Зло не вне, а внутри нас, оно пребывает в нашей душе. Мы излечиваемся от него с тем большим трудом, что часто даже не подозреваем, что были больны им.
«Но вот мы и пришли к тому, с чего надо было начинать! – выкрикнул он очень живо и даже с долей восхищения, что опять неприятно меня поразило. – Совесть! Вот оно! Вы едва ли можете себе представить, какие я терплю муки, с тех пор как умер старик. Я живу под каким-то давлением. Не хочу произносить это страшное слово, которым мог бы обозначить то, что, возможно, я сделал, но оно постоянно во мне наготове, хочет вырваться, хочет быть высказанным… Видите, именно поэтому я и пришел к вам».
Все началось как-то необычно. Он летел из Москвы в Рим, чтобы встретить традиционное Рождество со своей семьей. В их семье было принято отмечать любые праздники, в том числе католическое и православное Рождество, мусульманский Рамазан и даже зороастрийские традиции Навруза, встречи Весны, о которых он рассказал своим детям. Но не всегда удавалось вырваться именно на праздники. Однако на этот раз все получилось. Он вылетел из Москвы еще двадцать третьего декабря, захватив с собой пачку непрочитанных газет, чтобы просмотреть их уже в Италии.
В бизнес-классе самолета почти не было пустых мест, все торопились отмечать праздники в Европе со своими семьями. Он взял «Коммерсантъ», начал просматривать первые страницы. Обычное приложение к этой газете он отложил в сторону, даже не подозревая, какую роль оно сыграет в его жизни в начале следующего года.
Самолет прибыл почти вовремя, если не считать небольшого опоздания. Еще через два часа он уже обнимал Джил. Она счастливо улыбалась, уже приученная к тому, что он в самый последний момент может отменить даже новогоднюю встречу. Дети были счастливы увидеть отца.
Он по-прежнему считал, что не имеет права подвергать их риску, вызывая в Баку или Москву, где он занимался своими расследованиями и проводил большую часть своего времени. Ему казалось, что так он надежней защищает свою семью от всех опасностей, которые могли их подстерегать во время его сложных расследований.
Во всем мире его знали под кличкой Дронго, которая уже давно сделалась нарицательным именем, вызывая смех и непонимание у непосвященных, гнев и ненависть у тех, кого он разоблачал, и одобрение с уважением у тех, кому он помогал.
На следующий день Джил обнаружила на столике цветное приложение к газете, которое она наскоро просмотрела. И обнаружила рекламу новогоднего праздничного ужина в венском отеле «Мариотт». Возможно, в итальянском журнале она бы не стала даже обращать внимание на подобные сообщения, но это приложение было на русском языке, а ей всегда было интересно читать все, что могло заинтересовать ее супруга. К тому же она все время совершенствовала свой русский язык. Еще через два часа она задумчиво сказала, что было бы прекрасно отправиться в Вену, чтобы встретить там Новый год. Через час она позвонила в туристическое агентство по указанному номеру, чтобы узнать про оставшиеся места. А к вечеру уже подтвердила резервацию четырех мест в венском отеле «Мариотт» и мест в ресторане для новогоднего ужина.
Он сразу согласился с ее выбором. В конце концов, его образ жизни и постоянное отсутствие выработали у него своеобразный комплекс вины за свою профессию и за дело, которым он занимался. Разумеется, он никогда не говорил об этом ни Джил, ни детям. И часто не признавался даже самому себе, оправдываясь сложившимися обстоятельствами и уже устоявшимися правилами, которые он, в общем, сам и придумал.
Двадцать девятого декабря они вчетвером вылетели в Вену из Рима. Полет проходил нормально, благо лететь было около двух часов. В Вену они прибыли примерно к пяти часам вечера. В эти декабрьские дни здесь рано темнело. У выхода должна была ждать заказанная ими машина. Когда они получили багаж и вышли в общий зал, к ним шагнул молодой человек.
– Простите, – сказал он по-русски, – я, кажется, не ошибся. Вы тот самый господин Дронго?
Дронго шагнул вперед. Эта вечная привычка защищать своих ближних. Вставать между ними и любой возможной опасностью. Подсознательный мужской поступок. Откуда этот неизвестный знает о нем и почему говорит по-русски?
– Кто вы такой? – спросил Дронго.
– Я уполномочен вас встретить, – пояснил незнакомец. – Меня зовут Евгений. Я из туристического агентства, ваш водитель.
– Мне казалось, что вы будете говорить по-немецки, – усмехнулся Дронго.
– Нам сообщили, кто именно едет, – пояснил водитель. – Вы ведь заказывали номера в отеле через наш московский филиал. Я отвезу вас в «Мариотт».
– Действительно, все так просто, – усмехнулся Дронго, – где ваша машина?
– Давайте ваш чемодан, – попросил Евгений, – у меня мини-бус «Мерседес». Пойдемте, я проведу вас.
Они прошли к стоявшей на стоянке машине. Когда автомобиль тронулся, Евгений спросил:
– Вы, наверно, не в первый раз в Вене?
– Нет, – ответил Дронго, – далеко не в первый.
Он не стал оглядываться на Джил и детей. Разве сейчас можно вспомнить, что произошло с ним и Натали почти четверть века назад? Как давно это было. В прошлой жизни, когда все было совсем иначе. Неужели прошло столько лет? Он незаметно вздохнул. Но больше ничего не добавил. Ехать было недалеко, «Мариотт» находился в центре австрийской столицы, а до аэропорта отсюда можно было добраться за полчаса. Когда они подъехали к отелю, Евгений помог выгрузить багаж и вдруг тихо обратился к Дронго:
– Извините, что я вас спрашиваю. Но вы действительно тот самый Дронго?
– Меня обычно так называют, – кивнул он.
– Говорят, что вы самый известный сыщик в мире, – добавил Евгений.
– Это всего лишь слухи. А как все-таки вы узнали, что это именно я? Ведь мы заказывали номера в отеле по моим паспортным данным.
– Ваше имя и фамилия хорошо известны в Москве, – пояснил Евгений. – Можно я попрошу у вас автограф?
– Я не звезда шоу-бизнеса, – усмехнулся Дронго, – но раз вы хотите – пожалуйста. А как вы меня узнали в аэропорту?
– Вас трудно с кем-то перепутать, – улыбнулся Евгений, – это почти невозможно. С вашим ростом и внешностью.
– Значит, я плохой сыщик, – рассмеялся Дронго, – Шерлок Холмс мог переодеваться и маскироваться так, что его не узнавал даже доктор Ватсон, а меня вы узнали сразу.
– Какой у вас рост? – спросил Евгений.
– Почти баскетбольный. Метр восемьдесят семь.
– И вы считаете, что вас можно с кем-то спутать?
– К сожалению, вы правы, – он расписался на листке бумаги и протянул его Евгению.
Они вошли в просторный холл отеля. Отель «Мариотт» считался одним из лучших в австрийской столице. Он был известен своей великолепной крытой галереей, через стеклянную крышу которой проникал дневной свет. Все большое пространство первого и второго этажей, на которые вела роскошная винтовая лестница, было заполнено магазинами, кафе, барами, холлами для отдыха. Отель находился в идеальном месте – напротив парка, в котором стоял памятник играющему на скрипке Штраусу, ставшему символом Вены.
Дронго подошел к стойке, чтобы зарегистрироваться. Перед ним стояла респектабельная пара. Им обоим было под сорок. Или немного больше. Мужчина был довольно высокого роста, худощавый, с маленькими глазами, крупным носом, похожим на клюв, и редкими темными уже начинающими седеть волосами. Его спутница выглядела вполне эффектно в норковом манто и сумочкой от «Chanel». У нее были красные волосы, очевидно выкрашенные именно в этот цвет, и светлые глаза. Волосы были аккуратно уложены в довольно пышную прическу.
– Мне нужен номер с видом на улицу, – громко потребовал незнакомец. Он говорил по-немецки с очень характерным акцентом. Так обычно говорят восточные славяне.
– Мы предоставим вам номер с видом на парк, – сожалеюще ответил портье, – не беспокойтесь, герр Яцунский, если бы вы заказали номер раньше, то мы оставили бы для вас ваш обычный сьют. Но сейчас Новый год, и все номера уже давно зарезервированы.
– Безобразие, – сказал уже по-русски Яцунский, оборачиваясь, очевидно, к своей супруге, – что ты думаешь, Инна?
– Ничего, – пожала она плечами, – все как обычно. Тебе нужно было позаботиться об этом заранее. Или предупредить Злату. Ты напрасно платишь ей такие деньги. Она в качестве твоего помощника явно не справляется. После того как ты уволил Клавдию Николаевну и взял эту молодую вертихвостку, у тебя все идет не так. Клавдия Николаевна всегда предупреждала тебя заранее, и ты никогда ничего не забывал. А эта особа…
– Хватит, – гневно перебил ее муж, – нас могут услышать. Ты иногда забываешься, Инна.
– Я уже не имею права критиковать эту особу? – нервно спросила супруга. – Или ты считаешь, что я должна молчать? Может, ты платишь ей не только за работу, а еще и за другие услуги?
– Замолчи, – сказал, с трудом сдерживаясь, муж, – сейчас нам оформят номер, и мы наконец поднимемся. Хватит устраивать безобразные сцены по поводу и без повода.
– Нам надо было еще взять ее с собой, – отрезала Инна, – как это делает твой напарник, который возит за собой всю свою свиту.
– Это не наше дело, – отрезал Яцунский, невольно оглядываясь на Дронго, – не забывай, что мы прилетели сюда встречать Новый год, а не обсуждать его поведение.
– Его ты боишься больше, чем меня, – все же успела прошипеть супруга.
Муж покачал головой, ничего не сказав. Он получил две карточки-ключа и пошел к лифту, попросив доставить багаж в его номер.
Дронго проводил эту сварливую семейную пару насмешливым взглядом. Ему всегда было непонятно, как можно жить вдвоем, устраивая такие откровенные сцены друг другу. Или вообще жить с человеком, с которым можешь столь кардинально расходиться во взглядах. Он часто задавал себе подобные вопросы, особенно в последние годы. Может, на их отношениях с Джил сказывались его постоянные отлучки и на скандалы им просто не хватало времени? Но для того, чтобы поссориться и высказаться, достаточно иногда и одного дня. Дело было не во времени. Дело было в принципах построения семейной жизни.
Он подошел к стойке. И обратился к портье на английском.
– Мы заказывали два смежных номера с общей дверью, – сообщил Дронго.
– Да, – кивнул портье, – все правильно. Но дело в том, что мы не можем их вам сейчас предоставить.
– Почему? У нас был принят предварительный заказ.
– Мы держали для вас два номера, – извиняющимся тоном пояснил портье, – но дело в том, что один из номеров должен был освободиться именно сегодня, а проживающий там гость решил остаться и встречать в «Мариотте» Новый год. Мы не можем его выселить и поэтому предоставим вам два номера рядом. Буквально рядом, через один номер.
– Вы меня не поняли, – нахмурился Дронго, – мы приехали всей семьей отмечать Новый год и хотели бы иметь два смежных номера.
– Но наш гость передумал выселяться и за сутки до своего окончательного расчета попросил продлить его пребывание еще на несколько дней, нам очень жаль. Мы никак не ожидали, что подобное может произойти. Но ваши номера будут рядом. Через одну дверь.
Дронго оглянулся на свою семью. Дети уже довольно большие. Они могут обойтись и без постоянного присутствия родителей.
– Хорошо, – сдержанно согласился он, – а кто будет жить в этом номере, который для нас так и не смогли освободить?
– Мистер Дьюла Фаркаш, – любезно сказал портье, – извините нас еще раз. Мы никак не ожидали, что он поменяет свое решение и захочет остаться у нас.
– Он ваш постоянный клиент?
– По-моему, нет. Просто он все заранее оформил, и мы не можем его выселить. Это не в наших традициях.
– Ясно. Какие у нас номера?
– Четыреста шестьдесят второй и четыреста шестьдесят шестой, с видом на улицу и парк. У вас очень хорошие номера класса «делюкс».
– Не пытайтесь меня успокоить, – пробормотал Дронго, получая карточки-ключи, – вы все равно сорвали нам полноценный отдых.
Кабины трех лифтов были оборудованы специальным устройством, не позволяющим посторонним людям подниматься на верхние этажи. Чтобы кабина лифта начала свое движение наверх, нужно было вставить карточку-ключ в специальное устройство и только после этого надо было нажимать нужную кнопку. На четвертом этаже вся семья вышла, направляясь по длинному коридору к своим номерам. Узнав, что они будут жить отдельно, дети были просто счастливы.
Чемоданы были распределены по двум номерам. Дронго вышел из своего четыреста шестьдесят второго номера, направляясь к детям. Между их номерами был номер четыреста шестьдесят четвертый. Он услышал громкие крики мужчин.
– Я позвал тебя специально, чтобы ты попытался убедить его, – гневно кричал по-русски мужчина с очень характерным грузинским акцентом.
– Не нужно меня в этом упрекать, – возражал другой, очевидно мадьяр, – я приехал сюда и из-за тебя тоже. Мой план поможет нам всем.
– А если он не согласится? Такой вариант ты исключаешь?
– Он должен согласиться. Я уже говорил с Яцунским, он согласен со мной.
– Иосиф Александрович только вице-президент компании, который всегда готов подставить ножку своему боссу. А президент у нас Анвар Галимов, и он может не согласиться с твоим предложением. Что ты тогда будешь делать? Расскажешь ему о том, что тебя поддерживает Яцунский, и этим окончательно испортишь их отношения?
– Не твое дело. Не кричи на меня, Давид. Я сам пытаюсь разобраться. Что-нибудь придумаем.
– Я тебе подскажу, что тебе нужно придумать. Найди пистолет и застрелись. Чтобы минимизировать наши потери. Или убей Галимова, может, тогда Яцунский примет твой план.
– Можно подумать, что тебе будет хорошо, если я застрелюсь.
– Нет. Но я хотя бы получу моральное удовлетворение.
«Кажется, эта компания приехала сюда не встречать Новый год, а окончательно разругаться», – подумал Дронго, подходя к соседней двери. Он оставил себе карточки-ключи от обоих номеров, чтобы не стучать в двери. Уже входя в номер, он обернулся. По коридору шла молодая женщина лет тридцати – тридцати пяти. Блондинка, чуть выше среднего роста, одетая в спортивный костюм и белые кроссовки. Ее волосы были собраны на затылке. Возможно, она поднималась из фитнес-центра. На плече у нее было полотенце. Дронго намеренно задержался, вглядываясь в незнакомку. У нее были светлые глаза, тонкие губы, немного вытянутое лицо с прямым ровным носом. Улыбнувшись Дронго, она постучала в соседний номер, где так неистово спорили двое мужчин. Дронго вошел в свой номер и закрыл за собой дверь. Блондинка снова постучала. Ей наконец открыли дверь. Дронго прошел в глубь комнаты и прижал ухо к стене, стараясь услышать, что именно происходит в соседней комнате.
– Опять спорите? – услышал он голос блондинки. Она говорила с очень характерным немецким акцентом. – Вы так кричите, что вас услышат все соседи на этаже.
– Пусть слышат, – согласился Давид, – ему вообще не нужно было сюда приезжать. Я пытаюсь ему об этом сказать. Вероника, будет гораздо лучше, если вы все это ему объясните.
– Не нужно ничего объяснять, – сказала Вероника, – я думаю, что смогу убедить нашего большого босса, чтобы он помог нашему мадьярскому другу. Конечно, это будет нелегко, но я полагаю, что мистер Фаркаш согласится выплатить мне соответствующее вознаграждение за мои посреднические услуги.
– Какое угодно, – быстро воскликнул Фаркаш, – но он может не согласиться. Я просто не знаю, что мне тогда делать.
– Не так громко, – прервала она своего собеседника, – нас могут услышать. Давайте спустимся вниз, выпьем кофе и обсудим наши дела. Иначе нас могут просто подслушать. Я видела нашего соседа. Такой высокий элегантный мужчина. А вдруг он понимает по-русски? Лучше не рисковать. Пойдемте вниз.
Дронго услышал сдавленный смех за своей спиной. Он совсем забыл о том, что в комнате дети.
– Кажется, наш отец решил вспомнить, что он сыщик, даже в этом отеле, – сказала, улыбаясь, дочь.
– Нет, это у него вошло в привычку, – добавил сын.
Дронго обернулся к детям, шутливо погрозил им пальцем.
– Не смейте меня критиковать. Я всего лишь хочу знать, кто ваши соседи.
– Они так кричали… наверное, какие-то ненормальные, – заметила дочь, – и кричали, по-моему, на русском языке. Хотя я и не прислушивалась.
Дронго промолчал. Он не будет говорить, что он не только прислушивался, но и подслушивал.
Вена – один из тех немногих европейских городов, в которых, кроме бурного прошлого, роскошных исторических памятников, запоминающихся архитектурных ансамблей и культурного наследия, есть нечто умиротворяющее, настраивающее на созерцательный лад. Если безумная жизнь Лондона, Парижа, Москвы и Берлина может понравиться энергичным, ищущим себя людям, то такие города, как Вена, Дюссельдорф, Кордова, Флоренция, Ницца, кажется, специально созданы для того, чтобы гостям было приятно в них расслабляться и отдыхать. А ведь какое прошлое было у Кордовы или Флоренции, когда-то бывших центрами всего цивилизованного мира! А Вена на протяжении веков была столицей одной из самых больших империй европейского континента, где часто определялась европейская и мировая политика.
Первые упоминания об этих местах датированы еще пятым веком до нашей эры, когда здесь поселились кельты. Через пятьсот лет, примерно в пятнадцатом году до нашей эры, римляне разместили здесь свой военный лагерь, названный Виндобона.
Через двести лет на месте военного лагеря появился город, который был назван, как и лагерь, Виндобоной. Однако еще через двести двадцать лет германские племена и гунны разрушают город, когда отступающие римские легионы вынуждены оставить эту территорию.
Мрак Средневековья накрывает эти земли, и на месте города остается только небольшое поселение. Еще через четыреста пятьдесят лет, в восемьсот восемьдесят первом году, у поселения, называемого Венианом, сталкиваются первые отряды немецких баваров и пришедшие с востока мадьярские племена. Противостоянием немцев и венгров будет определяться развитие Вены на все последующие столетия. В девятьсот семьдесят шестом году, за двадцать четыре года до начала нового тысячелетия, которое с таким страхом и надеждой будет отмечать весь христианский мир, в этих местах воцаряется династия Бабенбергов. Но Вена пока всего лишь небольшой, ничем не примечательный городок, находящийся на границе «цивилизованного» немецкого маркграфства. Через двести лет Генрих Первый из династии Бабенбергов делает Вену своей резиденцией. Но город получит свое бурное развитие и деньги на это развитие только в конце двенадцатого века, когда Леопольд Пятый обманным путем захватит короля Ричарда Львиное Сердце, возвращавшегося из Крестового похода. Деньги, полученные за выкуп английского короля, которого коварным, неблаговидным образом захватили в плен, нарушая все рыцарские законы, идут на развитие Вены, и вокруг города возводятся мощные крепостные сооружения, превращающие его в неприступную крепость, к тому же расположенную в очень удобном месте.
Поразительно, что сами венцы не любят вспоминать об этом не очень приятном факте собственной истории. Город был построен на неправедные деньги, полученные за выкуп христианского короля, к тому же героя, освобождавшего Гроб Господень в Святой земле и захваченного обманным путем.
Примерно через сто лет в этих местах начинается правление новой династии Габсбургов, которая станет не только одной из самых известных династий в мире, но и будет править в Вене на протяжении почти семи веков.
Уже в середине следующего века герцог Рудольф Четвертый Габсбург подделывает государственные документы и объявляет себя эрцгерцогом, а чтобы поднять престиж города, основывает Венский университет. А еще через пятьдесят лет Габсбурги впервые показывают свой характер, жестоко подавив выступление венских граждан и казнив бургомистра Конрада Форлауфа, попытавшегося напомнить им о городском самоуправлении.
Город переживет осаду турецких войск в тысяча пятьсот двадцать девятом году и шведских войск во время Тридцатилетней войны в тысяча шестьсот сорок пятом году. И хотя дважды ему удастся отстоять свои стены в неприкосновенности, еще через четверть века в город придет страшная чума, жертвами которой станут больше семидесяти пяти тысяч горожан. И тогда Османская империя решит, что именно теперь можно нанести решающий удар. Двухсоттридцатитысячное войско осадит Вену, в которой осталось только семнадцать тысяч защитников. Но произойдет чудо, которое так и не произошло веком ранее в Константинополе. На помощь Вене придет войско под руководством польского короля Яна Собеского, в котором, кроме немецких и польских рыцарей, будут украинские казаки, впервые появившиеся на берегах Дуная.
Именно после разгрома турок начинается возрождение Вены и ее превращение в великолепную имперскую столицу, так поражающую весь мир. Возводятся новые дворцы, Евгений Савойский громит турецкие армии, отодвигая их на восток, почти вся Венгрия присоединена к Австрии. И наконец на троне воцаряется Мария-Терезия, при которой проводятся многочисленные реформы, а Вена становится непререкаемым центром не только политической, но и культурной жизни Европы.
Ни одной книги не хватит, чтобы перечислить имена великих композиторов и музыкантов, творивших здесь. Их имена сделали бы честь любой стране. Кажется, что весь город пронизан музыкой, звучащей на всех площадях, во всех театрах. Наполеон дважды будет входить в город со своими войсками, но это закончится тем, что он возьмет в жены дочь австрийского императора, которая родит ему сына. А город, кажется, готов развиваться и дальше. Сносятся крепостные стены, проводится водопровод из горных источников. Вода такая чистая, что ее можно будет пить и в двадцать первом веке. Если бы Вена дала миру только семью Штраусов, то и тогда она могла занять свое особое место в мировой культуре. Но Вена дает миру столько известных музыкантов, что ее безоговорочно признают музыкальной Меккой мировой цивилизации.
Потом будет долгое и трагическое правление Франца-Иосифа, потерявшего за шестьдесят восемь лет почти всех своих родственников, среди которых его любимая жена, убитая террористами, его брат, расстрелянный в Мексике, его сын, покончивший самоубийством, и, наконец, его внучатый племянник, убитый вместе с беременной женой в Сараево. Последний великий император умрет в шестнадцатом году, уже в разгар Первой мировой войны. А еще через два года его многонациональная империя, насчитывающая пятьдесят миллионов человек, распадется, и небольшая Австрия останется на политической сцене как воспоминание о былом величии. А Вена станет не только городом увядшей славы, но и сумеет чудесным образом трансформироваться в одну из европейских столиц, в которой будет так комфортно и удобно проводить международные конференции и симпозиумы, где разместится ОПЕК и куда начнут приезжать миллионы туристов, чтобы еще раз услышать изумительную музыку, пройтись по площадям и паркам австрийской столицы, посидеть в многочисленных кафе и ресторанах, увидеть великолепие Бельведера и Шенбруна.
Тридцатого декабря в Вене стояла изумительная погода. Четыре градуса тепла, безветренно, безоблачное небо и прогревающее город солнце. В этот день все гости австрийской столицы наслаждались погодой, тогда как почти во всех странах Западной Европы стояли небывалые холода и бушевали метели.
Утром за завтраком Дронго увидел вчерашнюю семейную пару, которая, вяло переругиваясь, направлялась к столикам.
Иосиф Яцунский заказал себе кофе без молока. Было заметно, в каком плохом настроении он вышел к завтраку. Супруга, положив себе немного рыбы и взяв фруктов, подошла к столику, снова что-то выговаривая мужу. Она, очевидно, следила за своим весом. На завтрак она вышла в обтягивающем сером платье и высоких сапогах. Яцунский поднял глаза, презрительно скривил губы, но не стал ничего отвечать ей.
«Поразительно, – подумал Дронго, – так не чувствовать своего мужа. Он явно не в настроении, а она еще и пытается окончательно вывести его из себя».
– Извини, – услышал он голос Джил, которая обращалась к нему, – ты о чем-то задумался. Официант спрашивает, какой чай тебе принести – зеленый или черный.
– Черный, – попросил Дронго. – А ты взяла себе, как обычно, кофе?
– Если хочешь, я тоже возьму чай, – улыбнулась она, – но я больше привыкла к кофе с молоком.
– Не нужно подстраиваться под мои вкусы, – пробормотал он.
– Принесите нам три черных чая и один кофейник, – попросила Джил, обращаясь к официанту. – Хочу, чтобы дети подстраивались под твой вкус, – с улыбкой сказала она. – Мне кажется, что я отвлекла тебя от каких-то размышлений. Извини, если помешала.
– Нет, я смотрел в угол, где расположилась вот эта пара. Посмотри налево, только осторожно, не поворачивай резко голову.
Джил чуть повернулась.
– Что ты о них думаешь? – поинтересовался Дронго.
– Он явно в плохом настроении, а у нее надуты губы. И лицо она немного подтягивала, это сразу заметно. И потом утром, на завтрак не обязательно так вычурно одеваться.
– Молодец, – улыбнулся Дронго, – ты просто настоящий сыщик.
– Кто они такие?
– Понятия не имею. Просто вчера они стояли за стойкой впереди нас, и я обратил на них внимание только потому, что они все время ссорились. Да и сегодня, кажется, с утра успели поругаться. Не понимаю, как так можно жить.
– И я не понимаю, – согласилась Джил. – Говорят, что женщина должна уступать, чтобы сохранить семью. Но, по-моему, это чушь. Как можно жить с человеком и все время конфликтовать с ним. Гораздо лучше разойтись сразу.
– Люди живут вместе в силу разных причин, – задумчиво возразил Дронго, – психологически я тоже не представляю, как можно существовать рядом с человеком, с которым постоянно ссоришься. Но есть целый комплекс побудительных мотивов. Нежелание женщины разрушать семью, устоявшиеся привычки к семейной жизни, даже к такой, желание обеспечить детей, не оставлять их без отца или, соответственно, матери, финансовая поддержка супруга, другие очень весомые факторы в пользу сохранения семьи.
– И все время ругаться, – усмехнулась Джил. – По-моему, это неправильно. Лучше сразу поставить точку, чем сидеть друг напротив друга вот с такими недовольными лицами.
– Иногда супруги надоедают друг другу, – возразил Дронго, – и им нужно просто отдохнуть от своего партнера.
– Ты считаешь, что твои постоянные отлучки положительно стимулируют наши отношения? – поняла Джил.
– Во всяком случае, у нас остается меньше времени на выяснение всяких бытовых вопросов, – пошутил Дронго.
– Неправда, – она снова посмотрела в сторону супругов Яцунских, сидящих недалеко от них. – Послушайте, что я вам скажу, господин эксперт, – неожиданно произнесла Джил, – даже если вы всю оставшуюся жизнь проведете рядом со мной и никогда больше меня не покинете, и тогда мы не будем сидеть за завтраком вот с такими недовольными лицами. А если будем, то это будем не мы.
– А я тебя никогда и не покидаю, – почти искренне ответил он.
– Я знаю, – улыбнулась она. На ее глазах появилась предательская слеза. Она отмахнулась от нее, как отмахиваются от назойливой мошки. Часто заморгала, положила руку на его руку.
– Я до сих пор не представляю никого, кто мог бы быть отцом моих детей, – призналась она, – ни одного мужчины, который мог бы оказаться в этой роли.
Дети, сидевшие рядом, завтракали, не замечая ее жеста. Он сжал ей пальцы.
«Мы, все мужчины, настоящие свиньи, – с огорчением подумал Дронго, – ведь женщины любят гораздо сильнее. Более цельно, отдаваясь целиком этому чувству. А мы можем позволять себе любые выкрутасы и потом уверять себя, что любим своих жен. Хотя почему – уверять? Мы их действительно любим. Но, очевидно, в силу вступают просто законы природы, толкающие любого самца к новой самке. Не притворяйся и не пытайся оправдываться. Я и не пытаюсь. Но абсолютно твердо знаю, что никогда даже не задумывался о том, что Джил мне может заменить другая женщина. Я не всегда был идеально верным партнером, в этом мой грех, но для меня она оставалась единственной в том смысле, что я не видел никого больше рядом с собой».
– Ты опять о чем-то задумался? – спросила она.
– Думаю, что ты права, – кивнул он, – и нашему союзу ничего не угрожает. В ближайшие годы.
– Это потому, что ты снова будешь уезжать? – лукаво спросила она, убирая руку.
– Это потому, что мы будем всегда хорошо относиться друг к другу, – поправил ее Дронго.
В зал вошел высокий мужчина. Он был одет в красно-синий пуловер, серые брюки, коричневые ботинки. Красивые густые каштановые волосы, чуть тронутые сединой, почти римский профиль, ровный нос, идеальные пропорции лица, серые глаза. Он, очевидно знал, что нравится женщинам. Улыбнувшись метрдотелю, которая любезно его приветствовала, он назвал свой номер, проходя к столикам с едой. Метрдотель проводила его восхищенным взглядом, подзывая официантку, чтобы она указала гостю свободный столик. Но гость отказался, пояснив, что его ждут. По-немецки он говорил вполне свободно. Он положил на тарелку немного еды и оглянулся в поисках свободного столика, затем неожиданно подошел к столику, где сидели супруги Яцунские. Увидев подошедшего, Иосиф Александрович сразу поднялся, а у его супруги изменилось выражение лица, став гораздо более любезным.
– Доброе утро, – улыбнулся подошедший, обращаясь к супругам по-русски, – как вы спали?
– Все прекрасно, – бодро ответил Яцунский, – а где ваша супруга?
– Спит, – пояснил незнакомец, – вы же знаете, Иосиф Александрович, что она обычно не спускается к завтраку. Заказывает себе в номер. А я по привычке завтракаю сразу после пробежки.
Он попросил официантку принести ему зеленого чая и широко улыбнулся ей, показывая свои красивые зубы. Она приветливо кивнула в знак согласия.
– Вот тебе образец великолепного мужчины, – слегка кивнул Дронго в сторону неизвестного, – судя по его одежде и особенно обуви, он богатый, красивый, молодой, уверенный в себе.
– Слишком уверенный, – возразила Джил. – Зубы у него искусственные, не настоящие. И улыбается очень фальшиво. На женщин смотрит оценивающе, словно рассчитывает их цену. Он слишком красив для мужчины. Мне такие слащавые никогда не нравились.
– Тебе не угодишь, – рассмеялся Дронго.
– Анвар Кадырович, – услышал он, как обратилась к незнакомцу супруга Яцунского, – вы завтра поедете на экскурсию?
– Нет, – ответил он, – я был в Вене много раз. Мне не нужна экскурсия.
– А ваша команда? Они все сюда приехали?
– Давид приехал. Амалия тоже прилетела. И Руслан. В общем все, кто должен был прилететь и кого мы планировали сюда вызвать. А ваша Злата не смогла прилететь?
– Не смогла, – ответил Яцунский, почему-то отводя глаза.
– Она очень хотела, – ядовито прошипела Инна, – но не смогла.
– Очень жаль, – заметил Анвар Кадырович, незаметно подмигивая своему заместителю.
– И моему мужу тоже жаль, – снова не сдержалась Инна.
Иосиф Александрович нахмурился. Анвар Кадырович улыбнулся.
– Не нужно ревновать, Инна, – посоветовал он, – честное слово, они того не стоят. Нужно радоваться, если у вашего мужа хороший вкус и он нашел себе такую умную, деловую, красивую и исполнительную помощницу. Клавдия Николаевна была очень толковым помощником, но ее нельзя было оставлять у нас в компании. Это уже негативно влияло на имидж. Нельзя держать у себя пятидесятилетних помощниц, как в собесе или в районной управе. Нужны молодые, энергичные, симпатичные молодые женщины. Злата владеет двумя иностранными языками, очень эффектно смотрится, знает современный менеджмент, умеет работать на компьютерах. Сейчас другое время, дорогая Инна. А если муж немного увлечется своей помощницей, то и это неплохо. В конце концов, мы платим им такие деньги, что они могут оказывать нам некоторые услуги. Это, конечно, шутка, но поверьте, что именно я рекомендовал Злату вашему супругу и он здесь ни при чем.
Он говорил довольно громко, и Дронго слышал его монолог. Джил тоже услышала и все поняла.
– Он еще и циник, – сказала она, уже не глядя в их сторону, – почему-то все красивые мужчины либо дураки, либо циники. Либо то и другое.
– Можно подумать, все красивые женщины могут претендовать на Нобелевскую премию по физике или химии, – пошутил Дронго, – очевидно, Бог решает, что давать человеку. Либо внешность и мозги Эйнштейна, либо внешность топ-модели и, соответственно, ее мозги. Я бы выбрал Эйнштейна.
– А для меня? Ты бы хотел, чтобы я тоже была похожа на Эйнштейна? – спросила Джил.
– Не хотел бы. Меня вполне устраивает твой внешний вид.
– Красивые женщины не всегда самые умные, – повторила Джил. – Кем мне себя считать?
– Умной красавицей, – ответил он. – И вообще учти, что любая женщина оценивается прежде всего по мужчине, который находится рядом с ней. Если он дурак, значит, и она не самая умная женщина. Если умный, то, соответственно, и она не самая глупая. Хотя бывают исключения.
– Это комплимент мне или самому себе? – спросила она.
– Себе, безусловно, – ответил он. – Давайте заканчивать завтрак. По-моему, нам уже пора.
Он взглянул на часы. Посмотрел еще раз на столик, за которым расположились супруги Яцунские и Анвар Кадырович. Очевидно, они работали в одной компании, и подошедший позднее Анвар Кадырович был президентом компании. Дронго даже не мог предположить, насколько тесно переплетутся их судьбы на следующий день, во время новогодней ночи в столице Австрии.
В этот день они всей семьей гуляли по городу, ели знаменитые пирожные «Захер» в кафе на улице Грабен и обедали в одном из тех традиционных венских ресторанов, которыми так славился город. Вечером Дронго вышел немного подышать свежим воздухом, решив пройти в парк, расположенный на другой стороне улицы, благо погода была по-прежнему теплой и без осадков. Он перешел дорогу. Зимой можно было увидеть парк, находящийся на другой стороне. Уже весной это сделать было невозможно, так как голые деревья покрывались листвой и все пространство дороги закрывали высаженные в несколько рядов деревья. Он вошел в парк. У памятника играющему Штраусу всегда было много туристов, особенно японцев. Они почему-то полюбили этот памятник и все время пытались до него дотронуться. Закончилось это тем, что памятник в некоторых местах был просто протерт до основания, и тогда японское посольство взяло на себя ремонт памятника, покрасив его специальной желтой краской на радость всем туристам.
Дронго прошел к памятнику, затем свернул налево. Здесь было небольшое озеро, где отдыхали утки, лебеди и даже вороны. Он присел на небольшую скамейку, скрытую двумя зелеными елками, и почти сразу услышал торопливую речь человека. Голос показался ему знакомым. Характерный акцент, подумал он, характерный грузинский акцент.
– Я вас не понимаю, – говорил Давид, – почему вы оба молчите. Нужно либо уволиться, либо как-то решать свои вопросы.
– Нашему шефу это может не понравиться, – заметил его собеседник.
– Ну, тогда скажите хотя бы Иосифу Александровичу. Чтобы вместе придумать, как вам поступать дальше.
– Мы уже говорили ему о наших отношениях, но он советовал пока их не афишировать, – сообщил мужчина.
– И вообще мы не хотели никого беспокоить, – добавила женщина.
Они говорили по-русски. Оба собеседника Давида говорили свободно и без акцента. Очевидно, это был их родной язык. У мужчины голос был немного приглушенным. Несколько гортанным, не таким, как у Давида. Возможно, этот человек не был русским по национальности. Женщина, судя по голосу, была сравнительно молодой.
– У всех дурацкие причины для секретов, – в сердцах произнес Давид, – но это все равно ваше дело.
– Ты знаешь, какой у нас стол? – спросил мужчина.
– Восьмой, – вспомнил Давид, – нужно будет еще получить билеты на всю нашу ораву. Супруги Галимовы, супруги Яцунские, мы с тобой, наша Амалия, эта змея – фрау Вероника Вурцель, Дьюла Фаркаш и, конечно, наша «Главная дочь» со своим супругом Маратом Набатовым.
– Он ведь, кажется, посол в Германии? – уточнил его собеседник.
– И уже второй год. Что ты хочешь? Все правильно, так и должно быть. Когда твоя жена – дочь самого президента, то ты, конечно, можешь рассчитывать стать послом в Германии. По-моему, все нормально, – рассмеялся Давид, – тем более что это ее третий муж и моложе ее на шесть лет.
– Бедная Рахиля, – вздохнула девушка, – мне ее даже жалко.
– Не нужно ее жалеть, – цинично заметил Давид, – это она может нас всех пожалеть. С самого рождения она была дочерью секретаря обкома, а сейчас вот уже сколько лет дочь президента. Сначала вышла замуж за своего однокурсника, потом быстро развелась. Говорят, что он был наркоманом, а у нее даже был выкидыш. Потом вышла замуж за какого-то бизнесмена. Этот погорел на своих связях с Международным валютным фондом. Оказался замешан в такой крупной афере, что даже его тесть, президент, ничем не мог ему помочь. В дело вмешались международные структуры, даже Интерпол. Пришлось срочно разводить дочь с этим «проходимцем», хотя у них к этому времени был уже пятилетний сын. Между прочим, уголовное дело на него возбудили и в самой стране, так сказать априори, чтобы все видели «торжество справедливости». Ну и, конечно, чтобы не давать повода международным структурам упрекнуть саму страну в покровительстве обычному жулику. Пусть даже и близкому родственнику президента. Наш герой к этому времени благополучно скрылся и сейчас живет где-то в Латинской Америке. Не удивлюсь, если узнаю, что он в Европе. На самом деле все, кому нужно, прекрасно знают, где именно он находится, но делают вид, что не могут его найти, ведь уголовное дело по факту хищения многомиллионного транша МВФ еще не закрыто. Ну а третий муж был обычным служащим в каком-то министерстве. Говорят, что они познакомились случайно: его прикомандировали к «Главной дочери», когда готовили новый проект. Она к этому времени была уже заместителем министра культуры своей страны. Ну, он сделал все, чтобы ей понравиться.
Понравился. И стал сначала ее другом, как это называется, близким другом. Потом взяла в Министерство культуры начальником управления. Через некоторое время его перевели в Министерство иностранных дел, и она вышла за него замуж. Вот тогда он и получил свое назначение. Проработав в МИДе не больше трех месяцев, он сразу стал послом в Германии. Вот такие метаморфозы. А ты думаешь, Руслан, что все так просто? Нужно вовремя и удачно жениться. Сразу становишься дипломатом, послом и обеспеченным до конца жизни человеком.
– Не всегда все проходит так идеально, – возразил Руслан, – вспомни Чурбанова.
– Верно, – сразу согласился Давид. – Он тоже женился на дочери всемогущего генерального секретаря. Стал даже генералом, заместителем министра внутренних дел. А потом, сразу после смерти тестя, попал в тюрьму. И всем было понятно, что его просто подставляют, решив использовать вот таким образом. Чтобы зять генсека брал взятки? Зачем они ему? В его распоряжении был весь Советский Союз. Или вся милиция Советского Союза, что тоже неплохо. Только пальцем щелкни – и тебе принесут все, что ты захочешь. Но его нужно было посадить, чтобы устроить такое показательное «аутодафе». Вот его и посадили.
– Твой посол тоже может плохо кончить, – заметил Руслан.
– Очень даже может. Нельзя подходить к столь именитым особам так близко. Огонь, конечно, согревает, но иногда и обжигает. А если подойдешь совсем близко, то он тебя просто спалит.
– Ты у нас философ, – добродушно заметил Руслан.
– Я просто умный человек, – возразил Давид. – Давайте пойдем обратно в отель, а то становится холодно. По вечерам здесь холоднее обычного.
– Пойдемте, – согласилась молодая женщина, – действительно становится холодно. А вы думаете, что все придут?
– Обязательно, – убежденно ответил Давид, – даже Вероника. Она уже сняла номер в нашем отеле. Эта жадная стерва своего не упустит. Глядя на нее, понимаешь, как правильно написал Маркс: «Обеспечьте капиталу пятьсот процентов прибыли, и он ни перед чем не остановится».
– Вы сделали из нее прямо монстра, – рассмеялась женщина.
– Она такая и есть, – упрямо сказал Давид, – ради денег ни перед чем не остановится. Я не очень хочу встречать с ней Новый год, но ее уже пригласил сам Галимов.
– Одиннадцать человек, – подсчитал Руслан, – а кто будет двенадцатым за нашим столом?
– Понятия не имею. У меня список на одиннадцать человек. Но, возможно, Анвар Кадырович кого-нибудь пригласит. У него всегда есть «запасной вариант» на такой случай.
– А где мы будем сидеть? Где будет наш столик?
– Тоже не знаю. Нужно подойти в комнату, где выдают билеты и бронируют столики. Это на первом этаже, между магазином и кафе, легко найти. Наверное, будем сидеть где-нибудь на втором этаже. Но я не знаю, где находится восьмой столик.
– Быстрее бы все закончилось, – вздохнула молодая женщина, – так все надоело.
– Не нужно так говорить, Амалия, – сказал Давид, – мы приехали в прекрасный город на новогодний бал. Все хорошо. Нужно наслаждаться жизнью, оставив проблемы в прошлом году.
– А наша «Главная дочь» тоже живет в «Мариотте»? – уточнил Руслан.
– Конечно, нет. Она живет в «Империале», где селятся обычно все «коронованные особы». Пойдемте, пойдемте, а то действительно становится холодновато. Нужно будет выпить что-нибудь согревающее.
Они поднялись и пошли в сторону отеля. Дронго осторожно встал, чтобы увидеть эту троицу. Давид был среднего роста, полноватый, рыхлый, в светло-коричневой дубленке. Волосы на круглой голове завивались кольцами. Руслан был высокого роста, в длинном пальто, ходил без головного убора. Дронго мог видеть его только со спины. Молодая женщина была в сером пальто, на голове беретка. Она была ростом чуть ниже Руслана, но выше Давида. У нее были высокие сапоги, которые смотрелись несколько вычурно с ее серым пальто.
Он снова направился к памятнику. Здесь суетилась новая группа японских туристов, каждый из которых мечтал сфотографироваться рядом со Штраусом. Несмотря на вечерний час, они щелкали своими фотоаппаратами, не скрывая восторгов. Дронго прошел дальше. Перешел улицу. И увидел, как к зданию отеля подъехал огромный «Майбах» с дипломатическими номерами. Выскочивший с переднего сиденья мужчина лет сорока быстро открыл дверь. Он был выше среднего роста, коренастый, широкоплечий, с выбритым черепом, похож на профессионального спортсмена или «качка». Обычно с правой от водителя стороны на заднем сиденье располагается посол или другое значительное лицо, согласно протоколу и правилам безопасности. А уже рядом с ним, с левой стороны сидит его супруга. Здесь все было несколько иначе. На месте посла сидела молодая женщина лет тридцати пяти – сорока. У нее было породистое лицо, зеленые глаза, чувственные губы. Небольшой нос был явно подвергнут пластическим процедурам. Несмотря на дурной тон, каковым считалось ношение мехов, на ней была шуба из шиншиллы, наверняка ценою в целое состояние. В руках она держала сумочку от «Hermes». Такие обычно делались по индивидуальному заказу и стоили не одну тысячу долларов. У нее было равнодушное, усталое выражение лица. Нет, даже не усталое. Такие пресыщенные лица бывают у людей, которых уже ничто не может удивить. Помощник поспешил подать ей руку, помогая выйти из салона автомобиля. С другой стороны вышел ее муж, очевидно посол, который улыбался, следуя за супругой. Было заметно, что, несмотря на все ее ухищрения, он выглядел гораздо моложе ее.
У него было круглое лицо, очки придавали ему интеллигентный вид, делая похожим на повзрослевшего Гарри Поттера. Вместе они вступили в просторный холл отеля «Мариотт». Дронго вошел следом. Женщина оглянулась на мужа.
– Нас никто не встречает? – спросила она по-русски.
Элита среднеазиатских государств обычно говорила по-русски. Дети первых секретарей и президентов часто говорили на этом языке даже лучше, чем на своих родных. Русский и английский являлись своеобразными паролями для детей новых элит.
– Не знаю, – несколько растерялся муж, взглянув на часы, – мы, кажется, подъехали немного раньше.
– Все равно они должны были ждать нас в холле отеля, – лениво заметила супруга посла. Она не была раздражена, ее просто удивляло отсутствие встречающих. Возможно, она уже давно перестала злиться по пустякам. Оглянувшись по сторонам, женщина сбросила свою шубу на руки помощнику, даже не посмотрев в его сторону, уверенная, что он подхватит шубу.
– Узнайте, в чем дело, – потребовал посол у своего помощника. Тот бросился к стойке портье, бережно прижимая к себе шиншилловую шубу. Но когда он еще только подходил к портье, из кабины лифта уже выходили супруги Галимовы. Муж был в вечернем темном костюме, его супруга – в длинном темно-синем платье. Они сразу направились к прибывшим. Супруга Галимова была среднего роста, миловидная, с характерным азиатским разрезом глаз. Ей было около тридцати, и она была заметно моложе своего мужа.
– Здравствуй, Рахиля, – поцеловала она прибывшую супругу посла.
– Здравствуй, Айша, – поцеловала и ее «Главная дочь». Очевидно, они были в хороших отношениях.
Мужчины обменялись друг с другом крепким рукопожатием, а затем каждый поцеловал супругу другого.
– Здравствуй, родственничек, – добродушно произнесла Рахиля, – вот мы и прибыли по твоему приглашению. Хотя «Империал» мне не очень понравился. Старый и пыльный. Нам дали сьют, где останавливался Черчилль, но от этого номер нисколько не стал лучше. Нужно жить в современных отелях. Говорят, что здесь есть неплохой «Хилтон Плаза».
– На Новый год все места уже забронированы, – напомнил супруг.
– Нужно позвонить нашему послу в Вене, пусть подсуетится, – равнодушно предложила Рахиля. – Ну, какая у нас на сегодня программа?
– Сначала поднимемся к нам, – предложил Галимов, – потом отправимся на ужин.
Все четверо двинулись к расположенным слева от стойки портье кабинам лифтов. Посол забрал шубу у своего помощника.
– Ждите здесь, – приказал он, махнув рукой.
Помощник согласно кивнул. Когда вся четверка скрылась за створками кабины лифта, он достал мобильный телефон. Набрал номер.
– Мы прибыли в «Мариотт», – сообщил он на своем языке. Дронго его понял. Все языки тюркской группы похожи друг на друга, и он хоть и не все, но все же понимал.
– Она встречается со своей троюродной сестрой и ее мужем, – добавил помощник. – Да, господин Галимов тоже здесь. Я все понял. До свидания.
Он убрал телефон в карман. В этот момент в холле появился молодой мужчина. Увидев помощника, он направился к нему. Дронго стоял недалеко и мог слышать их разговор.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался мужчина. Его мадьярский акцент сразу выдавал в нем господина Фаркаша, с которым разговаривал Давид и который жил в четыреста шестьдесят четвертом номере. Ему было под пятьдесят. Его волосы были подозрительно однородного каштанового цвета; очевидно, он их красил. Характерный мадьярский тип лица со слегка раскосыми глазами.
– Здравствуйте, господин Фаркаш, – радостно приветствовал его помощник.
– Вы уже привезли своих боссов?
– Обоих, – подтвердил помощник, – и главного босса, и нашего посла.
– Как у них настроение?
– Нормальное. Мы ехали через Прагу, сделали там небольшую остановку. Хотя нашему Главному Боссу там не понравилось. Она высказалась именно в таком роде. После Берлина Прага кажется слишком скучным и провинциальным городом.
– Как вы считаете, я смогу убедить их помочь мне?
– Нужно будет решить, как именно вам лучше с ними говорить, – осторожно предложил помощник. – Может, лучше поговорить сначала с господином послом, чтобы он согласился уговорить свою супругу помочь вам?
– Господин Баграмов, я согласен на все ваши условия, – сообщил Фаркаш, понижая голос, – как вы скажете, так я и сделаю. И можете не сомневаться, что я готов платить вам хорошие деньги. Но мне нужен конкретный результат, чтобы они могли убедить господина Галимова.
– Я постараюсь, – кивнул Баграмов, оглядываясь по сторонам, – но ничего гарантировать не могу. Вы должны понимать, что нашей хозяйке может не понравиться такое вмешательство в дела бизнеса. А уговорить посла будет очень сложно.
– Вы не просто помощник посла. Вы еще и их доверенное лицо, личный телохранитель.
– Говорите тише. Наша хозяйка не любит, когда ей напоминают об охране. Она считает, что может появляться везде, где ей нравится, и не думать о своей безопасности. Об этом обязаны думать мы, но она не хочет, чтобы телохранители стесняли ее личную жизнь. В Берлине она просто берет машину и уезжает, не сказав никому ни слова. А нам иногда приходится искать ее по всему городу, – пожаловался Баграмов.
– Это понятно, – согласился Фаркаш, – но мне необходимо, чтобы вы мне помогли. У меня просто нет другого выхода. Господин Давид Модзманишвили вообще предложил мне застрелиться, что я наверняка и сделаю, если вы не сможете договориться с послом. Фройляйн Вурцель обещала помочь мне, но я ей не очень доверяю.
– Правильно делаете, – усмехнулся Баграмов, – таким дамочкам вообще нельзя доверять.
Дронго смотрел на него и думал, как меняются люди даже внешне. Этот Баграмов словно вырос после того, как ушли посол и его супруга. При них он был меньше ростом, суетлив – готовый на все исполнительный служака, смотревший на своих хозяев почти влюбленными глазами. А теперь, в их отсутствие, он превратился в этакого вальяжного господина, рассуждающего о том, как можно уговорить посла, и готового получить за свои услуги «соответствующее вознаграждение». Одним словом, это были два разных человека.
«Разве можно за это критиковать того или иного чиновника?» – подумал Дронго. Как много людей встречал он в своей жизни, которые продуманно льстили и угождали своим боссам и точно так же же намеренно изощренно издевались над своими подчиненными, превращаясь в свирепых монстров.
Всегда удобно быть независимым творческим человеком или бизнесменом, не зависящим от настроения других. Но подобное могут позволить себе очень немногие. В основном каждый человек уже в молодости встраивается в какую-то вертикаль, в которой и движется с тем или иным успехом. Конечно, идеально, если человек свободен, имеет свои независимые взгляды и умеет их отстаивать. Но таких не любят и не ценят. Вертикаль безжалостна по отношению к подобным людям. Их неумолимо выбрасывают. Нельзя позволить себе говорить правду о своем начальстве, нельзя критиковать его решения, нельзя высказывать свое мнение, отличное от мнения непосредственного руководства. Только при соблюдении этих непременных условий можно выжить в вертикали власти и сделать себе карьеру.
В бизнесе немного иначе. Умный руководитель – а глупый просто не сможет возглавить крупную компанию – сразу понимает, что он должен выдвигать людей талантливых, смелых, умеющих мыслить независимо. Ведь дураки и подхалимы ему просто не нужны. Это обязательно скажется на его бизнесе – и, значит, на его личных интересах. А вот в вертикали государственной власти многие чиновники предпочитают добросовестных исполнителей независимым одиночкам, которые будут только раздражать их и мешать коллективу слаженно выполнять поставленные задачи.
Возможно, поэтому самые талантливые идут в творчество, самые умные – в бизнес, а самые терпеливые и амбициозные – в политику. У каждого своя дорога и своя судьба, которую, в конечном итоге, выбирает сам человек.
– Я подумаю, как лучше поговорить с господином послом, – пообещал Баграмов, – вы же завтра будете вместе встречать Новый год.
Они прошли дальше, в сторону кафе. Дронго направился к лифту.
«Интересно, – подумал он, – кажется, эта компания собирается встречать вместе Новый год. Здесь замешано столько интриг, что хватило бы и на целый год, чтобы с ними разбираться. Восьмой стол, – вспомнил Дронго. – Если учесть, что он вместе со своей семьей будет сидеть за пятым, то наверняка они окажутся недалеко друг от друга. Нужно будет уточнить».
Он повернул в глубь зала и направился к офису, в котором выдавали билеты на новогоднее торжество. Прошел мимо большого магазина сувениров и оказался у дверей офиса. Оттуда как раз выходил высокий мужчина. Он мельком взглянул на Дронго и прошел дальше. Сыщик вошел в офис и увидел двух молодых женщин. Одной было лет двадцать пять, другой – не меньше тридцати пяти. Обе женщины приветливо улыбнулись.
– У меня заказаны билеты, – сказал Дронго, обращаясь к ним по-английски, – нам говорили, что у нас пятый столик. Четыре места.
– Скажите, как вас зовут, – предложила одна из сотрудниц.
Он назвал фамилию и имя. Она быстро проверила данные по компьютеру и согласно кивнула.
– Пятый столик, – сообщила она, – я сейчас выдам вам ваши билеты.
– А где находится восьмой? – поинтересовался Дронго.
– Рядом с вами, – взглянув, ответила она. – Странно, что сегодня всех интересует именно восьмой столик. До вас сюда приходила молодая женщина, потом еще один гость, кажется, русский. Сейчас вот вы. Всем интересно, где находится восьмой столик.
– Наверное, за ним будут сидеть известные люди, – пошутил Дронго. – Спасибо за билеты.
– Приходите к восьми часам вечера, – напомнила ему женщина, – у нас будет очень хороший стол. И интересная программа.
– Обязательно, – улыбнулся он на прощание.
«Восьмой столик», – вспомнил он, поднимаясь на четвертый этаж. Неужели многим так интересно, где именно они будут сидеть? Да еще и с дочерью президента, что внесет дополнительную нервозность во встречу этого Нового года. Теперь он не сомневался, что двенадцатым гостем за столом будет именно этот телохранитель, выполняющий роль помощника, или помощник, выполняющий роль наблюдателя, или телохранитель, выполняющий роль своеобразного посредника.
На следующий день, тридцать первого декабря, должна была состояться экскурсия по городу, которую они заранее заказали на утро. Расчет был правильным: сначала отправиться на экскурсию по городу, затем к полудню освободиться, вернуться в отель, отдохнуть, отправить жену и дочь в парикмахерскую, и к восьми часам вечера быть уже в ресторане на новогоднем балу.
Сев в небольшой микроавтобус, они отправились на экскурсию по столице Австрии. Их гидом оказалась симпатичная молодая женщина по имени Екатерина. Она добросовестно рассказывала об истории Вены, ее достопримечательностях, показывала величественные сооружения австрийской столицы. Дронго, не раз бывавший в Вене, дремал, лишь иногда прислушиваясь к ее словам. Когда они подъехали к знаменитому дому Хундертвассера, разрисованному, как игрушечный домик, цветными квадратиками, гид предложила выйти и пройти в туристический центр, где можно было попробовать местное вино и купить сувениры. В центре было несколько магазинов, небольшое кафе и очень много туристов, которые толпились здесь, с любопытством разглядывая дом Хундертвассера. Дело в том, что в самом доме жили люди, которым, разумеется, не нравились толпы гостей, постоянно слоняющихся вокруг их дома и часто просивших показать им внутренние помещения. Поэтому было решено создать здесь подобный центр, в котором были воспроизведены основные внутренние помещения знаменитого дома, где гости могли любоваться и неровным полом, и причудливыми линиями стен, и буйными красками, придающими дому сказочно-карнавальный вид.
Фриденсрайх Хундертвассер был одним из самых известных художников Австрии двадцатого века. Свой творческий эксцентризм он выразил в картинах с изображениями постоянно повторяющихся спиралей. Одни считали его сумасбродом, другие – гением, а некоторые – просто сумасшедшим. Очевидно, истина всегда находится посередине, и гениальность любого художника сродни его безумию. Хундертвассер спроектировал жилой дом, который при его постройке казался просто очередной выходкой эксцентричного мастера, но стал одной из самых больших достопримечательностей Вены. Вместо железобетона он использовал кирпичи и дерево, считая их более естественным материалом, вместо пластмассы – керамику, придавая полу и стенам волнообразную поверхность. Чем-то он был похож на великого Гауди, который в Барселоне тоже отстаивал свои художественные принципы. Смотреть на такие дома очень интересно, но жить в них – довольно проблематично. Хотя Хундертвассер подтвердил свою репутацию нормального человека, когда во всех кухнях сделал ровный пол, пояснив, что на кухне пол не может быть изогнутым, ведь там часто проливаются различные жидкости.
Екатерина предложила им попробовать местное вино, которое по традиции выжимали со льдом. Оно оказалось превосходным, и Дронго с удовольствием приобрел две бутылки. Затем они попробовали соленые тыквенные семечки и тыквенное масло с очень своеобразным и приятным вкусом.
Неожиданно он услышал за спиной уже знакомые голоса.
– Я не знаю, Руслан, что мне делать, – признавалась молодая женщина, очевидно, Амалия, – ты должен понять меня.
– Мне кажется, что нам придется все сказать, – заметил Руслан.
– Не знаю. Мне так неприятно здесь быть. Я ведь знаю, что мне нельзя ничего говорить. Не слушай советов Давида. Он ненавидит нашего президента, считая его везунчиком. Он так и называет его за глаза – «везунчик», хотя Галимов, по-моему, об этом знает.
Дронго повернулся и посмотрел на говоривших. Еще довольно молодые люди. Руслану около тридцати, его спутница, наверное, еще моложе.
– Здесь такая давка, – пожаловался Руслан. – Можно подумать, что Анвара Кадыровича не любит только Давид. Наш посол в Германии, по-моему, тоже терпеть не может Галимова, учитывая его особенные отношения с родственницей своей жены.
– Не нужно об этом говорить, – испуганно произнесла Амалия, – это не наше дело. Мне нужно было, как Злате, остаться дома. Но я не смогла…
– Перестань думать о плохом. Сегодня Новый год, – напомнил Руслан. – Идем к машине, а то нас будут искать. А вот и Давид появился. Наконец-то он вышел из магазина.
Давид подошел к ним с пакетом в руках.
– Идемте быстрее, – сказал он, – а то опоздаем. У вас опять такие задумчивые лица, словно вы все время решаете какие-то теоремы. Я думаю, что это Фаркашу нужно ходить с таким лицом, а не вам.
– Не дай бог никому его проблем, – заметил Руслан.
– Вот именно. Идем быстрее, – Давид начал пробиваться к выходу.
Дронго проводил их долгим взглядом. Пока Джил и дети выбирали сувениры, он пригласил Екатерину на чашку кофе, попросив бармена сделать ему чай. Они сели за столик.
– Здесь интересно, – кивнул Дронго. – Поразительно, что я столько раз был в Вене и ни разу не заходил сюда.
– Это место создали специально для туристов, – улыбнулась она, – поэтому все гиды возят сюда наших гостей.
– Вы хорошо знаете город. – Это был не вопрос, а комплимент.
– Спасибо. Я люблю этот город. Тихий, спокойный, со своим особым климатом. Он так заметно отличается от многих европейских городов.
– Да, – меланхолично согласился Дронго, – очень заметно. Впрочем, это сейчас он такой милый и уютный, а когда-то он был центром тайной войны Востока и Запада. Самым знаменитым на земле «городом шпионов».
– Я это время не застала, – улыбнулась она.
– Ну и слава богу. Тогда было трудное время. Вечное противостояние двух систем. Как тогда говорили: «Вена – это центр тайной дипломатии между двумя мировыми державами». Все это закончилось с падением железного занавеса, хотя еще несколько лет спустя все еще продолжались «бои местного значения», – мрачно сказал он.
Откуда этой молодой женщине знать о том, что творилось в этом городе на протяжении последних тридцати или сорока лет двадцатого века? Как ей рассказать – почему погибла Натали и как две мировые сверхдержавы пытались сдерживать друг друга, не уступая ни на йоту своего влияния? Сейчас все это казалось давно забытой историей.
«С годами на человека давит груз ошибок и тяжесть воспоминаний. И чем больше таких ошибок и воспоминаний, тем труднее жить», – подумал Дронго. Может, поэтому старики бывают такими пессимистами и мизантропами. Они все уже видели, через все прошли, допустили свои ошибки и пережили свои трагедии, большие или маленькие. И оставшуюся жизнь должны жить с этим давящим грузом. Интересно, хотел бы он поменять всю свою жизнь? Вернуть все назад. Когда-то в Минске их посадили в машину и объявили, что отчисляют с курсов, тогда как на самом деле они были лучшими. Ощущение гулкой пустоты и разочарования запомнилось на всю жизнь. Потом им расскажут, что это тоже был психологический тест.
А если бы отчислили? Если бы тогда все получилось немного иначе? Что бы с ним было? Жизнь сложилась бы совсем по-другому. Или уже в начале восьмидесятых чувствовалась эта обреченность Советского Союза, его неминуемый распад и крах? Было очевидным, что так дальше жить нельзя. Но распад был слишком быстрым и болезненным. Погибло столько людей, произошли такие катаклизмы…
Точкой отсчета, возможно, был тот день, когда он заканчивал юридический факультет, и бывший министр внутренних дел, близкий знакомый его отца, категорически отказался брать на работу молодого парня из интеллигентной семьи. Сейчас уже можно признаться, что тогда ему казалась романтичной работа инспектора уголовного розыска или следователя милиции. Все получилось совсем иначе.
А потом была учеба в Минске, предприятия, которые называли «почтовыми ящиками», работа за границей, встреча с Натали и ее гибель. Неужели он хотел бы все повернуть обратно? Вернуть последние двадцать пять – тридцать лет?
Он поднял голову и увидел направляющуюся к нему улыбающуюся Джил.
«Нет, – решительно подумал Дронго, – ничего не надо менять. Ничего в своей жизни. Нужно было пройти через все, даже через смерть Натали, чтобы стать сильнее, осмысливая свой собственный жизненный опыт». Иначе он никогда бы не стал тем, кем стал теперь.
Джил подошла к столику.
– Очень интересное место, – восторженно произнесла она, – мне так понравилось!
– Мне тоже, – сказал Дронго, поднимаясь со стула.
В отель они вернулись к двум часам дня. Тридцать первое декабря всегда немного суматошный день, даже если вы проводите его дома. В конце концов, праздничный стол – это святое дело, а собираться всей семьей за этим столом тоже очень неплохая традиция. И даже если вы собираетесь справлять Новый год в ресторане или где-то в гостях, то и тогда тридцать первое декабря будет особенным днем, суетливым, праздничным, не похожим на другие дни ожиданием чуда.
Отдохнуть в номерах не получилось. Они ходили в номер друг к другу, каждый раз открывая двери своими ключами и возмущаясь, что их комнаты находятся на некотором отдалении друг от друга. Хотя детям нравилась подобная самостоятельность. Дронго несколько раз проходил мимо номера Фаркаша, но там было тихо. И только в пятом часу, когда он в очередной раз проходил мимо четыреста шестьдесят четвертого номера, он услышал громкий голос Фаркаша, говорившего по-английски.
– Я ничего не могу сделать. Он может не согласиться. Если у вас получится, то позвоните лучше послу. Мне кажется, он должен понять наши проблемы.
Его собеседник, с которым он, очевидно, говорил по телефону, что-то ему сказал, и Фаркаш громко запротестовал:
– Так нельзя. Он может отказаться сотрудничать с нами. Нужно найти другие варианты. Я попытаюсь использовать фрау Веронику Вурцель, но не уверен, что она сможет мне помочь. Вы же знаете, как она подвела герра Брекхауза. Он мне сам обо всем рассказывал. Возможно, удастся уговорить господина посла через его помощника Баграмова. Пока не знаю.
Собеседник снова что-то сказал.
– Нет, нет, – снова торопливо повторил Фаркаш, – я пока не принял решения. Мне все равно, кто именно мне поможет. Лишь бы мне помогли.
«Кажется, у меня уже развивается идиотическая шпиономания, – разозлился Дронго, громко постучав в дверь детям, даже не доставая свою карточку-ключ. – В конце концов, какое мне дело до всех их проблем! Или дети правы, и я стал таким классическим сыщиком, которому до всего есть дело. Сегодня мы встретим Новый год, а через два дня улетим – и больше никогда не увидим ни дочь президента, ни амбициозную семью Яцунских, не услышим про непонятные проблемы мистера Фаркаша или его знакомого Давида Модзманишвили. Все это останется в прошлом».
Дронго вошел в комнату, закрыл за собой дверь.
«Но, судя по всему, они напрасно собрались вместе на новогодний ужин, – подумал он, – ведь у них накопилось столько проблем, которые явно невозможно решить за несколько часов. Хотя какое мне дело, пусть решают все сами».
Передав сумку, о которой она просила, дочери, он вышел из номера. И увидел идущую к номеру Фаркаша уже знакомую блондинку. Кажется, Вероника Вурцель, которой Фаркаш не советовал доверять. Дронго невольно усмехнулся и двинулся к своему номеру. Женщина шла ему навстречу. В этот раз она была в джинсах и темном пуловере.
– Добрый день, – приветливо поздоровалась она по-английски, – мы, кажется, уже не первый раз с вами видимся.
– Да, – сдержанно подтвердил Дронго, – мы уже виделись.
– Вы живете в соседнем номере? – уточнила она.
– А вы разве тоже живете на нашем этаже? – Ему не хотелось, чтобы она узнала о разговорах, невольным свидетелем которых он был.
– Нет, я живу на шестом, – улыбнулась она, – а здесь живет мой друг.
Дронго развел руками.
– Могу только позавидовать вашему другу, – любезно сказал он.
– У нас с ним только бизнес-интересы, – улыбнулась она, останавливаясь перед ним и вызывающе глядя ему в глаза. – Вы будете встречать Новый год в отеле? Придете на новогодний бал?
– Обязательно, – кивнул Дронго.
– Значит, там и увидимся. Меня зовут Вероника Вурцель, – она протянула ему руку.
Он назвал свое имя и фамилию. Ему не хотелось, чтобы она узнала о том, как обычно его называют. И тем более сказала бы об этом Фаркашу или Давиду.
– Очень приятно, – сказала она и постучала в дверь Фаркаша.
Дронго кивнул, доставая свою карточку-ключ и открывая дверь. Он вошел в номер и увидел Джил. Искушение подслушать, о чем сейчас будут говорить Вероника и Фаркаш, было огромным, но в присутствии Джил вести себя подобным образом просто неприлично. Он и так был не очень корректен, когда в номере у детей пытался подслушать разговор соседей. Может, он заранее чувствовал надвигающуюся трагедию? Возможно, сказывался его многолетний опыт. Когда переплетается столько интересов и люди так истово ненавидят друг друга, но все же собираются вместе, можно гарантированно ждать какой-нибудь неприятности.
До Нового года оставалось чуть больше семи часов. И никто в целом мире не мог знать, что это последние часы жизни одного из постояльцев отеля, приехавших на новогодний бал в Вену. Об этом мог знать только убийца, уже готовивший свое преступление, и никто больше. Об этом начал смутно догадываться Дронго, чувствующий, что восьмой столик окажется «проблемным», когда на новогодний ужин соберутся двенадцать человек, так непохожих друг на друга, но волею судеб оказавшихся вместе.
Он уговорил Джил спуститься к новогоднему ужину немного раньше. Официально все гости были приглашены к девятнадцати тридцати по местному времени, но было понятно, что многие придут намного позже. Однако уже к восьми часам он вместе с Джил и детьми спустился вниз, на второй этаж, где находился их столик. Нужно отдать должное расчетливым австрийцам. В отеле «Мариотт» был использован буквально каждый метр свободной площади. В кафе внизу все столики были сдвинуты таким образом, чтобы разместить на этой площади как можно больше гостей. На втором этаже вокруг лестницы и на веранде тоже были расставлены столики. Наиболее почетных гостей провожали в специальный зал на втором этаже. Там стояли столы, рассчитанные на двенадцать человек. Музыканты должны были играть на площадке второго этажа, и место, оставленное для танцев, было таким маленьким, что если бы все гости захотели одновременно танцевать, то просто не поместились бы на столь ограниченном пространстве. Повсюду были развешаны гирлянды цветных шаров, которые полностью закрывали обзор со всех сторон, создавая своего рода искусственные барьеры между столиками, находившимися на веранде.
В зале, где находился их пятый столик, уже были расставлены столы с едой и размещены огромные экраны, на которых можно было видеть все, что будет происходить на веранде и на обоих этажах просторного холла отеля «Мариотт».
– Довольно необычно, – сказала Джил, оглядываясь по сторонам. – Кажется, мы пришли первыми.
– Ну и прекрасно. Можем выбрать лучшие места, – кивнул Дронго.
Нужно отдать должное хозяевам. Пытаясь сэкономить на местах, они не выгадывали на еде, особенно в большом зале, где каждый из гостей заплатил довольно большую сумму за свой ужин и присутствие на этом новогоднем балу. На столиках была расставлена еда: от изысканных рыбных закусок до различных супов, горячих блюд и десертов.
За восьмым столиком пока никого не было. Минут через десять неожиданно появился Баграмов. Он деловито оглядел стол, почему-то поправил салфетку и подозвал официанта.
– Разве здесь не указаны имена гостей? – строго уточнил он по-немецки.
– Нет, – ответил официант, – гости могут рассаживаться в любом порядке.
– Это неправильно, – нахмурился Баграмов, – нужно поставить имена с табличками, чтобы каждый знал, где именно ему сидеть.
– Обратитесь к метрдотелю, – предложил официант, – нам никто не говорил про таблички с именами. Посмотрите на другие столы, нигде нет табличек. Гости могут садиться так, как им нравится.
– Так не должно быть, – разозлился Баграмов, – где ваш метрдотель? Я сейчас с ним поговорю.
– Почему он так нервничает? – спросил Дронго, обращаясь к дочери. Она перевела ему разговор. Каждый раз, когда ему приходилось просить о помощи детей, он испытывал некоторое смущение, словно собственное несовершенство делало его несколько смешным в их глазах. И хотя он владел английским, итальянским, турецким, фарси, с детства считал родными азербайджанский и русский, тем не менее незнание испанского, французского или немецкого очень сильно мешало ему.
Баграмов вернулся через некоторое время с метрдотелем. Он показал на два центральных места и попросил поставить здесь таблички.
– Мы не сможем быстро изготовить их, – с явным сожалением сказал метрдотель. – Вы хотите, чтобы там были конкретные имена?
– Нет. Достаточно будет, если вы просто укажете, что эти два конкретных места зарезервированы, – предложил Баграмов, – и поставите сюда две такие таблички. Надеюсь, они у вас есть?
– Мы все сделаем, – заверил его метрдотель. – А другие гости не будут возражать? Я имею в виду гостей за этим столом.
– Не будут, – ответил Баграмов, – можете не беспокоиться.
Он повернулся и, раздраженный этим инцидентом, быстро вышел из зала. Через минуту в зал ресторана вошел Давид, который обошел восьмой стол со всех сторон и вышел обратно. Зал постепенно начал заполняться гостями. К пятому столику, за которым сидели Дронго и его семья, подошли три человека: мужчина, женщина средних лет и совсем молодая женщина. Они уселись за пятый столик, вежливо поздоровавшись со всеми. Восьмой по-прежнему пустовал.
В половине девятого в зале появились Руслан и Амалия. Они прошли к столу, посмотрели на таблички «зарезервировано», установленные на двух креслах, обращенных в зал. У Амалии были светло-коричневые волосы, коротко остриженные по последней моде, немного вытянутое лицо, которое придавало ей своеобразный шарм, и светлые глаза. Она была в сером платье и туфлях на высоком каблуке. Руслану на вид было не больше тридцати. Открытое, спокойное лицо, темные коротко остриженные волосы, немного тяжелый подбородок. Он был в темном костюме и светлой рубашке без галстука.
– Где нам садиться? – спросила Амалия, взглянув на своего спутника. – Кажется, таблички предназначены только для Анвара Кадыровича и его супруги.
– Не думаю, – возразил рассудительный Руслан, – эти места наверняка приготовлены для посла и его супруги, нашей «Главной дочери». Ты ведь знаешь, что они сегодня должны сюда приехать и встречать с нами Новый год.
– Тогда давай сядем рядом с ними.
– Рядом нас не пустят, – снова возразил Руслан, – там устроится босс со своей женой, а с другой стороны – Иосиф Александрович со своей. Давай лучше сядем напротив. Так будет удобнее. Не будем занимать чужое место, и нас не станут поднимать, чтобы пересадить.
– Как хочешь, – улыбнулась Амалия, проходя к креслам, стоявшим напротив. Они не успели усесться, как в зал снова буквально вбежал Давид. Он в очередной раз обежал стол и плюхнулся рядом с Русланом.
– Почему сели здесь? – спросил он, оглядываясь по сторонам. – Так неудобно, лицом к залу. Давайте пересядем на другие места, раз уж мы пришли первыми. Уберем таблички и перенесем их сюда.
– А когда они придут, нам все равно придется подняться, – поморщился Руслан. – Лучше останемся на своим местах. Так будет удобно для всех.
– Ты всегда бываешь прав, – пробормотал Давид, – рациональный ты человек. В тебе явно нет кавказской крови. Только я сяду не рядом с тобой, а рядом с Амалией. – И он пересел на другое кресло.
Дронго поднялся, чтобы положить себе легкие закуски, заказал официанту бутылку шампанского. В зал ресторана вошли Яцунские. Иосиф Александрович был одет в черный костюм в тонкую полоску и белую рубашку с черной бабочкой. Его супруга была в длинном темно-синем платье, на котором поблескивала крупная брошь. Яцунский огляделся и устроился с левой стороны от табличек, рядом с ним уселась его жена. Он коротко поздоровался с Давидом, Русланом и Амалией. Его супруга бросила недоброжелательный и даже презрительный взгляд на последнюю, но ничего не сказала, усаживаясь между зарезервированным местом и своим супругом.
Дронго поставил свою тарелку на стол и решил выйти из зала ресторана. На площадке второго этажа уже настраивали свои инструменты музыканты, готовые играть всю ночь до утра. Дронго увидел, что по лестнице поднимаются Дьюла Фаркаш и Вероника Вурцель. Он был в смокинге и бабочке, она – в черном коктейльном платье, заканчивающемся гораздо выше колен. Увидев знакомого, она приветливо кивнула. Дронго улыбнулся.
– Вы встречаете Новый год с нами? – уточнила Вероника.
– В зале ресторана, – показал Дронго.
– Прекрасно, – сказала она, – значит, сможем вместе провести новогодний бал. Вы хорошо танцуете?
– Не знаю.
– Значит, хорошо, – улыбнулась она. – До встречи.
Фаркаш кивнул, проходя мимо. Очевидно, этих двоих связывали какие-то непонятные отношения. Она до сих пор даже не подозревала, что Дронго понимает по-русски. В зале ресторана они устроились между супругами Яцунскими и Русланом с его компанией. Таким образом, за столом осталось только пять пустых кресел, зарезервированных за послом и его женой; с правой стороны от них, очевидно, будут сидеть Галимов и его супруга, а еще одно свободное место около Давида мог занять Баграмов, который уже побывал в этом зале.
За пятый столик уселись еще несколько человек: три пожилые женщины, которым было около шестидесяти, и один мужчина их возраста. Очевидно, это были местные жители, которые заказали места в «Мариотте», чтобы вместе встретить Новый год. Таким образом, за пятым столом уже были заняты одиннадцать мест из двенадцати. Дронго сел на свое место. Вероника сидела к нему спиной и не могла видеть его.
На часах было уже около девяти, когда в зал ресторана наконец вошли Галимов и его супруга. Он был в темно-сером костюме. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, какая именно итальянская фирма шила ему костюм по индивидуальному заказу. Галстук набивного шелка от другой известной фирмы был сине-стального цвета. Его жена была одета в дорогой черный костюм-тройку. На ее плечах красовалась своеобразная накидка, отделанная стразами.
Они поздоровались с каждым из присутствующих. Жена Галимова поцеловалась с супругой Яцунского, вежливо поздоровалась с Вероникой Вурцель и кивнула в знак приветствия Амалии, после чего Галимов убрал табличку «зарезервировано», чтобы усесться на это место. Иосиф Александрович предупредительно сжал ему руку.
– Мне кажется, эти места для наших гостей, – негромко сообщил он.
– Они сядут рядом с нами, – небрежно кивнул Галимов.
– Баграмов сказал, что таблички установили для них, – не унимался Яцунский.
Галимов явно колебался. Затем поставил табличку на место.
– У этих дипломатов и высокопоставленных особ свой этикет, – с коротким лающим смешком сказал он, – ну и черт с ними. Пусть садятся на свои места. Айша, перейдем на другие места, – он показал на кресла, стоявшие справа от табличек, и сам уселся за стол первым; супруга устроилась рядом с ним. Галимов обвел всех каким-то веселым и озорным взглядом. Похоже, что энергетике этого человека можно было позавидовать.
– Почему сидим такие грустные? – громко спросил он. – Почему молчит Фаркаш, я примерно себе представляю – у него проблем выше головы. А остальные почему такие притихшие и молчаливые? Давайте веселиться, все-таки Новый год. Пусть официанты подадут нам самого лучшего шампанского, – громко потребовал он, – а вы все улыбайтесь. Можно свободно и раскованно себя чувствовать, пока не появилась троюродная сестра нашей Айши. Как только придет эта высокопоставленная мадам, все мы сразу испуганно замолчим.
Кто-то улыбнулся его шуткам. Фаркаш мрачно нахмурился. Официанты принесли две бутылки шампанского и разлили его в высокие бокалы. Галимов поднялся, обращаясь к присутствующим:
– Выпьем за старый год. Он был у нас довольно удачным, хотя все считали, что он будет самым тяжелым в истории нашей компании. Но нам удалось выкрутиться. Благодаря вам всем. Будем надеяться, что новый год будет еще лучше.
Он выпил шампанское и уселся на место. Жена чуть пригубила из своего бокала. Остальные выпили, разом заговорив. Атмосфера стала чуть менее напряженной. Галимов весело обратился к Давиду:
– Как у нас дела? Все еще думаешь, что тебе делать? Боишься рисковать?
– Ничего я не боюсь, – ответил Давид, – просто пока взял тайм-аут. Это ведь мой основной капитал. Я должен распорядиться им разумно, чтобы не прогореть.
– Не прогоришь, – резко перебил его Галимов, – ты у нас человек опытный, все умеешь посчитать и заработать. У тебя это наследственное. Кажется, в советские времена твой отец даже фарцевал джинсами?
Давид покраснел, но ничего не ответил.
– В нашей стране Новый год уже наступил, – сообщил Галимов, взглянув на часы, – но раз все мы прилетели сюда, в Австрию, то отметим его по-австрийски. Жаль, что Злата не смогла прилететь.
– Больше всех об этом жалеет Иосиф, – сообщила Инна Яцунская.
Амалия нахмурилась, Галимов широко улыбнулся.
– Вы все еще не можете успокоиться, Инна, – сказал он. – Как только вернемся, я постараюсь вас помирить.
– Слишком много чести для нее. Я с ней не ссорилась, чтобы мириться, – возразила Инна.
– Тогда не нужно так бурно реагировать, – посоветовал Галимов, – поверьте, что у нас серьезная работа, и Злата выполняет ее очень добросовестно.
Инна вспыхнула, хотела возразить, но супруг сжал ей руку под столом, и она, дернувшись, промолчала. Анвар Кадырович удовлетворенно кивнул, уже не глядя на супругу своего вице-президента.
– Нужно будет встретить гостей внизу, у входа, – распорядился Галимов, – когда они приедут, Баграмов мне позвонит. Мы, конечно, с Айшой спустимся сами. Но пока нужно, чтобы там кто-то дежурил. Я думаю, что наши молодые на меня не обидятся, если мы попросим их об этом. Они еще успеют поужинать за счет нашей компании, – и Анвар Кадырович рассмеялся.
У Руслана потемнело лицо, но он безропотно поднялся первым. Амалия поднялась следом. Ничего не сказав, они быстро вышли из зала. Галимов довольно кивнул. «Этот человек делает все, чтобы его ненавидели», – с огорчением подумал Дронго.
– А мистер Фаркаш у нас глубокомысленно молчит, – продолжал изгаляться Галимов. – А нужно что-то сказать. Сегодня новогодний бал и ночь, когда случаются чудеса. Может, сейчас позвонит кто-то из венгерских банкиров и предложит вам консолидированный кредит на несколько миллионов долларов? Или вам нужно больше?
– Ничего мне не нужно, – огрызнулся Фаркаш.
– Жаль. А я был уверен, что сегодня произойдет новогоднее чудо и вы сможете компенсировать нам наши деньги. Причем я надеялся, что Давид сумеет убедить вас сделать это.
– Я тут совершенно ни при чем, – вставил Давид, избегая смотреть на Фаркаша и Веронику.
– Если мы будем говорить весь вечер о делах, то у нас получится какое-то производственное совещание, а не встреча Нового года, – подала голос Инна Яцунская.
– Не волнуйтесь, – усмехнулся Галимов, – сейчас появится наша «Главная дочь», при которой все производственные разговоры сразу будут свернуты. Она их терпеть не может. Будем говорить о Берлине, в котором они живут, о Вене, куда они приехали, и вообще обо всем прекрасном. А ее простоватый муж будет рассказывать нам непонятные истории из жизни дипломатов, как будто он прошел все ступени дипломатической службы, а не был назначен сюда из-за своей удачной женитьбы.
– Он оставил жену с маленькой дочерью, чтобы жениться на «Главной дочери», – пояснил Давид, обращаясь к Веронике.
– Современные нравы отличаются большой гибкостью, – тихо произнесла она.
– А теперь нужно выпить за всех присутствующих, – предложил Яцунский, – чтобы у нас в компании все было хорошо…
– Это самое важное, что нас всех волнует, – перебил его Галимов, – чтобы тянуть из компании больше денег. Я думаю, что фройляйн Вероника тоже согласна?
– Я всегда согласна со всеми вашими предложениями, как ваш представитель в Европе, – улыбнулась Вероника, – но возможно, что план мистера Фаркаша…
– Никакого плана пока нет, – перебил ее Галимов, – есть пока только его предложение, которое мы не приняли. А плана нет, это я вам точно говорю.
Вероника, все еще улыбаясь, опустилась на место.
– Будем считать, что это было лишь предварительное мнение, – успокаивая всех, сказал Давид, – и не нужно так нервничать. Сегодня Новый год.
Раздался телефонный звонок. Галимов достал аппарат, выслушал и, коротко поблагодарив, убрал его обратно.
– Они уже здесь, – сообщил он, – прибыли вместе с Баграмовым. Айша, нам нужно спуститься за твоей родственницей.
Супруга кивнула, поднимаясь следом за мужем.
– Мы быстро вернемся, – сказал Галимов на прощание. Они вышли из зала.
– Поразительно, как он умеет настраивать людей против себя, – негромко произнес Иосиф Яцунский, словно разговаривая сам с собой. Его жена даже фыркнула от негодования.
– Его устраивает такая жизнь. Он купается в этой нелюбви к самому себе. И, конечно, его удачная женитьба на родственнице президента, когда он сделал себе карьеру и деньги, – напомнил Давид.
– Не будем это обсуждать, – примиряюще произнес Яцунский.
Два официанта сновали между столиками, разносили бутылки шампанского, приносили закуску.
– Надеюсь, что они не перепутают отели, – пошутил Яцунский.
В этот момент в зал ресторана вошли супруги Галимовы, пропустившие вперед «Главную дочь» и ее спутника. Последним в этой процессии шел Баграмов, который оглядывался по сторонам, словно его подопечным, даже в таком месте, могла быть угроза жизни и безопасности. Его лысый череп был виден издалека.
На часах было двадцать минут десятого. До Нового года оставалось чуть больше двух с половиной часов. Посол вежливо поздоровался со всеми, не подавая никому руки. Его супруга только кивнула головой. Она была в серо-малиновом платье от модного английского модельера, который был особенно востребован в этом году. На ногах были традиционные «лубутены», увеличивающие ее рост больше чем на десять сантиметров, из-за чего она была даже немного выше ростом, чем ее приземистый муж. Он был в смокинге, который сидел на нем не очень хорошо, словно он впервые надел его. Бабочка все время съезжала набок. Есть люди, которые просто не приспособлены для ношения такого рода одежды. Посол был одним из таких.
Таблички со стола убрали, и оба гостя уселись на лучшие места, лицом к залу. Баграмов сел на свободное место между Давидом и супругой Галимова.
– А где Руслан и Амалия? – спросил Давид.
– Сдают вещи наших гостей, – отмахнулся Галимов, – сейчас поднимутся.
Дронго, сидевший неподалеку, все слышал. Через некоторое время оба сотрудника компании поднялись и заняли свои места за столом. Все двенадцать человек были в сборе. Официанты зажгли свечи на столах. Никто не мог даже предполагать, что сейчас за столом находится убийца и его жертва, жить которой осталось не больше трех часов.
За восьмым столиком тамадой был Галимов. Он чувствовал себя раскованно, все время шутил, пытался подтрунивать почти над каждым из присутствующих, деликатно не задевая «Главную дочь» и ее супруга. Галимов был умным человеком, чтобы не отпускать шпильки в их адрес. Но остальным от него доставалось. Дронго, прислушиваясь к тому, что происходило за соседним столом, уже составил себе представление почти о каждом из присутствующих. Анвар Галимов был президентом компании, сотрудники которой прилетели отмечать новогодний бал в Вене. Его жена была родственницей дочери президента, и, возможно, именно эта выгодная женитьба помогла Галимову так быстро подняться.
Его вице-президент Иосиф Яцунский был одним из тех, кто на самом деле руководит всей работой компании, являясь ее своеобразным мотором. Амалия была секретарем Галимова, а Руслан – его помощником. Давид, возможно, работал начальником отдела по международным связям или кем-то в этом роде, но был связан и с Фаркашем, у которого были сложные отношения с компанией из-за неоплаты каких-то счетов. Вероника была представителем компании в Европе.
Очевидно, что встречать Новый год в столице Австрии пришло в голову самому Галимову, и для этого он привез в Вену почти весь свой «штаб». Было заметно, что «Главная дочь» откровенно скучает в этой компании, общаясь только с самим Галимовым и его супругой. Иногда она позволяла себе разговаривать и с Инной Яцунской, которую явно коробило такое отношение, но она сдерживала себя, понимая, что здесь не стоит показывать свой дурной характер.
Музыканты играли популярные австрийские шлягеры, классическую музыку или модные итальянские мелодии, популярные в конце прошлого века. Многие пары выходили танцевать. «Главная дочь» сама пригласила Галимова на танец. Они поднялись и первыми вышли из зала. Ее супруг проводил долгим взглядом свою супругу и Галимова. Затем, обернувшись к Айше, галантно пригласил жену Анвара Кадыровича, и они отправились танцевать.
– Ты не хочешь меня пригласить? – спросила, нервничая, Инна Яцунская, обращаясь к мужу.
– Ты же прекрасно знаешь, что я не умею танцевать, – ответил тот.
– Разрешите мне пригласить вас на танец? – встрепенулся Давид.
Инна сразу согласилась. Супруг был увлечен едой и даже не посмотрел в ее сторону.
Руслан и Амалия поднялись вместе, Фаркаш и Вероника ушли следом. За столом остались только Яцунский и Баграмов, который угрюмо смотрел перед собой. Он почти не пил; было понятно, что он считает себя на службе и не может позволить себе напиваться, поэтому он употреблял в основном минеральную газированную воду и был мрачен.
Дронго пригласил Джил, и они вышли танцевать. На площадке было довольно много людей, сказывалась ограниченность пространства. «Главная дочь», явно оживившаяся, о чем-то бойко беседовала с Галимовым. Ее супруг танцевал с женой Галимова так, словно отбывал наказание. Фаркаш и Вероника смеялись, о чем-то весело болтали. Вероника, обернувшись, увидела Дронго, танцующего с Джил, и одобряюще кивнула головой.
Музыка закончилась, все направились в зал ресторана. Повсюду покачивались гирлянды шаров, которые даже мешали передвигаться по залу. Музыканты заиграли бразильскую самбу, и в зале начали появляться смуглые танцовщицы, одетые словно для бразильского карнавала – в купальные костюмы с перьями и затейливые головные уборы. Они обходили столики, поднимая гостей. Давид поднялся и с удовольствием последовал за ними. Галимов тоже поднялся, приглашая остальных, но те не собирались вставать. Только Вероника, быстро сообразив, поднялась следом, встраиваясь в длинную цепочку танцующих. Цепочка эта извивалась по залу, выходя из ресторана на веранду и спускаясь вниз; к ней присоединялись все новые и новые танцующие.
Через некоторое время Давид вернулся, очевидно решив выйти из этой цепи полуголых бразильских танцовщиц и гостей «Мариотта». Галимова и Вероники нигде не было. Кажется, это смущало только Амалию, которая краснела, беспокойно оглядывалась по сторонам, все время глядя в сторону дверей. В зал ресторана можно было войти сразу через два широко открытых входа.
– Ты все время смотришь в сторону наших соседей, – негромко произнесла Джил. – Там есть твои знакомые?
– Нет. Но, судя по всему, там собрались люди, которые не очень любят друг друга. И я боюсь, что там может произойти нечто неприятное.
– Пусть это волнует их столик, – рассудительно сказала Джил, – хотя я боюсь, когда ты так говоришь. Если ты так считаешь, значит, там действительно что-то может произойти.
– Поэтому я и беспокоюсь, – пояснил Дронго. – Извини, я хочу на минуту выйти.
Он поднялся и покинул зал. Взглянул на танцующих внизу. Галимова и Вероники нигде не было видно. Судя по всему, они уже выпали из этой цепочки. Дронго спустился вниз, огляделся. Разве можно в этой толпе найти кого-нибудь? Он прошел дальше. Всюду царило веселье – громкие крики, музыка, танцы… До Нового года оставалось около часа.
В конце просторного холла был запасной выход из отеля, здесь же находились косметический салон, парикмахерская, небольшой магазин меховых изделий и два туалета, не видимые со стороны большого холла. Дронго открыл дверь в мужской туалет. Пусто. Он уже хотел закрыть дверь, когда услышал характерное придыхание. Никаких сомнений не оставалось: за дверцей одной из кабинок были двое. И, судя по всему, им явно не было скучно. Он осторожно отступил, закрывая дверь в туалет.
«Можно было догадаться, что они спустятся именно сюда, – подумал Дронго. – В номера они бы не стали подниматься – слишком опасно и долго». Судя по всему, Вероника Вурцель пыталась исполнить данное Фаркашу обещание и своими методами уговорить президента компании на возможную сделку. Или это просто было в их правилах. В конце концов, безнравственные люди отличаются именно тем, что у них нет никаких правил.
Дронго повернулся и прошел на лестницу. «Кажется, положение даже еще хуже, чем я думал, – решил он. – Галимов – человек безо всяких тормозов, если может позволить себе подобные выходки. На втором этаже сидит его супруга, столько гостей, его сотрудники, а он позволяет себе столь недостойное поведение. Эта женщина – его подчиненная; он пришел сюда праздновать Новый год со своей супругой и сотрудниками, каждый из которых может догадаться, чем вызвано его неожиданное исчезновение вместе с Вероникой…»
Дронго поморщился. Он не был аскетом, но в жизни должны быть некие ограничения, которые мы просто обязаны на себя налагать.
Дронго поднимался по лестнице, когда увидел спускающегося Фаркаша. «Неужели идет заключать сделку», – подумал Дронго с некоторой иронией. На площадке второго этажа о чем-то разговаривали супруга Галимова и ее троюродная сестра. Недалеко стоял Баграмов, выжидательно глядя на супругу посла, словно ожидая ее команды. Было заметно, как равнодушно стоит, повернувшись спиной к нижнему этажу, Айша Галимова, и как внимательно смотрит вниз ее родственница, очевидно догадавшаяся, куда именно исчезли Галимов и Вероника.
«Сейчас они вместе появятся в зале, и все станет ясно, – огорченно подумал Дронго. – Неужели он настолько глуп и не догадается хотя бы предложить своей спутнице пройти через зал и подняться в него с другой стороны? Хотя бы в кабине лифта. Нельзя так глупо подставляться. Или ему все равно, что о нем думает его жена и все остальные? Есть такие бесцеремонные типы, внезапно разбогатевшие и считающие, что «мир у них в кармане». Им дозволено все, что угодно…»
Он взглянул вниз. Галимов вышел из туалета и шел один, направляясь к лестнице. «Главная дочь» была явно расстроена увиденным. Ей доставили бы удовольствие явные признаки измены Галимова; но тот, спокойно поправив пиджак, поднимался по лестнице, улыбаясь женщинам, находившимся на втором этаже.
«Все правильно, – подумал Дронго, – его спутница наверняка приводит себя в порядок, а ему хватило ума выйти раньше ее. Значит, наглый, но не самый глупый».
– Что вы здесь делаете? – спросил Галимов, обращаясь к жене и ее родственнице. – Зачем вышли из ресторана?
– Там очень душно, – пояснила жена посла. – А ты, кажется, решил танцевать на первом этаже? Тебе понравились эти бразильские танцовщицы?
– Я вообще люблю танцевать, – усмехнулся Галимов. – А ты напрасно иронизируешь. Мы обошли весь зал ресторана.
– И потеряли фройляйн Вурцель, – заметила с неприятной улыбкой Рахиля.
– Да, – кивнул Галимов, – видимо, потеряли. Там такая толпа, что невозможно не потеряться.
– Ты у нас всегда «теряющийся и блуждающий» спутник, – продолжала нервничать Рахиля.
Самое поразительное, что стоявшая рядом супруга Галимова даже не вмешивалась в их разговор. Кажется, Рахиля переживала сильнее за свою троюродную сестру. Или не только за сестру?
– До встречи Нового года осталось меньше часа, – сказал Анвар Кадырович, взглянув на часы, – нам лучше вернуться в зал ресторана.
– Может, мы дождемся, когда наконец появится наша доблестная фройляйн Вурцель? – зло спросила Рахиля.
Галимов стоял лицом к залу, тогда как его спутницы повернулись спиной к ресторану и не могли видеть, что происходило за их столиком.
– А зачем ее ждать? – лукаво спросил Галимов. – Она уже давно сидит за столом и ждет нас.
Обе женщины невольно обернулись. Вероника действительно сидела за столом. Она поднялась на второй этаж на лифте и успела пройти к столу, пока Галимов разговаривал с женщинами. Рахиля зло сжала губы.
– У тебя превосходные сотрудницы, – зло произнесла она, – такие исполнительные, дисциплинированные и готовые на все ради тебя.
– Других не держим, – победно произнес Галимов, пропуская вперед женщин.
Айша по-прежнему хранила молчание, ничего не спрашивая и не уточняя, тогда как Рахиля явно нервничала. Она вернулась к столу и взглянула на Веронику испепеляющим взглядом. Та ответила наглой улыбкой торжествующей самки. Амалия покраснела до корней волос. Очевидно, секретарша босса знала о его увлечениях. Дронго заметил, как Руслан сжал руку сидевшей рядом Амалии. Галимов, увидев взгляды, которыми обменялись Рахиля и Вероника, поднялся со своего места.
– Давайте выпьем за нашу прекрасную пару, Марата и Рахилю, – предложил он. – Марат не просто представляет нашу страну в Германии, он один из лучших наших послов, который за короткое время так много сделал для страны. Мы живем в Средней Азии, где всегда есть большие проблемы, которые нужно решать. И Марат их с блеском решает…
Представить, что Марат с его равнодушно-туповатым выражением лица может решать какие-то проблемы, было весьма проблематично, но все благосклонно слушали и кивали в знак согласия.
– Что касается нашей дорогой Рахили, то скажу, что я восхищаюсь ее талантами и организаторскими способностями. Вы все знаете, как много она сделала на посту заместителя министра культуры нашей страны. Как многим мы ей обязаны. А сейчас она является нашим представителем в целом ряде европейских международных организаций и выполняет свою работу с большой пользой для всех нас. Я счастлив, что Марат и Рахиля нашли друг друга. Она долго искала и наконец выбрала достойного человека. Как говорят в подобных случаях: «Любовь подобна кори – чем позже она приходит, тем она опаснее».
Все рассмеялись его шутке, поднимая бокалы за посла и его супругу. Баграмов тоже поднял бокал с шампанским, но только чуть пригубил его. Рахиля улыбнулась Галимову и чокнулась с ним чуть сильнее, чем следовало.
– Мы всегда восхищались нашей уважаемой супругой посла, – сразу поднялся следом за Галимовым Иосиф Александрович. Ему тоже нужно было высказаться – ведь, в отличие от своего босса, он не был родственником «Главной дочери».
– Мы знаем, как много вы сделали на посту заместителя министра культуры, – продолжал Яцунский. Его речь длилась около четырех минут и изобиловала эпитетами «выдающийся», «блистательный», «феноменальный», «потрясающий». Рахиля, явно успокаиваясь, благосклонно кивала головой. В конце концов, если человеку все время говорят, что он изумительный организатор, заботливый меценат, самый человечный и отзывчивый руководитель, то сам он начинает постепенно в это верить. Ведь так легко поддаешься лести других и так трудно объективно судить о самом себе, видя среди окружающих тебя подхалимов, льстецов, приспособленцев и просто трусов. А достойного человека, способного сказать тебе правду в лицо, найти нелегко.
Все снова поднялись, чтобы выпить за семью «Главной дочери». Рахиля, окончательно успокоившись, даже улыбнулась. До Нового года оставалось около сорока минут. На огромных табло, установленных повсюду, начался отсчет времени, оставшегося до полуночи. Праздничное настроение гостей усиливалось, музыканты начали исполнять модные современные шлягеры, многие снова потянулись танцевать. И на этот раз Рахиля сама предложила мужу отправиться с ней на танцы. Тот покорно согласился. Галимов взглянул на Веронику, но понял, что ее приглашать просто нельзя, это будет настоящий скандал, – и пригласил свою супругу. А вот Давид опередил Дьюлу Фаркаша и сам пригласил Веронику, явно намереваясь о чем-то ее расспросить. Фаркаш пригласил супругу Яцунского, уже зная, что ее муж не танцует, а Руслан опять пригласил Амалию. И снова за столом остались только мрачный Баграмов и спокойно сидевший Иосиф Александрович.
– Давайте выпьем за старый год, – предложил Дронго, обращаясь к своей семье. – Каждый прожитый год – это какой-то опыт, осмысление которого в дальнейшем помогает жить. Пока ты молодой, время тянется бесконечно долго. До шестнадцати оно словно стоит, потом начинает убыстряться, после двадцати уже течет, после тридцати плывет, после сорока бежит, а после пятидесяти летит. Сколько людей я встречал в своей жизни, которые на старости лет говорили о том, что жизнь промелькнула как сон и они даже не успели осознать, когда она прошла. Живите так, чтобы чувствовать каждый день. Любите саму жизнь и друг друга. Давайте выпьем за все хорошее, что мы навсегда оставляем в уходящем году.
– После сорока уже наступает старость, – убежденно сказала дочь.
– Она не наступает даже после пятидесяти, – возразил Дронго, – все зависит от общего настроя человека, его ощущений, его энергетики.
Они неслышно чокнулись бокалами.
– Надеюсь, в следующем году ты будешь больше времени проводить с нами, – добавила Джил, – но это уже как пожелание для Нового года.
Танцующие пары начали возвращаться к своим столикам. Все рассаживались по своим местам. Официант обходил гостей, доливая им шампанского. Если за пятым столом были разные предпочтения, – кто-то выбирал вино, кто-то шампанское, – то за восьмым все пили шампанское, заказанное Галимовым.
Экраны отмечали каждую минуту, оставшуюся до Нового года. Галимов предложил тост за женщин. И снова испортил настроение не только «Главной дочери», но и Инне Яцунской. Обе полагали, что он не имел права пить за всех женщин, так как в их компании, кроме его супруги, находились еще его секретарь Амалия и эта дрянь Вероника, причем обе не сомневались, чтó именно делали Галимов и его сотрудница на первом этаже. Поэтому они не стали пить, только подняли свои бокалы и поставили их обратно на столик. Галимов явно не чувствовал обстановки – сказывалось выпитое шампанское, которое било ему в голову. Или он просто нарочно провоцировал женщин. Самым поразительным было поведение его супруги, которая сидела, ничем не выдавая своих эмоций, спокойно чокалась со всеми женщинами и вообще делала вид, что все происходящее ее ничуть не касается.
Галимов оглядел присутствующих.
– Почему вы все молчите? Только Иосиф Александрович пытается поддержать мои тосты. Может, начнете наконец говорить? Давид у нас грузин, мог бы блеснуть своим тостом. Или Руслан. Говорят, что ты у нас лучший тамада в компании. Почему же ты здесь молчишь?
Руслан быстро поднялся.
– За процветание нашей компании! – сказал он. – Мы знаем, что все успехи связаны с нашим президентом – Анваром Кадыровичем Галимовым. Если бы не он, мы бы еще долго влачились на провинциальном уровне. Ему удалось вывести нашу компанию на международный уровень. Я хочу пожелать, чтобы мы и в будущем году развивались такими темпами. И всем нам здоровья, новых сил, искренности в наших отношениях!
– Именно искренности нам часто и не хватает, – согласилась Инна Яцунская, бросив взгляд на Галимова.
– У нас в компании все люди искренние, – сказал Анвар Кадырович, выдержав ее взгляд, – а если мы узнаем, что кто-то пытается вести «двойную игру» или проявляет неискренность, подсиживая своих руководителей, то мы от таких быстро избавимся.
Намек был слишком очевидным, чтобы его не понять. Инна закусила губу. Ее муж гневно взглянул на нее. Очевидно, этот взгляд означал, что она доигралась. Фаркаш побледнел. Он решил, что намек, возможно, адресован и ему. Давид шумно вздохнул. Галимов протянул руку и взял бокал с водой. Выпил. Немного поморщился, взглянул на бокал. И снова выпил. Почти всю воду. Затем подозвал официанта.
– Что у вас за минеральная вода? Как будто с содой. Принесите мне новую бутылку, только закрытую.
Официант согласно кивнул, поспешив выполнить пожелание клиента. До Нового года оставалось около десяти минут. Все смотрели на экраны, где мелькали цифры, обменивались шутками, смеялись, словно магия мелькающих цифр всех завораживала. В последнюю минуту циферблат начал отсчитывать и секунды. Последние десять секунд все уже кричали вместе с отсчетом времени. Когда часы показали полночь, все закричали от радости, начали целоваться и желать друг другу счастья; послышался звон бокалов. Оркестр заиграл венский вальс Штрауса, и все бросились танцевать под эту превосходную музыку, ставшую своеобразным гимном Вены.
Места на танцевальной площадке не хватало, и многие танцевали прямо между столами. Дронго посмотрел на соседний столик – там никого не было. Даже Баграмов и Яцунский пошли на танцевальную площадку. Через несколько минут все вернулись, рассаживаясь по своим местам. Галимов был раскрасневшийся и счастливый. Он весело улыбался. Ему кто-то позвонил, очевидно поздравляя с Новым годом, и он вышел из зала.
Снова заиграла музыка, и снова все пошли танцевать. Баграмов вышел за послом и его супругой, все гости были уже навеселе и кто-то мог неосторожно толкнуть дипломата или его супругу.
В половине первого Джил и дети решили подняться в свои номера. Дронго проводил их наверх и вернулся обратно, чтобы выпить чашку чая. За соседним столом никого не было. До убийства оставалось несколько минут.
За восьмой столик гости начали возвращаться постепенно. Первым вернулся Фаркаш, который пребывал в мрачном настроении. Он уселся за стол, откинул голову назад и тяжело вздохнул. За ним появилась Амалия, раскрасневшаяся и потная. Она села на краешек стула и достала из сумочки носовой платок, чтобы осторожно вытереть лицо. За ними пришел еще более недовольный Баграмов. Он огляделся по сторонам и сел на свое место, явно показывая, что недоволен этим затянувшимся торжеством. Следом вернулись Иосиф Александрович и Давид, которые о чем-то увлеченно спорили; они сели на свои места, продолжая дискуссию.
Кроме этих двоих, все остальные возвращались поодиночке, словно потеряв своих напарников по танцам в толчее новогоднего бала. К столу подошла Айша Галимова. Она заняла свое место, не глядя по сторонам, словно ее не интересовал окружающий мир. Официант подскочил к ней, доливая шампанского, и она только кивнула в знак согласия.
Затем в зал ресторана вошла Инна Яцунская. Увидев своего мужа, беседующего с Давидом, и слушавшего их Фаркаша, она неодобрительно покачала головой. Было непонятно, к кому именно относится этот жест: к мужу, не желающему танцевать, к Давиду, который был так увлечен беседой, или к Дьюле Фаркашу, бросившему ее на танцевальной площадке.
Руслан прошел в зал как-то боком, словно стесняясь своего высокого роста. Он сел, и Амалия, посмотрев на него, как бы спросила: «Как дела?» В ответ он отрицательно покачал головой. Супруга посла вошла в зал ресторана, оглядываясь в поисках мужа и телохранителя. Увидев Рахилю, Баграмов сразу вскочил.
– Нужно найти моего мужа, – заявила Айша, – иначе будет скандал. Они поссорятся с послом.
Баграмов буквально выбежал из зала – и едва не столкнулся с Вероникой, которая входила в зал ресторана. Увидев Баграмова, она хищно улыбнулась. Вероника являла собой типичный образчик человека, который при желании умеет добиваться всего, чего он хочет. Громко стуча каблуками, она подошла к столу. Рахиля нахмурилась, Инна гневно фыркнула. Вероника уселась за стол и попросила официанта налить ей немного водки; тот понимающе кивнул. Посол вошел почти сразу, как только официант отошел от их стола. Он подошел к своему месту, стараясь не глядеть на супругу. Теперь почти все были в сборе. Не хватало исчезнувшего Галимова и выбежавшего искать его Баграмова. Но последний, увидев вернувшегося посла, тоже вернулся и сел за стол.
– Наверное, выпивает где-нибудь в укромном местечке, – предположила ядовитая «Главная дочь».
– Анвар почти не пьет, – возразила Айша, – он до сих пор держит себя в хорошей форме, бегает по утрам, занимается в гимнастическом зале. Старается быть «в тонусе», как он сам говорит.
– Ему нужно всегда быть «в тонусе», – согласилась Рахиля, – ему предлагали перейти на государственную службу, но он не согласился.
– Правильно сделал, – кивнул Давид, – здесь он сам себе хозяин, а там у него были бы десятки мелких и ничтожных начальников.
– Ему не предлагали работу клерка, – возразила Рахиля. – Не нужно так категорично говорить о том, о чем вы не знаете.
– Извините, – пробормотал Давид, – я просто имел в виду, что в компании он человек, который принимает решения самостоятельно.
– Он везде будет человеком, который принимает такие решения, – подчеркнула Рахиля. – Ему предлагали очень высокие должности, и я надеюсь, что рано или поздно он согласится.
– Конечно, согласится, – вмешалась Айша, – и мы тебе всегда очень благодарны, Рахиля, за твою помощь и понимание.
– Куда он подевался? – спросила «Главная дочь». – Все уже собрались за столом, а его нет…
Она демонстративно посмотрела в сторону Вероники Вурцель, но та, совершенно не смутившись, выдержала этот взгляд. Рахиля обратилась к Баграмову:
– Может, вы его поищете? Куда он мог пропасть?
Баграмов кивнул, снова поднимаясь со своего места. Всем своим видом он показывал, что не очень охотно выходит из зала.
– Он его найдет, – кивнула Рахиля, – наш помощник по совместительству служит и в другом ведомстве, майором которого является. Так что искать и находить – это непосредственно его функции. А уже потом охранять или помогать.
– Не нужно об этом говорить, – попытался вмешаться посол.
– Все сидящие здесь прекрасно об этом знают, – возразила Рахиля, – все понимают, что твой помощник не просто помощник, а наш телохранитель, приставленный к нам от министерства безопасности.
Муж обреченно вздохнул, но больше не стал возражать.
– Все так и должно быть, – вмешался Яцунский, – вы слишком известные люди, чтобы оставить вас без охраны. Особенно вы, уважаемая Рахиля. Все знают, что вы дочь президента. В журналах и газетах часто появляются ваши фотографии.
– Лучше бы их было поменьше, – с улыбкой заметила Рахиля, – так бы я спокойно ходила по магазинам без ненужной охраны и советчиков. А теперь постоянно приходится терпеть присутствие таких Баграмовых. Хотя нас с детства окружали офицеры охраны. Ведь отец в советское время был первым секретарем обкома партии. Это уже потом, после развала Союза, он стал президентом нашей страны, лидером демократической партии и убежденным антикоммунистом. – Она первой рассмеялась своим словам.
Некоторые из присутствующих заулыбались.
– Заслуги вашего отца знают не только в нашей стране, но и во всем мире, – сказал Яцунский.
– Не нужно. Стандартная формулировка: он самый известный в мире политик, а наша страна – пуп земли, – отмахнулась Рахиля. – Все далеко не так, и вы все это прекрасно знаете. Конечно, я сознаю, что мой отец – выдающийся политик, возможно, даже слишком крупный для такой небольшой страны, как наша. Но нас не так хорошо знают в мире, и уж тем более в Европе. Часто даже переспрашивают, кто мы. Мне приходится прилагать много сил, чтобы нас по-настоящему узнали в Европе, нашу культуру и литературу. Я все время пытаюсь вытащить сюда наших музыкантов или художников, чтобы про нас знали как можно больше в Европе.
– И это правильно, – сказала Айша. – Ты молодец, Рахиля, и все знают о твоей роли в пропаганде нашей культуры за рубежом.
– Спасибо, – улыбнулась Рахиля, – я делаю все, что в моих силах. Ты не знаешь, куда делся твой непутевый муж? Кажется, мы ему просто надоели, и он решил от нас сбежать. Может, позвонить ему на мобильный?
Айша кивнула, доставая свой аппарат, набрала номер. Долго прислушивалась, но никто не отвечал.
– Странно, – сказала она, – он обычно сразу же отвечает на мои звонки. Наверное, не слышит. Там такой шум внизу…
– Может, он не внизу, – требовательно продолжала Рахиля, – какой у вас номер? Давай позвоним в ваш номер. Может, он поднялся к себе переодеться или просто умыться.
– Зачем ему переодеваться? – удивилась Айша. – Я сейчас позвоню в наш номер. Достану карточку, где указан номер телефона отеля. – Она достала карточку, набрала через международный код телефон отеля и попросила соединить с ее номером. Долго ждала, но и там не услышала ответа.
– Не понимаю, – сказала она, – наверно, все-таки не слышит.
– Или опять чем-то занят, – Рахиля сделала ударение на слове «опять», взглянув на Веронику, но наткнулась на улыбку, сжала губы и отвернулась. Вероника не просто улыбалась – она делала это понимающе. Так улыбаются женщины, познавшие вкус греховной страсти, когда одна прекрасно понимает тревогу другой. Вероника как бы давала понять, что действительно была вместе с Галимовым, но отдает себе отчет, почему троюродная сестра его жены так ревниво и беспокойно ведет себя. Рахиля, с трудом сдерживаясь, не стала ничего комментировать.
– Может, я тоже пойду его искать? – предложил Руслан, поднимаясь со своего места.
– Идите, – кивнул Иосиф Александрович, – я бы на вашем месте все-таки поднялся наверх. Может, он действительно в своем номере и не слышит телефонных звонков – войдя в ванную, например. У них большой сьют, и он мог не услышать звонков.
– Там есть телефон и в ванной комнате, – возразила Рахиля, – но проверить все-таки стоит.
– Я постараюсь его найти, – сказал Руслан. – Может, он просто встретился внизу с кем-то из старых знакомых?
– Это самая реальная причина, из-за которой он мог задержаться, – вставила Рахиля, взглянув на Веронику. – Возможно, что прежние отлучки были столь незначительными, что сейчас он решил задержаться для более важного разговора. – Она сама была в восторге от своей фразы. Фаркаш нахмурился, взглянув на Веронику, но та выдержала и этот удар, продолжая усмехаться.
Руслан поспешил к выходу.
– Так мы постепенно отправим всех на поиски Галимова, – улыбнулась Инна. Она видела взгляды, которыми обменивались Рахиля и Вероника, и это доставляло ей самое большое удовольствие. В отличие от всех остальных, Вероника была гражданкой другого государства и могла позволить себе так откровенно противостоять «Главной дочери». Инна не любила обеих, и поэтому ей особенно нравилось это затянувшееся противостояние.
– Надеюсь, он вернется раньше, чем все мы отправимся на его поиски, – рассудительно сказал посол. – Давайте выпьем еще раз за Новый год. Чтобы он был более интересным, чем предыдущий.
– Интересный не значит счастливый, – заметил Фаркаш. – Пусть он будет не таким интересным, но спокойным и счастливым.
– Это год тигра, – напомнила Вероника, – он спокойным быть не может. То черная полоса, то желтая. Тигр вообще полосатое животное.
– Нам это известно, – решила вмешаться Рахиля. – Интересным – значит насыщенным и познавательным, вот о чем хотел сказать господин посол. Каждый понимает всё в силу своего интеллекта… – Она не стала говорить «в силу своей испорченности», чтобы окончательно не вызвать разлад за новогодним столом.
– Может, нам лучше потанцевать, – предложил Давид, – пока подойдет Анвар Кадырович?
– Мы уже натанцевались, – перебила его Рахиля.
– Я думаю, лучше дождаться Анвара, – согласилась с ней Айша.
– Давайте наконец соберемся вместе и выпьем за Новый год, – поддержала их Инна.
– А я готова с вами танцевать, – поднялась Вероника. – Идемте, Давид. Новый год нужно начинать празднично, тогда все будет хорошо.
– Тогда я наберусь смелости и приглашу фройляйн Амалию, – предложил Фаркаш.
Амалия взглянула на остальных женщин, посмотрела на Веронику, почему-то покраснела и согласно кивнула головой. Они вышли первыми. А Вероника, взяв за руку Давида и громко смеясь, вышла следом.
– Экстравагантная особа, – громко произнесла Инна.
– Невоспитанная, – поправила ее Рахиля. – Она могла бы вести себя гораздо скромнее. Я думаю, Айша, тебе нужно поговорить с мужем, чтобы он не держал ее в своей компании. Она его явно компрометирует.
– Ты так считаешь? – удивилась супруга Галимова. Как и все хорошие жены, она не догадывалась об истинных отношениях своего мужа и этой сотрудницы.
– Я убеждена, что ему нужно с ней расстаться. И вообще, надо избавляться ото всей этой своры подозрительных лиц. Этот спекулянт Фаркаш, у которого такой нехороший имидж. Или господин Модзманишвили, который всегда мне не нравился. А как вы считаете, уважаемый Иосиф Александрович?
– Полагаю, что вы правы, – ответил осторожный Яцунский, – я много раз говорил об этом Анвару Кадыровичу. Конечно, фройляйн Вурцель не тот человек, который должен представлять нас в Европе. Она слишком вульгарна и не очень компетентна.
– Наконец я услышала мнение компетентного человека, – кивнула Рахиля, – спасибо. Я так и думала.
– Мне кажется, что я смогу убедить его в необходимости реорганизации нашей компании, – добавил Иосиф Александрович. – Разумеется, вы правы, когда говорите, что нужно постараться избежать сомнительных сделок и непонятных людей, которых так много вокруг нас.
– И не забывайте, что я тоже один из основных акционеров вашей компании и мне принадлежат двадцать пять процентов акций, – напомнила Рахиля.
– Мы это знаем, – кивнул Яцунский, – и вашу помощь в создании компании всегда очень ценили. Анвар Кадырович всегда говорит об этом в самых восторженных тонах.
– Пусть лучше подумает о престиже компании и не держит в ней таких «дешевок», – криво улыбнулась Рахиля, – и тогда у него все будет в порядке. Куда все же пропал Галимов?
– Мы уже остались за столом впятером, – напомнил ее муж, – давай немного успокоимся и подождем. Они все сейчас вернутся.
– Мне неприятно сидеть одной за новогодним столом без мужчин, – сказала Рахиля, даже не подозревая, что именно сказала. Ведь за столом оставался ее муж и Иосиф Александрович Яцунский, но их она, очевидно, полноценными мужчинами не считала. Инна поняла первой двусмысленную фразу «Главной дочери» и усмехнулась. Айша ничего не поняла: она решила, что ее родственница волнуется из-за отсутствия ее супруга.
Дронго допил свой чай и решил, что ему пора уходить. «Этот новогодний спор обязательно получит свое продолжение, – подумал он. – Фаркашу откажут, Давида уволят, с Вероникой не станут продлевать контракт. Судя по всему, в этой компании назревают крупные перемены. И такая истерика Рахили по поводу отсутствия Галимова тоже не к добру. Все это не может закончиться обычным выяснением отношений».
Музыка умолкла, обе пары вернулись в зал. Фаркаш галантно подвинул кресло Амалии и лишь затем сел сам. Давид помог устроиться Веронике и прошел на свое место. Он уже было собирался присесть, когда в зал вошел Баграмов. У него был растерянный, встревоженный вид. Он быстро прошел к послу и что-то сказал ему на ухо. Набатов вздрогнул и явно испугался. Снял очки, протер стекла и что-то переспросил. Баграмов кивнул головой и что-то негромко сказал.
– Что происходит, – громко спросила Рахиля, – что за глупые тайны? Может, вы скажете мне, в чем дело?
– Мы должны уехать, – сказал посол, поднимаясь со своего места.
– Ты с ума сошел, – она даже не пошевелилась, – сейчас только первый час ночи, и мы приехали в Вену на новогодний бал. Может, у тебя какие-то проблемы, но у меня их нет, и я собираюсь остаться.
– Мы должны вернуться в «Империал», – твердо сказал муж, взглянув на нее.
Очевидно, что-то в его голосе насторожило Рахилю. Он никогда с ней так не разговаривал. Она взглянула на мужа и тихо спросила:
– Что случилось?
– Неприятности, – так же тихо сказал Марат Набатов, – нам нужно срочно отсюда уйти.
– Какие неприятности? – все присутствующие смотрели на них и прислушивались к их словам.
Марат вздохнул, оглядел гостей.
– Кажется, мы должны вас покинуть, – сказал он немного дрожащим голосом. – Я уверен, что через некоторое время вы поймете причины нашего внезапного отъезда.
– Может, умер ее отец? – спросила Инна у своего мужа. Тот дернул ее за рукав, призывая молчать.
Снизу раздался крик, затем еще один. Затем послышался какой-то нарастающий шум. Посол снял очки, еще раз протер стекла и обреченно уселся на свое место.
– Вот и все, – сказал он, ни на кого не глядя, – теперь можно не спешить. Теперь уже все равно.
Шум нарастал. Рахиля беспокойно взглянула на мужа.
– Может, ты наконец объяснишь нам всем, что здесь происходит? – спросила она уже с некоторой тревогой.
Посол взглянул на Баграмова, словно разрешая ему сообщить дурную весть, которая так или иначе затрагивала всех присутствующих.
– У нас случилась трагедия, – выдавил Баграмов, стараясь ни на кого не смотреть.
– Скажи наконец, что случилось! – крикнула Рахиля, теряя терпение.
– Его нашли убитым, – выдавил Баграмов, – там, внизу. На первом этаже.
Он не сказал кого, но все поняли, кого именно он имел в виду. Рахиля нахмурилась. Инна ахнула от неожиданности. Айша побледнела, все еще не веря в случившееся. Амалия начала медленно краснеть.
– Где нашли? Как это случилось? – тихо выдавила Рахиля.
– В туалете. Его убили прямо там, – выдохнул Баграмов, – я сам увидел Анвара Кадыровича на полу и не поверил глазам.
Айша как-то судорожно вздохнула и начала сползать с кресла, очевидно теряя сознание.
– Воды, – крикнула Рахиля, бросаясь к своей родственнице, – дайте нам воды!
Ее супруг вскочил, поднимая дрожащей рукой бокал. Вода выплеснулась.
– Не пролей мне на платье, – прохрипела Рахиля, забирая у него бокал с водой и придерживая голову Айши.
В зал ресторана вошел Руслан. Увидев его, Амалия вскочила и бросилась к нему, словно они долго не виделись. Она обняла его за шею, глядя ему в глаза.
– Все нормально, – прошептал он, – успокойся.
– Он там? – очень тихо спросила она.
Дронго понял, что она спросила, только по движению ее губ.
– Да, – кивнул Руслан, еще сильнее обнимая молодую женщину.
– Какой кошмар, – выдохнула Инна Яцунская, – наверное, нам нужно спуститься вниз, посмотреть, что там происходит.
– Сидите на месте, – попросил посол, – все равно сейчас вызовут полицию, и они так или иначе придут к нам. Лучше ждать их здесь, чем быть застигнутым на месте преступления. Потом будете долго объяснять, что именно вы там делали.
– Так нельзя, – вмешался Давид, – мы не можем сидеть и ждать. Это вызовет еще большие подозрения. Мы узнали, что убили президента нашей компании, и не сдвинулись с места? Никто не поймет нашего поведения. Я лично собираюсь спуститься вниз.
– Я тоже, – поднялся Фаркаш.
– Очевидно, нам нужно спуститься вместе, – согласился Иосиф Александрович.
Посол пожал плечами.
– Как вам будет угодно.
– Ты тоже иди с ними, – почти приказала его супруга, – сейчас ты не посол, а его родственник, муж сестры его жены. И никто не поймет, если ты начнешь проявлять свою обычную осторожность.
– Мой статус…
– Сейчас не до этого, – перебила его супруга, – спускайся со всеми вниз. А если боишься, что к тебе отнесутся недостаточно уважительно, возьми с собой Баграмова. Может, он тебя защитит, – нужно было слышать эти нотки презрения по отношению к мужу. Их услышали все.
– Хорошо, идемте вниз, – согласился Набатов. – Баграмов, оставайтесь здесь, рядом с женщинами, – это была своеобразная форма протеста.
– Я тоже пойду, – вскочила Вероника.
– Вам, милочка, туда ходить не обязательно, – возразила Инна, – будет лучше, если мы останемся здесь все вместе.
– Я должна спуститься с ними, – небрежно отмахнулась Вероника.
Мужчины потянулись к выходу. Руслан бережно посадил Амалию на место и двинулся за остальными. Вероника поспешила следом. Дронго, поднявшись со своего места, решил последовать за ними. Вся группа спустилась на первый этаж.
В конце холла уже собралась небольшая толпа, но она постепенно начинала рассасываться. В конце концов, не обязательно портить себе настроение из-за внезапного происшествия с одним из гостей. По залу объявили, что у него внезапно остановилось сердце, но сейчас приедут врачи, которые окажут больному первую помощь. Многие гости потянулись к своим столикам. Снова заиграла музыка. Инфаркт или инсульт может произойти у любого человека, особенно во время новогодних возлияний и пиршеств. Многие относились к этому вполне спокойно.
У входа в туалет стоял сотрудник службы безопасности. Дверь была закрыта. Посол посмотрел на Яцунского, словно разрешая Иосифу Александровичу на правах старшего самому вести беседы с этими людьми. Яцунский прошел вперед. К тому же он хорошо говорил по-немецки.
– Мы друзья погибшего, – пояснил он молодому сотруднику службы безопасности, – мы хотели бы войти внутрь и посмотреть, что с ним случилось.
– До приезда полиции я не могу никого пускать, – возразил охранник, получивший строгие инструкции, – он не погибший, он умерший.
– Тем более. Может, ему нужно оказать первую помощь, – настаивал Яцунский.
– Она ему уже не нужна, – сказал сотрудник охраны, глядя в глаза Иосифу Александровичу.
Тот растерянно отошел, обращаясь к остальным.
– Он никого не пускает туда. Говорит, что они будут ждать полицию. Я даже не знаю, как быть.
Из туалета вышли двое мужчин. Один был среднего роста, лысоватый, другой – высокий, подтянутый, с коротко остриженными седыми волосами, в очках. Посол Набатов, оглядев собравшихся, шагнул к ним.
– Извините, – начал он, обращаясь к обоим мужчинам, – я посол страны, гражданином которой являлся погибший. Что там случилось? Я имею право знать, как посол и как его друг.
– Добрый вечер, – поздоровался первый мужчина, – Эрвин Бальтцер, менеджер отеля. А это господин Райхель, руководитель службы безопасности. У вас есть документы, господин посол?
– Конечно, – Набатов достал документы, протянул их менеджеру. Они были на немецом языке и удостоверяли, что Марат Набатов является чрезвычайным и полномочным послом. Там, правда, не было указано, в какой стране. Бальтцер вернул ему документы.
– Пройдемте в мой кабинет, – предложил он. – Эти мужчины с вами?
– Да. Мы все вместе отмечали Новый год в вашем отеле. Что там произошло? Его действительно убили?
– Тише, – попросил Бальтцер. – Не нужно так громко – там произошло несчастье.
– Может, вы нам расскажете, что там произошло? – спросил по-английски Давид. – Мы хотели бы знать, что случилось с нашим коллегой. Его супруга наверху, она потеряла сознание.
– Очень жаль, – ответил по-английски Бальтцер, – нам действительно очень жаль. Но сейчас в отеле находится около тысячи гостей. Если начнется паника или они вдруг побегут, боюсь, что у нас будут жертвы. Большие жертвы, господа. Поэтому мы объявили, что у вашего друга неожиданно случился инфаркт. Его увидели двое наших гостей, когда вошли в туалет.
– У него не могло быть инфаркта, – возразил Давид, – он был относительно молодой человек и спортсмен, мастер спорта по борьбе. У таких людей не бывает инфарктов в сорок с лишним лет.
– Его убили, – очень тихо сообщил Бальтцер, – конечно, это не инфаркт. Но мы не можем объявлять об этом на весь отель и срывать наш новогодний бал. Это просто невозможно.
– Значит, убийца еще в зале? – с ужасом сказал посол. – Может, он пытается сейчас сбежать, а вы теряете время?
– Не убежит, – возразил менеджер, – начальник службы безопасности герр Райхель уже принял меры. Все выходы перекрыты, и выйти можно только через главные двери, где дежурят двое наших сотрудников. Они записывают данные уходящих якобы для новогодней лотереи. Поймите, мы не можем допустить паники, ведь мы закрыли все остальные выходы. Но мы можем сделать так, чтобы убийца не ушел отсюда назамеченным.
– А если убийца откажется показывать свои документы? – не унимался Давид.
– У нас работают камеры наружного наблюдения, и мы фотографируем всех, кто покидает наш отель с момента обнаружения вашего друга, – пояснил Бальтцер, – такие процедуры у нас уже отработаны. У нас отель высшей категории, и здесь должны быть предусмотрены такие форс-мажорные обстоятельства.
– Лучше бы у вас никого не убивали, – в сердцах возразил посол. – Как его убили? Застрелили?
Он не успел договорить, как раздался громкий хлопок, затем еще один и еще. Посол испуганно оглянулся, даже немного пригнулся. Подвыпившие гости вилками протыкали воздушные шары, которые издавали звуки, напоминавшие хлопки выстрелов. Мужчины даже начали улыбаться. Посол нахмурился. Громкие хлопки теперь раздавались со всех сторон.
– Нет, – ответил Бальтцер, – его убили иначе. Перерезали горло.
– Этого не может быть, – сразу сказал посол, – вы, очевидно, не разобрались.
– Господин посол, – вежливо ответил Бальтцер, – наш руководитель службы безопасности герр Райхель работал в полиции больше двадцати пяти лет. Он не мог ошибиться.
Молчавший Райхель сдержанно кивнул головой.
– Галимов был спортсменом, очень сильным человеком, – сказал посол, – мастером спорта по борьбе. Нужно было видеть, какие у него были сильные руки. Ни один убийца не смог бы и близко подойти к нему.
– Они говорят глупости, – вмешалась Вероника, – пусть они пустят нас в туалет, и мы сами все увидим.
– Это мужской туалет, фройляйн Вурцель, – заметил посол.
– Ничего, – отмахнулась она, – я как-нибудь переживу такое зрелище. Пусть они покажут нам погибшего. Может, мы сможем помочь в розысках убийцы. Господин Райхель, я гражданка Австрии и представитель компании в Европе. Компании, которую возглавлял погибший. Мы были близкими друзьями, и я настаиваю, чтобы вы нас пустили внутрь. Когда приедет полиция, нас уже не пустят. И, возможно, мы не сможем вам помочь.
Райхель нахмурился. Посмотрел на собравшихся.
– Давайте войдем внутрь, – предложил он послу.
– Только не я один, – попросил тот, – можно вместе с Давидом? Или господином Яцунским?
– Я не смогу, – отшатнулся Иосиф Александрович, – мне от вида крови делается дурно. Я могу не выдержать.
– Я пойду с вами, – согласился Давид.
– Нет, я, – возразила Вероника.
– Это мужской туалет, – сухо заметил посол.
– Интересно, что там такого может быть, чего я не видела? – спросила Вероника, вызвав невольные улыбки у всех присутствующих, несмотря на трагизм момента.
– Идемте, – неохотно согласился начальник службы безопасности.
Райхель открыл дверь, пропуская посла, Веронику и Давида. Они вчетвером вошли в туалет. Дверь закрылась. Остальные терпеливо ждали. Яцунский взглянул на Фаркаша и Руслана.
– Какой-то дурной сон, – прошептал он.
Оба мрачно молчали, глядя куда-то в сторону.
– Что вы думаете предпринять? – спросил Иосиф Александрович, обращаясь к менеджеру отеля.
– Сколько вас человек? – спросил Бальтцер.
– Одиннадцать. Сейчас уже одиннадцать после смерти нашего друга.
– Мужчины и женщины?
– Да. Шестеро мужчин и пять женщин.
– Полиция попросит всех вас задержаться, чтобы допросить.
– Это мы понимаем. С его супругой плохо. Может, нам разрешат поднять ее в номер.
– Безусловно. Но мне нужен будет список всех, кто сидел с вами за столиком. Надеюсь, у вас был только один дипломат?
– Двое, – вспомнил Яцунский, – посол и его советник. И еще – супруга посла. У них дипломатические паспорта. Значит, даже трое, с супругой посла.
– Остальные не дипломаты?
– Нет.
– Вы усложняете задачу полиции. Они не имеют права задерживать или допрашивать дипломатов. Нужно будет ночью искать их генерального консула. А кого сейчас можно найти ночью?
– Это ваше дело, – пожал плечами Иосиф Александрович, – нас беспокоит судьба супруги нашего друга.
Дверь открылась. Оттуда медленно вышли все четверо. Райхель, сохранявший невозмутимое и спокойное выражение лица. Абсолютно потрясенный и опустошенный посол, не скрывавший своих слез. Он снял очки и беспрерывно тер глаза. Давид вышел с белым лицом и, ничего не сказав, отошел в сторону. Только у Вероники был прежний цвет лица. И она изо всех сил пыталась сохранить хладнокровие, хотя это было ей почти не под силу. Исчезла ее прежняя уверенность, а в глазах появился настоящий страх.
– Его убили, – сказала она, обращаясь к Яцунскому, – перерезали горло. Он там так и лежит.
Тот нахмурился, тяжело вздохнул.
– Что нам делать? – спросил он у Бальтцера.
– Вернуться к себе за столик, – посоветовал тот, – а супругу погибшего можете пока доставить в их номер. Чтобы она немного пришла в себя. Боюсь, что ей предстоит долгая и бессонная ночь.
Яцунский повернулся, чтобы идти обратно на второй этаж.
– Кажется, мне нужно выпить, – признался посол.
– Мы все должны оставаться в отеле? – уточнил Фаркаш.
– Да, – ответил Бальтцер, – сейчас приедет полиция. Они уже выехали. Только прошу вас никому не сообщать никаких подробностей. С вашим другом случился сердечный приступ, и сейчас мы ждем приезда врачей. Не забывайте, что паника может оказаться гибельной для наших гостей.
– Мы все понимаем, – ответил посол, – можете не беспокоиться.
Они повернулись и пошли обратно. Веронику поддерживал под руку Фаркаш. Посол шел впереди, покачиваясь и спотыкаясь. Только Руслан сохранял некое подобие спокойствия. Когда они отошли, Бальтцер взглянул на стоявшего чуть в стороне Дронго.
– Вы были с ними? – спросил он по-немецки.
– Я не говорю по-немецки, – ответил Дронго.
Бальтцер повторил свой вопрос по-английски.
– Нет, – ответил Дронго.
– Тогда что вы здесь делаете? – разозлился менеджер.
– Я думал, что вам может понадобиться помощь. Дело в том, что я частный эксперт. Меня обычно называют Дронго.
Райхель нахмурился. Он что-то слышал о таком человеке, но Бальтцер не дал ему продумать эту мысль до конца.
– Только этого нам не хватало, – раздраженно пробормотал менеджер, – частное расследование. Свой личный Шерлок Холмс. Вы, наверно, насмотрелись разных детективов. Идите на свое место, мистер Шерлок Холмс, и, ради бога, никому не говорите о том, что слышали здесь. Так будет лучше для всех. А если вы попытаетесь снова подойти к этим дверям или предложить свои услуги, я просто прикажу выставить вас из нашего отеля. Сейчас двадцать первый век. Все эти забавы с частными детективами остались даже не в прошлом, а в позапрошлом веке. До свидания, господин Драго.
Он повернулся и пошел в другую сторону. Райхель снова посмотрел на Дронго. Где-то он слышал эту необычную кличку. Но сейчас явно не до этого. Бальтцер прав. Нужно принимать меры, чтобы не допустить паники, продолжать новогодний бал и принять полицию для начала следствия по делу об убийстве. Райхель тяжело вздохнул. Он хотел сегодня попасть домой пораньше. Ведь это для гостей – новогодний бал. Для сотрудников службы безопасности и вообще для всех сотрудников отеля это была не просто ночь работы, а ночь тревог и волнений, когда приходилось работать до утра, понимая, что могут произойти любые инциденты с людьми, которые пьют и едят в течение десяти часов подряд.
Раздалось еще несколько громких хлопков. Райхель покачал головой. При таком шуме легче было воспользоваться пистолетом, но убийца решил использовать нож, что само по себе было достаточно необычно.
Дронго проводил обоих мужчин долгим взглядом. Они даже не подозревали, от услуг какого эксперта отказались. Но впереди была еще длинная ночь.
Дронго вернулся в зал ресторана. Айшу уже увели. Она ушла вместе с Рахилей и Баграмовым, который сопровождал их. Посол мужественно решил остаться на месте, понимая, что надо будет ответить на вопросы следователя и сотрудников полиции. Остальные тоже расселись по своим местам. Правда, Инна прошипела своему мужу, что нужно было отпустить всех женщин, а не только супругу Галимова, но она сама прекрасно понимала, что никто не разрешит им так просто уйти, а несчастную Айшу увели именно потому, что она была супругой убитого президента компании.
Примерно через пятнадцать минут в зал ресторана вошли трое мужчин. Впереди шел Бальтцер, который указал на восьмой столик, за ним – еще двое мужчин. Один был пожилой, ему было явно под шестьдесят, он немного прихрамывал. Другой был еще молодым, ему было лет тридцать пять. На его лице явно читалось недовольство всем происходящим, ведь мужчину наверняка оторвали от праздничного стола. Все трое мужчин подошли к восьмому столику. Посол поднялся, ожидая, когда они подойдут. Люди вокруг продолжали смеяться и веселиться.
– Господин посол, – начал Бальтцер, – позвольте вам представить. Сотрудник городской прокуратуры герр Штреллер и старший инспектор полиции герр Квернер. А это – господин Набатов, посол своей страны в Австрии.
– Нет, – быстро возразил Набатов, – я не посол в Австрии. Я действительно посол нашей страны, но только в Германии. А сюда мы прилетели для празднования Нового года.
Штреллер нахмурился. У него на лице были глубокие морщины, кустистые седые брови. Он взглянул на менеджера.
– Значит, господин посол находится здесь как частное лицо и не может считаться дипломатом? – уточнил он.
– Может, – сразу возразил Набатов, – у меня дипломатический иммунитет, который распространяется на всю территорию Евросоюза. Независимо от того, в какой точке Евросоюза я нахожусь. И хотя я официально являюсь послом в Германии, мой дипломатический статус автоматически подтверждается в любой стране Евросоюза. Как и статус моей супруги и нашего советника.
– Ясно, – сказал Штреллер, – судя по всему, переводчик вам не понадобится. А где ваша супруга и советник?
– Поднялись вместе с супругой погибшего наверх, в их номер, – пояснил Набатов. – Вы можете себе представить, в каком она сейчас состоянии?
– Можем, – кивнул Штреллер. – Давайте тихо выйдем отсюда и пройдем в кабинет менеджера, чтобы не мешать людям встречать Новый год.
– Только мне одному? – уточнил посол.
– Нет. Со всеми вашими гостями. Я думаю, будет правильно, если мы побеседуем с каждым из сидящих за этим столиком. Насколько я понял, вы заказали весь столик для себя и были сотрудниками одной компании?
– Все, кроме нас и герра Фаркаша, – показал на мадьяра посол, – остальные действительно сотрудники компании.
– Очень хорошо, – кивнул Штреллер, – пройдемте и переговорим. Только выходите не все сразу, чтобы на вас не обращали внимание.
– Мы будем ждать вас в приемной господина Бальтцера, – добавил Квернер, – выходите постепенно, чтобы все выглядело достаточно спокойно.
У него был резкий гортанный голос. Дронго с сожалением смотрел на этих двоих. Он их никогда не видел. Надеяться, что здесь обязательно появится кто-то из его знакомых, было наивно. Он никогда раньше не видел ни господина Штреллера из городской прокуратуры, ни старшего инспектора Квернера. В этом не могло быть никаких сомнений. И они тоже никогда его не видели, так как, войдя в зал, подошли к восьмому столику, даже не обратив внимания на стоявшего у соседнего стола Дронго.
Посол поправил очки и двинулся к выходу следом за Бальтцером. Вместе с ним пошли супруги Яцунские. Штреллер одобрительно кивнул головой, оборачиваясь к гостям. Фаркаш и Вероника Вурцель решили следовать за ним, чтобы с последней группой, состоящей из Руслана, Амалии и Давида, ушел старший инспектор Квернер. Но еще до того, как Штреллер решил выйти из зала ресторана, Дронго шагнул к нему. Увидев его, Вероника радостно улыбнулась. Она заметила, что он один, и решила, что ее прежние предположения были верными: он просто пригласил на танец какую-то молодую женщину. Откуда ей было знать, что Джил была супругой Дронго?
– Простите, что беспокою вас, господин Штреллер, – начал Дронго, – я, к сожалению, не говорю по-немецки.
– Что вам угодно? – Штреллер знал английский, но говорил на нем с чудовищным немецким акцентом. Хотя знатоки утверждают, что в Вене никто не говорит на чистом немецком, а здесь есть свой немецкий, который называют венским немецким, обволакивающий, с мягкими окончаниями. В Австрии вообще – больше семидесяти различных диалектов немецкого.
– Давайте отойдем, – предложил Дронго.
Штреллер сделал несколько шагов в сторону.
– Я вас слушаю, – сказал он, глядя на незнакомца и не скрывая своего нежелания слушать незваных свидетелей.
– Дело в том, что я проживаю в этом отеле, – пояснил Дронго, – и уже два дня имел возможность наблюдать за этой группой людей, которые прибыли сюда для встречи Нового года.
– Вы за ними следили? – уточнил Штреллер.
– Нет-нет. Вы меня не поняли. Я, конечно, не следил. Я приехал вместе с семьей на отдых. С женой и детьми. Я же говорю, что живу в этом отеле…
– В каких номерах? – Штреллер достал свою записную книжку и ручку.
– Это не имеет значения. Хотя, наверное, для вас имеет. Записывайте. Четыреста шестьдесят второй и четыреста шестьдесят шестой. Я приехал на отдых и случайно столкнулся с этой группой. Имел возможность слышать и видеть их на протяжении последних двух-трех дней.
– Говорите быстрее, – попросил Штреллер, – у меня мало времени.
– Черт возьми! Вы можете меня хотя бы выслушать? Я мог бы помочь вам в расследовании.
– Спасибо. Кто вы по профессии?
– Это неважно. Хотя я юрист. Профессиональный юрист.
– И кем вы сейчас работаете?
Дронго неслышно выругался.
– Частным экспертом.
– То есть частный детектив, – уточнил Штреллер, усмехнувшись и пряча свою книжку обратно. – Господин детектив, если нам понадобится ваша помощь, мы обязательно к вам обратимся. А сейчас – извините, мне нужно идти.
– Подождите, – остановил его Дронго, хватая за рукав, – я хочу вам сказать… Меня обычно называют Дронго.
– Ну и прекрасно. Не знаю, что это означает, но, наверное, хорошее слово. Сегодня новогодняя ночь. Идите к своей семье и отдыхайте. И оставьте расследование для нас, несчастных чиновников, которые должны заниматься поисками убийцы даже в праздник.
– Вы ничего не поняли, – разочарованно произнес Дронго, – я мог бы вам помочь…
– Вы имеете отношение к стране, к которой принадлежал убитый?
– Нет.
– Вы знаете кого-нибудь из этой компании лично?
– Нет.
– Вы когда-нибудь раньше встречались с кем-нибудь из них?
– Нет.
– Вы подозреваете кого-то конкретно?
– Нет.
– Вы связаны каким-то образом с компанией, в которой работали почти все гости, сидевшие за соседним столиком?
– Нет, – с каждым «нет» росло отчуждение, и Дронго понимал, что Штреллер будет прав, если просто откажется с ним разговаривать.
– Вот видите, господин эксперт, – удовлетворенно произнес Штреллер, – все против вас. Я понимаю, что сегодня вы вместе встречали Новый год, сидели за соседним столиком, и вам кажется, что вы сумели понять, о чем именно они говорили. Но убийство произошло внизу, и вы вряд ли были непосредственным свидетелем случившегося. Просто вы решили, что сможете нам помочь. Благодарю за эту инициативу. И если понадобится, мы обязательно к вам обратимся. А пока прошу меня извинить…
– Подождите, – крикнул Дронго, второй раз хватая Штреллера за рукав, – хотя бы запишите мою кличку. И передайте своему начальству. Может, они окажутся более знающими, чем такой упертый тип, как вы. Особенно, если кто-нибудь из них работал в Интерполе или в экспертном комитете ООН. Хотя бы это вы можете сделать?
Штреллер испытывающе посмотрел на Дронго, высвободил руку, достал книжку и написал слово «Дронго». Захлопнул книжку и взглянул на своего собеседника.
– Теперь вы удовлетворены? Я могу наконец удалиться?
Он повернулся и пошел к восьмому столику. Дронго остался на месте. Кажется, его действительно не поняли. Штреллер вообще никогда о нем не слышал. Все правильно. Все так и должно быть. Не стоит никогда думать, что ваша слава обгоняет вас и бежит впереди. Ничего подобного. Все в этом мире относительно.
«Так проходит земная слава», – подумал Дронго. Было немного обидно. Они могли бы не столь бесцеремонно отказываться от него. Хотя если поставить себя на их место, то все правильно. Их оторвали от новогодних столов, заставили приехать сюда, где одного из гостей кто-то полоснул ножом, перерезав ему горло. И неожиданно появляется какой-то непонятный тип, который утверждает, что он частный эксперт и может помочь в расследовании этого дела. В лучшем случае его можно принять за сумасшедшего, в худшем – за пособника убийцы.
Он повернулся и вышел из зала. Судя по тому, что произошло, убийцей не мог быть посторонний, который ждал бы появления Галимова в этом отдаленном туалете на первом этаже. Посторонний не мог знать, что убитый снова там появится. Ведь он уже был там вместе с Вероникой Вурцель. И почему-то спустился снова. Если его снова ждала там женщина, то Галимов просто сексуальный маньяк. А если мужчина, который знал, что Галимов пройдет именно туда? Фаркаш, которому Вероника обещала помощь? Вполне возможно. Она могла его туда отправить. Или кто-то другой… Давид, который советовал Фаркашу застрелиться? Может, Руслан, который должен был рассказать о каком-то секрете? Или все-таки женщины? Судя по тому, как дергалась Рахиля, у нее с убитым были какие-то особые отношения. Ее третий муж явно не тот человек, который будет устраивать скандалы из-за этих отношений, а Галимов – беспринципный и наглый – мог сойтись с любой женщиной, даже если она близкая родственница его жены и дочь самого президента государства. Для него такие вещи не могли быть помехой. Может, это «Главная дочь» сошла вниз и ударила его ножом, чтобы затем, поднявшись наверх, проявить свое беспокойство.
Нет, не получается. Нужно помнить, что Галимов был спортсменом. Он еще сказал за завтраком, что по-прежнему совершает ежедневные пробежки. Мастер спорта по борьбе. У него должны быть невероятно сильные руки. И с ним не так просто справиться. Рахиля явно не смогла бы. И вообще, женщина бы не смогла. Тогда кто это сделал? Нужно еще посмотреть на тело, но в любом случае он мог защищаться. Тогда женщины отпадают. Остаются мужчины: посол Набатов, Яцунский, Давид, Фаркаш, Руслан. У посла могли быть более чем веские причины для убийства, но представить себе посла, убивающего любовника своей жены в туалете, как-то даже неприлично. Не говоря уж о том, что сам господин посол прекрасно знал, кого именно берет в жены. Ведь он был ее третьим мужем. Нет, мотив ревности меньше всего подходит. Яцунский? Этот тип боится крови и вообще слабак – не может даже нормально танцевать. Тоже не подходит. Остаются двое: Руслан и Давид. Оба достаточно крепкие, сильные; хотя Галимов был выше и явно сильнее. Но предположим, что это один из них. Тогда нужны мотивы, объясняющие их поведение, не говоря о том, что Галимов все равно должен был сопротивляться.
Стоп. Одну секунду. Почему же только двое? Их ведь трое. Еще за столом сидел Баграмов – майор службы национальной безопасности, человек физически крепкий, хорошо подготовленный. Он мог запросто убить даже такого крепкого спортсмена, каким был в молодости Галимов. Здесь как раз все сходится. И не обязательно, чтобы у самого Баграмова были какие-то личные мотивы. Они могли быть и у посла, и у его жены, особенно после того, как все поняли, почему так неприлично долго отсутствовал Галимов. Возможно, посол предложил исполнить эту грязную работу советнику посольства, зная его профиль. Или об этом его попросила «Главная дочь». В конце концов политики приходят и уходят, а деньги – самый надежный стимулятор случившегося.
Дронго вышел на четвертом этаже. Нужно отбросить все раздумья и забыть о том, что там произошло. В конце концов, они приехали на новогодний бал в Вену и не собираются портить его из-за какой-то непонятной компании и циничного бабника, которого, возможно, убили либо из-за любви, либо из-за ревности. Ведь Айша была родственницей Рахили, и ей вполне могла достаться капля ее решимости. Но все это только слухи, размышления…
Он прошел по длинному коридору, постучал в четыреста шестьдесят второй номер. Дверь сразу открылась, словно Джил ждала его, стоя в коридоре, прямо за дверью. Она обняла мужа, прижалась к нему. Затем отстранилась, глядя на Дронго.
– Что там произошло?
– Почему ты так решила? – удивился он.
– Ты слишком напряжен, – пояснила она, – слишком нервничаешь, я это чувствую.
– Ты права, – кивнул он, – все произошло так, как и должно было случиться.
Она взглянула ему в глаза.
– Его убили, – негромко сказал Дронго, – зашли за ним в туалет и перерезали ему горло.
– Какое несчастье, – равнодушно произнесла Джил, – очевидно, покойный не был праведником…
– Меня они вежливо попросили уйти, – сообщил Дронго.
– Ну и прекрасно. Сейчас ляжем спать, а утром отправимся на прогулку по городу. И выброси ты всю эту историю из головы, – посоветовала Джил.
– Я приму душ, – решил Дронго, направляясь в ванную комнату.
Но спокойно принять душ он не сумел. Ровно через пять минут в номере раздался телефонный звонок. В этих комнатах не было телефонов в туалетных комнатах, хотя номера считались класса «делюкс». Джил смотрела на звонивший телефон и не брала трубку. Дронго, услышав звонок, вышел из ванной, накинув на мокрое тело халат.
– Кто звонил? – спросил он.
– Я не брала трубку, – ответила Джил, – надеюсь, что они не заставят тебя заниматься расследованием этого убийства в новогоднюю ночь. Люди все еще празднуют наступление Нового года. Там, внизу, продолжается новогодний бал.
Он хотел что-то ответить, возразить или согласиться, когда снова позвонил телефон. Он взглянул на Джил и поднял трубку. Незнакомый женский голос строго произнес:
– С вами хочет говорить герр Морбитцер. Вы можете сейчас разговаривать?
– Да, – ответил Дронго, – я могу разговаривать. Можете меня с ним соединить.
– Добрый вечер. Хотя нет, уже доброе утро, – услышал он в трубке. – Неужели вы действительно тот самый Дронго, с которым мы виделись двадцать лет назад?
– Вы, кажется, работали в Интерполе, – напомнил Дронго, – у вас запоминающаяся фамилия. И еще вы говорили, что среди ваших родственников есть известный скрипач Морбитцер из Германии. Я запомнил эту фамилию, ведь он часто играет моего любимого Брамса.
– Все верно, – рассмеялся Морбитцер, – значит, вы тот самый Дронго, с которым мы вместе работали.
– Верно. А где вы сейчас работаете?
– Я генеральный комиссар полиции, – сообщил Морбитцер, – и мне как раз только сейчас доложили о печальном событии в отеле «Мариотт». Старший инспектор Квернер позвонил и проинформировал меня о случившемся. Хорошо, что я в Вене – правда, на другом конце города, отмечал Новый год вместе с детьми и внуками. Я приказал провести тщательное расследование. Квернер позвонил еще раз и попросил передать мне, что в отеле находится какой-то эксперт со странной кличкой, который просил сообщить эту кличку кому-либо из руководства, кто раньше работал в Интерполе. Квернер знал, что я работал в Интерполе больше двадцати лет, и поэтому передал мне сообщение Штреллера из городской прокуратуры о том, что в отеле находится эксперт Дронго. Вот так я и узнал о вашем появлении в нашем городе.
– Спасибо за звонок, герр Морбитцер, – сказал Дронго, – я очень рад, что именно вы возглавляете полицию этого прекрасного города.
– Уже шестой год, – сообщил довольный комиссар, – и собираюсь просидеть еще несколько лет. Вы понимаете, что мы – туристический город и для нас крайне важно наше реноме. Если во время новогоднего бала у нас будут убивать гостей, количество туристов, приезжающих в наш город, резко сократится.
– Уверен, что вы этого не допустите.
– Верно. Именно поэтому я приказал Квернеру принять любую помощь, которую вы можете оказать. Это будет честью для моих сотрудников – работать с таким профессионалом, как вы.
– Спасибо, – Дронго повернул голову и посмотрел на Джил. – Я всего лишь попытаюсь проконсультировать ваших сотрудников, не вмешиваясь в ход расследования, – сразу добавил он.
– Как вам будет удобно. Можете звонить мне в любое время. Запишите номер моего мобильного телефона. Я уже все равно сегодня не лягу спать, – Морбитцер продиктовал номер телефона, Дронго записал его и, поблагодарив, положил трубку.
– Это начальник полиции Вены, – сообщил он Джил, – он сам мне позвонил.
– Узнал случайно, что ты здесь? – улыбнулась она. – Не пытайся меня обмануть. Я ведь сразу поняла, что ты «рвешься в бой». Будешь вести свое расследование, без этого ты не можешь.
– Это всего лишь гимнастика для ума, – возразил Дронго.
– Интересная гимнастика, – заметила Джил. – Там на двух этажах ресторанов было не меньше тысячи человек. И еще столько же постояльцев в отеле. Как ты сумеешь вычислить убийцу? Это просто невозможно. Зачем ты согласился? Нужно иногда думать о своей знаменитой репутации.
– Теперь я слышу голос жены сыщика, – рассмеялся Дронго, – я меньше всего думаю в таких случаях о своем реноме. Мне важнее найти преступника. А насчет тысячи человек ты не совсем права. Конечно, исключить такой вариант невозможно, но мне кажется, что убийца сидел за тем же столом.
Джил вздрогнула.
– Там сидели друзья убитого, – медленно произнесла она, – все они так мило разговаривали.
– Помнишь французскую поговорку – «Предают только свои»? – мрачно спросил Дронго. – Это как раз тот самый случай.
– И ты уже знаешь, кто это мог быть?
– Конечно, нет. Иначе я бы сразу сообщил об этом следователю. Но можно переговорить с каждым и попытаться найти возможного убийцу. Тем более что у меня уже есть некоторые «зацепки».
– И ты всю новогоднюю ночь будешь искать этого преступника? – грустно уточнила она.
– Всю новогоднюю ночь я просидел вместе со своей семьей, – напомнил Дронго, – и вместе с вами встретил Новый год. А сейчас, когда все поднялись в номера, я могу попытаться помочь сотрудникам полиции.
– И ты этого сам хочешь, – добавила Джил.
– Да, – он взял ее руку, – ничем другим я заниматься не умею. А находить преступников – это как раз моя профессия. И ты это знаешь.
– Знаю, – сказала она. – Может, ты вернешься в ванную и более тщательно вытрешься?
Он улыбнулся и вернулся в ванную. Через минуту снова раздался телефонный звонок. Джил сняла трубку.
– Да, конечно, – ответила она. – Тебя снова к телефону!
Он вышел и взял трубку.
– Я вас слушаю.
– Как мне к вам обращаться? – услышал он незнакомый голос.
– Обычно меня называют Дронго.
– Мистер Дронго, с вами говорит старший инспектор Квернер. Вы не могли бы сейчас спуститься вниз, в кабинет менеджера отеля?
– Конечно, могу. Буду через пять минут.
Дронго положил трубку.
– Вот видишь, – сказал он, обращаясь к Джил, – опять позвонили.
– Я не лягу спать, пока ты не вернешься.
– Ни в коем случае. Ложись и ни о чем не думай. А я постараюсь управиться побыстрее.
Он оделся и, уже выходя из комнаты, повернулся к Джил и с улыбкой произнес:
– Ты самая понимающая супруга сыщика на свете.
– Не подлизывайся, – улыбнулась и она.
– Это серьезно. У сыщиков обычно не бывает жен, иначе развод просто неминуем. Шерлок Холмс был холост, Эркюль Пуаро тоже холост, а комиссар Мегрэ имел супругу, с которой ему комфортно было молчать. Патер Браун тоже не был женат. Я, кажется, единственный сыщик, который женат и имеет детей. Ты попадешь в историю, Джил.
– Только они выдуманные персонажи, а мы с тобой живые люди, – напомнила она.
– Разве? Уверяю тебя, что Шерлок Холмс более реален, чем многие живые люди. У него осталась квартира, где он жил на Бейкер-стрит. Там есть даже его музей. А комиссару Мегрэ поставили памятник. Они были настоящими, в отличие от миллионов обывателей.
– Будем считать, что ты меня убедил. До свидания.
Он поцеловал ее на прощание и вышел из номера, осторожно закрыв за собой дверь. Прошел по коридору, застегивая пиджак и, словно рыцарь, готовясь к своему поединку. В кабину лифта вместе с ним вбежало сразу несколько человек, торопившихся вниз. Все весело смеялись, размахивая шарами.
У кабинета менеджера в коридоре уже сидели и стояли почти все те, кто был вместе с Галимовым за восьмым столиком. Женщины сидели на стульях. Инна Яцунская, Вероника Вурцель и Амалия. Мужчины бесцельно ходили по коридору – Иосиф Александрович, Давид Модзманишвили, Дьюла Фаркаш и Руслан. Самого посла нигде не было видно. Очевидно, он находился в это время в кабинете менеджера. Увидев Дронго, Вероника приветливо кивнула ему, как знакомому. Он улыбнулся в ответ, входя в приемную. Там находились двое сотрудников полиции.
– Меня вызвал старший инспектор Квернер, – пояснил Дронго.
– Проходите, – показал на дверь кабинета менеджера один из полицейских.
Дронго вошел в кабинет. За столом сидел Штреллер, рядом стоял Квернер. Посол Марат Набатов сидел напротив них. Штреллер, увидев Дронго, усмехнулся.
– Входите, входите, – сказал он. – А вы, оказывается, у нас знаменитость. Теперь буду знать, кто самый известный эксперт в Европе. Именно так о вас сказал комиссар Морбитцер.
– Это преувеличение, – ответил Дронго, – но я работаю экспертом по расследованию тяжких преступлений уже много лет. И, значит, могу помочь вам в расследовании этого убийства.
– Простите, как вы сказали? – вмешался Набатов. Он знал английский и немецкий языки и понял, о чем полицейские говорят с вошедшим. – Как вас зовут?
– Меня обычно называют Дронго.
– Не может быть, – вскочил со своего места Набатов, – вы тот самый известный эксперт? – спросил он, уже обращаясь по-русски.
– Не знаю, насколько известный, но эксперт, – подтвердил Дронго.
– Прекрасно, прекрасно, – обрадовался посол. – Господа, это самый известный сыщик на всем постсоветском пространстве, – сообщил он, обращаясь к Штреллеру и Квернеру. – Вы можете быть уверены, что теперь легко найдете убийцу.
Штреллер пожал плечами. Было заметно, что он не очень доверяет «чудотворцам». Для этого он слишком много лет работал в прокуратуре. Квернер только усмехнулся. В конце концов, это прихоть самого комиссара Морбитцера. Вот пусть тот и отвечает за своего подопечного.
– Что-нибудь нашли на месте преступления? – спросил Дронго. Он говорил с обоими немцами по-английски. Штреллер отвечал с очень сильным акцентом, тогда как Квернер говорил гораздо лучше.
– Ему перерезали горло, – пояснил Квернер, – кто-то подошел к нему сзади и перерезал горло. Не понимаю, как убийца мог подойти так близко.
– Почему?
– Погибший стоял у зеркала, – пояснил Штреллер, – и должен был увидеть своего убийцу, который подходил сзади. Если это был незнакомый человек, то Галимов мог обернуться. Но он не обернулся. Получается, что это был знакомый.
– Вы разве всегда оборачиваетесь на незнакомого человека? – возразил Дронго.
– Когда у него в руках нож, я хотя бы попытаюсь защититься, – ответил Штреллер, – а судя по всему, погибший мог защититься. Говорят, что он был неплохим спортсменом.
– Правильно, – вмешался Набатов, – он занимался борьбой. У него были очень сильные руки. Я думаю, что убийца подкрался незаметно, иначе он бы не сумел ударить Анвара. Тот был сильным человеком.
– Он его ударил, – возразил Штреллер, – и ваш друг ничего не сумел сделать. Убийца нанес удар прямо в горло, шансов выжить не было.
– Я могу потом спуститься и посмотреть? – спросил Дронго.
– Там работает наша бригада экспертов, – сообщил Квернер, взглянув на Штреллера, – но вы можете спуститься, если хотите.
– Орудие убийства нашли? – уточнил Дронго.
– Нет, пока не нашли, – ответил Квернер.
– Как вы думаете, кто это мог сделать? – снова вмешался Набатов. – Наверное, какой-нибудь маньяк?
– Пока не знаю, – ответил Дронго, – но я мало верю в такое невероятное совпадение. На втором этаже, где вы встречали Новый год, есть несколько туалетов. На первом их тоже несколько. Кроме того, Галимов мог подняться к себе в номер. А он прошел в самый дальний туалет, находившийся у косметических салонов, где его и убили. Получается, что маньяк ждал его именно в этом дальнем туалете. Не очень логично. И трудно поверить в подобные совпадения. Затем – дальше. Вы говорите, что Галимов был очень сильный человек, мастер спорта по борьбе. Значит, он не стал бы подпускать к себе так близко незнакомого человека и попытался хотя бы оказать ему сопротивление, оттолкнуть его. Но он этого не сделал. Отсюда выводы – убийца был знакомым Галимова, и, возможно, это сделал кто-то из тех, что сидели за вашим столиком.
– Что вы такое говорите, – всплеснул руками посол, – вы отдаете себе отчет в своих словах? У нас за столом были все, кого мы знаем уже очень давно. Может, вы и меня подозреваете в совершении этого убийства?
– А разве у вас не могло быть мотивов? – Разговор шел по-русски и оба австрийских чиновника пока не вмешивались в их диалог.
– Какие мотивы? – дернулся Набатов. – Мы даже были родственниками. Женатыми на троюродных сестрах. Даже смешно такое предположить. Он был президентом компании, а я послом, дипломатом. Не было ничего, что могло бы поссорить нас. Никаких пересекающихся личных интересов.
– Насколько я мог слышать, ваша супруга владела двадцатью пятью процентами акций его компании.
– Это ее дело, – мрачно ответил посол. – Тем более не было резона убивать его, если эта «курица» несет «золотые яйца» для моей супруги. Извините, но убийцу нужно искать в другом месте. Я знаю практически всех, кто был за нашим столом. И знаю достаточно давно, чтобы не сомневаться в них.
– Будем искать, – согласился Дронго. – А давно вы решили приехать именно сюда?
– Нет. Где-то в середине декабря. Галимов позвонил и предложил собраться здесь. Мы с женой решили приехать из Берлина, а они прилетели все вместе. Хотя нет, не все. Кажется, разными рейсами, но я точно не спрашивал.
– А Баграмов давно у вас работает?
– Семь или восемь месяцев. До него был другой сотрудник, которого потом отозвали.
– Почему?
– Я бы не хотел отвечать на этот вопрос.
– Не забывайте, что здесь произошло убийство.
– А вы не забывайте, что я посол и имею право вообще не отвечать на ваши вопросы.
– Что сразу вызовет ненужные подозрения, – заметил Дронго.
– Хорошо. Если вы настаиваете. Прежнего советника отозвали по предложению моей супруги. У нее требовательный характер, и не все сотрудники выдерживают ее строгие правила.
– Прежнего отозвали по настоянию вашей жены, – подытожил Дронго, – а Баграмова прислали вместо него. Это вы выбирали, кого к вам пришлют? Или ваша супруга?
– Он не просто дипломат…
– Я знаю, – кивнул Дронго, – он майор вашей службы безопасности. Услышал, когда сидел за соседним столом.
– Тогда тем более. Вы должны понять, что не мы выбираем.
– Ваша жена не просто супруга посла, но и дочь президента. Она могла выбирать.
– Она не возражала, – тактично ответил дипломат.
– Вы ему доверяете?
– У вас есть какие-то подозрения?
– Нет, мне интересно ваше мнение.
– Я привык доверять людям из его организации.
– Как долго вы знаете семейную чету Яцунских?
– Несколько лет. С тех пор, как познакомился ближе со своей нынешней женой. Иосиф Александрович всегда был правой рукой погибшего. Очень толковый и умный человек. Его супруга излишне впечатлительна, но они очень порядочные люди и верные друзья.
– А Дьюла Фаркаш? Как давно вы его знаете?
– Меньше остальных. Он какой-то компаньон компании. Я видел его несколько раз, и он производил впечатление солидного бизнесмена.
– Давид? Как вы можете его охарактеризовать?
– Экспансивый, вспыльчивый, излишне эмоциональный. Но, в общем-то, дружелюбный и контактный человек.
– Фройляйн Вероника Вурцель? – задал следующий вопрос Дронго, увидев, как усмехнулся Набатов.
– Я знаю ее уже два года, – сообщил посол, – очень способная дамочка с массой скрытых внутренних достоинств. Абсолютно без комплексов. Типичная немка.
– Что значит «типичная немка»?
– Культура поведения, манера себя держать, общение с мужчинами…
– Я не совсем понимаю, что значит слово «типичная»? – настаивал Дронго.
– Пожалуйста, – пожал плечами Набатов. – Когда они приехали к нам в Берлин, мы заказали им номера в «Бристоле». Всем троим. Галимову, Давиду и фройляйн Вурцель. Можете себе представить, – когда мужчины отправились в сауну, их заставили раздеться перед входом в парилку, как и положено в Германии. И через некоторое время туда вошла абсолютно обнаженная фройляйн Вурцель. Можете себе представить?
– По-моему, это нормально для Германии. Они все так делают.
– Но не совсем нормально для наших. Галимов рассказывал мне об этом со смехом. Я же сказал, что она «типичная немка».
– Давайте вспомним Амалию.
– Хороший секретарь. Галимов был доволен ее работой.
– Она часто выезжала с ним?
– Достаточно часто. У него два секретаря в приемной. Одна ездит с ним, другая сидит на месте.
– А Руслан?
– Он был помощником и, по-моему, телохранителем. Тоже бывший спортсмен.
– Остаются две женщины: ваша супруга и Айша, жена погибшего Галимова.
– Она святая, – сразу ответил Набатов, – честное слово, святая. Спокойная, выдержанная, никогда не позволяющая себе выдать свое настроение, как-то показать свое отношение. Галимов был человеком необузданных страстей и эмоций, что ему часто вредило. А она делала вид, что не замечает его эмоциональных «срывов».
– «Срывы» были частыми?
– Случались. Он был человеком ярким, интересным и богатым. Привлекал женщин. Вы знаете, иногда женщинам нужна груда мускулов вместо интеллекта, – добавил Набатов.
– Галимов часто изменял своей супруге?
– Я не буду отвечать на этот неприличный вопрос. Но он не был ангелом, это точно.
– Не забывайте, что я задаю вопросы не из собственного любопытства. Вы знали, что он изменяет своей жене?
– Это было не мое дело, – повысил голос посол, – этим должна была озаботиться его супруга. Если ей было все равно, то предъявляйте сейчас претензии именно ей. Возможно, кто-то в порыве ревности ударил Анвара. Меня это не касается. – Набатов слишком нервничал, невольно выдавая себя.
– Ясно. Вы не ответили на вопрос о вашей супруге. Как она относилась к погибшему?
– Ровно. Спокойно. Как к мужу своей родственницы. У вас больше нет вопросов?
– Есть. Мне показалось, что она слишком эмоционально реагировала на длительное отсутствие Галимова за новогодним столом. И в первом, и во втором случае.
– Мне так не показалось. Нормальная реакция. Она переживала за свою сестру.
– Тогда все, – кивнул Дронго, – только последний вопрос. Когда вы собирались вернуться в Берлин?
– Сегодня, – сразу ответил Набатов. – Надеюсь, что это всё?
Дронго взглянул на Квернера.
– Я закончил свою беседу. Можно мне спуститься вниз?
– Идемте, – сказал Квернер, – я вас туда провожу.
Они покинули кабинет менеджера, прошли по коридору и спустились вниз, на первый этаж. Повсюду продолжалось веселье, играла музыка. У туалета стояли двое сотрудников полиции в штатском, которые никого не пропускали туда. С другой стороны был небольшой коридор, который вел в косметический салон и парикмахерскую. В эти часы они были закрыты, и входные двери с улицы – тоже. Квернер вошел первым, Дронго – за ним. В туалете работали трое специалистов, экспертная бригада сотрудников полиции – двое мужчин и одна женщина. Все трое были явно недовольны. В эти часы они могли бы сидеть у себя дома с друзьями или в ресторане, отмечая встречу Нового года.
– Что-нибудь есть? – спросил Квернер.
– Проверяем, – сообщил один из экспертов. – Много отпечатков пальцев, но пока не ясно, кому они принадлежат.
– У погибшего в кармане было очень много денег, – сообщила женщина, – около двадцати тысяч евро. Но их не взяли.
– Сколько денег там было? – не понял Дронго немецкие слова.
– У него было очень много денег, – перевел Квернер, – двадцать тысяч евро наличными. И убийца не взял деньги.
– Двадцать тысяч евро наличными – это не так уж и много для подобных бизнесменов, – возразил Дронго. – Он собирался принимать дочь президента своей страны и ее мужа, посла в Германии; наверное, собирался что-нибудь купить, куда-то их повести… В таких случаях лучше иметь наличные деньги.
– Но убийца их не взял, – упрямо повторил Квернер.
– Это было понятно с самого начала, – кивнул Дронго. – Посмотрите на часы убитого. Они стоят как минимум пятьдесят тысяч евро. Убийца их тоже не тронул. Что еще нашли у погибшего в карманах?
Квернер перевел вопрос.
– Кредитные карточки, записную книжку, с которой мы будем работать, два презерватива, – деловито сообщила женщина. – Тоже интересно – человек приходит на новогодний бал со своей супругой, имея в кармане два презерватива.
– Мужчины бывают предусмотрительны в подобных случаях, – мрачно заметил Дронго.
– У него были еще таблетка аспирина, карточка-ключ от его номера, пачка жвачки и какие-то ключи, – добавила эксперт.
Дронго взглянул на погибшего. Всегда трудно смотреть на подобное зрелище, особенно когда видел человека живым. Он отвернулся, нахмурился и задумчиво произнес:
– Убийца сильно рисковал…
– В каком смысле? – не понял Квернер.
– Погибший был сильным человеком, спортсменом, который даже здесь по утрам совершал свои пробежки. А убийца, теперь уже точно понятно, был не случайный маньяк и не какой-то неизвестный грабитель, который оказался в отеле. Это был расчетливый тип, знавший, где ждать свою жертву. Но почему ножом? Ведь это огромный риск. Галимов был высокого роста, сильный, имел мощные руки борца. Он легко мог перехватить нож. Убийца невероятно рисковал. Продумать такой план и так глупо рисковать. Что-то здесь не сходится, герр Квернер.
– Убийца был уверен, что сумеет подойти достаточно близко, – предположил Квернер.
– Все равно огромный риск. Легче было ударить по голове тяжелым предметом, а потом перерезать горло. У него нет на голове шишки или гематомы?
– Нет, – ответил эксперт, – мы ощупывали голову. Никаких видимых следов. Все нормально. Но точно скажут только патологоанатомы. Насколько мы можем судить, его ударили только ножом.
– Женщина не смогла бы нанести такой удар, – предположил Квернер, глядя на погибшего, – здесь должен быть очень сильный мужчина.
– Его помощник Руслан был также его телохранителем, – сообщил Дронго, – и еще один телохранитель поднялся наверх – майор службы безопасности Баграмов. Но его арестовать вы не сможете, даже если у вас будут веские основания. У него дипломатический паспорт.
– Но хотя бы переговорить с ним мы можем? – буркнул Квернер. – Я думаю, что вы напрасно спустились. Здесь либо дипломаты, либо близкие знакомые погибшего. Расследование может зайти в тупик. Это скажется на вашей репутации.
– Не нужно думать о моей репутации. Я сам о ней позабочусь. Но все-таки почему убийца так рисковал?
Они вышли в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Квернер взглянул на Дронго.
– Что вы думаете делать сейчас? С кем хотите переговорить?
– Прежде всего с фройляйн Вурцель. Но я хотел бы переговорить с ней наедине, без свидетелей.
– Можно узнать, почему?
– Конечно, можно. Я уже два дня смотрел на эту группу, понимая, что здесь зреет нечто не очень хорошее. И прислушивался к их беседам, словно чувствуя, что здесь может произойти трагедия. Вчера вечером я обратил внимание на длительное отсутствие погибшего и его представителя в Европе – фройляйн Вурцель. Я спустился вниз и начал искать их. А затем прошел именно сюда…
– Интуиция?
– Не думаю. Скорее расчет. Здесь самое тихое место, и многие не знают, что туалеты здесь за углом. Их не видно из зала. Я вошел в мужской туалет и услышал характерные стоны…
– Они занимались сексом? – в упор спросил Квернер.
– Мне показалось, что да. Во всяком случае, они были вдвоем. Я, конечно, сразу вышел.
– И вы думаете, что после этого она его заколола?
– Нет. Разумеется, нет. После этого они поднялись в зал ресторана, причем он, правильно просчитав реакцию некоторых женщин, поднимался по лестнице один, чтобы его видели, тогда как фройляйн Вурцель поднялась с первого этажа на второй в кабине лифта и вошла в зал ресторана почти никем не замеченной.
– А убийство произошло позднее?
– Гораздо позднее. Но интересно другое. Убийство произошло именно здесь, где он встречался со своей сотрудницей. Возможно, это ревность кого-то из мужчин, кому нравилась фройляйн Вурцель. Возможно, это ревность кого-то из женщин, кто мог быть близким другом погибшего. А еще большая возможность, что это спланированное убийство.
– Похоже, что так. И вы хотите прямо сейчас переговорить с фройляйн Вурцель?
– Да. Пока никто не рассказал ей о подробностях случившегося. Если вы, конечно, разрешите.
– Но вы не знаете немецкого.
– Она хорошо говорит по-русски.
– В таком случае идите, – согласился Квернер, – а мы начнем допрос свидетелей. Кто был его заместителем в компании?
– Вице-президентом компании был Иосиф Александрович Яцунский. Он как раз там, в коридоре, вместе со своей супругой. И хорошо говорит по-немецки. Вам не понадобятся переводчики.
Они поднялись на второй этаж, и Квернер прошел в кабинет. Дронго подошел к Веронике, сидевшей на стуле.
– Простите, мисс, – сказал он по-английски, – я могу с вами переговорить?
– Да, – улыбнулась она, – вы, наверно, адвокат. Я почему-то так и думала. У вас такой чудесный парфюм, и вы очень элегантно одеты.
– Спасибо. Давайте пройдем в другой конец коридора.
– Меня будут искать.
– Нет, я получил разрешение старшего инспектора.
Они отошли на значительное расстояние. Вероника оглянулась, открыла сумочку.
– Так хочется курить, но в помещении отеля запрещено, – пожаловалась она. – Зачем вы меня сюда позвали?
– Хотел с вами переговорить.
– Кто вы такой?
– Эксперт по вопросам преступности.
– Очень жаль. Я была уверена, что вы адвокат и будете помогать этому послу и его наглой супруге. Вы видели, как она злилась, когда Галимов отлучился на несколько минут. Наверное, она подозревала и меня. Во всяком случае, смотрела на меня с нескрываемым подозрением и ненавистью.
– Его супруга – родственница жены посла, – сообщил Дронго.
– Это ничего не значит, – отмахнулась Вероника, – женщина бесится так только тогда, когда у нее отнимают ее собственность. Либо он был ее любовником, либо она собиралась им завладеть. Хотя, зная характер моего бывшего патрона, трудно представить, чтобы он удержался. Скорее они уже успели вместе что-то придумать. И его не остановили бы родственные связи, могу вас в этом уверить. Он был не тот человек, которого могли волновать соображения морального порядка.
– Я примерно так и думаю, – согласился Дронго.
– Значит, у нас с вами схожее мнение, – усмехнулась она. Разговор по-прежнему шел на английском, Дронго пока не выдавал своего козыря.
– Вы давно работаете в этой компании?
– Уже больше двух лет. Я их представитель в Европе. Не только в немецкоязычных странах, но и в остальных.
– А до этого где вы работали?
– В представительстве шведской компании. Но у них начались проблемы, и я вовремя ушла. Сейчас выясняется, что поспешила. Хотя кто знает. После смерти Галимова наверняка руководителем компании станет Яцунский. Он, кажется, хорошо ко мне относится, но его жена меня явно ненавидит. Старая дура! У нее, наверное, ранний климакс, и поэтому она так бесится. У него появилась хорошая помощница, которую ему рекомендовал Галимов. Очень симпатичная и добросовестная молодая женщина. Злата. А жена Яцунского буквально сходит с ума. Я Злату немного знаю. Она девочка без комплексов, и, видимо, именно это так нервирует супругу Яцунского.
– Двадцать пять процентов акций вашей компании принадлежат супруге посла.
– И она сразу потребует, чтобы меня выгнали, – кивнула Вероника, – я не сомневаюсь. Значит, буду искать другую работу. Жаль, что все так получилось, – спокойно сказала она.
– Вы ведь должны были решать проблему Фаркаша, – напомнил Дронго.
– С чего это вы взяли? – нахмурилась она. – Это все глупости. Я почти с ним не знакома. Никакой проблемы Фаркаша я не знаю и знать не хочу.
– Но вы обещали помочь ему.
– Ничего я ему не обещала. Если вы меня подозреваете, то так сразу и скажите. Я вызову своего адвоката, а до этого вообще не буду с вами разговаривать.
Она повернулась, намереваясь уйти.
– Я бы на вашем месте этого не делал, – сказал уже по-русски Дронго. – Может, вы лучше останетесь?
Она вздрогнула, медленно повернулась к нему.
– Вот в чем дело, – произнесла она тоже по-русски, – значит, вы с самого начала шпионили за нами? Взяли номер рядом с Фаркашем и все слышали? Надо было догадаться. Какие же мы были идиоты! Давид и Дьюла орали на весь коридор, а вы все слышали. Браво, мистер эксперт, вы меня просто поразили. Значит, вы все знаете?
– Не все, – возразил Дронго, – но я слышал, что вы обещали Фаркашу свою помощь.
– Действительно обещала. Но я ничего не смогла сделать. Галимов даже не согласился разговаривать со мной на эту тему.
– А вы пытались?
– Разумеется. Вы же все слышали. Фаркаш обещал мне очень солидное вознаграждение, если мне удастся уговорить нашего президента пойти ему на уступки. Но Галимов даже не хотел об этом слышать.
– И все-таки вы решили его убедить?
– В каком смысле? – нахмурилась Вероника. – На что вы намекаете?
– Вчера вечером вы были вместе с Галимовым в том самом месте, где через полтора часа его нашли убитым.
Она побледнела. Ничего не сказав, открыла сумочку, достала сигареты, вытащила одну. Затем, вспомнив, что здесь нельзя курить, сломала сигарету и выбросила ее.
– Черт вас возьми, значит, вы действительно шпион. Наблюдали за нами, спрятавшись в соседней кабинке. Вы хотя бы получили удовольствие?
– Не нужно говорить пошлостей, – строго перебил ее Дронго. – Чем вы занимались и с кем вы встречались – это ваше личное дело. Только ваше и Галимова. Интересовать такие подробности могут его жену, да и то если она абсолютная дура. Меня ваши отношения волнуют менее всего. Можете делать что хотите и с кем хотите. Но его убили. И убили в том самом месте, где вы с ним встречались. Неужели это вас не настораживает?
– Вы думаете, что его убила я?
– Пока не думаю. Но мотив у вас мог быть. С одной стороны, между вами могла возникнуть ссора, а с другой – вы могли разозлиться из-за неполученной суммы денег, которую вам обещал Фаркаш.
– И поэтому я его убила? – изумилась она. – Вы хоть понимаете, что теперь меня просто выгонят из компании? А я получала очень хорошую зарплату, и Галимов прекрасно относился ко мне. Зачем мне сначала трахаться с ним, а потом его убивать? Это даже некрасиво.
– Никто не мог знать, что все это произойдет у вас именно здесь. А он пришел сюда во второй раз.
– Значит, ему здесь понравилось.
– Он раньше останавливался в «Мариотте»?
– Насколько я знаю – нет. Он жил в «Гранд-отеле» и в «Захере».
– Но он откуда-то узнал про это укромное место. Не от вас ли?
– Нет. Он сам предложил мне пройти до конца первого этажа и резко свернуть направо. Получается, что он уже знал про это место.
– И второй раз вы с ним здесь не встречались?
– Нет. Конечно, нет. Или вы считаете, что я похожа на женщину, которая не может удовлетворить мужчину с первого раза? – цинично спросила она.
Он поморщился.
– Вы напрасно бравируете этим. Полиция может отыскать какие-нибудь следы и именно вас обвинить в убийстве.
– Какие следы? Он всегда пользовался презервативами. Боялся заразиться. Даже со знакомыми женщинами.
– Следы ДНК на его одежде или на вашей. Или какие-нибудь ваши отпечатки, волосы, кусочки кожи в мужском туалете… Других мужчин трудно будет идентифицировать, но женщину найдут быстрее. Тем более что вы единственная, кто подходит на подобную роль.
– Не смейте так говорить, – разозлилась она, – можно подумать, что супруга посла – это ангел. Или его секретарь. Расспросите ее, и она многое вам расскажет. Я же сказала вам про Галимова. Он был сильным человеком безо всяких комплексов.
– Кому, по-вашему, выгодна смерть Галимова?
– В нашей компании – никому, – ответила она, немного подумав. – Яцунский без Галимова ничего не сможет сделать. Руслан и Амалия просто останутся без работы. У Давида тоже будет куча неприятностей. Нет, в нашей компании его смерть не выгодна никому. Может, только Фаркашу, к которому Яцунский относится гораздо лучше, чем Галимов. Но он никогда не решился бы на такое. Он бизнесмен, к тому же еще и трусливый бизнесмен, но вовсе не убийца.
– Вы забыли, что за вашим столом сидела еще одна супружеская пара – посол и его жена, а также их телохранитель.
– Вот и ищите убийцу среди них. Посол, по-моему, типичный интраверт. Он замкнутый и какой-то молчаливый, такие люди способны на самые ужасные преступления. Можете представить себе его положение? Над ним и так все смеются. Он сделал карьеру благодаря удачной второй женитьбе. А для нее это третий брак. Сначала она вообще держала его при себе, как говорят русские, на побегушках. А потом двинула в дипломаты. Он прекрасно знает, что всем обязан своей жене. Даже языки его заставила выучить. Мне об этом рассказывал сам Галимов. И вот представьте, как он должен был ненавидеть мужа родственницы своей жены, если у него были подозрения, что его собственная супруга неравнодушна к этому типу. Он должен был сходить с ума.
– У них что-то было?
– Я должна отвечать честно, как на исповеди? Или как свидетель? – цинично уточнила Вероника.
– Ваша позиция начинает меня утомлять. Вы можете честно ответить на мой вопрос?
– Они были вместе несколько раз. Галимов находил, что она ничего из себя не представляет. Во всяком случае, именно так он ее характеризовал.
– Он не боялся говорить вам об этом?
– Именно мне и не боялся. Я – иностранка, мне никто не поверит. А своим он ничего такого не рассказывал. А может, просто хотел перед кем-нибудь похвастаться своими победами. Мужчинам важно не только обладать женщиной, им еще хочется, чтобы об их победах узнали другие.
– Вы тонкий психолог, – усмехнулся Дронго.
– Приходится. Я ведь специалист по переговорам. Там нужно быть и психологом. А вы здорово меня провели. Я была убеждена, что вы не можете знать русский язык. С такой восточно-западной внешностью и таким ароматом парфюма.
– Что значит восточно-западной? – заинтересовался он.
– У вас лицо цивилизованного араба или турка с характерным разрезом черных глаз. А общий облик вполне цивильный, западный. Умение носить костюм, ваш завязанный двойным узлом галстук, подобранный в тон рубашки, ваши запонки… Я поставила бы сто против одного, что вы всю жизнь провели в Европе. И наверняка бы проиграла.
– Большую часть последней четверти века я провел в Европе, – кивнул Дронго, – значит, вы были правы. У меня есть еще несколько не очень приятных вопросов.
– Хотите узнать, делала ли я аборты? – ухмыльнулась Вероника.
– По части здорового цинизма вы можете дать сто очков вперед любому мужчине. Это меня мало интересует. Но вы и раньше встречались с Галимовым или это был первый опыт?
– Конечно, не первый, – даже удивилась она, – вы же его видели. И теперь вы видите меня. Неужели вы полагаете, что мы могли бы два года сдерживаться? Мы перепихнулись при первой же нашей встрече, прямо у него в номере. Я думаю, что иначе он бы меня просто не взял на такую работу. Ему нужна была женщина, которой он мог доверять.
– И об этом знали другие?
– Кого вы имеете в виду?
– Например, Иосиф Александрович?
– Безусловно, знал. Скорее чувствовал.
– Давид?
– Догадывался.
– Кто еще мог знать или догадываться?
– Точно знала Амалия.
– Почему вы так убеждены?
– Она нас видела. По-моему, он даже это нарочно подстроил. Когда я прилетела к нему, примерно месяцев шесть назад, он позвал меня в кабинет и прямо там снял брюки, даже не закрыв дверь. И несколько раз смотрел в сторону двери, словно кого-то ожидая. По-моему, он хотел, чтобы она нас увидела. Она открыла дверь, увидела эту неприличную картину и вскрикнула. Потом убежала. Мне кажется, что она даже заплакала. Когда я вышла, у нее было такое несчастное лицо… Может, она тоже, как и все молодые девочки, была влюблена в своего шефа. Он ведь был красивым мужчиной. Сильным и богатым.
– Как вы считаете, почему он пошел именно туда во второй раз? Может, его опять туда пригласила женщина?
– Нет, – рассмеялась Вероника, – убеждена, что нет. Я выжала его как лимон. Он отправился туда просто так. Зачем люди ходят в туалет?
– На этаже было несколько туалетов. Он мог пройти туда.
– Значит, с кем-то договорился встретиться. Но не интимно, а для другой цели. Хотя не представляю, какая деловая встреча может быть в туалете, – улыбнулась Вероника.
– Вы понимаете, что будете одной из главных подозреваемых?
– Мне все равно. Я его не убивала. Глупо убивать своего шефа и благодетеля. Если я с ним спала, то вправе была рассчитывать на некоторые преференции, которыми он меня одаривал. Зачем мне его убивать? С какой стати? Я должна была его ценить, любить и оберегать даже больше, чем его собственная жена. Ведь я абсолютно не ревновала его к другим женщинам. Можно сказать, что я была идеальной подругой.
– Вы так спокойно обо всем говорите. Неужели вам его совсем не жалко?
– Конечно, жалко. Но еще больше мне жалко саму себя. В мои годы трудно найти такую высокооплачиваемую работу. Мне уже далеко за тридцать. Нужно искать другого босса, а это всегда сложно.
– С вашими способностями это совсем нетрудно, – сказал Дронго.
– Вы решили устроить состязание в цинизме? – насторожилась она.
– Нет. Я говорю о ваших истинных достоинствах. Умение разговаривать с людьми, умение убеждать, работа в нескольких иностранных компаниях, знание стольких иностранных языков… Для немки вы удивительно хорошо говорите по-русски.
– У меня мама полька, – улыбнулась Вероника. – Вам удалось мне тонко польстить. Будем считать, что я этого не заметила.
– Давайте вернемся обратно, – предложил Дронго, – и никому не говорите о нашем разговоре.
– Разумеется, – согласилась Вероника, – иначе жена посла просто выцарапает мне глаза.
Они вернулись к кабинету менеджера. Инна Яцунская недовольно посмотрела на Веронику и демонстративно отвернулась. Вышедший из кабинета посол о чем-то разговаривал с ее мужем. Руслан успокаивал Амалию, а Фаркаш беседовал с Давидом. Дронго прошел в кабинет, где беседовали Штреллер и старший инспектор Квернер.
– Что-нибудь узнали? – уточнил Квернер, когда Дронго вошел в кабинет.
– Убедился, что погибший был там не случайно, – ответил Дронго, – я думаю, что нужно искать орудие убийства. Убийца не мог забрать нож обратно с собой, это просто невозможно, он бы не стал так рисковать.
– Почему вы думаете, что это он, а не она? – мрачно спросил Штреллер.
– Я видел, как его ударили. Женщина бы просто не справилась, – ответил Дронго, – да и не всякий мужчина смог бы так быстро и ловко ударить. Все-таки погибший был спортсменом. Я видел, как он двигался. У убийцы была очень нелегкая задача.
– Мы вызвали еще нескольких сотрудников, чтобы найти нож, – сообщил Квернер, – но внизу сейчас более тысячи человек. Трудно организовать целенаправленные поиски. Убийца мог просто выбросить нож или спрятать его в своем номере. А обыскивать все номера мы не имеем права – трое подозреваемых с дипломатическими паспортами. Но в остальных местах мы будем искать.
– Пусть посмотрят в соседних туалетах, – предложил Дронго.
– Уже смотрят. Нам нужно еще получить согласие посольства на допрос супруги посла и их советника. Господин посол Набатов сам согласился отвечать на наши вопросы, без консула. А они могут не согласиться. Но где сейчас ночью мы найдем их консула? – вздохнул Квернер.
– Если позволите, я поднимусь наверх и переговорю с женой погибшего и супругой посла, – предложил Дронго. – Надеюсь, что они не откажутся со мной переговорить. Я могу сделать это как частное лицо.
– Вы думаете, что они захотят с вами разговаривать? – устало поинтересовался Штреллер.
– Во всяком случае, я попытаюсь. Ведь официально вам все равно придется ждать завтрашнего утра.
– Идите, – согласился Штреллер, – а мы пока поговорим с остальными. Должен вам сказать, что мы сейчас отправляем тело к патологоанатомам, но они выйдут на работу только к девяти утра.
– Не думаю, что они установят другие причины убийства, – вставил Квернер, – просто у нас такой закон.
– Я думаю, что у вас правильный закон, – кивнул Дронго, – и вообще вы все делаете правильно. Я поднимусь наверх и постараюсь вызвать на откровенность этих двух дам. В каком номере он жил?
– В сьюте на восьмом этаже, – Квернер назвал номер, и Дронго вышел из кабинета.
В коридоре рядом с послом уже стоял Баграмов, который тревожно оглядывался по сторонам, словно ожидая нападения. Дронго прошел к кабине лифта, достал свою карточку. Черт возьми, он допустил ошибку! На седьмом и восьмом этажах его карточка не действовала. Чтобы кабина лифта поднялась на эти этажи, у него должна быть другая карточка-ключ. Он снова вернулся в кабинет менеджера, и еще несколько минут они ждали, пока им принесут новую карточку. Только после этого Дронго снова вошел в кабину лифта и поднялся на восьмой этаж.
Пройдя к дверям сьюта, он позвонил. Прислушался. За дверью была тишина. Он позвонил еще раз. Услышал торопливые шаги. Дверь открыла сама Рахиля. Она была без обуви, волосы немного растрепаны. Рахиля взглянула на незнакомца и нахмурилась.
– Мы заняты, и нас нельзя беспокоить, – произнесла она на неплохом немецком, собираясь закрыть дверь.
– Простите, – сказал по-русски Дронго, – но мне нужно поговорить с вами и с вашей троюродной сестрой. Если вы, конечно, разрешите.
Она удивленно подняла брови. Внимательно посмотрела на стоявшего перед ней незнакомца, оценила его одежду, рубашку, галстук, обувь. Этот тип не был похож на обычных тупых полицейских. И говорил на таком безупречном русском языке… Она сделала шаг назад, словно еще более внимательно рассматривая мужчину.
– Ваше лицо кажется мне знакомым, – призналась она. – Мы где-то раньше виделись?
– Весь сегодняшний вечер, – пояснил Дронго, – просто я сидел за соседним столиком. А вы сидели ко мне немного боком.
– Я вас вспомнила, – кивнула Рахиля, – действительно, вы были за соседним столиком. Как странно. Значит, вы из полиции и специально были за соседним столиком, чтобы нас охранять? Или следить за нами?
– Все ваши предположения неверны, – улыбнулся Дронго, – я всего лишь эксперт по вопросам преступности и приехал сюда отмечать Новый год. Мы случайно оказались за соседними столами, и точно так же случайно я слышал почти все ваши разговоры. Кроме того, я говорю по-русски и много лет знаю начальника венской полиции господина Морбитцера. Поэтому меня попросили подключиться к расследованию в частном порядке и переговорить с вами. Учитывая, что у вас есть дипломатический иммунитет.
– Хорошо, что вы об этом знаете, – усмехнулась она. – А вам известно, чья я дочь?
– Разумеется. Ваш уважаемый отец уже столько лет президент страны, которую представляет в Германии ваш муж…
– И вы все равно решили меня допросить? – Ее даже немного забавляла эта ситуация.
– Нет, не допросить, а переговорить – пока следователи не получили согласия вашего посольства и не вызвали сюда вашего консула.
– Если я откажусь говорить, ни один наш консул не посмеет меня заставить, – торжествующе сказала Рахиля, – и даже наш министр иностранных дел не посмеет это сделать, если я не захочу с ними разговаривать.
– Я не об этом, – возразил Дронго. – Совершено убийство. Погиб ваш родственник, муж вашей сестры. А вы все являетесь свидетелями. Будет гораздо лучше, если мы переговорим еще до того, как сюда приедет ваш консул. Вы вообще можете отказаться с кем-либо разговаривать. Ваш дипломатический статус позволяет вам не встречаться с ними и уехать из Вены. Но ваше реноме… Вы ведь известный человек. Пойдут слухи, недомолвки, разговоры… Зачем вам все это нужно? Тем более если вы его не убивали.
– А вы в этом сомневаетесь? – криво усмехнулась Рахиля.
– Полагаю, что нет. Но переговорить нам все равно нужно.
– Как вас зовут?
– Меня обычно называют Дронго.
– Какое странное имя!
– Это кличка.
– Вы наш соотечественник?
– Мы все в какой-то мере бывшие соотечественники из единой большой страны. Но сегодня мы уже друг для друга иностранцы.
– Понятно. Входите и закройте дверь.
Он вошел, мягко закрывая за собой дверь.
– Идемте в гостиную, – предложила Рахиля, – и учтите, что говорить нужно тихо. Я дала снотворное Айше, она сейчас спит. Бедняжка совсем плохо себя чувствует, и я ее понимаю. Потерять такого мужа…
Они прошли в небольшую гостиную. Рахиля закрыла дверь в спальню, вышла в ванную комнату. Через минуту она вернулась. Волосы были уложены, она надела обувь, успела подвести глаза. Уселась на диване, кивком головы пригласив Дронго занять место рядом. И когда он сел, наконец спросила:
– Вы подозреваете кого-то конкретно?
– Пока у меня нет для этого оснований. Хотя, судя по разговорам, его не очень любили.
– Это неправда, – быстро возразила она, – его как раз все любили. И слишком много любили. Женщинам он безумно нравился. Сексуальный, чувственный, умеющий ухаживать, умеющий нравиться, если хотите. К тому же обеспеченный человек.
– Я не об этом. Насколько я знаю, у Фаркаша были большие проблемы с компанией, которую возглавлял Галимов. Да и Давид был не очень доволен своим положением. Возможно, я ошибаюсь, но и Яцунский был не очень расположен к своему шефу. Они говорили на «вы», а близкие люди так не разговаривают. Даже Руслан и Амалия были объединены какой-то общей тайной, о которой никто не знал.
– В любой организации начальника немного боятся. Это нормально, – возразила Рахиля. – Вы думаете, все министры нашего правительства обожают моего отца? Представляю, с каким удовольствием многие из них его предали бы. Но боятся. Пока он жив, его очень боятся, ведь можно все потерять. А вот когда его не станет, все они покажут свое настоящее лицо. И мой отец знает об этом, об этом знаю я, и самое прискорбное, что об этом знают и все наши министры. Так бывает всегда.
– Не всегда, – возразил Дронго, – здесь другие причины. Более глубокие и пока мне не очень понятные. Из числа подозреваемых к нему более или менее неплохо могла относиться только Вероника Вурцель.
– Не говорите мне об этой гадине, – вспыхнула Рахиля, – она просто дрянь. Профессиональная проститутка, которую взяли на работу в солидную компанию. Про нее мне такое рассказывали… Она просто нагло бросалась на Анвара. Если кто и убийца, то это она и ее друзья.
– Зачем ей убивать Галимова, если она на него бросалась и, судя по всему, всегда добивалась взаимности? – спросил Дронго.
– Кто вам сказал про взаимность? Она? Да он таких дешевок и на дух к себе не подпускал, – разозлилась Рахиля, – с его статусом и деньгами. Она и мечтать не могла, чтобы такой мужчина на нее обратил внимание. Ее уровень – этот Давид или Дьюла Фаркаш, но никак не выше.
– Боюсь вас разочаровать, но мне кажется, что ей удавалось добиваться взаимности у погибшего.
Рахиля нахмурилась, вздохнула, взглянула на Дронго.
– Вы просто так говорите или уверены в этом? Или, может, это ваши предположения?
– Уверен, – ответил Дронго.
– Как это на него похоже, – выдохнула она, – с кем попало… Он был такой неразборчивый! Когда видел женщину, был готов на любое безумство. Я ему много раз говорила, предупреждала. Но вы знаете, он вырос в большой семье. Шестеро детей, он был самым младшим. Постоянно ходил в тряпье, остававшемся от старших. Отец у него был маляр или что-то в этом роде. Семья все время жила впроголодь. Он учился в вечерней школе, потом заочно в институте. Его можно понять: когда у него появились деньги и возможности, он начал пользоваться этим на всю катушку. Этот человек сделал себя сам. Есть такие люди, которые могут проламывать стену.
– Чтобы устроить свою карьеру, он женился на родственнице президента, вашей троюродной сестре, – продолжил в тон своей собеседнице Дронго.
– Верно. И этим сразу обеспечил себе льготные кредиты и поддержку чиновников любого уровня. Только говорите тише, чтобы нас не услышала несчастная Айша. Все знали, что мать Айши и мой отец двоюродные брат и сестра. Я тоже вложила деньги в его компанию.
– А почему вы вложили свои деньги?
– Он был мой родственник, – ответила она, чуть моргнув. Этого было достаточно, она себя выдала. Рахиля отвела глаза. Дронго молча смотрел на нее, не задавая вопросов. Пауза неприлично затягивалась.
– Не нужно так долго и неприятно молчать, – вспыхнула Рахиля, – вы что-то хотите этим сказать? Вы знаете про наши отношения?
– Вы сами попросили меня говорить тише, – напомнил Дронго.
– Тогда не нужно ставить на мне ваши психологические опыты, – дернулась она, – не нужно так долго молчать, как будто вы знаете обо мне больше, чем я сама.
– У вас были с ним отношения? – спросил Дронго.
– Вам не кажется, что это хамский вопрос?
– Честно говоря, не очень приличный. Но вы сами сказали, что я мог знать о ваших отношениях.
– Не ловите меня на слове. Я вам ничего не сказала. У меня не было и не могло быть с ним никаких отношений. Абсолютно никаких. Или вы считаете меня до такой степени безнравственной женщиной? Не забывайте, что он был мужем моей сестры.
– Нас могут услышать, – напомнил Дронго, – вы так нервничаете, что я невольно мог бы задать вам еще несколько неприятных вопросов.
– А я бы на них не ответила. И вообще, не забывайтесь, господин эксперт. Я замужняя женщина, супруга посла нашей страны и дочь президента. Я – не Вероника Вурцель, которая может во время новогоднего бала куда-то убежать, чтобы ублажать своего шефа. А потом прийти и как ни в чем не бывало сидеть рядом с женой своего босса. Такая дрянь, – снова не сдержалась Рахиля, опять невольно выдавая себя. Ее реакция была слишком бурной для дальней родственницы.
– Как по-вашему, кто мог совершить преступление? – спросил Дронго. – Если исключить из числа подозреваемых Веронику Вурцель.
– Не знаю. Я этих людей знаю не так хорошо. Конечно, убийцей не мог быть ни мой муж, ни наш телохранитель, это понятно. Исключите из вашего списка несчастную Айшу, которая в глубочайшем шоке от случившегося, супругов Яцунских. Он интеллектуал, а не убийца. А его супруга, хоть и нервная особа, но из хорошей семьи и совсем не подходит на роль убийцы. Исключите и его секретаря Амалию. Остаются несколько человек – Дьюла Фаркаш, Давид и Руслан. Если вы не хотите считать Веронику. Только трое, один из которых мог быть его убийцей. Но насколько я слышала, самые большие проблемы были у Фаркаша. Вот вам и главный подозреваемый, – она улыбнулась, – как это называется? Кажется, «дедуктивный метод».
– Обязательно воспользуюсь вашей подсказкой, – согласился Дронго, – но учтите, что о проблемах Фаркаша знали все сидевшие за столом, даже вы. Поэтому нужно быть полным идиотом, чтобы идти на преступление в такой обстановке, ведь любой следователь будет рассуждать так, как вы. И он автоматически станет этим главным подозреваемым.
– Тогда я не знаю. Может, его хотели ограбить?
– В кармане у него нашли пачку денег, и на его руке остались часы. Часы были очень дорогие.
– Знаю. «Брегет». Он купил их сам, а всем хвастался, что это подарок моего отца. Хотя на самом деле мой отец никогда в жизни никому не дарил таких подарков, даже моему мужу.
– Это ваш третий супруг?
– Неужели количество моих мужей имеет отношение к убийству Анвара Галимова?
– Конечно, не имеет. Но ваш супруг дипломат, а значит, пользуется дипломатической неприкосновенностью. Как и ваш телохранитель. Вам не кажется, что я мог бы подозревать кого-то из них в совершении этого преступления?
– У вас странная логика. Только потому, что они дипломаты?
– Не только, – он снова замолчал.
Она отвела глаза.
– Уходите, – произнесла она, когда пауза снова затянулась, – я больше не хочу с вами разговаривать.
– Галимов был сильным человеком, – пояснил Дронго, – спортсменом. И почти никто из присутствующих не сумел бы подойти так близко и ударить его ножом. Галимов успел бы либо увернуться, либо перехватить нож. Но только не в том случае, если бил настоящий профессионал. А единственным профессионалом среди всех был майор Баграмов.
– Вот какая у вас логика, – нахмурилась Рахиля, – и зачем тогда Баграмову убивать Галимова? Какая причина?
– Во-первых, он встречался с Фаркашем, – сообщил Дронго, – и обещал ему помочь.
– Вот какой мерзавец, – беззлобно произнесла Рахиля, – я даже не думала, что он устраивает такие дела за нашей спиной. Хотя все они такие. Им тоже нужно жить, поэтому они так суетятся.
– Вторая причина. Ваш муж мог ревновать вас к господину Галимову и предложил своему советнику решить этот вопрос раз и навсегда.
– Мой муж! – рассмеялась она. – Практически невозможно представить, что он приказывает кому-то совершить убийство. Нет, этот вариант исключен.
– Ваш муж стал послом благодаря вам, – напомнил Дронго, – к его ревности мог примешиваться и вполне трезвый расчет. Ведь если вы по каким-то причинам расстанетесь, то он сразу же перестанет быть послом и вообще завершит свою карьеру.
– Почему мы должны были расстаться? – нервно уточнила она.
– Он мог почувствовать ваше отношение к Галимову?
– Вы все-таки напрашиваетесь на то, чтобы я вас выгнала. Какое отношение? О чем вы говорите?
– Я видел, как вы нервничали, когда Галимов долго отсутствовал.
– Правильно. Я волновалась. Как выяснилось, волновалась не зря. Его, в конце концов, убили.
– Вы вели себя как его супруга, а не как дальняя родственница, – пояснил Дронго. – Извините, но я вынужден вам это сказать.
Она впервые задумалась, затем взглянула на гостя – прямо в глаза.
– И все это видели?
– Безусловно. Думаю, что ваш муж тоже все понял.
– Что понял?
– Ваше отношение к погибшему. Оно тогда проявилось довольно ярко.
– Я никогда этого не скрывала. Если мы приехали отмечать Новый год сюда по его приглашению, значит, я относилась к нему не просто хорошо, а очень хорошо. Меня приглашала в Париж моя сестра, но я не поехала туда.
– Не сомневаюсь, что вы выбрали бы Вену.
– Опять какой-то намек?
– Нет. Просто констатация. Когда вы получили приглашение?
– После двадцатого. Кажется, так. Это было до Рождества, я точно помню.
– Галимов сам позвонил?
– Вы можете себе представить, что со мной он общался через секретаря?
– Я не сомневаюсь, что он звонил сам. Но с кем он говорил? С вами или с вашим мужем?
– Конечно, со мной. В нашей семье все решения принимает женщина. Или вы удивлены?
– Не удивлен.
– Мне не нравятся ваши намеки. Вы все время пытаетесь убедить меня, что знаете гораздо больше, чем говорите. Если вам что-то известно, то скажите мне об этом. А если неизвестно, то не нужно делать такие непонятные намеки.
– Если я скажу, что погибший был не очень скромным человеком, вы в это поверите?
– Безусловно. Я его слишком хорошо знала. Вернее, знаю такой тип мужчин. Мой первый муж был похож на него. Или он похож на моего первого мужа.
– Говорят, о покойниках нельзя говорить плохо. Но это явно не тот случай. Насколько мне стало известно, он не умел скрывать своих романтических увлечений…
– Тише, – теперь уже попросила Рахиля, оглядываясь на дверь спальни, – пожалейте его несчастную жену. Или уже вдову. Не могу даже произносить это слово.
Дронго поднялся и коротко кивнул. Рахиля встала следом.
– Он что-то рассказывал? – уточнила она тихо.
– Вы сами все знаете, – ответил Дронго.
– Даже после этого я его не убивала, – сказала Рахиля, – и не могла такого сделать. Он мне нравился. Именно таким – беспринципным и наглым. Может, это была ошибка, что я позволила ему так приблизиться ко мне…
– Да, – согласился Дронго, – мне тоже так кажется.
Он услышал шаги за дверью, прислушался. Кто-то спешил именно к ним. Через несколько мгновений в дверь постучали, и Рахиля шагнула, собираясь открыть дверь.
– Осторожнее, – сказал Дронго, поднимая руку, – не подходите к дверям. Разрешите, я открою сам.
Рахиля прикусила губу и отошла в сторону. Он шагнул ближе, посмотрел в глазок. У дверей стоял Квернер.
– Что случилось? – спросил Дронго у старшего инспектора. – Вы так взволнованы…
– Нашли, – выдохнул Квернер, – мы нашли орудие убийства.
Дронго вышел в коридор и увидел спешивших к номеру посла Набатова и советника Баграмова. Очевидно, они решили подняться в сьют, где находилась супруга посла. Квернер оглянулся на них, но ничего не сказал.
– Что случилось? – гневно спросил Набатов. – Какое право вы имеете сюда приходить и допрашивать мою супругу без моего разрешения? И без нашего представителя?
– Ее никто не допрашивал, – возразил Квернер, – я даже не входил в этот сьют, господин посол. Вы можете сами узнать об этом у своей супруги.
Рахиля появилась на пороге.
– Не нужно так нервничать, – посоветовала она супругу, – и не кричите. Айша приняла снотворное и, кажется, заснула. Ей сейчас тяжелее всех.
– Мы должны вернуться в «Империал», – предложил Набатов.
– Нет, – возразила Рахиля, – поезжайте без меня. А я останусь здесь на ночь, вместе с Айшой. Ее нельзя оставлять одну.
– Следователи могут прийти сюда, чтобы вас допросить, – напомнил Баграмов.
– Они не имеют права ее допрашивать, – вмешался Набатов.
– Меня никто не допрашивает, – возразила Рахиля, – и не нужно больше ничего говорить. Мы просто побеседовали с господином Дронго. Странная кличка для сыщика…
– Он известный эксперт, – пояснил посол, – но он не официальное лицо, а частное. И не имеет права тебя допрашивать.
Дронго пожал плечами, не вступая в спор. Баграмов протиснулся к дверям, словно намереваясь защитить Рахилю. Посол гневно смотрел на Квернера и Дронго. Старший инспектор тоже ничего не стал говорить. Он поспешил к лифту, увлекая за собой Дронго.
– Удалось побеседовать? – спросил он, когда они вошли в кабину лифта.
– У нас был сложный разговор, – признался Дронго, – в соседней комнате спала ее троюродная сестра, ставшая вдовой и бывшая ее соперницей. Она любила погибшего.
– Думаете, это убийство из ревности?
– Нет. Она прекрасно знала, что он далеко не ангел. Ей было с ним интересно, но особых иллюзий по его поводу она не питала. Интересная ситуация. К его жене она абсолютно не ревновала. А вот к другим женщинам, с которыми он мог встречаться, была просто беспощадна.
– Типичная женская логика, – кивнул Квернер, – когда жену не ревнуешь, а другую женщину считаешь соперницей.
– Где вы нашли нож? – спросил Дронго.
– Под столиком на первом этаже, – сообщил Квернер.
– Какой это нож?
– Даже не нож – тонкий стилет. Но хорошо заточенный. На нем остались капли крови.
– Отпечатки пальцев есть?
– Пока не знаем. Эксперты работают.
– Вы можете показать, где нашли нож?
– Конечно. Совсем недалеко от туалета, в большом зале на первом этаже. Убийца, уходя, бросил нож там.
Они вышли из кабины лифта, направляясь к кабинету менеджера, где их уже ждал Штреллер. Настроение у него значительно улучшилось, как будто они уже установили личность убийцы.
– Если найдем отпечатки пальцев, то сразу определим преступника, – довольно сообщил Штреллер. – Я попросил наших экспертов тщательно исследовать нож. Снимем отпечатки пальцев у всех подозреваемых и отправим в наше дактилоскопическое бюро. Утром получим результат и узнаем имя убийцы.
– Очень странно, – задумчиво покачал головой Дронго. – Так хорошо все продумано – и такая глупость с этим ножом.
– Почему глупость? – не понял Штреллер.
– Убийца очень рисковал – вышел из туалета с ножом и выбросил его под столик. Но это просто нелогично, вам не кажется?
– Не понимаю, что вас не устраивает? – спросил Штреллер.
– Поведение убийцы, – пояснил Дронго, – нелогичное поведение. Зачем выходить из туалета с ножом и так глупо рисковать, чтобы почти сразу выбросить его под первый попавшийся столик, рискуя, что его могут сразу же обнаружить? Легче было оставить орудие на месте преступления.
Штреллер взглянул на Квернера. Тот молчал.
– Может, он просто сильно волновался или не думал об этом? – предположил Штреллер. – Убийцы иногда поступают очень нелогично.
– Но не в нашем случае, – возразил Дронго. – Чем дальше мы продвигаемся в расследовании, тем больше я понимаю, что убийца тщательно готовился.
– Не преувеличивайте, – отмахнулся Штреллер, – не нужно делать из этого преступления особую загадку. Все как обычно. Кто-то вошел в туалет и перерезал горло своей жертве. Ничего необычного.
– Боюсь, что вы ошибаетесь, – упрямо возразил Дронго.
В кабинет вошел один из экспертов. Это был мужчина пятидесяти лет, в очках, уже начинающий седеть. У него было круглое лицо и усталые глаза.
– Мы все проверили, – сообщил эксперт, – на ноже нет отпечатков пальцев. Убийца, очевидно, вытер рукоятку или действовал в перчатках. Но на ручке стилета остались два волоска. Мы отправим их на экспертизу и, возможно, сумеем обнаружить убийцу по структуре ДНК.
– А если это волосы жертвы? – уточнил Квернер.
– Тогда мы ничего не найдем, – ответил эксперт, – но на проверку уйдет несколько часов. Закончим к утру. Я уже предупредил ребят, что мы сегодня работаем. Патологоанатомы тоже будут работать.
– Спасибо, – кивнул Штреллер, – тогда у нас все.
Эксперт вышел.
– При большом желании можно раскрыть любое преступление, – нравоучительно произнес Штреллер, – поэтому я думаю, что мы теперь обойдемся без господина эксперта. Если эти два волоска принадлежат убийце, то найти его будет гораздо легче безо всяких логических умозаключений.
– Вы не будете допрашивать остальных? – спросил Дронго.
– Будем, конечно, – ответил Штреллер, – но вы можете идти спать. Все остальное уже наше дело.
– Я все же думаю остаться, – упрямо произнес Дронго, – мне нужно переговорить с остальными членами этой группы. Я уверен, что это убийство раскрыть не так просто, как вы думаете.
– Как хотите, – равнодушно ответил Штреллер, – в конце концов, за вас поручился сам начальник полиции герр Морбитцер. Можете делать все, что хотите.
Дронго вышел из кабинета. Квернер пригласил Яцунского и его супругу для разговора, уже зная, что Иосиф Александрович владеет немецким и сможет переводить для своей супруги. В коридоре осталось только несколько человек. Вероника кивнула Дронго, как своему старому знакомому. Фаркаш и Давид о чем-то тихо переговаривались, все время поглядывая в сторону кабинета менеджера. Руслан и Амалия сидели рядом, взявшись за руки.
Дронго подошел к Давиду и Фаркашу. Оба недовольно посмотрели на него.
– Простите, – сказал Дронго по-русски, – кажется, господин Фаркаш живет в четыреста шестьдесят четвертом номере и является моим соседом.
– Кто вы такой? – спросил Фаркаш. – Вы тоже следователь?
– Меня обычно называют Дронго.
– Как вы сказали? – оживился Давид. – Кажется, я слышал ваше имя. Мне мои друзья в Тбилиси рассказывали…
– Возможно, они ошибались, – перебил его Дронго. – Господин Фаркаш, я могу переговорить с вами?
– Значит, вы тоже следователь?
– Я эксперт по вопросам преступности, – пояснил Дронго.
– Да, да, – оживился Давид, – как раз про вас я и слышал.
Фаркаш кивнул в знак согласия, и они отошли в конец коридора.
– Что вам нужно? – спросил Фаркаш.
– Хочу с вами побеседовать. Вы так громко говорили в своем номере, что я невольно все слышал.
– Не знаю, что вы слышали, но мы старались не шуметь.
– И тем не менее я все же смог услышать, как Давид советовал вам застрелиться.
– Это была шутка.
– Тем не менее я ее слышал. Потом пришла фройляйн Вурцель и посоветовала вам не кричать. Она обещала помочь в вашем деле.
– Возможно. Но я этого не помню.
– Странно, что вы не помните. Ведь насколько я понял, вы говорили с Давидом об этом, и оба считали, что ей нельзя доверять.
– Вы все время нас слушали?
– Не нужно было так кричать.
– Мы только спорили. Но если вам все известно, то вы должны знать, что миссия фройляйн Вурцель не увенчалась успехом.
– Вы об этом тоже знали. Или догадывались.
– Может быть. Не понимаю, почему этот вопрос так волнует вас.
– Насколько я понял, убитый был не согласен с вашим планом реструктуризации вашего долга. Категорически не согласен. И поэтому вы решили «подстраховаться». У вас ведь был второй вариант на случай неудачи фройляйн Вурцель…
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– Прекрасно понимаете. Вы встречались еще и с советником Баграмовым, попросив и его о помощи.
Фаркаш нахмурился, немного помолчал, а затем спросил:
– Вы все время следили за мной?
– Нет. У меня не было времени. Просто так получилось.
– Не вижу смысла скрывать, что вы правы. Я действительно пытался действовать и через фройляйн Вурцель, и через господина Баграмова. Но у меня ничего не получилось.
– Тогда у меня есть все основания полагать, что вы могли использовать третий вариант.
– Считаете меня убийцей? – горько усмехнулся Фаркаш, понявший, о чем говорит Дронго. – Полагаете, что я решился на третий вариант?
– Что бы вы сказали на моем месте?
– То же самое, – немного подумав, согласился Фаркаш. – У меня действительно возникли очень большие проблемы с господином Галимовым. Он был очень сложный человек и не прощал ошибок.
– И поэтому вы искали любой вариант для решения своих проблем?
– Да, искал. Конечно, искал. Но я его не убивал. Я даже не думал об этом. Иначе не приехал бы сюда. Легче найти киллера и послать его вместо себя, чем самому браться за это и так глупо подставляться. Если вы все слышали, то наверняка знаете, что я просил всех о помощи; надеялся, что кто-то сможет убедить мистера Галимова. Но он был беспощаден. Баграмов обещал мне содействие через супругу посла, которая имела влияние на Галимова, поэтому я был согласен на любые условия.
– Вы сказали, что у вас были «большие проблемы». А сейчас их уже нет?
– Я плохо говорю по-русски, – закашлялся Фаркаш.
– Вы прекрасно говорите по-русски, мистер Фаркаш, и вы не оговорились. Смерть Галимова спасла вас от крупных неприятностей. О какой сумме шла речь? Только откровенно – я ведь легко смогу узнать.
– Два миллиона долларов, – ответил Фаркаш. – Но я его не убивал.
– Кому, кроме вас, было выгодно, чтобы Галимов умер? Из тех, кто сидел за вашим столом?
– Пожалуй, никому. Только мне. Все остальные работали у него, и им было невыгодно терять такого работодателя. Здесь вы абсолютно правы. Ну, еще были посол и его супруга, а также их телохранитель. Им тоже незачем было убивать Галимова. Вы сдадите меня полиции?
– В полиции все равно начнут проверку и легко установят, что вы были должны компании Галимова два миллиона долларов. Можете себе представить, как они обрадуются такому факту? Вы действительно станете самым главным подозреваемым.
– Я это понимаю, – вздохнул Фаркаш, – получается, что меня просто подставили. Но я его не убивал.
– Вы спускались на первый этаж в туалет?
– Зачем? На втором тоже есть туалеты.
– Как вы считаете, Давид мог решить вашу проблему?
– Как это – решить? То есть убить Галимова? Нет. Я даже не хочу об этом думать.
– Какой максимальный процент был обещан посредникам? Только откровенно. Если они решат ваш вопрос с реструктуризацией долга?
– Обычный. От двадцати процентов.
– Четыреста тысяч долларов, – кивнул Дронго. – За эти деньги они могли и убить.
– Я так не думаю, – упрямо возразил Фаркаш.
– Кого еще вы просили о «посредничестве»? Фройляйн Вурцель и советник Баграмов. Кого еще?
– Больше никого.
– Но Давид тоже знал о ваших проблемах?
– Да.
– Кто еще? Амалия и Руслан знали?
– Думаю, что да.
– Яцунский?
– Знал.
– Я слышал, что вы с ним говорили. Это был уже ваш четвертый или пятый вариант?
– Он занимается в компании финансами, и я хотел, чтобы он объяснил Галимову, как нам лучше сотрудничать. Но он сказал, что все решает сам Галимов. И вы напрасно спрашиваете о каждом из них. О моих проблемах с компанией Галимова знали все сотрудники.
– Вы умеете пользоваться ножом?
– Только на кухне. Резать овощи или фрукты. Я же вам сказал, что не убивал Галимова.
– Когда вы узнали о том, что они собираются вместе встречать Новый год в Вене?
– Двадцать третьего. Мне позвонил Давид и сообщил об этом. Мы как раз готовились к Рождеству в Будапеште. Из Будапешта сюда можно добраться за несколько часов. Я сказал, что сам оплачу все расходы группы, которая сюда приедет.
– Оплатили?
– Нет, Галимов не разрешил. Он сам все оплатил. Но позволил мне купить билет на этот новогодний бал. Я даже обрадовался, думал, что он согласится. Но он сразу дал мне понять, что терпит меня только на этом празднике. И никаких скидок не будет.
– Значит, выходит, что Давид решил пригласить вас. Почему он так нервничает?
– Часть денег вложил он.
– Сколько?
– Не очень много. Но если я разорюсь, то ему тоже будет не очень хорошо. У него нет столько денег.
– Вот вам и еще один подозреваемый.
– Давид все время сидел рядом со мной и никуда не выходил.
– Вы все выходили, – возразил Дронго, – я находился за соседним столиком и видел, как вы все выходили. Любой из вас мог спуститься на первый этаж.
Фаркаш негромко выругался по-венгерски.
– Сделаем так, – предложил Дронго, – сейчас я переговорю с Давидом, а вы никому ничего не говорите о нашем разговоре. Пока полиция узнает про ваши финансовые проблемы, пройдет несколько дней. А за это время, возможно, мы сумеем выявить настоящего убийцу.
– Значит, вы поверили, что я не убивал?
– Я не поверил. Я сказал, что мы сумеем обнаружить настоящего убийцу. Возможно, этим человеком будете именно вы.
С этими словами Дронго повернулся и пошел искать Давида, оставив окончательно растерявшегося собеседника в одиночестве.
«Черт побери, – выругался Дронго, – кажется, в этой компании каждый хотел смерти Галимова. Все, кроме его жены. Но если она знает хотя бы немного правды о его похождениях, то у нее тоже были веские основания относиться к нему, скажем, не совсем хорошо. Вот так. Одиннадцать подозреваемых – и каждый из них может оказаться убийцей. И еще – женщины не смогли бы нанести такой удар. Или все же смогли бы?»
Он остановился, словно пораженный неожиданной догадкой. Остановился, не решаясь сделать еще один шаг.
Он стоял, раздумывая над очередной догадкой. Нужно вспомнить весь предыдущий вечер. Кажется, в его рассуждениях была ошибка, устранив которую, можно будет перевернуть представление об этом убийстве с головы на ноги. Нужно будет все тщательно обдумать. Век живи и век учись, – вспомнил Дронго. С подобным преступлением он еще не сталкивался никогда в жизни. Это, разумеется, пока только предположения. Но в любом случае уже завтра он будет точно знать, могло ли убийство быть совершено именно по тому замыслу, который только сейчас пришел в голову Дронго. Сыщик медленно, очень медленно двинулся в сторону кабинета менеджера. Когда он подошел, Давид мрачно взглянул на него.
– Вы уже закончили с Фаркашем и пришли по мою душу? – усмехнулся он. – Что еще вы хотите узнать?
– Это вы пригласили господина Фаркаша в Вену? – уточнил Дронго.
– Да. Он наш партнер в Европе. И очень солидный партнер. К тому же живет рядом, в Венгрии.
– Вы давно его знаете?
– С тех пор, как он работает с нами.
– Он еще и ваш личный партнер, – добавил Дронго.
Давид побледнел, облизнул пересохшие губы.
– Уже сразу сдал, – сказал он, пытаясь улыбнуться, но улыбка получилась очень вымученной. – Так глупо… Я подозревал, что он меня сразу сдаст. Либо Галимову, либо Яцунскому, либо следователям. Все правильно. Он думает прежде всего о себе. Понимает, что эти два миллиона станут веским основанием для его обвинения. Вот и переводит стрелки на меня. Получается, я тоже хотел убить своего шефа, чтобы спасти свои деньги.
– Я живу в соседнем номере и слышал, как вы разговаривали, – невозмутимо сообщил Дронго. – Это ведь вы советовали Фаркашу или застрелиться, или убить Галимова?
– Откуда вы знаете? – испугался Давид.
– Повторю, что я живу в соседнем номере и слышал все ваши разговоры, тем более что вы говорили громко. Поэтому давайте будем откровенны.
– Возможно, что я так сказал, но, честно говоря, не помню. Я просто был в таком состоянии… Злился на Дьюлу. Он ведь казался мне солидным бизнесменом, и я доверил ему все свои деньги. А он оказался обычным мыльным пузырем. Ну еще и кризис подоспел.
– Это ведь нарушение корпоративной этики, если вы вступаете в сговор с партнером вашей фирмы и пытаетесь заработать себе деньги на этих связях. Используете личные интересы в ущерб вашей компании.
– Ради бога, – протестующе выставил руки Давид, – все так делают. Не я первый, не я последний.
– Когда вы узнали о предстоящем новогоднем торжестве в Вене?
– Не помню. Числа двадцать второго или двадцать третьего.
– Чья это была идея?
– Галимова. Он предложил собраться в Вене.
– А вы позвонили Фаркашу?
– Да, позвонил. Мы были с ним… как сказать… компаньоны в этом деле.
– В котором он должен был два миллиона долларов вашей компании?
Давид угнетенно молчал.
– Давайте быстрее, – устало попросил Дронго, – все равно полиция все быстро выяснит. И про ваш совместный и не очень законный бизнес с господином Фаркашем тоже. А если мне придется выступать свидетелем, то я вспомню, что именно вы советовали Фаркашу убить вашего босса.
– Я говорил это в фигуральном смысле. Это шутка…
– В полиции могут не понять вашу шутку, особенно после совершения убийства Галимова.
– Я его не убивал, – разозлился Давид, – и дурацких советов тоже не давал. Это была обычная шутка.
– Галимова сегодня убили. После вашей шутки.
– Я не имею к этому никакого отношения! – крикнул Давид.
Сидевшие недалеко Руслан и Амалия даже вздрогнули.
– Не кричите, – строго одернул его Дронго, – я еще не сказал, что вы убийца.
– Я не имею никакого отношения к этому преступлению, – твердо произнес Давид.
– Как вы относились к погибшему?
– Уважал его. Он был руководителем нашей компании.
– Насколько мне удалось услышать, вы его ненавидели. Считали «везунчиком».
– Да, считал, – с явным вызовом сказал Давид. – Он ведь из очень бедной семьи, шестой ребенок в семье маляра. Первые пятнадцать лет он не знал, что такое сытый желудок, новая одежда. Я видел его бывший дом, его детские фотографии. Это был несчастный ребенок, который должен был работать у нас водителем или охранником. Но он стал президентом. Сначала был обычным спекулянтом, перепродавал старые компьютеры, потом наладил какую-то линию готовой одежды, потом вложил деньги в издание книг. В середине девяностых любое дело могло приносить доходы. А когда у него начались неприятности и налоговые органы начали серьезно им заниматься, он женился на своей нынешней супруге. И все сразу от него отстали – ведь мать Айши была двоюродной сестрой самого президента, а в нашей стране родственные связи имеют огромное значение. Вот поэтому я и считал его «везунчиком». Но, очевидно, зря так считал. Сейчас мы в разных положениях, и я полагаю, что мне лучше, чем ему. Поэтому готов взять назад свои слова про «везунчика».
Из приемной менеджера вышли Иосиф Яцунский и его супруга. Он держал ее за руку, она вытирала слезы.
– Несчастный Анвар Кадырович, – вздохнула Инна.
Яцунский посмотрел на собравшихся.
– Нам разрешили подняться в свой номер, – сообщил он печальным голосом, – Инна очень плохо себя чувствует. Сейчас позовут фройляйн Вурцель, а потом ее попросят быть переводчиком для остальных, хотя я сообщил господам следователям, что наш компаньон Фаркаш немного владеет немецким. После допросов всем разрешат подняться в свои номера. А завтра утром мы должны будем встретиться, сразу после завтрака.
Вероника поднялась и вошла в приемную, чтобы пройти в кабинет менеджера. Яцунский посмотрел на Дронго.
– Вы тоже следователь? – мрачно спросил он по-немецки.
– Нет, – ответил Дронго по-русски, – я частный эксперт.
– Участвуете в расследовании, – понял Иосиф Александрович. – Правильно делаете. Только я думаю, что это был какой-то сумасшедший. Насколько я понял, убийца даже не взял деньги из кармана несчастного Галимова. Это был точно какой-то одержимый маньяк.
– Почему обязательно маньяк? Может, Галимова убил Фаркаш. Ведь у него были для этого основания.
– Фаркаш? – Яцунский оглянулся, поискав глазами Дьюлу. – Он бизнесмен, а не убийца.
– Кажется, Карл Маркс написал, что если капиталу обеспечить пятьсот процентов прибыли, то нет такого преступления, перед которым он бы остановился.
– Не думаю, что Фаркаш мог бы на такое решиться, – возразил Яцунский.
– Мы можем наконец подняться наверх или пройдем еще один допрос? – простонала Инна.
– Мы уходим, – кивнул супруг, направляясь в сторону лифта.
В кабинет менеджера вызвали Дьюлу Фаркаша. Там уже находилась Вероника, хотя сам Дьюла очень неплохо говорил по-немецки. Дронго снова взглянул на Давида.
– Сейчас позовут вас. Вы не сможете мне подсказать, о каком таком секрете вы говорили с Русланом и Амалией? Вы даже обсуждали, стоит ли об этом говорить Галимову или нет.
– Вот этого я вам не скажу, – живо встрепенулся Давид, – это не мой личный секрет. Спросите у них; если они захотят, то сами вам все расскажут.
– Так я и сделаю. Что теперь будет с долгами Фаркаша? Как вы считаете?
– Не знаю. Если Яцунский разрешит, то мы их реструктуризируем. Но Яцунский пока не президент компании. Двадцать пять процентов акций принадлежат уважаемой супруге посла, а еще двадцать пять теперь отойдут жене Галимова. Значит, контрольный пакет все равно будет у них и они сами будут решать, что им делать. Яцунский не имеет права решать от их имени.
– Значит, если судить объективно, смерть Галимова была выгодна Фаркашу и отчасти вам.
– Да, – согласился Давид с явным вызовом, – она была выгодна всем нам. Но только я его не убивал, это точно.
Дронго повернулся и подошел к Руслану и Амалии. При его приближении Руслан поднялся, заслоняя Амалию, словно собираясь ее защитить.
– Простите, что беспокою вас так поздно, – начал Дронго, – представляю, в каком вы состоянии.
– Вы следователь? – удивился Руслан.
– Не совсем. Я всего лишь частный эксперт. У меня к вам несколько вопросов.
– Какие вопросы?
– Я был в парке, когда вы оказались рядом со мной, и я случайно услышал, как вы разговаривали с Давидом. Он спрашивал вас о каком-то секрете, а вы говорили, что пока не решились сообщать об этом Галимову. И даже сказали, что он расстроится.
Руслан взглянул на Амалию.
– Да, – кивнул он, – все так и было.
– Я могу узнать, о каком секрете шла речь?
Руслан снова посмотрел на сидевшую рядом молодую женщину. Она едва заметно кивнула.
– Можете, – ответил Руслан, – мы собираемся пожениться.
– И это был тот самый секрет, который мог расстроить вашего босса и о котором вы не решались никому говорить? – не поверил Дронго.
– Нет, – ответил Руслан, – мы говорили о другом секрете.
– Я могу узнать, о каком?
– Это наше личное дело.
– Простите, – возразил Дронго, – если бы сегодня ночью не произошло убийство, то я никогда в жизни не позволил бы себе подойти к вам и задавать подобные вопросы. И уж тем более признаваться в том, что невольно стал свидетелем вашего разговора. Но после смерти Галимова все ваши секреты мне кажутся несколько надуманными.
– Возможно, вы правы. Но это наша личная жизнь и к убийству Галимова не имеет никакого отношения, – упрямо повторил Руслан.
– В таком случае я вынужден буду рассказать об этом разговоре сотрудникам полиции и вам придется отвечать на их расспросы.
– Что вы хотите? – спросил Руслан.
– Мне нужно знать, о каком секрете вы говорили, – настаивал Дронго.
Руслан взглянул на Амалию. Она улыбалась.
– Хорошо, – сказал Руслан, – раз вы так настаиваете… Дело в том, что Амалия ждет ребенка. Она в положении…
Молодая женщина еще раз улыбнулась своему другу.
– Поздравляю, – пробормотал Дронго, – но не совсем понимаю, почему эта новость могла огорчить или вызвать неприятие у Галимова.
– Он не любил, когда его сотрудницы встречались с другими мужчинами, – пояснила Амалия, – ему это не нравилось.
– Чувство хозяина-собственника, – прокомментировал Дронго. – Мне кажется, что все боссы одинаковые. Они хотят, чтобы их собственные секретари были влюблены только в них и не изменяли им даже мысленно с другими мужчинами.
– Он тоже так считал, – грустно согласилась Амалия, – поэтому мы не знали, как ему рассказать об этом.
– Галимов знал, что вы встречаетесь?
– Нет. Конечно, нет.
– Тогда у меня другой вопрос. Кто такая Злата?
– Это секретарь Иосифа Александровича.
– У нее были какие-то отношения с Яцунским?
– Нет. Конечно, нет. Иосиф Александрович очень порядочный человек, он никогда бы не позволил себе ничего подобного.
– Его жена считает иначе, – напомнил Дронго.
– Это потому, что он всегда выгораживал Галимова, – пояснила, чуть улыбнувшись, Амалия, – и брал на себя все его грехи. Однажды супруга Яцунского приехала за мужем в восьмом часу вечера и увидела выходящую из офиса Злату. Она не знала, что в это время в здании был не только ее муж, но и сам Галимов. Иосиф Александрович, конечно, ничего не сказал жене, но с тех пор она уверена, что Злата любовница ее супруга, хотя это не так.
– Она любовница Галимова?
Амалия посмотрела на Руслана. Тот кивнул головой.
– Сейчас уже все можно рассказать, – сказал он.
– Она была близка с ним, – кивнула Амалия, немного покраснев.
– А почему же тогда он не взял ее с собой?
– Из-за жены Яцунского. Когда та узнала, что Злата может поехать с нами, она закатила такой скандал своему мужу, что тот попросил Галимова не брать ее в Вену.
– Я обратил внимание, что ваш друг пришел в зал ресторана гораздо позднее и вы явно нервничали. Я был за соседним столиком и видел, как Руслан вас успокаивал. И еще вы, кажется, спросили: «Он там?» – и Руслан ответил, что все нормально. Кто «он» и откуда Руслан мог знать, что он там и все нормально? Про кого он говорил?
– Про нашего ребенка, – улыбнулась Амалия, – ему уже четвертый месяц, и нам сказали, что будет мальчик. Последние анализы я сдавала как раз перед выездом. И Руслан спустился вниз, чтобы позвонить и уточнить результаты анализов у своего брата. Он заместитель главного врача в родильном доме. Руслан поздравил их с Новым годом и спросил про мои анализы.
– Понятно. Я могу поговорить с вами наедине?
Амалия тревожно взглянула на своего друга.
– Ей нельзя нервничать, – сказал Руслан.
– У меня несколько простых вопросов, – деликатно заметил Дронго.
Руслан в очередной раз посмотрел на Амалию, словно спрашивая у нее совета. Она не очень смело кивнула. Руслан согласно кивнул в ответ.
– Ладно, – сказал он, – только пусть она не встает. Я отойду, и вы поговорите. Но недолго. Вы сами сказали, что у вас всего несколько вопросов.
– Не больше десяти минут, – пообещал Дронго.
Руслан отошел. Дронго присел рядом с молодой женщиной.
– Я задам вам несколько вопросов, – предложил он, – но если вы будете нервничать, то я не смогу с вами разговаривать. Я понимаю, что неожиданная смерть патрона несколько выбила вас из колеи. Возможно, мои вопросы покажутся вам бестактными или даже не очень приличными. Но, поймите, я задаю их не ради собственного удовольствия, а для успешного расследования этого убийства. Надеюсь, вы меня понимаете. Обычно в секретари президентов такой компании не берут глупых сотрудниц.
– Надеюсь, что не берут, – улыбнулась Амалия.
– Тогда начнем. Судя по тому, что я узнал за это время о вашем бывшем боссе, он был человеком не очень сдержанным, эмоциональным и большим бабником. Это так?
– Не знаю, – чуть покраснела Амалия, – не… Да, наверно, это так и было. Так можно было сказать.
– Злата была его любовницей?
– Нет. Любовницей у него была совсем другая женщина. А Злата была, так сказать, для «быстрых свиданий» на работе.
– Вероника Вурцель была его любовницей?
– Об этом вы тоже знаете? Нет, нет, она с ним просто встречалась. Любовницей у него была совсем другая женщина.
– Не та, которая была с вами за столом? – спросил он, намекая на «Главную дочь».
– Нет. Конечно, нет. Одна известная актриса. Он дарил ей дорогие подарки, купил квартиру.
– Ясно. А какие у него были отношения с вами?
Она замялась, отвернулась. Потом тяжело вздохнула и сказала:
– Мне не хотелось бы отвечать на такой вопрос.
– Вам его все равно зададут. Будет лучше, если вы ответите мне сейчас, чем об этом спросят потом.
– Он не брал на работу девушек, которые ему отказывали, – с трудом выдавила Амалия.
– Вы тоже через это прошли?
Она молчала. Потом неожиданно сказала:
– Он был добрым человеком, но слишком любвеобильным.
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Я ему не отказывала, – очень спокойно призналась она. – Но потом появился Руслан, и я стала отказываться. Мне кажется, это его злило сильнее всего. Он не знал про Руслана и все время спрашивал, есть ли у меня парень. А однажды, когда приехала Вероника, нарочно оставил дверь открытой, чтобы я вошла и все увидела. Я выбежала в приемную и долго плакала. Потом рассказала все Руслану. Он был в такой ярости, что я боялась за него. А через несколько месяцев я поняла, что беременна. И мы решили сказать об этом Галимову. Я думала уволиться или перейти на другое место работы, чтобы Руслан остался работать в компании. У нас были такие хорошие зарплаты…
– Галимов мог вас не отпустить.
– Я знаю. И ни один суд меня бы не защитил. Если бы даже он захотел меня выгнать, то и тогда никто бы меня не защитил. Ведь все знают, что он родственник президента страны.
– Неприятная перспектива, – согласился Дронго. – А почему вы тогда считаете его добрым человеком?
– Когда он узнал, что я не хочу больше с ним быть – точнее, не могу, – он больше не настаивал. Вел себя очень прилично. Честное слово. Он был неплохим человеком. Просто привык, что за свои деньги может купить все. Как у нас говорят, не добро побеждает зло, а бабло. Вот поэтому он привык к тому, что может взять почти любую женщину, которая ему нравилась. Он так и делал.
– Можно подумать, что только он так мыслил, – сказал Дронго с явным сожалением. – Двадцать первый век, время чистогана и полного забвения всех моральных принципов. Он требует от вас интимной близости, провоцирует вас своим невероятным поведением, домогается остальных сотрудниц, но ни вы, ни ваш друг не хотите уходить только потому, что у вас хорошие зарплаты.
– А разве где-то в мире все по-другому? – спросила Амалия. – Я была совсем маленькой девочкой, когда распался Советский Союз. Говорят, что там еще пытались соблюдать какие-то нормы, боялись парткомов или домкомов, как их тогда называли, старались вести себя прилично. А сейчас все делают, что хотят.
– Время Шариковых, – вздохнул Дронго. – «Если не будешь со мной встречаться, попадешь под сокращение». Но вы правы, Амалия: раньше хотя бы вспоминали о совести, а сейчас над этим понятием смеются.
– Галимов говорил, что иметь совесть могут позволить себе только очень богатые люди.
– Несчастный человек, – вздохнул Дронго, – в этой компании самых близких людей, друзей и родственников его никто не любил. А многие даже хотели его смерти.
– Нет, – испуганно произнесла Амалия, – нет. Никто не хотел его смерти. Что вы такое говорите?
– Разве вы не знали про огромный долг Фаркаша вашей компании?
– Знала, конечно.
– Как вы думаете, зачем он привез вас в Вену?
– Не знаю. Наверно, считал, что здесь сможет убедить меня передумать. К тому же рядом снова оказалась Вероника Вурцель. Он ведь хотел привезти сюда и Злату, но Инна Яцунская сказала решительное «нет».
– Когда вы узнали, что вам нужно будет лететь в Вену?
– Двадцать первого. Я как раз позвонила в «Мариотт», чтобы заказать номера. Сьют удалось найти с большим трудом. Мне даже отказали, но потом позвонил Иосиф Александрович и уговорил их предоставить нам сьют для Галимова. У него отличный немецкий. А себе он заказал обычный номер.
– Вы живете в отдельных номерах?
– Конечно. У каждого свой номер. Кроме сьюта для Галимовых, есть еще двухместный номер для Яцунских и одноместные для меня, Давида и Руслана. Хотя у нас с Русланом номера на разных этажах. Но он все равно ночью приходит ко мне. А вот Фаркаш и Вероника бронировали себе номера без нас. Говорят, что с огромным трудом, да и то Фаркаш должен уехать отсюда второго.
– Все понятно. Новый год. Я сам с трудом заказал себе два двухместных номера, да и то мне дали их в разных местах, хотя я просил дать мне номера с общей дверью.
– Вот видите, – улыбнулась она, – так всегда перед Новым годом. Тем более что обещали такой новогодний бал… Никто даже не мог подумать, что здесь убьют Галимова. Но теперь я думаю, что все так и должно было случиться. В последние месяцы он словно чувствовал, что живет последние дни. Вел себя так, как будто хотел использовать каждый свой день, даже каждый час. Если вы сидели за соседним столиком, то наверняка обратили внимание, как они ушли с Вероникой и как злилась супруга посла.
– Да, – согласился Дронго, – это трудно было не заметить.
– И даже в последние минуты своей жизни он был какой-то непонятный, – призналась она, – я его таким никогда не видела. Словно он много выпил. А ведь он никогда особенно много не пил. Вернее, мог выпить много, но не пьянел. Он был очень здоровый и сильный человек. А тут вел себя так, как будто напился.
К ним подошел Руслан.
– Уже прошло двенадцать минут, – сказал он, – может, наконец, закончите ее мучить?
– Все, – сказал Дронго, поднимаясь, – у меня больше не осталось вопросов. Только три вопроса к вам, Руслан. Вы ведь бывший спортсмен?
– Да, я занимался боксом. Был даже чемпионом столицы.
– А Галимов был хорошим спортсменом?
– Очень. Он и выдвинулся благодаря своим спортивным талантам. Уже в двадцать лет входил в сборную республики. У него осталось много друзей среди спортсменов. Но он повредил себе спину и ушел в бизнес.
– А Давид тоже занимался спортом?
– Насколько я знаю, нет. Среди нас только Баграмов бывший борец, как и Галимов. Он еще и самбо занимался. А вот Фаркаш – бывший спортивный гонщик.
– Последний вопрос. Вы знали, что Фаркаш должен был вашей компании огромную сумму?
– Конечно, знали. Галимов сказал, что заставит Фаркаша выплатить все, до последнего доллара.
Из приемной вышел Фаркаш. Он был явно не в настроении. Один из сотрудников полиции позвал Давида. Руслан взглянул на часы.
– Кажется, они собираются держать нас до утра, – сказал он.
Дронго тоже посмотрел на часы. Четвертый час. Никто не мог даже предположить, что уже через несколько часов вернувшиеся в отель сотрудники полиции наденут наручники на одного из собеседников Дронго, обвинив его в убийстве. До этого момента оставалось около пяти часов.
Дронго поднялся в свой номер; стараясь не шуметь, открыл дверь, осторожно прикрыл ее и начал раздеваться. У них был номер «делюкс», и поэтому в комнате стояли две большие двуспальные кровати. Ближе к стене спала Джил. Как только он вошел, она открыла глаза. Один из светильников был включен.
– Как прошло твое расследование? – сонно спросила она.
– Неважно, – признался он. – Пока ничего не нашли, кроме ножа, которым был убит Галимов. Да и тот мы не должны были найти. Но почему-то нашли, вопреки обычной логике.
– На сегодня вы все закончили? – улыбнулась Джил.
– Кажется, да. Но утром нужно будет спуститься вниз пораньше, чтобы поговорить с сотрудниками полиции и прокуратуры. Они отправили нож на экспертизу. Если, конечно, успеют ее сделать к утру.
– Утром, это когда?
– Наверное, к девяти. Лучше спи, сейчас уже четыре утра.
– Жалко, – неожиданно сказала она.
– Почему жалко? – не понял он.
– До девяти не так уж много времени. А сегодня новогодняя ночь.
– Поздравляю, – пробормотал он, расстегивая рубашку.
– Мне казалось, что сеньор должен спать сегодня в моей кровати, а не в своей, – лукаво улыбнулась Джил, – но вы очень заняты расследованием очередного преступления.
Он улыбнулся в ответ.
– Это явно не тот случай, когда мое расследование может помешать встрече Нового года; в конце концов я могу просто не спускаться вниз к завтраку. Все будет зависеть от моего настроения и степени моей усталости.
Конечно, ровно через пять часов он уже был внизу. Успев побриться, принять душ и переодеться, Дронго вышел к завтраку. Постояльцев было так много, что, кроме ресторана на втором этаже, решено было сервировать завтрак в баре на первом. Он увидел сидевших за столиками гостей из компании Галимова. Отдельно завтракали уже никого не стеснявшиеся Руслан и Амалия. Вероника сидела рядом с Давидом и Фаркашем. Чуть в стороне завтракали Яцунские. У Инны было измученное лицо; очевидно, она не спала всю ночь, настолько сильным было потрясение. Дронго вспомнил, что говорил о своей супруге Галимов. Очевидно, Айша и оставшаяся здесь на ночь Рахиля заказали себе завтрак в номер.
Дронго попросил принести ему черный чай и присел за столик. Завтракать ему не хотелось. Он взглянул на часы. Уже десять минут десятого. Судя по всему, экспертизу еще не успели провести. Он увидел вошедшего в холл посла Набатова и сопровождавшего его Баграмова. Набатов оглянулся на советника.
– Оставайтесь здесь, – строго приказал он, – я сам поднимусь к ним.
Набатов пошел к кабине лифта, а Дронго направился к советнику-телохранителю. Увидев его, Баграмов замер, не решаясь пошевелиться, словно зачарованный появлением эксперта. Дронго подошел ближе.
– Доброе утро, господин Баграмов.
– Доброе утро, господин Дронго, – ответил Баграмов.
– Мы разве знакомы?
– В нашей системе о вас знают все, – сообщил Баграмов, – к тому же о вас много слышал наш уважаемый посол.
– Тогда понятно. Давайте присядем за столик, – предложил Дронго.
Баграмов согласно кивнул, он снял свою темную дубленку и остался в строгом черном костюме. Они присели за столик.
– Вы давно знали Галимова? – спросил Дронго.
– С тех пор как он женился на троюродной сестре дочери нашего президента, – сообщил Баграмов, – я ведь все время был прикреплен к их семье. Меня поэтому и прислали сюда, чтобы я мог координировать действия охраны и дипломатов.
– И даже дали дипломатический статус.
– У нас такая практика, – сообщил Баграмов, – иначе как мы сможем провозить оружие? Только в дипломатическом багаже. Как выполнять свои функции, не опасаясь, что нас могут привлечь к уголовной ответственности? По-моему, такая практика существует у всех сотрудников службы охраны высокопоставленных лиц.
– Возможно, – согласился Дронго. – Значит, вы знаете Галимова достаточно давно?
– Верно, – согласился Баграмов.
– И с тех пор они близко дружат с семьей посла Набатова?
– Да, – ответил Баграмов, не отводя глаз, – они ведь родственники. – Он несколько раз моргнул. Этого было достаточно. Лгать, глядя в глаза, очень сложно, даже подготовленному профессионалу.
– Судя по всему, ваша подопечная относилась к нему особенно хорошо, – уточнил Дронго.
– Он ее родственник, – снова упрямо напомнил Баграмов.
– Да, конечно, я помню. Но вчера она так нервничала, когда он долго отсутствовал.
– Она волновалась. Наверное, женская интуиция подсказывала ей, что с ним может произойти несчастье, – нагло соврал Баграмов, глядя в глаза своему собеседнику.
– Женская интуиция – великая вещь, – согласился Дронго. – А ваша профессиональная интуиция что вам подсказывает? Кто мог быть заинтересован в смерти Галимова?
– Понятия не имею. Какой-нибудь преступник, пытавшийся его ограбить, – ответил Баграмов.
– Я думаю, что вы уже знаете про то, что на его руке были очень дорогие часы, – напомнил Дронго, – а в кармане – крупная сумма денег. Представляете, убийца не тронул ни денег, ни часов.
– Возможно, ему помешали.
– Или он побоялся оставить какие-то следы, – продолжал Дронго. – А может, его интересовали совсем другие суммы?
– Какие другие? – насторожился Баграмов.
– Например, четыреста тысяч долларов, – сказал Дронго, увидев, как расширяются от ужаса зрачки у дипломата-телохранителя.
– Я вас не понимаю, – сказал Баграмов, отводя глаза.
– Такую сумму могли обещать за содействие в переговорах о реструктуризации долга, – продолжал давить Дронго, – суммы, предположим, в два миллиона долларов.
– Может быть, – Баграмов пытался взять себя в руки.
– А должнику пообещали решить этот вопрос. Для этого даже могли бы подключить и «Главную дочь»… – Дронго видел, как нервничает его собеседник.
– Хватит, – попросил тот, – я все понял. Я действительно обещал помочь Фаркашу в решении его вопроса, но не успел переговорить ни с господином послом, ни с его супругой. Я даже хотел сам переговорить с Галимовым, якобы от имени Рахили. Ведь речь шла об очень крупной сумме. Мне уже под сорок, а я только майор, и впереди неясные перспективы. Как только я сделаю что-нибудь не так или просто попаду под горячую руку нашей хозяйке, меня сразу отошлют обратно и отправят на пенсию. Что мне тогда делать?
– Вы сами выбрали свою профессию, – возразил Дронго.
– Когда наша республика объявила свою независимость, – напомнил Баграмов, – я как раз заканчивал институт. Нам казалось, что теперь все будет иначе. Мы избавились от имперского влияния Москвы и могли жить самостоятельно. Жить так, как мы хотим, – свободно и достойно. А потом оказалось, что ничего не поменялось, стало даже хуже. Только раньше самодурство местных чиновников было как-то ограничено страхом перед Москвой. А теперь страх исчез, и наши чиновники почувствовали себя по-настоящему свободными. Вот для кого нужна была свобода! Я сначала работал инженером, потом меня взяли в Министерство национальной безопасности, в технический отдел. Через несколько лет перевели в отдел охраны. Я ведь спортсмен, брал многие призы на республиканских соревнованиях, был неплохим борцом, поэтому меня и взяли. И вот уже двенадцать лет я работаю вместе с семьей президента.
– Вы занимались борьбой. Значит, должны были знать Галимова.
– Нет, мы не были знакомы. Он закончил свою карьеру довольно рано. Говорят, что повредил спину или что-то в этом роде, не знаю. Но раньше мы с ним не были знакомы.
– И вы согласились помочь Фаркашу уговорить Галимова?
– Конечно, согласился. Разве на моем месте кто-нибудь поступил бы иначе? Фаркаш обещал четыреста тысяч долларов, как вы правильно сказали. Гигантская сумма для меня. Я бы старался изо всех сил…
– И если бы Галимов вам отказал, то вы решили бы, что все можно решить одним ударом ножа?
– Я бы не стал бить ножом, – возразил Баграмов, – это опасно, можно испачкаться в крови. Кроме того, Галимов был борцом и мог оказать сопротивление. Нет, это было бы глупо и опасно.
– Тогда получается, что убийца – дурак.
– Не знаю. Но с Галимовым было не так-то легко справиться. Я бы ударил его по голове и только потом перерезал ему горло. Так было бы вернее.
– Эксперты говорят, что никаких ударов по голове не было. К тому же это тоже очень опасно. Нужно было подойти к погибшему на расстояние вытянутой руки. А он вполне успел бы среагировать.
– Правильно, – согласился Баграмов.
– Вы понимаете, что являетесь одним из основных подозреваемых, даже несмотря на ваше звание и дипломатический статус? Ведь вы были лично заинтересованы в том, чтобы Галимов не дожил до следующего утра.
– Если мне нужны были деньги, то это не значит, что я мог его убить.
– Именно из-за денег и случаются подобные истории. Тем более если речь идет о такой крупной сумме.
– Я все время был в зале ресторана. Даже не ходил танцевать, – напомнил Баграмов.
– Верно. Но после наступления Нового года вы все встали из-за стола. Даже Яцунский, который тоже не танцевал. И все вместе вышли.
– У меня был конкретный повод. К тому времени все уже много выпили, а я должен был обеспечивать безопасность посла и его супруги. Или, вернее, наоборот – сначала супруги, а потом уж посла.
– Если эксперты правы, то Галимова мог убить только очень сильный человек, профессионал, – продолжал Дронго. – А среди гостей было только два спортсмена: вы и Руслан, помощник погибшего. При этом у вас была очень веская причина для убийства.
– Но я его не убивал, – упрямо возразил Баграмов, – и потом я был уверен, что смогу попросить Рахилю уговорить его не прижимать Фаркаша слишком сильно.
– Почему вы были так уверены, что Галимов послушает вашу хозяйку? Насколько я понял, он был человеком своенравным.
– Она не просто жена посла, а дочь президента, – напомнил Баграмов, – и еще родственница его жены. Насколько мне было известно, она вложила большие деньги в компанию Галимова и могла диктовать свои условия.
– И – еще у них могли быть «особые отношения»?
– Я не комментирую такие слухи. Мое дело охранять, а не подглядывать в замочную скважину.
– Но вы сразу поняли, о чем я говорю.
– Трудно не понять, – усмехнулся Баграмов.
– Я спрошу более конкретно. Они были достаточно близки?
– А я снова отвечу, что это не мое дело и я не намерен вам отвечать.
– В этом случае вы становитесь дважды подозреваемым, – сообщил Дронго. – С одной стороны, вы пытаетесь спасти Фаркаша от разорения, а с другой – могли выполнить просьбу ревнивой женщины, которая поняла, куда исчезал Галимов, или ревнивого мужа, посла, который начал догадываться об особых отношениях его жены с Галимовым.
– Это все домыслы, – возразил Баграмов, – нет никаких реальных фактов.
– Кроме одного. Я сам слышал ваш разговор с Фаркашем, когда вы приехали сюда из Берлина. Вы даже сообщили, что сделали остановку в Праге, где не очень понравилось вашей хозяйке. И обещали Фаркашу свое содействие.
Баграмов нахмурился. Немного помолчал.
– Да, – сказал он наконец, – все это так и было. Но я ничего не успел сделать, и его убили.
– Кто, по-вашему, мог это сделать?
– Не знаю. Кто угодно. Они все его не очень любили. Любой из сидевших за столом. Даже его собственная жена. По-моему, она догадывалась об отношениях своего мужа с нашей хозяйкой. Догадывалась, но старательно играла роль «обычной жены-дурочки». Знаете, есть такие очень умные и терпеливые жены. Они понимают, что муж должен перебеситься. И он никогда не женится на этой особе, чтобы в будущем у самого не выросли рога. К тому же иметь такую супругу, как Рахиля, просто опасно. Она ведь точно не будет прощать измены своему мужу, начнет устраивать слежку, будет следить за возможными конкурентками… Ну зачем устраивать самому себе такой ад? Гораздо лучше завершить отношения на мажорной ноте и вернуться к своей жене.
– А вы философ.
– Нет, я практик. В общем, все так и произошло. Через некоторое время происходит взаимное охлаждение, и выясняется, что идеальным партнером для мужчины была его терпеливая, мудрая и все понимающая жена, к которой он и возвращается.
– А если в жене заговорят родственные гены вашей хозяйки? – неожиданно спросил Дронго. – Если ей, допустим, просто надоели выкрутасы мужа? Пока он встречался с ее родственницей, она терпеливо молчала, но когда он в разгар новогоднего ужина идет вниз «общаться» со своей сотрудницей, любая жена может превратиться из терпеливой супруги в настоящую мегеру. А если это она спустилась вниз и ударила своего мужа ножом?
– Айша на такое не способна, – возразил Баграмов, – но моя хозяйка сделала бы так не задумываясь, если бы речь шла о ее супруге. Она бы его просто прибила. Не забывайте, что это ее третий муж.
– В таком случае я могу сделать предположение, что ваша хозяйка так и поступила, поняв, что ее бывший, или даже нынешний, любовник проводит время со своей сотрудницей в туалете первого этажа. Она пришла в ярость, спустилась вниз и ударила ножом Галимова.
– Правдоподобная, но нереальная версия, – ответил Баграмов.
– Почему?
– Для этого убийства у нее должен быть нож. А ножа в сумочке у нее точно не было. Она не тот человек, который сможет хладнокровно подготовиться к убийству, заранее приготовив оружие. Если бы мы нашли нож с ее отпечатками рядом с убитым, то тогда у меня не было бы никаких сомнений. И дело не только в отпечатках. Это было бы похоже на нее. Она бы убила его и бросила нож рядом, совсем не думая о последствиях. Тем более что никаких последствий наступить и не могло. У нее ведь дипломатический статус, и она супруга посла. Но ножа рядом не нашли. Его нашли в другом месте. Значит, это была не она.
– Вам нужно работать либо адвокатом, либо прокурором, – сделал вывод Дронго, – у вас хорошо получается выстраивание логических систем с учетом психотипов людей.
– Этому учат у нас на работе. Я заканчивал курсы контрразведчиков, – сообщил Баграмов.
Дронго хотел задать ему еще несколько вопросов, но к отелю подъехали сразу три автомобиля полиции. Из них высыпали люди. Первыми в холл отеля буквально вбежали Штреллер и Квернер. Дронго поднялся, увидев обоих, шагнул к ним. Было уже около десяти часов.
– Доброе утро, – кивнул Дронго. – Кажется, вы уже получили результаты экспертизы?
– Да, мы проверили нож, – сообщил Квернер; он был явно в настроении. – Теперь почти не осталось никаких сомнений. Волосы принадлежат молодому мужчине лет тридцати и не могли принадлежать погибшему. У нас осталось только двое подозреваемых: помощник погибшего Руслан Алтуев и сотрудник компании Давид Модзманишвили. Остается только сличить их волосы с найденными на рукоятке ножа. Не обязательно даже проводить экспертизу ДНК, все можно будет установить в течение часа. И мы сразу сообщим вам имя убийцы. Теперь у нас уже нет никаких сомнений.
Дронго оглянулся на Баграмова. Тот медленно поднимался со своего места, блеснул лысый череп. Ему под сорок, подумал Дронго, послу явно за сорок, Яцунскому тоже. Фаркаш? Нет, он тоже не подходит. Ему, возможно, даже под пятьдесят, и он красит волосы. Кто еще остается? Пять женщин. Волосы были мужские, значит, женщины отпадают. Итак, осталось двое подозреваемых. Он посмотрел в глубь зала. Руслан все еще беседовал с Амалией. Давида нигде не было – очевидно, он закончил завтракать и поднялся к себе в номер.
Руслан Алтуев, молодой помощник Галимова. Тут важно, что он бывший спортсмен. Кажется, боксер. Такой мог рискнуть и подойти с ножом к своему боссу. Тем более что у него был более чем убедительный повод для убийства. Он любит молодую женщину, к которой пристает ее руководитель. И не просто пристает. Мало того что он добивается подобных услуг ото всех молодых женщин, которых принимает на работу, так еще и совращает их, устраивая показательные сеансы секса в своем кабинете. Вероника сказала, что он явно ждал, когда войдет Амалия. Судя по поведению Галимова, это было вполне в его характере. Очевидно, его раздражало, что собственная секретарша отказывается встречаться с ним уже после того, как они успели «пообщаться». Возможно, он и не предполагал, что ее другом стал его собственный помощник. Иначе не стал бы привозить обоих в Вену, где, возможно, собирался использовать Амалию вместо Златы, которую не привез из-за активного противодействия Инны Яцунской. Все эти «маневры», конечно, глубоко оскорбляли Руслана. К тому же Амалия уже ждала ребенка, и Руслан имел все основания не доверять Галимову. Стоп, стоп. Руслан в разговоре с Давидом очень интересовался, какой именно столик будет у них в зале ресторана. Зачем он об этом спрашивал? Для чего ему нужна была подобная информация? Предположим, что это сделал Руслан. Догадавшись, что Галимов увел вниз Веронику Вурцель специально для интимной встречи, Руслан просто пришел в ярость. Тем более что он точно знал, чем кончаются подобные «встречи». И, достав нож, спустился вниз, чтобы разобраться с негодяем.
Правдоподобная версия? Вполне. И в нее даже укладывается беспокойство Амалии насчет своего друга. Возможно, слова «он там» были совсем не про ребенка. Понятно, что ребенок «там» и никуда не денется. Это могло относиться и к убитому Галимову. Теперь дальше. Руслан – спортсмен и мог решиться напасть. Он моложе лет на десять-пятнадцать, у него лучше реакция. Все совпадает. Какие детали кажутся не очень убедительными? Первая – где он взял нож? Тем более хорошо заточенный стилет. Или он ходит с ножом, как горцы, когда они в национальном костюме? Конечно, у него не могло быть с собой ножа. Вот этот момент действительно очень спорный. Вторая деталь. Нож бросили под столик. Тоже не похоже на реакцию разгневанного молодого человека, оскорбленного в своих лучших чувствах. Он выбросил бы нож прямо на пол у тела и не стал бы выносить его из туалета. Наконец, третья деталь, на которую нужно обратить внимание. Откуда Руслан мог точно знать, где именно будет его босс? Ведь тот мог пойти куда угодно. А Руслана не было рядом, когда там была фройляйн Вурцель. Три неясных момента. Очень много для предъявления такого серьезного обвинения, как убийство.
Теперь – Давид Модзманишвили. Понятно, что деньги всегда главная и движущая причина любого серьезного преступления. Давид нарушал правила компании и вложил деньги в какую-то авантюру Фаркаша. В результате венгр оказался должен два миллиона долларов компании Галимова, и среди этих денег есть и деньги Давида. Он сказал, что вложил все, что у него было. Возможно, даже сказал правду. Для него смерть Анвара Галимова была жизненно важна.
Он позвонил Фаркашу и вызвал его в Вену. Именно он пытался убедить Фаркаша любым способом договориться с Галимовым, волновался больше всего. И произнес роковую фразу о том, что нужно либо застрелиться, либо убить Галимова. Кажется, Руслан говорил, что Давид ненавидит Галимова, считая его «везунчиком». И он сам подтвердил это, беседуя с Дронго. Конечно, он не мог любить Галимова, считая, что тот выбился из «грязи в князи», да еще так удачно женился на женщине, которой изменял направо и налево. Все правильно. Давид сам организовывал столик, он мог узнать про туалет и подсказать Веронике, где им лучше встречаться. А потом назначить встречу во второй раз именно там. Спуститься вниз, нанести точный удар и выйти, выбросив нож под столик. Возможно, он так и поступил. Но в любом случае это был риск. Яцунский мог не согласиться на условия Фаркаша после смерти Галимова. Давид не мог гарантировать себе лояльность Яцунского, который будет не очень сильным президентом, учитывая, что контрольный пакет акций компании находится в руках двух родственниц – Айши Галимовой и Рахили Набатовой. Тогда зачем Давиду такие неприятности? Уже не говоря о том, что он явно не мог быть уверен в лояльности Фаркаша, который выдал его при первом же допросе.
Дронго снова посмотрел на столик, где раньше сидели Фаркаш, Давид и Вероника. Теперь за столиком оставалась только Вероника. Он подошел к ней.
– Садитесь, – приветливо позвала женщина. Когда Дронго сел рядом, они увидели, как к Руслану подошел Квернер и о чем-то попросил его. Руслан улыбнулся. Сидевшая рядом Амалия тоже улыбнулась. Квернер протянул ножницы. Руслан передал их Амалии. Она осторожно отрезала ножницами прядь его волос и передала их старшему инспектору, который положил волосы в конверт, что-то сказав обоим, и быстро отошел. Из кабины лифта выходил Штреллер, за ним спешил сотрудник со вторым конвертом. Очевидно, у Давида тоже попросили несколько волосков на экспертизу.
– Что они делают? – поинтересовалась Вероника. – Зачем им волосы господина Алтуева?
– Берут на экспертизу, – пояснил Дронго.
– Тогда нужно было взять мои волосы, – цинично усмехнулась Вероника, – вряд ли господин Алтуев так близко контактировал с убитым.
– Признаюсь, что ваш цинизм приводит меня в смущение, – сказал Дронго. – Или это расчетливо выбранная поза?
– Это жизнь, господин эксперт, – ответила Вероника, – иначе просто не выжить. Сама ситуация граничит с трагифарсом. Мы все собираемся в самом спокойном городе Европы, где кто-то сознательно зарезал нашего босса. Какая-то дурацкая мелодрама, в которой заняты мы все. Не говоря уже о высокопоставленной особе, я имею в виду дочь президента и ее мужа-посла.
– Я хочу задать вам еще один не очень приличный вопрос, – сказал Дронго.
– Давайте. Каких только вопросов вы мне не задавали…
– Почему вы пошли именно туда? Ведь он раньше здесь не бывал. Это был ваш выбор?
– Нет. Его. Он сказал, что там, в конце зала, есть два туалета, выходящие в коридор. Их не видно из зала, они обращены к косметическим салонам, которые будут закрыты всю эту ночь. Признаюсь, что я о них даже не знала, хотя живу в Вене.
– Ясно. Когда он предложил вам спуститься?
– Когда мы сидели за столом. Он позвонил мне по мобильному и предложил спуститься. Я не стала долго ломаться. Очевидно, ему нравился и такой, «экстремальный», секс.
– Когда вы узнали о том, что они должны прилететь?
– Не помню. Но за несколько дней до Рождества. У нас сразу появились проблемы с размещением. На Новый год трудно найти свободные номера. Хорошо, что нам удалось их найти. Бедный Фаркаш вообще снял номер до двадцать девятого, а потом продлил его на несколько дней, чтобы остаться здесь. Хотя думаю, что его не разорят подобные траты.
– Я тоже так думаю, – согласился Дронго. – А теперь я хочу спросить вас как официального представителя компании…
– С падшей женщиной вы уже прекратили общаться? – спросила она, хитро прищурившись. – А ведь я могу ответить еще на много ваших вопросов.
– Спасибо. Пока не нужно. Лучше отвечайте как официальный представитель компании. Как вы считаете, кто был неправ в деле Фаркаша?
– В каком смысле неправ?
– Фаркаш настаивает на реструктуризации долга и отказывается возвращать два миллиона долларов. Как вы считаете, это выгодное предложение для компании Галимова?
– Нет, – сразу ответила она, – конечно, нет. Только не говорите, что я дрянь, готовая за крупную сумму нанести ущерб собственной компании. Это ведь все равно не мои деньги. А Фаркаш был неправ с самого начала. Галимов поставил жесткие условия, которые Дьюла согласился выполнять. Дело в том, что он обязан был обеспечить поставку товаров в нужный срок, чтобы наша компания могла заключить очень выгодное соглашение с испанской фирмой. Там речь шла об очень крупной сумме – кажется, пять миллионов долларов. Испанцы согласились подождать, но Фаркаш подвел нас и во второй раз. Кто-то другой заключил соглашение с испанцами, и Галимов приказал мне узнать, кто это был. Но я пока не успела этого выяснить. В результате мы потеряли очень большую сумму. Вот тогда Галимов взбесился, приказал взыскать все деньги с Фаркаша и не шел ни на какие уступки, хотя даже господин Яцунский просил за Дьюлу и предлагал его не наказывать так сильно.
– Почему он заступался за Фаркаша? Ведь тот очень подвел вашу компанию.
– Яцунский знает, что там были не только деньги Фаркаша. Давид и еще несколько сотрудников тоже вложили деньги в этот проект, и теперь они должны вернуть долг компании, то есть потерять свои деньги.
– Тогда понятно. Можно еще один неприличный вопрос?
– Это обычные деловые вопросы. Что вас еще интересует?
– Почему вы подвели герра Брекхауза?
Она вздрогнула; ее глаза расширились, словно она снова увидела труп. Тяжело задышав, Вероника взглянула на Дронго.
– Значит, вы с самого начала просто играли со мной в кошки-мышки? – произнесла она. – Значит, вы все знали?
– Если бы знал все, то не стал бы задавать вопросов. – Сыщик отчаянно блефовал, ему важно было разобраться в этой проблеме.
– Это нечестно, – почти жалобно сказала она, – я ведь вам все искренне рассказала, а вы, оказывается, такой злой…
– Я не злой, я справедливый. Итак, что вы можете сказать про мистера Брекхауза?
– Странно, что вы об этом знаете. Об этом никто не знает, только Галимов и Яцунский. Но они-то как раз были на моей стороне. Просто поразительно, что вам удалось об этом узнать. Интересно, кто вам мог об этом рассказать? Неужели Давид? Наверное, он тоже об этом знал, ведь в компании он занимался вопросами международного сотрудничества.
– Мы теряем время, – терпеливо заметил Дронго.
– Это был посредник, – выдохнула Вероника, – между нами и испанцами. Он предложил нам очень выгодный контракт еще в прошлом году. Галимов приказал мне ехать в Мюнхен и все обсудить на месте перед его прилетом. Я поехала в Мюнхен и переговорила с господином Брекхаузом. Позвонила Галимову. Его как раз в это время должен был принять премьер-министр, и он не смог прилететь. Прилетел Яцунский. Брекхауз с ним встретился, и они договорились о совместной работе. Даже подписали протокол о намерениях. Утром Брекхауз прислал мне чек на двадцать тысяч евро за мою работу. Это не взятка, нет. Обычные комиссионные, которые платят агентам за хорошую работу. Я была уверена, что контракт будет заключен. А вечером Брекхауз неожиданно умер в своем отеле. Нет, его, конечно, никто не убивал. Просто обычный сердечный приступ. Потом врачи говорили, что он принял снотворное с болеутоляющим и выпил какой-то алкогольный напиток. А у него было больное сердце. Контракт, конечно, не был подписан. В результате через несколько недель вдова Брекхауза потребовала, чтобы я вернула чек. Было очень обидно, но я честно вернула деньги, хотя они считают, что контракт был сорван из-за меня. Но как вы об этом узнали?
– Это не имеет значения. – Дронго не стал ей говорить, что просто услышал разговор Фаркаша в соседнем номере.
Сыщик поднялся, взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Через некоторое время эксперты сличат волосы и сумеют определить убийцу. «Вот так проходит земная слава», – с какой-то грустью подумал Дронго. В былые времена нужно было искать убийцу, размышляя и пытаясь вычислить его действия, применяя весь свой опыт, интуицию и аналитические способности. А сейчас можно по двум найденным волоскам определить ДНК, вычислить, кому именно принадлежат эти частицы, и раскрыть преступление. Все просто и элементарно в век техники. Но и очень обидно. Получается, что все его усилия и поиски были просто никому не нужны. Через несколько минут здесь снова появятся полицейские машины, и на преступника наденут наручники.
– Обещаю, что никому и ничего не буду рассказывать, – сказал он на прощание Веронике и направился к кабине лифта. Нужно поторопить детей, сегодня завтрак сервируют до одиннадцати утра, подумал он.
Они еще успели спуститься вниз и позавтракать, когда в зал ресторана вошел молодой сотрудник полиции в штатском. Он явно кого-то искал. Увидев Дронго, он подошел к нему.
– Доброе утро, – вежливо поздоровался молодой человек. – Сюда приехали герр Штреллер и герр Квернер. Они хотят срочно встретиться с вами. Вы можете пройти в кабинет менеджера?
– Конечно!
Дронго поднялся и пошел вслед за своим провожатым. В приемной толпилось несколько сотрудников полиции. Он вошел в кабинет. Кроме уже знакомых Штреллера и Квернера, там сидел полный мужчина с красноватым лицом и ежиком седых волос. Щеточка седых же усов, крупные черты лица, серые глаза. Увидев Дронго, он поднялся со своего места.
– Здравствуйте, господин эксперт, – это был начальник городской полиции.
– Рад вас видеть, герр Морбитцер, – пожал ему руку Дронго. Они были почти одного роста, но генеральный комиссар был раза в полтора шире своего визави.
– Как хорошо, что вы оказались здесь, – с чувством произнес Морбитцер, – я уже сказал своим сотрудникам, что нам нужно провести специальную встречу с вами. Пусть познакомятся с лучшим экспертом по проблемам преступности, которого я видел за последние двадцать лет.
Подобное обилие комплиментов не обещало ничего хорошего. Морбитцер опустился на стул, который жалобно скрипнул под ним.
– Хорошо, что мы не очень сильно загрузили вас в эту ночь, – продолжал начальник полиции, – наши ребята славно потрудились. И нашли нож. Эксперты уже доказали, что именно этим ножом был убит потерпевший. А найденные волосы принадлежат не ему, а убийце. Сегодня мы сличили волосы подозреваемых. Это было совсем нетрудно. У нас есть двое, подходящих под этот возраст и пол. И мы сразу нашли убийцу. Сейчас его приведут.
– Вы уже сравнили ДНК? Так быстро? – удивился Дронго.
– В этом нет необходимости, – усмехнулся Морбитцер, – волосы настолько характерны, что ошибка практически исключена. Но мы пока только задержим убийцу, чтобы он не сумел сбежать или уехать отсюда. Обвинение будет предъявлено вечером, когда мы получим точные результаты экспертизы, сравним ДНК и закончим патологоанатомическое вскрытие. Но в общем все это уже технические детали. Убийца задержан, и сейчас его приведут сюда.
– Вы полагаете, что все так просто? – спросил Дронго. – Я проанализировал действия обоих подозреваемых, которые могли оказаться в зоне вашего интереса, и нашел некоторые несовпадающие детали.
Он был уверен, что сейчас в кабинет введут задержанного Давида Модзманишвили.
– Такие детали всегда есть, коллега, в любом деле, – торжествующе заметил Морбитцер, – а самое важное – это наука. Упрямые факты, с которыми невозможно спорить.
Дверь открылась. Первым вошел сотрудник полиции, спросивший разрешения. Морбитцер нетерпеливо кивнул. Следом ввели Руслана с уже надетыми наручниками. Он ошеломленно смотрел на Дронго, что-то пытаясь сказать. Дронго посмотрел на остальных мужчин. Штреллер победно улыбался, Квернер тоже не скрывал своего торжества.
– Позвольте представить вам убийцу герра Галимова, – победно произнес Морбитцер. – Наши эксперты уверены, что на рукоятке ножа его волосы. Других доказательств уже и не нужно. Я думаю, что наш молодой подозреваемый будет вести себя нормально и даст признательные показания, чтобы присяжные позднее могли принять во внимание его помощь следствию.
Дронго взглянул на побледневшего Руслана.
– На ноже нашли твои волосы, – сообщил он молодому человеку.
– Я знаю. Но я его не убивал.
– Откуда там твои волосы? У тебя был нож или стилет?
– Нет. Не помню. Но стилета никогда не было, это точно.
– Тебе предъявят обвинение в убийстве, – мрачно сообщил Дронго, – начальник полиции предлагает тебе сотрудничество.
– Скажите, что я согласен на все его условия, лишь бы Амалия благополучно уехала домой. Ей нельзя волноваться…
– Дурак, – в сердцах произнес Дронго. – А если тебя посадят на всю жизнь, она разве не будет волноваться?
– Меня все равно посадят, – упрямо произнес Руслан, – мне уже ничего не поможет. Как я смогу доказать, что на ноже не мои волосы?
– Там твои волосы, – возразил Дронго.
– Тогда тем более. Как я смогу доказать этим господам, что не убивал Галимова? Они мне все равно не поверят.
– Зато я тебе верю, – сказал Дронго, – поэтому не стоит отчаиваться. Если даже тебя попробуют посадить, я останусь здесь и буду твоим адвокатом. Согласно европейской конвенции, ты имеешь право на своего адвоката с момента задержания, так как тебя обвиняют в умышленном убийстве.
– Спасибо, – кивнул Руслан.
Дронго обернулся к Морбитцеру.
– Это не он, – убежденно произнес сыщик.
– Нельзя идти против фактов, – возразил начальник полиции, – именно этим ножом был убит Галимов. И именно волосы герра Алтуева нашли на этом орудии убийства.
– Это еще ничего не доказывает, – упрямо сказал Дронго.
– Простите, но я обязан его задержать. Даже вопреки вашему мнению. Если сумеете доказать мне, что он невиновен, я сам сниму с него наручники. Но пока он будет считаться главным подозреваемым. Уведите, – приказал Морбитцер.
Дронго проводил Руслана и его провожатых долгим взглядом, обернулся к генеральному комиссару.
– Патологоанатомическое вскрытие уже провели?
– Конечно, – кивнул тот, – там все нормально. Погибший умер от удара ножом, который перерезал ему сонную артерию. Большая потеря крови, почти мгновенная смерть. Никаких других ран или повреждений не было. Ни гематом, ни ударов, ничего.
– И это все, что нашли ваши патологоанатомы?
– Нет, не все. Большая доза алкоголя. Очевидно, он выпил много шампанского и водки. Еще нашли приличную дозу снотворного. Но это, наверное, остатки с предыдущего дня. Или пытался заснуть днем. Я сам так часто делаю, чтобы заснуть днем, а потом вечером немного посидеть вместе с моими внуками.
– Это не тот случай, – возразил Дронго, – он был сильным и абсолютно здоровым человеком. Я думаю, что он не принимал никаких лекарств. Тем более в новогоднюю ночь, когда он столько выпил.
– Но у него в крови нашли снотворное, – напомнил Морбитцер, – и потом, этим нельзя отравить человека или убить его. Значит, все в порядке. Никто не станет пытаться отравить человека снотворным.
– Странно, – сказал Дронго, – я сидел рядом и, кажется, видел тот самый момент, когда он выпил это снотворное.
– Тем более, – добродушно произнес Морбитцер, который не понял, что именно сказал Дронго.
Они подали друг другу руки.
– В следующий раз сообщите нам о своем приезде, – попросил начальник полиции, – проведем встречу с нашими сотрудниками. Сегодня первое января, их трудновато будет собрать.
– Мне очень хочется надеяться, что мы сегодня еще раз увидимся, – сказал Дронго, – во всяком случае, я на это очень рассчитываю.
– Не уверен, – ответил Морбитцер, – только если у вас появятся действительно неопровержимые доказательства. До свидания.
Они все вместе вышли из кабинета. Дронго остался один.
«Как все просто, – подумал эксперт, – случайно найти нож с двумя волосками и обвинить молодого человека в убийстве! Странно, что нож нашли так быстро. Как будто убийца хотел, чтобы его нашли. И еще эта большая доза снотворного в крови погибшего… Нужно подняться к Айше Галимовой и попытаться переговорить с ней. Если, конечно, она захочет вообще разговаривать».
Дверь открылась, и вошел менеджер отеля. Эрвин Бальтцер даже вздрогнул, увидев чужого человека в своем кабинете. Он боялся журналистов: они уже узнали о случившемся ночью происшествии и теперь пытались выяснить подробности.
– Я думал, что вы журналист, – выдохнул Бальтцер.
– Сейчас ухожу, – кивнул Дронго, – я просто пытался осмыслить все происходящее.
– Говорят, что убийцу уже нашли, – произнес менеджер. – Я рад этому больше остальных. Можете представить себе мое положение?
– Я могу попросить одного из ваших сотрудников показать мне данные по людям, которые были вместе с убитым? – попросил Дронго.
– Что именно вас интересует?
– Когда они заказывали номера, когда приезжали, кто раньше, кто позже… В общем, обычные подробности, связанные с вашим отелем.
– Конечно, можете, – согласился Бальтцер. – Спуститесь вниз, я сейчас дам указание нашему портье. Он распечатает вам любые данные, которые вы попросите.
– Спасибо. – Дронго вышел из кабинета и направился к портье. Там он задержался больше обычного – почти полтора часа. И только затем решил подняться в номер к Айше Галимовой. Но сначала он позвонил.
– Слушаю вас, – услышал он тихий голос вдовы.
– Простите, что беспокою вас, и примите еще раз мои искренние соболезнования. Я вчера заходил к вам, но вы спали. Это частный эксперт. Меня обычно называют Дронго. Можно я поднимусь к вам?
– Я сейчас не в состоянии кого-либо принимать, – ответила Айша.
– Прекрасно вас понимаю и разделяю ваши чувства. Но я не имею права медлить. Сотрудники полиции уже арестовали помощника вашего мужа, обвинив его в убийстве. Я должен постараться помочь ему.
– Руслана? Какая глупость! Разве он мог убить Анвара? Хорошо, поднимайтесь ко мне. Но не больше десяти-пятнадцати минут.
– Согласен.
Он положил трубку и поспешил к кабине лифта. Хорошо, что у него осталась карточка, дающая право подниматься на восьмой этаж. Он поднялся наверх, прошел к сьюту, который занимали Галимовы. Увидел дежурившего у номера сотрудника службы безопасности.
– Простите, – сказал охранник по-немецки, – сюда нельзя.
– Меня ждут, – ответил Дронго по-английски.
Охранник понял его и посторонился. Дронго подошел к двери и постучал. Почти сразу ему открыли. Айша была в темном платье. Волосы были собраны, под глазами темные круги. Очевидно, она очень беспокойно спала или не спала вообще.
– Проходите и садитесь, – пригласила она потухшим голосом.
Дронго сел в кресло. Она села в другое, посмотрела на него.
– Что именно вы хотели узнать?
– Вы сказали, что не верите в виновность Руслана.
– Не верю. Он не мог совершить такое преступление. Я вообще думаю, что это был бандит, который давно сбежал. Среди людей, сидевших за нашим столом, такого преступника просто не могло быть.
– Это приятная уверенность. А где ваша троюродная сестра? Она сегодня ночью была здесь.
– Час назад уехала к себе в «Империал». Это я настояла, чтобы она немного отдохнула. Бедняжка, она переживает точно так же, как и я.
– Ваш муж принимал какие-нибудь лекарства?
– Нет, – удивилась Айша, – никогда и ничего не принимал.
– Сотрудники полиции сообщили мне, что в крови вашего мужа нашли большую дозу снотворного. Он плохо спал? Или все же принимал подобные лекарства?
– Никогда в жизни не принимал, – уверенно ответила Айша, – они что-то путают. Или вы хотите сказать, что его отравили?
– Нет. До этого не дошло.
– Он ничего не принимал, – твердо заявила Айша.
– Я вас понял. Вы знали о его конфликте с господином Фаркашем?
– Нет, сначала не знала. Но потом услышала, как об этом говорили мой супруг и Иосиф Александрович. Они считали, что Фаркаш должен заплатить два миллиона. Мой муж даже говорил, что у Дьюлы может не быть столько денег, но Яцунский настаивал.
– Значит, оба хотели выплаты денег?
– Мне кажется, что да.
– А про Давида они не говорили?
– Я не слышала. Кажется, говорили. Но я ничего сейчас не вспомню. Извините. Хотя муж говорил, что нужно проверить, кто вышел на испанцев, и что Давид мог их обмануть. Да, так он и говорил.
– Что еще он говорил про Давида?
– Я не помню. Что-то связанное с Фаркашем. Кажется, они были уверены, что Фаркаш вложил не только свои деньги, но и деньги Давида. Я слышала, как Анвар говорил, что все нужно тщательно проверить.
– Ясно. Вы давно приняли решение приехать сюда?
– Где-то в декабре. Ближе к двадцатому числу. Или чуть раньше. Анвар сказал, что нам лучше поехать встречать Новый год в Вену, и я очень обрадовалась. Лучше бы не радовалась… Но я знала, что здесь будет и Рахиля со своим супругом, и все наши сотрудники.
– А зачем он привез сюда всех своих ближайших помощников?
– У них в компании сложилась такая традиция: отмечали праздники все вместе. Поэтому он пригласил не только супругов Яцунских, но и всех остальных – Руслана, Давида, Амалию… Даже Злату хотели взять, но, кажется, Иосиф Александрович был против. У нее много работы.
– Как вы считаете, кому была выгодна смерть вашего мужа?
– Не знаю. Только не нашим. Мы знаем их много лет, они все очень приличные люди.
– Вы знали, что ваш муж был человеком… увлекающимся?
– Хотите узнать, изменял он мне или нет? – сама спросила Айша. – Или знала ли я о его многочисленных похождениях? О некоторых знала. Но это было в его натуре, которую трудно переделать. Только я твердо знала, что он не собирается бросать меня и уходить к другой. Он сам мне много раз говорил об этом. Признавался, что иногда увлекается. Я пыталась его понять.
– Вы были понимающей женой, – вздохнул Дронго. – Извините, что я вас побеспокоил. Когда вы собираетесь отсюда уехать?
– Пока точно не знаю. Наверное, буду ждать, пока мне разрешат забрать с собой тело Анвара. Иначе не уеду. Спасибо Рахили, она тоже решила задержаться на несколько дней.
– Спасибо за то, что вы нашли для меня время, – поднялся Дронго.
– Руслан не мог сделать такого, – убежденно повторила Айша, поднимаясь следом, – он всегда был такой интеллигентный, добрый молодой человек.
Он попрощался и вышел из ее номера. Сотрудник службы безопасности проводил его долгим взглядом. Дронго спустился на шестой этаж и позвонил в номер Вероники Вурцель. Она открыла не сразу. Наконец дверь приоткрылась, и он увидел, что Вероника, завернутая в полотенце, скользнула в ванную комнату.
– Извините, но я принимала душ, – крикнула она оттуда.
– Не буду вас отвлекать, – сказал он, стоя у дверей. – Мне нужен телефон Брекхауза.
Она даже приоткрыла дверь, высунув изумленное лицо.
– Вы с ума сошли? Я же вам сказала, что он умер! Еще полгода назад. О чем вы просите? У вас есть налаженная связь с потусторонним миром? Тогда я, конечно, дам вам его телефон, если найду, у кого спросить.
– Вы меня не поняли. Я не собираюсь искать его на том свете. Мне нужен его домашний телефон, чтобы переговорить с его супругой. У него должны были остаться жена, дети, внуки…
– У меня в компьютере есть номер его телефона.
Она открыла дверь и вышла из ванной. Он невольно отвел глаза. Теперь Вероника была абсолютно голой. Не смущаясь своей наготы, она прошла к лежавшему на столике ноутбуку и начала вводить пароль.
– Вы не простудитесь? – не выдержал Дронго.
– А вас мой вид сильно смущает? – не поворачивая головы, спросила она.
– Нет. Ничего. Даже приятно.
Вероника повернула наконец голову и улыбнулась, затем нажала еще одну кнопку и громко продиктовала номер телефона Брекхауза.
– Хорошо, что не успела стереть, – сказала она, закрывая компьютер и поворачиваясь к нему, – иначе было бы обидно.
У нее действительно была красивая фигура. Дронго невольно отвел глаза. Сейчас явно не тот случай, когда можно флиртовать. У него мало времени, ему нужно вычислить возможного преступника еще сегодня. Практически невыполнимая задача, которую нужно сделать.
– Боитесь? – с вызовом спросила Вероника.
– Боюсь, – ответил он.
– Почему?
– Я женатый человек, – пробормотал он.
Она шагнула к нему ближе. Он чувствовал ее дыхание.
– И никогда ей не изменяли? – уточнила молодая женщина. – Только не лгите, я вам все равно не поверю.
– Не помню, – ответил Дронго, – только сейчас это просто невозможно. Извините меня, фройляйн Вурцель.
Он повернулся и вышел из номера, провожаемый ее насмешливым восклицанием. Кажется, она громко произнесла «очень жаль». Эксперт спустился вниз, достал носовой платок и вытер лоб. Вытащил свой телефон и набрал домашний номер Брекхауза. Лишь бы там кто-то ответил. Он услышал молодой голос, что-то сказавший по-немецки.
– Вы говорите по-английски? – спросил Дронго.
– Сейчас позову маму, – ответила девушка.
Через минуту раздался другой голос, спросивший уже по-английски:
– Алло, кто вам нужен?
– Простите, что я вас беспокою. Мне нужен кто-нибудь из семьи герра Брекхауза.
– Я его дочь, – ответила женщина, – а моей мамы сейчас нет дома. Что вам нужно?
– Хотел уточнить у вас два вопроса. Я говорю из Вены. Мы проводим небольшое расследование. Вы можете нам помочь?
– Смотря в чем.
– Нам нужно знать, какие лекарства принимал ваш отец?
– Очень много. Тогда вам лучше подождать мою маму. Она точно помнила. У него было больное сердце, два перенесенных инфаркта…
– Он принимал много лекарств?
– Да. Очень много.
– А снотворное он принимал?
– Что вы, он его очень боялся. Ему все время казалось, что он может заснуть и не проснуться. В общем, все так и получилось, но снотворное он никогда не принимал.
– Вы слышали о его переговорах с испанской фирмой?
– Нет. Извините, я не была в курсе его дел. Вам лучше перезвонить вечером и переговорить с нашей мамой. Но она будет поздно.
– Спасибо, не нужно. Извините за беспокойство. Как вас зовут?
– Гретхен. Гретхен Брекхауз.
– Большое спасибо, Гретхен, – поблагодарил ее Дронго и отключил телефон.
Теперь нужно подняться и переговорить с Яцунскими. Нужно все делать быстро, чтобы успеть вытащить Руслана из тюрьмы уже сегодня. Если, конечно, ему вообще удастся это сделать. И судя по всему, Давид действительно вложил в авантюру Фаркаша довольно большую сумму.
Дронго уточнил у портье, в каком номере живут Яцунские, и поднялся к ним на этаж. Постучал в дверь. Услышал рассерженный голос Инны, спросившей у мужа, кто это мог к ним прийти. Иосиф Александрович ответил, что никого не ждет, но прошел к двери, чтобы открыть ее.
– Что вам угодно? – несколько церемонно спросил Иосиф Александрович.
– Я хотел бы переговорить с вашей супругой и с вами. Вчера ночью нам не удалось нормально побеседовать, вы торопились… Были очень уставшими.
– Верно. Мы и сейчас очень уставшие. Но мы спустимся вниз, если вы разрешите, ровно через полчаса.
– Договорились, я буду вас ждать на первом этаже.
Яцунский закрыл дверь, и Дронго, пройдя по коридору, спустился на первый этаж. Он сидел, закрыв глаза, и ждал, когда сюда придут супруги Яцунские. Наконец он почувствовал, как они подошли к нему, и Иосиф Александрович сдержанно напомнил:
– Вы хотели что-то у нас спросить.
– Садитесь, – встал со своего места Дронго. – Как вы себя чувствуете?
– Отвратительно, – сказала за мужа и за себя Инна, – но приходится терпеть все это безобразие, пока полиция не разрешит нам уехать отсюда.
– Вы ведь не первый раз в Вене?
– Нет, – ответил за супругу и за себя Иосиф Александрович, – мы часто бываем в Европе, и не только в Австрии.
– Вы слышали об аресте Руслана?
– Конечно. Мне уже звонили из полиции. Просят дать на него объективку и характеристику. Я, конечно, перезвонил Злате, но сегодня у нас все закрыто, и она ничего не сможет мне переслать.
– Ты готов общаться с этой дрянью даже первого января, – вмешалась Инна.
– Ну почему сразу дрянь, – поморщился Иосиф Александрович, – она старается изо всех сил.
– Неужели ты взял бы ее с собой, если бы я не возражала? – спросила супруга Яцунского.
– Она бывает необходима в таких случаях, – заметил Яцунский, – у нее все данные с собой в компьютере.
– Эту тему мы закрыли раз и навсегда, – заметила Инна, – давай не будем об этом больше говорить. Ты и так делаешь слишком много для своих сотрудников. Они вообще должны на тебя молиться. На руководство компании. Возите их по всему миру, оплачиваете им билеты и гостиницы, приглашаете в лучшие рестораны. Таких начальников просто больше нет. Давиду ты дал в долг такую крупную сумму, Амалию отправили к моему кожнику, чтобы узнать, отчего у нее аллергия, а Руслана, который оказался таким неблагодарным, ты даже возил к своему стилисту и парикмахеру. Почему ты считаешь, что у этого молодого парня должен быть педикюр и маникюр, как у тебя?
– Хватит, – отмахнулся Иосиф Александрович, – это мое дело. Нужно помогать своим сотрудникам, чтобы они работали более эффективно. Это просто азы психологии.
– Твоя психология закончилась тем, что Руслана арестовали, – напомнила Инна, – он решился на убийство. Укусить руку, которая его кормила!.. Болгары говорят, что с волками нельзя договариваться, их можно только истреблять.
– Что ты говоришь! – всплеснул руками Яцунский. – Откуда ты знаешь, что Руслан действительно виновен? Если так пойдет дальше, то обвинить могут всех, кто сидел вчера ночью за столиком погибшего.
– Нас никто не обвиняет, – напомнила Инна, – и никто не посмеет обвинить. Мы слишком порядочные люди для всех этих полицейских и сыщиков. Твоя жена тебе не изменяет, ни с кем не встречается, не бегает во время новогоднего бала куда-то вниз, не ведет себя нагло или глупо, старается поддерживать тебя во всем. Нас никто и никогда не будет обвинять именно в силу этих обстоятельств.
– Не загадывай заранее, – вздохнул муж, – давай закончим с господином экспертом, а потом поговорим. Что вас еще интересует?
– Когда вы узнали о том, что должны отмечать Новый год в Вене?
– Не помню, – ответил Яцунский, – но это была инициатива самого Галимова. Кажется, в середине декабря. К тому же они с женой хотели увидеть посла Набатова и его супругу, родственницу Айши.
– У них были теплые отношения?
– Родственные и дружеские. У нас многое зависит от родственных, клановых и дружеских связей. Все знают, что она – «Главная дочь», и, соответственно, относятся к ней с особым уважением.
– Вы тоже?
– Безусловно. Она действительно умная женщина.
– Я спрашивал об их отношениях. Какие они были?
– Зачем вы меня спрашиваете? – дернулся Яцунский. – Лучше спросите обо всем супругу посла. Пусть она сама рассказывает вам все, что считает нужным, или то, что захочет вам рассказать.
– А насчет Давида? Вы знали, что у него «зависла» часть денег, которые он одолжил Фаркашу?
– Фаркаш его обманул, – вздохнул Иосиф Александрович, – поэтому у Давида столько проблем. Но я немного помог ему с деньгами, иначе ему было бы совсем тяжело.
– Какую сумму вы ему одолжили?
– Это тоже имеет отношение к вашему расследованию?
– Безусловно.
– В таком случае я вам скажу. Восемьдесят тысяч долларов.
– И вы доверили такую сумму чужому человеку?
– Почему чужому? – не понял Яцунский. – Он уже давно работает у нас в компании. Я решил ему помочь.
– Зачем? Насколько я понял, Фаркаш должен был вернуть вам два миллиона долларов, и таких денег у него, разумеется, не было. Чтобы изменить структуру долга и вообще уговорить ваше руководство согласиться на свои условия, Фаркаш даже пообещал огромные комиссионные фройляйн Вурцель и майору Баграмову. Однако они ничего не смогли сделать: он не успел, а она не смогла.
– Неудивительно, – мрачно ответил Яцунский. – Нужно было вообще немного подумать, прежде чем лезть с головой в такую авантюру. Давида мне жалко, он умный парень, перспективный. А вот Фаркаша совсем не жалко – он вечно лезет во всякие авантюры.
– Он считал, что вы сможете ему помочь, если не будет Галимова.
– Вы хотите сказать, что это он убрал Галимова, чтобы ему было легче договориться со мной? – невесело усмехнулся Яцунский. – Вы вообще понимаете, о чем говорите? Несчастного Анвара кто-то зарезал в туалете. Я тоже не хочу верить, что это сделал Руслан, хотя основания у него были. Вы должны были обратить внимание на сидевшего неподалеку от вас Галимова. Он был человеком шумным, экспансивным, увлекающимся…
– На это я как раз обратил внимание. Очень увлекающимся.
– Не нужно ловить меня на слове, – попросил Яцунский, – он уже умер, и мир его праху. Но у Руслана могли быть все основания для подобной мести.
– Вы знали об их истинных отношениях друг с другом?
– Ничего особенного не замечал. Руслан относился к своему шефу очень лояльно. А тот оказывал сотрудникам и своим помощникам всяческие знаки внимания, дарил дорогие подарки, выдавал премии, даже покупал разные наряды для наших женщин. Он был современный человек.
– Я хотел расспросить вас про сорвавшийся испанский контракт.
– К сожалению, ничем не могу вам помочь. Человек, с которым мы должны были провести переговоры и выйти на подписание общего контракта, неожиданно умер. Полиция дала заключение, что у него было слабое сердце. Очень жаль, что все так получилось.
– Как вы считаете, у Галимова были враги в вашей компании?
– Конечно, нет. Какие враги в собственной компании? И потом – с нами было не так много людей. Его заместитель с супругой – ваш покорный слуга. Затем его секретарь Амалия, его помощник – Руслан, наш не очень приличный компаньон Дьюла Фаркаш и наш ответственный сотрудник Давид Модзманишвили. Еще наш представитель в Европе – Вероника Вурцель. Больше никого не было.
– А самого Фаркаша пригласил Давид?
– Да. Но Галимов не возражал.
– Вы напрасно теряете с нами время, – снова не выдержала Инна, – от нас вы ничего нового не узнаете. Лучше внимательно допросите всех, кто приехал вместе с нами.
– Как тебе не стыдно, – строго одернул ее муж, – господин эксперт может решить, что мы кого-то подозреваем. Разве можно такое говорить?
– Можно. В вашей компании все можно, – разозлилась Инна, – многих просто нельзя никуда выпускать. Например, эту вашу Веронику Вурцель, типичную продажную женщину. Только продающуюся за очень большие деньги. Или эти так называемые «секретари», которые, кроме должностных обязанностей, оказывают заодно и другие услуги.
– Хватит, – поморщился Иосиф Александрович, – я тебе миллион раз говорил, что ничего подобного между мной и Златой не было. Мы – растущая компания, нам нужны перспективные молодые кадры. Тебе об этом говорил Галимов.
– Как только вернемся домой, ты первым же приказом уволишь эту Веронику Вурцель. А потом уберешь из компании всех этих молодых «секретарей»: Злату, Млату, Амалию, Кобалию и всех, кто там у вас вместо работы бедрами играет, – громко произнесла Инна. Она уже не сомневалась, что президентом компании будет ее супруг, и уже видела себя женой президента.
– Это мы еще обсудим. И не забывай, что я пока не глава компании, а только вице-президент.
– Ты считаешь, что кого-то могут поставить вместо тебя? Тогда вся эта компания сразу развалится.
– Не нужно сейчас ничего обсуждать, – в очередной раз попросил муж, – давай закончим все наши дела здесь, благополучно вернемся домой и там уже решим, как нам быть дальше.
– Правильно, – кивнул Дронго. – У меня к вам последний вопрос: вы все-таки согласитесь реструктуризировать долги Фаркаша, если станете президентом компании?
Яцунский взглянул на супругу – она тоже ждала ответа, затем тяжело выдохнул и честно признался:
– Я еще пока не принял решения.
– Ясно. Спасибо за беседу, извините меня. – Дронго поднялся и откланялся.
– Сразу видно, что интеллигентный человек, – громко произнесла Инна, и он услышал ее слова.
Дронго подошел к стойке портье и уточнил, как можно позвонить Амалии. Набрал ее номер и услышал сдавленный голос молодой женщины.
– Они его арестовали. Они считают, что это он убил Галимова.
– Я знаю. Мы с ним уже разговаривали. Не нужно так нервничать.
– Не могу. Пытаюсь себя успокоить, убедить, что они разберутся, но не могу.
– Откуда вы узнали?
– Ему разрешили позвонить, – простонала она.
– Успокойтесь, – попросил Дронго, – я сейчас поднимусь к вам. Только не нужно так сильно нервничать. Вам это вредно.
Он поднялся на пятый этаж, где находился ее номер, и позвонил. Она сразу открыла дверь. У нее было измученное, заплаканное лицо.
– Начнем с того, что вы не будете плакать, – потребовал Дронго, входя в номер, – иначе у нас ничего не получится. Это во-первых. Во-вторых, вы сейчас сосредоточитесь и будете четко отвечать на мои вопросы. Очень четко и конкретно. Обещаю вам, что сделаю все, чтобы спасти вашего друга. Но для этого надо успокоиться. Вы меня понимаете?
– Да, – кивнула она, вытирая слезы.
– Садитесь в кресло и отвечайте на мои вопросы. Вы знаете, что Яцунский одолжил Давиду восемьдесят тысяч долларов?
– Я слышала, что он помогал ему.
– Нет или да?
– Нет.
– Иосиф Александрович может не согласиться с планом Фаркаша. Вас это удивляет?
– Почему?
– У меня мало времени, – повысил голос Дронго, – только отвечайте на мои вопросы. Да или нет. Вас это удивляет?
– Скорее нет.
– Причина. Только излагайте четко.
– После смерти Галимова Иосиф Александрович может стать президентом компании. Значит, он должен подумать о ее прибыли и не может позволить Фаркашу отложить выплату такой суммы.
– А как вице-президент он мог это позволить?
– Не знаю. Мне кажется, что нет. Но все считали, что он может помочь.
– Руслан знал все подробности ваших отношений с Галимовым? Только предельно честно. Все?
– Не все. Я сказала, что встречалась с ним несколько раз. Два или три раза у него дома. У него есть специальная квартира для таких встреч.
– А на самом деле?
– Несколько месяцев. Чаще всего в его кабинете. Он просто вызывал меня, и все происходило очень быстро. Но об этом Руслану я не рассказывала.
– А про Веронику рассказали?
– К тому времени я уже встречалась с Русланом и не собиралась встречаться с Анваром Кадыровичем. Я ему об этом честно сказала. По-моему, ему было все равно. Он использовал нас, как обычно используют одноразовые ручки. Закончилась – и ее выбрасывают. Никто уже давно не покупает никакие стержни и не заправляет такие ручки чернилами.
– Очень образно. Напрасно вы рассказали ему про Веронику. Он мог сделать неверные выводы, что и вы тоже бывали в кабинете своего шефа совсем не по служебным делам.
– Я сказала ему, что такого никогда не было.
– Неизвестно, поверил ли он вам или нет.
– Думаю, что поверил.
– Теперь давайте про Злату. Она вас заменила?
– Я бы так не сказала, но в последнее время чувствовала, что Галимов об этом часто думает. Злата моложе меня, красивее, лучше выглядит. И никогда не отказывается ни от каких «поручений».
– Странно, что он не привез ее сюда. Вы уверены, что это решение принял Яцунский, а не сам Галимов?
– Абсолютно уверена. Дверь была приоткрыта, и я слышала, как Иосиф Александрович просил Галимова не брать Злату, иначе его супруга испортит Новый год. Галимов даже разозлился и начал кричать, что не собирается нарушать свои планы из-за ревности супруги своего вице-президента. Потом успокоился и сказал, что не возьмет Злату.
– У вас есть ее телефон? Я имею в виду не служебный, а домашний.
– У меня есть ее мобильный, – ответила Амалия, доставая свой аппарат, чтобы продиктовать номер Златы.
Дронго достал свой телефон, набрал номер и передал трубку Амалии.
– Переговорите с ней и попросите отвечать на мои вопросы.
Она согласно кивнула. Услышала голос второго секретаря и, сдерживая себя, поздоровалась.
– Здравствуй, Злата! Как у тебя дела?
– Спасибо. Все хорошо. С Новым годом!
– Тебя тоже с Новым годом.
– Как там у вас? Не замерзли? – спросила Злата.
– Нет. Все нормально. С тобой хочет переговорить специальный эксперт. Ты можешь сейчас разговаривать?
– Конечно. Что у вас случилось? Мне утром звонил Иосиф Александрович, но тоже ничего не объяснил. И у тебя такой странный голос…
– Потом расскажу. Сейчас, пожалуйста, отвечай на все его вопросы.
Дронго взял трубку.
– Добрый день, Злата. Меня обычно называют Дронго. Скажите, когда вы узнали, что руководство вашей компании летит в Вену?
– Где-то в середине декабря.
– Кто заказывал номера?
– Мы сделали заказ через «Американ экспресс». Но у нас был заказан один сьют еще в ноябре. Его мы передали Галимовым.
– Вы знаете о долге Дьюлы Фаркаша вашей компании?
– Об этом все знают. Он должен выплатить очень большую сумму.
– Вы знали, что в этой сумме есть и деньги Давида Модзманишвили?
Она замолчала.
– Алло, вы меня слышите? – уточнил Дронго.
– Да. Слышу. Я знала.
– Иосиф Александрович готов был реструктуризировать долги Фаркаша?
– По-моему, нет. Они с Галимовым решили, что Фаркаш должен выплатить все, до последнего доллара.
– Вы в этом уверены?
– Да. Вы можете сказать, что у вас там произошло?
– Немного позже. Вы слышали про испанский контракт?
– Лучше спросить о нем фройляйн Вурцель. Она сейчас должна быть с вами в Вене. Тогда на встречу поехал Иосиф Александрович, но наш посредник, с которым они встречались, неожиданно умер.
– Вы можете найти мне телефон этой испанской фирмы?
– Не знаю. Его у меня нет. Но можно найти через Интернет. Это займет много времени, минут сорок или больше.
– Мы будем вас ждать, – решил Дронго. – Мой номер телефона высветился на вашем дисплее; перезвоните, как только узнаете.
Он положил свой аппарат на столик, взглянул на Амалию.
– Она пока ничего не знает, – поняла та.
– Будем ждать, – решил Дронго. – Давайте я закажу вам чай. Или кофе. Что вы больше любите? Хотя в вашем положении лучше пить зеленый чай. Сейчас я закажу.
Он позвонил в ресторан и заказал чай, потом взглянул на Амалию.
– Помните, что вы сказали мне про поведение Анвара Галимова сегодня ночью? Вы сказали, что он был словно пьяный в последние минуты своей жизни.
– Да. Я его таким никогда не видела.
– У него в крови нашли снотворное. Я спрашивал у его жены, но она отрицает, чтобы он принимал снотворные препараты. Вы не знаете, он вообще принимал какие-нибудь лекарства?
– Никаких, – уверенно ответила она, – он был абсолютно здоров. Нет-нет. Он ничего не принимал.
– Я так и думал, – кивнул Дронго. – Когда вы собираетесь пожениться?
– Пока не знаем. Наверное, в марте. Ребенок должен появиться в мае. Хотим, чтобы к этому времени мы были в законном браке. Чтобы все было, как у людей. Чтобы ребенок имел маму и папу. Как вы думаете, его отпустят?
– Надеюсь, что да.
– Он ни в чем не виноват. – Ее лицо напряглось.
– Мы об этом уже говорили, – вздохнул Дронго, – вам лучше не нервничать.
В дверь постучали. Принесли зеленый чай и сэндвичи, которые заказал Дронго. Он расплатился за заказ, налил Амалии чаю. В этот момент позвонил его телефон. Это была Джил.
– Мы сегодня тебя увидим? – спросила она. – Где ты находишься?
– На третьем этаже в триста четырнадцатом номере, – сообщил он, – я в отеле.
– Сейчас я к тебе спущусь, – пообещала Джил, – я отпустила детей погулять.
– Правильно сделала.
Он снова положил аппарат на столик. Амалия пригубила чай, и ее сразу стошнило. Она бросилась в ванную комнату. В дверь позвонили. Дронго пошел открывать. На пороге стояла Джил. Она надела светлые брюки и темно-зеленую блузку. На ногах были кроссовки.
– Вы не хотите вернуться в семью, сеньор сыщик? – весело спросил она.
– Тише, – попросил он, – в ванной молодая женщина. Ей плохо.
– Что случилось?
– Она ждет ребенка, – пояснил Дронго, – уже на четвертом месяце. А отца ребенка сегодня утром арестовали и обвинили в убийстве.
– Это ты помог им арестовать его? – нахмурилась Джил.
– Нет. Я остался здесь, чтобы помочь его освободить.
– Отойди, – попросила она, – и пропусти меня к этой несчастной женщине.
Она смело вошла в ванную. Он вернулся в комнату, чтобы выпить свой чай. Услышал, как в ванной комнате Джил что-то негромко говорит Амалии. Кажется, та всхлипывает. Дронго нахмурился. А что, если он взял на себя непосильную задачу и все гораздо проще? Убийца действительно Руслан, который нанес удар первым попавшимся ножом, а затем в полной прострации вышел в ресторан, где избавился от ножа, на котором остались два его волоска. Все сходится. Но где он ухитрился найти этот нож? И не просто нож, а хорошо заточенный стилет. Странно, что на орудии убийства не осталось ни одного отпечатка его пальцев.
Нет, здесь что-то все-таки не сходится. Хотя, по Оккаму, нужно «не умножать сущее». Но это преступление было задумано и осуществлено очень умным человеком. «Интеллектуалом», как сказала Рахиля. Тогда все сходится.
В этот момент снова позвонил телефон. Звонила Злата.
– Я узнала номер телефона, – сообщила она. – Вы хотите перезвонить прямо сейчас? Но сегодня первое января, там никого не будет.
– Верно, – согласился Дронго, – что нам делать?
– Я попытаюсь сейчас найти мобильный телефон одного из руководителей их компании. Если получится. В Интернете должны быть выложены их номера телефонов. Что у вас там все-таки случилось?
– Когда сообщите номер телефона, я скажу вам, что именно у нас произошло, – пообещал Дронго.
Он положил аппарат на столик, увидел выходивших из ванной Джил и Амалию.
– У нас все в порядке, – улыбнулась Джил, – и будет лучше, если мы сейчас оденемся и выйдем погулять в парк, чем сидеть в этом душном номере.
– Правильно, – согласился Дронго. – Я сейчас уйду. – Он взял телефон и вышел в коридор.
Эксперт уже был в своем номере, когда снова раздался телефонный звонок и Злата продиктовала ему нужный номер.
– Что у вас случилось? – снова настойчиво спросила она.
– Только обещайте никому не говорить, – попросил он.
– Говорите, что у вас случилось?
– Легко ранен Галимов. Несчастный случай. Но пока об этом никому не говорите, – соврал Дронго.
– Конечно. Никому не скажу. Что с ним случилось?
– Катался на лыжах и упал. Ничего страшного.
– Какие лыжи в Вене?
– Он катался в другом месте. Но, повторяю, пока никому не говорите об этом, – попросил Дронго.
Он сразу перезвонил по указанному номеру телефона. Испанский похож на итальянский, который Дронго знал. И уже через несколько минут он услышал ошеломившую его новость. На часах было около трех. Он сразу перезвонил Морбитцеру.
– Господин генеральный комиссар, нам нужно будет увидеться. Будет лучше, если вы все приедете в отель. И привезете сюда вашего подозреваемого. Да, у меня появились новые данные. Конечно. У вас будут все доказательства. Тогда договоримся на шесть часов вечера. Спасибо.
Он убрал аппарат в карман. Теперь нужно еще раз тщательно все продумать.
На этот раз все собрались в зале ресторана, где отмечали новогодний бал. Кажется, еще вчера здесь пестрели гирлянды шаров, стояли столы для гостей, столики с едой, танцевали бразильские танцовщицы в купальных костюмах и перьях… Уже к полудню все было убрано, словно ничего и не было. Пустые столы, кресла и стулья встретили участников этой затянувшейся драмы. Первой приехала Рахиля со своим супругом. Они уселись на диване в ожидании объяснений, которые им должны были дать. Рахиля решила сегодня не уезжать, чтобы понять наконец, как произошло убийство и кто был преступником. И был ли он среди тех, кто сидел за их столом. Посол Марат Набатов оказался более предусмотрительным человеком. На всякий случай он привез с собой консула, аккредитованного в Вене, который мог официально вмешаться в случае любого обвинения в адрес кого-либо из людей, имеющих дипломатический статус.
Консул взял стул и уселся рядом с послом и его супругой. Он, конечно, знал, что посол не просто таковой, а зять самого президента страны. А его супруга – не просто жена посла, а «Главная дочь» страны, известная своим эксцентрическим и вздорным характером. Поэтому он все время беспокойно оглядывался по сторонам, словно ожидал, что именно посла или его жену обвинят во всех страшных грехах. Консул был небольшого роста, подвижный, но осторожный, с круглой, похожей на идеальный шар головой. Он даже подстрижен был каким-то кружочком. Одетый в серый костюм, он был олицетворением серой массы тех людей, которые с трудом пробивали себе дорогу в жизни. Ему было уже за сорок и свое назначение консулом в Австрию он получил, после того как высидел в Министерстве иностранных дел более двенадцати лет. Поэтому он очень дорожил своим местом. Если бы «Главная дочь» потребовала от него отдать свою жизнь, он бы отдал не задумываясь и понимая, что отец этой женщины обеспечит его семью должным образом.
Баграмов тоже уселся рядом. С его лица не сходила сардоническая улыбка. С тех пор как он узнал, что главный подозреваемый Руслан, он уже не сомневался в причинах этого убийства. Все видели, как держались вместе Руслан и Амалия, какие чувства они испытывали друг к другу. Баграмов полагал, что горячий молодой человек просто в приступе ревности ударил своего босса ножом. Телохранитель прекрасно знал, что Галимов никогда не отличался ни воздержанностью, ни целомудрием. Именно поэтому, узнав о задержании Руслана, Баграмов немного успокоился. Значит, причина была в несносном поведении самого погибшего, а скандал с Фаркашем не имел к этому преступлению никакого отношения.
Рахиля была в ярости, когда узнала о том, кого обвиняют в убийстве. Она не могла поверить, что какой-то помощник, ничтожество, поднятый Анваром из грязи, решил убить своего благодетеля. Она беспрестанно говорила об этом последние несколько часов своему мужу, не понимая, что ее оскорбления в адрес Руслана выглядят по меньшей мере двусмысленно – ведь сам посол тоже возник из ничего, благодаря своей женитьбе на дочери президента.
Она негодовала, узнав о том, что Руслан мог ревновать. Были забыты все ее старые обиды на Галимова. Она позвонила Айше и долго возмущалась гнусным поведением помощника, посмевшего поднять руку на своего благодетеля. Робкие попытки Айши возражать против этой версии наталкивались на твердую убежденность Рахили в абсолютной вине Руслана.
Рахиля закончила разговор и обратилась к мужу:
– Они должны были гордиться, что он вообще обратил внимание на эту замухрышку, – неистовствовала она. – Кто они такие, чтобы еще и ревновать? Он вообще мог не обращать внимание на эту дрянь. Так, оказывается, у них еще есть и амбиции! Они, видишь ли, чувствуют ревность и обиду. Какая гадость! Когда они поступают на работу и готовы за деньги на все, что угодно, тогда они не думают о своих чести и достоинстве.
– Людей нельзя доводить до крайности, – рассудительно сказал Набатов, – иногда они ломаются и тогда способны на безумные поступки. Видимо, он довел их до такого состояния. Может быть, чересчур приставал, а Руслану это не понравилось. Говорят, что она в положении.
– Ему не понравилось, – фыркнула Рахиля. – Кто он такой, чтобы поднимать руку на своего благодетеля? Он, видите ли, сам виноват. Ты вообще думаешь, о чем говоришь? Значит, если завтра мы кого-нибудь решим выгнать, то он может взять нож и прийти зарезать всех нас?
– Это разные вещи. Галимов не собирался их выгонять. Очевидно, он вел себя не совсем порядочно…
– Хватит. Он был родственником моей сестры, – крикнула Рахиля, – и я добьюсь, чтобы этому мерзавцу дали смертную казнь за такое жестокое убийство.
– В Австрии давно отменена смертная казнь, – меланхолично заметил посол.
– Пусть тогда судят в Германии. Хотя там казнь тоже отменена. Нет, пусть выдадут нашей стране.
– Твой отец наложил мораторий на смертные казни, – напомнил Набатов.
– Значит, отменит мораторий. Нельзя оставлять безнаказанными такие преступления, – окончательно разозлилась Рахиля.
Сейчас она сидела на диване, все еще не остывшая после этого бурного разговора, и пыталась дозвониться до своей сестры, которая почему-то отключила мобильный телефон.
Следом за ними в зал ресторана вошли супруги Яцунские. Иосиф Александрович был в черном строгом костюме; Инна тоже выбрала черное платье, словно они уже объявили траур по погибшему Анвару Галимову. Инна устроилась на другом диване. Она была довольна развитием событий. Ведь она предупреждала мужа о том, что в их компании – настоящий «вертеп». Теперь, после убийства Галимова и ареста его помощника, можно будет избавиться от всех вертихвосток, которые там были, – от этих Злат и Амалий, которые на работе занимались неизвестно чем. И, конечно, в первую очередь от Вероники Вурцель.
Вероника вошла в зал, одетая в джинсы и темный джемпер. Волосы она собрала в большой узел. Усевшись в углу, она словно подчеркивала свою непричастность к происходившим событиям. Стремительно вошел Давид. Он огляделся, взял стул и уселся неподалеку от посла Набатова и его супруги. Нужно думать о будущем. Может, Рахиля решит, что Иосиф Александрович слишком мягкий тюфяк, для того чтобы возглавить компанию, и предложит ему, Давиду Модзманишвили, стать президентом вместо погибшего Галимова. Тем более что уже доказано, кто совершил это странное убийство.
Фаркаш вошел чуть хромая, словно у него болела нога. Он по-прежнему изо всех сил пытался скрыть свою радость по поводу случившегося: о таком подарке судьбы венгр даже не мечтал. Ведь получилось так, что в одну ночь были решены все его проблемы. Галимова, непримиримо настаивающего на выплате денег, уже не было, а с Яцунским он сумеет договориться. Самое приятное было в том, что подобная сделка ему ничего не будет стоить: не придется платить комиссионных ни Баграмову, ни Веронике Вурцель. Это было приятнее всего.
Айша пришла одетая в серое платье, словно все еще не решалась поверить в гибель своего мужа. Посол поднялся, уступая ей место рядом с родственницей, и сел рядом на подставленный Баграмовым стул. Айша села около Рахили, и они взялись за руки, как две подруги. Такая идиллия могла бы вызвать умиление, если бы почти все присутствующие, включая консула, Баграмова и даже самого посла Марата Набатова, не знали о том, какие именно отношения связывали покойного с троюродной сестрой его супруги.
Последней вошла Амалия. Она была в ужасном состоянии, сегодня ей даже вызывали врача. Когда женщина вошла в зал ресторана, то Рахиля, Айша и Инна дружно отвернулись, выражая свое истинное отношение к этой молодой женщине, посмевшей стать причиной убийства президента компании.
Амалия села на свободный стул, который стоял неподалеку от Фаркаша. Он покосился на нее, но ничего не сказал. В конце концов, он даже должен быть благодарен этой паре за устранение такого грозного человека, как Анвар Галимов.
Дронго вошел почти сразу за Амалией, вежливо поздоровался со всеми и прошел к небольшому столу, стоявшему в центре зала, словно собираясь разложить на нем свои документы, которых, впрочем, у него не было. Все гости беспокойно озирались. Вместе с Дронго в зал ресторана вошла Джил. Она подошла к Амалии, села рядом с ней и взяла ее руки в свои, словно согревая их своим теплом. Примерно через минуту в зал ресторана вошли сразу пятеро мужчин: генеральный комиссар Морбитцер, старший инспектор Квернер, сотрудник прокуратуры Штреллер, менеджер отеля Эрвин Бальтцер и переводчик, который должен был переводить слова Дронго на немецкий язык. Все пятеро по очереди поздоровались с послом, затем с Дронго и уселись на стулья, поставленные недалеко от стола, около которого стоял эксперт.
Теперь все ждали главного подозреваемого. Рахиля недовольно и демонстративно посмотрела на часы. Слишком много чести так долго ждать этого убийцу, который еще смеет опаздывать. Как будто он опаздывал по собственной воле…
– Господин эксперт, – произнесла она холодно-повелительным тоном, обращаясь к Дронго, – может, вы начнете без этого типа, видеть которого мне совсем не хочется?
– Его уже привезли, – терпеливо ответил Дронго, – сейчас его приведут сюда, и мы начнем.
– Можно было вполне обойтись и без его присутствия, – громко заметила Рахиля, – не обязательно рассказывать нам о злодействах в присутствии самого злодея.
– В данном случае его присутствие важно, – заметил Дронго. – Если вы потерпите не больше одной минуты, то наконец узнаете, как было подготовлено и совершено это преступление.
– Не понимаю, почему я здесь сижу, – пожала плечами Рахиля, – но я готова еще немного подождать ради Айши, чтобы узнать наконец, как именно все произошло.
В зал ресторана ввели Руслана. Он словно похудел за эти несколько часов и заметно осунулся. Один из полицейских приковал его к себе наручниками, второй шел рядом. Они сели у выхода, словно не решаясь пройти дальше в зал. Рахиля громко фыркнула.
– И еще смеет на нас смотреть и являться сюда, – громко произнесла она.
Амалия, сидевшая в другом конце зала, с трудом удерживалась от слез, вытирая платком предательскую влагу, скапливающуюся в уголках глаз.
– Итак, дамы и господа, – начал Дронго, – должен вам сказать, что это преступление меня поразило. Я даже не подозревал, что подобные убийства возможны. Но, оказывается, даже мой большой опыт вначале несколько пасовал перед столь масштабным и хорошо продуманным преступлением. Итак, мы имеем убийство президента компании Анвара Кадыровича Галимова, произошедшее во время новогоднего бала в Вене, в отеле «Мариотт». Следователи попытались установить виновника. На оперативно найденном ноже были обнаружены два волоска. Современными методами экспертизы было установлено, что они принадлежат Руслану Алтуеву, который сразу же был взят под стражу. Таковы первоначальные факты.
Господин Алтуев, позвольте мне выразить вам свое искреннее сочувствие. Я постараюсь доказать сегодня, что вы не виноваты – более того, вы готовы взять на себя вину за это преступление только для того, чтобы отсюда спокойно выпустили вашу невесту, которая ждет ребенка. Поздравляю, Амалия, вы сделали очень достойный выбор. Он – настоящий мужчина.
По залу пробежал некоторый удивленный гул. Морбитцер нахмурился, когда ему перевели слова Дронго. Тот повернулся к залу и продолжал:
– Но позволю себе заметить некоторые несоответствия, которые сразу бросаются в глаза. Как многим уже известно, присутствующая здесь госпожа Амалия ждет ребенка от своего друга…
– Позор, – громко сказала Инна Яцунская.
– Подождите, – попросил Дронго. – Итак, она ждет ребенка, а Руслан мог приревновать свою любимую женщину к боссу компании, у которого она работала. О покойных ни слова плохого – надеюсь, я смогу выдержать этот принцип до конца сегодняшнего вечера, – но Галимов был человек бурных страстей и не любил соблюдать моральные нормы, принятые в обществе.
Он заметил вытянувшиеся лица Рахили и Вероники, но не собирался развивать эту опасную тему.
– Руслана наверняка оскорбило, что на Новый год они приехали не только со своим боссом, но и взяли секретаря, – продолжал Дронго.
В этот момент он думал не столько о Руслане, сколько о супруге покойного, рядом с которой нельзя было оскорблять память убитого какими-либо грязными намеками или другими недостойными фактами.
Однажды в жизни Дронго возникла сложная ситуация. Он давал интервью известной журналистке, позднее ставшей депутатом, – Ганире Пашаевой. И рассказал ей о мужестве одного известного писателя, отправившего на карабахскую войну своего сына. Военком из уважения к заслугам престарелого писателя предложил оставить сына известного прозаика в тылу, но тот настоял, чтобы сына отправили на фронт. В первом же бою мальчика убили. Сына привезли в город и торжественно похоронили. Дронго рассказал об этом героическом отце, чтобы еще раз подчеркнуть величие его подвига. А затем всю ночь не спал. Он вдруг осознал, что именно сделал. Ведь его интервью для телевидения наверняка будет смотреть мать убитого молодого человека. И она узнает, что отец мальчика, ее муж, мог спасти сына, но из-за своих высоких принципов решил не оставлять парня в тылу. Как она будет жить после этого, как ей трудно будет оставаться с отцом мальчика, тоже оплакивающим смерть сына. И тогда Дронго рано утром приехал на телевидение и попросил вырезать этот эпизод в знак уважения перед матерью погибшего. Именно тогда он понял, что правда тоже бывает злой и может ранить страшнее лжи.
Поэтому он принял важное для себя решение – не говорить о поведении погибшего, ведь ничего невозможно было исправить, а боль, которую он причинит супруге убитого, будет не меньшей, чем известие о его смерти. К тому же, если говорить всю правду, то нужно будет рассказать и о его отношениях с находившимися здесь женщинами. И если его интрижки с Вероникой или Амалией вдова погибшего еще сможет перенести, то намек на его возможную связь с ее троюродной сестрой может вызвать у нее настоящий шок.
– Начнем с того, что это было не совсем обычное убийство, – сообщил Дронго, – оно было тщательно спланировано. Ножа рядом с погибшим мы не нашли. И еще: место совершения преступления. Откуда Галимову, который никогда раньше не бывал в этом отеле, знать про этот туалет, находившийся в тупике рядом с косметическим салоном? Далее: куда делся нож и где убийца его взял. Ножи, которые были на столах, явно не подходили для его целей. Потом, сотрудники полиции довольно быстро нашли орудие преступления. Возникло полное ощущение, что убийца хотел, чтобы мы нашли этот нож. Но зачем, для чего? Получается, что он просто шизофреник: сначала унес с собой орудие убийства, а затем бросил его неподалеку от места совершения преступления. Еще один очень важный факт: погибший Анвар Галимов в молодости профессионально занимался борьбой. Убийца, который готовил это преступление, не мог об этом не знать. Тогда на что рассчитывал убийца? Ведь Галимов мог оказать достойное сопротивление. Было бы легче сначала оглушить свою жертву, а потом перерезать ей горло. Но убийца не сделал этого, он пошел на такой отчаянный риск.
Дронго оглядел притихших слушателей.
– Столько несуразиц, если не считать двух волосков Руслана Алтуева, найденных на рукоятке ножа, – добавил он.
– Этих доказательств хватит, чтобы дать ему пожизненное заключение, – крикнул Фаркаш.
– Правильно, – согласился Дронго, – я тоже так подумал. У меня было несколько подозреваемых, и, конечно, самый главный из них – господин Дьюла Фаркаш, который должен был выплатить погибшему и его компании два миллиона долларов.
– Мы собирались договориться о реструктуризации долга, – возразил Фаркаш.
– Он категорически не собирался с вами договариваться и настаивал на выплате денег, – возразил Дронго, – и вам об этом прекрасно известно, так как вы обещали огромные комиссионные присутствующим здесь двум свидетелям, которым вы готовы были заплатить по четыреста тысяч долларов за успешную помощь вам. Или мне нужно назвать их имена?
– Не нужно, – согласился Фаркаш, – я все понял. Не нужно ничего больше говорить на эту тему. Но я не убивал господина Галимова.
– Следующим главным подозреваемым, по моему убеждению, мог быть Давид Модзманишвили. Ведь он тоже вложил деньги в авантюру Фаркаша и мог разориться, если бы Галимов не пошел на уступки.
– Это не совсем так, как говорит господин эксперт, – гневно заметил Давид, поднимаясь со своего места, – я в любом случае мог бы найти деньги. Банк готов был открыть мне кредитную линию…
– Сядьте, – перебил его Дронго, – я еще не закончил. Я назвал тех, кто, несомненно, попадал под подозрение.
Он сделал несколько шагов и остановился перед одним из гостей.
– А теперь, господа, позвольте представить вам главного организатора и исполнителя этого убийства, – сказал он, выбрасывая вперед руку и показывая на человека, сидящего перед ним.
По залу прокатился изумленный гул.
– Что вы себе позволяете? – крикнула Инна Яцунская. – Что за глупые шутки?
Дронго стоял прямо перед ее мужем, протянув руку в его направлении.
– Вы можете объяснить нам, что здесь происходит? – вмешался посол Набатов. – Я пока ничего не понимаю.
Иосиф Яцунский молчал, глядя на стоявшего перед ним эксперта. Молчание длилось несколько секунд. И Дронго увидел, как вице-президент компании отвел глаза.
– А теперь начнем с самого начала, – сказал Дронго, отходя в середину зала. – Когда я приехал сюда, у стойки портье передо мной регистрировались супруги Яцунские. И я услышал, как портье извинялся, что нет свободных сьютов. Для человека, который много раз бывал в этом отеле, Яцунский проявил досадную оплошность, не заказав для себя сьюта и получив обычный двухместный номер.
Тогда еще я подумал, что вице-президент проявил обычную забывчивость. Тем более что его супруга громко выговаривала ему за подобное упущение, обвиняя во всем его нового секретаря – некую Злату. Я не поленился позвонить ей. Той самой Злате. И оказалось, что сьют был заказан еще в середине ноября, и заказ не был отменен. Оставалось узнать, кто поселился в этом сьюте. Оказывается, в нем жили супруги Галимовы.
– Все правильно, – сказал Набатов, обращаясь к Дронго, – он решил отдать свой номер президенту компании. Не вижу в этом ничего необычного.
– В ноябре еще никто не знал, что они будут встречать Новый год в Вене, – сообщил Дронго, – это была первая и непростительная ошибка господина Яцунского. Но иначе поступить он просто не мог, ведь на Новый год не осталось бы ни одного сьюта, и тогда Галимовы просто не приехали бы сюда. Вспомните, господин Фаркаш, что вам сообщили о встрече Нового года здесь, в Вене, перед Рождеством. И фройляйн Вурцель узнала об этом тоже перед Рождеством. И даже Айша, супруга Галимова, не знала об этом в ноябре. И наш уважаемый посол, господин Набатов, и его супруга Рахиля об этом тоже не знали. Тогда получается, что о поездке в Вену первым узнал сам господин Яцунский. А сьют был заказан еще в ноябре и потом перебронирован на Галимовых.
– И это все ваши доказательства? – спросил посол.
– Я только начал, – заметил Дронго. – Итак, мы узнали о том, что именно господин Яцунский планировал эту поездку и, очевидно, предложил ее своему шефу. Уважаемая госпожа Яцунская, секретарь вашего мужа не приехала сюда не потому, что вы такая ревнивая, а потому, что ваш муж понимал, как опасно брать ее с собой, ведь она могла неожиданно «вспомнить», что сьют был заказан еще в ноябре. И вы напрасно так ревновали своего мужа к этой Злате. Она никогда не была его любовницей. Я полагаю, что вашего супруга интересует в жизни только одна страсть. И эта страсть – деньги.
– Не смейте так говорить, – крикнула Инна, – вы его совсем не знаете! Почему ты молчишь? – обратилась она к мужу. – Ты должен что-то сказать в свою защиту!
Яцунский молчал, чуть наклонив голову, что делало его еще больше похожим на большую птицу. Дронго видел, как нервничает Джил. Они вместе с Амалией буквально сдавливали руки друг другу, даже не замечая боли, и слушали Дронго. Он улыбнулся жене и продолжал:
– Именно Иосиф Александрович часто бывал в этом отеле, его имя даже внесено в список постоянных клиентов. Конечно, он мог знать, где находится туалет, в котором произошло убийство. И, возможно, даже сказал об этом Галимову, чтобы тот мог спуститься туда.
Я обратил внимание на слова Давида, который сказал, что Яцунский всегда готов с удовольствием подставить ножку своему президенту. И еще Рахиля невольно подсказала мне разгадку, случайно обмолвившись о том, что такое убийство мог подготовить только интеллектуал. Единственным интеллектуалом в этой компании был Иосиф Александрович Яцунский. Он все и спланировал. Заранее приготовил нож и предложил Галимову встретиться именно там, в туалете на первом этаже. Сначала он даже отправил его туда на возможную встречу с женщиной… – он увидел, как все напряглись, – но она туда не пришла, – заявил он, увидев улыбку на лице Рахили и одобрение Вероники. Даже Давид, кажется, облегченно вздохнул.
– А затем там произошла встреча Галимова и Яцунского. Последний подошел сзади и нанес расчетливый удар в горло Галимову, успев отскочить, чтобы не испачкаться в крови.
– Все это красивая картинка. Но где доказательства? – спросил Набатов.
– Нож убийца выбросил с таким расчетом, чтобы мы его почти сразу нашли. На рукоятке прилипло два волоска, которые сотрудники полиции могли идентифицировать. Интересно, что никаких других отпечатков и волосков там не было. Расчет был идеален. Все знали, что Галимов был спортсменом. Никому и в голову не могло прийти, что такой неспортивный человек, как Яцунский, мог справиться со столь подготовленным спортсменом, как Галимов. Поэтому подозрения должны были пасть на более молодого спортивного Руслана. И не просто подозрения – ведь улики против Руслана были стопроцентными и обрекали его на пожизненное заключение. К тому же Яцунский хорошо знал об истинных отношениях Руслана и Амалии, которые ничего не скрывали от него.
– Откуда вы знаете? – встрепенулась Инна.
– Я слышал, как об этом говорили Руслан и Амалия. Случайно, конечно. Они рассказали обо всем вашему мужу, но тот посоветовал им пока не выдавать себя, не афишировать свои отношения. И тогда я снова спросил себя – почему? Чего он ждал? Вы сами, Инна, невольно выдали его, сказав, что он относился к Руслану слишком хорошо. И даже повел его перед приездом в Вену к своему парикмахеру, чего раньше никогда не делал. Он действительно этого раньше не делал – только потому, что в этом не было никакой нужды. А повел он его к парикмахеру, чтобы получить те самые два волоска, которые ему были нужны, чтобы подставить Руслана. Он прикрепил их на ручку ножа и подбросил оружие под столик, чтобы подозрение пало на помощника Галимова, у которого были основания для того, чтобы не очень любить своего шефа. И Иосиф Александрович хорошо знал об этом. Иначе откуда на ноже появились волосы именно Руслана Алтуева?
– Он убил Галимова, – крикнула Инна, защищая своего мужа, – поэтому там и были его волосы!
– Руслан никого не убивал, – возразил Дронго, – хотя бы потому, что он был первый раз в «Мариотте» и не мог знать, куда пойдет его босс. И не мог заранее приготовить нож. Но самое главное, он не стал бы выбрасывать нож под столик, а бросил бы его просто на пол в туалете. Однако я перехожу к следующим доказательствам. Итак, Яцунский избавился от Галимова, спланировав и осуществив это преступление. Он сначала заманил своего босса в это отдаленное место, а затем, после убийства, подбросил нож с налипшими волосками, чтобы подозрение пало на молодого Руслана Алтуева.
– Все это пока только ваши предположения, – вмешался Штреллер. – У вас есть конкретные доказательства, кроме заказанного заранее номера или этих, как вы считаете, украденных в парикмахерской волосков?
– Разумеется, есть. Прежде всего я хотел понять мотивы. Ведь, по логике вещей, Галимов был нужен Яцунскому и как президент компании, и как прикрытие от всякого рода проверок. Но дело Фаркаша натолкнуло меня на мысль провести небольшое параллельное расследование. Господин Фаркаш, вы напрасно считали, что после смерти Галимова ваше дело будет решено положительно. Наоборот, теперь ваши проблемы не будут решены никогда. Дело в том, что господин Яцунский договорился с испанской фирмой в обход своего шефа. Именно он в первую очередь был против реструктуризации долга, ведь он имел совсем другой план, отличный от плана Галимова. Об этом знала Айша, которая слышала разговор между своим мужем и его заместителем. И вот, опасаясь, что Галимов может узнать о приватной сделке самого Яцунского, и он потеряет сразу пять миллионов долларов, Иосиф Александрович спланировал и осуществил убийство президента компании. Поэтому, господин Фаркаш, вы проиграли окончательно. Теперь вы просто обязаны выплатить всю сумму.
Фаркаш раскрыл рот, но так ничего и не сказал, растерянно глядя на Яцунского. Тот по-прежнему молчал, презрительно скривив губы.
– Откуда вы знаете про испанскую фирму? – спросил Давид, поднимаясь с места.
– Сядьте и успокойтесь, – посоветовал Дронго, – мои сведения вполне точны. Я сегодня разговаривал с их представителем. Сделка уже заключена, и ее подписал сам господин Яцунский, который уже успел основать небольшую частную фирму. Но именно его подпись стоит на этих документах. Дело даже не в этой фирме. Возможно, Яцунский полагал, что после смерти Галимова именно его сделают руководителем компании, что наверняка и произошло бы. Ведь главные держатели контрольного пакета акций сидят здесь – это вдова покойного и уважаемая супруга посла. Они не стали бы возражать против подобного назначения.
– И снова у вас нет никаких доказательств. Заключение контракта с испанцами не является доказательством вины господина Яцунского, – напомнил Штреллер, – это всего лишь нарушение правил корпоративной этики.
– Да, – сказал Дронго, – все верно. Но остается еще один, самый важный вопрос. Каким образом Яцунский рассчитывал нанести смертельный удар такому подготовленному человеку, как его шеф? Если бы я сам не присутствовал рядом, то мог бы не услышать слова Галимова о том, что его минеральная вода горчит. А ваши патологоанатомы нашли снотворное в крови погибшего. Ничего страшного – ведь от этого невозможно умереть, и поэтому любой эксперт не сочтет концентрацию снотворного опасной. Ведь это не яд и не токсическое вещество. Всего лишь большая доза снотворного. Так вот, господа. Сидящая здесь супруга убитого может подтвердить, что Галимов никогда в жизни не принимал снотворного. Как оно могло попасть к нему в кровь? И еще – Амалия обратила внимание, что в последние минуты перед своей гибелью ее босс находился словно бы в состоянии сильного алкогольного опьянения.
Все потрясенно молчали.
– Супруга Галимова находится среди нас, – продолжал Дронго, – да и вы все хорошо его знали. Он не жаловался на здоровье, не говоря уж о том, что по утрам он делал большие пробежки и был в хорошей физической форме. Зачем человеку в новогоднюю ночь принимать такую дозу снотворного, если он собирается гулять эту ночь с друзьями? Чтобы уснуть и потерять контроль? Но это же просто глупо? Тогда откуда у него в крови это снотворное? Только не говорите, что патологоанатомы могли ошибиться.
Дронго сделал эффектную паузу и снова посмотрел на Джил. Она слушала его затаив дыхание и по-прежнему держала ладони Амалии в своих ладонях.
– А теперь я расскажу вам историю, которая произошла примерно полгода назад. На известную испанскую фирму вышел посредник – герр Брекхауз, который должен был встретиться с Галимовым. Сначала с ним встретилась присутствующая здесь Вероника Вурцель. Они ждали Галимова, но тот не сумел приехать и прислал вместо себя господина Яцунского. Фройляйн Вероника Вурцель может подтвердить мои слова. Яцунский и Брекхауз встретились и собирались заключить договор. Но ночью герр Брекхауз неожиданно умер. У него было больное сердце, и оказалось, что он принял большую дозу снотворного. Я сумел дозвониться до его семьи и поговорить с его дочерью. Ему запрещено было принимать подобные лекарства. Вскрытие показало, что накануне смерти он принимал снотворное, лекарство для поддержания сердечной мышцы и алкоголь. Эта смесь его и убила.
Теперь все слушали Дронго затаив дыхание. Никто не решался нарушить тяжелое молчание. Дронго оглядел всех, взглянул на сотрудников полиции и прокуратуры.
– Все остальное легко проверить, – продолжал он. – Господин Яцунский решил повториться, и этим совершил вторую, роковую для себя ошибку. Ведь преступник попадается именно тогда, когда начинает верить в свою безнаказанность. Иосиф Александрович влил в стакан своего президента лошадиную дозу снотворного, которая не могла не подействовать на Галимова. Естественно, он был не совсем адекватен, когда Яцунский предложил ему снова встретиться в том самом туалете, куда уже ходил Галимов.
В самом туалете Галимов уже наверняка был в полубессознательном состоянии. И тогда Яцунский нанес свой расчетливый удар, уже зная, что несчастная жертва не сможет оказать ему никакого сопротивления. Все остальное вы знаете…
– Доказательства! – крикнул, уже не сдерживаясь, Набатов. – Или у вас опять одни предположения?
– Нет. Доказательства должны быть у сотрудников полиции. Вскрытие показало, что доза снотворного превышает все мыслимые пределы. Остается только одно: эксгумировать труп Брекхауза. И если выяснится, что в обоих случаях применялось одно и то же снотворное, это будет абсолютным доказательством вины сидящего здесь господина Иосифа Яцунского.
Дронго во второй раз показал на вице-президента компании и затем подвел итог:
– Сделка в пять миллионов долларов за спиной Галимова, заказанный заранее сьют, парикмахерская, куда отвел Руслана убийца, и, наконец, дважды примененное снотворное – все эти факты свидетельствуют против господина вице-президента. Полагаю, что уже бывшего. А теперь, дамы и господа, я наконец закончил свою речь. Делайте выводы, – сказал он, повернувшись к сотрудникам прокуратуры и полиции.
В абсолютной тишине первым опомнился генеральный комиссар Морбитцер. Он взглянул на сидевших рядом сотрудников, торжествующе улыбнулся и начал хлопать в ладоши. За ним захлопали и все остальные, словно Дронго выступал на сцене и теперь ему аплодировали, как настоящему актеру.
– Мы пошлем срочный запрос в Германию на предмет эксгумации трупа Брекхауза, – решил Морбитцер, – а пока попросим герра Яцунского остаться в Вене.
И только тогда Яцунский впервые открыл рот.
– Нет, – прохрипел он, – нет… Я не думал, что он здесь будет… я не мог даже предположить… Все получилось так глупо…
Это было почти признание. Амалия расплакалась, уже не скрывая своих слез. Джил обняла ее, наконец отпустив ее ладони. Все разом повскакали со своих мест и начали что-то вразнобой кричать. Набатов растерянно оглядывался по сторонам. Ему так не хотелось, чтобы этот эксперт оказался прав, но спорить с очевидными фактами было сложно. Баграмов, сидевший рядом, усмехнулся. Он всегда не доверял очень богатым и известным людям. Они гораздо хуже обычных людей. Чем больше у них денег, тем они опаснее, искренне считал он.
Рахиля посмотрела на Айшу и сжала ей руку, потом тяжело вздохнула. Она была сильной женщиной и умела признавать свои ошибки. В этом она была похожа на своего отца. Ведь признавать публично свои ошибки – это признак большого ума и подлинно королевского достоинства. Она встала и медленно подошла к Руслану. Тот попытался подняться, вместе с ним поднялись и двое сотрудников полиции. Они не понимали, о чем говорил Дронго, но догадались, что их подозреваемый почти оправдан. Правда, команду на снятие наручников они еще не получили.
– Ты молодец, – сказала Рахиля с чувством, – показал себя настоящим мужчиной. Делал все, чтобы защитить свою подружку. Я думаю, что из тебя получится хороший президент компании. Ты согласен на мое предложение?
Руслан улыбнулся и кивнул головой, все еще растерянно улыбаясь. Джил поднялась и подошла к Дронго.
– Ты вернул ребенку, которого она ждет, живого отца, – сказала она, глядя на мужа. – Если даже ты больше ничего в своей жизни не сделаешь, то и сегодняшнего очень много. Спас невиновного, нашел убийцу и заставил нас поверить, что справедливость иногда возможна. Даже в наше время. Если я скажу, что ты молодец, ты не очень сильно будешь этим гордиться?
– Нет, – ответил он, – конечно, не буду.