Цифровой журнал «Компьютерра» № 222

Элои и морлоки профессора Оливера Карри Михаил Ваннах

Опубликовано 25 апреля 2014

Для человечества образ будущего является ничуть не менее важным, чем удовлетворение насущных нужд в пище, одежде и крове (о воде и воздухе люди имеют свойство вспоминать, лишь когда доступность и качество данных ресурсов радикально ухудшаются). Так какие же «образы грядущего» ныне представляются вниманию почтенной публики? Что, скажем, говорит об этом профессор одного из ведущих планетарных центров по подготовке деловой элиты, Лондонской экономической школы, Оливер Карри?

Доктор Оливер Карри (рода.Oliver Curry) работает в (Центре философии естественных и натуральных наук) Лондонской экономической школы. Его отдел под весьма интригующим обозначением Darwin@LSE занимается изысканиями в области дарвинизма, эволюции, религии и этики, политической теории, альтруизма и сотрудничества. И, объединяя методы этих весьма разнообразных дисциплин, доктор Карри пытается заглянуть в будущее. Будущее человеческого

Когда-то, в традиционных обществах, и самого вопроса о будущем не возникало. Следующий год был продолжением года текущего, день за днём заполненного циклом сельскохозяйственных работ. И так надлежало быть вечно: «Минуют века и тысячелетия, но меняться будут лишь имена королей да названия выигранных ими битв». Однако потом на историческую сцену вышел порождённый западной цивилизацией технологический прогресс.

Его классическим веком был девятнадцатый, век воспетых Жюлем Верном пара и электричества. Век, когда казалось, что воплощённые в технических новшествах идеи Просвещения будут, увеличивая могущество человека, делать сохраняющее традиционные моральные ценности общество лучше и лучше год за годом. И так казалось долго — до начала самого «настоящего двадцатого века», до Первой мировой.

Ну а ещё раньше, в 1895 году, молодой биолог в своём дебютном романе The Time Machine рисует отнюдь не оптимистичные картины будущего. Человечество разделено на две расы: прекрасных элоев, пребывающих в праздности и отдающих досуг изысканным развлечениям среди цветущих садов и великолепной архитектуры — и загнанных в глубь земли, к грохочущим машинам морлоков, выходящих на поверхность лишь в безлунные ночи. Правда, на поверхность морлоки выходили не полюбоваться звёздами, а добыть к своему столу немного мяса тех самых счастливых элоев…

Потом, много позже, известный писатель Уэллс, социалист-фабианец по политическим взглядам, станет более оптимистично смотреть в будущее, возлагая все больше надежд на социальный прогресс и отодвигая биологию на второй план. (О том, что его «Люди как боги» и «Облик грядущего» больше напоминают лекции, нежели романы, предоставим судить литературоведам…) Но теперь, через век после начала Первой мировой, возлагать какие-либо надежды на социальный прогресс явно не стоит.

Коммунистический эксперимент завершился в 1991 году крахом и растащиловкой прихватизации. (Обманываться тем, что в Поднебесной правит Коммунистическая партия, не стоит: это только название.) Пришедшие ему на смену либеральные иллюзии «Конца истории» продержались куда меньше (до бомбёжек Югославии, пожалуй). И сейчас вполне серьёзные и авторитетные издания обсуждают перспективы ограниченного применения тактического ядерного оружия на территории Европы («Four Ways The Ukraine Crisis Could Escalate To Use Of Nuclear Weapons»).

Так что способности к разумному и альтруистическому поведению, к взаимовыгодному сотрудничеству потомки обезьяны и дети Каина демонстрировать не желают с удручающим постоянством. Но вот вырваться из-под власти биологических законов людям не удаётся. Вспомним, как писал Николай Гумилёв:

И вот доктор Карри попытался проанализировать, к каким же изменениям в человеческом роде могут привести и возможности, предоставляемые биологическим департаментом технологий, и социальная структура нынешнего, постиндустриального общества. Того самого, в котором исчезает «средний класс». Кстати, не из-за того что из страны сбежали молодые-перспективные, которые могли бы и стать этим самым средним классом, как об этом сейчас грустит местная либеральная пресса.

Нет, среднему классу просто нет места в современных технологиях. В Кремниевой долине 90-х на холмах жили инновационные предприниматели и высокооплачиваемые специалисты, а у дороги обитали те, кто мыл офисы и упаковывал готовую продукцию. «Tertium non datur»: нет теперь высококвалифицированных наладчиков, доводящих до ума сходящую с конвейера сложную многоламповую схему. И вот Оливер Карри предвидит отображение такой структуры и на человеческое общество.

Согласно его мнению, в ближайшую тысячу лет человечество эволюционно разделится на две ветви. Одна будет соответствовать «высшему классу» — высокие, стройные и ловкие, с хорошей кожей, умные и красивые. Ну а другие — мелкие, неуклюжие, с неважной координацией и скверным здоровьем, да и не блещущие умом. Такую бифуркацию породит внедрение в практику методов генетической инженерии, равно как и интеграция в организмы «людей первого сорта» биологических материалов и искусственно созданных органов. Таких как усилители органов чувств, придающие способность видеть в более широком спектре и в большем динамическом диапазоне. И ещё — учитывая статью, ссылку на которую мы дали выше, очень полезен будет орган, реагирующий на радиоактивное излучение…

Часть изменений-аугментов, предсказываемых доктором Карри, однозначно проходит по ведомству информационных технологий: это будет дополнительная память и вживлённые или сформированные в организме органы для использования в реальном времени информационных баз данных, аналог нейрошунта из «Песен Гипериона» Дэна Симмонса. Именно они-то и будут ответственны за повышения интеллекта «избранной» части человечества.

Ну а тем, кому не посчастливиться родиться с «золотой ложечкой» во рту, предстоит неважное будущее. Генетические нарушения накапливаются из поколения в поколение. Естественный их фильтр — младенческую и детскую смертность — социальная медицина на планете отключила, оставив разве что в самых бедных странах. И мало приспособленные к полноценной работе граждане нынче — благодаря той или иной форме социального государства — с голода не умрут, даже дадут потомство. (Вот, только что местный губернатор объявил о повышении пособий на детей…)

И дальше так будет. Но спариваться и производить потомство богатые и здоровые станут в своей среде, а бедные и больные — в своей. С легко предсказуемыми для каждого собаковладельца последствиями — которые проявятся во всей своей красе где-то к 3000 году от Рождества… ой нет, лучше напишу просто — 3000 году н. э. А дальше — дальше проявятся эффекты «демографического сжатия». И богатых, и бедные получат ограниченные возможности для выбора приемлемых партнёров для спаривания. И процесс разделения рода человеческого на две различные ветви пойдёт все быстрее и быстрее. Зафиксировавшись в 100000 году на уровне генотипов.

Правда, специалист по биологии и генетики из Университета Вита-Салюте в Милане доктор Эдоардо Бончинелли в статье «L’umanità divisa tra belli e brutti (forse soltanto tra centomila anni)» сомневается в том, что прогноз Оливера Карри сбудется. Он считает (Италия страна изрядно социалистическая; тамошние читатели подтвердят), что в прошлом оснований для разделения между богатыми и бедными по генотипу было больше, но этого все же не произошло… Так что подтвердить гипотезу может только опыт!

Ну а мы отметим, что биологические альтернативы «компьютерному» будущему человечества (понимая под ним перенос сознания в «кремний», распространение искусственного интеллекта и робототехники) выглядят не слишком привлекательными, заставляя вспомнить о безысходном садизме эволюции.

К оглавлению

О пользе агитации и пропаганды Василий Щепетнёв

Опубликовано 23 апреля 2014

Нет, в самом деле, разве можно тосковать сегодня по отсутствию единого политдня, еженедельника «За рубежом» в советском варианте и политинформаций в родном коллективе по вторникам и пятницам? По международным обозревателям того же советского разлива — прямолинейном Жукове, всезнающем Зорине, интеллектуальном Каверзневе и добродушном Бовине? По редакторским статьям «Правды» и «Известий»? По коллективным письмам трудящихся на тему «Позор отщепенцам»?

А вот и можно!

Говорят, что агитация и пропаганда отучают человека анализировать явления, критически их оценивать, заставляя принимать сказанное безоговорочно. Я же считаю, что всё наоборот: агитация и пропаганда дают толчок развитию мыслительных способностей, направленных на анализ и синтез происходящего. Для людей цельных, крепких и телом, и душой, единые политдни и редакционные статьи задавали ориентиры: дружно и с песней идти в направлении индустриализации, интенсификации и пятилетки качества. Отчего бы и не пойти? и не спеть что-нибудь бодрое по дороге? Сегодня коллективное пение становится пережитком, а прежде чуть что — и «Хас-Булат удалой, бедна сакля твоя». Или «А я иду, шагаю по Москве». Или «Шумел камыш», наконец.

Для людей же надломленных, с червоточинкой, с загибами агитпроп представлял выбор: либо укрепиться, выпрямиться и влиться в широкие ряды, либо изощрять ум, разбираясь в софизмах и парадоксах современной эпохи, на тотальную пропаганду отвечая индивидуальной контрпропагандой. А для контрпропаганды требовались и навыки, и знания. Вот и вникали в суть позитивизма, с голоса знакомились с Алдановым или Войновичем, а кому выпадет — разглядывали альбомы Сальвадора Дали. Пользы с этого ни на грош, а всё же веселее как-то. Потом, уже развив навыки анализа и синтеза, возвращались и к обозревателям, и к политинформациям, и к классикам марксизма-ленинизма — и находили в них массу интереснейших сведений.

Любая агитация, любая пропаганда есть поток, вращающий турбину, а вращается она вхолостую или вырабатывает электроэнергию, зависит от конструкции и самоконструкции. Ничего не предопределено, всякий сам определяется, с кем он. И результаты порой получаются весьма неожиданные. Была бы информация.

Конечно, агитпроп информацию фильтрует и ретуширует. Что-то убавит, о чём-то вовсе умолчит, а бывает, и присочинит малость. Или даже не малость. Но агитация, вчера казавшаяся верной и правильной, сегодня вдруг становится вредоносной и опасной. Классический пример: антигитлеровская пропаганда в СССР, характерная для середины тридцатых годов, после подписания «Договора о ненападении между Германией и Советским Союзом» моментально прекратилась. Словно утопили всех противников фашизма, только отдельные «буль-буль» и слышатся. Некоторые антигитлеровские романы убрали с полок библиотек. Никаких карикатур на Гитлера в газетах. Агитация перенаправлена на английских и французских империалистов, воюющих ради своекорыстных интересов эксплуататорских классов. Двадцать второго июня сорок первого года всё опять меняется, гитлеровцы становятся агрессорами, англичане — какими-никакими, а союзниками. Шпанов вновь появляется на полках библиотек (не залёживаясь: «Тайну профессора Бураго» рвут из рук). И перечитавшему пропагандистские журналы за тридцать восьмой, сороковой и сорок второй годы становилось понятно: в политике нет постоянства, вчерашний друг сегодня становится смертельным врагом. Отсюда нетрудно было предсказать, что и англичане с американцами, в свою очередь, тоже станут врагами. А затем и с Югославией, и с братским Китаем горшок об горшок — и разбежимся. Если бы я знал, кто сегодня считается друзьями России, то мог бы угадать, кем их будут называть завтра.

Ретушируют то, что сегодня выглядит неприглядно. А что приглядно — не ретушируют. Но завтра политика поменяется, вчерашнее приглядное становится неприглядным. И просто бросается в глаза. Конечно, можно отретушировать заново (и ретушируют), прежние журналы изъять (и изымают), но кое-что остаётся. Да и художественное произведение, написанное строго в рамках сегодняшней правильной идеологии, есть бомба с часовым механизмом. Через какое-то время она взрывается. Или становится источником ТНТ. Если это художественное произведение, а не заведомая макулатура.

В пятьдесят седьмом году издательство «Детгиз» выпустило в свет трилогию Германа Матвеева «Тарантул». Про борьбу со шпионами в блокадном Ленинграде. Тарантул — это псевдоним главного шпиона, ядовитой твари о двух ногах, а не о шести (так у Матвеева), которого разыскивают подростки под руководством работников госбезопасности. По пути ловят всякого рода диверсантов, сигнальщиков, воров и прочих врагов. Обстановку писатель рисует скупо, штрихами. Так, ночью на кладбище один паренёк спрашивает другого, не страшно ли ему, на что тот отвечает, что чего-чего, а мертвецов он нагляделся зимой. Перешагнёшь и дальше идёшь, чего бояться. Про голод Матвеев тоже пишет не прямо, а больше обиняками. Карточки украдут — трагедия, смерти подобная.

Поначалу подростки живут сами по себе. Голодно живут. Но вот их берёт под свое крыло майор государственной безопасности. Даёт поручение: следить за ракетчиками. Не разработчиками ракет, а теми, кто вражеским бомбардировщикам указывает цели сигнальными ракетами. И сразу жизнь меняется: появляются и борщ с мясом, и бутерброды, и конфеты, и графин водки под сало (или наоборот?) — согреться после ледяного купания во время выполнения задания. Идёшь следить за явочной квартирой — тебе паёк приносят: картошку, тушёнку, хлеб, масло, конфеты. Девочка, чуть не погибшая в начале романа от голода, после того как стала сотрудничать с госбезопасностью, рассуждает: и колбаса американская невкусная, и сахару американскому далеко до нашего, и галеты больно рассыпчатые, и сливочное масло хуже. Не от сердца, видно, американцы еду шлют, а единственно прибыли ради.

Подобные детали тогда воспринимались, как атрибут детской литературы, которая требует приподнятости над действительностью, чтоб «красиво, как в кино». Лишь бы детская психика не страдала. Сейчас же думаешь, что Матвеев, будучи писателем реалистической школы, описывал то, что видел. Блокада блокадой, а водку, сало и тушёнку для нужных людей не жалели.

Любопытно, как лет черед пятьдесят будут восприниматься сегодняшние книги, газеты, журналы. Уцелеет ли нынешнее содержание интернета? Или исчезнет, превратившись в смутную легенду, как театральные постановки театра «Глобус» времён Вильяма Шекспира? Да что через пятьдесят, я и за пять лет ручаться не могу. Запустят суверенную сеть, «патриосвязь», с обнулением после каждой смены курса, например. ЭМИ может подгадить. Опять же вирусы, пандемия кибериспанки две тысячи девятнадцатого года ликвидирует бόльшую часть общедоступных данных. Да просто не станут хранить данные бесплатно, а платить будет некому: иных уж нет, а те без денег. А ещё возможны варианты, о которых я даже не подозреваю. Потому облака облаками, а я рад, что в марте у меня вышла настоящая бумажная книга с иллюстрациями, в апреле — антология хоррора с моим рассказом, а до мая нужно дожить. Нет, я, конечно, не настолько самонадеян, чтобы думать, будто через пятьдесят лет кому-нибудь будут интересна тёмная сторона игры, но мало ли чудес случается в этом мире?

Кроме невозможного — всё возможно.

К оглавлению