7

На следующее утро, едва Нильс успел зайти к себе в кабинет, комиссар Нурдфельд уже появился на его пороге, в рубашке и брюках с подтяжками. Пробормотав что-то напоминавшее «доброе утро», он ткнул пальцем в сторону своей комнаты и отчетливо произнес: «Сейчас!»

Нильс последовал за начальником в его кабинет, расположенный дверь в дверь, но раза в четыре просторнее.

Отдельную комнату Гуннарссон получил два года назад в связи с присвоением ему звания помощника старшего констебля. Звание, как и комната, стали своего рода наградой за то, что он спас жизнь комиссара Нурдфельда. Подозреваемый, вызванный на допрос, попытавшись сбежать из полицейского участка, начал стрелять. Во время заварухи констебль Оландер, приятель Нильса, был убит, а Нурдфельд не пострадал благодаря вмешательству Гуннарссона.

С тех пор между Нильсом и его шефом установились странные отношения – клубок невысказанных и противоречивых чувств, которые никто из них не был в состоянии объяснить.

Перемещение Нильса из общей комнаты констеблей в отдельную, рядом с кабинетом шефа, не прошло незамеченным для его коллег. То, что комната была крошечной, буквально каморкой, и находилась впритык к комиссарской, только усиливало впечатление, что Гуннарссон стал слугой шефа.

Он надеялся, что обучение в школе полиции приведет к изменениям в его положении, подтвердит, что он действительно заслужил свое место. Должность старшего констебля Нильс получил обычным образом – по конкурсу; она не являлась наградой за какое-то смехотворное геройство, и он ни к кому не чувствовал благодарности. И все же существовала какая-то шероховатость как в отношениях с Нурдфельдом, так и с подчиненными Нильса.

– Ну как ваши вчерашние поиски? – спросил комиссар, когда они уселись по разные стороны его письменного стола.

– Никто у реки ничего не видел и не слышал, – ответил Нильс.

– Я читал это в вашем рапорте. Вы составили его в десять минут третьего. А что вы делали остаток дня?

– Мне в голову пришла одна мысль, которую я хотел проверить. Минутку, комиссар…

Он зашел обратно в свою комнату и прихватил портфель. Вернувшись, спросил:

– Вы не читаете детективы?

Затем достал экземпляр «Красного шарфа» и положил перед Нурдфельдом.

– Нет, никогда, – с отвращением на лице произнес тот. – Эти писатели ни разу не видели сотрудников уголовного розыска даже на фотографиях. Их детективы запутываются в следах и версиях. Потом эти писаки усаживаются в кресло, старательно морщат лоб, и – фокус-покус! – они уже знают, кто убийца. Чаще всего это какой-нибудь граф, профессор или любой другой приличный господин. Хотя на самом деле всего лишь пьянчуга забил насмерть свою жену или собутыльника. И причина самая тривиальная – немного денег, алкоголь или просто плохое настроение.

– Знаю, все это так, – согласился Нильс. – Но вот это, мне кажется, вам все же стоит прочитать.

– С какой стати?

– Потому что жертва в романе была убита точно таким же способом, как Эдвард Викторссон. Гаррота – не такое уж обычное орудие убийства в Швеции.

Нурдфельд бросил беглый взгляд на книгу, но не взял ее.

– Я такие книги не читаю.

Нильс знал, что Нурдфельд вообще не читает книг.

– Автор пишет под псевдонимом; даже издатель не знает, кто это. Контакт с ним возможен только через одного врача, практикующего по улице Линнегатан.

– Вы там, конечно, уже побывали и провели расследование? – сухо осведомился комиссар. – Может быть, вам пора открывать частное детективное агентство Гуннарссона?

– Прошу прощения. Мне следовало сначала поговорить с вами. Я знаю ваше отношение к книгам, в особенности к детективам. Но в данном случае у меня возникло чувство: надо кое-что выяснить, чтобы… – Нильс искал подходящие слова.

– Значит, вы решили ничего мне не говорить, поскольку знали, что я скажу «нет», – и все же пошли туда… Ну и как, что узнали? Полагаю, что-то важное – ведь вы прямо горите желанием поделиться результатами своего расследования…

Нильс рассказал о своих визитах к издателю Йенсену и доктору Кронборгу. Нурдфельд уставился в окно, разглядывая дома на противоположной стороне канала. Зевнул, почесал шею, снова зевнул. Вдруг он вздрогнул и повернулся к Нильсу.

– Как, вы сказали, зовут доктора?

– Кронборг.

– Интересно…

На этот раз иронии в голосе начальника не было.

– А теперь моя очередь, – заявил Нурдфельд. – Пока вы вчера ходили туда-сюда, я попытался выяснить побольше про Эдварда Викторссона. Он родился и вырос на острове Бронсхольмен. Родители его работали на карантинной станции, которая теперь закрыта. Предприимчивые люди вроде Викторссона давно уехали оттуда, но часть персонала все еще осталась на острове. Многие провели там всю свою жизнь и другой жизни не знают. Им трудно найти работу в городе…

– А как они зарабатывают на хлеб? Рыбачат?

Нурдфельд покачал головой.

– Нет, они не рыбаки. Когда в конце семнадцатого века построили станцию, весь ее персонал привезли с материка. Жители других островов не хотели там работать – жесткая изоляция и риск заразиться были для них слишком пугающими. Бронсхольмен, как вы знаете, называют Чумным островом. Военно-морское ведомство хотело получить станцию в свое распоряжение – остров глубоко в шхерах имеет важное стратегическое значение. Но этого так и не произошло. Я попытался разузнать, как ныне используется карантинная станция. И вот что мне удалось выяснить: оказывается, сейчас это тюрьма. Для нее там идеальное место. Удаленное, изолированное, с идеальным круговым обзором из сторожевой башни…

– Мне казалось, что я знаю все тюрьмы в округе, – удивленно заметил Нильс.

– Стало быть, не все… И сидит там всего один заключенный – Арнольд Хоффман.

– Человек, душивший своих жертв фортепианной струной?

– Именно. С ним никто не хотел связываться – и охранники, и заключенные его смертельно боялись. А затем нашли то самое гениальное решение. Обсуждалось, где Хоффману место – в тюрьме или психушке, – но карантинная станция оказалась и тем и другим. Уход за больными – и изоляция, чтобы не распространялась зараза.

– Значит, персонал станции получил новое задание – сторожить одного-единственного заключенного?

– Точно. Ну а если этот заключенный – сам Арнольд Хоффман, то это означает полную занятость всего персонала.

– Боже милостивый, – пробормотал Нильс.

– Я еще не закончил. Работавший там карантинный врач тоже получил новое назначение. Он, конечно, больше не живет на острове, но регулярно посещает его. Как, вы думаете, его зовут?

– Кронборг? – осторожно предположил Нильс.

– Именно. Доктор Сиверт Кронборг.

– Боже милостивый, – повторил Нильс. – Значит, немощный Лео Брандер и есть убийца Арнольд Хоффман?

– Похоже на то.

– А клиника нервных болезней, о которой говорил доктор Кронборг, – тюрьма на острове, из которой невозможно сбежать!.. Неудивительно, что Лео Брандер нуждается в доверенном лице для издания своих книг.

– Да, любопытно… Странно, что доктор с такой репутацией принимает участие в подобном деле.

– Деньги, – сухо произнес Нильс. – Вы, комиссар, возможно, не поверите, но детективные романы приносят немалый доход. А Лео Брандер пишет две книги в год… Интересно, как выглядит его договор с издательством.

– Думаю, у Хоффмана нет особых возможностей тратить свои заработки.

– Конечно. Но в кабинете у доктора Кронборга висит подлинник Бруно Лильефорса, и, по его словам, дома у него есть еще несколько. Пристальное внимание к этому делу ему нежелательно. Он сказал, что его пациент серьезно болен и не выдержит визитов других людей.

– Ну, болен он по жизни, – с холодным смешком заметил Нурдфельд. – Но визит ему обеспечен, в каком бы состоянии он ни был. Нам надо убедиться, что Хоффман действительно находится на Бронхольмене и что охрана там на должном уровне. Еще нужно узнать, есть ли у него с кем-то контакты – в этой тюрьме или в другой, – и мог ли он обучить кого-то управляться с гарротой.

– А вот почитайте «Красный шарф», – предложил Нильс, кивнув на книгу, лежавшую на столе. – Вы найдете там весьма исчерпывающее наставление. Убийце Викторссона не требовалось встречаться с Хоффманом – возможно, книги оказалось более чем достаточно.

– Вы слишком сильно верите в силу литературы, Гуннарссон.

Нильс пожал плечами.

– Или совпадения совершенно случайны, – продолжил Нурдфельд.

– Может, и так. Но жертва выросла на том самом острове, где сидит Хоффман, а это кажется чуть больше, чем совпадение. Не так ли?

Комиссар прищурившись посмотрел на него.

– Хотите туда поехать, Гуннарссон? Или мне послать кого-нибудь другого?

– Сам поеду, – решительно заявил Нильс.

– Хорошо. Я не хотел бы пока широко распространяться об этом. Карантинные правила на острове все еще действуют. Это означает, что там не может оказаться кто угодно. Туда можно попасть только на катере самой станции и с разрешения Кронборга.

– Я с ним поговорю, – пообещал Нильс.

– Что вы сказали ему о расследовании?

– Ничего. Сказал только, что мы занимаемся расследованием преступления.

– Хорошо. Пока этого достаточно. Если он потребует больше информации, придется сообщить ему, что речь идет об убийстве. Но не говорите ничего о личности убитого.

* * *

Нильс прислонил свой велосипед к железной решетке. Зайдя в дверь, поднялся по мраморной лестнице, покрытой красной дорожкой, на третий этаж, где располагалась практика доктора Кронборга.

На этот раз он не был единственным из ожидавших в приемной. Вдоль стен сидели несколько хорошо одетых дам, рассеянно листая журналы. Нильс тоже сел и стал терпеливо ждать своей очереди.

– Ужасная жара, не правда ли? – произнесла пахнущая лавандой дама рядом с ним. – При жаре голова у меня болит в сто раз сильнее. Как будто в нее забивают раскаленные гвозди… Доктор Кронборг рекомендовал воздухолечение, и мы с мужем весь июнь провели в Целль-ам-Зее. Потрясающее место. Вы там не были? Стоит попробовать. Альпийский воздух – лучшее лекарство. Мою головную боль словно ветром сдуло на то время, пока мы там были. Но ведь нужно когда-то и домой возвращаться… – Она вздохнула и грустно посмотрела на Нильса. – Я попрошу доктора выписать мне такие порошки, чтобы хотя бы спать по ночам. Доктор Кронборг – лучший врач в городе, не правда ли? Я его всем своим знакомым рекомендую.

Нильс согласно кивнул. Тут, к счастью, подошла его очередь.

– Опять вы! – раздраженно воскликнул доктор Кронборг, когда Нильса впустила медсестра. – Если речь идет о Лео Брандере, то я могу лишь повторить сказанное вчера: я не разглашаю информацию о своих пациентах. Я обязан хранить врачебную тайну, и вы должны уважать это. А теперь вам надо уйти. – Он отмахнулся рукой. – У меня приемная полна больных людей, и на вас нет времени.

Нильс спокойно подошел к письменному столу.

– Я буду краток, доктор. Вам не нужно нарушать врачебную тайну. Мы уже знаем, кто такой Лео Брандер. И где он находится. Единственное, чего я прошу, – это взять меня на Бронсхольмен.

Доктор смерил его ледяным взглядом.

– И что вы там будете делать?

– Хочу посмотреть на Арнольда Хоффмана, выяснить, как там все устроено. Мой шеф хочет удостовериться, что преступник как следует изолирован.

Доктор отклонился назад, скрестив на груди руки, похоже, размышляя над тем, как ему реагировать.

– Ладно, – сказал он наконец. – Вы съездите туда, и покончим на этом. Но ехать вам без меня нельзя. Я до сих пор являюсь карантинным врачом, а правила на острове очень строгие. Мои посещения Бронсхольмена проходят по средам, то есть ближайший день – послезавтра. Можете присоединиться. Приходите к пирсу Трэпирен в семь утра. Теперь вы довольны?

* * *

Нильс спал плохо. Долгие годы ненормированной работы переутомили его мозг, так что теперь он не видел разницы между днем и ночью и постоянно пребывал в состоянии тревожной бдительности.

Одновременно страшно усталый и бодрый, Нильс крутился в постели, а мысли его становились все более странными и мрачными, как при бессоннице. Наконец он сделал то, что обычно делал такими ночами: встал, зажег лампу и вынул обувную картонку, где хранил письма от Эллен. Он столько раз перечитывал их, что помнил почти наизусть.

Поверх писем лежала свернутая газета с репортажем Эллен, как пошла на снос Юбилейная выставка. Заметка была опубликована незадолго перед тем, как девушка уехала в школу домоводства.

Усевшись за кухонный стол, Нильс развернул газету и прочитал о пустынной территории выставки, куполах, разбитых безжалостными стальными шарами, обрушенных башнях, валяющихся в снегу.

«Трудно представить себе, что этот сказочный город со своими изящными зданиями лежит теперь в руинах. Весной, когда открывалась выставка, он представлялся мечтой. И мы тогда начали верить в мечту, и она стала такой реальной, что воспринималась как нечто должное. А теперь оказалось, что это всего лишь мечта. Она и не должна была длиться долго. Летом мы увидели эту феерию. Теперь все закончилось, и нам нужно возвращаться к серой реальности.

Но мы уже не такие, как прежде. Мечта изменила нас. Возможно, в этом и состоит ее смысл?»

Уже прошла половина ночи. Соседи по другую сторону тонкой межквартирной стены, наверное, крепко спали. Но если б они случайно проснулись и услышали тихий печальный звук, то подумали бы, что это ветер воет в неплотно закрытом окне или пищит крыса, попавшая в мышеловку. Потому что никто, даже в самой дикой фантазии, не мог представить себе, что старший констебль Гуннарссон способен плакать.

Загрузка...