Цифровой журнал «Компьютерра» № 189

Россия, Украина, знакомьтесь: Netflix! Скоро ли забудем о «пиратках»? Евгений Золотов

Опубликовано 06 сентября 2013

Тема выборов незримо реет над всем происходящим сейчас в России, и я, пользуясь случаем, тоже хочу попросить вас проявить гражданскую сознательность. Не поленитесь, сходите в воскресенье, отдайте голос за тех, чьи имена вы слышали хотя бы несколько раз за последние годы, — а коли таковых не найдётся, а в варианте «против всех» нам отказано, поставьте галочку напротив случайного кандидата (помните только, что для генерации случайного числа лучше воспользоваться каким-то устройством или хотя бы монеткой; человек выдаёт плохие рандомные последовательности).

С голосованием связана и тема сегодняшней колонки — правда, речь пойдёт о предстоящем всем нам и нашим соседям по СНГ и Восточной Европе голосовании не именем, а рублём. Вы, конечно, слышали словечко «нетфликс». До недавнего времени оно было уделом западных стран — где превратилось чуть ли не в имя нарицательное, встав в один ряд с «гуглом» и «айподом». Но, начав в Штатах и Канаде, выбравшись в Латинскую Америку и Европу, оно всё чаще срывается и с наших языков. Свою экспансию на территории бывшей СССР американская компания Netflix, похоже, начнёт с Украины — и это замечательно вдвойне, если принять во внимание, что как раз сейчас у того феномена, на котором выросла и который символизирует Netflix, проявился новый положительный эффект. Впрочем, давайте по порядку.

Netflix начинала в США во второй половине 90-х как сервис проката видеодисков. Фишек, которые обеспечили ей быстрый взлёт, было три. Во-первых, заказы принимались через интернет. Во-вторых, видеокассетами компания не занималась, сосредоточившись на DVD (доставка и возврат обычной почтой в течение суток). Наконец, в-третьих и в главных, она скоро нащупала идею подписки: вместо того чтобы платить за каждый взятый диск, клиент делал один небольшой ежемесячный платёж и мог (теоретически) просмотреть неограниченное количество компактов в месяц.

Бизнес пошёл так удачно, что уже в середине «нулевых» компания отправляла по миллиону DVD ежедневно. А с популяризацией скоростного интернет-доступа естественно перешла от материальных носителей к чистой цифре. Вот так и выстроился её парадоксальный успех: выросшая фактически на офлайновых носителях информации (в смысле — таких, которые можно взять в руки, пощупать), Netflix внезапно стала одним из столпов нового века, в котором поставщика и потребителя связывает только глобальная компьютерная сеть и нет нужды возиться с дисками, посылками, беспокоиться о задержках и поломках.

Пару лет назад я делал обзор текущей ситуации с материальными носителями (см. «Сколько протянут компакт-диски»), и с тех пор обозначенные там тенденции только проявились чётче. Netflix, бывшая в первом десятилетии XXI века крупнейшим клиентом американской почтовой службы, стала к настоящему моменту крупнейшим источником интернет-трафика в Соединённых Штатах (по крайней мере в прайм-тайме). Используемая ею сегодня схема почти та же самая, что и десять лет назад, только за вычетом DVD: клиент платит некоторую небольшую фиксированную сумму каждый месяц (скажем, 8 долларов, что сопоставимо с ценой одного лицензионного компакта или билетом в кино) и получает неограниченный доступ ко всей видеотеке компании практически с любого из цифровых устройств, начиная от персоналки и заканчивая смартфонами. Просто, дёшево, быстро — вот так Netflix стала пионером концепции цифровой контент-безлимитки, которая хорошо пошла не только для видеоконтента, но и для музыки (вспомните «условно-бесплатную дискотеку» Spotify), а с этого лета в Штатах её осторожно пробуют и для ибуксов (как раз сегодня стартовало приложение Oyster для iOS, профинансированное Питером Тилем).

Если вы дочитали до этого места, то наверняка уже задались вопросом: а в чём подвох? И он, конечно, есть. Подвох в том, что посмотреть (равно как и послушать, и почитать — для тех, кто пробует адаптировать концепцию за пределами видеорынка) через Netflix можно далеко не всё. Кинофильмы не первой свежести или первой, но «инди» (от «независимых» низкобюджетных студий), телесериалы, телешоу, спортивные трансляции — всё это пожалуйста. И да, в партнёрах числятся крупнейшие киноимена, от Time Warner и Sony Pictures до MGM и Диснея. Но в коллекции Netflix отсутствуют, к примеру, фильмы, которые только вышли на широкий экран. Да и сразу после кинопроката не все и не всегда решаются отдать успешную ленту на растерзание Netflix: прежде её издадут на компактах. Плюс существуют обычные препоны в виде национальных особенностей интеллектуальной собственности, которые мешают чистой цифре ещё со времён Napster’a.

Впрочем, на самом деле ограниченность нетфликсовского ассортимента большой проблемой никогда не была — ни в первые годы, когда у Netflix не было именитых партнёров-правообладателей, ни тем более сейчас, когда издатели уже сами идут на поклон к пионеру потоковой видеобезлимитки: оказалось, что среднестатистический зритель всегда находит в толстенном пласте контента, предлагаемом Netflix, что-то достаточно интересное, чтобы оправдать продление подписки. Так было в США, в Канаде, в странах Латинской Америки и европейских государствах. Так же, очевидно, будет и на Украине (если вас царапнуло «на», прочтите, пожалуйста, постскриптум), куда Netflix целится сейчас. Официально озвученных планов экспансии в страны СНГ нет. Однако на днях стало известно о регистрации Netflix своей торговой марки в Украинском институте промышленной собственности — что расценено экспертами как однозначное свидетельство подготовки к запуску интернет-сервиса на территории страны.

Немедленно вслед за этим украинская деловая пресса разразилась скептическими комментариями, общий смысл которых сводится к тому, что украинцы платить за лицензионный контент не станут. Но давайте начистоту: вы — вы лично! — верите, что произвольно взятый украинец или россиянин устоит перед искушением в виде Netflix?

Ситуация с медиаконтентом в России и на Украине во многом схожа. И там и там процветают торрент-трекеры с нелицензионщиной, локеры а-ля печально известный MegaUpload (в частности, Ex.ua, представитель которого замечен в рядах «сомневающихся» по поводу жизнеспособности Netflix), социальные сети (прежде всего «ВКонтакте», где можно отыскать самые свежие кинорелизы). Однако и там и там любители нелицензионного контента уже почувствовали жар под пятой точкой: «ВКонтакте» удаляет популярные песни, пользователи «Рутрекера» прячут в недрах форумов свежие релизы, и так далее, и так далее. Само собой разумеется, что правообладатели на этом не остановятся.

А теперь представьте, что за триста рублей в месяц вам предложат неограниченный доступ к огромной онлайн-библиотеке качественного, из первых рук, кино- и телеконтента. Готов поспорить: что на Украине, что в России уже через несколько месяцев после начала работы Netflix обзаведётся сотнями тысяч подписчиков, а там недалеко и до миллионов. Что же касается полумифических отечественных веб-ресурсов с платным лицензионным контентом, они противостоять Netflix не смогут просто по причине несоизмеримости оборотов: американская компания продаёт подписок почти на миллиард долларов ежеквартально, и возможностей играть с ценой у неё, конечно, поболее.

Однако и это только начало. Если угодно, считайте текущий этап экстенсивным расширением. А будет ещё и расширение качественное, о котором недавно говорил в своём выступлении на британском телефестивале Кевин Спейси. С Netflix он связан посредством сериала «House of cards», где сыграл одну из главных ролей. Премьера состоялась в феврале прямо в Netflix, а сейчас снимается уже второй сезон. Так вот, Спейси говорил о том, благодаря чему сериал появился на свет. По его словам, на телевидении доминирует порочный принцип пилотных серий. То есть, попросту, прежде чем тот или иной телеканал (телесеть, корпорация) согласится заказать новый сериал, авторы должны предоставить «пилот», пробную серию, и по реакции зрителей и экспертов можно будет предположить коммерческий успех всей ленты. Проблема в том, что съёмка пилотных эпизодов не только дорога (по данным Спейси, в этом году в Штатах сняты полторы сотни «пилотов» ценой почти в полмиллиарда долларов — а в работу пойдёт лишь незначительная их часть, остальные забракуют), но ещё и требует от авторов поступиться сценарием, сделать первую серию «особенной», раскрыть секреты характеров, сюжетную линию — в общем, преждевременно выдать то, что логичней было бы рассказать позже.

Netflix в некотором смысле переворачивает эту модель вверх тормашками. Поскольку контент, объёмы и способ потребления здесь выбирает сам зритель (нет сетки вещания: вы приходите и смотрите то, что кажется интересным лично вам, столько, сколько пожелаете лично вы, хоть весь сериал сразу, на тех устройствах, где это удобно для вас), то по большому счёту теряется и смысл съёмки пилотных эпизодов. Да, Netflix частично профинансировала съёмку «House of cards», разделив таким образом риски с авторами картины, но в общем и целом это только подтверждает правило: если сериал окажется интересным, зритель сам проголосует за него рублём и своим вниманием — а с учётом большей предоставленной ему свободы (первый сезон «House of cards» был выложен сразу целиком, все 13 серий) вероятней сделает это именно на Netflix.

Констатируя успех «Карточного домика», Спейси повторяет давно известную идею, в которую отчего-то до сих пор верят не многие: дайте зрителю то, чего он хочет, когда он хочет, в том виде, в каком он хочет, и по разумной цене — и он скорее купит это, чем украдёт. Конечно, любители нелицензионщины не переведутся — но по крайней мере их будет меньше.

Украина готова?

P. S. Поскольку вы читаете эти строки, полагаю, вы в курсе, что некоторая часть жителей Украины недолюбливает вариант «на» за его якобы колониальность. Пользуясь случаем, хочу внести свою лепту в дискуссию. Дело в том, что мой дед и дед моей супруги родились и выросли на Украине. Моего уже нет в живых (вот история из жизни), а дед жены — интеллектуал с большой буквы — слава богу, жив-здоров. Так вот как-то раз, больше из озорства «закинув удочку» насчёт того, какой из вариантов считать правильным, я в качестве ответа получил процитированное на память четверостишие из великого украинского поэта Тараса Шевченко. Цитирую по первоисточнику:

Як умру, то поховайте Мене на могилі, Серед степу широкого, На Вкраїні милій.

Поскольку это самый сильный аргумент из всех, какие мне доводилось слышать, вопроса «в» или «на» с тех пор для меня больше не существует.

К оглавлению

Джонатон Флетчер и его JumpStation: веб-поиск задолго до Google Олег Нечай

Опубликовано 05 сентября 2013

Сегодня нам порой кажется, что известнейшая поисковая система Google существовала всегда — между тем она появилась только в 1998 году. Но, оказывается, самый настоящий веб-поисковик успешно функционировал ещё в 1994 году, задолго до возникновения Google, и его придумал британский программист Джонатон Флетчер.

В начале девяностых интернета, каким мы его знаем сегодня, не существовало: Сеть состояла из нескольких десятков тысяч текстовых страниц, объединённых в никак не связанные между собой блоки при помощи гиперссылок. Никакого поиска по этим страницам не было, и найти нужную информацию, не зная точного адреса, было невозможно.

Первый в мире браузер с удобным графическим пользовательским интерфейсом, рассчитанный на операционную систему WIndows 3.1, появился лишь в апреле 1993 года: он носил название NCSA Mosaic и был разработан в Национальном центре суперкомпьютерных приложений (NSCA) при Иллинойсском университете в США. Это был первый браузер, способный демонстрировать изображения внутри самого текста, а не в отдельном окне.

В браузере Mosaic была специальная страница What’s New («Что нового»), на которой собиралась информация о новых сайтах, появившихся в Сети. Однако чтобы такая информация была добавлена разработчиками Mosaic, создатели сайта должны были обратиться с соответствующей просьбой в Национальный центр суперкомпьютерных приложений. Сегодня сложно это себе представить, но данные вносились в ручном режиме, и об оперативности мало кто задумывался.

Но присутствовала и другая проблема: поскольку этот своеобразный браузерный каталог формировался вручную, ни о каких обновлениях входивших в него сайтов узнать было невозможно. Изменения никак не индексировались, о новом контенте ничего не сообщалось, а ссылки быстро устаревали и становились недействительными.

Как раз в эти годы талантливый студент Джонатон Флетчер (Jonathon Fletcher) завершал обучение в шотландском Университете Стёрлинга по специальности «информатика» (computer science) и очень рассчитывал продолжить образование, поступив в аспирантуру Университета Глазго. Однако финансирование было урезано, и вуз не смог принять нового аспиранта, поэтому Флетчер вернулся в alma mater и устроился на работу в технологический департамент Университета Стёрлинга. Здесь он впервые столкнулся с интернетом и со страницей What’s New браузера Mosaic.

Работая над созданием университетского веб-сервера, Флетчер понял, насколько несостоятельна сама идея, положенная в основу страницы What’s New. Ручное добавление сайтов и невозможность отслеживания обновлений делали её практически бесполезной. А поскольку Флетчер был дипломированным специалистом как раз в области компьютеров, он решил написать программу, способную автоматически индексировать изменения внесённых в список сайтов и позволяющую осуществлять поиск по актуальным страницам.

Так на свет появился первый в мире поисковый робот, «веб-паук», а это именно та технология, которая лежит в основе всех современных поисковых систем, включая Google, «Яндекс», Yahoo! и другие.

Флетчер назвал свою программу JumpStation. Она включала в себя список страниц, которые должен посетить поисковый робот, а также алгоритмы автоматической индексации и посещения всех гиперссылок, которые встречались ему на пути. Процесс должен был продолжаться до тех пор, пока роботу больше некуда будет зайти. Флетчер быстро написал простой в использовании поисковый алгоритм по индексируемым страницам и разместил ссылку на свою страницу на What’s New. Спустя 10 дней после первого запуска JumpStation, 21 декабря 1993 года, «паук» остановился: он проиндексировал 25 тысяч страниц.

К июню 1994 года количество проиндексированных JumpStation страниц достигло уже 275 тысяч. Интернет бурно развивался, и стали очевидны ограничения маленького университетского сервера: ёмкость винчестеров тогда была несоизмерима с современной, а сами жёсткие диски были очень дорогими. Недостаток места вынудил Флетчера ограничить глубину индексирования только названиями страниц и заголовками опубликованных на них текстов, однако даже с такой нагрузкой существующее оборудование справлялось с трудом.

К сожалению, Университет Стёрлинга не мог обеспечить необходимое финансирование, а Флетчер не сумел убедить руководство в перспективности проекта JumpStation, поэтому он был постепенно свёрнут. К тому же проект не являлся основной работой Флетчера, который должен был заниматься системным администрированием и технической поддержкой университетских занятий. История JumpStation закончилась, когда Флетчеру предложили научную работу в Токио, от которой молодой специалист просто не мог отказаться.

Разумеется, поиск по компьютерным базам данных существовал задолго до интернета и робота Флетчера. Однако именно он придумал систему поиска в Сети со всеми её необходимыми компонентами, присущими современным поисковым движкам.

* * *

В отличие от создателей Google Сергея Брина и Ларри Пейджа, имя Джонатона Флетчера ни о чём не говорит даже специалистам. Сегодня Флетчер живёт в Гонконге, и о его вкладе в развитие Всемирной сети знают лишь бывшие сотрудники по Университету Стёрлинга.

И хотя Флетчер давно не работает в области обработки информации, бывшие коллеги не забыли о его существовании, и совсем недавно он был приглашён на международную конференцию по поиску информации SIGIR 2013, проходившую с 28 июля по 1 августа в ирландском Дублине. Первая же секция, открывшая форум, была посвящена 20-летию создания JumpStation — самого первого поискового движка в интернете, который работал и выглядел для пользователя практически так же, как и современные системы.

Джонатон Флетчер стал специально приглашённым гостем на этой конференции и принял участие в обсуждении истории и перспектив веб-поиска с представителями Google, Microsoft и Yahoo!. Флетчер предпочёл не касаться подробностей давно минувших дней, но заявил о важности самой идеи поиска в море данных. По его мнению, интернет отнюдь не вечен — в отличие от проблемы нахождения информации, и это желание искать и находить данные никак не зависит от конкретных носителей.

Двадцать лет назад Флетчер не смог заинтересовать своей идеей, намного опередившей время, ни университетское руководство, ни потенциальных инвесторов — и остался в стороне от огромного международного бизнеса, который уже вполне обоснованно сравнивают с некоей надгосударственной спецслужбой. Тем не менее не может не заслуживать уважения один тот факт, что ещё на заре интернета Флетчер смог реализовать на практике идею, которую с успехом эксплуатируют до сих пор.

К оглавлению

Краткая история Skype: к десятилетию революционного сервиса Олег Нечай

Опубликовано 04 сентября 2013

За десять лет своего существования Skype — уникальная программа для бесплатной голосовой связи через интернет, основанная на пиринговой технологии и позволяющая не опасаться перехвата звонков, — превратилась в один из множества сервисов Microsoft, поднадзорный всем уважающим себя спецслужбам мира. Как такое могло произойти? Обычное дело — деньги.

Реальная история Skype началась в 2000 году, когда два сотрудника шведской телекоммуникационной компании Tele2 — швед Никлас Зеннстрём с инженерным и бизнес-образованием и датчанин Янус Фриис, не имеющий даже законченного среднего образования, — были привлечены к работе над развлекательным и новостным порталом Everyday.com, подобные которому как раз тогда входили в моду. Вероятно, чтобы сэкономить, руководство эстонского филиала Tele2 поместило в местной газете объявление о наборе квалифицированных программистов с оплатой около $300 в день.

На объявление откликнулись три одноклассника — Яан Таллинн, Ахти Хейнла и Прийт Казесалу. Друзья ещё по ФИДО, на закате советской эпохи они основали небольшую компанию BlueMoon Interactive и даже разработали довольно успешную компьютерную игру Kosmonaut. В 1989 году она стала первой эстонской игрой, продаваемой за границей, и принесла им неплохие по тем временам деньги. Но к 2000 году компания была уже на грани банкротства, поэтому приятели за пару дней изучили нехитрые основы PHP и были успешно приняты на работу в Tele2. Руководить командой разработчиков Everyday.com был назначен ещё один эстонец Тойво Аннус.

Портал Everyday.com был запущен в кратчайшие сроки, но оказался коммерчески неудачным. Зеннстрём и Фриис уволились из Tele2 и переехали в Амстердам, где начали раздумывать над созданием собственного бизнеса. Бешеная популярность файлообменного сервиса Napster, который уже начали преследовать в США возмущённые участники группы Metallica, навела их на идею создания чего-то подобного, но в сотрудничестве с представителями звукозаписывающей и киноиндустрии. К разработке такой сети была привлечена уже зарекомендовавшая себя команда эстонских программистов, и в сентябре 2000 года в Таллине родилась программа KaZaA.

В отличие от Napster, главная проблема которого заключалась в наличии центрального сервера, где хранились данные о подключённых компьютерах и доступных файлах, для работы KaZaA вообще не требовались промежуточные серверы. В результате практически сразу после своего появления клиент KaZaA стал самой скачиваемой программой в интернете.

Однако Зеннстрёму и Фриису не удалось договориться с лейблами, которые рассматривали KaZaA как очередного посредника «пиратов», и вскоре армии американских юристов начали охоту за новоявленными бизнесменами. Шведы пустились в бега от истцов, постоянно меняя «явки и пароли», а вся команда начала усиленно шифровать переписку и регулярно избавляться от «компрометирующей» информации. При этом эстонское правительство вообще первоначально отклонило просьбу американцев допросить команду BlueMoon на предмет раскрытия ими коммерческих секретов KaZaA. Впоследствии, впрочем, их всё-таки допросили в присутствии американских юристов, но никаких обвинений против эстонцев выдвинуто не было.

В итоге в конце 2001 года KaZaA была продана австралийской компании Sharman Networks, зарегистрированной на Вануату, а несколько лет спустя, уже в 2006 году, Зеннстрём и Фриис из собственных средств заплатили около $100 млн в рамках урегулирования копирайтных споров с четырьмя крупными лейблами — Universal Music, Sony BMG, EMI и Warner Music, а также некоторыми другими.

Между тем самая главная часть интеллектуальной собственности KaZaA — патенты на пиринговую технологию Global Index — осталась в руках предприимчивых шведов: специально для этого они зарегистрировали в офшорной зоне Британских Виргинских островов компанию Joltid, которой и были переданы все права. И сделали это очень вовремя, поскольку теперь лейблы могли до посинения судиться с Sharman Networks, но заполучить права на саму пиринговую технологию и запретить её использование уже в качестве владельцев патентов они не могли.

Собственно говоря, уже тогда у Зеннстрёма и Фрииса возникла идея создания приложения, способного обеспечить голосовую связь между любыми подключёнными к интернету компьютерами, при этом совершенно бесплатную. В руках партнёров была практически готовая технология Global Index P2P, только вместо файлов её нужно было настроить на передачу оцифрованных голосовых данных.

Разумеется, к проекту подключилась знакомая нам эстонская команда программистов, и фактическим штабом Skype надолго стал город Таллин. Весной 2003 года была готова альфа-версия нового приложения, и её разослали 20 тестировщикам. Название было составлено из слов «sky» («небо») и «peer» («равный», уже в значении узла-«пира») и первоначально выглядело как «Skyper», однако доменное имя skyper.com оказалось занятым, поэтому партнёры решили просто отбросить последнюю букву.

Поначалу отзывы о Skype были скептические, прежде всего из-за посредственного качества звука, но одно то, что это приложение позволяло бесплатно общаться с людьми на другом конце света, заставило взглянуть на него совсем с другой стороны. В людей, сделавших KaZaA, решился инвестировать известный американский венчурный капиталист Уильям Дрейпер, и вложенные миллионы вернулись к нему в тысячу раз большей суммой.

Первая полноценная версия Skype была выпущена 29 августа 2003 года, а одноимённую компанию зарегистрировали в Люксембурге — стране, где не приветствуют вмешательство иностранных юрисдикций в деятельность своих юридических лиц. И это было очень разумно, ведь «робин гуды» файлообмена теперь стали злейшими врагами всех телекоммуникационных компаний мира. В первый же день Skype скачали 10 000 человек.

После опыта работы с KaZaA «Скайп» изначально создавался как продукт, защищённый от перехвата: все разговоры в обязательном порядке шифровались, а в роли серверов-суперузлов в той или иной степени должны были выступать подключённые к сети компьютеры. Единственный необходимый центральный элемент сети — это сервер с аккаунтами пользователей и резервными копиями списков их контактов, не содержащий никакой другой информации. Skype с лёгкостью обходил брандмауэры, умело маскировал свой трафик, просачивался через любые доступные порты и не оставлял никаких следов присутствия в интернете.

В результате на какое-то время он стал любимым инструментом преступников всех мастей, а с открытием платных сервисов (например, звонков на телефоны SkypeOut) его даже начали использовать для «отмывания» денег. Не удивительно, что правоохранительные органы и спецслужбы всех стран, а также представители телекоммуникационных компаний забрасывали люксембургский и лондонский офисы Skype самыми разнообразными гневными требованиями, которые юристы компании просто отправляли в корзину, не читая.

Такое было возможно не только благодаря люксембургской «прописке» компании, но и в силу того, что Зеннстрём и Фриис теперь уделяли самое пристальное внимание юридическому обеспечению бизнеса: опыт KaZaA заставил их приложить максимум усилий к тому, чтобы следующее предприятие было на сто процентов легальным. В частности, Skype никогда не регистрировали в качестве оператора связи, вместо этого фирма считалась «провайдером электронной информации», как, например, предприятие, предоставляющее услуги электронной почты.

Вплоть до 2005 года «Скайп» мало напоминал типичный высокотехнологичный бизнес: прайс-листы на платные услуги сочинялись без опоры на какие-то маркетинговые исследования, персонал набирался по результатам простых тестов, а размеры зарплаты и даже сроки её выплаты нигде не прописывались. Ни на одном из трёх офисов Skype — в Таллине, Люксембурге и в Лондоне — не было даже табличек, а сами кабинеты было невозможно отыскать случайному человеку.

В то же время число судебных исков к Skype постоянно росло, в то время как Yahoo!, AOL, Microsoft и Google заявляли о намерении в ближайшем будущем открыть аналогичные собственные сервисы. Летом 2005 года Зеннстрём и Фриис начали переговоры с eBay, а уже в сентябре было объявлено о том, что «Скайп» продан этому крупнейшему интернет-аукциону за $2,6 млрд: это стало самой внушительной покупкой eBay за всю историю. Партнёры проснулись миллиардерами, а эстонская команда программистов получила по $42 млн на каждого. Кроме того, ещё 140 человек в Таллине и Лондоне заимели небольшие доли в компании.

Вряд ли в eBay действительно понимали, что они купили, а самое главное — зачем. Культурные различия между эстонским и американским персоналом компании были настолько велики, что даже корпоративные вечеринки, проходившие в Пярну, просто шокировали американцев. У представителей eBay волосы встали дыбом, когда они увидели «живую» телетрансляцию вечеринки Skype 2006 года, где Зеннстрём собственноручно разливал водку всем желающим, а гости прямо в одежде плескались в бассейне.

При этом прибыли «Скайп» приносил намного меньше, чем головной боли, и в 2009 году в eBay решили выделить его в отдельную компанию, а её акции выставить на биржу. И тут на сцене вновь появились бывшие владельцы Зеннстрём и Фриис с предложением выкупить Skype назад. Причём в их арсенале был хорошо знакомый аргумент: все права на патенты всё так же оставались в собственности офшора Joltid, а магазин eBay пользовался ими по лицензии. Между тем eBay умудрился продать 65% акций Skype инфестфонду Andreessen Horowitz, в результате чего Joltid затеяла судебные тяжбы уже против двух соперников, обвиняя их в незаконном использовании чужих патентов.

Ситуация разрешилась мировым соглашением с eBay, который не получил в итоге ничего, кроме отказа от судебного преследования со стороны Joltid и лицензий на их пиринговую технологию. А уже в 2011 году Skype купила Microsoft за $8,5 млрд.

Приобретение Skype тоже стало для Microsoft самой крупной покупкой в истории, как и для eBay. Зеннстрём и Фриис во второй раз получили внушительные деньги за своё самое удачное предприятие. Пока Skype всё ещё остаётся самостоятельным приложением, над которым работает Microsoft Skype division, с офисами в Люксембурге, Тарту и Таллине. Но, зная Microsoft, можно не сомневаться, что в будущем это приложение станет лишь частью кода какого-то более крупного фирменного продукта, а само название Skype останется в прошлом.

И, самое главное, не осталось ничего от былой секретности переговоров: по данным бывшего сотрудника АНБ Эдварда Сноудена, спецслужбы США попали за кулисы Skype ещё с помощью eBay, а чтобы замаскировать технические и правовые последствия таких действий, якобы был разработан секретный проект Chess, о котором знали только несколько человек в eBay. Нет никаких сомнений, что это сотрудничество продолжается и в эпоху Microsoft. К тому же теперь сама технология связи изменена таким образом, что больше невозможно создание суперузлов на каких-то отдельных компьютерах внутри сети, удовлетворяющих чисто техническим требованиям: все их функции перенесены на серверы Microsoft.

В свою очередь, пользовательское соглашение теперь разрешает доступ к передаваемым данным как самой Microsoft, так и аффилированным компаниям и интернет-провайдерам. О наличии средств для контроля переговоров по Skype уже открыто объявили спецслужбы нескольких государств, включая, разумеется, и Россию.

* * *

Из всей первоначальной команды Skype над системой продолжает работать лишь один человек — Прийт Казесалу. Аннус уволился сразу после продажи системы аукциону eBay, Таллинн и Хейнла продержались ещё пару лет. Все они сейчас весьма состоятельные люди, вкладывающие деньги в самые разные стартапы: Таллинн, к примеру участвует в проекте по «спасению человечества» Lifeboat Foundation и владеет компанией «персонифицированного медицинского обслуживания» MetaMed. Миллиардеры Зеннстрём и Фриис наслаждаются жизнью и замечены в актах благотворительности.

К оглавлению

Последнее дело Балмера: для чего Microsoft купила Nokia? Евгений Золотов

Опубликовано 04 сентября 2013

Сегодня об этом никто и не помнит, а ведь у Microsoft однажды был собственный мобильный телефон! Во второй половине «нулевых» софтверный гигант купил малоизвестную Danger Inc. и, потратив десятизначную сумму и несколько лет, выдал проект под названием Kin. Это был своего рода клавиатурный коммуникатор для соцсетей, примечательный именно тем, что разработала его сама Microsoft (хоть производство и поручили сторонней компании). Проект, впрочем, провальный: продажи, стартовавшие в 2010-м, оказались ничтожными. Но с мечтой о личном участии в буме мобильных устройств команда Стива Балмера расстаться не смогла. И вчера предприняла новую попытку.

Честно говоря, при сумме в пять с лишком миллиардов евро (около семи миллиардов долларов), анонсированная 3 сентября сделка на «сделку века» не тянет: даже за чисто софтверный сервис Skype Microsoft отдала пару лет назад больше. Но, оценивая имена участников, случившееся вчера следует признать сделкой даже не века, а тысячелетия. Microsoft купила Nokia. Ну или по крайней мере большой её кусок.

Ключевые детали повторены уже тысячи раз. Во-первых, оплата произведена не акциями, как это часто бывает в многомиллиардных слияниях, а живыми деньгами (задействован капитал, накопленный компанией за рубежом: непосредственная его репатриация осложнена суровым налоговым законодательством США). Во-вторых, Microsoft приобретает только часть Nokia Oyj, а именно её производство мобильных устройств и связанные с этим сервисы, десятилетнюю лицензию на патенты (с возможностью продления по истечении срока), 32 тысячи сотрудников, а также лично Стивена Элопа, который оставит пост CEO Nokia ради должности «главного железячника» Microsoft (он станет исполнительным вице-президентом компании и непосредственно возглавит подразделение Devices & Services, так что под его контролем окажутся Windows Phone, Xbox и Surface). Наконец, в-третьих, торговая марка Nokia останется у финнов, но её сдадут в аренду Microsoft сроком опять же на десять лет для использования в мобильных устройствах. Завершить сделку планируется в начале следующего года, после обычных проверок национальными регуляторами.

Что изменится после того, как бывшие партнёры станут единым целым? Финны более не будут заниматься мобильными телефонами: лишённая телефонного придатка Nokia, в которой останутся 56 тысяч человек, сосредоточится на производстве оборудования для сотовой связи (Nokia Solutions and Networks) и картографии (Nokia Here; кстати, у них замечательный бесплатный веб-сервис). А Microsoft, никогда ранее не имевшая своих производственных мощностей, в одночасье окажется производителем мобильных телефонов — и тем самым встанет в один ряд с Apple и Google, которые также проворачивают весь производственный цикл самостоятельно. На первый взгляд, и то и другое неплохо: оборудование для телекомов давно уже приносит Nokia львиную долю выручки, а Microsoft всё равно мечтала контролировать каждый аспект телефонного бизнеса единолично. Однако всё это внешние изменения. Вопрос на семь миллиардов — что изменится качественно? И тут, к сожалению, ответы куда менее красивые.

Скажите честно, не смущает ли вас повторяемое из статьи в статью утверждение, что Nokia, отойдя к Microsoft, подарит ей какие-то новые невиданные ценные свойства? Что такого бывший телефонный гигант способен подарить гиганту софтверному, чего не подарил за два последних года — когда фактически только на Microsoft и трудился? Ведь битву за рынок смартфонов Nokia и Microsoft если и не проиграли, то по крайней мере провели с ужасающими потерями: лучшее, чего им удалось добиться, это третье место в мировой смартфонной табели о рангах, но и оно получено во многом благодаря выдохшейся Blackberry, да и в сравнительном выражении измеряется лишь едва заметными несколькими процентами рынка. Какие чудесные внутренние резервы должны открыться после слияния, чтобы объединённая Microsoft-Nokia смогла противостоять конкурентам лучше, чем противостояли обе компании, пребывая в статусе партнёров? Что мешало им раньше продвигать платформу Windows Phone так же агрессивно, как якобы они намерены делать теперь? И если ответов на эти вопросы нет, то какой смысл в слиянии вообще?

Единственное несомненное, что может подарить Nokia новому хозяину, — это второе место по продажам телефонов. Грубо, каждый шестой продаваемый в мире мобильник (со значительным перевесом в сторону развивающихся стран) проштемпелёван логотипом Nokia — однако речь именно о мобильниках вообще, а не только о смартфонах. Но какой прок Microsoft от дешёвых простомобильников? Смартфонов же Nokia продаёт недостаточно, чтобы быть прибыльной (оценки разнятся, но в общем ей нужно увеличить продажи примерно вдвое). А значит — Nokia сядет новому хозяину на шею.

Кое-кто считает, что креативный процесс в стенах одной компании пойдёт легче и будет плодотворней. Однако и здесь есть своё «но». Поскольку Microsoft превращается из разработчика операционной системы в производителя, она столкнётся с тем же, с чем столкнулась Google после покупки Motorola: чтоб не обидеть партнёров, выпускающих смартфоны под Windows Phone (Samsung, HTC, Huawei, а в будущем LG и другие), она будет вынуждена «придерживать коней». И это, конечно, скажется на качествах виндофонов от Microsoft. Таким образом, и здесь выгода неочевидна.

Что же удивляться, что биржа оценила новость о слиянии негативно (и срезала тот прирост, который случился у акций Microsoft после известия о скором уходе Балмера)? Даже если учесть, что это стандартная реакция биржевиков (есть старый спекулянтский принцип «покупай на слухах, продавай на новостях»; смысл его в том, что важные события дисконтируются, учитываются рынком задолго до наступления — о том же, что Nokia станет в лучшем случае ещё одним производителем виндофонов, а в худшем окажется поглощена софтверным гигантом, речь шла ещё два с половиной года назад, см. «Последний звонок Nokia»), чистый итог последних двух ярких новостей от Microsoft оказывается нулевым.

Пожалуй, единственная по-настоящему полезная вещь, которую Microsoft получит и сможет задействовать благодаря покупке Nokia, — это возможность демпинга. Естественно, точных цифр никто не знает, но идея простая: если раньше Microsoft имела только десять долларов с каждого нокиевского смартфона, теперь она сможет иметь там же все сорок (хозяин!). И, вспоминая её привычки, мало кто сомневается, что она не принесёт эти деньги в жертву будущему доминированию. Так что ждите дешёвые смартфоны с Windows Phone на прилавках. Может быть, уже к Новому году.

В статье использованы иллюстрации Marc Biebusch, Jussi-Pekka Erkkola

К оглавлению

«Тёмные схемы»: как интерфейсы веб-сайтов заставляют нас делать то, чего мы не хотим Олег Нечай

Опубликовано 02 сентября 2013

Каждый из нас сталкивался с сайтами, которые почему-то автоматически подписывали нас на рассылки, странные SMS-«услуги», включали ненужные опции и выставляли счета за сервисы, которыми мы никогда не пользовались. Всё это результаты работы так называемых «тёмных схем», в которых последовательно реализуются все требования к оптимальному дизайну интерфейсов — только с точностью до наоборот.

Британский UX-дизайнер (специалист по «опыту взаимодействия») Гарри Бригнал, имеющий также степень в области когнитивистики, уже не первый год занимается изучением и коллекционированием примеров Dark Patterns — «тёмных схем или сценариев» — и посвятил им целый сайт с несколькими постоянно пополняемыми разделами. «Тёмные схемы» — это тщательно выверенные пользовательские интерфейсы, вынуждающие пользователей делать то, чего они делать вовсе не собирались. И это отнюдь не ошибки программирования или «кривой дизайн». Это специально разработанные методики, умышленно вводящие пользователей в заблуждение и заставляющие их совершать ошибки и действовать не в своих интересах.

В самом начале 1995 года специалист по юзабилити Якоб Нильсен опубликовал десять главных принципов или «эвристических правил» «правильного» интерактивного пользовательского интерфейса. Приведём все эти десять принципов.

1. Состояние системы должно быть всегда понятно для пользователя.

2. Система должна использовать обычный человеческий язык, термины и понятия, существующие в реальном мире, а не принятые только внутри самой системы.

3. Пользователь должен свободно управлять системой, а не наоборот: пользователи часто ошибаются, поэтому всегда должна быть возможность быстрой отмены нежелательного действия.

4. Последовательность и единообразие в системе: пользователь не должен гадать, могут ли разные слова, ситуации или действия означать одно и то же.

5. Тщательный дизайн, предотвращающий возникновение ошибок, гораздо лучше, чем выдача сообщений о них. Нужно либо исключить возможность появления ошибок, либо обеспечить проверку их наличия и требовать от пользователя подтверждения сомнительных действий.

6. Лучше понимать, чем вспоминать. Пользователь должен видеть все объекты и опции, а не держать их в памяти. Инструкции по использованию системы должны быть видны либо легкодоступны.

7. Гибкость и эффективность использования. В системе могут быть ускорители взаимодействия, доступные экспертам, но не мешающие неопытным пользователям.

8. Эстетичный и минималистичный дизайн. В диалогах не должно быть ненужной или редко используемой информации. Каждый блок дополнительной информации в диалоге конкурирует с действительно необходимой и мешает воспринимать её.

9. Система помогает распознавать и устранять ошибки. Сообщения об ошибках должны быть изложены ясным языком, точно указывать на проблему и предлагать конструктивное решение.

10. Справка и документация. Лучше всего, если системой можно пользоваться, не читая документацию, но при необходимости нужно обеспечить простой контекстно связанный поиск по справке, которая не должна быть слишком объёмной и должна предлагать список конкретных действий.

Успешная деятельность в области «тёмных схем» предполагает принципиальное и последовательное невыполнение хотя бы некоторых из перечисленных требований. Не игнорирование, а именно старательное выполнение «наоборот».

Вот прекрасный пример добросовестной работы специалистов по «тёмным схемам», который под достоинству оценят все владельцы «Айфонов» и «Айпадов», работающих под управлением операционной системы iOS 6. Одной из новых функций этой системы стал анонимный идентификатор устройства для персонализации рекламы IDFA (Identifier For Advertisers), который теперь генерируется автоматически и может быть сброшен. После скандалов с идентификатором UDID, также позволявшим собирать данные о пользователях, в Apple предусмотрели возможность отключения IDFA. Но как это было сделано!

Чтобы отключить эту функцию, нужно зайти вовсе не в настройки приватности, как можно было бы ожидать, а в раздел General, затем пройти в меню About и уже там выбрать пункт Advertising. А здесь вас ждёт пункт, способный поставить в тупик даже опытного пользователя: Limit Ad Tracking (то есть «ограничить отслеживание в рекламных целях») с единственной установкой — On или Off.

По умолчанию движок стоит в положении Off — и это означает, что отслеживание не ограничено — то есть включено. А чтобы отключить отслеживание, надо передвинуть движок в положении On — включить ограничения. То есть здесь мы имеем двойное отрицание, абсолютно неприемлемое с точки зрения нормального пользовательского интерфейса, и совершенно абсурдную, с позиции пользователя, установку, при которой надо что-то включить, чтобы на самом деле выключить. Это и есть «тёмная схема», придающая очевидным с точки зрения здравого смысла действиям противоположное значение: подавляющее большинство пользователей, увидев положение Off, будет твёрдо уверено, что функция отслеживания отключена.

Кстати, в русскоязычном интерфейсе той же iOS 6 («Основные» — «Об этом устройстве» — «Реклама») мы видим ещё более чудовищную конструкцию «Миним. трекинг рекл.», понять которую невозможно, даже прочитав пояснение в справке.

В примере с iOS 6 и IDFA мы наблюдаем последовательное нарушение сразу трёх первых пунктов принципов Нильсена: 1 (видимость статуса), 2 (использовать нормальный человеческий язык) и 3 (возможность быстрого исправления ошибки). Чтобы исправить ошибку, выйдя из настроек, вам придётся снова пройти совершенно неочевидный путь и изменить состояние непонятного пункта.

Очень популярный вариант «тёмных схем» — это вопросы-обманки, когда на первый взгляд кажется, что у вас спрашивают одно, а на самом деле при внимательном прочтении смысл вопроса оказывается абсолютно в другом. Именно так мы собственноручно подписываемся на горы спама, автоматически снимая галочки в тех местах, где на самом деле говорится «Отметьте, если вы не хотите получать рассылку».

Самый свежий пример таких обманок в коллекции Гарри Бригнала — заявка на получение кредитной карты онлайн в банке MBNA. В нижней части этой страницы есть две категории опций, выглядящих очень похоже, но при этом вы будете получать рассылки, если поставите галочки в одной из них и не поставите в другой. Все эти опции к тому же лукаво дублируются неочевидными синонимами: «по почте» — «по email», «по телефону» — «текстовыми сообщениями».

Некоторые сервисы вообще не опускаются до таких тонкостей, а по умолчанию подписывают всех новых пользователей практически на все свои рассылки. Чтобы отписаться, придётся забираться в настройки, что будет делать далеко не каждый. Вот, например, как выглядит список email-уведомлений по умолчанию сайта «вопросов-ответов» Quora.

Наверное, самый неприятный тип «тёмных схем» — когда, подписавшись на бесплатную пробную услугу и испытав её в течение оговорённого срока, через какое-то время вы обнаруживаете, что с вас вовсю снимают деньги в рамках автоматического продления с переключением на её платный вариант. Как правило, о таком автоматическом продлении говорится мелким шрифтом где-то в самом низу страницы, а отключить его можно, лишь изрядно покопавшись в настройках аккаунта.

Наглядный пример — сайт одного из интернет-агентств по трудоустройству, который мало того что принудительно продлевает подписку, но ещё и вынуждает подписываться не платную версию довольно неприятным способом. Бесплатный вариант услуги предполагает лишь предварительный просмотр вакансий, а чтобы посмотреть контактную информацию, требуется уже платный доступ. При этом выделение текстовой информации на странице блокируется с помощью JavaScript, и вы уже не можете просто скопировать вакансию, чтобы, например, поискать её в Google — где она без проблем обнаруживается в абсолютно свободном доступе.

Этот вид «тёмных схем» напрямую связан с принудительным раскрытием информации, когда при подписке на бесплатную пробу у вас зачем-то требуют номер банковской карты. Впрочем, возможен и другой подход, опробованный на деле одним из крупных российских операторов связи, который предоставлял предоплаченную услугу, но после прекращения оплаты вовсе не блокировал её, а в течение нескольких месяцев, не информируя клиента, почему-то продолжал начислять обычную сумму. В итоге где-то через полгода бывший клиент с изумлением получал по почте грозное бумажное письмо с требованием оплатить не слишком большую, но уже и не маленькую «задолженность» по давно позабытой услуге и угрозами в случае чего принять соответствующие меры. Мораль здесь одна: после использования «пробных» услуг всегда убеждайтесь в том, что вы явно отписались и вполне однозначно отказались и отключили их, иначе вас могут поджидать такие неприятные сюрпризы.

Относительно безобидный, но при этом чрезвычайно раздражающий тип «тёмных схем» — смена фокуса, когда внимание посетителя переключается с действительно важной информации на какие-то второстепенные элементы. Такой трюк часто практикуют популярные бесплатные сервисы, базовой функциональности которых достаточно для подавляющего большинства посетителей, но которые при этом очень хотят обзавестись платными подписчиками. Как правило, это разные «файлообменники», сайты пользовательских «вопросов-ответов» и всевозможные справочные сервисы.

К примеру, сайт «вопросов-ответов» Experts Exchange предлагает бесплатную месячную пробную подписку, но если вы при этом попытаетесь посмотреть ответ на какой-нибудь вопрос, перед вами появится окно с предложением подписаться на полноценный платный доступ.

На самом же деле, чтобы посмотреть ответ, не нужно платить: он скрывается в самом низу страницы поистине гигантской длины, промотать которую до конца догадается далеко не всякий. После нескольких просмотров сайт награждает ваш компьютер аж 19 (!) куки-файлами, и демонстрация ответов попросту блокируется, пока вы не раскошелитесь раньше времени — или не удалите эти куки сами.

* * *

Существует ещё множество различных «тёмных схем», с которыми можно подробнее ознакомиться на сайте Гарри Бригнала. И вопрос даже не в том, насколько нравственно или законно использование подобных технологий, балансирующих на грани с мошенничеством. Главное — захотят ли клиенты мириться с тем, что какие-то странные люди постоянно водят их за нос, навязывая ненужные услуги, заваливая почту мусором и в конце концов обчищая карманы. Даже пользователи бесплатных услуг не готовы долго терпеть ссылки, запрятанные между фальшивыми элементами интерфейса и всплывающими баннерами, и склонны при первой же возможности переходить на более дружелюбный сервис. Глупо отрицать, что «тёмные схемы» какое-то время работают, но в итоге они работают на дискредитацию бизнеса и развал его репутации. Люди очень не любят оказываться в дураках и осознавать, что ими воспользовались.

К оглавлению

Вещевая сеть: малозаметные, но впечатляющие результаты развития Internet of Things Михаил Ваннах

Опубликовано 02 сентября 2013

«Интернет вещей», Internet of Things, концепция очень давняя. Давняя по меркам мира информационных технологий, конечно. Предложена она была ещё в прошлом тысячелетии, в 1999-м. Но вот в этом году произошло весьма важное, хоть и незаметное событие. Дело в том, что, по прогнозу известной аналитической фирмы J’son & Partners Consulting, в 2013 году ёмкость рынка интернета вещей в натуральном выражении составит 14,3 млрд устройств. Поясним, почему мы оперируем прогнозом, говоря о настоящем. Дело в том, что статистическим данным присуща неопределённость в степени не намного меньшей, чем миру «Копенгагенской интерпретации» квантовой механики. Любые данные поступают аналитикам с ограниченной точностью. Как бы оперативно их ни пытались подавать — идёшь ужинать, а по ступенькам административного здания бодренько бежит лишённый ужина начальник облстатистики: столица затребовала с губернатора какие-то цифры — они всегда запаздывают.

Так что мы вынуждены иметь дело с экстраполяциями, точность которых ограничена методом, созданным на основании прошлых данных, в которые тоже могли вкрасться ошибки. Тем не менее можно с довольно высокой степенью уверенности говорить о том, что именно в этом году Сеть окончательно — и, вероятно, навсегда — стала Сетью Вещей, а не Сетью Людей. Людей-то на планете сколько? Где-то за семь миллиардов, вроде число тоже известно с не слишком высокой точностью… А подключённых к Сети устройств больше вдвое. На порядок. Пусть на порядок двоичный, а не десятичный — но именно он ведь и является базовым и для последователей Лейбница с его монадами, и для мира информационных технологий.

Причём если мы посмотрим на график роста населения планеты, то увидим, что оно будет увеличиваться куда медленней, чем кремниевое население Сети. Ведь большая часть человечества в наше время живёт в городах, а вырастить ребёнка в городе, в условиях товарной экономики, когда за всё надо платить, несопоставимо сложнее, чем в пребывающей в натуральном государстве деревне. (Посмотрим на синенькую линию Европы, давно прошедшей этот переход.) Где отныне — и впервые в истории — проживает меньшинство человечества. А вот наштамповать автономных интернет-устройств урбанистической информационной экономике проблем не составляет.

Ну, попробуем соотнести данные J’son & Partners Consulting со здравым смыслом, Common Sense философов-прагматиков. Кто там в квартире в интернете живёт? Десктоп. Сетевое хранилище. Ноутбук и нетбук. Планшет. Смартфон. Три электронных книжки — пять, шесть и десять дюймов — но они там гостьи редкие. Телевизор. Пара медиаплееров, обслуживающих старые телевизоры, без встроенного Wi-Fi и даже без воспроизведения с USB. Впечатляюще получается…

Да, конечно, это не характерно для большинства населения страны, но, полагаю, для значительной части аудитории «Компьютерры» редкостью не будет. И многие добавит еще какие-нибудь устройства. Ну, например сеть камер для интернет-наблюдения за детьми и домашними питомцами…

Ну и двукратный отрыв кремниевых сетевых жителей от всего населения планеты можно считать надёжным верстовым камнем на пути «интернета вещей». Представляется, что он надёжнее отражает суть дела, чем отмеченный аналитиками Cisco период с 2008 по 2009 год, когда электронных сетян стало больше, чем живых. Очень удобно, что и Cisco, и J’son взяли на себя подобный труд, — а то ведь уже и не вспомнишь, в какой момент кухонные жители — холодильник, СВЧ-печка, кухонный комбайн — обзавелись процессорами и дисплеями, сменившими на них старые электромеханические органы управления…

Причём структура населения Вещевой Сети прекрасно коррелирует и с занятиями белкового населения первого мира. Кого там больше всего (27%)? Да конечно же, RFID-меток. Тех самых, для которых и предложили в 1999 году Internet of Things. Ведь Кевин Эштон (Kevin Ashton), британец из Массачусетского технологического института, представил его руководству глобального мыловара Procter & Gamble Co. (впрочем, мыловаром был Гэмбл, Проктор служил воплощённой мечтой отца Фёдора: он владел свечным заводиком) как средство оптимизации логистических структур. А логистика в той или иной форме — это именно то, чем занимаются очень и очень многие окружающие. И сфера эта имеет тенденцию расти: сверхвысокие производственные мощности позволяют производить всё нужное планете в немногих местах. Откуда оно уже растаскивается к потребителю. И естественно, что оптимизация такого занятия — очень и очень неплохой бизнес. Учитывая нынешние цены на горючее и принимая во внимание стоимость живого труда в первом мире.

И этот тезис находит подтверждение на рынке корпоративных сделок. Вероятно, все читатели «Компьютерры» знают британскую корпорацию ARM — Advanced RISC Machines. Именно благодаря этой фирме и её модели бизнеса — разработки и лицензирования процессоров для портативных и мобильных устройств — люди, живущие в Сети, всё чаще и чаще проникают в неё с планшетов и телефонов под Android, а не с классических, доминировавших десятилетие назад wintel-устройств. Так вот, теперь эта фирма готовится к выходу на рынок «интернета вещей». Согласно её пресс-релизу, она приобрела финскую компанию Sensinode — разработчика программного обеспечения для интернет-устройств с низким потреблением энергии, одного из ключевых создателей открытых стандартов для такого интернета. В качестве обоснования покупки ARM приводит ожидаемый рост числа устройств, прописанных в «интернете вещей», до 30 млрд к 2020 году. (J’son & Partners Consulting называет более оптимистичные 34 млрд) А ведь нынешний рынок в 14 млрд устройств обеспечивает — по J’son — в денежном выражении $98 млрд. Ну а в 2020 году ожидается, что мировой спрос на устройства Internet of Things составит $359 млрд. И отчисления от лицензированного программного обеспечения, используемого на этом рынке, будут весьма привлекательным куском. И всё это уже не технологическое визионерство, а деловые перспективы, за которые голосуют большими деньгами. Правда, несмотря на то что с момента указанной сделки миновала неделя, точных сумм, выплаченных за Sensinode, названо не было…

Ну и, конечно, массовое внедрение «интернета вещей» изменит мир и производства, и дистрибуции. Точно так же, как перечисленные выше квартирные жители сети уже изменили доступ к миру информации. Ведь постоянные жалобы на то, что информационные технологии сводятся к одним лишь маркетинговым ухищрениям, не имеют ничего общего с реальностью. Мы за пару десятков лет оказались в мире утопий — консервативных (Эрнст Юнгер, «Гелиополь») или коммунистических (Станислав Лем, «Магелланово Облако»). Любая информация во вполне приемлемое время отображается на сопутствующем везде устройстве. (Качества пятидюймового экрана Full HD в смартфоне достаточно для выбора иллюстраций для колонок — впрочем, порой с ляпами…) И это — в любой точке нечернозёмной губернии, в каждом европейском городке… Другое дело, как мы с этой информацией можем управиться: приростов шедевров мысли и духа что-то не наблюдается, но прирост информации добротной — налицо (если смотреть в правильных местах).

Ну а грядущий «интернет вещей» (конечно, во взаимодействии с техническими средствами, от простейших автоматизированных почтовых ящиков до контейнеровозов-роботов) сможет изменить работу с материальными объектами так же, как интернет людей изменил работу с информацией. Прежде всего с дистрибуцией: представим себе интернет-покупки без очередей вообще. А вот ещё пример. Вообразим автомобиль-робот недалёкого будущего. И вспомним, как в 90-е поражало, что под капотом новой модели от фирмы, изначально создававшей массовые авто, большая процессорная мощь, чем у истребителя F-16. И представим, что автомобиль сам по себе стал сетью вещей. И эта сеть выполняет — причём непрерывно — аналог тех проверочных процедур, которые в авиации исполняются лишь перед полётом. Ну и возможность автомобилям общаться между собой — сигналя друг другу о планирующемся торможении, поворотах, состоянии дороги, что будет учитываться компьютером автопилота… (Правда, потребуются технологии защиты от ложных сигналов и «чёрные ящики» для разоблачения злоумышленников в любом случае — но всеобщего счастья никто не обещал…) И всё это — уже один из видов сегодняшнего большого бизнеса!

К оглавлению