камушки. Поп отрезвел сразу. Позвал урядника: тот мужикам приказал явиться и в тайгу на Нефедов покос отправиться.

Подкрались, засели в кустах, глядят — девица у костра с дедом кашу варят, Василий листовку оселком правит.

Нефед в кустах трясётся от злости, рядом поп с урядником.

Поп брюхо чешет, восхищается:

— А и впрямь хороша краля!

Урядник мужикам знак подал: «Приготовьсь!»

Выскочили они, Василий косу схватил:

— Не подходи!

А девица кинулась в лес, помелькало средь тёмных ёлок её белое платье и исчезло. А среди елей берёзка белая встала.

Мужики, что Василия держали, опомнились, переговариваются, дед их совестит:

— За что парня схватили?! Не вор ведь! Его дело с девкой любиться.

Ну и отпустили. А Нефед со злости с топором подбежал, рубануть хотел по берёзке, но Василий подоспел, подставил корежину. Топорище сломалось, топор отскочил и Нефеду в лоб. Тот и окочурился.

Заклубилась тут берёзка белым облачком и растаяла.

Мужики крестятся, а поп с урядником бегом из тайги. На том месте, где берёзка была, поднялась девица: волосы, словно лён, белые, глаза — цветы лазоревые.

Мужики сначала рот разинули, потом давай Василия подталкивать:

— Ну, Василий! Ну, молодец! Вот так отыскал красавицу! Как зовут-то её?

Василий на невесту глядит, оба плечами пожимают. Кто-то и сказал:

— Он — Василий, а она Василисой пусть будет.

Так и нарекли.