Цифровой журнал «Компьютерра» № 30

Василий Щепетнёв: Точка на карте Василий Щепетнев

Опубликовано 16 августа 2010 года

Без чёткого понимания, что мы есть сейчас, неясно, что, собственно, мы будем есть завтра. Иными словами, куда идём, господа и товарищи? А что идём, несомненно. Движение — факт. Прежняя цикличность времени сегодня не сможет полностью описать наблюдаемые процессы существования белка хотя бы потому, что нас семь миллиардов человек. Точной статистики за девятнадцатый век нет, а приблизительная говорит, что со времени похода Наполеона в Россию населения в мире прибавилось изрядно. И все хотят питаться.

Отступающая армия вторжения двенадцатого года пожирала и конские трупы и — если верить историкам и беллетристам — человеческие.

Продолжит ли человечество уплотнять Землю бесконечно (восемь, десять, пятнадцать миллиардов человек), остановится в нужной точке (а это где?) или же ему, человечеству, а, следовательно, и всем нам, предстоит отступление, по сравнению с которым наполеоновский крах — так, детский сад на манёврах? К тому же на пути нового отступления никто не позаботится разместить туши хорошо промороженной конины.

Я, как легко догадаться, всё об экзаменах, о ЕГЭ. Страшно интересно, каков народ не в лице своих лучших представителей, а в массе. И чем масса больше, тем интереснее. И страшнее. Не случится — и не случается ли уже? — феномен чёрной дыры, когда талант в силу разных причин, а по сути одной, притяжении массы, не может вырваться наружу, не способен проявиться? Но нет, до чёрных дыр ещё нужно добраться, пока же я пытаюсь сосредоточиться на одном-единственном вопросе: в условной человеческой единице интеллект неизменен, растёт или понижается? Хотя бы за десять последних лет? Если мы куда-то идём, давайте определимся, пока в руках есть целая и ещё не обтрепавшаяся карта, где на ней, карте, наша точка. Мы. Чтобы потом свою цивилизацию не спутать со следом мухи.

Судить о массе по элите невозможно, не исключу, даже в принципе. Победители интеллектуальных и натуральных олимпиад не только совершенно не отражают процессы в гуще закваски, они, скорее, должны замаскировать эти процессы. Поэтому-то так бьются за олимпийские медали не люди, люди-то понятно, а державы. Каждая хочет показать, что уж где-где, а у неё народ процветает физически. Любопытно и достойно изучение явления практически полной несравнимости по всем параметрам с натуральными олимпиадами олимпиад интеллектуальных — всяких математических и прочих, но это опять в другой раз. Пока ясно одно: в городе, где живет олимпийский чемпион по плаванию, в принципе может даже не быть бассейна (на всякий случай — это я не о Гвазде).

Так вот, что у нас с образованием в принципе: нормально, или плохо? Не из-за нехватки денег (то опять отдельно), а из-за слабой обучаемости детей, сиречь нехватки разума? Какая часть населения способна без риска психологического краха понять сама и объяснить соседу теорему Пифагора? Неужели сто процентов? Или девяносто? Или около пяти? Как долго ещё будет требоваться всеобщая грамотность, в смысле — письменность? Не свести ли Обязательную Всемирную Историю к брошюрке в тридцать две страницы для интеллектуалов и к восьми, включая иллюстрации, для большинства населения? Идей, понятно, у каждого много своих. Но смысл один: вдруг пять процентов интеллектуально одарённых людей (всех, конечно, в различной степени) вполне достаточно, чтобы развитие не только не стояло на месте, но и продолжалось? И они, работая для себя, не забудут и породивший их народ, которому многого ведь не нужно. Помимо еды, конечно. Но тут всегда можно вспомнить о внутренних резервах.

На кого ориентируется разработчик? На маньяка-зануду, любителя читать и перечитывать многотомные руководства, или же на любителя интуитивно-понятного (иначе — простого, как блин) интерфейса? Себя я, подумав, отношу ко вторым. Вот я, предвидя жару, установил кондиционер. К нему прилагалась небольшая инструкция и пульт управления. Самые нужные клавиши выведены наружу, а те, что немного посложнее, прикрыты дверцей. Когда установщики ушли, я, само собой, начал этот пульт вертеть, пытаясь открыть дверцу. Просто Алиса в стране чудес. Чуть не сломал. В инструкции (перечел трижды!) ничего не нашёл и написал на сайт производителя. Ответ оказался прост: я пульт пытался раскрыть, как книгу, а нужно было наоборот. С другой стороны, если бы я книг не читал, мне, вероятно, было бы легче постичь истину, что не все в мире устойчиво и привычно. Проще нужно быть, тогда тебя, то есть меня, поймет большинство. Было бы что понимать. И потому, редактируя свой текст, нередко то там, то сям стоит объяснить, что, собственно, я хотел сказать этими несносными аллюзиями. Читатель вовсе не обязан помнить наизусть ни «Идиота», ни «Анну Каренину». Помня их, зачем бы он тебя-то (т.е. меня) раскрыл?

То есть зачем, я знаю. В надежде нового. Мы все в надежде нового встречаемся с друзьями (и не только), ходим в филармонии, кинотеатры и просто театры, включаем телевизор, в общем, ведем себя сообразно возможностям и воспитанию. В поисках витамина новизны, витамина Эн, человек готов если и не горы свернуть, то нажать на кнопку пульта ДУ.

Лишь бы правильно нажать...

К оглавлению

Кивино гнездо: Коды кругов на полях Берд Киви

Опубликовано 16 августа 2010 года

В минувшие выходные представители довольно специфической части человечества, которую обычно именуют «энтузиасты кругов на полях», собирались на свой очередной международный форум в Англии. Мероприятие носит подобающее название «Круги познания», нынешняя конференция стала уже четырнадцатой по счету, а устраивала её в городе Марлборо местная «Уилтширская группа по изучению кругов на полях».

Как многие наслышаны, крупномасштабные графические композиции или кратко «круги» размером от нескольких десятков до сотен метров в поперечнике каждый год стабильно появляются на сельскохозяйственных полях далеко не только в Британии, но и в Италии, Германии, Швейцарии, России и в других странах. Однако именно в Англии лучше всего налажена подобающая инфраструктура для своевременного отслеживания и быстрой регистрации этих явлений с воздуха. Исследователи давно и эффективно научились отделять «реальные» образования от «подделок» шутников (по повышенному электромагнитному фону в зоне конфигурации, отсутствию повреждений на стеблях растений, уложенных к земле, а также по другим существенным признакам).

По свидетельству Клэр Оутли (Clare Oatley), члена оргкомитета конференции, в этом году в традиционных для кругов местах — на полях Уилтшира, Хэмпшира, Дорсета, Глостершира — уже появлялось свыше полусотни разнообразных формаций. Основную часть этих композиций с высоты птичьего полета можно увидеть на сайте другой активистки движения, Люси Прингл, по адресу www.lucypringle.co.uk. Дополнительную информацию о конференции Circles of Knowledge и вообще об этом движении энтузиастов, пытающихся извлекать информацию из графики кругов на полях – будь это «космическая мудрость» или же просто что-то новое и занятное – все интересующиеся могут найти на сайте Уилтширской группы www.wccsg.com.

Здесь же хочется в подробностях рассказать об одном из наиболее любопытных посланий этого года, появившемся в мае на рапсовом поле Уилтшира близ Wilton Windmill (или «около Уилтонской мельницы», выражаясь по-русски).

В подавляющем большинстве случаев весьма причудливая и замысловатая графика кругов на полях допускает множество разнообразных интерпретаций. Поэтому среди изобилия вариантов их «расшифровки» ни один, по сути, не может считаться доказуемо верным. Однако время от времени бывает и так, что картинка очередной композиции на полях включает в себя достаточно очевидное «зашифрованное» сообщение, составленное с помощью широко известных на этой планете кодов. Вроде общеупотребимого в компьютерной технике 8-битного кода ASCII, к примеру.

Самым масштабным и наиболее знаменитым, наверное, произведением подобного рода продолжает оставаться послание почти десятилетней уже давности, среди энтузиастов получившее стандартное (по месту и году появления) название Crabwood 2002. О декодировании этого «круга», по форме напоминавшего гигантский компакт-диск со спиральной дорожкой из битов текста, «Компьютерра» в своё время рассказывала в деталях (см тут и еще тут для кучи).

Однако и год нынешний принёс с собой не только весьма интересную, но и многослойную по смыслу композицию — в круге у Уилтонской мельницы, появившемся на поле мощного, в полтора метра высотой рапса 22 мая 2010 года. На этот раз героем-декодировщиком послания стал британец Ричард Эндрюс (Richard Andrews), которому аэроснимок работы Люси Прингл попался на глаза в Сети чуть ли не в тот же день, когда был сделан.

Конфигурация Wilton Windmill состояла из круга, поделенного, словно циферблат, на 12 равных секторов прямыми «спицами», исходившими из центра. При этом от каждой спицы через равномерные промежутки влево или вправо могли отходить отрезки дуги длиной примерно в половину сектора.

Поскольку каждая дуга отходила только либо влево, либо вправо, но никогда в обе стороны, Эндрюс логично заключил, что это вполне может быть двоичный код. Поскольку общее число уровней для таких дуг составляло восемь, двоичный код, скорее всего, был 8-битный.

Эндрюс, которому сейчас 46 лет, за свою жизнь сменил немало разных профессий, начав когда-то с психологии, а ныне работая веб-дизайнером и сетевым администратором. Ну а для всякого, наверное, человека, регулярно работающего с компьютерами, если речь заходит о вариантах 8-битного двоичного кода, самым очевидным и естественным выбором уже давно является код ASCII.

Далее, как знают почти все, кому доводилось иметь дело с ASCII, поначалу он был 7-битный, а когда код расширили до 8 битов или 28=256 символов, то в добавочных 128 символах первый, самый старший бит стал 1, а в исходных – основных – 128 знаках первый бит стал 0.

Поскольку в конфигурации круга с поля Wilton Windmill все 12 закодированных символов имели в основании спицы «левую» дугу, Эндрюс решил, что это, скорее всего, означает двоичный знак 0, а тогда «правая» дуга, соответственно, двоичный знак 1.

Аккуратно выписав все 8-битные последовательности и сопоставив их со знаками кода ASCII, он получил примерно следующую картину (с точностью до циклического сдвига строк, коль скоро позиции начала или конца послания были поначалу неизвестны):

00101001 — 01110000 — 01101001 — 00101001 — 00110001 — 00111101 — 00110000 — 01100101 — 01011110 — 00101000 — 01101000 — 01101001 — ) p i ) 1 = 0 e ^ ( h i

Установив, что символы явно не складываются в читаемые слова, однако имеют в своем составе знак равенства, Эндрюс решил, что это может быть некое математическое уравнение. Поскольку сразу после знака равенства идет ноль, логично было сдвинуть цикл и выписать результат в таком виде: e^(hi)pi)1=0.

Не будучи математиком, исследователь не имел ни малейшего понятия, что может представлять собой данное соотношение. Но при этом обратил внимание, что сектор круга, кодирующий начало этой формулы, букву "е", направлен непосредственно на Уиндмиллскую мельницу — самый заметный ориентир на данной местности. Иначе говоря, Эндрюс был уже почти уверен, что нашёл верное решение загадки, однако для верности хотелось ещё и узнать, что же может означать данное уравнение.

Для уточнения вопроса был выбран самый естественный «справочник» – поисковая система Google. Вбив туда свою формулу, Эндрюс получил от интеллектуального поисковика не прямой ответ, а наводящий вопрос такого вида «Быть может, вы имели в виду это: E^(i)pi+1=0 (тождество Эйлера) ?».

Иначе говоря, Гугл отослал вопрошавшего к знаменитому уравнению Леонарда Эйлера

e^iπ + 1 = 0,

элегантно связывающему пять фундаментальных математических констант: основание натурального логарифма (e), мнимую единицу (i), отношение длины окружности к длине ее диаметра (пи), нейтральный элемент по операции умножения (единицу) и нейтральный элемент по операции сложения (ноль).

Поскольку согласно опросам среди учёных тождество Эйлера часто называют «одним из самых красивых уравнений математики», у Эндрюса не осталось никаких сомнений, что именно оно и было закодировано в конфигурации композиции на поле близ Уилтонской мельницы.

Единственное, что сильно смущало исследователя, это две ошибки в коде. Одна из них, впрочем, была совсем простой и объяснялась тривиально. Вместо знака последней закрывающей скобки в оригинале очевидно должен стоять знак плюс, а если посмотреть на ASCII-коды этих двух символов (00101001 и 00101011), то несложно увидеть, что они различаются всего в одном, предпоследнем бите. Иначе говоря, Эндрюс решил, что изготовители картины здесь просто чуть-чуть ошиблись. Однако разумно объяснить второе несоответствие — явно лишний символ "h" — самому автору расшифровки оказалось куда сложнее.

Спустя несколько дней после публикации Ричарда Эндрюса на известном сайте «энтузиастов кругов на полях» www.cropcircleconnector.com появилось такое объяснение «аномалии» от группы исследователей, обозначающих себя как команда CMM Research. Представитель этой команды (Ред Колли) напомнил что в кодах кругов на полях уже неоднократно встречались многослойные послания, на первый взгляд представляющиеся ошибками, а в действительности несущие в себе несколько сообщений, как бы вложенных друг в друга.

Конкретно в данном случае, если повнимательнее рассмотреть «ошибочные» биты, то можно увидеть следующее. «Лишний» символ "h" и «правильный» бит в знаке "+" в совокупности дают 9-битную последовательность 011010001. Когда у аналитика имеется неформатированный двоичный код, то естественным путем для его прочтения полагают определение «длины слова», для чего берут квадратный корень от длины изучаемой последовательности. То есть в данном случае есть смысл читать 9-битную строку как набор 3-битных символов: 011-010-001. В восьмеричной системе исчисления это означает «3-2-1». (Для сравнения, при декодировании «второго слоя» в послании Crabwood 2002 было выявлено 25 аномальных или «ошибочных» битов, так что их читали 5-битными группами.)

Обнаружив в коде эту последовательность «обратного отсчёта», вполне естественно задаться вопросом, а что она, собственно, может означать. Получившие данный результат аналитики имеют веские, по их убеждению, основания считать это обратным отсчётом лет к началу новой эры человечества: 2010 (3) — 2011 (2) – 2012 (1) – 0.

Правы они или нет, доказать, ясное дело, пока невозможно. Осталось дожить и посмотреть.

К оглавлению

Кафедра Ваннаха: Рынок, капитализм, комбинаторный взрыв Ваннах Михаил

Опубликовано 17 августа 2010 года

У каждого народа бывает мечта. Галльский король Анри Четвертый — сказавший, что Париж стоит мессы, и сменивший веру на более выгодную католическую – желал, чтобы у каждого француза был каплун в супе (несмотря на скромность мечты, Генрих IV был зарезан школьным учителем, представителем и ныне балующейся террором профессии, Равальяком, во имя католических ценностей, хотя король принимал католицизм дважды, вдвое чаще, чем сам террорист...). Американская мечта поизобильней – домик (сколоченный произведёнными промышленным методом гвоздями), машинка (собранная на конвейере по методу Тейлора), семья (верность которой воспитывает вся заокеанская идеологическая машина – стоило Лему в книге «Фантастика и футурология» посмеяться над ограниченностью авторов SF, не замечавших очевидного факта, что перемены в технологии перекорёжат семью задолго до эры звездолетов, так краковского мудреца тут же, по доносу любимого Голливудом Ф.К.Дика, вышибли из американского Союза фантастов...). Ну, и у народа-богоносца, населяющего страну родимых осин, мечта есть – как же без неё. Эта мечта – добрый царь.

Ну, может и не царь, а, в зависимости от духа времени, комиссар или президент. Но – добрый. То есть ищущий минимаксное решение некой функции, которая народонаселением ассоциируется с добром. И имеющий такую мощность, что способен навязать сложной системе движение в фазовом пространстве к этому экстремуму. (Попросим прощения у читателей, у кого за недостаточную точность, у кого за непонятность изложения – тут приходится уподобиться Калькулятору из «Эдема» вышеупомянутого Лема, который весьма вольно обращался с терминами, чтобы хоть как то описать суть дела на естественном языке.) Кстати, термин czar (иногда tsar) прижился в близком смысле и в экономике, и в теории игр.

Но, как знает народ из исторической памяти, даже при самом любимом царе, Иване Грозном или Александре Освободителе, дела идут не так хорошо, как народу хотелось бы. Виноваты в этом, конечно же, плохие бояре – вроде тех судейских, которые приговаривали крестьян к наказанию за работу в день 19 февраля, подписания манифеста об освобождении крестьян... Поэтому столь велика была в народном коллективном бессознательном роль ходоков (не тех, что по прекрасному полу, а тех, что по начальству) – задолго до того, как кисть изобразила их у дедушки Ленина, перо Николая Васильевича включила в их компанию кузнеца, взыскивающего у матушки Екатерины черевичек. То есть – реальный ход дел никак не разрушал образ Доброго и Могучего царя, который бы устроил бы всё по совести. «Отмазкой», теодицеей (хотя в божества зачислялись кесари Первого Рима, и то посмертно, наши грешили разве цезарепапизмом, да и тот термин выдумали в позапрошлом столетии католические историки, у кого уместно спросить – кто поощрял ранее указанного террориста Равальяка?) ему, образу Доброго Царя, служили низкая скорость, малая пропускная способность каналов связи. Ну не мог государь сведать о всём, проходящем по городам и весям. Вынужден был делегировать полномочия боярам да воеводам, а те, голубчики, рады стараться-лихоимствовать! Работало это суждение хорошо ещё при Пугачёве.

Но дальше каналы связи развивались. Почта там, – с Почтмейстером, – телеграф... Телеграф конечно выкидывал номера, вроде воспетого графом А.К.Толстым в стихе "Отрывок", но всё же совершенствовался. Трудно отмазываться стало царю, – особенно после Кровавого воскресенья, – и сменили его на комиссаров. Ну а комиссары претендовали не просто на роль Доброго Царя, но – на роль Царя, вооруженного научной теорией. Ортодоксальный марксизм, конечно, прекрасно описывал классический капитализм и обладал высокой предсказательной способностью – в частности, характера Мировых войн ХХ века. Заслуги В.И.Ленина в описании современного капитализма (работа «Империализм как высшая стадия капитализма», 1916) были высоко оценены сугубо истэблишментарным американским экономистом Д.К.Гэлбрейтом (даже читателям, далеким от левых взглядов, но интересующимся историей и экономикой, можно рекомендовать подготовительные к этой работе «Тетради по империализму», громадный объём интереснейшей информации, который вы найдете в 28 томе 5-го издания ПСС В.И.Ленина). Но вот сложность управления плановой экономикой основатели большевистского государства явно недооценивали. Ленин надеялся заимствовать у Германии опыт госкапитализма, полученный ею в ходе «тотальной войны» Гинденбурга-Людендорфа. Сталин во многом воспользовался идеями Тейлора, прошедшим через американские корпорации, строившие в СССР заводы. И до поры это срабатывало. Пока советское хозяйство было довольно просто и обозримо. И пока хватало крестьян и кустарей – а колхозный рынок и кооперативные артели играли очень большую роль в жизни страны вплоть до конца 1950-х, то есть всю сталинскую индустриализацию.

А вот в 1960-70-е годы пошли проблемы. Хозяйство стало слишком сложным. Проигрыш в 1969 году лунной гонки был лишь видимой частью айсберга. Экономика по очень многим параметрам вышла на первое место в мире, но утратила управляемость. «Компьютерра» не раз писала про киберкоммунизм Ричарда Барбрука. Отечественные попытки обеспечить подъём эффективности плановой нерыночной экономики упоминались куда реже – и информационная суть «косыгинской» реформы, и работы академика В.М.Глушкова...

Дело в том, что у каждой достаточно развитой дисциплины есть свой основополагающий запрет или запреты. У термодинамики – запреты на создание perpetuum mobile первого и второго рода. У квантовой механики – запрет на раздачу энергии произвольными порциями и принцип неопределенности. Аналогичную роль для theoretical computer science играет явление, известное как комбинаторный взрыв – combinatorial explosion. Под ним обычно понимают экспоненциальный рост количества вычислительных операций, вариантов (состояний) или требуемых для решения задачи ресурсов при линейном повышении её размерности. И – опять-таки извинимся перед читателями, – не обязательно, что задачи математического программирования обязательно приведут к этому явлению. Но на практике, если мы будем считать, что напоремся на него, то мы вряд ли ошибемся. Хотя бы в задаче коммивояжера. (Персонаж из уже индустриального, но ещё традиционного общества — посещает дома, когда мужья на работе, а жены – дома, ходок ещё в одном смысле...) То есть надо уходить от задач перебора. В частности это можно сделать, уйдя от управления из центра, и введя распределённое саморегулирование. То есть – рынок. И вот перед российским обществом конца советского периода стояла именно такая задача. Введение рынка. Это было бы совсем не просто. Рынок должен был бы соответствовать весьма высокому развитию производительных сил. Такой рынок не вырастает сам собой из колхозно-фарцовочного базара. В ХХ веке такие рынки строили блестящие политики, от Теодора до Франклина Рузвельта, с такими экспертами, как лорд Кейнс и Гэлбрейт.

Но реформаторы начала 1990-х подменили задачу. Вместо строительства рынка, сложного механизма, автоматически устанавливающего цены, форсировано решалась задача смены собственности на средства производства. Рынок же, как полагали, при этом сам собой произрастет и сам всё устроит. Но вот беда – рынок-то работает в заданных пределах лишь при наличии внерыночных регуляторов. Которыми пренебрегли. И когда нам рассказывают, что томографы для больниц приобретались по завышенным в разы ценам, хотя, вроде, и у частных структур, и в результате аукционов, мы должны понимать (даже если кого-то и накажут, у нас в губернии вроде собрались), что, по большому счёту, это следствие того, что в начале девяностых подменили задачу (не сказать, что лёгким движением рук – расстрелом парламента) и вместо рынка построили капитализм. А форма собственности на средства производства – это старшая масть по сравнению со всеми антикоррупционными мероприятиями, и обуздать её может лишь весьма сложный механизм рынка. Задачу его построения придётся решать, хоть и двумя десятилетиями позже!

К оглавлению

Василий Щепетнёв: Как я провёл лето-2010 Василий Щепетнев

Опубликовано 18 августа 2010 года

Если бы я был школьником и ходил бы в класс Буки, а то и Веди, то в первый же день нового учебного года Варвара Степановна, думаю, задала бы нам сочинение на тему «Как я провел лето». Учитывая требования последнего (Июльского, 2015 года) пленума, тему требовалось бы раскрыть, привлекая примеры, жизненно важные для страны и общества и, непременно, с учетом руководящей роли Партии, возглавляемой Мудрым и Могучим.

Конкретный вариант сочинения мог бы звучать так: «Как умные машины помогли спасти страну от пожара». Ну, я и накатал бы в тетрадке сочинение страницы на три, три с половиной. Все выходные бы потратил, да ещё ночь захватил. Рассказал бы, как пастушок Витя (Васю я бы поскромничал) увидел на лугу пожар, не растерялся, а тут же по Радиотелефону Народной Власти сообщил бы Куда Нужно.

Там включили бы Умную Машину величиной с университет на Ленинских Горах, за пять минут рассмотрели бы все варианты и только-только собрались бы послать в бой Красных Пожарных, как тут тихонько отворилась бы дверь, и Мудрый и Могучий, неслышно подойдя к экрану Умной Машины, проницательно окинул бы его, экран, взглядом и сказал «Нэ надо... Я сам» (тут, понятно, имитируется кавказский акцент).

А огонь-то не дремлет, напротив, растёт и ширится (уже потом, во второй части Витя найдет врага народа фермера-кулака Энельберского, раскидавшего на лугу самовозгорающиеся вредительские удобрения). Вот уже пламя подступило к деревеньке Лисья Норушка, люди, под руководством парторга, бьются, но надолго ли хватит воды в запасном баке (её, воду, понятно, тоже ночами пил шпион в фермерской шкуре Энгельберский)?

Парторг Иванов уже готовится увести людей подземным ходом, который когда-то прорыли партизаны, как тут показался огромный, в половину неба, самолёт, сбросил прицельно водяные бомбы и пожар мгновенно погас. Люди ещё долго кричали «ура» и смотрели вслед улетевшему самолёту, на прощание качнувшему громадными крыльями. «Запомните, люди, — сказал покрытый гарью парторг Иванов, — нас спас сам Мудрый и Могучий».

И Витя понял, что до последнего биения сердца память об этом дне будет согревать его в заполярной стуже, поддерживать в джунглях Амазонки и ободрять в пустыне Калахари...

А Мудрый и Могучий, совершив посадку и покинув место пилота, пройдет в Зал Решений, встанет перед экраном Умной Машины, убедится, что у Лисьей Норушки красный огонек сменился зеленым и скажет (опять с кавказским акцентом) «Хорошая машина, но нам нужна лучше. Нам нужно, чтобы она сигнализировала о неполадках не только в каждом селе, но и в каждой семье! Сделаем?»

- Конечно, сделаем, — скажет главный учёный в белом халате, из-под которого (из-под халата, а не ученого) выглядывали полосатые штаны.

Вот такую фигню будут сочинять школьники лет через пять. Или не будут. Просто жизнь настолько прихотлива, что реальность преобразуется на глазах буквально, и то, что вчера казалось важным, сегодня кажется в лучшем случае третьестепенным.

Действительно, вспомним, как совсем-совсем недавно ломали копья по поводу «энергосберегающей лампочки». Все считали, окупят себя сбереженные ватты, нет. А сегодня все мои знакомые, не успевшие установить кондиционеры весною и летом, ждут, когда подойдет их очередь осенью. Счастливчики — кому проводка позволяет и деньги есть — ставят их в каждом помещении квартиры, те же, кому с проводкой и деньгами не повезло, выбирают комнату, которая станет центром семейного спасения.

За летние месяцы кондиционер использует столько электроэнергии, сколько все неэкономные лампочки в квартире за годы со времени пуска Нововоронежской АЭС. Хорошо, это я преувеличиваю, но ясно — на жаре мы теряем несравненно больше, чем экономим ртутными лампами. И потому доминанта кондиционера вытеснила доминанту лампочки. Так и будем по привычке использовать прежние, дешёвые и безопасные. Итак, Эйяфьятлайокудль — раз, жара — два, что будет третьим? Быть может, нечто такое, что напрочь вытеснит жару и пепел?

Меня больше угнетают не пожары, а беспомощность перед ними. На район работали две машины, но закачать воду из реки, что в ста метрах от пожара, они не могли, ездили за водой к спецколонке. Насосы в машинах неисправны. То ли таких насосов уже не делают, то ли денег нет. Старожилы Норушки говорили, что и пять лет назад насосы пожарных машин были неисправны, и приходилось так же ездить за водой за километры. А десять лет назад, когда у знакомой умерла мать, милиция требовала денег на бензин — чтобы, значит, доехать, и, значит, убедиться, что старушка скончалась сама, без помощи родных.

Крайне рискованно гадать, что будет через пять лет. Мушиная холера, рельсовая война, магнитные бури, Полугодие Дождей или, быть может, вообще ничего не будет. Совершенно. И следует купить впрок мануфактуры, ниток, иголок швейных — нужно расспросить бабушек, у них опыт. Потому что, воля ваша, а вариант чучхеизации России я тоже исключить не могу, хотя всерьёз и не жду. Не жду, потому что гадай, не гадай, а делать и готовиться всё равно можно только на уровне спички-соль-мыло.

Ну, и лампочки тож.

К оглавлению

Кафедра Ваннаха: Информация, тайны, законы Ваннах Михаил

Опубликовано 19 августа 2010 года

Всякий раз, когда мы слышим разговоры о модернизации национальной экономики, мы должны понимать, что речь на самом деле идёт об эвентуальных попытках зарабатывать на информации.

Информацию в данном тексте мы сблизим со знаниями и будем рассматривать как сведения об окружающем мире и протекающим в нём процессах. Случись, что из нанонауки и наноэкономики выйдет нечто путное — то сбыт продукции данной отрасли, любой, от косметики до мифических «машин творения», будет работой на информационном капитале, на знании, как эту продукцию произвести.

Ну а недавнее решение закупать для Российской армии броневички IVECO говорит об очень печальной вещи — знания о том, как производить аналогичные машины в стране в данный момент отсутствуют, или, по меньшей мере, не могут быть коммерциализованы. (К отсутствию возможностей коммерциализации цинично отнесем и отсутствие или недостаточный размер откатов, и тот, вовсе уж безгрешный факт, что к поставщикам на Апеннины ездить, пожалуй, приятнее, нежели в Курган...)

То есть любые знания и умения (мы обобщаем их как информацию) должны быть проданы в той или иной форме. А что нужно для того, чтобы она могла быть продана?

Правильно! Информация должна быть у того, кто продает её или товар, созданный с её использованием. Информация, ставшая общедоступной, теряет свою ценность как товар.

Были времена, когда информацию защищала сложность и дороговизна копирования. Переписанная в монастырском скриптории книга была сравнима по стоимости с рыцарским вооружением или с деревней со всеми обитателями. (В результате этого даже в христианских княжествах порой не бывало полного комплекта Нового Завета, а лишь одно-другое Евангелие...) Ну а теперь в электронную книжку вбивается карточка, — как выражается Евгений Антонович Козловский, — со всей Ленинской Библиотекой и половинкой Британского музея.

То есть, ставшая доступной информация может быть распространена фактически мгновенно и практически с нулевыми издержками. И вот тут-то создается парадокс: именно триумф информационных технологий создает проблемы для тех, кто хочет зарабатывать на информации.

Выведем за рамки данного текста проблемы копирайта, информации как товара, и ограничимся рассмотрением информации как капитала. Они, кстати, более актуальны. Ну скачает кто-то копию фильма — так это не отвадит массы от посещения кинозалов.

Да и электронные тексты часто исполняют роль рекламы для понравившихся книг, их покупают в нескольких экземплярах — в квартиру, на дачу, в подарки! (Правда, такой удел чаще выпадает классикам...) А вот информация о способе производства, утекшая от хозяина, мгновенно приведёт к летальным последствиям — производство переместится туда, где дешевле, то есть в Юго-Восточную Азию.

Доходы от реализации уйдут владельцам торговых сетей. Ну а главный кусок пирога будет съеден теми, кто сидит в глобальных финансовых центрах, так уж мир устроен... И те, кто вбухал деньги (хорошо если свои, а то ведь обычно казенные, то бишь наши...) в инновации, останется у разбитого корыта. Точнее, у этой посудины останется владелец денег, каковым может оказаться налогоплательщик.

То есть информацию об инновациях (буде такие окажутся удачными, что необязательно...) придётся защищать. И для этого есть два пути. Назовём их юридическим и физическим. Юридический — это когда с помощью системы национального или международного права устанавливается право на исключительное использование изобретения в промышленности, ограниченное как пониманием изобретения, так и сроком, странами патентования и прочими юридическими деталями.

История патентования очень хорошо иллюстрирует переход от индустриального к постиндустриальному обществу, от капитализма свободной конкуренции к империализму. Когда-то патент был достоянием изобретателя, а капиталисты выступали против него, ибо он мешал развитию промышленности (рецидив такого подхода можно было встретить в 1990-е, когда районный суд отказывал изобретателю в иске, ибо признание такового нанесло бы ущерб заводу и бюджету района...).

Сейчас патенты — важнейший актив корпораций. Изменения в подходе запечатлел роман Норберта Винера (да, да, отца кибернетики) «Искуситель», в начале 1970-х переведенный журналом «Изобретатель и рационализатор». Там описывалось, как концерн, нацеливавшийся на грядущий рынок ИТ, защищает открытия гениального самоучки (прототипом которого был Оливер Хевисайд) патентами на имя бездарного, но амбициозного, профессора, самое имя которого превращается в залог грядущих сверхприбылей.

И вот тут-то мы должны признать грустную вещь. Российские разработчики явно окажутся малоконкурентными на рынках патентования США и ЕС; советский эксперимент с его автаркическим хозяйством, дал наши конкурентам фору на десятилетия. Не будем забывать — патент не столько свидетельство инновации, а возможность не дать делать новации другим! И если в госпроектах, которые принято обзывать именем «Сколково» и есть какой то смысл, то он — в привнесении в среду отечественных разработчиков хайтека западных методологий ЗАРАБАТЫВАНИЯ на патентах.

Ну, а второй метод защиты информации — это тайна. Был в истории Германии XIX века занятный период, называемой эпохой грюндерства (Grunder, нем. — основатель).

Здешние словари соотносят эпоху грюндеров с крупномасштабными спекуляциями. Но спекулятивной была скорее финальная пора грюндерства, когда после Франко-Прусской войны на юную Германскую империю пролился поток нефтедолларов, тьфу, нет, конечно же не нефте- и не долларов — золотых франков, выплаченных не менее юной Третьей республикой в виде репараций.

А до этого был период бурного культурного и промышленного развития сонных до этого княжеств. В начале его Made in Deutschland было синонимом дешёвых подделок, а к концу — знаком качества. И вот в этот период большую роль играла информация о способах производства. Сначала её крали у англичан, а потом — защищали всеми методами. Говорят на заводах Круппа пойманных промышленных шпионов кидали в печи (вряд ли практично — добавка углерода и кальция попортит металл, скорее — клали под горячий шлак).

Но принцип охраны тайны от века был прост и зижделся на наказании и просто болтуна, и предателя. И ничего лучше человечество не придумало — все технические средства сугубо вторичны. Так вот, к сожалению есть основания считать, что с защитой тайны у нас будет не слишком хорошо. Причем виной — самые лучшие позывы, излишняя доброта.

Вот свежая сценка. Село, дорога, голое женское тело в грязи. Опытный — объезжает. Купивший дачу москвич останавливается, кладет знаки (чтоб не наехали), вызывает скорую. Скорая приезжает. И москвича сильно ругают аборигены. Дело в том, что голой дамочка была не в результате сексуального преступления, а от жары. Окровавлена — в результате падений. А падала — ну попейте столько на +39... А к двум бабушкам единственная скорая опоздала!

Так и недавний обмен десятка провалившихся чреват последствиями. Конечно, спасти агента 90-60-90 от участи быть ближайший четвертак игрушкой заморских «коблов» (там их погоняло — dyke) очень добрый поступок. Но для этого пришлось освободить трёх (или четырёх?) осужденных предателей.

То есть тем, кто решил сделать гешефт, торганув доступной информацией, послан сигнал — наказания не будет. И это осложнит и работу контрразведки, и частных служб охраны информации (вспомним Круппа). И при неблагоприятном ходе событий может вообще поставить под вопрос возможность инновационного развития...

К оглавлению