Чувашские легенды и сказки

ЦАРЬ ЗВЕРЕЙ

ак-то собрались со всего леса дикие звери и решили выбрать себе царя. Думают, гадают: кого выбрать?

— Давайте выберем человека, — кто-то подал голос.

Льву такие слова не понравились.

— И без него обойдемся, — сказал он гордо. — Все вы меня боитесь — я и буду царем.

— Раз ты такой сильный — поборись с человеком, — предложили звери своему грозному товарищу.

Льву делать нечего, пришлось согласиться. Пошел он искать человека.

Вот увидел он мальчика и спрашивает у него:

— Ты человек?

— Нет, — ответил мальчик, — я еще только полчеловека.

Лев пошел дальше и встретил старика.

— Ты человек? — спрашивает.

— Нет, — ответил старик, — я уже только полчеловека.

Идет лев дальше и встречает добра молодца косая сажень в плечах.

— Не ты ли человек? — спрашивает лев.

— Да, я человек, — подтвердил молодец-удалец.

— Если ты человек, давай поборемся, — предложил лев.

— Что ж, давай, — согласился человек.

Началась борьба. Лев оскалил зубы и приготовился к прыжку. Человек обнажил меч и выстрелил из ружья. Словно гром грянул из ружья, а меч на солнце молнией сверкнул в руках человека. Видит лев: дело плохо, повернулся да и побежал. А когда явился к ожидавшим его зверям, то сказал:

— О, братцы! В одной руке у человека гром, в другой молния — где тут с ним справиться! Давайте будем считать его царем.

Так и по сей день человек считается царем и над зверями и над всякой другой тварью.

КАК СОБАКА ПОДРУЖИЛАСЬ С ЧЕЛОВЕКОМ

огда-то, давным-давно в глубокой древности, жила в дремучем лесу собака. Одинокая жизнь ей наскучила. Утро наступает — она одна, вечер приходит — она опять одна-одинешенька. Тоска начала одолевать собаку. И решила она поискать себе друга. Идет по лесу час, два, навстречу заяц попадается.

— Куда путь держишь, зайчик? — спрашивает собака.

— Друга себе ищу, надоело одному жить, — отвечает заяц.

— Если так, давай подружимся, — обрадовалась собака.

Заяц согласился, и стали они жить вместе.

День живут, два живут. Нравится собаке. С радости она лаять начала. А заяц услышал ее лай и говорит:

— Ты, дружок, слишком громко не лай. Волк услышит, придет и нас обоих съест.

Узнала собака, что есть зверь посильнее короткохвостого зайчишки, и решила поискать волка.

Идет-бредет по лесу собака, а волка нет, как нет. Впору назад поворачивать. Но тут она услышала дикий вой.

«Не волк ли это и есть? — подумала собака. — Пойду погляжу».

Пошла она на вой и скоро увидела волка.

— Далеко ли путь держишь, волчище? — спросила собака.

— В деревню за овцами, — ответил волк.

— Можно, и я пойду с тобой? — напросилась собака.

— Айда, — сказал волк, и они пошли.

Притащили они овцу в волчью берлогу и стали вместе жить. Когда еда кончалась, они шли за новой. Собака была рада, что нашла такого сильного друга. И опять от радости нет-нет да и залает. Волк услышал, напугался.

— Ты, друг, слишком громко-то не лай, — говорит он собаке. — А то охотник услышит, придет и нас обоих из ружья убьет.

Так собака узнала, что есть кто-то сильнее волка.

Однажды ночью, когда волк спал, собака вылезла из берлоги и пошла искать охотника. Искала-искала, не нашла. Пришлось вернуться в волчью берлогу. На другой день опять пошла. Вдруг слышит: словно бы гром где-то рядом грянул. «Не охотник ли это подает голос?» — подумала собака и побежала в ту сторону. Видит, на поляне охотник стоит, а в руках у него ружье дымится.

— Куда путь держишь, друг-охотник? — набралась храбрости и спросила собака.

— Пришел охотиться, — был ей ответ.

— А можно, и я с тобой пойду? — попросила собака.

— Айда, — сказал охотник, и они пошли вместе.

Долго они ходили, весь лес обошли. В одном месте охотник зайца поймал, в другом — волка подстрелил. Собака, чем могла, помогала своему новому другу. Охотник полюбил собаку и взял ее с собой в дом. Теперь собака и днем и ночью лаяла и никто ее не останавливал.

С тех пор собака стала жить с человеком, стала другом человека.

ПАЖАЛУ

одного старика было семеро сыновей. Сыновья поженились и привели в дом семь невесток. Живут-поживают, добра наживают. А однажды невестки испекли из нового урожая семь толстых духовитых лепешек — пажалу и вынесли их в сени остудить. У младшей невестки Пажалу выпала из рук и покатилась-покатилась из сеней на дорогу, по дороге — в поле. Побежали было за ней все семеро невесток, да где там — не догнали.

Катится Пажалу полем. Навстречу заяц.

— Куда путь держишь, Пажалу-тус[5]? — спрашивает заяц лепешку.

— Семь невесток испекли для своих мужей семь лепешек, — ответила путешественница, — а перед тем, как нас съесть, вынесли в сени остудить. Тут я и убежала.

— Тогда и мне можно тебя съесть! — расхрабрился заяц.

— Я от семерых невесток убежала — где уж тебе, Белая шапка, меня съесть, — сказала Пажалу и покатилась дальше.

Докатилась до леса, повстречала медведя.

— Куда торопишься, малышка? — спрашивает медведь.

— От семерых невесток убегаю, — отвечает Пажалу.

— А я тебя возьму да и съем! — рыкнул медведь.

— Ишь чего захотел, увалень косматый! — усмехнулась в ответ Пажалу. — Да за мной семь невесток гнались — не догнали, от зайца я убежала — где тебе, косолапому, меня догнать?! — и еще быстрей покатилась дальше.

С волком повстречалась Пажалу. И от волка целая-невредимая ушла.

Катится дальше. Навстречу лиса тихонько крадется и носом поводит-принюхивается.

— Куда путь держишь, Пажалу-тус? — спрашивает.

— Признаться, и сама не знаю, — отвечает Пажалу. — Убегаю от семи невесток, куда глаза глядят.

— Тогда постой, подруженька, поговори немножко со мной, — говорит лиса, а сама тем временем — прыг! и уселась верхом на Пажалу.

— Не знала, куда катиться, так я тебе скажу: прямым ходом — на базар.

Приехали они на базар. Остановились в том ряду, где лошадей продают-покупают.

Понравился лисице один резвый конь и променяла она на него Пажалу. Так что возвращалась с базара уже на телеге, в которую был конь запряжен.

Едет, навстречу — заяц прыгает:

— Откуда и куда едешь, лисица-тус? — спрашивает заяц.

— С базара, — отвечает лиса. — Пажалу на лошадь променяла, теперь домой возвращаюсь.

— Это не о той ли Пажалу говоришь, что меня Белой шапкой обозвала? Правильно сделала, что променяла. Можно, и я рядом с тобой сяду?

— Садись, — разрешила лисица.

Едут они дальше. Встретили медведя. И его посадили. Коню тяжелей стало, телега скрипеть начала, но — ничего, едут. Волк встретился. И волка посадили за компанию. Дальше едут. Наехали на колдобину, ось у телеги — хрясь! — и сломалась. Что делать, как выбраться из беды?

Послала лиса зайца искать дерево на новую ось.

Прибегает заяц, тоненький прутик приносит.

— Какой же ты несмышленый, — напустились на зайца его спутники. — Разве твой прутик заменит тележную ось?

Пошел волк и принес вязовую палку.

— Ну ты тоже, дружище, от зайца недалеко ушел, — проворчал медведь. — Видно, придется мне самому поискать.

Вернулся медведь с деревом на плече, да только дерево оказалось гнилым.

— Какие вы все бестолковые! — вышла из терпения лисица и пошла за осью сама.

А как только она ушла, медведь, волк и заяц без нее съели лошадь и разбрелись кто куда.

Вернулась лиса, нет ни лошади, ни спутников. Погоревала-погоревала, а только чем горю поможешь. Пошла в свою лесную избушку.

А время подвигалось к зиме. Шел солдат со службы с ружьем за спиной, с саблей у пояса. Попросился к лисе в избушку зиму перезимовать. Лиса пустила солдата на квартиру: вдвоем веселей.

Захотелось им пива наварить. А около избушки небольшое такое озеро было. И вот, пока оно еще не замерзло, они в него солод, хмель да дрожжи пустили. Ждут, когда поспеет пиво. Вроде бы пиво бродит хорошо, да только с каждым днем его почему-то все меньше и меньше становится.

— Надо думать, неспроста наше пиво убывает, не иначе кто-то его пьет по ночам, — сказал солдат.

И решили они свое пиво караулить. Лиса взяла палку, солдат — свою саблю, сидят, ждут. Действительно, ровно в полночь пришло какое-то одноглазое чудище и, громко чмокая, принялось пить из озера. Напилось и ушло.

«Что же делать, — думают солдат с лисой, — как нам это чудище поймать?»

На другую ночь они опять вышли караулить озеро. И опять одноглазое чудище ровно в полночь заявилось. Солдат обнажил свою саблю, подкрался поближе, и как только чудище наклонилось к озеру — вав-вашт! — саблей напрочь и отрубил одноглазую голову.

Живут лиса с солдатом, поживают, пиво попивают.

Допили пиво, морозы ударили. К ним на квартиру заяц напросился. Для троих избушка тесновата, однако же пустили: не пропадать же косому на морозе.

За зайцем волк пришел, за волком — медведь. Хоть и не очень хорошо вся эта компания недавно поступила с лисой, а все равно, как откажешь — старые знакомые!

Совсем тесно стало в лисьем домике, не повернуться. Что делать? И выгонять новых квартирантов неудобно, и жить с ними вместе невмоготу.

— А давайте в харатмаллу поиграем, — придумал солдат. — Давайте попугаем друг друга.

Все дружно согласились, и игра началась.

Медведь уселся посреди избушки, остальные — по углам.

Первому пугать досталось зайцу.

— Их-хик! — пищит заяц и что есть силы скребет по стенам лапками. — Испугались?

— Какое испугались, — отвечают остальные зайцу, — чуть не умерли со смеху!

Пришел черед пугать волку.

— У-у-ух! — завыл волк. — Напугались?

— Да нет, ждем, чем еще пугать будешь, — отвечают волку.

Стал пугать медведь.

— Мак-мак! Качар-качар! — взревел медведь. — Ну что, напугались-забоялись?

— Мне и то не было боязно, — сказал заяц.

Ну, а уж если заяц не испугался — что про других зверей остается говорить.

Наступила очередь солдату.

Солдат не выл, не рычал, а вышел на волю, взял голову одноглазого чудища и бросил ее через окно в избушку. Попала голова прямо в медведя. У того от страха шерсть дыбом поднялась. Ну, а уж если медведь напугался — волк с зайцем и вовсе в ужас пришли.

— Пропали! — в один голос взвыли лисицины квартиранты и со всех ног наутек кинулись из избушки.

Разбежались постояльцы. Лиса с солдатом опять остались одни. Говорят, до сих пор живут в той избушке.

ТЫМАНА

дна сова высидела пять птенцов. И все бы хорошо, да повадилась к ней лисица.

— Тым-тым, тымана, сколько птенцов у тебя, сова? — спрашивает лиса.

— Пять, и все мои, — отвечает сова.

— Одного из пяти мне отдай, — потребовала лиса и пригрозила: — Если не дашь — оставшимся после отца щербатым топором тебя зарублю, а оставшейся после матери булатной саблей всех птенцов перережу.

Ничего не поделаешь, пришлось бросить лисе одного птенчика. Лиса унесла его, съела и пришла выпрашивать другого.

— Сова, сова, сколько птенцов у тебя?

— Теперь только четыре.

— Из четырех одного мне дай. Если не дашь, отцовским щербатым топором тебя зарублю, материнской булатной саблей птенцов перережу.

Отдала сова и второго птенчика. Лиса унесла его, съела и в недолгом времени за третьим пришла.

— Сова, сова, сколько птенцов у тебя?

— Только три осталось.

— Из трех одного мне отдай. Не дашь — щербатым топором зарублю тебя, булатной саблей птенцов зарежу.

Отдала сова третьего птенца. Лисица и его съела. Прибежала за четвертым.

— Сова, сова, сколько птенцов у тебя?

— Всего-навсего два осталось.

— Одного мне отдай. Не дашь — у меня есть щербатый топор и булатная сабля: всех вас порешу.

Пришлось отдать и четвертого. Лиса унесла его, съела. Прибегает к сове за последним.

— Сова, сова, сколько птенцов у тебя?

— Один-единственный остался.

— Отдай мне и его. Не то щербатый топор и булатную саблю в ход пущу.

— Э-э, нет, теперь я тебя не боюсь. Оставшийся от отца щербатый топор — это всего-навсего твои зубы, а оставшаяся от матери булатная сабля — твой хвост.

— Сова-тус, кто это тебе сказал? — удивилась лиса.

— Ворон-тус это мне сказал.

— Ну, я ему покажу! — пригрозила лиса.

И что — ведь и в самом деле отомстила ворону рыжая плутовка. Легла на дороге и притворилась мертвой. Ворон подлетел — карр, карр! сейчас, мол, глаз выклюю. А лиса — ам! — и схватила ворона.

САРМАНДЕЙ

бедного мужика Сармандея курочка снесла желтое яичко. И надо же так случиться — на ту пору мышка мимо бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось.

Сармандей с горя плачет, курочка кудахчет.

Ворота и те растревожились: то распахиваются широко, то опять закрываются.

Идет бык на водопой:

— Эй, ворота, что с вами: то открываетесь, то закрываетесь?

Отвечают ему ворота:

— Как же нам не раскрываться, как же нам не закрываться?! Сармандею курочка снесла желтое яичко, а то яичко мышка задела хвостом и разбила; Сармандей с горя плачет, курочка кудахчет.

Тогда бык говорит:

— Зареву-ка и я погромче!

С ревом и к реке подошел.

Река его спрашивает:

— Что ревешь ты, бык рогатый?

— Да как же мне не реветь? — отвечает речке бык. — Сармандею курочка желтое яичко снесла, а мышь то яичко хвостом задела и разбила; Сармандей слезами заливается, курочка кудахчет, ворота и те, то откроются, то закроются.

Река и говорит:

— Негоже и мне оставаться в сторонке, вместе со всеми буду горевать.

Идет по воду молодка.

— Ты что, речка, волнуешься?

— Как же мне не волноваться? Сармандею курочка снесла желтое яичко, а то яичко мышка разбила; Сармандей с горя плачет, курочка кудахчет, ворота то открываются, то закрываются, на что бык — и то ревмя ревет.

— С горя горького, пожалуй, и я разобью одно ведро, — говорит молодуха, раз — и нет ведра.

Приходит она домой, а свекровь тесто месит.

— Что же, сношенька, идешь-то с одним ведром?

— До ведра ли, до воды ли тут? — отвечает сноха. — Сармандею курочка снесла желтое яичко, то яичко мышь хвостом задела и разбила; Сармандей с горя плачет, курочка кудахчет, ворота то открываются, то закрываются, бык ревмя ревет, река и та волнуется.

Тогда свекровь тоже говорит снохе:

— Горе-то какое! Дай-ка, и я выброшу тесто.

Взяла все из квашни да и выбросила.

К тому времени возвращается сын из леса. Проголодался, а угощать его нечем. Тогда он спрашивает:

— А вы разве яшку[6] не варили?

— Какая там яшка, до нее ли? — мать ему отвечает. — Сармандею курочка снесла желтое яичко, а то яичко мышка разбила, Сармандей с горя плачет, курочка кудахчет, ворота то открываются, то закрываются; бык ревмя ревет, речка волнуется, молодуха наша и то без ведра домой пришла.

Тут и сын загоревал:

— Если такое дело — сброшу-ка и я с ноги один сапог.

Снял сапог и в окошко выбросил.

Тут и сказочке конец.

РАЗБОРЧИВАЯ НЕВЕСТА

езли на продажу воз кукол. Одна кукла упала с воза на дорогу, потом встала да и пошла себе куда глаза глядят. Беленькое платьице на кукле ветерком колышет, серебряная тухъя на голове позванивает, новенькие лапоточки поскрипывают.

Повстречался кукле воробушек.

— Куда путь держишь, подруженька? — спрашивает воробей.

— Замуж собралась, жениха искать иду, — отвечает кукла.

— А чем я не жених? — говорит воробей. — Иди за меня.

— Что ж, может, и пойду. Только ты сперва покажи, как поешь-пляшешь.

Воробей растопорщил свои перышки, начал прыгать и петь: «Чилик! Чилик!»

— А теперь скажи, какое твое житье-бытье? — спрашивает кукла.

— Попадется зернышко — поклюю, не попадется — в мякине пошевыряюсь, а мясца захочется — букашек поищу.

Кукла подумала-подумала да и говорит:

— Нет, воробей, не пойду я за тебя замуж. Песни твои короткие и скучные, а в мякине платье мое запылится.

Обиделся на такие речи воробей, вспорхнул и улетел. А кукла пошла своей дорогой.

Попадается ей навстречу ворон, спрашивает:

— Далеко ли, куколка, идешь?

— Иду жениха искать, — отвечает кукла.

— А не могу ли я быть твоим женихом? — спрашивает ворон.

— Сначала покажи, как поешь-пляшешь, да скажи, какое у тебя житье-бытье, тогда и посмотрим, какой из тебя жених.

— Карр, карр! — прокаркал ворон да на одном месте попрыгал — вот и вся его песня и пляска. А житье у меня такое: где что попадется — полакомлюсь, не попадется — в навозе поковыряюсь.

Кукла опять подумала и говорит:

— Нет, ворон, не пойду за тебя. Песни твои грубые, пляски некрасивые, а в навозе ковыряться — свои новые лапоточки загрязню.

Ничего не сказал на это ворон, поднялся и улетел. А кукла дальше пошла. Идет-идет — навстречу ей мышонок показался.

— Куда путь держишь, красавица? — спрашивает мышонок.

— Жениха ищу, — отвечает кукла.

— Может, я гожусь в женихи?

— А это мы сейчас посмотрим. Покажи, как ты поешь-пляшешь, да скажи, какое у тебя житье-бытье.

— Пи-пи, чикки-чикки, пи-пи, — запищал мышонок тоненьким голоском, будто на скрипке заиграл. А потом покрутился, повертелся на своих тоненьких ножках перед куклой — танец станцевал.

Кукла слушает да на танцующего мышонка глядит: и песни, и танцы ей нравятся.

Остановился мышонок, стал о своем житье-бытье рассказывать:

— Пи-пи! Житье у меня — надо бы лучше, да некуда. Хлеба — полные закрома, масла и меда — непочатые кадушки. Чего душа желает, то и ем; одна нога в меду, другая в масле. А живу в амбаре, под сусеком — и сытно, и чистенько. Увидишь — залюбуешься!

Понравились привередливой кукле речи мышонка.

— Что ж, — говорит, — пожалуй, выйду за тебя замуж.

Пошли они под ручку в мышиный дом и затеяли свадьбу. Назвал мышонок полный дом родни да знакомых. Кого только тут не было: и крот в бархатном пальто, и суслик в коричневой шубке, и мыши с мышатами в серых платьицах — все сидят за свадебным столом, пьют, едят, веселятся. А мышонок с куклой выставили свои запасы на стол и гостей потчуют:

— Кушайте, гости дорогие, угощайтесь!

Наелись гости, напились, захмелели. Ну, а захмелев, и в пляс пустились: только пыль столбом.

Наплясались, приустали, закричали хором:

— Молодую просим!

Поднялась кукла из-за стола, платьице свое поправила, охорошилась и пошла в пляс. Да так плавно плясала, что серебро на голове лишь чуть-чуть позванивало.

Гости глядят во все глаза на плясунью, в ладоши хлопают, похваливают. А кукла от тех похвал еще пуще в азарт вошла: голову назад откинула, под ноги не смотрит, лапоточки сами ее по кругу несут. Под конец закружилась, закружилась невеста, и — бух! — в кадку с пивом угодила.

Вытащили ее из кадки, не дали захлебнуться, однако же платье на ней из белого желтым стало.

Залилась невеста горючими слезами и побежала на речку платье мыть-полоскать. Прибежала на берег, а место оказалось болотистым — в грязи завязла. Попыталась выбраться — еще глубже утонула. Глянула туда-сюда, нет ли кого поблизости, и увидела на ветле воробья, что ее сватал.

— Помоги, дружок воробей, выбраться, — попросила она своего знакомца. — Пришла платье полоскать да вот, видишь, в грязи завязла.

— Нет, куколка, — прочиликал воробей в ответ, — не могу я тебе помочь, боюсь, как бы мякинной пылью еще больше твое платье не загрязнить, — с тем и улетел прочь.

Все глубже вязнет в грязи кукла, поглядывает по сторонам — нет, никого не видно. И уж когда совсем отчаиваться начала, услышала: кто-то крыльями шумно машет, по-над речкой летит. Оглянулась — знакомый ворон.

— Карр! Карр! Что тут делаешь? — спрашивает ворон.

— Да вот в грязи увязла, никак не вылезу. Вытащи меня, — просит кукла.

— Вытащил бы я тебя, да боюсь навозом твое белое платьице еще больше замарать. Карр! Карр! — и тоже улетел.

Опять кукла осталась одна-одинешенька. Грязь ее уже по грудь засосала, а кругом, по-прежнему, ни души. Темнеть начало, еще страшней стало. И тут послышались пьяные голоса: должно быть, гости, мышонкины друзья да родня, по домам начали расходиться.

— На помощь! — что есть духу закричала кукла. — На помощь!

Хмельные гости подбежали, схватили куклу за ручку, дернули — оторвали по самое плечо, а не вытащили. Схватили за другую, опять изо всех сил дернули — и эту ручку оторвали. Потом — больше не за что! — все ухватились за голову, и так дружно стали тянуть да дергать, что и голову оторвали напрочь.

На том и кончается сказка о разборчивой невесте-кукле.

КАК ЛИСА ОБМАНУЛА ОХОТНИКОВ

огда-то, в стародавние времена, жил в одной деревушке бедный мужик Трошка. У него было три сына, и все — охотники. Как-то они напали на лисий след и пошли по нему к лесу. Шли они шли и пришли к норе сурка, у которой след кончался.

«Не иначе, лиса от нас в эту нору спряталась», — решили братья и начали ту нору рыть.

Лиса и впрямь, спасаясь от охотников, забралась в чужой дом. Оказался там вместе с ней еще и журавль. И когда он услышал, что нору отрывают охотники, спросил лису:

— Лисица-тус, у меня только один ум, а у тебя сколько?

— Хвастаться нехорошо, — отвечает лиса, — но кое-кто насчитывает у меня до девяти умов.

А братья-охотники все роют да роют.

Журавль опять спрашивает:

— Лисица-тус, у меня один ум, а сколько у тебя?

— Остается только шесть, — отвечает лиса.

Охотники все роют и роют. Уже слышно стало, как лопаты звенят.

Журавль опять свое:

— У меня один ум, лисица-тус, а у тебя сколько?

— Теперь только три осталось, — отвечает лиса.

Охотники все ближе и ближе подбираются.

Слышно, как разговаривают меж собой. Что делать?

Журавль еще раз лису спрашивает:

— Лисица-тус, у тебя сколько умов? У меня ни одного не осталось.

— Нет, у меня еще один ум остался, — отвечает лиса и подает своему соседу совет: — Если ты и последний ум со страха потерял, тогда поднимись на одну ступеньку выше и притворись мертвым. А пока охотники спорят, живой ты или мертвый — я убегу. Они за мной ударятся, а ты тем временем становись на ноги да подымайся на крыло. Так они нас и не поймают.

Журавль, как велела лиса, так и сделал: на ступеньку выше поднялся и лежит, как мертвый. И когда охотники до него докопались, диву дались:

— Смотри-ка, лиса задушила журавля, — говорят они друг другу и журавля с боку на бок переворачивают.

В это время лиса — вышт! — шмыгнула из норы и понеслась, что есть духу, в лес. Охотники бросили журавля и — за лисой. Да только разве рыжую бестию догонишь.

Ну, а журавль, само собой, поднялся на крыло да улетел.

Так незадачливые охотники и остались ни с чем.

ЛИСА-ПЛЯСУНЬЯ

дин старик принес из леса живую лису и говорит старухе:

— Брось-ка в печь мою старую шапку, я тут кое-что на новую принес. Вот, посмотри, — и вытащил из мешка лисицу.

Старуха как раз топила печку и, увидев лисицу, взяла старую шапку мужа и бросила в огонь.

А старик тем временем говорит лисе:

— Прежде чем я пущу тебя на шапку, спляши, лисичка-сестричка, повесели нас со старухой, — и принялся точить нож.

Бедная лисичка глядит на нож, на старика со старухой и сидит ни жива ни мертва. Взглянула в окно, увидела дорогу в поле, а за полем лес, только как убежишь в тот лес?

А старик уже и нож наточил.

— Пляши, лисичка, не то зарежу.

— Я бы сплясала, — ответила лиса, — но у меня нет хорошего платья. А без платья — что это за пляска?

Старуха достала из сундука свое девичье платье, нарядила в него лисичку. А та посматривает на свой наряд, любуется, а плясать не торопится.

— Что же не пляшешь-то, сестрица? — спрашивает старик.

— Я бы сплясала, — отвечает лиса, — да у меня нет хушпу[7] на голове.

Старик со старухой надели на голову лисы хушпу. А она и теперь на украшения смотрит, однако же и плясать не пляшет.

Тогда старик со старухой в один голос:

— Хватит любоваться-то, лисица, пляши, почему не пляшешь?

— А у меня — разве не видите? — на шее мониста нет, — отвечает лиса.

Повесила ей на шею старуха и свое монисто — не пляшет лиса:

— Надо бы еще и браслеты.

И когда только дали ей и браслеты — повеселела, вышла на середину избы, на задние лапы встала.

Старик достал гусли, заиграл, лисица в пляс пустилась.

Сначала тихо, медленно прошла по кругу, а потом все быстрей и быстрей. Только нарядное платье мелькает, да хушпу с монистом позванивают. Старуха и про печку забыла, глядит на лисью пляску, в ладоши хлопает.

— А ну, ходи веселей, лисичка-сестричка! — подбадривает плясунью и старик, и чуть ли не сам готов вместе с ней в пляс пуститься.

Что только ни выделывала, какие веселые колена лисица ни выкидывала. Глядят на пляску старик со старухой не наглядятся.

Жарко стало плясунье, она и говорит:

Старуха тут же кинулась открывать дверь, а старик открыл окно: жалко что ли: лишь бы лисичка-сестричка веселей плясала!

А лисичка еще немного попрыгала, поплясала, да — юрк! — в открытую дверь. Только ее старик со старухой и видели.

И остался старик без шапки: старая в печке сгорела, а новая в лес ушла.

КАК ЗВЕРИ ИСПОВЕДОВАТЬСЯ ХОДИЛИ

днажды собралась кошка на исповедь. Идет, навстречу — заяц. Заяц спрашивает:

— Куда путь держишь, подруженька?

— Исповедоваться иду, дружок-зайчик, — ответила кошка.

Заяц подумал немного, а потом говорит:

— Мне тоже, пожалуй, не лишне сходить на исповедь: одних только яблонь в деревнях я обглодал несть числа. Надо покаяться.

Пошли они вместе. Идут-идут, повстречали лису. Лиса у них спрашивает:

— Куда идете, друзья?

Кошка с зайцем отвечают:

— Исповедоваться идем.

— Пожалуй, я тоже пойду с вами, — говорит лиса. — Я немало кур и цыплят на своем веку погубила, надо замаливать свои грехи.

Идут они втроем. Дошли до леса и повстречали волка.

— Далеко ли путь держите, друзья-приятели? — спрашивает волк.

— Много нагрешили, — отвечают ему, — вот идем свои грехи замаливать.

— Я тоже ведь не безгрешен, — говорит волк, — тоже немало крестьянских овец задрал. Так что и мне надо подумать о душе. Пойду-ка я с вами.

Идут они вчетвером. Идут-идут, медведя косолапого встретили. Тот их спрашивает:

— Куда это собралась честна компания?

Они сказали медведю, куда и зачем идут.

— О-хо-хо, грехи наши! — вздохнул медведь. — Я ведь тоже немало и людей и скотины всякой загубил, так что мне тоже надо бы за свою грешную душеньку помолиться.

И медведь с ними пошел.

Шли они, шли и наконец-то дошли до того места, где исповедуются. Осталось только большую такую яму перескочить. Первой прыгнула кошка и перепрыгнула. За ней — заяц, да не хватило у зайца духу, не допрыгнул до другого края, в яму упал. Прыгнула лиса и тоже оказалась в яме. Ну, а что говорить про волка и медведя — они и подавно не смогли перескочить ту яму.

И вот живут заяц с лисой да волк с медведем в яме. День живут, два живут, проголодались. А только откуда ждать еду, сама она с неба не свалится.

Приуныли грешники. Что делать — не знают. Среди них одна лиса была грамотной. Вот она как-то и говорит:

— Хоть бы какую бумагу нам сюда послали и сказали, как и чем нам питаться.

И только она так сказала — упал в яму большой, с ладонь, кленовый лист. Лиса поймала этот лист и начала читать.

— Тут написано, что надо съесть зайца, — сказала лиса, закончив чтение.

Бедного зайца тут же съели, да только наесться-то не наелись, а лишь только больше аппетит разожгли.

Опять сидят звери в яме голодные. И опять еще один лист упал к ним с соседнего клена. Грамотная лиса читает:

— Тут написано: надо съесть волка.

Медведь, не мешкая, тут же разорвал волка.

С волка мяса поболе, поели лиса с медведем и еще много ли, мало ли осталось. Лисица остатки спрятала под хворост, на котором спала, и как проголодается — вытаскивает по кусочку и тайком от медведя ест. Все же медведь как-то заметил это и спрашивает:

— Что ты ешь, подруженька?

— Да ведь голод не тетка, — ответила хитрая лисица, — на все идти приходится, вот распорола себе брюхо и свои же кишки ем.

Услышав такое, косолапый тут же распорол свое брюхо. Ну и тут же, понятное дело, скончался.

Лиса с волчатины перешла на медвежатину. Надолго ей медведя хватило, до самой зимы. А зимой в яму нанесло снегу, и лиса из нее выскочила.

Тут и сказочке конец.

ЛИСА И ДЯТЕЛ

ежала лиса по лесу. Бежала-бежала да вдруг — бух! — в яму, которую на ее дороге охотник вырыл. Снует туда-сюда по яме, прыгает, крутится, вертится, а наверх выбраться не может. Дятел с соседнего дерева увидел лису в яме и спрашивает:

— Что ты там делаешь, подруженька?

— Колодец рою, — ответила рыжая плутовка.

— Может, и мне выроешь? — попросил дятел.

— Вырыть я вырою, да сперва этот надо закончить, — продолжает хитрить лиса. — Помоги мне опустить в колодец сруб, потом пойдем тебе рыть.

— Как же я помогу тебе? — не понял дятел.

— Работа не тяжелая: ты мне для сруба сверху ветки бросай — всего и дела, — объяснила лиса.

Начал дятел помогать лисице. Найдет подходящий сучок, стукнет по нему своим острым клювом и летит сук прямо в яму. Стукнет по новой ветке — и она в яме. Так обломал он одно дерево, за другое принялся.

— Ну как, кончается работа? — спрашивает дятел.

— Считай, уже кончили, — отвечает ему лиса. А сама тем временем по веткам — прыг-прыг! — из ямы наверх выскочила.

— Ну, теперь пойдем ко мне колодец рыть, — напоминает ей дятел.

— Пойти-то я пойду, — отвечает лисица, — но ты бы сначала магарыч мне поставил.

Согласился дятел. Не им заведено: с началом дела работнику магарыч ставят.

Пошли вместе с лисицей искать торговца квасом. Пришли к селу, где собирался базар. Тут их как раз и догнал ехавший на базар торговец квасом.

— Ну вот, нам и на базар ходить не надо, — говорит дятел лисице. — Притаись вон за тем кустом.

Лиса быстро юркнула под куст, а дятел подлетел сзади к возу, сел на бочонок с квасом и давай долбить его своим острым клювом. Долбил-долбил — продолбил бочонок насквозь. Полился из бочонка фонтаном медовый квас. После этого дятел с бочонка перелетел на голову торговца квасом и — тюк! — его клювом по лбу. Ох, как рассердился квасной продавец на наглую птицу! Спрыгнул с воза и давай бежать за дятлом. А дятел нарочно летит низко над землей и уже почти в руки дается.

Пока квасник бегал за дятлом, квас из бочонка весь вытек. Сидевшая под кустом лиса выбежала на дорогу и напилась досыта-доотвала.

Торговец побегал-побегал за дятлом, да ни с чем и вернулся обратно.

А лиса со своим дружком встретились за гумнами села. Дятел спрашивает:

— Ну как, напилась?

— Напилась, и кажется даже опьянела, — слегка покачиваясь из стороны в сторону, отвечает лисица.

— Тогда пошли колодец рыть, — опять за свое дятел.

— Пойдем, обязательно пойдем, — уверяет его лиса, — но сначала ты меня насмеши.

Что делать, приходится дятлу исполнять и эту прихоть рыжей плутовки: уж очень хочется ему иметь свой колодец!

На одном гумне двое мужиков чечевицу молотили. Дятел оставил лису у плетня, а сам подлетел к одному работнику, сел на голову и — тюк! — клювом в самое темя.

— Ах ты, разбойник! — крикнул работник и попросил своего товарища: — Никифор, стукни эту птицу по башке!

Никифор как держал в руках цеп, так им и стукнул по голове другого мужика. Дятел успел улететь, а мужик от такого удара повалился на недомолоченную чечевицу.

Лиса, видя все это, сидит у плетня и со смеху покатывается. До слез насмеялась — вот как весело было!

— Наверное, уж пора за дело приниматься, — опять напоминает ей дятел. — Пойдем колодец рыть.

— Непременно пойдем, только уж, будь другом, напугай меня напоследок, — по-прежнему хитрит лиса.

— Хорошо, подруженька, — и на этот раз соглашается дятел. — Если уж тебе так хочется напугаться — пойдем за мной.

Пошли они гумнами и дошли до края села. Видят — молодой парень вывел из ворот крайней избы коня и погнал его к речке на водопой.

— Ты иди и садись у ворот, а я сяду над воротами, — сказал дятел лисе.

Лиса присела в открытых воротах, дятел — на дощатый навес над ними и — тук-тук! — начал стучать своим клювом. На стук выскочили со двора три хозяйские собаки. Увидели борзые рыжую лису в воротах — и к ней. Лиса наутек, собаки за ней вдогон. Со всех ног несется лисичка-сестричка, а собаки все же начинают нагонять плутовку. Лес показался. «Ну здесь-то, — думает лисица, — я уж как-нибудь сумею спастись», — и юркнула в первое же попавшее дупло. Собаки подлетели, бегают вокруг дупла, а лисицу достать не могут.

Лиса сидит в дупле, никак не может опомниться с перепугу. А когда немного пришла в себя, спрашивает у своих ног:

— Как вы бежали? Боялись или не боялись?

— Еще как боялись! — отвечают ноги. — И неслись изо всех сил.

Спрашивает у ушей:

— А вы?

— Мы тоже неслись, припав к шее, во весь дух, — отвечают уши.

— А ты как бежал? — спрашивает лиса у хвоста.

— Я бежал и все думал: вот схватят, вот поймают, — ответил хвост.

— Ах, негодный! — возмутилась лиса. — Так ты хотел, чтобы собаки поймали меня?! Вот за это отдам тебя собакам на съедение — будешь знать!

Сказала так лиса и высунула свой хвост из дупла. Собаки только этого и ждали. Они тут же схватили лису за хвост, вытащили из дупла и растерзали.

На том и дело кончилось.

КОЗЕЛ И БАРАН

или-были старик со старухой. Жили небогато. Из всей скотины имели они одного козлика. Козлик рос, стал козлом и однажды, когда старуха вышла зачем-то во двор, так боднул ее, что с ног сшиб.

Идет старуха в избу и говорит старику:

— А козлик-то наш бодливый стал, меня с ног сшиб. Надо с ним что-то делать.

— Ну уж ты окажешь! — не поверил старик и решил сам убедиться.

Но только вышел он на двор, как козел подбежал к нему и со всего маху боднул. Старик полетел с ног долой. «Ах, ты так! — сказал старик. — Тогда тебя надо прирезать».

Заходит он в избу и начинает точить нож. Наточил, вместе со старухой поймали они козла, уложили на солому, старуха держит, старик режет. Но то ли нож был плохой, то ли старик плохо наточил его, а только пилит он, пилит, а горло козлу перепилить не может.

Пришлось отпустить козла и пойти за ножом к соседям. Нож принесли, но теперь козел, зная, зачем его ловят, в руки не дается. Гонялись-гонялись за ним по двору — никак не догнать. Тогда старик поставил старуху у ворот и немного приоткрыл их: авось, козел сунется в щель — его тут и зажать. Однако козел подбегает к воротам и — назад.

— Пошире открой! — говорит старик старухе.

Та открывает пошире, но козел подбегает и опять убегает.

— Еще шире! — командует старик.

Старуха еще шире открывает ворота. Но козел не только не бежит, а даже еще назад отпрыгивает.

— Совсем открой! — кричит старик.

Старуха открывает ворота настежь, и теперь, не заставляя себя ждать, козел стрелой вылетает со двора — иди, поймай его.

Выбежал козел за деревню. Немного времени спустя повстречал барана. Пошли они вместе. Шли-шли, порожний мешок нашли. Дальше пошли — старый большой ножик нашли. Опять идут путем-дорогой, нашли голову волка, положили ее в мешок.

Пришли козел с бараном в лес и решили немного отдохнуть с дороги. Пока отдыхали, вокруг них сорок волков собралось, сидят, зубами щелкают. Испугались козел с бараном, душа в пятки ушла. Что делать?

Козел громко, чтобы волкам слышно было, говорит барану:

— Что будем варить?

Баран смекнул, в чем дело, и тоже во все горло:

— Давай сварим башку волка.

Сам берет мешок и вытаскивает из него голову волка. Вытащил, поглядел, обратно положил и снова вытащил: делает вид, что выбирает. И каждый раз большим ножом постукивает по голове.

— Ну, выбрал? — спрашивает козел. — А посвежее разве нет там головы? Тогда лови вон любого, да и зарежем.

Баран отложил голову в сторону и с ножом шагнул прямо на волков. Те устрашились длинного ножа, и давай бог ноги.

Бегут волки по лесу, встречает их медведь.

— Куда несетесь, братцы? — спрашивает медведь. — Кого так испугались?

— Да вон там на опушке двое каких-то разбойников расположились: один бородатый, другой рогатый. А в мешке у них — волчьи головы, то вытаскивают их, то обратно кладут, какую посвежее выбирают. Бородатому не понравилась выбранная голова, бери-хватай, говорит, любого из этих и под нож — поневоле испугаешься.

— Да это не про козла ли с бараном вы говорите? — сказал медведь. — Нашли кого бояться! Пойдемте-ка обратно да и пообедаем этими, как вы говорите, разбойниками.

Пошли все вместе опять на опушку леса. Козел с бараном увидели их, хотели бежать, да куда побежишь, если волки взяли их в кольцо да еще и медведя с собой привели. Козел со страху прыгнул на дерево, обхватил его, держится. А баран попрыгал-попрыгал — нет, опять на землю сползает. Разбежался и еще раз прыгнул — зацепился рогами за сук и повис на нем.

Медведь передом идет, подошел к дереву и начал его раскачивать, хочет с корнем выдернуть. Волки все еще не насмелятся близко подойти, сидят кружком в отдалении.

Баран козлу шепчет:

— Падаю, козел, падаю.

— Не шуми, — тот ему отвечает.

Качнул медведь дерево посильнее, баран не удержался и — шмяк! — грохнулся на землю. Медведь от неожиданности струхнул, начал пятиться, а волки, на него глядя, и вовсе побежали. Тогда козел тоже — прыг! — на землю и закричал на весь лес:

— Не давай им уходить! Беги наперерез! Окружай!

Козел с бараном выставили вперед рога да и кинулись на медведя, который все еще пятился, а бежать не хотел. Не выдержал косолапый их дружного натиска и — откуда проворство взялось — побежал во весь дух вслед за волками. Бежал-бежал — на острый сук в чаще леса напоролся и тут же дух испустил. Волки разбрелись кто куда. А козел с бараном, говорят, и по сей день в том лесу дружно живут.

КОТ И ВОРОБЕЙ

или себе поживали старик со старухой, и был у них кот-мурлыка. Однажды лежал этот кот на солнышке, грелся. И так-то ему было тепло и хорошо, что он и глаза зажмурил от удовольствия. И вдруг где-то совсем рядом слышит:

— Чилик-чилик!

Открыл глаза — воробей сидит на краешке корыта и что-то клюет. Встрепенулся кот, напружинился, охотничий азарт у него шерсть на спине дыбом поднял. Воробушек скок да скок по корыту, и еще ближе оказался. И тогда словно какая пружина подкинула кота — прыг! — и воробей уже у него в лапах. Правда, воробей оказался старым, а старого воробья, как известно, на мякине не проведешь и голыми руками не возьмешь.

— Умный кот-мурлыка, ты меня можешь съесть в любое время, — сказал воробей, — но вспомни-ка, мур-мур-мур, умывался ли ты утром, когда проснулся? По глазам видно, что нет. А ведь умные и хорошие, мур-мур-мур, утро начинают с того, что умываются.

Кот вспомнил, что он и впрямь утром не умывался. Обидно, что какой-то воробей учит его правилам хорошего тона, а только что возразишь воробью?

Убрал кот свои когти, положил воробья на траву и начал умываться. Нализывает языком лапу, а потом этой лапой аж из-за уха и до усов по мордашке проводит, хочет показать воробью, что понимает толк в чистоте. А воробей поглядел-поглядел, как кот умывается, да — пыррр! — и улетел. Спохватился умный кот, но уже поздно. Был в лапах вкусный завтрак и — нет его, улетел.

С тех пор, говорят, кот начал умываться не перед едой, а после еды. Ну, а на него глядя, и все другие коты и кошки стали делать то же самое.