Чудо-компасы

Орнитологи ставят опыты

Теперь, когда мы без пяти минут испытатели природы и кое-что знаем о чудесных путешествиях птиц, рыб и разного зверья, мы можем побывать в лабораториях разных ученых.

Для начала отправимся на Куршскую косу, что протянулась от Зеленоградска до Клайпеды и отделяет Куршский залив от Балтийского моря. «Птичьим коридором» зовут орнитологи эту косу.

Здесь, на косе, в поселке Рыбачьем расположена биологическая станция, и в ней проводятся исследования, которые имеют самое прямое отношение к нашему главному вопросу.

Конечно, можно было бы побывать там и раньше, если бы не одно каверзное обстоятельство.

Ученые — народ занятой. Они охотно рассказывают о своих исследованиях и открытиях, но не всем, а лишь тем, кто понимает толк в их деле и, главное, интересуется им по-настоящему.

Ну, а если гость, вместо того чтобы слушать объяснение раскрыв рот и затаив дыхание, вначале дернет за косичку соседку, а потом начнет размахивать кепкой перед немигающими глазами совы, то у ученого пропадает желание рассказывать.

Когда же посетитель не задает глупых вопросов вроде: «Дядь, а дядь? Что будет, если пустить сюда к птицам кошку?» — а спрашивает: «Нет ли у ночных птиц эхолокаторов, как у летучих мышей?» — то взыграет тогда сердце ученого, и, расплывшись в улыбке, он тут же выложит все, что знает по этому вопросу. А на прощание пригласит приходить и приходить.

Вот мы и рискнем — примем это приглашение, тем более что мы теперь без пяти минут испытатели природы.

Замечательное место эта Куршская коса. Узкой, два-четыре километра, полосой протянулась она на сто километров. Огромные дюны, похоронившие под своей многомиллионотонной тяжестью замки тевтонских рыцарей, церкви, поселки древних обитателей косы — куршей. И прекрасный лес.

Не было и нет на земном шаре места более популярного среди пернатых путешественников, чем эта коса! Невиданное птичье передвижение идет здесь и весной и осенью. До двух миллионов птиц пролетает над Куршской косой за несколько часов в иной осенний день. Более ста тридцати видов перелетных птиц попадаются здесь.

Птицы, прилетев с нашего севера и северо-востока и из Финляндии, собираются в районе Клайпеды и направляются вдоль косы, а когда минуют ее, то разлетаются веером, каждая по своему маршруту. Птиц, окольцованных здесь, находили и у Каспия, и в Испании, и в Индии, и в Африке, и многих других местах. Многие задерживаются здесь.

Если ехать по косе в сторону Клайпеды, то, не доезжая одиннадцати километров до Рыбачьего, можно увидеть высокие, двенадцатиметровые мачты. Возвышаясь над лесом, они поддерживают рыбацкую сеть — шатер. Шатер этот гостеприимно открыт с одного конца и суживается к другому, где и переходит в рукав. Рукав кончается клеткой достаточно большой, чтобы в ней мог повернуться человек.

Несется стайка скворцов в вдохновенном полете, и не замечает она, что сверху возникла нитяная сетчатая крыша, а по бокам нитяные стенки.

Еще мгновение — и некуда лететь птицам! Мечутся они в ловушке, но назад им хода нет: путь преграждают полотнища, что свисают сверху. Можно, конечно, выбраться, если лететь посредине, где нет полотнищ, но птицы сообразить этого не могут. Рассказывают, правда, про одного скворца, который случайно нашел выход из ловушки, а потом, если видел, что его соотечественники оказывались в плену, залетал к ним в клетку и показывал выход из нее. Но то особая история…

Мечутся в панике по ловушке птицы, и тут заходит в ловушку девушка. Она кричит, машет веткой, и птицы в страхе забираются в узкий конец ловушки, в ее рукав, а через рукав — в клетку. Девушка заходит в клетку. Она ловит птиц, словно они мухи какие-то, а не славные путешественники, надевает им на ножки алюминиевые колечки с номерами, делает запись в журнале — и летите, птицы!

До шести тысяч птиц в день порой обрабатывают таким образом на Куршской косе.

Конечно, нам очень бы хотелось узнать, куда летят пернатые путешественники, и с какой скоростью, и сколько лет живут разные виды, и когда кто пролетает косу. Много интересного рассказали бы орнитологи. И о том, как в 1949 году был пойман на Украине чирок, окольцованный в 1929 году, — двадцать лет прожил он! И как однажды певчий дрозд так перепугался, когда его окольцевали, что дал деру и летел без остановки, так что уже через день оказался у французского города Лиона — полторы тысячи километров проделал он тогда!

Все это интересно… Но все-таки как же птицы находят направление?

Если вы настолько заинтересовались работой ученых, что и ученые заинтересовались вами, то вам здесь покажут, как «летают в клетках» скворцы и другие путешественники. Правда, для этого надо приехать сюда во время птичьих перелетов.

Весной и летом скворцы строят себе уютные гнездышки, высиживают птенцов, засовывают в их распахнутые желтые рты неисчислимое количество всяких букашек-таракашек, спасая этим человечество от голодной смерти, ибо не будь на свете птиц, насекомые-вредители сожрали бы все посевы и очень скоро заполнили бы весь мир своими разлагающимися телами.

Поближе к осени скворцы объединяются в стаи и улетают все дальше и дальше от домов, отрабатывая свои летные качества и умение держаться вместе и заодно обсуждая свои шумные скворчиные дела.

Ну, а когда осенью наступает время отлета, скворушки отправляются ватагами в Англию.

Ученые заметили: у многих скворцов, живущих в клетке, даже у тех, кто никогда не знал свободы, во время перелетов просыпается так называемое миграционное беспокойство — птицы, которые до этого беззаботно порхали с жердочки на жердочку, не проявляя пристрастия ни к одному направлению, теперь бьются о стенку клетки, хотя давно уже поняли никчемность этого занятия, либо сидят, тоскуя и распушив крылья, на жердочке, которая направлена именно на ту сторону, куда они летели бы, если бы не были взаперти. Остальные жердочки их в это время не интересуют.

— Ура! — воскликнули ученые. — Эту особенность можно использовать. Мы соорудим круглую клетку, в которой все стороны одинаковы, стенки мы сделаем темными, непрозрачными, чтобы скворец не видел земных ориентиров. Зато крыша будет прозрачная, из рыболовной сети. Через крышу птица будет видеть небо с его светилами.

Чтобы можно было проще следить за перемещениями птицы в клетке, ученые установили вдоль круглой стенки клетки восемь одинаковых жердочек. На жердочках установили контакты, а к контактам подсоединили счетчики.

Сядет птица на жердочку — и счетчик отметит это. А потом ученые подсчитают, сколько раз птицы садились и на какие жердочки, и определят, какое направление, какой румб предпочитает птица, когда наступает время перелетов.

Освоившись с клеткой, птица побывает на разных жердочках приблизительно одинаковое количество раз.

Но вот началась перелетная пора.

Теперь скворец почти все время проводит на жердочке, что глядит на юго-запад. Туда он полетел бы, будь он на свободе.

Клетку поворачивают то одной стороной, то другой, то третьей — скворец остается верен своему направлению.

Клетку прикрывают непрозрачной материей — скворец уже никуда не «летит», не оказывает предпочтения юго-западу.

Показывают солнце — скворец «летит».

Снова прикрывают клетку, проделывают в крыше отверстие, пускают сквозь него зеркалом зайчика в клетку. Скворец видит теперь не солнце, а всего-навсего его отражение. И оно находится не там, где ему положено быть, а под углом в 45 градусов.

Обманулся скворушка — летит не на юго-запад, а на запад.

Сместили солнце на 90 градусов — и скворушка сместил свою трассу на 90 градусов.

Выходит, скворец принимает во внимание и положение солнца и время суток. Ай да скворушка!

Когда орнитологи в первый раз обнаружили это, они решили, что опыт был нечистым.

Они придирчиво повторяли опыты. И с каждым разом все больше и больше убеждались в незаурядных астрономических способностях скворцов.

Они экспериментировали в разное время суток, так что солнце светило то с одной стороны, то с другой, то с третьей — и скворец каждый раз учитывал положение солнца и время и не менял румба полета.

Как и у всякого метода, и у этого есть свои недостатки.

Кончается перелетное время, и птицы в клетках не «летят», видимо полагая, что уж кто-кто, а они-то добрались до места.

Что в это время делать исследователям? Обрабатывать результаты? Чистить клетку да обдумывать дальнейшие опыты, которые они проводили бы, если бы птицы соблаговолили путешествовать и в другое время года?

И еще: многие птицы, попав за решетку, превращаются в вялых, не склонных к перелетам домоседов, а некоторые виды не проявляют в клетке перелетного беспокойства — поровну распределяют свое время по всем румбам.

Однако птицы ведь летают не только весной и осенью, но и в другое время года. И порой залетают они за пищей за десятки километров.

Да, конечно, ориентация по приметам пути играет при этом большую роль. Ну, а астронавигация?

Чтобы проверить это, ученые разнообразили опыты в круглой клетке. Только для этого они немного перестроили клетку, соорудив снаружи стенки на равном расстоянии друг от друга восемь одинаковых кормушек. Входы в них затянуты изнутри клетки резиновыми шторками с прорезями. Птице, сидящей в клетке, не видно, есть ли корм в кормушке или нет. Все входы одинаковы.

Скворцы быстро соображают: просовывай голову через каждую шторку и смотри, есть ли корм. Нет корма — убирай голову и переходи к другой кормушке. Там, может, больше повезет.

Каждый день, рано-рано утром — опыты эти можно проводить в любое время дня, однако всегда в один и тот же час — экспериментатор незаметно для птицы кладет корм в одну из кормушек, допустим, в ту, что направлена на восток, туда, где сейчас солнце.

На следующий день то же самое — корм в восточной, солнечной кормушке, но, чтобы скворец не заприметил кормушку по какой-нибудь незаметной для нашего глаза отметинке и по ней не стал бы узнавать кормушку, клетку каждый раз поворачивают новой стороной.

Скворушка заглядывает во все кормушки, но корм обнаруживает только в одной — той, что глядит на восток, на солнце.

Опыт повторяется и повторяется, пока, наконец, скворец не начнет с первого же раза находить восточную кормушку.

Теперь наступает время главного контрольного опыта.

Клетку переносят в новое, незнакомое скворцу место, и опыт начинают не в привычное время — утром, а, скажем, к вечеру.

Теперь солнце смотрит в клетку не с востока, а с другой стороны.

В какую кормушку просунет голову скворушка? Что он запомнил? То, что дверца с кормом направлена на солнце? В этом случае он направится туда, где оно находится в данный момент.

Или же он запомнил направление, в каком находилось оно, когда он брал корм, то есть направление на восток?

Обычно перед решающими экспериментами высказываются разные мнения. На этот раз, по сути, мнение было одно и то же.

— Какой может быть разговор? Конечно, скворец направится к кормушке, на которую указывает солнце сейчас!

— Если бы мы каждый раз вывешивали над кормушкой с пищей какой-нибудь указатель — скажем, красный флажок, то скворец, без сомнения, запомнил бы: где флажок, там и пища! Ну, а в нашем опыте таким флажком является солнце.

На своем исследовательском веку я провел немало экспериментов, и я заявляю со всей ответственностью: птица не способна определить направление на восток. Ведь для этого ей пришлось бы запомнить время утреннего эксперимента, засечь время вечернего эксперимента, выяснить, сколько прошло часов и минут между этими двумя моментами и, лишь проделав всякие вычисления и сопоставления, определить утреннее направление.

Я, будучи человеком, допустим, со средними умственными способностями и знакомый лишь с элементами высшей математики, заявляю: я бы не смог этого сделать. Впрочем, это не значит, что первый штурман океанского лайнера не способен разрешить эту задачу, если у него под руками будут специальные таблицы.

Скворушка не тратил время на рассуждения. Он тут же заглянул в восточную кормушку, словно ему всю жизнь приходилось определять по солнцу направления на страну света.

Подобные опыты проводились не один раз. И каждый раз скворцы, определившись по солнцу, выбирали направление на страну света, а не на само солнце.

Это доказывает, что в своей бродячей жизни на воле скворцы, улетая за пищей за десятки километров, все время поглядывают на солнце: а ну, покажи-ка, где мой домик!

Так скворец раскрыл один свой навигационный секрет — солнечный компас.

И спасибо тебе за это, скворушка. И мы бы с радостью выпустили тебя за это на волю, но, увы, слишком наивен и неприспособлен к дикой жизни ты, так что ты погибнешь в первый же день свободы. Ты уж извини, скворушка, но свободы мы тебе не дадим. Но мы действовали во имя науки, а не чтобы хвастать твоими достижениями перед приятелями.

Птицы дали исследователям два хороших метода: «полет в клетке» в далекие страны и «полет в клетке» за пищей.

Этот второй метод позволяет исследовать способности к астронавигации самых разных птиц. И не только в перелетное время, но круглый год.

Он может дать ответы и на многие другие вопросы.

Смогут ли птицы-домоседы находить кормушку, определяясь по солнцу?

Будут ли они находить кормушку и в пасмурный день?

А если видна лишь часть неба?

А если солнце заменить электрической лампочкой?

Найдет ли птица направление на дом, если ее воспитывать в клетке в одном месте, а потом перенести за сотни километров и там проделать контрольный опыт?

Кстати, в подобной клетке с кормушками нетрудно проводить опыты с разными мелкими зверушками.

И тут возникает новая большая загадка. Допустим, птицы днем летят по солнцу. Но как же находят путь ночные путешественники, которых большинство? На небе нет главного ориентира — солнца. Земных ориентиров не видно, разве что иногда проплывут огни большого города, но огни над городами возникли считанные десятилетия тому назад, а птицы летают ночью тысячи лет.

Есть, правда, луна. Но ведь луна бывает не всегда, а птицы летят и тогда, когда ее нет.

Есть звезды. Но как разобраться в их путанице? Человек и тот не сразу разберется в созвездиях. Неужели какая-нибудь пичуга знает звездное небо лучше человека?

В темноте не так-то просто держать строй и лететь тесной стаей. Ночью каждая птица летит отдельно и решает свои навигационные задачи на свой страх и риск.

Вот если бы можно было снять с неба Полярную звезду и несколько главных созвездий, а потом посмотреть, не потеряют ли ночные путешественники направление без нее и других главных ориентиров?

Ученые думали, думали и придумали.

— Ура! — сказали они. — Мы знаем, как убирать с неба звезды и созвездия. Это проще простого.

Способ этот подсказала большая любительница передразнивать других птиц, маленькая, серенькая, очень покладистая и веселая птичка — славка-завирушка.

Вьет славка-завирушка гнездышко на кустах, а если попадает в неволю, то не очень-то расстраивается по этому поводу, а быстро заводит дружбу с человеком. В общем-то, он не так страшен, как всякие там коршуны, совы, кошки.

Питается завирушка червячками, паучками, жучками, ягодами, выкармливает своих, а порой и кукушечьих птенцов и, конечно, ни о какой астрономии не помышляет, хотя по своему знанию звездного неба могла бы занять почетное место среди штурманов и астрономов.

Осенью, как и положено, славка улетает в Африку на зимовку. Летит в одиночестве и ночью.

На курс ложится сразу же. Поэтому-то с ней хорошо проводить опыты в круглой клетке.

Славка, привыкнув к неволе, беззаботно порхает с жердочки на жердочку, не проявляя особого интереса ни к одному из направлений.

Но вот наступает время отлета в жаркие страны. Теперь славка бьется о прутья клетки или сидит, трепеща крылышками у той стороны, куда ей надо бы лететь.

Немецкие славки — а опыты проводились в немецком городе Бремене — всегда летят в Африку через Балканский полуостров. Вот наша славка и располагается у «балканской» стороны — той стороны, что глядит на юго-восток.

Исследователи повернули клетку — славка опять нашла свою сторону и снова расправила крылышки: «Видите, я готова! И уберите, пожалуйста, эту глупую решетку. Мне же предстоит длинное путешествие. И как вам не стыдно!»

И хотя ученым было очень стыдно держать милую славку взаперти, они продолжали опыт и даже усложнили его — во имя науки биологам часто приходится быть жестокими, и тут ничего не поделаешь.

Они передвинули планетарное небо так, что теперь в стороне настоящего Балканского полуострова лежала планетарная «Норвегия».

Куда теперь полетит славка-завирушка? Поверит ли она искусственным звездам, направится ли она в сторону планетарных «Балкан»? Если да, то, значит, она руководствуется в своих полетах звездами. Если же она останется верной истинному направлению, то ей ничего не говорят звезды и она подчиняется указаниям каких-то неизвестных нам компасов.

Славка поддалась обману. Она сместила свой полет и направилась в сторону, подсказанную «небом» планетария.

А это еще одно доказательство, что славки ориентируются в своих дальних полетах по звездам.

Моряки и летчики, находясь в Северном полушарии, определяются по Полярной звезде, ну, а славки и прочая птичья братия?

В планетарии нетрудно убрать любую звезду, любое созвездие.

Ученые тушили то Полярную звезду, то Млечный Путь, то разные планеты и созвездия. Птицы продолжали лететь как ни в чем не бывало, даже если на небе оставалось совсем немного светил. Видимо, природа учла, что облака часто закрывают разные части неба, и научила пернатых путешественников находить путь даже тогда, когда виден лишь кусочек неба.

Только один раз славка пришла в замешательство — это тогда, когда ей показали осенью весеннее небо.

Внутренний календарь говорил ей: «Сейчас осень. Пора лететь в теплые страны, а то захватят холода». Небо же утверждало: «Не осень сейчас, а весна. Посмотри на звезды. Они так располагаются только весной, когда пора лететь на север. Вот и лети на север, птица! Нечего тебе баклуши бить. Детей надо выводить в холодных странах».

Славка долго металась по клетке, а потом, не зная, что делать, потеряла всякий интерес к полетам.

Однажды осенью славку — все в лаборатории ласково звали ее «Джонни» — «завезли» из Бремена, где проводились опыты в «Казахстан», показав Джонни небо, которое бывает в этот день и час над озером Балхаш.

Ни Джонни, ни его предки в Казахстане никогда не бывали. Джонни вообще не путешествовал, прожив всю свою жизнь в клетке.

Увидев, что над ним простирается небо, где звезды и планеты расположены не так, как полагается для бременского неба для этого дня и часа, Джонни страшно разволновался. Он смотрел на искусственное небо и никак не мог понять: «Что же это такое получается? Вроде никуда не летал, а над головой незнакомые созвездия? Куда податься теперь?»

Джонни колебался недолго. Он «полетел» на запад, в Европу, под привычное «бременское» небо. Оттуда он уж как-нибудь найдет дорогу.

Он добрался до «Вены», то есть дождался того момента, когда над ним появились созвездия, которые должны быть в этот день и час над австрийской столицей Веной.

Увидев знакомое по полетам предков сочетание звезд, Джонни отправился по обычному маршруту славок.

Выходит, Джонни большой мастер находить дорогу по привычному маршруту (ориентация), и способен также добираться до цели, оказавшись вдали от маршрутов его вида (навигация). Ай да Джонни!

Однако хочется проверить, получаются ли подобные результаты, и не только в лабораторных условиях, но и в естественных, не только под небом планетария, а и под обычным.

Ученые поймали на Куршской косе птицу чечевицу и посадили в клетку. Когда началось время перелетов, чечевица стала биться в юго-восточном направлении. Все местные чечевицы летят на зиму в юго-восточном направлении. Выходит, чечевица годится для опытов!

Птицу завезли на самолете за тридевять земель, в Хабаровск, и там поместили в круглую клетку.

Полетит ли чечевица на юго-восток, как у себя на родине? Или поймет, что в этот день и час звезды здесь, в Хабаровске, расположены совсем не так, как сейчас над родной Куршской косой, и что отсюда в Индию можно добраться, летя на юго-запад?

И чечевица выбрала правильное направление: она полетела на юго-запад, доказав этим, что чечевицы способны добираться до цели, даже если оказываются за тысячи километров от привычных путей-дорог.

Но так обстоит дело в клетке. А на свободе?

Помните, американцы завезли альбатросов подальше от острова Мидуэй? И альбатросы нашли тогда дорогу домой и с Гавайских островов, и из штата Вашингтон, и с Маршалловых островов, и от берегов Японии.

Но альбатросы вечные странники, и не исключено, что они уже бывали в тех местах, куда их завозили. Не лучше ли взять для опытов путешественников менее знаменитых, чьи маршруты хорошо изучены, и отправить их туда, где они заведомо не бывали.

Шумны и крикливы птичьи гнездовья на северных скалах — недаром их «птичьими базарами» зовут. И, может, не получили бы они этого названия, если бы не горластое племя олушей.

В обычное время покладисты и мирны олуши. Но едва наступает время строить гнезда, то нет на птичьем гнездовье птицы говорливее, крикливее, драчливее олуши.

Принесет чайка длинную водоросль, положит ее около гнезда, а сама отвернется, чтобы поправить перо. Глядь — а водоросли нет! Исчезла водоросль! Рядом же соседка олуша уже приспосабливает ее к своему гнезду. А попробуй запротестуй — такой гвалт поднимет да еще и супруга на помощь позовет. Тут уж без драки не обойтись.

Многие не одобряют подобное поведение олушей.

Летают олуши вдоль берегов и зорко всматриваются в воду. А как увидят подходящую рыбину, то прямо с лёта пикируют клювом вниз. Тут уж никакой рыбине не удрать.

Глубоко ныряют олуши — не раз находили их в рыбацких сетях, раскинутых на глубине в двадцать или даже тридцать метров.

А один раз все смотрели и удивлялись: ходит по гнездовью олуша, а у самой на носу надета другая птица — чистик. Как? Почему? Или мода теперь пошла такая? А все объяснялось просто. Олуша нырнула с высоты да промахнулась, налетела на чистика и пронзила его клювом, а снять не смогла.

Орнитологи взяли парочку олушей, живущих на английском побережье, и завезли их на самолете за пять с половиной тысяч километров в североамериканский город Бостон и, окольцевав, выпустили. Ни олуша, ни ее предки никогда не бывали в Северной Америке.

Через двенадцать с половиной суток вернулась одна олуша (вторая, очевидно, погибла в пути), перегнав письмо, отправленное по почте, в котором сообщалось об ее отлете.

Маленькую птичку вертишейку как-то окольцевали в ботаническом саду в Берлине и завезли в Салоники за 1600 километров. Через десять дней вертишейка вернулась домой. И она тоже летела незнакомым маршрутом.

Чтобы исключить всякую возможность подсматривания, ученые перевозили птиц в темных ящиках.

Так как существует предположение, что великие путешественники способны ощущать и запоминать все повороты пути и не видя ориентиров, то их крутили в дороге на патефонных пластинках, иногда усыпляли. И они все-таки добирались до цели.

Видимо, не только славки способны в своих странствиях ориентироваться по небесным светилам, иными словами, способны к астронавигации.

Но ведь в этом случае они должны знать, как располагаются светила в данный день и час в любой точке неба.

Летит себе крачка на юг. Утром солнце встает с левого крыла, вечером заходит с правого, и с каждым днем солнечная дуга поднимается все выше и выше. Наконец дуга проходит прямо над головой — это крачка пересекает линию экватора. И тут начинается неразбериха, в которой и ваш друг капитан, оставивший вас в шлюпке посреди океана, пожалуй, не сразу нашел бы концы.

Вместо неподвижной Полярной звезды, по которой определяются моряки в Северном полушарии, появился Южный Крест. Исчезли знакомые созвездия, обнаружились новые. Раньше солнечная дуга с каждым днем поднималась, а теперь спускается все ниже и ниже. И солнце идет не по ходу часовой стрелки, как в Северном полушарии, а наоборот. И еще: раньше становилось все теплее и теплее, а теперь чем дальше на юг, тем холоднее и холоднее.

Остановись, крачка! Не заблудилась ли ты? Не повернула ли ненароком вместо юга на север? Ты бы лучше уж полетела обратно. И тогда опять будет становиться теплее. И солнце будет описывать привычную дугу. И ущерб на луне будет с привычной стороны. Одумайся, крачка!

Однако крачка не собирается поворачивать. И правильно делает, что не поворачивает. К чему ей оказываться снова в северных широтах?

Каким-то непонятным чудом крачки — и множество других перелетных птиц и насекомых — при полетах учитывают, что стоит перебраться через экватор, и небо станет другим.

Если бы, скажем, альбатрос или другой пернатый путник рассуждал бы по-человечьи, при этом не потеряв своей удивительной птичьей способности находить дорогу по небесным светилам, полагаясь на чутье, то он, оказавшись в далеких странах, взглянув на небо, проворчал бы сердито: «Тут что-то не то! Солнце не там, где ему надлежит быть! Не иначе, эти окаянные завезли меня неизвестно куда».

Место, куда завезли его эти окаянные, и направление, по которому надо возвращаться, альбатрос определял бы так: «Гм… В этот день и час солнце должно находиться в моих краях вон там, а оно вот здесь. Видно, надо лететь так, чтобы оно снова ходило по своей дуге». Скорее всего, для птицы нолевая широта и нолевая долгота проходят прямо через ее гнездо, и птице достаточно проследить за движением солнца несколько секунд, чтобы «вычислить» солнечную дугу и определить, в какой точке неба солнце будет в полдень. Затем, сравнивая высоту солнца над горизонтом в данной местности с высотой солнца у своего дома, птица находит направление домой.

Однако астронавигация возможна только в том случае, если у путешественника есть безупречное чувство времени, или, как говорят ученые, биологические часы.