Чувства добрые

ЖИВАЯ ЗАПЯТАЯ

Щенок был черный, величиной с варежку, с дымчатыми глазами.

— Голубоглазый! Голубоглазый! — захлопала в ладоши десятилетняя Марина, как только увидела его.

От такого восторженного крика щенок спрятал хвостик между ног, втянул в плечи несоразмерную с туловищем большую голову и настороженно покосился на девочку. Марина, лаская его, приговаривала:

— У-у-у! Какой маленький-маленький! У-у-у! Какой ершистый…

Щенок пытался отползти в сторону, потом закрыл глаза, сжался весь, думая, что спрятался, и притих. Но рука девочки всюду находила его.

— Пусть пообвыкнет, дочь, оставь его, — посоветовал отец. — Он совсем еще маленький. Вот видишь, с глаз еще пелена не сошла.

Почувствовав свободу, щенок робко отполз в угол и улегся на старой телогрейке, которая с сегодняшнего дня стала его постелью, домом. Щенок тихонько поурчал, неуклюже потыкался мордой в торчащие куски ваты, свернулся запятой и уснул. Во сне он скулил, взвизгивал, точно плакал, несколько раз громко зевнул, широко раскрывая розовый, утыканный острыми зубками рот.

Щенка назвали Шер-Хан.

В доме почти все были рады щенку. Отец говорил, что у дочери теперь будет занятие — ухаживать за собакой, она полюбит животных. Мать на этот счет имела свои мысли: мол, когда Шер-Хан вырастет, то ее Марина сможет одна гулять по вечерам на улице — с собакой ее никто не осмелится обидеть. Только бабушка при удобном случае норовила незаметно пнуть щенка и целыми днями ворчала:

— Да по мне, хоть пропади он пропадом. Век прожила — собак не держала, и ничего, живу не хуже других…

Шер-Хан же рос бойко и уже сам ласкался, хотя и неумело, то к Марине, то к ее родителям. Бабушку несмышленыш избегал. При ее появлении ложился на пол, становился похожим на живую запятую.

Шер-Хан привязался к Марине больше всех. Он платил за любовь откровенной любовью. Куда бы девочка ни шла, щенок всюду следовал за ней.

Шер-Хану все в этом мире было любопытно и Доступно. Он ел то же, что едят люди, спал когда хотел, резвился по настроению. Правда, раза два в неделю ему еще давали по ложке пахучей, тягучей жидкости. Глотать эту жидкость было очень неприятно. Когда Шер-Хан, полуприкрыв глаза, отворачивал брезгливо мордочку, Марина уговаривала:

— Пей, ну, пей же! Я маленькая тоже пила рыбий жир… — Девочка хорошо понимала щенка и поэтому с охотой вылила бы эту жидкость, но рядом почти всегда стоял теперь отец и, поглаживая Шер-Хана, говорил:

— Пей, братец, это нужная штука.

Когда Шер-Хан научился спускаться с крыльца и подниматься, он, видно, решил, что стал сильным зверем: начал трепать обувь, зло грыз игрушки, приносил с улицы кости, тряпки…

— Началось! Теперь он вам покажет!.. — говорила в таких случаях бабушка и шлепала щенка по крутому заду.

Шер-Хан, прижав уши, косился и не спеша трусил в свой угол. Он всем видом показывал, что презирает бабушкино наказание.

Однажды соседский кот Васька, которого все считали самым ленивым и трусливым котом на свете (на самом деле так и было, потому что Васька только и знал, что есть да спать), подошел к Шер-Хану, лакавшему молоко, и отбросил его тупым носом от миски. Щенок подумал, что Васька играет с ним. Он припал на передние лапы, завилял упругим, похожим на резиновый жгут хвостиком и залаял звонко, весело. Васька взъерошился, выгнулся и зашипел. Шер-Хан игриво положил радостную морду на землю, и тут же кот ударил его лапой по носу, мяукнул так громко и противно, точно рядом отрывали доски от забора, прибитые ржавыми гвоздями. Шер-Хан взвизгнул и начал тереться мордой о траву. Васька подскочил и обрушил на щенка серию боковых ударов, как боксер, а затем спокойно начал лакать чужое молоко.

Щенок скулил и, мотая головой, бегал возле крыльца.

— Тьфу! Не собака, а сущий заяц! — выругалась бабушка. — Шелудивого кота испугался. Да его мыши не боятся.

Марина чуть не плача залила глубокую рану на носу Шер-Хана йодом. Щенок дрожал, скулил, жалобно попискивал. С этого дня Шер-Хан стал боязливым: он обходил далеко любой незнакомый предмет, боялся окриков и еще больше привязался к Марине.

К пяти месяцам Шер-Хан стал величиной со взрослую дворняжку. Но все равно было видно, что он еще юн и, как подросток, угловат. Грудь его была развита слабо, шея длинная и тонкая, во рту не хватало нескольких зубов, глаза смотрели на мир удивленно и с интересом. Щенок мог часами носиться по лесу, облаивая чуть ли не каждый пень. На зов девочки Шер-Хан отзывался немедля и, подбежав, прыгал вверх и успевал языком провести по ее лицу. Марина деланно сердилась:

— Ну какой ты нехороший! Нельзя так!

Шер-Хан по голосу чувствовал, что его хозяйка не против, если он еще раз оближет ее.

Гуляющие по лесу при виде Шер-Хана строго говорили:

— Уберите собаку!

— Да по ней хоть пешком иди, она и ухом не поведет, — отвечала Маринина бабушка и, взяв прутик, кричала: — Вот я тебе! Ишь, разбегался!

В подтверждение бабушкиных слов Шер-Хан поджимал хвост и убегал к Марине.

Родители Марины были удивлены трусливостью Шер-Хана. На самом деле, зачем и кому нужна трусливая собака? Соседи по даче тоже говорили: мол, хорошая собака в пять месяцев уже должна иметь характер, а по злобности не должна уступать взрослым собакам.

Маринины родители не особенно разбирались в собаках, поэтому стали подумывать, как бы избавиться от Шер-Хана и взамен купить породистую собаку с хорошей родословной.

Только Марина по-прежнему любила Шер-Хана и все свободное время проводила с ним.

Даже тогда, когда девочка возвращалась из леса исцарапанная Шер-Ханом, со следами его зубов на руках, она радостно говорила отцу:

— Посмотри, папа, какой Шер-Хан сердитый бывает! — И показывала руки.

— Чужих бы он так, а то тебя… Собака должна чужих кусать, а не своего хозяина.

Девочка не понимала, почему собака должна обязательно кусать людей. На границе — дело другое, там враг, а тут все свои.

Осень наступила неожиданно, вдруг.

Все меньше появлялось на реке купальщиков. А однажды река совсем опустела. Даже на лодочной станции никого не было. Бело-голубой флаг обвис, тупо звенели цепи, скрипели лодки, редкими хлопками плескалась вода под деревянными мостками. Весь день светило солнце, но никто так и не появился на реке.

В один из таких дней Марина пошла гулять со своим Шер-Ханом в ближний лес. Песик радостно зарывался носом в опавшие листья, фыркал, ложился на спину, как лошадь после купания, и смешно дрыгал лапами. Марина бросала время от времени Шер-Хану палку и кричала:

— Апорт!

Щенок нехотя подбегал к палке и долго разыскивал ее в густой траве, припорошенной первыми опавшими листьями дуба и клена. Найдя палку, щенок подбросил ее над собой и, урча, снова бросился на нее. И только потом с палкой в зубах пошел к хозяйке. Но и тут Шер-Хан не мог унять свою игривость, он нырнул в кусты и погнался за бабочками, лениво летавшими вокруг него. Как девочка ни кричала Шер-Хану, приказывая вернуться, щенок так и не послушал ее. Шер-Хан забежал за старинный месяцеобразный мост, перекинутый через ручей на высоте пяти-шести метров.

В поисках Шер-Хана Марина вышла из леса и подошла к ручью. Она снова стала звать собаку. Над краем моста показалась черная голова Шер-Хана. Марине почудилось, что щенок улыбается.

— Какой же ты нехороший, — упрекнула Марина.

Шер-Хан засуетился и заскулил.

Тут к Марине подошли два мальчика.

— Чего ты кричишь? — спросил задиристо смуглый мальчишка с оттопыренными ушами и почти вплотную подошел к девочке.

— Ничего. Я собаку… — ответила Марина, не подозревая подвоха, который ей готовили мальчишки.

— «Ни-че-го»? — передразнил ушастый. — Да ты нам всех снегирей распугала! — Мальчишка плюнул сквозь редкие зубы.

— Никаких снегирей сейчас нет в лесу. Они только зимой появляются… — Марина чувствовала себя как затравленный зверек, но смолчать не смогла.

— Значит, нет снегирей? — подошел второй, белобрысый мальчик, в коротких штанишках и белых гольфах. — А может, есть? — Он ехидно посмотрел на Марину и ударил ее по ноге прутиком.

— Чего дерешься? — чуть не плача, спросила девочка. — А то вон собаку позову.

Марина посмотрела на мост. Шер-Хана там не было.

— Собаку?! — удивился ушастый. — Да она у тебя цыпленка боится — все об этом знают. Дай ей, Димка, чтобы она не хвасталась.

Белобрысый мальчишка стеганул Марину еще раз прутиком.

— Шер-Хан! Шер-Хан! — закричала девочка и побежала к мосту.

У края моста снова показался Шер-Хан. Он удивленно посмотрел на свою хозяйку — таким голосом она его еще ни разу не звала.

— Да это щенок. Не бойся, Димка! — сказал ушастый и побежал за девочкой. Он догнал Марину и преградил ей путь.

— Шер-Хан! — умоляюще крикнула девочка.

Щенок на какую-то долю секунды заюлил у края моста, скульнул и вдруг черным комом полетел вниз на зов своей хозяйки.

Шер-Хан упал между девочкой и смуглым мальчиком, чуть задев того хвостом по лицу. Ребята испуганно шарахнулись в сторону, но тут же подбежали к бездыханно лежащему, обмякшему Шер-Хану. Марина осторожно тронула собаку рукой. Щенок открыл глаза и жалобно заскулил. Поднял было голову, но тут же уронил ее снова и закрыл глаза, задышал глубоко, шумно…

— Может, его к доктору? — испуганно спросил Димка.

— Это из-за вас! — заплакала Марина.

Голос у Димки дрожал. Его приятель стоял чуть в стороне и тоже тихо, как бы рассуждая, сказал:

— Еще говорили, цыпленка боится… а он с какой верхотуры… Обязательно нужно собаку было звать…

— Вы, вы виноваты! — Марина залепила оторопевшему Димке пощечину.

Ушастый отпрянул и промямлил:

— Правильно, конечно, ты ударила.

А Марина говорила Шер-Хану:

— Ну вставай же! Больно?

У собаки одно ухо вздрогнуло и чуть приподнялось.

Ребята сделали носилки из своих пиджаков, положили на них Шер-Хана и молча понесли. Девочка шла рядом и все время гладила голову собаки. Теперь уже Шер-Хан не скулил, уши его стояли.

— От отца-то не попадет нам?

Марина не разобрала, кто спросил, но ответила с достоинством:

— Если бы узнал, что из-за вас… попало бы. Но я не скажу.

Ребята облегченно вздохнули и заговорили громко.

Шер-Хан зашевелился на носилках, поднял голову. Мальчишки опустили носилки на землю. Пошатываясь, Шер-Хан поднялся, вяло махнул хвостом и медленно пошел.

— Смотри-ка, — обрадовался Димка.

Шер-Хан шел прихрамывая, время от времени останавливаясь. Теперь его уже не манили бабочки, кружившиеся возле самого его носа. Шер-Хан как-то сразу повзрослел. Ребята шли молча. Только возле самого Марининого дома ушастый мальчик сказал:

— Вот мне бы такого…

Дома отец поинтересовался, почему Шер-Хан хромает. Девочка рассказала, что произошло в лесу с ее собакой. Правда, она не назвала имен ребят.

Маринин отец как-то пристально посмотрел на лежащего у ног дочери щенка, точно он его видел впервые, и поймал себя на мысли, что Шер-Хан сейчас удивительно похож на живую запятую.

— Запятая, Марина, не точка… А мы было уже точку поставили, — сказал отец.