Чужак. Сапсан и нетопырь

— Часть 5

Расположившись на открытой веранде приморского духана, Дар с удовольствием потягивал из кружки охлажденное терпкое вино и разглядывал жизнь горожан. В отличие от многих "свободных" стран на Земле, здесь, по крайней мере, не было заметно крайней нищеты, а самодовольная роскошь не лезла нагло напоказ. Люди умели трудиться, но не через силу, не на износ, умели и отдыхать. Девушки в свободных, часто полупрозрачных одеждах весело болтали с юношами. Стайка загорелых обнаженных ребятишек в возрасте где-то от пяти и до двенадцати лет резвилась в фонтане на площади, ничуть не смущаясь своей наготы. Дар подумал, что отсутствие в здешней религии свойственного "мировым религиям" лицемерного ханжества сильно способствовало улучшению местной морали. Да и правители тут не стремились самовольно провозглашать себя наместниками богов на земле — вполне реальные боги этого мира за такую наглость могли чувствительно наказать…

До чего приятное ощущение — не надо ни от кого бежать, таиться, скрывать и обманывать… Дар неожиданно почувствовал себя дома. А события последних декад мелькали яркими картинками в памяти, не устававшей их прокручивать…

Путь от места встречи с караваном и до первого крупного города Империи — Тарка, в котором он сейчас отдыхал, занял более трех декад. После первой естественной настороженности, их приняли почти с восторгом, когда поняли, что бегство самалитов с их шаманом — заслуга неожиданно появившихся путешественников. Разумеется, наибольшие почести выпали Элеане и Квинту, "своим". Дар нисколько этому не огорчался — он был только рад, что его персона не привлекла излишнего внимания. Разумеется, караван двинулся в путь не сразу — верховые разведчики прочесали окрестности и убедились, что самалиты действительно ушли. Затем старшина каравана отвел им места в фургонах и караван, снова вытянувшись в цепочку, тронулся в путь. Еще путешественникам подобрали одежду — взамен рванья и обносков самалитов, которые они носили до того. Вымотавшаяся сверх всякого предела, Элеана тут же свалилась в отведенном ей фургоне. Маг и его помощник-лекарь, сами выглядевшие неважно — последний удар шамана был тяжел, навестили ее, и сказали, что восстановление здоровья требует только отдыха. А после свалился и Дар — его травмы остались недолеченными, расставаться с шеддовским обликом он явно поспешил. А в человеческом теле всё заживало медленнее. Провалялся он почти столько же, сколько и волшебница — с декаду. Один только Квинт остался на ногах и, навещая друзей по очереди, рассказывал им новости.

Караванный маг обиделся было на Дара, когда тот категорически отказался от любой врачебной помощи. Но выхода не было — Дар не испытывал уверенности, что амулет Хора закроет его при тщательном магическом обследовании. Самолечение у него получалось все лучше, управление магией — всё надежнее (хотя он внешне этого старался не показывать, раз благодаря защитному амулету Хора его долю не воспринимали). Поэтому он решительно предпочитал обходиться своими силами.

Квинт и Элеана потратили немало труда, чтобы убедить мэтра Проспера не обращать внимания на суеверия и чудачества дикаря-горца. Помощник мага, Деций, казался проницательнее, но если что-то и думал, то держал при себе. Он дал Дару несколько общеукрепляющих снадобий и тоже оставил в покое. Кстати, это именно он пустил, напоследок, едва придя в себя после удара шамана, огненную волну, которая оказалась последней соломинкой, вызвавшей бегство степняков. Этот огонь не причинил им реального вреда, но связываться без своего шамана с магами каравана они не рискнули.

Потом Дар поправился, и был очень рад, что маги перестали обращать на него внимание.

Караванщики легко отделались. Кроме нескольких легко контуженных первым общим магическим ударом, в караване больше не было пострадавших. Самалиты, ожидая результатов магического поединка, не нападали, и раненых обычным оружием не было вообще. Дар улучил момент, когда вокруг не было посторонних ушей, и прояснил несколько вопросов с Элеаной. Она рассказала, что с магией подчинения она никогда раньше не встречалась, хотя знала, что такая бывает. Собственно, это даже Квинт знал. Но принадлежала эта магия к особо сложным разделам черной магии и требовала точной настройки на конкретного человека, отчего применялась чрезвычайно редко. А в боевых условиях — никогда. Оттого атака магической паутины оказалась для волшебницы полнейшей неожиданностью. А всё, что было после, она помнит урывками, как в наркотическом трансе. Вплоть до той минуты, когда она пришла в себя на руках у Квинта.

Квинт с Элеаной долго извинялись перед Даром за то, что не опровергли приписанную им честь победы над шаманом, которая была всецело его. Но Дар полностью одобрил их версию — Элеана, якобы, заняла шамана магическим поединком, который тому пришлось вести на два фронта — против каравана и нее, а Дар и Квинт подкрались и атаковали его обычным оружием. Шаман струсил и бежал через портал, а самалиты, в свою очередь, бежали, оставшись без шамана — только эта, последняя часть истории полностью соответствовала истине. Посох троглодитского шамана, редкостное оружие Квинта — адамантитовая сабля с магическим артефактом, и плачевное состояние героев и придавали их истории дополнительную убедительность…

Естественные вопросы о причинах их появления в степи, Квинт объяснил еще короче и туманнее, ни словом не упомянув про Безымянный Замок — особая государственная служба. Все подробности он может доложить только должностным лицам Империи. Точка.

Рассказывать истинные подробности собственных подвигов кому-либо, кроме друзей, Дара не тянуло совершенно. Тем более, что в них было несколько моментов, которые он сам очень плохо понимал. Например, его ментальная схватка с шаманом, после которой он больше не ощущал в себе шедда. Но при этом он точно знал, что шеддовская часть личности у него никуда не делась. Собственно, всё время своего декадного отдыха, когда он не спал и не был сосредоточен на исправлении в организме чего-либо всё еще болевшего, он пытался разобраться в себе самом. Он, конечно, ощущал себя Денисом Реневым. Личность — это память, а он помнил все подробности своей прежней жизни. Но помнил уже как-то отстраненно — как нечто не столько пережитое, сколько усвоенное… Навыки магии, сила, реакция, регенерация — это от шедда, сомнений нет. И от него, возможно, некоторая жестокая холодность, равнодушие к смерти жертв… но тут Дар сомневался, от шедда ли — он и сам идеи "христианского прощения" врагам никогда не принимал, да и покойный Лакс, навряд ли. Если враг не сдается, его уничтожают — так, и только так! А вот некоторые боевые навыки — бой цепью, например — это откуда? От легионера Лакса? Но Квинт уверял, что ничего такого он за Лаксом не замечал, правда, он и знал-то Лакса всего лишь по караулу — тот был не из его непосредственных подчиненных. Дара теперь мучил чисто философский вопрос — кто же он сам такой? Хоть ищи шамана, который невольно поспособствовал его слиянию с шеддой, и задавай вопросы ему…

Кстати, что это был за шаман, сперва знал один Дар, и когда он случайно назвал его кличку — Желтый Шаман, Элеана чуть не упала, а Квинт вылил на себя кружку с заваркой кипрея… Изумленный Дар узнал, наконец, с кем они встретились — именем Желтого Шамана пугали детей на всех берегах Моря Жизни. Самалитский адепт Отступников, шестисотлетний некромант был известен куда шире Хакеса, хотя и значительно уступал ему в силе и опыте. Просто Хакес, верный своей манере, держался в тени, а Желтый Шаман неоднократно участвовал в войнах самалитов с Империей и Когуром, его мощь и невероятная жестокость вошла в легенды. То, что Дар остался в живых и обратил подобного противника в бегство, казалось совершенно невероятным!

— Теперь я кое-что понимаю, — протянула Элеана, когда друзья, наконец, пришли в себя. — О связи Хакеса и Желтого Шамана давно ходили слухи. И он вполне мог поручить… о, какая же я дура безголовая!!! Меня убить мало за дурость! Ведь я оставила там, в замке, обрывки платья, а по ним сильный маг без труда мог настроить и поиск, и подчинение! Я же закрыта только от самого Хакеса. Эта была Большая Охота за мной — магическая облава! Караван просто случайно попался им на дороге, и самалиты решили совместить два дела — охоту на человека и грабеж. А я, как лама тупая, лезла прямо в ловушку, и вас втянула — вы же чуть не погибли оба из-за меня, по моей глупости! Не знаю, простите ли вы меня когда-нибудь…

Убедить расстроенную волшебницу в том, что ее и не думают винить ни в чем, оказалось непросто. В конце концов, оставив Квинта окончательно утешать девушку, Дар спрыгнул с повозки, в которой они проводили это совещание пошел размыть ноги — караван стоял на вечернем привале.

Их дромедары мирно паслись рядом с повозками. Эти дромедары были в караване единственными — у остальных всадников были двугорбые бактрианы, более массивные выносливые, но менее быстрые. Они тоже несколько отличались от земных, и были более приспособлены для верховой езды, чем те, но в целом — ничего особенного. Косматые, заносчивые, готовые оплевать не понравившегося прохожего…

Удивили Дара в караване, пожалуй, только "волы" — огромные, в человеческий рост в холке, заросшие густой свалявшейся шерстью быки, с ветвистыми как у лосей рогами. Таких, насколько он помнил, на Земле не встречалось. Укрощенные особой магией, волы были безопасны даже для ребенка, но обладали огромной силой и выносливостью — идеальная тягловая сила, если спешить особо некуда. Они могли брести безостановочно от рассвета до заката, примерно со скоростью пешехода, почти не нуждались в воде, а траву жевали прямо на ходу.

Дар присел к костру из сухой травы, вокруг которого отдыхали охранники и караванщики. Ему охотно уступили место.

Обычно на все расспросы Дар отделывался короткими и не очень внятными ответами, и его скоро оставили в покое — ну чего взять с туповатого горца из неведомой глуши! Интерес к Дару проснулся вновь после того, как они с Квинтом изъявили желание присоединиться к охране. К Квинту вопросов не было — разве что знатоки завистливо цокали языком, поглядывая на его саблю. Для Дара устроили испытание. Дар попросил стреломет (свой он утратил в бою с шаманом — какой-то из метавшихся в страхе верблюдов его растоптал) и показал свое умение в стрельбе, а вот с холодным оружием вышла заминка. Дар честно сказал, что фехтовать не умеет, а его оружие — цепь. Это вызвало некоторое недоумение, но потом начальник охраны — отставной княжеский дружинник Щек Бортник, хлопнул себя по лбу и сказал: "Сейчас!" Он порылся в фургоне со снаряжением и вытащил моргенштерн — здоровенный шипастый металлический шар, на цепочке в локоть длиной, с крепкой резной рукоятью. Цепочка сначала показалась Дару несерьезной, но рассмотрев ее повнимательнее, он понял, что крепостью она будет почище его прежней кандальной цепи из замка. Дар на пробу покрутил кистенем в воздухе — ближайшие соседи пригнулись — и оружие одобрил. А его умение им владеть одобрили уже охранники, после того, как Дар в пробном поединке, играючи обезоружил противника, захлестнув его клинок цепью моргенштерна. Конечно, среди охранников были мастера, которых он не смог бы победить так легко, особенно — после демонстрации своего стиля боя. Но рукопашный бой иным оружием, чем секирами, саблями или рапирами, был для имперских воинов непривычен. Хотя на привале многие вспоминали разнообразные истории про бои редким оружием — глевами, клевцами, двуручниками и тому подобное. Дар посмеивался — его кистень имел преимущество уже в том, что когда у противника над головой свистит эдакое чудище, приемы фехтования часто вылетают из головы. Дар упорно именовал моргенштерн кистенем, а интересующимся объявил, что это — такое горское слово…

Две декады путешествия по степи пролетели вообще без происшествий. Элеана проводила основное время с магами — мэтр Проспер, как оказалось, отлично знал Элеаниного дядю, у которого делал диплом в Академии. Элеана сама готовилась к поступлению в Академию перед всеми событиями с ее похищением, так что они с Проспером болтали часами, вызывая в Квинте некоторую мрачную задумчивость. Квинт с Даром занимались обычной для охраны патрульной службой, как правило — в паре. Они быстро перезнакомились со всеми другими охранниками, а после — с остальными караванщиками. Большинство из них были людьми простыми и бесхитростными. Дар повесил им на уши немного лапши, про "обычаи горцев", позаимствовав подробности из романов и фильмов про средневековых шотландцев. И они его иначе чем "наш горец" не именовали.

Караванщики охотно выкладывали о себе разные сведения на привалах, что служило для Дара бесценной информацией о повседневной жизни мира, в котором ему теперь предстояло жить. Ну и, разумеется, у вечерних костров "травились" бесчисленные истории, вперемежку с байками, в духе "Тысяче и одной ночи"… Дар слушал рассказы очевидцев про вторжения иношных тварей из-за Больших гор, про сражения с самалитами и мерканскими пиратами, слухи про жуткие обряды жрецов богов-Отступников (рассказываемые с фантастическими подробностями, поскольку рассказчики сами в магии были ни бум-бум…). Рассказывали еще полу-легенды, полу-были про таинственные горные монастыри, в которых можно найти рукописи и артефакты, созданные еще до Разлома, про жрецов-друидов, хранителей двенадцати древ Жизни, держателей Полога Богов. Несколько раз упоминали странный орден рыцарей-монахов "фалантеров". Их резиденция в Больших горах была уничтожена много веков назад нашествием иношных тварей насланных магией жрецов Отступников — весьма сильных и многочисленных в ту эпоху. В то же время, многие сходились на мнении, что "фалантеры" вновь появились и ведут свою деятельность в Мерке и Самале — выкупают рабов, в первую очередь — детей. Про самих "фалантеров" никто почти ничего внятного сказать не мог. Сходились только на том, что это люди очень сильные духом и безупречно справедливые. Говорили еще, что живут они общиной, где всё имущество — совместное. Дару эти люди, если они существуют вправду, а не только в легендах, понравились сразу и безоговорочно — настоящие коммунары этого мира.

Вспоминали и ушедших богов, повелителя морских чудовищ Моря Смерти — Крия, бога смертельной Пустыни Призраков — Япета. Заброшенные храмы Япета очень привлекали искателей приключений, но вот только из пустыни мало кто возвращался, а половина вернувшихся была безнадежно повреждена умом… Почти все были уверены, что призраков, от которых пустыня получила название, Япет же и насылал — чтобы жадные и наглые людишки не тревожили его уединения. По той же причине, воды Моря Смерти патрулировали жуткие морские чудовища, оберегавшие покой своего повелителя, бога Крия. Кто-то еще уверял, что в Море Смерти живут разумные люди-рыбы, которые торгуют с Оркейским княжеством — единственным поселением людей на островах Моря Смерти. Но это уже считали полнейшими сказками, да сами рассказчики в такие истории не слишком верили.

Из общей массы словоохотливых и открытых нараспашку спутников, выбивались только двое — лекарь Деций и старшина каравана Хигс. Первый охотно поддерживал разговоры, но практически никогда не распространялся о себе, и Дар заподозрил, что у него, как и у самого Дара, есть, что прятать от других. Второй всегда держался особняком, и в посторонние разговоры с подчиненными не вступал. Зато он пару раз оказывался неподалеку, когда Дар разговаривал с Квинтом и Элеаной, и несколько выходил из своего образа "дикаря". И Дар затем ловил на себе внимательные взгляды Хигса.

Единственное, что поначалу вызвало некоторое недоумение у караванщиков — это явно дружеские отношения между "дикарем" и имперскими патрициями. Но ситуацию исчерпывающе объяснил Квинт, назвав Дара своим побратимом. Боевое братство в Раменье было известным и почетным обычаем, и нередко объединяло княжича с простым дружинником или хуторянином. Так что когда в одном из разговоров на эту тему Квинт просто заметил: "Когда мою спину прикрывает Дар, я могу быть спокоен", то их дружеская близость перестала вызывать какие-либо вопросы.

Дар, полностью выздоровевший физически и всё еще находившийся в существенном разладе с собой, по-настоящему наслаждался ежедневной рутиной караванной жизни. Он радовался тому, что решения теперь принимает не он, что можно просто добросовестно выполнять чужие приказания. Всю дорогу — от замка, до встречи с караваном, он ощущал личную ответственность за жизнь своих товарищей, а это было нелегкой ношей. За себя он почему-то не боялся, даже во время поединка с Желтым Шаманом — тогда от него требовалось напрячь все силы, а заботиться еще о чем-либо не оставалось времени. В любом случае, он не видел себя предметом интереса для Хакеса, которого начал всерьез побаиваться — это пришло, наконец, вместе с пониманием о действительной силе этого чудовища, для которого едва не угробивший Дара шаман был не более чем мальчишкой на побегушках… А если Хакесу его персона не интересна, то можно хоть немного перевести дух и расслабиться!

Однажды, между делом Квинт заметил:

— Ты, наверное, тоскуешь по своему родному миру…

Это предположение сначала удивило Дар, а после заставило задуматься. Ни малейших признаков ностальгии он не испытывал. Задавшись вопросом: "Почему так", он очень быстро дал сам себе ответ — потому, что свой родной мир он действительно недолюбливал. Не то, чтобы он желал ему плохого, просто напросто его мир, по впечатлениям Дара, был тяжко болен чем-то вроде ожирения мозгов. А подобный недуг сочувствия не вызывает…

А к миру Лакаана Дар ощущал живейшую симпатию. Здесь ему было интересно. Здесь у него были друзья и враги, важные дела, знания, которыми предстояло овладеть. Да, этот мир тоже имел множество проблем, но жизнь в нем была не только более простой и понятной, она была куда более достойна человека, чем жизнь опутанного долгами, оболваненного рекламой обывателя его покинутой родины… Если бы ему сейчас неожиданно предложили вернуться назад, он бы категорически отказался!

Через пару дней тренировок с кистенем, Дар решил потренироваться и в фехтовании, рассудив, что в мире, где широко применяют холодное оружие, быть в этом деле невеждой глупо и опасно. Теперь он занимался и с саблей ежедневно, чаще всего с Квинтом, но иногда — с кем-либо из охранников. К концу путешествия с караваном он, не став, разумеется, мастером клинка, мог уже сносно постоять за себя в поединке. В основном, правда, за счет сверхчеловеческой быстроты реакции, а не искусства… А еще командир Щек Бортник дал ему также несколько уроков рукопашной борьбы без оружия — эдакого лакаанского самбо, пополам с карате. А может и не самбо, и не каратэ — это было только впечатление самого Дара, в прежней жизни он ни малейшей практики, ни в первом, ни во втором не имел.

Через две декады они вышли к населенным местам. Впереди замаячили стены и башни, и караван втянулся в небольшой город (или большой форт), с непритязательным наименованием Броды, стоящий на берегу полноводной реки Итили. Тут для Дара снова было много нового и непривычного — деревянные рубленые дома, лавки ремесленников, трактиры, они же, как правило, гостиницы… А вот река, которая возле города растеклась на пол-лиги в ширину, а далее, как заметил Квинт, становилась еще шире, рощи по берегам, приусадебные огороды, возделанные поля — всё это, напротив, показалось знакомым и почти родным…

Это было Раменье. Край земледельцев и охотников, исстари поставлявший империи лучших воинов, первый заслон на пути Степи и иношных порождений Мертвых Земель. Родина красивых, сильных, гордых людей, считавших своим покровителем бога Хора. На север от реки, отмечавшей естественную границу со степью, начинались леса, в которых растворялись немногочисленные города-крепости и хутора. Только несколько крупных дорог, проложенных имперскими инженерами, соединяли ближайшие имперские земли со столицами полунезависимых княжеств. Основными же транспортными артериями здесь служили проселки и реки. Благо, климат Лакаана был теплым и ровным, реки не замерзали круглый год, а грунтовые дороги становились малопроходимыми только после сильных дождей.

В нескольких тысячах лиг севернее, леса редели, а Большие горы начинали рассыпаться многочисленными невысокими грядами. Там были копи, намного уступавшие Имперским, но тоже дававшие немалый прибыток. Северные княжества находились уже под двойным божественным покровительством — Хора и Кнума, бога ремесел. Места эти были населены реже и жизнь там была более мирной — степняки и монстры туда не добирались, мерканские пираты — тоже, держать сильные дружины не требовалось. А еще севернее шло царство снегов — Арктания. Где-то в восточных отрогах Больших гор, недалеко от границ Арктании, находилась полулегендарная земля горцев, откуда, якобы, был родом Дар.

Три дня ушли на отдых и перегрузку каравана на большие плоскодонные барки. Фургоны грузили прямо на палубы, животных — в трюмы. Портовые краны были явно с каким-то техномагическим приводом, поскольку без усилий переносили по воздуху фургон целиком. Занимались погрузкой, в основном, местные, так что караванщики получили увольнение. Обедали они теперь в трактире возле пристани — большом двухэтажном деревянном здании. Первый его этаж занимал общий зал и кухня, а второй этаж — комнаты постояльцев. Хигс, мэтр Проспер и старшина охраны Щек, как привилегированные господа, которым жилье оплачивалось сверх жалования, заняли три из них, еще в одной жил какой-то мелкий купец — офень, по местному. Несколько караванщиков, которым надоело ночевать на открытом воздухе, сняли комнаты по двое, по трое, за свой счет. Комнату на двоих сняли также Квинт с Элеаной, заплатив за нее мелким трофейным амулетом, и из нее почти не выходили… Дар ночевал на сенной барке, а днем слонялся по городу, разглядывая незнакомую и при этом в чём-то узнаваемую жизнь.

В первый же свободный день, незадолго до заката, он случайно вышел к стоявшему на окраине городка рубленому зданию. Что-то кольнуло его, когда он проходил мимо — вглядевшись, он понял, что именно. Над приоткрытой дверью висела резная доска — пикирующий сапсан, искусно намеченный неизвестным резчиком всего несколькими штрихами, рассекал на ней небо. И в памяти тут же встала картина, о которой он до сих пор не вспоминал, хотя и воспринял самым краем сознания — омерзительная рожа желтого коротышки, словно изъеденная проказой, и падающий на нее сокол. Сокол чернеет, обугливаясь в доли секунды, а Дар, сливаясь с шеддой, пытается сдержать удары шаманской магии…

Решительно шагнув к зданию, Дар взялся за железное кольцо — массивная, сколоченная из трехдюймовых брусьев дверь отворилась легко, без скрипа. Внутри стоял небольшой алтарь, украшенный резной фигурой всё того же сапсана и изображением стрелы на щите. Пол земляной, присыпан чистым речным песком. На стенах — несколько охотничьих приспособлений — капкан, небольшой арбалет, нечто вроде короткой пики с широким лезвиеобразным наконечником. И жуткая голова какой-то твари — чучело, прибитое как раз напротив алтаря, над дверью, внутри. Дар застыл, вглядываясь в это порождения кошмара. В нем смешались черты кабана, волка, еще непонятно кого, но самым чудовищным был высокий, вполне человеческий лоб, и глаза разумного существа, неотрывно глядевшие на Дара. Только спустя полминуты Дар сообразил, что глаза выточены из какого-то камня и неживые.

За спиной послышался шорох. Вздрогнув Дар резко развернулся — алтарь оказался чуть повернут, открывая проход во внутренние помещения храма. А перед Даром стоял невысокий жилистый человек в неновом, но аккуратном и чистом балахоне цвета весенней листвы. Не зная, что сказать, Дар коротко наклонил голову, приветствуя незнакомца по принятой в империи традиции.

— Отец Ветер, жрец бога Хора, приветствует странника! — голос у жреца, вопреки его внешности, оказался гулким и глубоким.

— Я… я Дар, горец. Хочу поблагодарить бога Хора за его помощь в моем путешествии.

— Рад тебе помочь.

Дар подождал с минуту, но видя, что жрец молчит и чего-то ждет, объяснил, что в империи он впервые, и не знает, как принято благодарить богов.

— Ты из тех троих, кто спустились с гор и помогли отразить нападение самалитов на караван? Мне рассказали, что это были легионер, девушка-волшебница и горец.

— Да. Слухи у вас распространяются быстро…

Жрец беззвучно рассмеялся. Когда он повернулся к алтарю, задвигая его на место, Дар увидел, что левая рука служителя Хора покрыта застарелыми страшными шрамами.

— А ты не прост, жрец, — мелькнула мысль. — Повоевал или поохотился в свое время знатно… да и сейчас, небось, по цели не промажешь…

— Всё просто, парень. Подходишь к алтарю, кладешь руки здесь — вот на эти два кристалла, и мысленно произносишь всё, что хотел донести до бога. Потом можешь сделать пожертвование храму — трофей какой, или деньги — что захочешь. Впрочем, это совсем не обязательно…

— А кто пожертвовал вон того красавца? — Дар указал на голову монстра над дверью. Жрец молчал, и Дару стало неловко, он почувствовал, что совершил бестактность. — Простите, если я чего не так спросил, если это секрет…

— Обычно об этом не спрашивают, — подтвердил жрец. — Но этого хазарга добыл я — десять лет назад. От него же мне вот эта памятка, — он показал покалеченную руку.

— Мне говорили, что сюда такие не забредают…

— Верно. Это не здесь и было — в Милеве я его встретил, севернее Тарсея. Ну, так что, начнешь? Тебе помочь с медитацией?

— Нет, спасибо, я сам! — Дар испугался на секунду, что жрец сможет увидеть в нем лишнее… Решительно сжав в руках верхушки деревянных столбиков с кристаллами, Дар прикрыл глаза, сосредочился и мысленно произнес:

— Благодарю тебя, Хор, за помощь в путешествии и за твой амулет. И за участие в том бою…

— Человек-шедда, пришелец с Изнанки, я помог тебе потому, что твой путь к цели будет долог, а труд — тяжек! — Совершенно неожиданно, как тогда, в замке, голос прозвучал прямо в голове Дара. Но спутать его с голосом Сешат было невозможно. Интонации, аура — зеленоватая, лиственная, а не холодная, лазоревая, голос мужчины-воина. — Следуй за друзьями, помогай им, оберегай девушку! Рассчитывай на себя, но мы будем следить за вами и помогать там, где сможем.

— Но в чем моя цель? Защита Элеаны от Хакеса? Я же не выстою против него — не такой я дурак, чтобы на такое…

— Не лезь в драку первым, учись, думай… — голос бога постепенно затихал, словно удаляясь. — Ищи союзников…

— Где?

Ответа не последовало. Дар, по-прежнему стоя с закрытыми глазами, вдруг ощутил изменения в храме, которые ранее не замечал, поглощенный разговором. Алтарь перед ним теперь ярко светился в магическом плане, глаза резного сокола сверкали изумрудным светом. Открыв глаза, Дар с трудом разжал руки и шагнул назад, чуть не натолкнувшись на жреца. Тот ловко посторонился, придержав Дара за локоть, глядя на него широко открытыми глазами, и не скрывая изумления.

— Второй раз, за время моего служения, Хор разговаривал в этом храме, — пробормотал он, в ответ на невысказанный вопрос Дара. — Боги обратили на тебя внимание, парень. Сочувствую я тебе — ведь ты даже бездольный…

— Амулет меня закрывает от него — это хорошо! — отметил Дар, а вслух произнес:

— Ты тоже слышал слова Хора?

— Нет, разумеется, — с большим удивлением ответил жрец. — Слова бога всегда предназначаются только для конкретного человека.

— А почему ты мне тогда посочувствовал?

— Ну, для этого ничего слышать не надо! — жрец грустно усмехнулся. — Когда человек становится предметом интереса богов, судьба его может быть какой угодно, но только не легкой и не простой…

— Странно слышать такое от жреца…

— Почему же? Мы служим богам и людям, пользуемся мудростью и магией Покровителей, чтобы нести в жизнь их же установления. Но ничто не мешает жрецу, как и любому человеку, иметь свое мнение о своих господах и об их действиях…

— Боги играют в свои игры, а люди платят по счетам?

— Я такого не говорил. Боги-Покровители дали нам жизнь, знания, помощь против темной магии Отступников и их слуг. За всё надо платить, парень. Долг перед родителями, долг перед страной, долг перед богами — это стрелы из одного колчана. От этого никуда не уйти. Да и ты же не из тех, кто свои долги перекладывает на других!

— Долги… да, я тоже не без них — меня, конечно, не спросили… но жизнь с долгами лучше небытия без долгов, тут спору нет…

— Благодарю тебя, отче… Ветер, — Дар чуть запнулся, вспоминая имя жреца, которым тот представился в начале встречи. — Особенно — за беседу.

— Это то малое, что я могу для тебя сделать, Дар. Ведь охотничий амулет, например, тебе ни к чему?

— Вот чего нет… так нет. Прощай, отец Ветер.

Пожертвования храму Дар не сделал — в другой раз, как разбогатею, вот тогда, может быть… Жрец оказался не болтлив — о происшествии в храме никто в поселке более не узнал. И друзьям Дар тогда ничего не рассказал.

В общем зале приятно пахло свежей травой и жарким из кухни. Шел к концу третий день в Бродах, отплытие было назначено на завтрашнее утро. Дар ужинал в одиночестве за столиком у приоткрытого окна. Народу, как обычно, немного. Пол застелен камышом, который менялся ежедневно, деревянные столы — чисто выскоблены. За порядком строго следил сам трактирщик и пара дюжих слуг. Еду и напитки разносили несколько веселых молодух, с которыми можно было легко сговориться на часок, в сенной барже… Это не считалось проституцией — чисто обоюдное согласие, помощь в снятии напряжения с одной стороны, подарок за доставленное удовольствие, с другой. Дара, правда, это не прельщало, он и в "прошлой жизни" был весьма разборчив. А сексуальной озабоченностью никогда не страдал.

Поглощая сочное жареное мясо, с тушеными овощами и зеленью, запивая ужин местным темным пивом — густым, с медовым духом, Дар, по привычке, прислушивался к обрывкам бесед, благо его шеддовский слух был намного острее обычного. Вдруг внимание привлек, доносившийся из окна, негромкий разговор на улице. Беседовали двое, на языке, похожим на самалитский, но с заметными отличиями — впоследствии Дар узнал, что это был мерканский диалект. Одного из собеседников Дар узнал сразу, по голосу — Хигс. Второй ему был незнаком. Незнакомец говорил тихо, но с отчетливой угрозой:

— Не лезь в дела, которые тебя не касаются, караванщик! — Слово "караванщик" звучало слегка презрительно. — Ты не понес реального ущерба, страховка тебе обещана — и хватит с тебя.

— Да, но вот только твоей заслуги, Трент, в этом нет ни на грош! Если бы не счастливая случайность, нас бы раскатали по косточкам. И мне очень интересно, с какой стати я плачу такие деньги Охранной Гильдии, если меня и не думают предупреждать о подобных встречах…

— Еще раз — не лезь не в свое дело! В договоре предусмотрено, что за глупости каждой кучки отморозков мы не отвечаем! На то у тебя есть охрана и маги.

— Ах, значит, кучки отморозков… Тогда глянь на это — видишь? Ее нашли мои люди у одного из мертвецов. Тебе сказать, как эта штука называется? Пайцза хана Гаюка! И ты мне всё еще будешь рассказывать про случайную кучку отморозков?

— Дай сюда… Что? Ну, тогда пеняй на себя!

Последовал характерный шорох выхватываемого из ножен оружия и металлический скрежет скрестившихся клинков.

Дар незаметно выскользнул из-за стола, быстро прошел к выходу и бегом кинулся за угол дома, к месту ссоры. В конце концов, это был его прямой долг — вмешаться, ведь Хигс был его начальником, а он у него — охранником. За углом оказался узкий проход — в трех локтях от трактира шла стена одного из амбаров. В тусклом отсвете Полога Богов он увидел поединок — Хигс отбивался саблей от нападавшего на него рослого противника. Дар, не вынимая оружия, бросился к дерущимся. Он рассчитывал приблизиться незамеченным, но в этот момент Хигс отступил на шаг и его противник повернулся к Дару лицом. Прошипев проклятие, он резко развернулся и кинулся в темноту. Дар собрался было его преследовать, но когда он поравнялся с Хигсом, тот остановил его.

— Не надо! — сдавленным голосом скомандовал старшина.

Дар остановился. Хигс прислонился к бревнам стены — бледный, правое плечо окровавлено, саблю держит в опущенной руке, как палку.

— Вы ранены. Я позову Деция.

— Не надо! — снова повторил Хигс. Кривясь от боли, он сунул оружие в ножны. Потом попытался что-то поднять и охнул. Дар посмотрел под ноги — там лежала небольшая серебристая бляха с какими-то узорами. Молча Дар поднял и подал пайцзу начальнику. Тот сунул ее в карман, пошатнулся.

— Помоги мне дойти до моей комнаты. Нет, не туда — здесь есть вторая лестница, там нет народу.

Тяжело опираясь на руку Дара, Хигс повел его дальше, к задней стене трактира. Вдоль нее шла лестница на второй этаж, по которой Дар почти втащил Хигса. В комнате караванщика Дар засветил факел, а Хигс тяжело рухнул на табурет. Куртка на правом рукаве пропиталась кровью.

— Помоги снять, а потом подай вон ту шкатулку.

Когда куртка и рубашка оказались на полу, Хигс здоровой рукой вынул из шкатулки золотистый амулет и начал круговыми движениями водить над раной. Дар отлично видел голубоватое свечение лечебной магии, от которой рана затягивалась на глазах. Артефакт казался очень сильным, похожей силой обладал разве что шаманский посох яппи, который был сейчас у Элеаны. Только в посохе магия была иного вида.

Залечив рану, Хигс поднялся и вытащил откуда-то пустой мешок.

— Собери туда барахло, — распорядился он, указывая на окровавленные лохмотья. — А потом выбросишь это на помойку.

Потом искоса поглядел на Дара, и неожиданно спросил:

— Разбираешься в лечебной магии?

Дар чуть было не ляпнул: "Да", но вовремя прикусил язык.

— Я не дольный, — осторожно ответил он. — Но я видел, как лечат, и не один раз.

Хигс еще раз посмотрел на него.

— Ты знаешь мерканский?

— Нет, но знаю самалитский…

— Что ты слышал из разговора? Только не пытайся мне рассказывать, что ты случайно зашел за угол отлить.

— Почти всё, — честно признался Дар. — Начиная со слов: "Не лезь не в свое дело".

Немного помолчав, он добавил:

— Я не болтливый.

— Почему ты не обращаешься ко мне: "Господин Хигс"? — резко спросил мерканец.

— Не привык, — спокойно ответил Дар. — У нас так не принято.

— Где — у вас?

Дар промолчал.

— Да уж, в болтливости тебя не обвинишь. — Хигс вздохнул. — Интересный ты тип, горец. Или не горец? — Хигс остро впился взглядом в Дара. Тот стоял с равнодушным и невозмутимым видом.

— Ну что же, ты в своем праве… Вот что — одну услугу ты мне сегодня оказал. Окажешь вторую — промолчишь обо всём слышанном и виденном — с меня будет причитаться.

— Я не болтун, — повторил Дар.

— Тогда иди. Завтра с рассветом отплываем, отдыхай.

На следующий день выяснилось, что один из жителей форта, считавшийся фактором из Милевского княжества, неожиданно исчез без следа…

По реке они шли под парусами. Это заняло еще декаду. На барках служба охраны стала чисто номинальной, берега реки принадлежали княжеству Сумур и патрулировались княжеской дружиной. Родные места Квинта лежали намного севернее, впрочем, в Раменье эти расстояния особо дальними не считались. В Бродах в каравану присоединился новый спутник — офень Сигурд Хват, молодой дюжий парень с простодушным выражением лица и хитроватыми глазками, впрочем, всегда дружелюбный со своими. Он был родом из Тарпана, и служил доверенным приказчиком у мастера тамошнего отделения Торговой гильдии. В имперский Тарк он ехал за закупками и, по всей вероятности, имел при себе немалую сумму денег, отчего и предпочел не пускаться в путешествие один. Последнее, впрочем, было чистым предположением Дара — купец о таких подробностях благоразумно помалкивал.

Дар выполнил свое обещание старшине, и о происшествии с Хигсом даже друзьям рассказал только в Тарке. Элеана нахмурилась, и сказала, что она ничего не понимает. Квинт был осведомлен несколько больше.

— У самалитских ханов с мерканцами есть договоры, — объяснил он. Они не трогают караваны, которые ведут мерканцы, а мерканская Охранная Гильдия следит за выполнением этих договоров. А тут, выходит, на караван напали не случайные бандиты, а люди хана… как его — Гаюка? Не знаю такого, а, впрочем, я мало кого там знаю… Получается, что договор был нарушен, и Хигс мог предъявить Охранной Гильдии немалую неустойку. А человечек, с которым он беседовал — явно представитель Охранной Гильдии. Он должен был это отслеживать, в случае скандала он и оказался бы крайним. У мерканцев же с этим дело тоже строго, наказание — каторга и продажа в рабство. Вот он и напал на Хигса. Может он его и не собирался убивать, но пайцзу собирался отобрать точно — ведь без нее у Хигса не было бы прямых доказательств. Правда, не дело, что мерканский агент, пусть и от Охранной Гильдии, так вот, тайком в Раменье сидит. Но сейчас уже поздно что-то предпринимать на этот счет…

В имперском городе Тарк, стоявшем в устье реки, их совместное с караваном путешествие и служба закончились. Это был тот самый Тарк, название которого Дар услышал в первый свой день сознательного пребывания в Лакаане, от тюремщиков-самалитов. В Тарке многое внушало уважение — огромные сторожевые башни, двойное кольцо стен, кипящая городская жизнь, вполне сравнимая с городами родины Дара, оживленный морской порт полный парусников, словно сошедших со страниц его любимых приключенческих книг…

В империи Дар впервые столкнулся с формальностями — от него потребовали документы при въезде. Но решились эти проблемы крайне просто — Квинт и Элеана внесли за Дара поручительство. Дар несколько обеспокоился — а как они сами будут доказывать свое гражданство. Но и это оказалось проще простого — к руке каждого из них, к месту, где располагалась крохотная татуировка, которую Дар ранее и не замечал, приложили некий артефакт, и тот послушно мигнув зеленым огоньком, подтвердил их гражданство. Это удивительное соседство техномагических штучек, на уровне новейших технологий в мире Дара, с парусниками, арбалетами и гужевым транспортом, временами выбивало Дара из колеи. Дару тут же выдали его "документ" — аналогичную татуировку временного жителя империи. Квинт пояснил, что через три года Дар мог "при условии примерного соблюдения законов и обычаев" получить полное гражданство Империи. Дар потом поинтересовался у Элеаны, почему у него не оказалось этой татуировки — ведь она точно была у бедняги Лакса, в чьем теле Дар пребывал. Элеана задумалась, а потом выдала что-то про неразрывную связь "психофизической матрицы" с "символьной аппликацией". Проще говоря, пояснила она затем, татуированное "удостоверение" связано с личностью обладателя и разрушается, при гибели этой личности.

Первоочередное дело для Квинта и Элеаны в Тарке состояло в том, чтобы посетить канцелярию наместника провинции и официально заявить о своем возвращении после похищения. Дару это было совершенно необязательно, но он отправился с друзьями. Причиной, побудившей его к этому, если быть честным, была не столько дружеская солидарность, сколько желание проверить крепость своей магической защиты.

На входе в официальное здание друзьям велели снять все амулеты и пройти под аркой, которая живо напомнила Дару металлоискатели в аэропортах. Дар, проходивший контроль последним и остро примечавший все подробности процедуры, обратил внимание на то, что Элеана амулет Сешат не сняла. И он решил также не снимать амулет Хора — заметят, так извинится за неграмотность, он ведь горец, дикарь, чего с него взять…

Арка на амулеты богов действительно не отреагировала.

Чиновник канцелярии о событиях в Этрурии более чем полуторамесячной давности понятия не имел, но всё записал и любезно поинтересовался, чем он может еще быть полезен. Элеана с Квинтом в один голос заявили, что они хотят попасть в Этрурию, причем как можно скорее. Дара никто ни о чем не спрашивал, да ему и было всё равно. Он с одинаковым успехом мог оставаться в Тарке или ехать в Этрурию. Но, разумеется, он предпочел и дальше оставаться с друзьями.

Покопавшись в бумагах, чиновник сообщил, что он может выписать литер на третий класс пакетбота, который курсирует по нескольким портам, в том числе заходит в Тарк и Этрурию. Прибытие этого пакетбота ожидается послезавтра. А пока господа могут устроиться в отеле для командированных чиновников, это здесь рядом и очень недорого. Обращался он, во время разговора, только к Квинту и Элеане, на Дара он обращал не больше внимания, чем на предмет мебели. Сословная спесь, черт… э-э, Мантус ее подери…

Деньги у друзей, в общем-то, были — Хигс выплатил им небольшое жалование за время службы в караванной страже и премию, за действия в сражении с самалитами. О своем "долге" Дару Хигс промолчал, а Дар не напоминал. Кроме того, немного подумав, Дар предложил продать шаманский посох. Элеана помялась, ей явно было жалко с ним расставаться, но согласилась. Они отправились искать лавку магических артефактов, и скоро нашли целую улицу таких лавок.

Торговые переговоры Квинт взял на себя, за что Дар был ему благодарен — он терпеть не мог и торговаться, и самих торговцев. Из классовых побуждений — "достали" они его в прошлой жизни до печенок. Человечество, как известно, делиться на изобретателей и приобретателей. И те, и другие — не ангелы. Но всё же самая гнусная пакость человеческая встречается почему-то исключительно среди приобретателей…

Квинт решительно миновал несколько роскошно оформленных витрин, и толкнулся в малозаметный скромный магазинчик рядом с ними. Когда они вошли, у Дара разбежались глаза, а в магическом плане он просто едва не ослеп — сотни артефактов и амулетов разбрасывали разнообразное сияние. Ровное, мерцающее, пульсирующее… Хозяин с достоинством их приветствовал, изучив мгновенным цепким взглядом мужчин и чуть более внимательным — Элеану. Квинт небрежно сказал, что они хотели бы, чтобы почтенный мэтр оценил некий пустячок, который им достался в качестве трофея в Великих горах. Получив заверение, что "пустячок" будет оценен со всей добросовестностью и тщанием, Квинт достал посох и развернул скрывающую его навершие тряпицу. Еще когда он доставал посох, хозяин лавки заметно напрягся, а когда огромный алый кристалл засветился в руках Квинта, хозяин не сдержал вздоха изумления. Следующие четверть часа он, водрузив на лоб сложный агрегат, который можно было принять за предка ноктовизора, исследовал посох вдоль и поперек. Затем с явным сожалением отложил в сторону и посмотрел на Квинта.

— И что вы за него просите? — осведомился он.

— Я полагал услышать оценку от вас, — немедленно ответил Квинт. Хозяин лавки еще раз вздохнул. Подумал. Затем решительно сказал:

— Двадцать тысяч денариев.

— Это… — начал было Квинт. Но торговец перебил его.

— В столице вы за него выручите все тридцать тысяч. А на аукционе, может быть, и больше. Но вам придется заплатить налог — немалый налог. Это раз. Вам придется доказывать свое законное правообладание — это два. И деньги вы получите не все сразу — это три. Я же вам плачу пять тысяч наличными и пятнадцать — билетами банковского консорциума. И никаких налогов и проволочек — пока что у Тарка особый статус, пользуйтесь. Плачу прямо здесь. Сейчас. Вот и решайте.

Дар скосил глаза на Квинта. Он был склонен предпочитать синицу в руках. Получив уже представление о ценах и заработках в Лакаане, он понимал, что двадцать тысяч — это очень немалые деньги. На них действительно можно было купить дом. Из нищего дикаря Дар превращался в состоятельного человека. Квинт глянул на него и повернулся к торговцу.

— Наличные — в мифрильной монете. По рукам?

— По рукам! — взяв посох, торговец удалился куда-то вглубь лавки. Его не было так долго, что у Дара мелькнула сумасшедшая мысль, что торговец сбежал с их посохом через черный ход. В этот момент хозяин вернулся, таща три увесистых мешочка и пачку каких-то радужных бумаг.

— Вот, прошу, — он положил звякнувшие мешочки и бумаги на прилавок. Пока Квинт разглядывал каждую из бумаг, Дар развязал один из мешков и с интересом рассмотрел серебристую монету, явно более легкую, чем серебряная.

— Это — то, что надо?

Квинт закончил с бумагами и вытряхнул монеты из мешка. Пересчитал, потом повторил это с остальными мешками.

— Всё в порядке, — буркнул он. — Да пребудут с вами Покровители, мэтр. Уверен, вы сегодня заработали на этом деле не меньше, чем заплатили нам.

— Меньше, — ухмыльнулся хозяин. — Но не намного. Да даруют вам Покровители удачу! Если вам попадутся еще "пустячки", не забывайте про скромного мэтра Кагана. Если захотите что-нибудь купить в дорогу — вам будет двадцать процентов скидки…

— А вот это кстати, — вмешалась молчавшая до сих пор Элеана. — Дар, ты не против, если я отберу кое-что полезное?

Дар, который и так собирался поделить выручку на троих, разумеется, не возражал. Теперь торговаться взялась Элеана и проявила в этом немалую сноровку. Собрав кучу артефактов, она напомнила про скидку. Торговец взвыл, и заявил, что скидку он уже сделал для каждого предмета в отдельности. На что Элеана возразила, что ни она, ни торговец пока что о скидке не заикались. Бормоча, что господа его разорят, хозяин насчитал, наконец, окончательную сумму в две тысячи динариев, каковые немедленно получил из рук Квинта бумажками. После чего Квинт, вежливо пожелав хозяину доброго вечера, повлек своих друзей за дверь. Ответное, столь же любезное пожелание, было произнесено совсем не тем тоном, каким говорят убитые горем от грядущего разорения люди…

На улице Дар объявил о разделе выручки, и… встретил решительный протест. Элеана и Квинт, в один голос заявили, что посох добыл Дар в одиночку, и что все деньги принадлежат только ему. Всё, что они сейчас потратили, будет возмещено Дару, как только они вернутся в Этрурию, Квинт — в свой легион, а Элеана — домой.

— Я всё понял, — заявил друзьям Дар. — Вам лень таскать эти мешки с монетами, и вы решили всё взвалить на меня…

Поскольку переубедить друзей Дару не удалось, он предложил продолжить траты и обзавестись приличной одеждой и хорошим оружием. В первом деле он рассчитывал на советы Элеаны, во втором — на Квинта.

Когда они закончили с покупками, небо уже освещал Полог Богов. На извозчике, в открытой коляске, запряженной парой престарелых бактрианов, они добрались до отеля. Дар щеголял в новеньких доспехах наемника — весь в коже, заклепках, пластинах…. как "гот", панк или как их там, бишь, называли на Земле… Из оружия он купил стреломет, кистень-моргенштерн (прежний пришлось сдать при увольнении из каравана) и саблю с клинком из отливающего синеватыми узорами металла, придирчиво отобранного Квинтом из доброй сотни образцов. Стоила сабля дорого, но Квинт заверил, что она того стоит, этот магически закаленный клинок немногим уступает адамантиту. Квинт приобрел себе комплект обычной офицерской формы легионера, в оружии он не нуждался. Элеана переоделась в женскую одежду и преобразилась из обтрепанного подростка-беспризорника в светскую даму. Друзья, в буквальном смысле открыв рты, разглядывали свою спутницу, а та откровенно наслаждалась произведенным эффектом. Но в карманах и складках элегантной туники и мантильи, как хорошо знал Дар, находился целый арсенал защитных и атакующих амулетов. Папочку-некроманта списывать со счетов еще не стоило, ох, не стоило…

На следующее утро их ожидал посыльный из канцелярии наместника — госпожу Элеану и господина Квинта просили срочно подойти в комнату номер такой-то, в связи с некоторой новой информацией… Они ушли, а Дар, провалявшись с час в комнате, решил пройтись по городу. И вот сейчас он сидел, попивая вино, напротив отеля, и ждал, когда друзья вернутся.

Вернулись они около полудня. Довольно хмурые. Оказалось, что их подвергли форменному допросу, особенно — по всем мелочам обстоятельств их похищения и бегства из замка. Далее Элеана узнала, что в Этрурию ей возвращаться некуда — от ее дома ничего не осталось. А их с дедом сбережения находятся у Элеаниной тетки, в столице — Маате. Но и Квинту тоже нечего делать в Этрурии, он отставлен от службы как "пропавший без вести", и должен получить новое назначение в столичном военном департаменте. Итак, обоим предложено место на военном фрегате, который завтра направляется в Маат, и настоятельная просьба (которая мало отличается от приказа) этим предложением воспользоваться. О Даре было сказано мимоходом, что он тоже может плыть с ними, если пожелает.

— Это армейская разведка или, еще вернее, секретная служба взяли дело в свои руки, точно. — Квинт говорил уверенно. — С одной стороны — неплохо. Особенно — для тебя, Эли. Секретная служба имеет своих магов и тесно взаимодействует с Розыскной Комиссией Совета Верховных жрецов. Они тебя прикроют, некроманты как раз по их части. Но с другой — много мороки, вопросов и лишних глаз… Я немного беспокоюсь за Дара — в Розыскной Комиссии амулет Хора может ему не помочь. А как они отнесутся к… гм…

— Полушедде?

— Вот именно! Так что, Дар, я бы не советовал тебе ехать. Тем более, что они пока не настаивают на этом — им нужны мы с Эли, а неизвестный горец малоинтересен.

Дар размышлял недолго.

— Если я сейчас "потеряюсь", то меня как раз и начнут искать — повадки секретных служб в любом мире одинаковы… И что дальше? Бежать куда-нибудь в другое государство? А там, небось, свои службы и комиссии есть… Нет, лучше я спокойненько поеду, но не с вами, а тем пакетботом, о котором речь шла ранее, и буду и дальше делать "морду ящиком". Думаю, что раз ко мне особого интереса нет сейчас, то ему не с чего появиться и дальше… Да и Хор мне велел с вами не расставаться…

— Как ты сказал?

— Хор… ах да, я же вам не рассказывал… вы в Бродах слишком были заняты друг другом, — не удержался от небольшой шпильки Дар.

Действительно, за разными делами, Дар всё время забывал рассказать друзьям про свой визит в храм Хора. Теперь он пересказал подробности этого события.

— Значит, Сешат и Хор тут действуют сообща… Только вот что, Дар, что бы там бог ни сказал, а тебе лезть в эти дела очертя голову ни к чему. В столице, под крылышком дяди с тетей я буду более чем защищена. А Хакесу новую попытку сейчас делать не с руки — впереди десяток лет.

— Знаешь, Элеана, — серьезно сказал Дар, — не хочу тебя зря пугать, но будь я на месте этого Хакеса, я бы именно сейчас и сделал повторную попытку тебя похитить.

— Почему?

— Ну, сама посмотри — он вполне может просчитать, что сейчас ты расслабилась, думаешь, что вырвалась и у тебя куча времени впереди — это раз. За десять лет ты прибавишь в опыте, и снова взять тебя станет куда сложнее — это два. Ну а продержать тебя десять лет в камере — что может быть проще? Особенно, если не призывать еще одного сумасшедшего шедду с Изнанки…

Элеана передернула плечами, словно в жаркий день на нее пахнуло могильным холодом…

— Ты прав, Дар, надо оставаться начеку… Ну что же, раз ты так решил… Конечно, я рада, что ты и дальше с нами.

— И я тоже рад, побратим! Тогда забираем вещи, и в порт — фрегат уже готов к отплытию, его задержали, чтобы принять нас. А ты, Дар, разыщешь нас в столице.

Последний раз Деций бывал в Тарке около шести лет назад, как раз перед поездкой в Мерку, которая столь печально для него закончилась. Город, полностью разрушенный двадцать лет назад, продолжал расти и отстраиваться. Уже стояло второе кольцо стен, которое в прошлый приезд Деция еще только закладывалось, высотой способное поспорить со знаменитыми стенами крепости Каньона Костей. Сегодняшний Тарк нес в себе причудливое сочетание имперского и когурского стиля, строгие очертания портиков имперских вилл соседствовали со стрельчатыми арками, куполами, резьбой и мозаикой типично когурских домов. Дело было не только в пограничном местоположении города. В Тарке после войны поселилась большая община когурцев, и сегодня светловолосых и рыжеватых южан можно было встретить на улицах не реже, чем смуглых темноволосых северян. Деций хорошо помнил рассказы про то, как уходившая от пепелища, насытившаяся грабежом и кровью, орда самалитов натолкнулась на соединенное войско Империи, Когура и раменских княжеств. Командовал союзной армией только что ставший Императором Летип Второй — а может, еще и не ставший, а только наследник престола, Деций в эти мелочи не очень вникал. Самалиты, верные своей бандитской тактике, попытались рассыпаться и уйти, не принимая боя, за счет быстроты своих дромедаров. Но в тот раз им крупно не повезло — тридцатитысячный корпус легкой когурской кавалерии преградил им дорогу. Когурцы пылали жаждой мести не меньше, чем легионеры и княжеские дружинники — за их спинами были разграбленные и сожженные оазисы юго-востока. В Битве-На-Холмах большая часть орды была истреблена, несмотря на участие в ней самого Желтого Шамана — имперские боевые маги тоже оказались на высоте, и самалитам на десятилетия отбили охоту совершать крупные набеги… А несколько тысяч когурцев после этого — в первую очередь те, чьи дома на родине были разрушены и сожжены, осели во вновь строящемся Тарке. Сначала — как часть городской стражи, потом — как обычные жители. Тарк после войны получил на пятнадцать лет полное освобождение от любых имперских налогов и еще пять лет особых льгот, так что число ремесленников и купцов в нем росло, как на дрожжах. Теперь знаменитые когурские ювелиры, камнерезы и стекольных дел мастера влились в цеха империи и рассылали свои изделия по всем берегам Моря Жизни.

Основное дело Деция вело его как раз к ремесленникам — в квартал стекольщиков. Здесь варили, разумеется, и простое оконное стекло, но каждый мастер стремился украсить вход в свой дом-мастерскую чем-нибудь необычным. Фрагмент затейливой мозаики, фигурка отлитого из цветного стекла животного, бокалы с вплавленными кристаллами кнумериума и многое иное сверкало, переливалось, отбрасывало разноцветные "зайчики" по всей улице. Деций медленно, с видом случайного прохожего, брел вдоль этой выставки, пока не дошел до небольшого домика, в окна которого были вставлены искусно выполненные витражи. И тут он остановился, как вкопанный. Вместо скрещенной с копьем палицы, в верхней части левого витража красовался совершенно иной символ — перечеркнутый наискось красный круг. Предупреждение и самое недвусмысленное.

Но у Деция не было выбора. Единственная на всем восточном побережье явка гесперидцев была закрыта, однако оставалась слабая надежда, что он сможет отыскать хоть какие-нибудь концы к своей родине. Незаметно, но тщательно оглядевшись, он зашел во двор. Симпатичная светловолосая когурка средних лет, совершенно незнакомая Децию, подметала крыльцо. Завидев посетителя, он приостановила работу и сказала:

— Мастера Селима сейчас нет дома. Но он должен вернуться через полчаса. Подождите его здесь, под навесом. Хотите попить щебета или кваса?

Имя Селима ничего Децию не говорило. Но это еще ничего и не значило. После шести лет он мог подождать еще полчаса, чтобы убедиться окончательно в том, что ему не повезло. Пока что он выяснил только одно — эту мастерскую Селим купил не более года назад. А прежний владелец уехал. Куда? Он говорил, что на собирается к братьям на юг, наверное, так и есть.

Деций усмехнулся. Намек про "братьев на юге" для посвященного был более чем прозрачным. Осталось только проверить, не оставил ли уехавший резидент хоть какой-нибудь зацепки для связи. Впрочем, в прошлом такие зацепки не требовались, так что у Деция особой надежды не было.

В обещанный срок появился мастер Селим — типичный когурец. Он почти не выдал разочарования, когда Деций объяснил, что ничего покупать или заказывать не собирается, а только интересуется витражами — он, мол, видел такие же "в своем родном городе Каабе". И поэтому хотел бы передать сделавшему их мастеру "горячий привет от родственников". Эти две фразы составляли пароль, говоривший о том, что некто нуждается в срочной помощи. Но когурец на пароль никак не прореагировал. Побеседовав для приличия еще немного — говорить только о делах у когурцев считалось очень невежливым, разочарованный Деций начал прощаться. Только когда он уже пошел к воротам, Селим, перебросившийся несколькими словами с женой, окликнул его.

— Простите уважаемый господин мою забывчивость. Жена только что мне напомнила, что мастер Халил, изготовивший эти витражи, уезжая сказал: "А если приедет кто-нибудь с приветом от родственников из Каабе, то передайте ему, что все пути сойдутся в первых вратах". Я не знаю, что это за "первые врата", но прозвучало это очень красиво, как у поэта. Вот моя Зелина и запомнила.

Зелина смутилась, а Деций искренне поблагодарил ее и Селима, и пошел восвояси. Для него это послание было достаточно понятным, да только проку от него было мало. "Первыми вратами" в Гесперидах называли Первую станцию Фаланта, развалины которой стояли в труднодоступном месте Великих гор. После сотен лет, прошедших со времен гибели станции и разгрома Ордена фалантеров, её местонахождение было известно только очень приблизительно. Лет десять назад, Деций сам настаивал на ее исследовании и восстановлении. Но Совет Гесперид тогда наложил "вето", не считая разумным тратить ограниченные ресурсы на то, что представлялось пустой затеей. А Деций дисциплинированно занялся тем, что ему было поручено — работой "проводника". Гесперидцы были уверены, что действуют в строгой тайне, но Деций уже имел основание убедиться, что их конспирация — одна фикция. Действительно, по сравнению с государственными, жреческими и прочими тайными службами Лакаана, гесперидцы, тысячелетиями не знавшие подлости и обмана, были жалкими приготовишками. Пока что их выручала больше продвинутая техномагия, чем умение маскироваться…

Как Деций к своему удивлению узнал от Скелета и из разговоров караванщиков, про их работу не только ходят вполне определенные слухи, но "проводников" напрямую отождествляют с древним Орденом. Хотя "проводники", между собой, и впрямь иногда называли себя "фалантерами", в действительности это было далеко от истины.

Древние фалантеры были не только организаторами коммуны граждан с отрицательным СЭЖ в Лакаане, наподобие гесперидской, они были воинами, политиками и сторонниками активных действий. Своей задачей они видели создание полноценного государства, в котором люди с положительным СЭЖ могли бы воспитываться примером своих, живущих с ними бок о бок, собратьев, лишенных себялюбия, эгоизма и жадности от рождения.

По архивным данным, дела Ордена и его коммуны шли вполне успешно многие десятилетия. Коммуна росла, постоянно обменивалась людьми и информацией с Гесперидами, успешно отбивала атаки иношных тварей и некромантов. С княжествами и империей поддерживались эпизодические, но вполне дружеские связи.

Что-то странное началось примерно лет за тридцать до падения Станции. Какие-то серьезные разногласия внутри Капитула Ордена и между ним и Советом Гесперид. Информация об этом даже и во времена Деция оставалась в архивах засекреченной. Децию ее так и не выдали, когда он работал над своим проектом-предложением, а воспользоваться полномочиями матери — многолетнего сопредседателя Совета, он, разумеется, не мог, по этическим причинам. Открытые же источники сообщали лишь, что в ту, последнюю, войну Первую Станцию осадило сводное войско иношных, некромантов, самалитов и мерканцев, причем не самое крупное, по сравнению с прошлыми кампаниями. Но в этот раз, по неизвестной причине, внешний периметр обороны оказался прорван, форты захвачены врагом, и осажденные защитники Станции приняли роковое решение — несколько тысяч коммунаров с отрицательным СЭЖ — женщин, детей и стариков, эвакуировать в Геспериды, а портал, единственный на то время, необратимо заблокировать. После этого, на семьсот с лишним лет, связь Гесперид с Лакааном прервалась. Судьба неэвакуировавшихся — а среди них был и весь Орден фалантеров, в полном составе, и все коммунары с положительным СЭЖ — равно как и подробности штурма и разрушения Станции, остались неизвестными.

На Гесперидах эта трагедия вызвала шок, эхо которого не вполне прошло и за все истекшие века — не зря часть информации того времени оставалась секретной. Кроме самого факта катастрофы, здесь была затронута базовая моральная проблема гесперидского общества — имели ли право фалантеры оставлять доверившихся им людей с положительным СЭЖ, практически на верную смерть, блокируя портал? Да, на Геспериды, в обычной ситуации, этим людям въезд был закрыт, но обстоятельства-то были как раз исключительные! Как бы там ни было, но спрашивать оказалось не у кого, а проблему просто перестали обсуждать.

Теперь, судя по оставленному уехавшим резидентом намеку, Первую станцию решили-таки восстановить. Или, по меньшей мере, сделать там постоянную базу… Идея, выдвинутая когда-то Децием, начала реализовываться спустя пять десятков лет после восстановления сообщения между Гесперидами и Лакааном. Ну что же, другого выхода не остается. Теперь его путь лежит почти что в обратную сторону — через Раменье, снова к Великим горам, только на несколько тысяч лиг севернее Имперских копей, туда, где на древних картах был нарисован кружок с пометкой: "Первая Станция"…

Оставалось еще одно дело. Хотя Деций и не видел в нем сейчас особого смысла, но слово он привык держать. Из кварталов ремесленников улицы вывели его в порт. Спросив пару раз дорогу у прохожих, выглядевших поприличнее, Деций добрался, наконец, до трактира с названием "Морской змей" — небольшого и на удивление чистого и уютного. Публика в трактире была тоже солидная — шкиперы, суперкарго и портовые оптовики. Деций заказал большую кружку капитанского эля и, как бы между делом, осведомился у трактирщика, захаживает ли сюда известный когда-то борец Гонозий. Бармен равнодушно ответил, что да, захаживает. Возможно, что придет даже сегодня и возможно, что скоро. Деций занял место в углу, где потише, и, прихлебывая эль, ждал. Он уже успел заказать вторую кружку, хотя старался пить как можно медленнее, и съесть тарелку действительно очень вкусных маринованных креветок, когда пожилой татуированный мужчина, очень похожий сложением и манерой держаться на Скелета, не спрашивая разрешения, опустился рядом на скамью. Скамья заметно просела и скрипнула.

— Ты искал борца Гонозия? Зачем я тебе понадобился? — Тон, которым были заданы вопросы, не был угрожающим, но и любезным тоже не был. Скорее — раздосадованным.

— У меня привет от Рутия, — негромко сказал Деций, называя настоящее имя Скелета. Тот особенно настаивал, чтобы Деций в будущем разговоре ни в коем случае не называл его по уголовной кличке. — Привет и послание. Устное.

— И где это тебе передал этот привет для меня Рутий? — не скрывая насмешки спросил борец. — В полицейской камере?

— В Имперских копях, — просто ответил Деций. — Он еще сказал, что доверяет это послание только двоим. Один из двоих — ты.

— А второй — ты? — борец смотрел на Деция неприязненно. — А что он еще тебе передавал?

— А еще он передавал — только прошу не обижаться, я только повторяю его слова: "Пусть Гонозий вспомнит, чьи зубы у него на заднице!"

Деций ожидал, что борец вспылит или просто уйдет, но никак не ожидал, что Гонозий разразится негромким, искренним смехом. Смеялся он недолго, потом махнул рукой трактирщику, и перед ним и Децием появились еще по кружке эля и второе блюдо здешних фирменных креветок.

— Так вот что он придумал, в качестве твоей рекомендации! Ладно, парень, посидим, закусим, а потом сходим ко мне, и там передашь свое послание. Но как же тебя на копи-то занесло? Ты не похож на тех, кого туда обычно посылают…

Деций рассказал про историю с работорговцами, умолчав только, что он "фалантер" — достаточно было, что Скелет-Рутий об этом как-то догадался. Гонозий посочувствовал и сказал, что подумает, куда можно устроить на работу лекаря с поражением в правах. Деций напомнил, что в Тарке он может находиться только три дня и что один из этих дней уже идет к концу. Кроме того, он собирается в Раменье.

— В Раменье? Это неплохо придумано. И довольно кстати. Но об этом поговорим после. Пошли. — В решении Деция Гонозий увидел только естественное желание найти место для постоянного жительства, вдали от имперских ограничений.

Гонозий поднялся и направился не к выходу, как ожидал Деций, а к лестнице, ведущей на второй этаж. Там он достал ключ, отпер какую-то дверь и Деций оказался в небольшом аккуратно обставленном рабочем кабинете. Гонозий опустился в кресло за большим письменным столом и с усмешкой показал на другое кресло удивленному Децию.

— Я — владелец этого трактира, — пояснил он. — И не только этого. Но с "Морского змея" я начинал свое дело. Морской Змей — это я, моя кличка на ринге. Я, знаешь ли, бывший моряк. Когда-то мы выступали часто на пару с Рутием. Он еще молодой был, самолюбивый… Однажды я его припечатал, так он вывернулся и укусил меня за ягодицу, так что до сих пор шрам остался… Но это ему тогда не помогло. Сейчас про тот случай помнят только я и он. По плохой дорожке он пошел, но я его помню другим. Так что он передает?

Деций пересказал содержание записки, которую ему пришлось уничтожить, а затем рассказал про побег и облаву в штольнях. По его мнению, у Скелета шансов дождаться помощи было немного.

Гонозий выслушал внимательно, задал несколько уточняющих вопросов, и подытожил:

— Значит, уже месяц прошел — пока ты с караваном добирался? Еще месяц мне на дорогу туда… Ладно, попробуем. А насчет шансов — ты Рутия еще плохо знаешь. Я уверен, что его не только не поймали, но и что он будет в ждать назначенном месте. Но теперь это уже мои заботы… Ты где устроился? Еще нигде? Тогда переночуешь тут, в трактире — у меня есть комнаты для гостей. А завтра я тебя сведу с одним… человечком — ему нужен колдун, готовый отправиться в Раменье. Поговоришь — если работа устроит, то и отправишься, куда собирался. Да еще и подзаработаешь.

И вновь Вульпекс сидел в кресле, и снова смотрел на лучи закатного солнца в окне кабинета императора. Как и полтора месяца назад. Летип заканчивал читать его докладную записку, привычно потирая указательным пальцем переносицу.

— Плохо! — император оттолкнул бумагу в сторону. — Полтора месяца как убили Клавдия, а следствие в тупике. Твой резидент пропал без вести и, скорее всего, его труп догнивает в каком-нибудь тарсейском болоте. Заговорщики делают, что хотят, а нового резидента ты еще не внедрил…

— Новый резидент уже в дороге. Легенда у него непробиваемая, как шкура левиафана. Еще пара декад, и он будет на месте. По поводу Клавдия… сейчас мы ничего и не раскопаем, пока не доберемся до заговорщиков и не возьмем их с поличным. Тогда и убийство Клавдия прояснится. Есть, конечно, шанс поймать этого наемника — Марция, но только если он совсем дурак и сунется в границы империи. А он на дурака не похож…

— Что еще?

— Сегодня пришло интересное известие из Тарка. Тамошний наш человек известил меня спецпочтой — объявились люди, пропавшие без вести при нападении на дом мага в Этрурии — девушка и офицер. Ну, ты помнишь — племянница мэтра Гистоса. Они уверяют, что оказались в Безымянном Замке, бежали из него, перешли Великие горы и пристали к каравану в степи. С караваном добрались в Тарк. Говорят, что в том нападении только они двое и выжили. Есть, правда, там с ними еще третий — какой-то горец, который увязался по дороге. Я тут же велел обеспечить их прибытие сюда, в столицу. Максимально вежливо и под личную ответственность моего сотрудника. Заодно велел ему расспросить караванщиков обо всех подробностях. Что еще интересно — спасшийся офицер — младший сын тарсейского князя. Очень интересный расклад получается — Мерка — Тарсей и Безымянный замок — Тарсей. Я в такие совпадения не верю…

Император скептически поджал губы.

— Ага, Хакес внедряет своего агента в армию, оповещая все имперские службы — вот он, обратите внимание… Ты, Лис, давай, не фантазируй лишнего.

— Нет, я, конечно, не считаю этого княжича агентом Хакеса, — Вульпекс немного смутился. — Но и для совпадения тут что-то многовато накручено… Ладно, подождем до результатов расследования.

Портал прямой связи пожирал ежесекундно массу энергии, но Хакес не торопился. С брезгливым отвращением он разглядывал изъеденного лишаями желтого старикашку, который развалился на блохастых шкурах, на полу юрты.

— Итак, ты всё провалил, Глист! — от прозвища, которое послушник Отступников носил много столетий назад, шаман дернулся, как от удара кнутом, но смолчал. — Девчонка сама к тебе пришла в руки, а ты бездарно упустил ее и сбежал!

— Ты меня не предупредил, что ее охраняет шедда! — с ненавистью прошипел шаман в ответ. — А может быть, ты специально это подстроил, чтобы от меня избавиться, а? Шедду ведь ты к ней приставил?

— Какой шедда, что ты мелешь, — возразил Хакес, но не очень уверенно. История с вызванным и непонятно куда пропавшим шеддой, про которую он, за прочими заботами, совершенно забыл, снова всплыла в его памяти. Желтый Шаман немедленно почувствовал эту неуверенность.

— Ты что думаешь, я шедд не видел? Очень сильный шедда, и необычный. Устойчив к магии, как… а Мантос его знает, как! Мне такие еще не встречались. Из высших — это точно. И как только я наложил на твою девку подчинение, он тут же на меня напал. А я потратил слишком много сил перед этим, мне было не до драки с высшими шеддами. Скажешь, что об этом шедде ничего не знаешь? Я не ребенок, чтобы такому поверить.

— Я не приставлял к ней шедда, — холодно заявил Хакес, беря себя в руки. — Но про этого шедда я слыхал, отрицать не буду. Однако не верю, что ты мог испугаться какого-то шедда, пусть и высшего. Да хватал бы девку и бежал с ней, если уж очко сыграло. Стареешь, глупеешь, Глист!

— Девка, вроде, и от тебя, такого умного, сбежала еще раньше, — ядовито напомнил шаман. — А шедда, говорю тебе еще раз, силен невероятно. Ты много встречал шедд, которые умели бы атаковать сразу в трех планах?

— Что?! А ты ничего не жевал и не нюхал перед этим, а Глист?

— Ага, проняло! Вот и возись с этим шеддой сам, предстоятель! А как разберешься, я снова возьмусь за поиск твоей девки. Бесплатно возьмусь!

Хакес повел рукой, гася портал, и задумался. Надолго. Затем подошел к книжной полке и достал древний том, за который Архимагистр Лар отдал бы любое из своих сокровищ. Что-то уточнил для себя.

Затем составил послание для одного из своих подручных в Мерке, торговца, который понятия не имел, на кого он в действительности работает:

"Мне срочно требуются четыре раба. Трое — с долей, качество не имеет значения, можно брать подешевле. А четвертый — без доли, молодой крепкий, без физических повреждений — имперец или когурец. Оплата — обычным порядком. Место доставки — тоже обычное.

Мэтр Никроций Гарм."

Зал Безымянного Замка, который запомнился Дару на всю жизнь, снова стал ареной обряда Призыва. Но на этот раз, обряд производил мастер, а не подмастерье, и никто из богов в него не вмешивался. Трое рабов с долей отдали жизни и силу некроманту — мэтр Никроций никогда не рисковал попусту. Четвертый жертвенный раб, в центре гексаграммы, был жив — иначе обряд пошел бы насмарку. Его тело дергалось в тщетных попытках затуманенного сознания противостоять мощи призванного шедды. Хакес умелыми экономными рывками сети заклинаний контролировал ход этой борьбы — необходимо было заставить шедду ослабеть как можно больше, и подчинить себе психофизическую матрицу жертвы, но не до конца. Это было очень трудно — призванный из Горячих Сфер высший шедда обладал огромным запасом энергии, лишь незначительно убывшей в процессе развоплощения и межмирового переброса. Для своей Сферы он был, разумеется, мертвецом, развоплощенным — иного шедда призвать бы не удалось. Но и мертвый высший шедда — орешек крепкий, далеко не каждому высшему магистру по зубам. Однако Хакес невозмутимо управлял процессом одержания — его опыт и сила были более чем достаточны, чтобы не волноваться за исход обряда.

Он дождался, пока шедда не поглотил большую часть сознания жертвы, а затем резко сдавил его своей энергетической сетью и нанес ментальный удар такой силы, что шедда невольно раскрылся на долю мгновения. Но этой доли оказалось достаточно, чтобы некромант прочитал имя шедда — Ахпулорарх. Большего пока не требовалось. Наложив узы подчинения, некромант ослабил сеть, и молча наблюдал, как распухает тело жертвы, увеличиваясь в размере и покрываясь чешуей. Голова деформировалась, чудовищная пасть лязгнула зубами, когти заскребли по каменному полу, оставляя отчетливые борозды. Шедда поднялся внутри гексаграммы, уставившись ненавидящими багровыми глазками на своего мучителя. Он издал грозный рык.

— Ахпулорарх, я призвал тебя и подчинил, ты мой раб!

Ритуальная формула была подкреплена резким ментальным ударом. Шедда пошатнулся и издал новый рык.

— Что ты от меня хочешь, человеческий колдун?

— Повиновения!

— Я твой раб! — неохотно признал свой статус шедда.

Хакес довольно, но никак не проявляя этого удовлетворения внешне, смотрел на своего нового слугу. Последний раз он призывал шедда очень много лет назад — дело это было сложное и накладное. Но сейчас задача того стоила.

— Прими человеческий облик!

Фигура шедды как бы расплылась и задрожала, стала уменьшаться. Через несколько минут в гексаграмме стоял стройный молодой человек — в точности такой, каким была жертва еще несколько часов назад. Только неестественная бледность, жестокое выражение лица и тяжелый мутный взгляд выдавали перемену. Трансформация тела одержимого была крайне редким явлением, для нее требовалось удерживать сознание человека от поглощения матрицей шедды особыми заклинаниями, которыми владели считанные маги за всю историю Лакаана. Одним из этих считанных был предстоятель культа Повелителей, преподобный Хакес…

Хакес пересек несколько локтей расстояния, разделявших гексаграмму и его защитный пентакль — бояться было уже нечего, шедда полностью в его власти. Он быстрым движением надел на шею одержимого амулет. Тот вздрогнул, как от ожога, протянул было руку к амулету, и тут же отдернул. Взгляд его при этом прояснился, но выражение лица стало еще более неприятным.

— Что это, колдун?

Хакес мгновенно нанес крайне болезненный энергетический удар одержимому. Тот не сдержал крика боли.

— Впредь, обращаясь ко мне, говори "хозяин"! Пока к тебе не обращаются — рот не открывать! Понятно, или повторить?

— Понятно, хозяин!

— Так-то лучше. Я ничего тебе не обязан объяснять, раб, но я хочу, чтобы ты знал — в тебе оставлена человеческая матрица, чтобы ты мог себя вести естественно среди людей. А этот амулет не даст тебе пойти против моей воли и прикроет от опознающей магии. Амулет я буду обновлять раз в полгода, если я не сделаю этого, ты развоплотишься навсегда. Понятно?

— Да…, хозяин.

— Можешь выйти из гексаграммы.

Одержимый сделал шаг, второй — его слегка пошатывало. Он остановился напротив некроманта и уставился на него. Хакес помолчал и спросил:

— Как хорошо ты способен распознать другого одержимого?

— Если его доминант не очень превосходит меня силой, то на расстоянии… половины лиги, хозяин.

— А если очень — ведь тогда его энергетическая аура должна проявляться еще явственнее?

— В человеческом теле мои способности ограничены, хозяин. Сильный доминант может ввести в заблуждение чужую магию. Вот если я смогу принять свой естественный облик — тогда другое дело.

— Амулет тебе это позволяет. Мне нужно, чтобы ты разыскал одного одержимого. Не вступай с ним в контакт, если он сам тебя не обнаружит, но выясни его силу и способности. От боя уклоняйся. Где его искать и как действовать я тебе объясню подробно. За ослушание или просто ошибку твое наказание — развоплощение. А если я буду тобой доволен — будешь жить дальше. Теперь слушай внимательно…

Адрес, который Деций получил от Гонозия, принадлежал средней руки отелю в том же припортовом квартале. Портье уставился на Деция подозрительно, но когда тот назвал имя постояльца, к которому пришел — Нияза, потерял к нему интерес.

— Нету ее — в город ушла засветло, — буркнул он.

— А когда должна вернуться — не говорила?

— Нет. Но обычно она раньше полудня не возвращается.

Делать Децию было абсолютно нечего, свои деньги по аттестату он получил еще накануне, вместе с напоминанием, что ему остаются менее двух суток на то, чтобы завершить свои дела и покинуть Тарк. Он прогулялся по набережной, поглядел на многочисленные корабли, украшавшие пирсы порта и внешний рейд, кинул кусок хлеба чайкам, немедленно затеявшим над ним визгливую свару. Заглянул в книжную лавку, и неожиданно дешево купил "Богатство" — роман-эссе покойного ученого Маркуса, который он давно собирался прочитать. Эта книга была не так популярна, как другой роман того же автора — "Философия истории", и более неоднозначна. До сих пор Децию встречались только отзывы на нее — крайне противоречивые. Одни критики безоговорочно ругали автора, другие столь же безоговорочно хвалили… Роман был посвящен роли денег и их влиянию на людей. Для Деция, родившегося и выросшего на Гесперидах, суть денег, банков и частной собственности во многом оставалась загадочной. Нет, разумеется, он прекрасно знал, как всё это действует на практике, технически, так сказать. Но психологически он никак не понимал, почему деньгам придается такое огромное, почти мистическое значение. Для гесперидца были непостижимой дикостью причины, которые могут побудить людей драться со звериной жестокостью за владение вещами или даже за одни лишь символы владения. Причем он бы легко понял, если бы бедняк так сражался за свой кусок хлеба… Но ведь самую чудовищную жестокость, подлость и жадность демонстрировали как раз те, у кого и так всего было навалом! Да, среди мерканских пиратов-работорговцев и каторжников Имперских копей он встречал такие экземпляры, который могли за пайку или понюшку дури пытать и убивать. Их Деций воспринимал как психически больных, которых просто еще не научились лечить, и которые из-за своей опасности для нормальных людей, должны быть изолированы. Но когда похожие свойства прорывались у людей, во многих отношениях нормальных, способных трудиться, мыслить, творить, любить… Непостижимо! Может быть, с помощью этой книги, ему удастся разобраться в непонятных вопросах.

Полдень миновал, и Деций вернулся к отелю. На этот раз Нияза была в номере, и Деций поднялся к ней, на третий этаж. Что, кстати, свидетельствовало, что постоялица экономит на жилье, и вызывало сомнение в ее платежеспособности. Хотя Деций сейчас не слишком нуждался в средствах, путь ему предстоял дальний и расходы — большие, так что обещание Гонозия: "Отправишься, куда собирался, да еще и заработаешь" он не оставил без внимания.

Деций, со слов того же Гонозия, примерно представлял, что его ждет, но действительность опрокинула все ожидания. Дверь ему открыла ослепительная красавица. Типичная когурка, с матово-белой кожей и роскошными платиновыми волосами. Доля, но не сильная — колдунья. Номер, в котором она жила, как это было известно Децию, всего несколько дней, носил явные черты уюта и обжитости. Всё аккуратно расставлено по местам, никакого беспорядка, хотя хозяйка должна была отбыть в дальнее путешествие не далее, чем завтра утром.

— Чем могу быть полезна? — осведомилась Нияза у застывшего столбом гостя. — Вряд ли мэтру, — тут она продемонстрировала свои способности, моментально определив суть посетителя, — могут быть полезны мои скромные способности целительницы…

— Я пришел по рекомендации Гонозия, — выдавил наконец Деций. — Вы искали спутника — мага, для путешествия в Тарсей. Мне нужно в Раменье и я готов вас сопровождать, если вы не против.

— А, господин Деций, так это вы, — перемена тона и обращения показали, что колдунья осведомлена, кто ей напрашивается в спутники. Откуда? Дурацкий вопрос — конечно, от Гонозия…

— Проходите, прошу вас, — сказано любезно, но со значительной долей равнодушия. — Расскажите о себе — должна же я знать, с кем разделю дальний путь…

Деций выдал краткую версию своей истории, которой пользовался в Лакаане. Подчеркнул, что дополнительные рекомендации ему может выдать начальник каравана Хигс и мэтр Проспер Маасит, с которыми он, Деций, вместе шел с караваном и отбивался от нападения самалитов. Эта история заинтересовала Ниязу, и она попросила рассказать подробнее. Деций незаметно перевел дух и последующие полчаса описывал путешествие с караваном и битву — благо, что тут нечего было скрывать, в отличие от его прошлого. Несколько удивил его только особый интерес, проявленный когуркой к трем путешественникам. Нет, разумеется, вся история их появления и подвиги заслуживали внимания. Но уж больно дотошно колдунья выясняла все мелочи, с ними связанные…

— Спасибо за интереснейший рассказ, господин Деций, — подвела итог Нияза. — Что ж, я рада видеть вас рядом. Значит, ваша специализация — целительство? Но ведь я вижу в вас и мага огня…

Деций подивился ее сенсорике — он нигде, ни сейчас, ни ранее, в рассказе для Гонозия, не упоминал этой своей способности, не обмолвился он и про пущенный им огненный вал… Ну что же, придется выкручиваться…

— Вы правы, госпожа Нияза, я способен на некоторые фокусы с огнем. Но я не боевой маг, прошу принять это во внимание. Хотя я не жрец, и не приносил официальные обеты, у меня есть строгий тайный обет, по которому я не имею права обращать смертельную магию против людей. Вот почему, прошу не рассматривать меня, как огневика.

— Понимаю, — задумчиво протянула когурка. — Хотя такое редко встретишь, особенно в наше время… Но я уважаю ваши обеты, мастер Деций.

Обращение "мастер", которое было явно выше нейтрального "господин" и приближалось к "мэтру" (на последнее Деций формального права не имел, как пораженный в правах и не член Гильдии магов), свидетельствовало о явном прогрессе в их отношениях.

— Я собираюсь уезжать завтра с утра — с караваном, в столицу Тарсея. Вы будете готовы?

— Разумеется — Гонозий меня предупреждал.

— А, кстати, вы давно с ним знакомы?

— Всего пару дней. Но у нас оказались общие друзья, — уклончиво ответил Деций.

— Ах, вот как… Ну что же, остался один вопрос — ваше жалование.

Последний вопрос решился легко — Деций не собирался запрашивать много, а когурка сама предложила вполне приличную сумму. Обговорили и обязанности Деция — помощь в лечении всех заболевших и раненных во время путешествия и прочее содействие, в случае нападений.

— На зверей и монстров ваш обет непричинения вреда магией не распространяется?

— Нет, — улыбнулся Деций.

На том и расстались. Деций вернулся в свою комнатку в "Морском Змее" и начал собирать вещи, чтобы утром немедленно отбыть. Неприятностей со стражей из-за нескольких часов лишнего пребывания в городе он не хотел.

Имперский пакетбот "Стрела Нуит" был переоборудован из отслужившего основной срок боевого фрегата и не отличался чрезмерным комфортом. И публика на нем плавала не самая фешенебельная. Основным его движителем служили паруса, но имелся старенький вспомогательный кнумериумный двигатель, используемый в мертвый штиль и при маневрах в портах. Дар раскошелился на билет первого класса и обедал в кают-компании, вместе с кормчим — шкипером пакетбота, и остальными офицерами. Ходить по кораблю он мог почти всюду — кроме орудийной палубы и машинного отделения. Да, мирный пассажирский корабль располагал небольшой носовой палубой, на которой располагался внушительного размера копьемет класса "дракон". Для защиты от пиратов. А когда Дар узнал, что копья снабжены еще, как правило, взрывным или зажигательным наконечником, его уважение к местной артиллерии дополнительно возросло.

Дара несколько удивляло, что тут до сих пор не додумались до стальной брони. Но в разговорах с моряками выяснилось, что магически усиленное дерево, с бронзовой обшивкой, не намного ей уступает, но не в пример легче. На пакетботе был свой колдун, отставной военный — еще моложавый, но с совершенно седыми волосами — это был первый седой человек, встреченный Даром в Лакаане. К концу путешествия Дар узнал его историю — один из бесчисленных случаев морских войн, разыгрывавшихся в течение столетий.

Несколько лет назад, некий имперский посыльный фрегат попал в пиратскую засаду возле одного из необитаемых островов. В бою он потопил пиратов, но получил серьезные повреждения и затонул, а команде пришлось спасаться на шлюпках. В живых после боя остались тридцать человек, все раненные, половина — тяжело. А из офицеров — единственный, военколдун 3-го ранга, Септ Легис, принявший, по уставу, командование на себя. Послали ли кормчий или старпом сигнал бедствия перед гибелью, нет ли — никто не знал. До ближайшей земли — более трехсот лиг и, что самое скверное, этой ближайшей землей был мерканский остров. А отдаваться в руки мерканцам, несмотря на все официальные договоры, было делом последним. Не говоря уже о том, что на острове можно было нарваться на тех же пиратов — даже официальные власти Мерки вполне могли отправить имперских моряков в рудники и сделать вид, что никого никогда не видели. И поклясться в этом своей демократией и заповедями Фта.

Пять дней провели моряки на острове — голой скале без малейших признаков воды и пищи, питаясь аварийными пайками из шлюпок. Вода выдавалась по стакану в день тяжело раненным, и по полстакана — остальным. Септ в первый же день израсходовал все амулеты, поддерживая жизнь раненых. Ему пришлось принять жестокое решение — отказать в помощи четверым, совершенно безнадежным, чтобы сохранить жизнь остальных. Именно тогда его иссиня-черная шевелюра поседела. На каких ресурсах он продолжал помогать дальше и жил сам — никакая медицина и магическая наука ответить не могла бы. Будучи колдуном, он почти не имел собственных резервов магической энергии, но каким-то неведомым способом продолжал выдавливать крохи, пуская их на лечение товарищей. На шестой день на траверзе острова показался корвет под имперским флагом. Моряки подожгли шлюпку, чтобы подать сигнал бедствия. Просушенное зноем дерево горело ярким огнем, но давало мало дыма, а заметить с моря огонь было нелегко… Но им повезло — на корвете специально искали следы пропавшего судна. Сигнал бедствия уйти не успел, но после того, как фрегат не прибыл в порт вовремя, наварх флота забеспокоился и выслал корабль навстречу. Септ еще успел проследить за посадкой своих людей в шлюпки и сам сел последним. И тут же впал в кому.

Его жизнь спасли, потом полгода лечили при столичном храме Сешат, восстанавливая магические способности — Септ, выложившись сверх своих сил, почти буквально сжег себя, выкачав все энергетические резервы организма. Затем он вернулся во флот. От предложения восстановить цвет волос — довольно несложная косметическая операция, он отказался. От государства он получил медаль "Морской звезды" 2-й степени — награда за образцовое выполнение воинского долга в особых обстоятельствах и досрочную пенсию. Особым подвигом его действия не считали — а как еще иначе мог поступить в подобной ситуации имперский офицер?!

Впоследствии Дар услыхал немало подобных историй. И ничуть не удивлялся тому, что за многовековую историю имперского флота число бунтов команды против командиров можно было сосчитать по пальцам…

Ветер был ровный и попутный, и пакетбот весь путь проделал под парусами, проходя свои стандартные шестьсот лиг в сутки и ненадолго останвливаясь в попутных портах. На восемнадцатый день плавания, на горизонте появилось сероватое облако — приближался конечный пункт их путешествия, остров Эгион. А на нем — имперская столица, город-порт Маат, названый так в честь богини-матери, супруги кормчего Лазурного Ковчега, бога Цераписа. Церапис же был, как уже знал Дар, покровителем всей Лакаанской империи.

Если бы Дар плыл с друзьями, то он оказался бы в этом порту декадой раньше. И увидел бы, как фрегат пришвартовался к пирсу, между рыбацкой шхуной, чью профессию выдавал неистребимый запах, и каким-то пузатым торговым бригом. На пирсе ждали несколько человек — приятной наружности господин, средних лет, женщина в фиолетовой мантии, официальной одежде имперских волшебниц, чуть поодаль — две кареты, запряженные бактрианами — одна поновее, поизящнее, вторая — попроще, "рабочая лошадка". Элеана сбежала с корабля первой, и тут же начала обниматься и целоваться с женщиной, называя ее тетей. Потом обнялась со спутником волшебницы, которого именовали почтительно "мэтром". Она представила им Квинта, и тот узнал, что Элеану встречал ни кто иной, как ректор Имперской академии магических наук, мэтр Церапис Муций Гистос, известный близостью ко двору императора, а также в качестве наиболее вероятного преемника нынешнего Архимагистра Гильдии магов мэтра Лара. Ее дядя, одним словом. Ну и его супруга, мэтресса Нуит Апия Летия, родная тетя Элеаны. Волшебники горячо поблагодарили Квинта за его подвиги при спасении их племянницы — оказывается, они были полностью в курсе всего, что Элеана и Квинт рассказывали о своих приключениях в Тарке тамошнему чиновнику. Как видно, запись была переслана какой-то быстрой магической почтой. Гистос и Летия пожелали увидеть Квинта у себя в гостях как можно скорее, после того, как он доложится своему армейскому начальству.

Как только они сели в изящную карету, к Квинту подошел еще один встречающий, который до сих пор скромно стоял в стороне, внимательно разглядывая путешественников и сцену встречи. Он показал легионеру какую-то бляху и тихо сказал несколько слов. Среди них были "тайная служба", "от имени императора" и "желаем побеседовать немедленно". Квинт не стал возражать, и уехал вместе с чиновником во второй карете.

Но ничего из описанного Дар не видел, он узнал обо всём намного позже. А пока что он, вместе со многими другими пассажирами, стоял у борта судна и наблюдал разворачивающуюся перед ним панораму.

Порт был огромен. Дару приходилось видеть крупные порты на родине, но этот им ничуть не уступал. Разве что портовые краны были пониже, а корабли — поменьше. Пологая прибрежная полоса была густо заполнена складами, конторами судовладельцев и купцов, а за ней, верблюжьими горбами, вырастали два холма с городской застройкой. Всего холмов на острове было пять, но остальные из гавани видны не были.

Корабль пришвартовался и Дар выбрался на пирс. Взвалив на плечо вещевой мешок, он неторопливо направился к выходу из порта. О том, как найти друзей, он не беспокоился. Дядя Элеаны, мэтр Гистос был слишком видной фигурой, чтобы с отысканием его резиденции могли возникнуть сложности. Еще на корабле они заранее условились, что Элеана будет служить связующим звеном между всеми тремя, ее найти будет проще всего. Квинт должен был дать знать о себе, как только разберется со служебными делами. Дар собирался устроиться где-нибудь в гостинице и осмотреться — он еще не решил, чем ему заняться дальше. Деньги у него были в достатке, так что о заработке, на первое время, можно было не беспокоиться. У него даже бродила неопределенная идея записаться на учебу в академию магии, если только он сможет как-то прояснить статус своей шеддовской составляющей. Как именно прояснить — он тоже еще не знал.

Выбравшись из лабиринта пакгаузов и открытых, обнесенных только легкими изгородями, складских площадок, Дар, наконец, попал в город. Теперь надо было подыскать жилье. Уже приобретя некоторый опыт в Тарке, он присмотрелся к компании ребятишек, возившихся на краю большой лужи — следа недавнего ливня, и поманил пальцем одного из них, лет десяти, отвлекая от созерцания плавающего в луже корвета — из коры и щепочек, с ладонь размером. Мальчишка с достоинством подошел в развалку, руки в карманах, и с интересом осмотрел куртку Дара с нашитыми пластинами и оружие на поясе.

— Эй, парень, где здесь можно найти гостиницу поприличнее?

— Тебе переночевать, или надолго? — деловито осведомился юный житель столицы.

— Надолго.

— Тогда тебе в гостиницу ни к чему, — рассудительно объявил тот. — У моей мамки есть комната на съем, она как раз свободна. Чисто, тихо, отдельный ход с улицы.

— Ну, так веди. Тебя, кстати, зовут-то как?

— А Луцием кличут. А тебя?

— Дар.

— Ты чо, с Раменья?

— Ага. — Дар решил не уточнять.

— Наемник? Ух ты, какой у тебя шар здоровый на цепи! Покажешь потом, а? Ну пошли, тут рядом!

Мальчишка крикнул приятелям: "Я щас, только наемника провожу!" и зашлепал босыми пятками по мощеному переулку, круто поднимавшемуся по склону холма.

Домик и комната для постояльцев Дару понравились. И хозяйка тоже — молодая симпатичная женщина, вдова по имени Наста. Муж ее был рыбаком и год назад утонул во время шторма. Теперь она зарабатывала случайной поденной работой и сдачей внаем мансарды. Дом был от казны — тесть, ветеран войны, получил его от властей лет десять назад и отдал сыну, а сам перебрался в деревню, к родственникам. Прошлый жилец прожил год, но уехал как раз пару дней назад. Дар быстро, поторговавшись для вида, только чтобы не внушать подозрений, договорился на сто денариев в месяц, включая стирку и уборку в комнате. У него было с собой около тринадцати тысяч — после всех закупок в Тарке и после того, как он уговорил друзей взять хоть немного, из вырученного за посох, "на карманные расходы". Теперь осталось решить еще один вопрос. Крупные деньги в империи те, у кого не было своей виллы с охраной и крепкими подвалами, держали, как правило, в двух местах — в отделениях Торговой гильдии или в банках. Банки все были либо мерканскими, либо с преобладанием мерканского капитала. Многие имперцы из-за этого к банкирам обращаться не любили. Дар тоже был вполне согласен с афоризмом: "Еще вопрос, что является большим преступлением — ограбить банк или основать банк". Но держать крупную сумму дома Дар не собирался — не потому, что он хоть в чем-то не доверял хозяйке, а для того, чтобы не вводить во искушение припортовую шпану.

Дар не имел пока оснований плохо относиться к мерканцам. Единственный известный ему более-менее хорошо мерканец — караванщик Джозайя Хигс, был Дару скорее симпатичен. И еще Деций, караванный целитель — у того были те же характерные черты и кто-то в разговоре называл его мерканцем… Да и к банкам Дар был привычен — из-за их распространенности в его мире. Поэтому, устроившись и разложив вещи, он выяснил у квартирной хозяйки адрес ближайшего банка и отправился туда.

Припортовое отделение банка "Морской альянс" встретило нового вкладчика двумя скучающими охранниками внушительного телосложения, обвешанных амулетами и оружием с ног до головы, дверью и стенами, способными сделать честь пограничному форту, и услужливыми клерками. Когда Дар заявил о сумме своего вклада, услужливость возросла еще на пару градусов. Дару предложили несколько вариантов выгодного размещения средств под проценты, но он предпочел беспроцентное хранение, но зато с возможностью быстро снять средства со счета или получить их в другом городе или стране по аккредитиву. Что-то подсказывало Дару, что такая возможность окажется нелишней. Оставив себе тысячу денариев на текущие расходы, Дар вернулся домой — уже темнело. Около дома он полюбовался на Полог богов — здесь, в географическом центре империи, он выглядел как-то ярче и переливы красок были сочнее, чем в других местах, и улегся спать с приятным ощущением, что наутро ему предстоит много интересного.

— Приветствую тебя, дорогой друг! Рад, что всё же навестил меня, старика!

— Мэтр, мне не так-то просто выбираться на эти встречи. Так что ваша ирония…

— Ну, что ты, дорогой друг, какая ирония! Я действительно рад каждой нашей встрече — они познавательны и полезны… Так что ты можешь рассказать новенького?

— Остатки сети Пата Бьюкенена выловлены. Как вы и предполагали, он действовал с негласной санкции кого-то из капитула "Сторожевой Вышки". Но сам мало что знал.

— Ладно, это уже дело прошлое. А наша сеть не вызывает интереса?

— Нет, про нее никто пока не слышал. Вы, мэтр, умеете подбирать людей получше этого Бьюкенена…

— Было бы странно, если бы я умел что-то делать хуже этого дурака… Жаль, дорогой друг, что ты не можешь непосредственно воспринять благость наших обрядов.

— Меня вполне устраивают и деньги…

— Да, вот твоя обычная плата… Больше ничего?

— Еще вчера прибыли двое приезжих из Тарка, утверждают, что бежали из Безымянного замка. Девушка-волшебница и легионер. Девушка, кстати, племянница мэтра Гистоса. А легионер тоже не прост — младший сын Тарсейского князя. Сам шеф ими занимался.

— Что? И ты молчал?! Это — точные сведения?

— Вполне — я сам их встречал в порту. Девушку взял под опеку ее дядюшка, но Вульпекс уже договорился с ним, что он привезет завтра племянницу "для беседы". А легионера я сразу отвез к нам, шеф его допрашивал часа три, и велел держать под постоянным наблюдением. Он сейчас в казармах комендантской когорты.

— Это важные сведения, держи меня всё время в курсе. В экстренном случае — по каналу номер три. Ты заработал дополнительную премию… Вот, держи.

— Благодарствую, мэтр. Мне пора!

— Иди! И пребудет с тобой сила Фта!

Бледный молодой человек в небогатой, но тщательно подогнанной одежде, которую с равным успехом мог носить наемник, мелкий купец или чиновник, сидел напротив толстяка с трусливо бегающими глазками. Вечерний бриз с моря нес прохладу на веранду духана, но толстяк потел и дергался, словно его поджаривали на сковородке… И смотрел он на собеседника так, как будто тот поджаривал его собственноручно. Хотя молодой человек всего лишь передал ему привет от их общего знакомого, мэтра Никроция Гарма…

— Это будет очень непросто выяснить, — бубнил толстяк, дернувшись в очередной раз. — И привлечет ко мне лишнее внимание. Да и денег будет стоить немало…

Малокровному юноше разговор явно надоел. Он вытащил из кармана небольшой увесистый мешочек, и бросил на стол, перед толстяком.

— Вот тебе деньги. И даю времени три дня. Иначе будешь объясняться с Хозяином. Лично. Что-нибудь еще непонятно?

Толстяк облился новой порцией пота. Но мешочек взял и, облизав губы, сказал:

— Я сделаю всё, что можно. Вы где говорили, что остановились? Куда доставить сведения?

— Я ничего тебе не говорил. Через три дня я сам тебя найду. И молись своим богам, чтобы тебе было, что сказать тогда.

Агент Хакеса встал, кинул на стойку бара, возле выхода, несколько монет и растворился в переплетении портовых уличек Тарка.

— "Молись своим богам"! А ты-то кому молишься, козел?! — со злобой пробормотал толстяк, убедившись предварительно, что его никто не услышит. Мешочек с деньгами исчез в складках его туники еще раньше, чем собеседник дошел до выхода из духана. Потом толстяк пару раз вздохнул и тоже побрел к выходу — времени было мало, а испытывать терпение агента и, особенно — Хозяина, он не собирался.

Через неполную декаду на столе мэтра Никроция Гарма лежал листок, на котором четким почерком было выведено, на имперском: "Интересующее лицо отбыло 20го числа 2 мес. Жатвы в столицу, вместе с двумя спутниками. Проследую за ним, как только получу подтверждение, контакт в столице и деньги. Здешний человечек туп, труслив и жаден, но если заплатить и нажать посильнее, дело делает. Раб".

Еще через декаду, бледный молодой человек, называвший себя в документах Ахпулом, а в секретных посланиях — Рабом, отбыл рейсовым пакетботом из Тарка в Маат.

Снова поскрипывали колеса фургонов, снова неторопливые волы равнодушно брели по воле погонщиков. Единственно, что отличалось от недавнего прошлого — мощеная дорога вместо степной травы и подлесок по краям тракта. И еще, что, кроме фургонов, в караване были открытые возы — в Раменье можно было опасаться зверей, изредка — разбойников, но мелкие отряды самалитов сюда уже не добирались. И необходимости держать круговую оборону не возникало.

Деций ехал верхом на бактриане возле фургона, в котором, несмотря на поздний час, всё еще дремала его работодательница. Она, как правило, поднималась не раньше полудня, и тут же громко начинала жаловаться на скуку, на дорогу и на тупых караванщиков. Деций, запомнивший деловую и сдержанную манеру Ниязы еще в их первую встречу, сначала дивился этой перемене. Но потом сообразил, что колдунья нарочито играет некую роль — роль капризной барыни. Это было интересно, и Деций, хоть и не понимая целей колдуньи, и предпочитая помалкивать, по мере возможностей, стал ей подыгрывать. Впрочем, интересным оказалось уже и их отбытие из Тарка.

Когда ранним утром он встретился с Ниязой, готовый к новому путешествию, три верховых бактриана уже равнодушно пережевывали травяную жвачку возле входа в гостиницу.

— Это нам, — сообщила колдунья. — Третий — для вьюка.

— А стоило ли тратить деньги — в караване удобнее ехать в фургоне, если быть пассажиром?

— Караван еще надо догнать, — огорошила его Нияза. — Наши караванщики убыли вчера, вверх по реке.

"Вот те на!" — поразился Деций.

Дальше ему предстояло удивиться еще не раз. Они выехали из южных ворот Тарка, хотя, по логике, им надо бы воспользоваться северными воротами — более близкими к реке. Объехали город с востока, и только после этого свернули на тракт, который тянулся вдоль речного берега. Это была обычная проселочная дорога — не мощеная, как имперская. Конечно, бактриан, не особо напрягаясь, двигается вдвое быстрее, чем караванные баржи против течения. Но догонять караван им придется до вечера, а то еще и завтра. Впрочем, дорожных вещей у них было в достатке, переночевать разок у костра ничего не стоило. Только зачем все эти сложности?

Нияза уверенно ехала первой, Деций следовал за ней, ведя на поводу вьючного бактриана. Слева тянулись камыши и топкий берег реки, справа — кусты и поляны с яркими осенними ягодами. В этот час на проселке не было ни души. Неожиданно притормозив, Нияза подождала, пока Деций с ней поравняется, и протянула ему кольцо-амулет.

— Это для экстренной связи — если мы разминемся.

Амулет был вполне стандартный, хоть и не из дешевых. При вызове он начинал слегка вибрировать на пальце, и прерыванием вибрации можно было быстро передавать несколько простых, заранее условленных сигналов. Перечень этих сигналов был отработан за предшествующие столетия до совершенства, преимущественно — военными, от того назывался "легионерский код" или "лекод". Деций только отметил про себя, что Нияза, несмотря на беззаботный вид, чего-то опасается. Все ее странные маневры могли иметь единственную разумную цель — сбросить кого-то со следа. Вот только кого?

Ответ пришел только к концу дня.

Хотя Деций был магом — пусть не имперской выучки, но вполне способным потягаться с любым магистром, а Нияза — только колдунья, погоню она заметила первой. Она вздрогнула, быстро достала из-под дорожной туники один из своих амулетов, и резко скомандовала Децию:

— Гони! — уже пуская своего бактриана в галоп.

Деций начал подгонять своего скакуна, но его сдерживал третий, вьючный бактриан, а опыта у гесперидца недоставало, чтобы управлять им столь же эффективно, как и собственным. Он начал отставать, и только тут наконец почувствовал гнилостную чужую ауру, чем-то знакомую, и от того тошнотворную вдвойне. Странно было то, что эта аура была не сзади, как можно было предположить, а где-то справа, за зарослями, окаймлявшими дорогу. Изо всех сил стараясь ускорить ход тупой вьючной твари, Деций начал готовиться к защите — строить универсальный щит. Это заняло считанные минуты, но ощущение враждебной ауры возрастало с той же скоростью. И тут Деций вспомнил, что ему эта аура напоминает — шамана самалитов, из его недавнего боя. Разница, конечно, заметная — шаман был неизмеримо сильнее, но мерзкий привкус магии смерти был точно такой же…

Проселок, следуя извиву русла реки, резко повернул, и беглецы выскочили на развилку дорог. И тут Деций увидел, как на правом ответвлении пути, быстро приближаясь к ним, скачут три всадника в дорожных плащах. Деций просканировал всех — маг был только один, остальные двое — слуги или охрана. Противник — а кто еще это мог быть? — старался сократить расстояние до беглецов, избегая атаковать издали.

Не имея понятия, кто перед ним, гесперидец, по одной гнилостной магии противника понял, что боя не избежать. Он выставил свой щит так, чтобы прикрывать спины Ниязе и себе. В этот миг, Нияза, не оборачиваясь, ударила в преследователей боевым заклинанием. Маг легко отбил его, и, в свою очередь, нанес удар — Деций подставил под него свой щит. Это была всего лишь проба сил — противники проверяли, чем располагает каждый.

Черный маг — а сомнений в этом уже не было, счел более опасным противником Деция, что, в других обстоятельствах было логично — его аура явно была сильнее, чем у Ниязы. Но повинуясь своему нравственному кодексу гесперидца, Деций не мог использовать вредоносные заклинания, он мог только защищаться и защищать свою спутницу. А вот у Ниязы никаких причин сдерживаться не было, а были весьма сильные артефакты, в чем противник быстро убедился.

Весь бой продолжался на скаку. Деций отбил три атаки черного, возрастающие по силе, и ответил легким заклинанием замедления, против бактрианов врагов. Это оказалось для противника неожиданностью — маг ожидал атаки против людей или смертельного заклинания, а такое — пропустил. И беглецы выиграли сразу несколько десятков локтей дистанции. Тут же воспользовалась отвлеченным вниманием противника Нияза — артефакт в ее руках ощутимо, даже в физическом плане, вспыхнул, а в черного мага ударил энергетический таран такой силы, что Деций только подивился — он полагал амулеты подобного плана запрещенными для обычных колдунов империи. И, кстати, не ошибался…

Противник был захвачен врасплох. Он успел сформировать контрзаклинание, но его буквально швырнуло на задний горб бактриана, после чего он, неуклюже взбрыкнув ногами, скатился на землю. Отдача парированного, но не погашенного удара пришлась на одного из слуг, и тот полетел на дорогу вслед за господином. Третий преследователь резко осадил своего бактриана, и бросился помогать магу…

Беглецы рванули вперед. Уже смеркалось, а Полог богов еще не зажегся, так что было самое темное время. И тут впереди показались огни. Минут через десять, беглецы подъезжали к заставе у реки, а возле низких мостков чернели силуэты барж — караван остановился на ночной отдых.

Нияза притормозила скакуна, и обернулась к Децию.

— Всё, — переводя дух, объяснила она. — Сюда они уже не сунутся — побоятся. Да, и очень вас прошу — не распространяйтесь про случившееся. Всё, что надо, я расскажу сама. И… спасибо, мастер Деций! Ваш щит — это настоящая классика, жаль, что я так не могу…

Деций, неожиданно для себя, покраснел, и пробормотал что-то про свой долг. Ночевали они уже на баржах. Затем последовали полторы декады плавания по реке и перегрузка в речном порту, с которого начался сухопутный путь в Тарсей, занявший еще с декаду.

На следующий же день, после присоединения к каравану, Ниязу словно подменили — она начала изображать из себя избалованную недалекую нобилетку, которая больше всего на свете недовольна отсутствием "благородного" общества. И успешно играла эту роль всю дорогу, так что в Тарсее от капризной пассажирки караванщики избавились с превеликим удовольствием.

Прежняя работа Деция ни разу не приводила его в Раменье — он действовал в южных имперских, мерканских и когурских портовых городах. Его наблюдательный взор отмечал простую и размеренную жизнь княжества, в чем-то наивно патриархальную, но в целом намного более приятную гесперидцу, чем многие проявления более высокой имперской цивилизации. По крайней мере, входные двери в домах тут в городе не запирали — воровство было понятием неизвестным…

Они вдвоем поселились на втором этаже дома, арендованного Ниязой на год вперед. "Они", потому, что Децию нужно было время осмотреться и подготовиться к путешествию в Большие горы, а это не такое предприятие, которое можно осуществить налегке и без проблем, а Нияза предложила ему поработать с ней в паре и дальше — целителем. Оказалось, что сама Нияза намеревалась обосноваться в Тарсее именно как алхимик и целитель. В городе Нияза снова сменила манеру поведения — теперь она была светской дамой, которой воле судьбы пришлось расстаться с привычными балами и приемами, и жить в медвежьей глуши. Она посетила местный храм Фта, чем еще раз изумила Деция, завела ряд знакомств среди зажиточных горожан, и уже через пару декад стала своим человеком в княжеском замке. Оставаясь с Децием наедине, Нияза иногда сбрасывала эту маску, но никогда не объясняла своих целей и причин своего поведения. При этом она знала, что Деций, при первой возможности, намерен оставить Тарсей и отправиться дальше, на северо-восток, но также никогда не расспрашивала гесперидца о его намерениях. Между ними установилась некоторая хрупкая граница взаимного уважения к чужим тайнам.

В одной постели они оказались в первую же ночь в Тарсее. Нияза просто зашла в комнату гесперидца, присела рядом и, обняв за плечи, начала целовать… Наутро они ничего не сказали друг другу, но отношения их заметно изменились. Деций, сам проработавший не один год под чужой личиной, отлично понимал, что когурка не случайно оказалась в Тарсее и играет свои роли по веским основаниям. А обстоятельства их путешествия доказывали, что безоблачной жизни у нее, скорее всего, не будет. И Деций впервые начал всерьез задумываться над тем, чтобы задержаться в княжестве и помочь, оберечь свою спутницу. И это было уже не только зовом долга. Впервые за всю свою работу в Лакаане, Деций ощутил свою духовную близость с женщиной-негесперидкой. Удивительнее всего было то, что индекс СЭЖ у Ниязы был вполне даже неотрицательный, только в общении с ним, Децием, это никак не проявлялось. У Деция начала неотчетливо формироваться идея, что, может быть, можно иметь и некоторые скверные качества личности, и не давать им волю. А чувства Ниязы к себе он, при всей своей силе эмпата, толком расшифровать не мог. В чем-то они были похожи на его собственные чувства — сложная смесь нежности и вины перед каким-то долгом, который препятствовал эту нежность проявить в полной мере…

Работы у целителей было не слишком много. Тарсейцы были народом крепким, лечить приходилось преимущественно травмы и охотничьи раны. А также травмы скотины и, изредка, порчу, которую заносили мелкие иношные твари из-за гор. Деций при любой возможности, расспрашивал местных жителей про подходы к горам и про любые слухи о каких-нибудь строениях, развалинах или заброшенных древних дорогах на северо-востоке. Но даже забиравшиеся далеко в горы охотники, ничего интересного для гесперидца не сообщали. Шли дни, а Деций так, всё еще, ничего толкового не узнал.

"Приступила к работе. Легенда первую проверку выдержала успешно. Здешний жрец Фта уже оказался в курсе моих отношений и проблем с темными, обещал покровительство. Стараюсь подобраться ближе к резиденту Мерки, советнику князя.

Всю сеть надо налаживать заново. Агент Ведрий явно работал последнее время под контролем, а после убийства трибуна его тихо убрали — несчастный случай на охоте.

Первые впечатления — здесь действует крупная мерканская резидентура, она затрагивает и прочие княжества, но с темными прямого контакта не имеет. Более того, по некоторым данным — конкурирует.

Связь — обычным порядком.

Агент Ди."

Вульпекс покрутил в руке расшифрованное донесение, затем составил ответ:

"По возможности активизируй работу. Времени и так потеряно слишком много. Первоочередное внимание уделить потенциальной связи заговорщиков с оппозицией в империи, через младших сыновей князей на имперской службе и их доверенных лиц.

Зенит."

— Рад снова приветствовать тебя, дорогой друг!

— И вам того же, мэтр… Что случилось — отчего такая срочность?

— Кое-что изменилось. Кстати, дорогой друг, я недоволен тобой — когда ты делаешь донесения о важных вещах, надо быть точным!

— О чем вы, мэтр?

— Ты мне сказал, что тех, бежавших из Безымянного Замка, было двое. А их было трое, и третий прибыл позже, другим кораблем. А ты про него умолчал. Нехорошо, дорогой друг!

— Не может быть — шеф давал указания только про двоих! Вас кто-то ввел в заблуждение…

— Запомни раз и навсегда, дорогой друг, сведения, которые идут от меня заблуждением не бывают! И если ты еще раз посмеешь усомниться в моих словах, то наша дружба закончится. — Всегда приветливое и доброжелательное лицо мэтра исказилось так, что его собеседник, человек далеко не робкого десятка, похолодел. Маска добряка-монаха, которую маг носил до сих пор, даже отдавая самые подлые распоряжения, впервые сползла, и проявилось истинное обличье монстра…

— Простите мэтр, я виноват… Но я действительно не получал никаких сведений ни про какого третьего.

— Он прибыл пакетботом, через декаду после легионера с девкой. Переверни всё, но найди его, узнай где он живет и чем занят. Слежку за ним не пускай, разве что — очень издалека. Проследи за домом Гистоса — возможно, он появится там. Даю тебе четыре дня. Потом появится один… специалист, покажешь наемника ему. И можешь на этом про него забыть. Вопросы?

— Я понял, мэтр. Разрешите идти?

— Да, вот еще — что там твой шеф накопал, про этих двоих?

— Он допрашивал их сам, вы знаете, что подслушать невозможно.

— А он что-то говорил, давал указания в связи с ними?

— Нет, он только вызывал инквизитора к себе — этого, Ариеля. И распорядился продолжать внешнее наблюдение за легионером.

— Ну и?

— Тот регулярно посещает дом мэтра Гистоса. Потом возвращается в казармы. Больше ничего не замечено…

— Так, тогда есть еще одно дело. Справишься — забуду о твоем упущении. Но сначала — что у вас говорят о проблемах в Раменье?

— О заговоре князей?

— Ага, так у вас про него известно?

— Пока — только на уровне подозрений. А вот вражеская агентура там работает нагло — убили имперского наместника в Тарсее, напали на княжича, центуриона флота. Я слышал, что нашу агентуру там разгромили, теперь налаживают новую…

— Подробнее!

— Подробнее — не могу, этим занимается лично шеф и его правая рука — Гурий. Меня к этим вопросам не подпускают… Так заговор — это не только слухи?

— Нет, не только. Ладно. Нужно сделать вот что — у меня есть подлинные материалы заговорщиков, я только добавил в них кое что, на этого легионера, Квинта. Намеки на его связь с заговором. Надо замазать его посильнее. Только аккуратнее — в инквизицию это дело попасть не должно. Никакой магии и намеков на секты. Заодно это запачкает и Гистоса — пусть хоть чуть-чуть, тоже хорошо. А то он забрал слишком много доверия у императора…

— А мы князей не подставим под удар?

— А если и подставим — тебя это волнует? Ты же не княжич, вроде… — монах уже вернул свою доброжелательную маску на место и тихо посмеивался. — Дела князей — это АСС, а не наше… Мы, скромные служители Фта истинного, нам невыгодно, если эти жадные дурни засуетятся раньше времени… Пусть немного остынут. Вот через несколько лет будет в самый раз… Короче — подумай, как это лучше подать, думать можешь, пока будешь выслеживать наемника. Заодно и выслужишься в своем департаменте — как разоблачитель заговора. Неплохо провернуть это через разоблачение мерканского агента тут, в столице — я тебе дам нужный адрес. Проведешь всё чисто и аккуратно — получишь награду. Иди!

— Слушаюсь, мэтр!

— Господина Пилада — к господину Курцию! — выкрикнул мальчишка-курьер на всю редакционную комнату.

Пилад аккуратно убрал в ящик стола листки, на которых вычерчивал графики к своей новой статье, затем направился к кабинету, на двери которого висела табличка: "Общество и Наука. Главный редактор".

В газете он работал всего вторую декаду. И привела его к этому как раз его статья, в этой же газете.

Месяц назад, он выполнил свое обещание Таисе, и написал небольшое исследование на тему о рентабельности предприятий и налоговой политике. В статье никаких политических намеков не содержалось, но всё ее содержание напрочь опровергало постоянно вбрасывающуюся в газеты пропаганду сворачивания "нерентабельных" государственных мануфактур и сокращения налогов на частные предприятия. Пилад, с цифрами статистики за несколько десятилетий, показал, что госпредприятия вполне себя окупают, а снижение налогов окажется выгодным только богатым, зато ударит по бедным — из-за сокращения социальных программ правительства. Тут он пустил в ход и свои личные наблюдения, от работы в канцелярии общественного призрения. Статью он передал Таисе на очередной встрече в салоне Струвия. К некоторому удивлению Пилада, статья вышла в ближайшем же номере. Ежедекадник "Общество и Наука" считался изданием научно-популярным, не предназначенным для широкой публики, но статья получила неожиданно громкий резонанс. Всего через пару дней после ее появления, на нее поместила разгромную рецензию газета "Банковский вестник" — неофициальное издание Банковского консорциума. После этого статью начали цитировать в других газетах, где — сочувственно, где — ругательно. При этом, в ругательных заметках, повторялась преимущественно рецензия банковского органа. Пилад внимательно ее изучил — там не было ни единого аргумента по-существу, но зато щедро расставлены сомнения в достоверности цифровых данных. Придравшись к незначительной неточности в термине, рецензент тут же выстроил обвинение Пилада в некомпетентности и закончил намеками на некую "ангажированность". Хотя уж в чем, а в ангажированности самого рецензента мог усомниться только новорожденный младенец… В "Банковском вестнике" быстро поняли ошибку — лучше было бы промолчать и тогда на статью меньше обратили бы внимания. Но "круги по воде" уже пошли…

Пиладу было не по себе от этого явного и неприкрытого "прополаскивания" мозгов публике. Но этим дело не ограничилось. Еще через несколько дней, Пилада неожиданно вызвали к заместителю начальника канцелярии. Лысый обрюзгший чиновник орал на Пилада, брызгая слюной как базарная торговка. Он обвинил молодого человека, ни больше, ни меньше, как в "разглашении служебных сведений" и объявил, что Пилад уволен — немедленно, с этого дня. Пилад потерял дар речи — подобного разноса он не получал со времен, когда был младшим учеником имперской школы чиновников. Он не нашел слов в ответ, а просто молча повернулся и вышел за дверь. Когда он пришел в отдел, и начал собирать свои вещи, руки у него дрожали так, что он несколько раз ронял то стило, то бумаги…

Начальника отдела Сепия на месте не было — сосед по столу, сочувственно глядя на Пилада, сказал, что того вызвали к начальству следом за ним. Пилад присел — он не хотел уходить, не попрощавшись со стариком. Еще через било тот вернулся — с красными пятнами на щеках и почти столь же ошарашенный, как и Пилад. Но когда Пилад дернулся, чтобы встать, Сепий с неожиданной силой в голосе рявкнул на него: "Сиди!".

— Ну вот, и этот против меня, — с обидой подумал Пилад. Эта мысль его резанула даже сильнее, чем разнос у замначальника канцелярии. Но Пилад ошибся — Сепий был слеплен из иного теста.

— Продолжай работать, — не глядя на него, скомандовал Сепий. И откуда только у тихого старичка взялись эти командирские интонации? — Еще никто никогда не уволил моего сотрудника без моего согласия! А если кто-то считает иначе — то я готов записаться на Малый прием к Его Величеству!

Судя по всему, он сейчас повторял то, что незадолго перед этим высказал начальству…

Пилад остался. И, как ни странно, про увольнение ему больше не напоминали. Но сослуживцы — исключая только самого Сепия, начали сторониться Пилада, как больного Оранжевым Мором… Неудовольствие высокого начальства — самое страшное, что может себе представить чиновник.

А тут, совершенно неожиданно, Пилад получил приглашение зайти в редакцию "Общества и Науки". В кабинете главного редактора он застал еще одного человека — сухощавого пожилого мага, которого ему представили как мэтра Линуса, куратора газеты от Академии.

— Так вот вы каковы, господин Пилад! Судя по шуму, который вы наделали, я представлял вас куда постарше!

Пилад покраснел и непроизвольно начал комкать шляпу, которую снял у входа и не нашел куда повесить…

— Господин Пилад! — офицальным тоном произнес главред Курций. — Мы слыхали, что вся эта шумиха вокруг вашей публикации — чисто научной, я бы сказал, академической, — тут он кинул быстрый взгляд на мэтра Линуса, — повредила вам на службе. Я уполномочен предложить вам работу у нас, в редакции. К сожалению, вы потеряете право на специальную государственную пенсию, положенную чиновникам по выслуге лет. Но мы сможем вам платить несколько больше, чем в департаменте.

Мэтр Линус кивнул, подтверждая слова редактора.

— Но ведь я не профессиональный журналист, я всего-то три статьи в жизни написал…

— Хм, у многих наших сотрудников, когда они начинали работу, и того не было… Мы предлагаем вам вести, на постоянной основе, отдел экономики в газете. Освещать именно научные достижения в этой области. Ну и, если получится, писать свои работы. Такой уровень, как у вашей последней статьи, нас вполне устраивает.

Пилад подумал несколько минут, и согласился. Старик Сепий, которому он вручил прошение об отставке, не стал его отговаривать — он всё понимал лучше своего молодого подчиненного. Обняв Пилада за плечи, он только пожелал тому удачи, и попросил его не забывать.

Приступив к журналистской работе, Пилад, со свойственной ему обстоятельностью и добросовестностью, начал вникать во все редакционные дела. Редактор его не дергал, давая войти в курс дела. Он уже подготовил наброски небольшого обзора по истории экономической теории, когда последовал сегодняшний вызов к начальству. Пилад думал, что разговор будет связан с этой публикацией, но Курций заговорил совершенно о другом.

— Вы, конечно, помните сенатора Дукса и его программу?

— Да. — Пилад поморщился — именно с желания опровергнуть сенаторскую демагогию и начались его недавние неприятности.

— Сегодня вечером, во Дворце приемов имени Луция Первого, будет конференция нового общества — "Либеральная инициатива". Председатель этого общества — Дукс, но позиционирует оно себя как научное сообщество — распространитель идей социально-экономического либерализма. Приглашена пресса, в том числе и мы. Вот я и поручаю вам туда сходить и послушать — если там и правда есть что-то от науки, то напишите отчет. Возьмите этот пригласительный билет…

Лакаанская Империя — первое, после Великого Разлома, крупное государство, объединение нескольких древних княжеств, во главе с Лаканским княжеством, давшим общее название Империи. Расположено на берегах и островах Моря Жизни. Столица Империи — город Маат, на острове Эгион. Большое значение в империи имеет также город Сешат, древняя столица Лаканского княжества. Другие крупные города — Гебал, Этрурия, Вейя, Волатерр, Вольсиния, Тарк, Фалер.

Религия империи.

Официальная религия — культ богов-Покровителей. Разрешены также культы Фта, Япета, Крия, Кегаты, Фаланта и Древа Жизни. Культы богов-Отступников под запретом.

Календарь и система мер.

Год делится на четыре сезона по три месяца в каждом. Названия сезонов — Разлив, Посев, Жатва, Засуха. Месяцы именуются просто по номерам. В месяце — 30 дней, три декады. Год начинается 1 числа 1 месяца Разлива. Летоисчисление ведется от Великого Разлома. Сутки делятся на 25 часов по 100 минут и 100 секунд. Часто употребляется мера било — полчаса, интервал между ударами корабельного или крепостного колокола. Меры длины — локоть, лига (2000 локтей), дюйм (1/20 локтя). Меры веса — талант, воз (100 талантов), лот (1/100 таланта).

Социальное устройство:

Высшие сословия именуются патрициями, глав особо древних родов и заслуженных деятелей титулуют князьями (кроме этого, князем называют наместника провинции и самостоятельного правителя, последнее — обычно в Раменье). Зажиточные торговцы, фабриканты, чиновники, офицеры и т. п. составляют нобилитет. Крестьяне, ремесленники, работники государственных и частных мануфактур, верфей и пр. — плебеи. Права сословий закреплены в Законе Двенадцати Скрижалей. Лишены гражданских прав государственные рабы, каковыми считаются осужденные преступники и военнопленные, не подлежащие обмену (как правило — самалиты, поскольку лишь с Самалой не существует договоров и обмена пленными). Частное рабовладение и работорговля запрещены. Долговая кабала упразднена много столетий назад. Рабов используют на тяжелых общественных работах. За особо тяжкие преступления приговоренных отправляют отбывать каторгу гребцами на галерах или шахтерами в Имперских копях. При условии хорошего поведения, рабы подлежат освобождению через установленные законом сроки.

Отдельные социальные категории составляют маги и жрецы. Они формируются по признаку наличия магических способностей — доли. Происхождение мага или жреца из той или иной социальной группы играет незначительную роль.

Жрецы в Империи подчинены Совету Верховных жрецов, возглавляемому Верховным жрецом Цераписа. При посвящении в сан жрецы дают клятву не употреблять магические силы, дарованные богами-покровителями, во зло и для убийства людей. Самозащита жрецам разрешается лишь несмертельная — оглушающая, парализующая. При Совете Верховных жрецов действует Розыскная Комиссия, в задачи которой входит выявление и пресечение культов богов-отступников и иной деятельности адептов темных сил, а также укрощение магов-безумцев, из числа неинициированных.

Маги и колдуны объединены в Гильдию магов, во главе с Верховным Советом Магистров. Маги, как и жрецы, дают клятву неупотребления магии во зло, но менее строгую, боевая магия разрешена для самозащиты и защиты других людей. Маги часто поступают на государственную службу и при этом, как правило, получают привилегии, соответствующие выслуженному чину или должности. При Верховном Совете Магистров имеется постоянно действующий Суд Справедливости, который разбирает обвинения в противозаконной магической деятельности. В Империи Суд Справедливости часто сотрудничает с Розыскной Комиссией жрецов и с имперскими правозащитными органами — полицией, секретной службой.

Вопросы взаимоотношений верховных органов магов и жрецов с императорской властью опираются на сложную систему традиций. В традиции входит, в частности, невмешательство магов и жрецов в политику, по крайней мере, в явной форме.

В Империи существует закон, по которому обладатели доли не имеют права занимать императорский трон и высшие государственные должности из определенного перечня. Этот запрет строго соблюдается в течение многих столетий.

Выход из низших сословий в более высокие через государственную службу вполне обычен. В Империи действует большая сеть государственных бесплатных гражданских и военных учебных заведений, выпускники которых пополняют чиновничий и офицерский корпус, а также инженерные должности в промышленности. Обладатели доли проходят обучение в магических и жреческих школах. Высшее в империи магическое учебное заведение — Академия, соединяет в себе школу для подростков и студентов, аспирантуру для магов-магистров и исследовательское отделение. Жрецы практикуют иную систему обучения — личное наставничество при храмах.

Существуют законы о пенсиях госслужащим и военным, пожалование отставным офицерам земли. Императорскими Указами чиновникам и военным высших рангов нередко присваиваются патрицианские привилегии.

В Империи существует развитая система государственного здравоохранения при храмах Сешат и Мааты, правда охватывает она в основном города.

Политическое устройство.

Во главе Империи находится наследственный Государь Император. Император назначает правительство и возглавляет армию. Законы принимает Сенат, он же утверждает налоги и министров. Сенат формируется из трех групп — представителей древнейших патрицианских и княжеских родов, представителей провинций (как правило, из нобилитета) и лиц, назначенных императором. Время от времени императором собирается Народное собрание, в котором представлены все категории граждан, включая жрецов, магов и плебеев. Его решения носят характер референдумов по особо важным вопросам. Империя разделена на ряд провинций, во главе с наместниками-князьями. Воинские гарнизоны в провинциях наместнику не подчинены — ими командуют военные трибуны (командующие соединениями). У наместников и городских властей есть в распоряжении отряды стражи — вигилы, в военное время — ополчение. Офицеры городской полиции и другие представители исполнительной власти называются эдилами. Городской голова — префект. В крупных городах есть еще и квартальные префекты.

В зависимых княжествах представитель империи называется имперским трибуном.

Официальный институт народных трибунов создан в древние времена как противовес злоупотреблениям властей и знати. Народный трибун выбирается всеобщим голосованием по округу на один год и обладает полной неприкосновенностью — никто не вправе его арестовать или судить. Он может расследовать любую жалобу на действия частных лиц и местных властей в своем округе и требовать содействия прекращению беззакония у любого высшего должностного лица, включая императора. Право на расследование действий центральной власти народными трибунами в определенной мере ограничено.

Армия и флот.

Армия и флот Империи имеют отдельную богиню-Покровительницу — богиню Тефнут. Покровителем всех моряков также является богиня Нуит.

Армия формируется на смешанной рекрутско-добровольной основе, и состоит (на время правления Его Императорского Величества Летипа Второго) из 20 полных легионов и 10 резервных (сокращенных). Срок службы определен в 15 лет для солдат (матросов) и 25 для офицеров. Командиры легионов — легаты, офицеры — центурионы (первые — четвертые), младшие командиры — манипулярии. Легион (примерно 4000 — 4500 человек) делится на 10 когорт (во главе с первыми центурионами), когорты — на 10 манипулов (командир — манипулярий). Младшие центурионы — второй и далее, командуют несколькими манипулами. Дополнительно, легиону бывают приданы эскадроны конницы, подразделения артиллерии и боевых машин, тыловые подразделения, обозы и т. д. доводя общую численность полностью укомплектованного легиона до 6000.

Отдельные оперативные кавалерийские соединения называют обычно корпусами.

Военные маги и колдуны придаются подразделениям, начиная с когорты и выше. Они находятся в двойном подчинении — воинскому начальству и Гильдии магов. Отдельные подразделения целителей могут также комплектоваться жрецами.

Первый центурион первой когорты — заместитель командира легиона, легата. Соединением из нескольких легионов командует военный трибун. (В империи легатами также называют нередко высших начальников полувоенных специальных служб, ополчения и полиции).

Военный флот состоит из 4-х флотов по 100–120 боевых кораблей (не считая вспомогательных и транспортных). Главнокомандующий флотом — стратег. Командующий отдельным флотом — наварх. Командир корабля — кормчий.

Ополчение — во всех административных округах молодежь от 14 до 17 лет проходит начальную военную подготовку. Затем все физически годные автоматически зачисляются в местное ополчение. Последующие восемь лет, до возраста 25 лет ежегодно проходят военные сборы — от одного до двух месяцев. Командиры ополчения, как правило — из отставных легионеров. В списках ополчения граждане официально числятся до возраста в 50 лет.

Обычаи.

Имена — у патрициев и нобилитета состоят, как правило, из предписанного первого имени в честь бога-покровителя, родового имени и личного имени. Например, Кегата Апия Элеана — Кегата — в честь богини магических наук, Апия — из рода Апиев, Элеана — личное имя. У провинциалов и уроженцев других стран имена могут состоять из двух элементов — личного имени и родового имени или прозвища (по местности или занятию) — Дарлеан Тарк (Дарлеан из Тарка), Проспер Маасит (Проспер-маг, от пришедшего из древнего языка слова мааса — магическое воздействие на иные сферы.

Экономика.

Экономика в Империи рыночная с сильным преобладанием государственного сектора. Государственные финансы и госбанк подчинены префекту казначейства (министру финансов). Денежная единица — денарий, мелкая монета — асс (1 денарий=100 ассов). Большая часть крупного производства сосредоточена на государственных мануфактурах и верфях. Государство контролирует также изготовление и продажу сильных магических средств и артефактов. Производство и продажа сильных наркотиков иначе чем для медицинских и научных целей в Империи запрещены. Государственная таможенная служба, в которую входит морская и сухопутная пограничная стража, контролирует ввоз товаров. Торговля, по большей части, частная.

В царствование императора Лукро Третьего, деда ныне здравствующего Государя Императора Летипа Второго, в Империи, как грибы-поганки, стали распространяться разные частные финансовые учреждения. В основном это делалось с подачи консультантов из Мерки. Появились ссудные лавки, ростовщики, биржи, маклеры, облигации и акции. Всё это породило множество ранее невиданных разновидностей мошенничеств и воровства. Для борьбы с мошенниками и для контроля за частным (в первую очередь — финансовым) бизнесом, при префекте казначейства была учреждена специальная Палата Надзора с ревизионно-полицейскими функциями.

(Из статьи "Лакаанская Империя" в Большой Лакаанской Энциклопедии, издание государственной комиссии по географии, истории и статистике)