Чувство вины

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Лаура читала где-то, что главный секрет волшебного очарования Тосканы состоит в ее освещении. Художники и архитекторы особенно дивились его ясности ранними утрами или в вечерние сумерки, и, хотя день еще только клонился к вечеру, Лаура вполне его оценила.

С балкона ее комнаты открывался ничем не заслоняемый вид на долину и окружающие ее холмы — краски были совершенно фантастические. Краски эти — от серебристого свечения реки Люпо, вившейся по дну долины, до сочной темной зелени сосновых и кипарисовых лесов, покрывавших окрестные холмы, — переливались, очаровывая ее. Вдобавок и воздух походил на вино — свежий, чистый, напоенный ароматом цветов, во множестве росших в лежащем прямо под ней парке.

— Валле-ди-Люпо.

Лаура негромко произнесла название долины. Оно означало «Долина волка», Лаура выяснила это в школьной библиотеке. Насколько она поняла, когда-то тенистая гуща этих лесов служила прибежищем для множества диких зверей, включая и волков. Здесь и поныне витало ощущение некой примитивной красоты, древних цивилизаций, поклонявшихся языческим богам.

Что до Лауры, ее охватывало и другое ощущение — ощущение, будто она вернулась во времена своей молодости. Все казалось ей настолько странным, что она — и это было совершенно естественно — чувствовала неуверенность в себе, но больше всего ее тревожило то, что она вновь ощущала себя юной девушкой. Разумеется, особенно противиться тут было нечему, но Лаура противилась. Как-никак считалось, что она едет сюда ради знакомства с предполагаемыми свекром и свекровью собственной дочери. Однако все обернулось по-иному, и виноват в этом был опять-таки Джейк — или Джакомо, как предпочитала называть его мать. Ей следовало бы понять это — почувствовать опасность — еще при встрече с Джейком в Лондоне. Когда он появился в Хитроу, там, где пассажиры получают багаж, и небрежно сообщил, что Джулии с ним нет, ей уже следовало отказаться куда-либо ехать.

Она бы и отказалась, сокрушенно думала Лаура, если бы Джейк не пустился в объяснения насчет того, что Джулия просто ненадолго задерживается в Калифорнии. По-видимому, кинопробы прошли успешно, и Джулия в последний момент улетела в Лос-Анджелес, оставив Джейка объясняться с матерью. Однако она пообещала в воскресенье присоединиться к ним, так что тревожиться Лауре совершенно не о чем.

В сутолоке и суете аэропорта мысль, что Джейк мог все это спланировать заранее, казалась просто смешной. В темно-коричневой замшевой куртке, джинсах и не застегнутой у ворота рыжеватой рубашке, открывавшей смуглую, крепкую шею, он казался таким спокойным, привлекательным и молодым, что трудно было вообразить, будто она способна хоть сколько-нибудь серьезно интересовать его. Высокий, смуглый, исполненный не вызывающей сомнения мужественности, притягивающий к себе, где бы он ни находился, взоры женщин, с которыми, понимала Лаура, ей невозможно тягаться даже в ее новом брючном костюме и с по-новому подстриженными и уложенными — так что кончики их загибались под подбородком — волосами. Он просто развлекался, демонстрируя ей, насколько она неопытна и наивна, даром что превосходит его годами, — только и всего. Игры кончились. Все происходило всерьез. Хочет она того или нет, ей придется вытерпеть следующие несколько дней, стараясь по возможности не утратить уверенности в себе.

Само путешествие прошло на удивление гладко. Перестав тревожиться по поводу Джейка и смирившись с его обществом, она обнаружила, что может получать от происходящего удовольствие, тем более что Джейк явно прилагал все усилия, стараясь ей угодить. В конце концов, ее окружало, требуя внимания и осмысливания, столько нового — взять хотя бы вертолет, доставивший их из Хитроу в аэропорт Гатуик, и погрузку в личный реактивный самолет отца Джейка, на котором им предстояло лететь в Пизу.

Ее представили пилоту, оказавшемуся, как и она, англичанином, и хорошенькой стюардессе-итальянке, постаравшейся, чтобы Лаура не испытывала никаких неудобств. Они позавтракали, пока самолет летел над швейцарскими Альпами, чтобы затем миновать север Италии и, снизившись над Генуэзским заливом, приземлиться в Пизе.

Был лишь один неловкий момент, и то перед самой посадкой, когда Джейк взялся показывать ей проплывавшие внизу интересные места. Это побережье, рассказывал он, называется Левантийской Ривьерой, а одно из самых красивых мест на нем — рыбацкая гавань Портофино.

Для того чтобы указать Лауре на окутанные дымкой очертания Виареджо, лежащего в нескольких милях под ними, Джейку пришлось склониться над ее креслом, и она с волнением ощутила, как его мускулистая грудь прижалась к ее плечу и руке. Он что-то говорил, обдавая дыханием ее щеку, и, хотя он определенно не сделал ничего такого, отчего кровь ее должна была быстрее заструиться по жилам, Лаура не могла справиться с охватившим ее волнением.

Стараясь отвлечь его внимание, она задала вопрос, немало тревожащий ее в последние дни — с того вечера, когда Джейк позвонил.

— Ваш… ваш живот, — сказала она. — То есть рана: она хорошо заживает?

Лишь произнеся эти слова, Лаура сообразила, насколько интимно они звучат. Напоминание о ране могло только усилить ощущение близости, возникшее между ними. Джейк имел полное право подумать, что она сделала это намеренно.

Впрочем, к ее облегчению, Джейк не стал обращать заданный ею вопрос к собственной выгоде. Напротив, словно ощутив ее растерянность, он откинулся на спинку кресла и, проведя рукой по животу, спокойно ответил:

— Поправляется, благодаря вам, — и несколько более двумысленно добавил: — Как и наши с вами отношения, вы не находите?

Вскоре после этого они, к радости Лауры, приземлились в Пизе. Посадка не оставила ей времени на размышления о том, что хотел сказать Джейк. Она еще изъявляла несколько преувеличенные восторги по поводу сверкания солнца на башнях и кровлях старинного города, увиденного ею с высоты птичьего полета, когда на выходе из таможни их встретил шофер отца Джейка.

Этот коренастый, средних лет мужчина с доброжелательным лицом и густыми усами, одетый в лиловую с золотом ливрею, такую же, как на пилоте и стюардессе, с очевидной теплотой и приязнью приветствовал Джейка. Направляясь к ожидающей их машине, мужчины разговаривали на родном языке, а Лаура шла следом, испытывая облегчение и дивясь теплой погоде. Солнце здесь было куда горячее, чем в Англии, Лаура порадовалась, что не поддалась искушению надеть что-нибудь теплое. Брючный костюм из хлопковой ткани оказался самой что ни на есть подходящей одеждой.

Поездка из аэропорта в Кастелломбарди прошла гладко — Лаура погрузилась в созерцание открывавшихся перед нею видов, а Джейк старательно беседовал с шофером о футболе. Их разговор позволил Лауре получше разглядеть стоящие под сенью лимонов и олив красивые виллы, замелькавшие по обеим сторонам дороги, когда они выехали из города. Они дали ей некоторое представление о том, на что может оказаться похожим Кастелломбарди, — представление, далеко не успокоительное.

За пределами города дорожные указатели, казалось, все до единого вели к «Фирензи» — Флоренции. Впрочем, проехав немного по шоссе, машина вскоре свернула на более узкую сельскую дорогу. Прибрежная равнина осталась позади, они поднимались на затененные кипарисами холмы, за каждым из которых открывалась нежданная долина или залитые солнцем стены какого-нибудь средневекового города. Мимо проносились дома крестьян, виноградники, бессчетные церкви, каждая с колокольней, или campanile, как ее здесь называли. Немало попадалось и развалин, следов цивилизации этрусков, некогда расцветшей в этих местах. А по временам мелькали голые полоски земли, чей скорбный вид олицетворял благоговение, с которым относились к смерти древние культуры.

Наконец Джейк прервал беседу с шофером и повернулся к Лауре — сказать, что они приближаются к дому. Пахнущая сосной долина с протекающей по ней узкой бурной рекой и была той самой Валле-ди-Люпо, а башни с бойницами, открывшиеся перед Лаурой как бы на фоне темно-зеленого театрального задника, как раз и были Кастелломбарди.

Нервы Лауры напряглись, и она уже в который раз пожалела, что с ними нет Джулии. Вовсе не ей, не Лауре, следовало приехать сюда первой, увидеть дом Джейка, познакомиться с его родителями и разделить с ними гостеприимный кров. Вместо нее здесь должна бы находиться ее дочь. Вся поездка затевалась ради Джулии, а не ради нее.

Впрочем, когда они достигли Кастелломбарди, Лауру сильнее тревожила предстоящая встреча с родителями Джейка, чем необходимость как-то справиться с ним самим. Раскинувшийся перед нею замок произвел на нее колоссальное впечатление, встречать их высыпали слуги, запомнить имена которых она даже не надеялась. Джейк всячески старался ободрить ее.

Портик, увитый плющом, с узкими стрельчатыми окнами привел их в выложенный мраморными плитами холл. Его расписанные подновленными фресками арочные потолки, сходящиеся над стенами, увешанными гобеленами, не оставляли сомнений в том, насколько стар этот дом. Над огромным каменным очагом располагался целый арсенал разного рода старинного оружия. Во множестве представленные в нем мечи и кинжалы заставили Лауру машинально взглянуть на Джейка, и от его неторопливой ответной улыбки что-то непрошено дрогнуло в самом низу ее живота.

— Теперь вы понимаете, почему я неравнодушен к фехтованию, — негромко сказал он. — Имейте в виду, мои предки не отличались благодушной терпимостью.

Лаура нашла бы, что ему ответить — если бы ей удалось превозмочь чувственный трепет, пробежавший при этих словах сверху вниз по ее спине. Но ее ответ предупредило появление еще одной женщины. На этот раз не служанки, поняла Лаура, увидев перстни, украшавшие ее изящные пальцы. Даже если б они с Джейком и не были так похожи, Лаура догадалась бы, что это его мать. Движения женщины отличались редкостной грацией — как и движения ее сына, невольно подумала Лаура.

— Мама! Возглас Джейка подтвердил догадку Лауры, а сам он со спокойной уверенностью шагнул навстречу матери, чтобы поздороваться с ней. На миг он замер в ее объятиях, а затем, прежде чем Лауру успело охватить чувство, что она здесь лишняя, обернулся и поманил ее, чтобы познакомить женщин…

Именно тут ее дурные предчувствия умножились, вспоминала Лаура, отворачиваясь от окна и разглядывая классически изысканное убранство спальни. Ибо, знакомя ее с матерью, Джейк не обмолвился о Джулии. Ни словом. Он назвал ее просто: Лаура Фокс. Не «мать Джулии Лаура Фокс» и даже не «Лаура Фокс, мать моей подруги». Просто Лаура, как будто причиной их приезда была она, а не Джулия.

Графиня София Ломбарди, признала Лаура, была чрезвычайно любезна, хотя она, вероятно, подивилась тому, что гостья с таким ужасом уставилась на ее сына. Рослая, как и Джейк, с узким благородным лицом, она с подлинной сердечностью поздоровалась с Лаурой, поинтересовалась, хорошо ли прошла поездка, и с удовольствием выслушала похвалы Лауры в адрес красоты этих мест. Она дала Лауре возможность почувствовать себя желанной гостьей, а не бесцеремонной самозванкой, какой та себя считала.

Разумеется, Лаура не могла в присутствии матери Джейка сказать что-либо, способное вызвать неловкость. А со времени появления графини ей так и не удалось переговорить с Джейком наедине. Графиня предложила Лауре подняться в отведенные ей комнаты и немного отдохнуть перед ужином. По-английски она говорила не хуже сына. Лауре ничего не оставалось, как принять ее предложение и подняться по лестнице следом за одной из служанок, наградив Джейка уничтожающим взглядом. Взгляд этот красноречиво свидетельствовал, что она еще поговорит с Джейком попозже, и не должен был оставить у него сомнений относительно темы их разговора. Впрочем, все это произошло час назад. Лаура уже успела принять душ, распаковать чемодан и произвести предварительный осмотр своих апартаментов. Ее комната, вернее, комнаты, поправила она себя, располагались в западном крыле здания, их окна глядели на долину. Но поначалу ее восторг вызвал не открывающийся из них вид, а сами комнаты, в убранстве которых древность искусно смешивалась с современностью.

Нет, возможно, «современность» не самое подходящее слово, признала Лаура. Видимо, дом восстанавливали большей частью в первые годы этого столетия, причем не скупились ни на время, ни на материалы. Потолки комнат отличало обилие лепнины и позолоты, а обтянутые шелком стены украшали ковры.

При всем том водопровод работал превосходно, а в ванной комнате было все, что обычно имеется в таком месте. Если ванна, стоящая на львиных ногах, а с ней умывальник тумбой и выглядели великоватыми и несколько громоздкими, работоспособность их нисколько от этого не зависела. Напротив, Лаура предвкушала, с каким удовольствием она приняла бы ванну.

Между ванной комнатой и спальней находилась просторная гардеробная с утопленными в стены платяными шкафами. При таком обилии места немногочисленные наряды Лауры выглядели несколько одиноко.

За спальней, изрядных размеров кровать которой с пологом на четырех столбах также очень понравилась Лауре, располагалась небольшая гостиная, в которой очень удобно было бы и чигать, и писать. На низком стеклянном столике лежали свежие журналы — к сожалению, итальянские, — а на замечательном резном письменном столе имелась бумага, конверты и даже настоящее гусиное перо, увидев которое Лаура пришла в восторг. Она подумала было о том, чтобы присесть и написать Джесс, однако мысль о возможных последствиях этой затеи остановила ее. Она легко могла представить себе, что подумает подруга, если Лаура напишет ей, что проводит уик-энд с семьей Джейка, но без Джулии. Неважно, что дочь должна завтра приехать. У Джесс непременно появятся подозрения. А подозрений, видит Бог, Лауре хватало и собственных.

Что вновь возвращает ее к самой сути стоящего перед нею вопроса, угнетенно подумала Лаура. Как вести себя с Джейком? А с Джулией? Беда в том, что она не знает, что рассказал Джейк матери о своих отношениях с Джулией, — не знает и едва ли может спросить. И все-таки, что же ей делать? Она должна выяснить, действительно ли Джулия приедет завтра.

А если все подстроено так, что она не приедет? — спросила она себя, испугавшись такой возможности. Что, если Джулия и вовсе не уезжала в Калифорнию? Что, если она и сейчас еще предпринимает попытки дозвониться до матери в Бернфут?

Она потрясла головой и, подойдя к кровати, плюхнулась на расшитое покрывало. Матрас промялся под ее весом, и Лаура, ощупав его края, поняла, что матрас вовсе не пружинный. Если она не ошибается, матрас набит перьями — при этой мысли улыбка, несмотря на все ее тревоги, осветила ее лицо. Господи, думала она, опершись на локти, Джесс ни за что не поверит, что такие места существуют!

Кто-то постучал в дверь, заставив Лауру вскочить на ноги. Она опасливо двинулась к двери гостиной, машинально проводя руками по складкам махрового халата и как бы стараясь завернуться в него потуже. Однако халат не прикрывал ее голых ног, и тут уж она ничего не могла поделать.

Впрочем, когда она нерешительно откликнулась:

«Войдите», выяснилось, что это пришла за подносом служанка, незадолго до того принесшая ей чай и немного печенья.

— Scusi, signora, — беря поднос, сказала она. — Mi displace di disturbarsi[5].

Слова были в большинстве незнакомые, но их смысл казался достаточно ясным, и Лаура протестующе подняла руку.

— Prego[6], — ответила она и сама порадовалась своему ответу. Однако, когда служанка разразилась звучным потоком итальянских слов, Лаура пожалела о своей находчивости. — Non capisco, поп capisco[7], — воскликнула она, стараясь остановить этот поток, и почувствовала едва ли не облегчение, когда раздался негромкий смешок.

— Grazie, Maria[8], — сказал лениво подпиравший дверной косяк Джейк, и молоденькая служанка, симпатично покраснев, скользнула мимо него, покидая комнату.

Сразу вслед за исчезновением служанки Лаура остро осознала, насколько она раздета. Джейк явно принял ванну — волосы его были еще влажными. Темные брюки и пиджак, кремовая шелковая рубашка и галстук были определенно надеты им для вечера. Лаура же ощущала себя совершенной растрепой, но, не желая давать ему еще одного повода повеселиться на ее счет, сунула руки в карманы халата и отважно взглянула на Джейка.

— Вам что-нибудь нужно? — спросила она тоном человека, чувствующего, что терпение его вот-вот лопнет.

Джейк оглянулся на открытую дверь, прежде чем тихо ответить:

— Мне казалось, что вам хочется поговорить со мной.

— О… — Лаура растерялась, и не в малой степени оттого, что он был прав, а сама она на несколько мгновений забыла о двусмысленности своего положения. — Э-э… да, верно. Да, я хотела с вами поговорить. Но… но не так.

Она подчеркнуто перевела взгляд на свой халат, отчего рот Джейка приобрел решительно сладострастное выражение.

— А, — понимающе откликнулся он. Взгляд его принялся неспешно блуждать по телу Лауры, она чуть ли не ощущала исходивший от этого взгляда жар.

— Прошу вас! — сказала она, не в силах и дальше сносить эти чувственные игры, и глаза Джейка послушно поднялись к ее глазам.

— Все, что вам будет угодно, — откликнулся он; хрипловатые вибрации его голоса царапнули Лауру по нервам. — Дверь закрыть?

— Нет!

Лаура выкрикнула это слово несколько громче, чем намеревалась, отчего брови Джейка насмешливо поползли вверх.

— Вам хочется, чтобы нас слышали все обитатели дома? — вежливо осведомился он, и Лаура отвернулась, запустив обе руки под волосы и поглаживая сзади шею.

— Нет. Я… ох, ну закройте дверь. За собой, — устало пробормотала она. — Поговорим позже.

Дверь закрылась, и Лаура тяжело выдохнула воздух. Однако, когда она вновь обернулась, Джейк все еще стоял на месте.

— Вы… — начала она звенящим от отчаяния голосом, но Джейк явно не собирался с ней спорить.

— Да, я, — сказал он, пересекая разделяющее их пространство и касаясь ладонями ее пылающих щек. — Я знаю, вы презираете меня. — Глаза его потемнели. — И все равно желаете.

— Я не… — попыталась сказать она, но губы Джейка заглушили все ее возражения.

Поцелуй его с искусностью запечатал инстинктивные протесты Лауры, его язык скользнул меж ее губ. Мир вокруг Лауры покачнулся. Как ни желала она воспротивиться тому, что говорит Джейк, тому, что он делает, ее тело было ей неподвластно. Да и влажное слияние их губ делало протесты невозможными. Да разве можно вести себя так, как вела она, и при этом делать вид, будто она — жертва обстоятельств. Если она и была жертвой — а на этот счет у нее также имелись сомнения, — то жертвой собственных вожделений, собственной неспособности противиться им. То, что делал с нею Джейк, являлось попросту осуществлением всех обремененных чувством вины фантазий, которыми тешилось ее воображение и в которых Джейку отводилась главная роль.

И все же никакие фантазии не подготовили ее к предательскому наслаждению, с которым ее нагая плоть откликнулась на прикосновение рук Джейка. Она так ослабела, стала такой доступной, и полы махрового халата так легко разошлись под его целеустремленными руками. Да она и не осознавала происходящего — во всяком случае, осознала не сразу. Ее собственным рукам хватало сил лишь на то, чтобы цепляться за лацканы пиджака Джейка в попытках как-то устоять, как-то справиться с подгибающимися коленями, и потому сразу заметить, что делает Джейк, она не могла. Халат распахнулся, и все ее трепещущее тело оказалось открытым для прикосновений Джейка.

Здравомыслие твердило, что она должна, пока еще может, оттолкнуть его, но рассудок ее блуждал в тумане эмоций. Ей хотелось вести себя разумно. Она пыталась вспомнить, где она, что делает, но чувства преграждали дорогу рассудку. Да и Джейк далеко ей не помогал. Если он освобождал ее рот, то лишь для того, чтобы отыскать чуть ниже уха чувствительный участок кожи, и его зубы смыкались на этом участке, отчего лоб Лауры покрывался испариной.

— Я знал, что ты прекрасна, — выдохнул Джейк, стягивая халат с ее плеч, язык его отыскал на шее Лауры бьющуюся жилку. Руки Джейка скользнули к ее талии и вновь поползли вверх, пока не коснулись груди Лауры. — Bella Лаура, ты хоть сознаешь, как ты прекрасна?

— Джейк…

Даже простое дыхание теперь давалось Лауре с трудом, но выдохнуть имя Джейка ей кое-как удалось, и, похоже, это ему доставило наслаждение, ибо, если Лаура и намеревалась протестовать, протесты ее потонули в изданном Джейком стоне. Его ладони стиснули груди Лауры, рот вновь отыскал ее рот, и в голове ее мелькнула слабая мысль, что, пока он вот так прикасается к ней, у нее не хватит воли, чтобы воспротивиться.

Губы Лауры открылись навстречу его языку, и почти неосознанно язык Лауры робко шевельнулся, стараясь коснуться его языка. Сладостное тепло волнами прокатывалось по ее телу, и, хоть никогда прежде она не предавалась любви с таким неистовством, она инстинктивно понимала, что ей следует делать.

Теперь Джейк покрывал ее губы мелкими щиплющими поцелуями, от которых грудь Лауры вздымалась и опадала, колеблемая бурей эмоций.

На Лауру накатил приступ головокружения, и Джейк, почувствовав, как она ослабла, поднял ее на руки и перенес на кровать. Он уложил ее в самую середку кровати. Она ощутила спиною прохладу покрывала, и голова ее на краткий миг прояснилась, но Джейк не позволил ей ускользнуть от него.

Не думая о своем костюме, он опустился рядом с ней, и его руки и губы изгнали из головы Лауры все здравые мысли. Когда рот Джейка нащупал подъем ее груди и проложил к трепещущему соску обжигающую дорожку влажных поцелуев, Лаура потянулась к нему. Собственными изумленными руками она обхватила и прижала к себе его темную голову. В эти мгновения она целиком находилась в его власти.

Язык Джейка вновь проник в ее рот, жадная властность его показывала, что и Джейк понемногу теряет контроль над собой. Когда Лаура на миг приоткрыла глаза, ее поразило выражение неприкрытого голода на его лице, и тут руки Джейка заскользили быстрее по ее обнаженному телу, а глаза сладострастно сузились.

Теперь его ласки стали настойчивей, его руки прошлись по ее округлым бедрам, спустились к коленям и снова двинулись вверх. Он словно намеренно оттягивал миг, которого Лаура ждала со все нарастающим нетерпением.

Собственное дрожащее исступление казалось ей постыдным. Джейк в точности знал, что он делает, в этом Лаура не сомневалась. И хотя какой-то крохотный краешек сознания цеплялся за эту мысль, его легко одолевали желания, которым Джейк безо всяких усилий открывал дорогу. Она понимала, что ему необходимо ее возбуждение, он хочет, чтобы она не отпускала его. Только так он мог уничтожить запреты, которые владели ею. Но и это не мешало ей биться в его руках.

Неожиданно она придушенно и протестующе всхлипнула.

— Что-то не так? — хрипло спросил Джейк, поднимая голову и глядя на нее.

— Ты… ты не можешь, — нетвердо сказала Лаура, приподнимаясь на локте, но Джейк улыбнулся улыбкой собственника.

— Почему? — спросил он. — Ты хочешь этого. Мы оба этого хотим.

— Нет…

— Да. Просто еще не время, чтобы мы оба могли испытать наслаждение. Не сейчас. Только ты.

— Джейк…

— Я здесь.

Он вновь повернулся и запечатлел на губах Лауры обжигающий поцелуй, вынудив ее откинуться на покрывало. Язык Джейка с бесконечным искусством погружал Лауру в топи жадного желания. Вот чего ей безумно хотелось, призналась себе она, меж тем как внутри ее бушевали чувства, о существовании которых она и не подозревала. Ей хотелось, чтобы Джейк прикасался к ней, целовал ее и любил…

Но искусные ласки Джейка пробуждали в ней незнакомый голод, изгоняя всякие мысли. Незнакомое до сей поры вожделение заставляло ее извиваться и крутиться под его руками. Даже у Джейка дыхание участилось, мельком подумала она, и теперь его сердце скакало в унисон с ее.

Она снова открыла глаза, почти не веря своим ощущениям, ибо ее тело устремилось к какой-то почти неведомой ей самой цели. Опыт, приобретенный ею с Китом Мак-Фэрлейном, определенно не позволял ей поверить, будто она способна на сколько-нибудь сильные чувства, и страх, что отныне это вожделение никогда не покинет ее, заставил ее лицо исказиться от ужаса.

Однако Джейк понимал, что она чувствует. Несмотря на то что и его лицо было напряжено, что капельки пота покрывали его лоб и виски, он понял ее опасения. Когда Лаура подняла дрожащую руку, чтобы убрать с его лба влажные пряди волос, он прижался губами к ее запястью, и от тепла его губ по венам Лауры прокатилась волна обжигающего пламени.

— Не тревожься, сага, — сдавленно пробормотал он, опуская голову к ее груди и беря губами горящий сосок. И как только рот Джейка всосал этот розовый краешек плоти, Лаура утратила всякую власть над собой.

— О Боже, Боже, — простонала она, едва сознавая, что вонзает ногти в плечи Джейка. Слепящая волна желания затопила ее, и вместе с этой волной пришла неистовая потребность разделить с кем-то испытываемое ею наслаждение. Не понимая, что делает, она обвила руками шею Джейка и, с силой рванув, заставила его лечь на нее, покрывая его лицо поцелуями, пока слабели бьющие ее тело содрогания.

Впрочем, Джейк не разделял ее самозабвенного упоения. С хмурой решительностью он расцепил пальцы Лауры и, оторвавшись от нее, перекатился на спину и замер с ней рядом. На несколько мгновений в комнате повисло молчание, нарушаемое лишь их прерывистым дыханием.

Прохлада вечернего воздуха, проникавшего сквозь раскрытые балконные двери и овевающего ее обнаженное тело, в конце концов прояснила мысли Лауры. Когда Джейк отодвинулся от нее, она была еще слишком потрясена — и физически, и духовно, — чтобы хоть чуть-чуть пошевелиться. Но по мере того, как кровь ее и плоть остывали, к ней приходило понимание всех последствий ее поведения.

Боже милостивый, мысленно восклицала она, что же она наделала? После всего, что она говорила, после упреков, которыми осыпала Джейка, воспользовавшегося ее слабостью, она, в сущности говоря, разрешила ему сделать с нею… сделать…

Сделать что? Обратить ее в трепещущий комок нервов, с отвращением признала она. Он прибег к своему отнюдь не скудному мастерству, чтобы показать ей, насколько она уязвима во всем, что касается его, Джейка. Он довел ее до вершины физического наслаждения, которого она до сих пор не ведала, даже не овладев ею. Да что там, горько признала она, даже не раздевшись. Черт, как он, наверное, смеется сейчас над нею!

Она повернула к Джейку лицо, искаженное презрением к собственной слабости. Выйти из этого положения, не подвергая себя дальнейшим унижениям, невозможно, но нужно хотя бы попробовать. Ради себя самой. Ради Джулии! О Господи! Джулия!

Джейк по-прежнему лежал с ней рядом. Лаура надеялась, что он исчезнет, когда она окончательно придет в себя, однако нет, он лежал на спине, закинув одну руку за голову, другая покоилась между ними на покрывале.

Он почувствовал ее взгляд и повернул к ней голову.

— Тебе хорошо? — немного сдавленно спросил он, и, хотя Лаура испытывала уверенность, что где — то в этом вопросе должна крыться издевка, на лице Джейка никакой насмешки не было и в помине.

И вопрос, и выражение его лица оказались для Лауры настолько неожиданными, что слова, которыми она собиралась защититься от него, застряли у нее в горле.

— Я… этого не должно было случиться, — кое — как выдавила она, понимая, насколько бледно это звучит. Особенно после того, как она изменила всему, во что она, как ей представлялось, верила. — Э-э… тебе лучше уйти.

Джейк со вздохом повернулся на бок, лицом к ней.

— Это все, что ты можешь сказать? — чуть более резко воскликнул он. — Лаура, тут не было ошибки! Все по-настоящему. И поверь, я не настолько великодушен, чтобы еще и нянчиться с твоими сантиментами!

— Что такое?

— Я сказал… .

— Я слышала, что ты сказал, — дрожащим голосом перебила Лаура. Она села, повернувшись к нему спиной. — Я… я хотела бы знать, что… что ты имеешь в виду… говоря о… о моих сантиментах?

— Dio! — Джейк произнес это от всего сердца и попытался взять ее за руку, но Лаура соскочила с кровати и схватила валявшийся на полу халат. Она почувствовала себя чуть лучше, когда его мягкие складки закрыли ее тело от жадных глаз Джейка, хотя и отступила с некоторым испугом, когда Джейк тоже встал с кровати.

— А что я, по-твоему, имею в виду? — мрачно осведомился он и нервно взъерошил рукой свои волосы. — Не думаешь же ты, будто я получил удовольствие от того, что произошло?

Лицо Лауры вспыхнуло. С этим она справиться не могла. То была реакция на бестактные слова Джейка.

— Я не… не думаю, что… что нам следует… обсуждать это… — начала она, но Джейк гневно оборвал ее чопорный лепет.

— Не думаешь? Ты не думаешь? — взревел он, и Лаура заметила, что в речь его вновь возвратился акцент. — Mama mia, она не хочет говорить об этом! Она даже не понимает, как тяжело мне было к ней прикасаться! ….

Лаура поперхнулась.

— Ну… если… если так, — выдавила она, — тогда зачем ты ко мне прикасался?

— Dio! — Он прижал ко лбу ладонь. — Ты даже не понимаешь, о чем я говорю, ведь так? — Он гневно глядел на нее. — Лаура, неужели ты и вправду веришь в то, что я не хотел к тебе прикасаться? Я же не об этом. Совсем не об этом. — Он застонал. — Я уже говорил тебе, я хочу тебя, Лаура. Я хочу слиться с тобою в одно целое. Ты понимаешь наконец, о чем я? Но я должен быть осторожным. Я знаю, что тебя нельзя торопить. Я знаю, что ты еще не готова признаться себе самой в собственных чувствах, и поэтому я… я постарался доставить тебе наслаждение. Не себе. Только тебе. И ты не имеешь ни малейшего представления, поверь, ни малейшего, что я сейчас чувствую!

Лаура содрогнулась, закусила нижнюю губу, и глаза ее пробежали по телу Джейка. Они помедлили на безошибочном свидетельстве его мучительного состояния и, когда он довольно замысловато выругался, нервно метнулись к его глазам.

— Да, — хрипло сказал он, проводя ладонями по бедрам, словно в попытке расправить слишком узкие, давящие брюки. — Вот ты и знаешь. Я хочу тебя, Лаура. И прошу тебя, не смотри на меня такими глазами, пока ты не будешь готова разделить со мною ответственность за все, что отсюда следует. — Он устало вздохнул. — А теперь тебе пора одеваться. Родители ожидают, что ты присоединишься к ним в библиотеке, туда подадут напитки через… — он справился с плоскими золотыми часами у себя на запястье, — примерно через пятнадцать минут…

У Лауры перехватило дыхание.

— Не могу же я сейчас встречаться…

— Почему?

Произнеся это, Джейк застегнул пиджак и не очень твердой рукой пригладил волосы. Лаура наблюдала за ним почти ревниво, понемногу осознавая, что едва ли не начинает верить тому, что он сказал. Он хочет ее. Этого отрицать нельзя. Другое дело — зачем он ее хочет.

— Джейк… — Одевайся, Лаура, — ровным голосом сказал он, направляясь к двери. — Опаздывать невежливо, особенно если ты почетный гость!