Чудовищ не бывает

Алиса, 2004

Он стоит на пороге и спрашивает: «Ну что, поехали?» Она убирает руки с клавиш.

«Какая ты нарядная».

Она смотрит на свои туфельки. Внизу, там, где у фортепиано педали, темно, но туфельки блестят. Она кладет руки на колени, на платье. Оно в белую клеточку.

Звук словно остается у нее внутри, ширится и растет. Отца весь день не было дома. Она уж думала, что он позабыл.

Она бежит следом за ним. Лодка лежит на берегу.

До островов отсюда далеко.

«Ты идешь?»

Она поднимается, в руке у нее камешек. Он похож на кристалл, но сухой и шершавый. И даже поблескивает. Она вытягивает руку, хочет дать ему камешек, но он этого не замечает. Он придерживает лодку, ждет, когда она заберется внутрь. На носу, на скамейке, стоит ящичек с инструментами.

«Зачем ты его взял с собой?»

«Никогда не знаешь, что может пригодиться».

Она сидит на корме. Он гребет, налегает на весла. Руки у него загорелые, почти черные, рукава рубашки закатаны. Темные волосы падают на лицо. Ветер порывистый и дует будто бы со всех сторон. Возможно, и шторм поднимется. Когда она проснулась, было тихо. Зато сейчас не холодно. Вода брызжет на ее голые коленки, на руки. Обернувшись, она видит, как берег исчезает, расплывается. Залив, поблескивающее между деревьями море, дом, лес, обрыв, острые черные скалы.

Она опускает руку. Мелькнув в темной воде, камешек исчезает.

Он все время молчит. Так бывает, когда он играет — до него словно не добраться, и если она пытается, он сердится и закрывает крышку пианино, не хлопает, но все равно слышно.

Время от времени он перестает грести и отдыхает, весла зависают над водой, с них падают капли. Иногда он показывает на что-нибудь. «Видишь, вон там? Цапля, она как будто в воздухе зависла. А птенцов видишь? Это самка гоголя. Мы ее спугнули». Разбрызгивая воду, птицы устремляются к берегу.

Он сидит на веслах и ничего не говорит.

«А мы взяли что-нибудь перекусить? Или ты забыл?»

Он молча налегает на весла.

«Я пить хочу».

Он не отвечает, и больше она не спрашивает. Она лежит на животе, опустив руку в воду. Закрывает глаза. Ветер треплет ей волосы, косички липнут к щекам. Уключины мерно поскрипывают. Она играет пальцами на ветру. Играет «Смелого наездника». Играет все знакомые пьесы, кроме самых первых, простеньких. Простому в этом мире места нет, лучше, когда сложно, когда в конце концов все получается — так лучше всего, тогда ее пальцы начинают слушаться. Именно этого ей и надо.

Лодка ударяется обо что-то, и девочка слышит, как он встает. Лодка качается. Красные скалы. Она берет его за руку, он поднимает девочку и переносит на берег. Там уже стоит ящичек с инструментами. Синяя веревка, того же цвета, что и на носу лодки, он должен привязать лодку, и лишь потом можно идти.

Маяк на фоне ярко-голубого неба. Белый, чистенький. Там, наверху, что-то мигает. В одном окне. Отец скачет по скалам, перепрыгивает расселины. Останавливается возле двери. Дверь перекосило: она сорвана с петель. Доски сломаны. Она слышит позади его шаги.

«Жаль, что мамы с нами нет».

«Ты же знаешь, что она с нами не поехала бы. Знаешь же, ей хорошо там, где она сейчас».