Опубликовано 26 марта 2013
В 2012 году, согласно статистике Kickstarter, на самом популярном краудфандинговом ресурсе было успешно профинансировано 18 109 проектов, в общей сложности привлекших от онлайн-инвесторов почти 320 млн. долл. Больше всего денег удалось привлечь проектам в категории «Игры» (83 млн. долл.), по численности успешных краудфандинговых историй лидирует раздел «Музыка» (более 5 тыс. проектов за год).
В подборке «The best of Kickstarter-2012» особое внимание уделено двум проектам, связанных с исследованием космоса подростками. В сентябре ушедшего года детсадовская группа собрала через краудфандинг 12 тыс. долл. на то, чтобы отправить в стартосферу «исследовательские» шарики для пинг-понга. Двумя месяцами ранее ученики средней школы в штате Кентукки послала в космос камеру (финансирование — более 5 тыс. долл.).
Однако это не самые прорывные научные проекты на платформе социальных инвестиций. В ноябре на Kickstarter собирал деньги проект HyperV, занимающийся разработкой плазменного двигателя для ракет и автоматических космических станций. Ученые получили 72 тыс. долл. (первоначальная цель команды – 69 тыс. долл.) на создание прототипа и проведение дополнительных исследований, которые должны помочь рассчитать эффективность нового двигателя. На Kickstarter часто поднимают деньги создатели новых 3D принтеров, а также студенческие команды с собственными проектами в сфере робототехники.
То, что сфера применения краудфандинга расширилась до финансирования научных открытий, доказывает появление на Западе специализированных ресурсов, позволяющих исследователям получить инвестиции. Среди них – сайт Microryza, запущенный в прошлом году. Самый ярко «выстреливший» проект на Microryza — исследование Джеффа Хунга (Jeff Huang), доктора наук Вашингтонского университета, посвященное анализу действий спамеров. Ученый решил выявить механизмы отбора электронных адресов спамеров и, планируя получить лишь 900 долл., собрал на Microryza более 5 тыс. долл. (финансирование – 576% от намеченной суммы). Джефф Хунг уверен, что по итогам своей работы, он сможет дать людям рецепт защиты своих ящиков и аккаунтов от спама.
15 тыс. долл. на Microryza всего за два месяца привлек проект Wormfree World Institute, ученые которого разрабатывают новое лекарство для борьбы с кишечными паразитами. Полученные деньги пойдут на проведение экспериментов в создании лекарственных соединений и мониторинг их воздействия на подвижность и размер нематод.
Научный краудфандинг также финансирует исследовательские экспедиции. Так, палеонтолог Кристиан Сидор (Christian Sidor) собрал с помощью Microryza 2300 долл. на раскопки останков трицератопсов (род растительноядных динозавров) в штате Вайоминг. Другая краудфандинговая платформа — PetriDish.org – уже поддержала такие проекты, как исследование редкого вида бабочек в Африке и поиск эколуны. Почти двести участников дали 9 тыс. долл. на проект изучения в водах Амазонки миграции арапайм – огромных пресноводных рыб, число которых на планете сегодня стремительно падает. Полученное финансирование позволит основателям проекта закупить специальные метки, которые будут прикреплены к рыбам, а также использовать ультразвуковое оборудование в процессе слежения.
Научные проекты такого же масштаба можно найти и на других сайтах научного краудфандинга — iAMscientist, #SciFund, Fundageek.com, Opengenius.org.
А что в России? До нас волна научного коллективного финансирования пока не докатилась. Российский аналог Kickstarter’a – Boomstarter – сегодня помогает, в основном креативным проектам. С момента запуска сайта (август 2012 года) уже получили финансирование порядка 50 проектов, однако среди них научных нет. Сегодня в разделе «Технологии» на Boomstarter – пока только четыре проекта, посвященных мобильным приложениям и интернет-сервисам.
Однако основатель Boomstarter Евгений Гаврилин верит, что все еще впереди. «Рассчитывать на то, что научный краудфандинг придет в Россию, можно. Нужно только понимать, что, по статистике Kickstarter, научные и технологические проекты занимают лишь пятую строчку среди всех направлений поиска финансирования. Соответственно, и у нас число проинвестированных научных проектов будет меньше в сравнении с числом проектов творческих коллективов. Думаю, 2013 год для России будет ознаменован «бумом» краудфандинга, рынок может вырасти в десятки, сотни раз – и как только у нас сформируется культура коллективного финансирования, можно будет ожидать и поддержки крупных наукоемких проектов. Пока же у нас даже ученые о таком инструменте не знают, и предпочитают жаловаться на то, что выбить деньги у государства на исследование невозможно».
Катерина Чечулина, pr-директор planeta.ru, убеждена, что «молодость» российского краудфандинга отнюдь не является главной проблемой. Скорее, дело в крайне медленной популяризации научного знания в России, в отличие от темпов, с которыми просвещается западная аудитория. Поэтому российские команды ученых вполне могут попробовать себя на западных краудфандинговых платформах.
«Ученые боятся делиться своими идеями, не доверяют журналистам и вообще никому, – считает Катерина Чечулина. — Поэтому если наш ученый (или группа ученых) решились выходить на краудфандинг – это уже большой шаг. И если они готовы пройти все юридические сложности, например, связанные с выводом на Kickstarter, если понимают, как работать с западной прессой, знают, где искать аудиторию для своего проекта и какие информационные каналы задействовать, если чувствуют в себе силы на все это, а не только на научные изыскания, то — почему нет? Это шанс не ждать грантов от фондов, а «выстрелить» за счет собственной харизмы. Рассказал интересно — получил деньги. Конечно, тут тоже есть свои сложности — не так уж много в науке вещей, о которых можно интересно рассказать широкой аудитории. Понятно, что очередная фича к айфону вызывает гораздо больший восторг у бэкеров, чем эксперимент по выращиванию черепах в неволе, но все равно, на западе силен интерес к науке, особенно, к проектам, связанным с новыми технологиями. И как раз в науке не так важен локальный фактор – поэтому, думаю, что к российским ученым зарубежные инвесторы отнесутся абсолютно нормально и поддержат».
Евгений Гаврилин менее оптимистичен в оценке шансов российских ученых на Kickstarter. По его словам, только 12 % платежей переходят к проектам на ресурсе от незнакомых людей – а значит, успех привлечения денег зависит от того, насколько активно на просьбу о финансировании откликнутся знакомые и друзья авторов. То есть, по сути, нет разницы, на зарубежном, или на российском ресурсе будет запущен проект — приходить к авторам будут только заведомо лояльные инвесторы. «На Kickstarter в режиме онлайн находится около 6 тыс. проектов, и потому конкретный проект можно найти только если у тебя есть прямая ссылка. Если основатели рассчитывают собрать деньги именно с американцев, единственный шанс для проекта — попасть на главную страницу Kickstarter или в рассылку по подписчикам новостей. А это очень сложно. С другой стороны, российским инвесторам поддержать своего соотечественника будет сложнее: во-первых, не всем им будет комфортно на англоязычном ресурсе, во-вторых, возникнут проблемы с перечислением денег, так как Kickstarter не работает с привычными нам Qiwi и Web Money. Так что я бы советовал ученым все-таки запускаться на российских краудфандинговых площадках».
Примеры сборов денег проектов, «почти» научных в России все-таки есть. На сайте planeta.ru 185 тыс. рублей собрала команда «Открытое мнение Химки», которая решила провести независимое электоральное исследование впредверии выборов мэра города. В итоге инициаторам проекта удалось опросить по телефону 850 человек, и на основе полученных данных которого был опубликован прогноз результатов, впоследствии оказавшийся близким к опубликованным результатам выборов. Еще одна история – поиск денег представителями Общенациональной Ассоциации Генетической Безопасности на проведение независимых исследований продуктов в аккредитованных лабораториях. Запрашиваемая сумма — 200 тыс. рублей, на которые генетики хотят закупить продукты и провести непосредсвенно анализ образцов. Пока проекту удалось собрать чуть больше 45 тыс. рублей.
Таким образом, основной фактор успеха научного краудфандинга для России — социальная значимость заявленных проектов и применимость их результатов в повседневной жизни потенциальных инвесторов. Возможно, спустя время российская аудитория загорится желанием финансировать и более «далекие» проекты во имя блага всего человечества.
Среди факторов, мотивирующих пользователей поддерживать научные проекты, на первый план выходит именно ощущение причастности к глобальному научному прорыву. К тому же, ученые должны предложить «акционерам» дополнительные бонусы. Например, энтомолог Брайан Фишер, привлекший деньги для изучения абсолютно нового вида муравьев на Мадагаскаре через PetriDish.org, обещал назвать новую популяцию именем того, кто пожертвует наибольшую сумму. Однако в других случаях ученый может пообещать привести на дом еще не вышедшую книгу с собственным автографом, или прочитать лекцию по близкой ему научной дисциплине по Skype, или пригласить на встречу с журналистами о краудфандинговом проекте, дав возможность инвесторам «засветиться».
Елена Касимова, директор по стратегии и инвестициям «Биопроцесс Кэпитал Партнерс», считает, что поддержка научных исследований в России через краудфандинг пока все-таки только «теория». По ее мнению, главная помеха коллективных инвестиций в серьезные разработки — невозможность для обычного человека вникнуть в специфику таких проектов. «Безусловно, у нас есть проекты в области биотехнологий и фармацевтики, которые могли бы найти отклик. Например, это создание противораковых лекарств. Однако компаний, которые занимаются этим, очень много — и без специальных знаний крайне сложно понять, какая из команд реализует реально прорывную идею, а какая — просто шарлатанствует. Таким образом, к научным краудфандинговым платформам должны быть присоединены эксперты, которые смогут дать свою оценку проекту. Возможно, должны создаваться какие-то рейтинги, чтобы сориентировать пользователей. Пока ни на одной площадке мы такого не наблюдаем».
И все же в перспективность краудфандинга для науки хочется верить. Несколько лет назад, когда Дмитрий Марков запустил краудфандинговый проект для покупки футбольного клуба (именно этот случай «Секрет Фирмы» считает первым в России случаем краудфандинга), а начинающие музыканты впервые пытались искать деньги на Kroogi, никто не верил в успех подобных затей. И, хотя российские ученые пока уповают на гранты, многие плюсы краудфандинга для науки (быстрая скорость привлечения финансирования для первых этапов R&D и возможность получить фидбэк в реальном времени) очевидны уже сегодня.
Опубликовано 25 марта 2013
Наш проект занимается разработкой технологии получения из углей Кузбасса углеродных нанопористых сорбентов — порошкообразного материала, обладающего способностью эффективно разделять газовые смеси. Как видите, это не очередной интернет-сервис, не онлайн-шоп и не мобильное приложение. И потому наш путь от научной идеи к бизнесу совсем не выглядит головокружительной историей успеха «стартапа на миллиард», привычной для IT-компаний.
Нанопористые сорбенты используются для выделения водорода из синтез-газа, причём данный метод обходится в несколько раз дешевле традиционных. Помимо этого, сорбенты находят применение в газовой хроматографии для утилизации опасных газов, в том числе метана, углекислого газа и монооксида углерода. Нередко сорбенты выступают в качестве подложки в источниках тока нового поколения: литий-ионных аккумуляторах, суперконденсаторах, ионисторах и топливных элементах.
Мировой рынок углеродных сорбентов достигает более 2 млрд. долларов, в России потребность оценивается в 44 тыс. тонн в год, а дефицит составляет 20 тыс. тонн. Однако производство сорбентов в России до сих пор не запущено. В январе этого года мы получили 2 млн рублей в рамках программы фонда Бортника «Старт», получив деньги от производственного кооператива «Вторполимер» за 5 процентов в компании. Сейчас мы работаем над получением гранта фонда Сколково (30 млн рублей). Если нам это удастся, мы сможем разработать пилотную установку, которая будет производить до 20 тонн сорбента в год (стоимость такой установки – около 15 млн рублей).
Занимаясь проектом с 2007 года, я очень хорошо почувствовал, что в России крайне сложно продвигать проект, не связанный с IT, а заточенный под создание наукоёмкого производства. Инновации в реальном секторе тяжелы на подъём, однако если целенаправленно работать с институтами господдержки стартапов, в конечном итоге добиться финансирования можно. Вопрос в количестве времени и в поиске инвесторов, готовых вкладываться не в «облака» и новое ПО.
Однако для начала немного о нашей истории. В 2007 году, будучи студентом химического факультета Кемеровского государственного университета, с проектом «Изучение методики формирования микропор в углеродных волокнах» я выиграл грант по программе УМНИК Фонда Содействия Развитию МП НТС. Так всё началось. После этой первой победы я стал активно работать по проекту: сначала проводил глубокий патентный поиск и литературный обзор, потом занимался компьютерным квантово-химическим моделированием и модернизацией лабораторного оборудования, которое было закуплено на грантовые деньги. Кстати, основной массив работы я мог делать дома, так как расчёты можно было делать на домашнем ПК с помощью специального софта.
Спустя три года на международном молодёжном форуме «Селигер» я выиграл грант в 1 млн руб. по программе «УМНИК на СТАРТ» Фонда Бортника, одним из условий которого было открытие компании. Итак, нужно было выходить из мира сугубо научных исследований и запускать бизнес. Помогло то, что на «Селигере» мы прошли курс тренингов и смогли разработать бизнес-план под руководством приглашённых тренеров — Дмитрия Барсукова и Игоря Хлуденцова, ведущих экспертов в области IT-предпринимательства. В итоге уже в августе 2010 года мы зарегистрировали компанию «Сорбенты Кузбасса». В прошлом году мы стали резидентом Сколково и сейчас, как я уже сказал, привлекаем инвесторов для реализации проекта по организации опытного производства углеродных сорбентов для разделения газов, очистки воздуха, а также изготовления источников тока.
Разработка углеродных сорбентов — это первый коммерческий проект, которым я руковожу. В начале своей деятельности я работал в лаборатории, которая вела разработку углеродных волокон и способов их модификаций наночастицами. Эти углеродные волокна позволяли концентрировать водород и были перспективны для использования в топливных элементах. Также, как лаборант и инженер, я участвовал в работах по получению углеродных пековых волокон и термопластичных связующих, а также проводил их исследования сорбционными методами. Однако научные исследования – это одно, а вывод компании на рынок – абсолютно иное. Тем более в области новых материалов, где наличие хорошего оборудования и возможность работать в лаборатории, проводить испытания в постоянном режиме решают всё. Собственно, с этим и связаны основные сложности, с которыми мы постоянно сталкиваемся.
Приступить непосредственно к технологии получения сорбентов (то есть начать работать «руками») мы смогли только в 2010 году, когда после получения гранта губернатора Кемеровской области и грантового финансирования от «Роснано» Кузбасский технопарк арендовал для нас производственные и лабораторные помещения, а также было закуплено оборудование. До этого просто не было возможности проводить эксперименты.
Конечно, когда я учился в университете, работа, в основном, сводилась к разработке теоретической стороны вопроса. Усилия были направлены на то, чтобы я и ребята, с которыми я работал, научились работать на исследовательском оборудовании и разбираться в структуре углеродных материалов. Мы как-то искренне верили, что в будущем нам всё-таки удастся начать опыты для подтверждения своих предположений.
Сейчас у нас есть своя площадка в Кузбасском Технопарке. В нашей, пока небольшой, команде – наш научный руководитель, инженеры, лаборанты-исследователи, менеджеры, маркетолог и бухгалтер. Мы уже привлекли нескольких консультантов из-за рубежа и сейчас стараемся всё больше заявлять о себе на международном уровне. Признаться, выстраивать нетворкинг для человека науки – серьёзное испытание в том смысле, что лично я постоянно ощущаю, что жертвую научными исследованиями ради поиска партнёров, участия в выставках, защиты грантов… Так что совмещать обязанности менеджера с обязанностями учёного в технологичном стартапе не всегда целесообразно, и я бы предпочёл сосредоточиться сугубо на R&D. Но сделать это, учитывая необходимость постоянно быть на виду, чтобы ни сообщество инвесторов, ни потенциальные заказчики (а речь ведь идёт о каждом из заказов на серьёзные суммы) не забывали о кемеровском стартапе. На данный момент мы наработали контакты в Украине, Казахстане, Монголии; мы даже направили своего представителя в Кремниевую Долину, так как хорошо понимаем, что продвигаться вперёд можем только за счёт предзаказов. Пока мы делаем опытные партии по 5-6 кг для потенциальных потребителей с оговорёнными заранее свойствами, но если получится завоевать сколковский грант и запустить производство в Новосибирске, то нам нужен будет большой поток желающих получить сорбенты.
Признаться, всем тем, чего мы добились, мы обязаны только нам самим. Развитие проекта шло только на грантовые средства, так как в двух институтах, с которыми мы могли бы сотрудничать (Кемеровский филиал института химии твёрдого тела и механохимии и Институт углехимии и химического материаловедения Сибирского отделения Российской академии наук), считали наши исследования неперспективными и не принимали нас на официальную работу. Именно поэтому получение грантов для нашего стартапа было жизненно необходимым. Мы ходили на всевозможные бизнес-курсы, постоянно бывали на тренингах, чтобы понять, как нужно презентовать проект, и это, как бы ни было увлекательно, всё-таки не давало нам сконцентрироваться на исследованиях.
Но до 2012 года мы не искали инвесторов, хотя к нам поступали некоторые предложения. Но после того, как мы получили первые положительные заключения от потребителей, мы стали активно работать с фондами. Я, кстати, должен отметить, что в привлечении внимания инвесторов нам очень посодействовали Сколково, Зворыкинский проект и «Росмолодёжь». В рамках таких мероприятий проводятся закрытые питчи перед инвесторами, и именно на них мы смогли «зацепить» инвесторов нашей идеей. Аналитики венчурных фондов впоследствии помогли нам доработать финансовую составляющую проекта и привлечь новых заказчиков сорбентов. После получения денег от ПК «Полимер» мы занимаемся получением патента в России, в Америке и рассматриваем вариант защиты интеллектуальной собственности в Евросоюзе.
Я уверен, что стартапу необходимо привлекать инвесторов как можно раньше: это позволит сразу выйти на серьёзный уровень работы. Необходимость отчитываться инвестору о том, как идёт работа и на что идут вложенные средства, действительно стимулирует команду. Однако прикладные научные проекты часто не могут привлечь инвесторов на ранней стадии, когда у исследователей ещё нет прототипа и «осязаемых» результатов испытаний опытных партий инновационной продукции. И вот с этим что-то необходимо делать. Нам требуются посевные венчурные фонды не только для поддержки IT-стартапов (сегодня такие уже появляются), но и для проектов реального сектора. Я искренне надеюсь, что в России будут появляться успешные примеры проинвестированных проектов на ранней стадии в промышленных сферах, потому что зачастую у учёных не хватает собственных денег на воплощение своей идеи непосредственно в продукт. Мне, например, для сборки установки для производства первых образцов сорбентов понадобилось 250 тыс. рублей, причём институт давать мне их не собирался. В итоге, только получив грант от Фонда Бортника, я смог начать работу. Мог ли я, обычный студент-химик, сам собрать такую сумму? Возможно. Однако я был бы готов поделиться долей с инвестором, чтобы приступить к R&D в интенсивном режиме, чем готовить пакет за пакетом документы для получения всё новых грантов.
Опубликовано 28 марта 2013
Подход к вложению средств в технологические стартапы западных инвесторов, конечно, сильно отличается о той стратегии, которой придерживаются некоторые российские венчуристы. Мы все отлично понимаем, что инновационный рынок США и Европы сложился намного раньше отечественной венчурной индустрии, так что, думаю, ни у кого не возникает сомнений, что нам есть чему поучиться у зарубежных коллег.
Как мне кажется, очень важно проследить, на что при отборе портфельных компаний обращают внимание профессиональные западные инвесторы. Это, в первую очередь, наличие профессиональной экспертизы, присутствие одного или нескольких менторов в проекте. Участие в начинающем бизнесе менторов значимо для западных венчурных фондов, так как то, что в начинающей инновационной компании принимают участие известные консультанты с хорошим опытом продаж компаний или успешным опытом развития венчурных проектов, поможет стартапу правильно выстроить бизнес-модель – это, в итоге, задает стартапам ранней стадии правильную траекторию дальнейшего движения и, вместе с тем, повышает капитализацию компании и снижает риск для инвестора. Главное, чтобы в проекте не было пассажиров, которые не дают содержательного импульса в развитие компании.
Учитывая же то, что в России наконец инвесторы начинают вкладываться в проекты на стадии «посева», менторская и содержательная консалтинговая помощь с привлечением экспертов становится проекту особенно важна – так как на данном этапе бизнес-модель только выстраивается и «обкатывается», и нужно, чтобы изначально это было сделано правильно, учитывая опыт уже построенных глобальных компаний. Менторская поддержка, таким образом, дает стартапу возможность сразу начать движение к правильным целям, а не «петлять» в процессе постоянных «пивотов» (каждый «разворот» сопряжен с потерей денег, времени и капитализации компании, это нужно понимать и это важный риск инвестора).
Так что, если вы хотите привлечь качественные профессиональные инвестиции – не надо бояться впускать в компанию или в совет директоров мощных экспертов или консультантов, формировать с менторами Advisory Board– потому что это те люди, которые дадут вашему проекту важную «добавленную стоимость». И даже если ментор или консультант просит долю в проекте (а она обычно символическая — не больше 5%) – стоит соглашаться, если вы однозначно видите ту добавленную стоимость, которую эти люди несут Однако, например, наличие инвестора в менторах может сыграть дурную шутку с проектом, поскольку этот человек призван инвестировать, а если он не инвестирует, то для других профессионалов это может быть сигналом дополнительного риска.
Конечно, ментор ментору рознь. И, размышляя о качествах менторов, я бы говорил о них не в парадигме «хороший-плохой», а с точки зрения полезности ментора для проекта. Эта полезность обосновывается тем, что именно он может дать для развития проекта. Более полезными менторами обычно являются те специалисты, кто уже строил похожие бизнесы в том сегменте рынка, в котором развивается стартап. Если у ментора есть экспертиза, которая помогает достичь стартапу определенных целей, и для этого у него есть уже успешный подтвержденный опыт, то это огромное преимущество для стартапа.
Наиболее применимые области для менторства: помощь с технологической точки зрения (что особенно важно для ИТ компаний, которым нужно разработать наиболее оптимальные архитектурные решения), советы относительно наиболее оптимальной технологии управления проектом, чтобы он мог выдерживать определенные нагрузки и поддерживать определенные бизнес-процессы в компании.
Также очень важную экспертизу могут дать менторы с опытом развития бизнеса, продаж и маркетинга – люди, которые достигали успехов в этой области, продавали похожие продукты или развивались в близлежащих рынках. Они могут дать партнеров, каналы продаж, помогут формализовать ценностное предложение, помочь с ценообразованием — все это крайне важно для стартапа.
Еще один положительный момент связан с тем, что любое общение с ментором позволяет диагностировать стартап, – то есть, если ментор, который находится в этом рынке, не заинтересовался проектом, это может быть обратной связью для стартапа – проект не очень интересен или развивается в не совсем верном направлении. Но, чтобы делать такие выводы, нужно пообщаться с большим количеством менторов, которые могут дать такой фидбек. При этом то, что в команде присутствует ментор, который помогает проекту в тех или иных вопросах и при этом имеет миноритарную долю, — для инвестора показатель, что проект прошел своего рода «фильтр», а значит оказался привлекательнее многих других стартапов.
Поэтому, если получилось привлечь качественного и опытного ментора в проект и дать ему небольшую долю – вы точно знаете, что он даст вам добавленную стоимость по тем или иным направлениям, – это также повышает инвестиционную привлекательность.
И еще. Нужно очень аккуратно действовать в ситуации, когда вы подключаете к проекту ментора-представителя венчурного фонда. Для потенциального инвестора, к которому вы приходите просить, это может выглядеть сигналом: проект не совсем готов или же ваш ментор до конца не верит в проект, раз сам не решается финансировать стартап. В этом случае вы должны четко понимать, почему ментор не помогает вам деньгами (не стесняйтесь напрямую об этом спрашивать у вашего эдвайзера), и уметь объяснить это другим инвесторам.