Цивилизация, притворяющаяся страной. Ведущие западные аналитики о России

Об авторах

Киссинджер, Генри, государственный секретарь США с 1973 по 1977 годы.

Миршеймер, Джон, профессор Чикагского университета (США).

Рожански, Мэтью, директор Института Кеннана при Центре Вудро Вильсона (США).

Майкл Кофман – специалист по государственной политике в Институте Кеннана при Центре Вильсона (США).

Для урегулирования украинского кризиса нужно начать с конца

Генри Киссинджер

Статья Генри Киссинджера, эксперта в области международных отношений, Советника по национальной безопасности США и Государственного секретаря в администрациях Ричарда Никсона и Джеральда Форда, ныне возглавляющего международное консалтинговое агентство «Киссинждер Ассошиэйтс», появилась в газете «Вашингтон Пост» в начале марта в преддверии присоединения Крыма к Российской Федерации и на фоне обострившейся напряженности в отношениях между Россией и Западом ¹. Киссинджер, став одним из немногих западных экспертов, которые не склонны возлагать всю ответственность за новый кризис исключительно на российскую сторону, указывает на ошибки политики западных государств в отношении России и украинских событий конца 2013 – начала 2014 годов и пытается разобраться в том, как следует вести себя обеим сторонам, чтобы избежать перетекания очередной волны напряженности в новую «холодную войну» между Россией и Западом. Главная мысль, которую отстаивает Киссинджер в своей статье, заключается в том, чтобы Вашингтон отказался от попыток наказать Россию за «неправильный политический курс», Москва – перестала противодействовать Западу военными средствами во избежание новой «холодной войны», а украинский кризис решался с учетом всех существующих внутриполитических проблем и международных особенностей ее положения.

Автор начинает с предостережения о конфронтации, которая стала центральным мотивом в дискуссиях об украинском кризисе. Он напоминает, что войны зачастую могут начинаться на волне энтузиазма и даже при масштабной общественной поддержке. Однако, по мнению Киссинджера, для правильной оценки политики следует смотреть не на то, как все начинается, а чем все заканчивается. Он приводит в пример четыре недавних войны, в которые США вмешались, а потом не знали, как их завершить, выйдя, в результате, из них в одностороннем порядке. Это же касается и Украины. Киссинджер пишет:

«Слишком часто украинский вопрос воспринимается как решающий поединок: присоединится ли Украина к Востоку или к Западу. Но если мы желаем сохранения и процветания Украины, она не должна стать восточным форпостом против Запада или наоборот. Она должна служить мостом между ними. Россия должна принять как факт, что попытки сделать Украину своим сателлитом и, тем самым, вновь передвинуть российские границы, обречены заново вовлечь Москву в бесконечный цикл взаимного давления с Европой и США. Запад должен уяснить, что для России Украина никогда не станет просто иностранным государством».

Поясняя свой последний тезис, автор обращается к истории России и отмечает, что ее истоки – в Киевской Руси. Украинская территория несколько столетий входила в состав российского государства, и даже когда не входила – история Украины и история России были тесно взаимосвязаны. Киссинджер приводит пример исторической битвы под Полтавой 1709 года как одного из важнейших событий утверждения «российской свободы». Он также отмечает значимость базирования российского Черноморского флота в Крыму, который, таким образом, имеет выход в Средиземное море. Украина является неотъемлемой частью истории российского государства – такое мнение высказывали даже известные диссиденты Солженицын и Бродский. А попытки Запада оспорить этот факт, по мнению Киссинджера, приводят к проблемам, которые мы наблюдаем сегодня.

«Европейский союз должен признать, что его бюрократические проволочки и подчиненность общей стратегии интересам внутренней политики государств-членов при обсуждении формата отношений между Украиной и Европой способствовали превращению переговорного процесса в кризис. Внешняя политика – это искусство расставлять приоритеты».

«Ключевым элементом являются украинцы», – пишет Киссинджер, оговариваясь: «Они живут в стране с многоязычным населением и сложной исторической судьбой».

Автор указывает: западные территории современного украинского государства были присоединены к СССР лишь в 1939 году, когда Сталин и Гитлер договорились о разделе Европы. При этом Крым вошел в состав Украинской ССР только в 1954 году в качестве «подарка» Никиты Хрущева Украине в связи с 300-летием договора между русскими и казачеством. Разность историй западной и восточной частей Украины, по мнению Киссинджера, отразилась и в их культурных различиях: запад преимущественно католический и украиноговорящий, восток же – в основном православный, доминирующий язык общения – русский. Этот фактор стал источником проблем.

«Любые попытки запада и востока занять доминирующее положение – как это и происходило – закончатся гражданской войной или расколом страны».

Подчеркивая принципиальную важность понимания этих реалий, автор говорит о том, что до тех пор, пока Украина будет восприниматься ее западными и восточными соседями как поле битвы между ними, никаких разговоров о том, чтобы сформировать единую систему сотрудничества между Западом и Россией, в частности – между Европой и Россией, быть не может. Он продолжает:

«Украина была независимой всего 23 года: с XIV века она всегда находилась под властью той или иной иностранной державы. Поэтому неудивительно, что украинские лидеры не овладели навыком достижения компромисса и, тем более, не развили исторического видения. Политический процесс независимой Украины наглядно демонстрирует, что корнем проблем является попытка украинских политиков – то одной стороны, то другой – навязывать свою волю двум непокорным частям страны».

По мнению эксперта, именно в этом стоит видеть источник внутриукраинского конфликта, проявившийся, в частности, между Виктором Януковичем и Юлией Тимошенко: два лидера являются представителями соответственно восточной и западной частей Украины, которые при этом не желают делиться властью.

Переходя к внешним вовлеченным в этот конфликт силам, Киссинджер отмечает:

«Со стороны США было бы разумно найти способ, чтобы две части страны начали сотрудничать. Нам нужно стремиться к тому, чтобы достичь примирения между ними, а не преобладания одной из сторон».

Однако, по мнению автора, ни Россия, ни Запад, ни внутриукраинские силы не предпринимают шагов для того, чтобы этого добиться, а лишь нагнетают существующий конфликт. Киссинджер подчеркивает: неправы обе стороны. Москва, настаивая на силовом разрешении кризиса, рискует безопасностью своих границ. Запад же так и не сформулировал четкого курса в отношении происходящего: политика демонизации Путина, как считает эксперт, это попытка скрыть отсутствие стратегии как таковой. Киссинджер предостерегает российского лидера от принятия военных решений, которые могут привести к новой «холодной войне», а американское руководство – от продолжения политики «воспитания» России в соответствии со своим пониманием норм политического порядка. По мнению автора, стороны схожи в том, что совершенно не понимают особенности психологии и ценностей друг друга и предпочитают соревноваться в подходах вместо того, чтобы думать о возможных последствиях своей политики.

В заключение Киссинджер выводит ряд норм, которые приемлемы для каждой из сторон и на основе которых должна выстраиваться их политика.

«1. Украина должна иметь право свободно выбирать путь своего экономического и политического развития, в том числе – европейский.

2. Украине не следует вступать в НАТО.

3. Украина должна иметь возможность формировать любое правительство в соответствии с волей своего народа. Разумное украинское руководство тогда начнет политику национального примирения между различными частями страны».

Автор приводит пример международной политической ориентации Финляндии, которая заключается в реализации однозначно самостоятельного, независимого курса, масштабного сотрудничества с западными государствами по многим вопросам и отказа от противостояния с Россией.

«4. Аннексия Россией Крыма противоречит правилам существующего мирового порядка. При этом следует организовать взаимоотношения Крыма и Украины на более свободных условиях».

Выход из складывающейся ситуации Киссинджер видит при условии, что Москва признает суверенитет Киева над Крымом, при этом украинское руководство гарантирует проведение выборов на полуострове в присутствии международных наблюдателей, по результатам которых обеспечит автономный статус региона. При этом также должны быть решены все вопросы, касающиеся базирования российского Чернноморского флота в Севастополе.

Киссинджер подчеркивает, эти общие принципы, которые действительно устроят все стороны конфликта, позволят сбалансировать все существующие разногласия – что и является главной задачей, по мнению эксперта. Однако если достичь согласия между всеми вовлеченными сторонами на основе выше перечисленных принципов не удастся, следует ожидать дальнейшей эскалации конфронтации.

Полностью статья опубликована в газете «Washington Post» 5 марта 2014 года. URL: http://www.washingtonpost.com/opinions/henry-kissinger-to-settle-the-ukraine-crisis-start-at-the-end/2014/03/05/46dad868-a496—11e3—8466-d34c451760b9_story.html.

Почему Запад виноват в кризисе на Украине? О либеральных заблуждениях, спровоцировавших Путина

Джон Миршеймер

Известный американский политолог, профессор Чикагского университета Джон Миршеймер в своей статье, вышедшей в свет в конце августа 2014 года – в условиях обострения ситуации на востоке Украины – пытается разобраться в причинах кризиса на Украине и в отношениях между Россией и Западом ¹. Отказываясь возлагать ответственность за происходящее на российского лидера, в противовес мейнстриму западного политического дискурса он видит ключевую проблему в расширении Евро-Атлантических структур – НАТО и ЕС – на страны, непосредственно граничащие с Россией, на фоне непродуманных попыток их вестернизации вместо того, чтобы способствовать их нейтрализации между Россией и Западом. Эксперт также критикует западные государства за провоцирование кризиса на Украине, а также, подчеркивая значимость сохранения сотрудничества с Россией для Запада, указывает на то, как можно скорректировать политику в отношении постсоветских государств.

Автор начинает с опровержения доминирующей в западном дискурсе идеи о том, что причиной украинского кризиса является агрессия России, что Владимир Путин стремится воссоздать советскую империю и, начав с аннексии Крыма, скоро займется не только остальной территорией Украины, но и странами Восточной Европы. Поэтому свержение в феврале 2014 года Виктора Януковича для российского лидера стало удачным поводом захватить часть Украины. По мнению Миршеймера, это мнение ошибочно, и главная ответственность за развязывание войны на Украине лежит на США и их союзниках в Европе.

«Главным корнем всех бед является расширение НАТО, являющееся центральным элементом более широкой стратегии, нацеленной на выведение Украины из российской орбиты и интегрирование ее в состав Запада. Расширение ЕС на восток и поддержка Западом демократического движения на Украине, начиная с оранжевой революции 2004 года, были особенно важными элементами. С середины 1990-х годов российские лидеры категорически выступали против расширения НАТО, а в последние годы ясно давали понять: они не потерпят, чтобы их стратегически важный сосед превратился бы в бастион Запада. Для Путина незаконное свержение демократически избранного и пророссийского президента Украины, которое он справедливо назвал «переворотом», было последней каплей. Он ответил, забрав Крым – полуостров, на котором, согласно его опасениям, будет размещена военно-морская база НАТО, и предприняв действия для дестабилизации Украины, пока она не отказалась от своих усилий по интеграции в Запад».

Автор считает такую реакцию российского лидера на украинские события вполне ожидаемой, так как, вмешавшись во внутренние дела государства, которое считается «задним двором» России, Запад своими действиями создал прямую угрозу стратегическим интересам России, о которых Москва не раз категорично заявляла. По мнению автора, удивление западных политических элит в связи с произошедшим связано с их недостаточным пониманием реалий международной политики: они считали, что в XXI веке логика реализма больше не действует, а вся Европа основывается на либеральных принципах верховенства закона, экономических взаимосвязях и демократических институтов. Однако в отношении Украины, как подчеркивает автор, эти принципы остаются менее актуальными, чем realpolitik, игнорировать логику которой означает действовать на свой страх и риск. Миршеймер считает, что действия Запада по превращению Украины в свой форпост на границе с Россией стали крупным просчетом западной политики, но еще большей ошибкой будет продолжение такой политики.

После окончания «холодной войны» Москва согласилась на то, чтобы вооруженные силы США остались в Европе при условии, что НАТО останется неизменным. Предполагалось, как отмечает автор, что согласия с Западом удастся достичь через объединение Германии. Российское руководство исходило из того, что его западные партнеры понимают и принимают принципиальность условия не-расширения НАТО. Однако руководство США считало иначе и с середины 1990-х годов начало проводить политику расширения Альянса. В рамках первого раунда в 1999 году членами НАТО стали Чехия, Венгрия и Польша, затем в 2004 году к ним присоединились Болгария, Эстония, Латвия, Литва, Румыния, Словакия и Словения. С самого начала этого процесса Россия выражала явное недовольство.

«В 1995 году по поводу бомбардировок НАТО боснийских сербов, например, президент России Борис Ельцин сказал: «Это первый признак того, что может произойти, когда НАТО приблизится прямо к границам Российской Федерации… Пламя войны могло бы захлестнуть всю Европу». Но русские были слишком слабы в то время, чтобы сорвать продвижение НАТО на восток, которое, во всяком случае, не выглядело настолько угрожающим, поскольку ни одна из новых стран – членов Альянса не граничила с Россией, за исключением крошечных стран Балтии».

Между тем НАТО явно не желало останавливаться на достигнутом и смотрело все дальше на восток: на Бухарестском саммите 2008 года был поставлен вопрос о включении в состав Альянса Грузии и Украины. Тогда, отмечает Миршеймер, администрация Джорджа Буша-мл. выступила в поддержку такого шага, в отличие от Парижа и Берлина, опасавшихся возможных последствий в виде обострения отношений с Москвой. Компромисс в рамках НАТО по этому вопросу выглядел как отказ от запуска официального процесса по подготовке к вступлению в состав организации при формальной поддержке желания Киева и Тбилиси присоединиться. Российское руководство тогда выразило протест по поводу такой политики Запада: неоднократно заявлялось, что прием Украины и Грузии в члены Альянса обернется серьезными последствиями для безопасности в Европе, а Путин подчеркивал, что это станет «прямой угрозой» для России, а Украина даже может прекратить свое существование.

Последним предупреждением для Запада о серьезности настроя Кремля в вопросе о членстве Украины и Грузии в НАТО, как считает эксперт, должны были стать события августа 2008 года, когда после непродуманной попытки грузинского лидера Михаила Саакашвили взять под контроль сепаратистские Абхазию и Южную Осетию, результатом которой стали боевые действия между грузинскими военными и югоосетинскими сепаратистами, Россия оккупировала территорию обоих регионов. По мнению Миршеймера, в этих событиях Запад должен был прочесть решимость Москвы отстаивать свою позицию. Между тем на фоне продолжающегося процесса расширения НАТО – очередной раунд состоялся в 2009 году с присоединением Албании и Хорватии – руководство Альянса так и не заявило официально о своем отказе включить Украину и Грузию в свой состав.

В этом же контексте Миршеймер рассматривает и другой – параллельный расширению НАТО – процесс продвижения на восток ЕС, в том числе в формате инициированного в 2008 году «Восточного партнерства». Целью проекта является стимулирование процветания и развития таких стран, как Украина, а также постепенная интеграция их в экономику ЕС. Москва, по замечанию автора, вполне логично восприняла такую политику враждебно своим интересам, обвинив руководство ЕС в стремлении создать сферу влияния на востоке Европы: для России расширение ЕС представляется оправданием для расширения НАТО, подчеркивает автор.

«Последним инструментом Запада для откола Киева от Москвы стали усилия по распространению западных ценностей и укрепления демократии на Украине и в других постсоветских государствах – план, который часто влечет за собой финансирование прозападных лиц и организаций. По словам помощника госсекретаря США по европейским и евразийским делам Виктории Нуланд, Соединенные Штаты вложили более $5 млрд с 1991 года, чтобы помочь Украине достичь «будущего, которого она заслуживает». В рамках этих усилий правительство США финансировало через «Национальный фонд за демократию» (НФД) более 60 проектов, направленных на содействие гражданскому обществу на Украине, а президент организации Карл Гершман назвал эту страну «самым большим призом». После того, как Янукович выиграл президентские выборы на Украине в феврале 2010 года, НФД решил, что Янукович подрывает его усилия и поэтому активизировал поддержку оппозиции и укрепление демократических институтов в стране.

Когда российские лидеры смотрят на социальную инженерию Запада на Украине, они опасаются, что их страна может стать следующей в ряду. И такие опасения нельзя назвать необоснованными. В сентябре 2013 года Гершман писал в Вашингтон Пост: «Выбор Украины в пользу Европы будет ускорять кончину идеологии российского империализма, которую представляет Путин». Глава НФД добавил: «Русские также стоят перед выбором, и Путин может стать проигравшим не только в ближнем зарубежье, но и в самой России».

Создание кризиса

По мнению Миршеймера, глубинными причинами украинского кризиса стала трехсоставная политика западных государств в отношении стран Восточной Европы, и в частности Украины: процессы расширения НАТО и ЕС в совокупности с продвижением демократии. Начальной точкой кризиса стал отказ Януковича от подписания экономической сделки с ЕС в ноябре 2013 года, взамен которой он предпочел 15 млрд долл. от России. В результате начались антиправительственные демонстрации, переросшие в столкновения, которые к середине февраля 2014 года привели к смерти сотни протестующих. При посредничестве представителей европейских государств 21 февраля между Януковичем и оппозицией было достигнуто соглашение, в соответствии с которым действующий президент мог остаться у власти до проведения выборов. Однако сделка сразу же провалилась, и Янукович бежал в Россию. Автор замечает, что новое украинское правительство было прозападным и антироссийским, причем четверых из его состава можно характеризовать как неофашистов. Миршеймер также пишет о роли США в происходившем на Украине:

«Хотя реальные масштабы участия США еще неизвестны, ясно, что Вашингтон поддержал переворот. Нуланд и сенатор-республиканец Джон Маккейн участвовали в антиправительственных демонстрациях, а посол США на Украине Джеффри Пайетт объявил после свержения Януковича, что «этот день войдет в учебники истории». Просочившаяся запись телефонного разговора продемонстрировала, что Нуланд выступала за смену режима и хотела, чтобы украинский политик Арсений Яценюк стал премьер-министром в новом правительстве. Неудивительно, что русские полагают, что Запад сыграл роль в отстранении Януковича от власти».

В ответ на украинские события Кремль отреагировал военным захватом Крыма, который позже был присоединен к российской территории. По замечанию автора, задача эта была достаточно простой и легкореализуемой: на полуострове на военно-морской базе России в Севастополе к этому времени уже располагались тысячи российских военных. Немало значимым фактором Миршеймер считает также и то, что русские составляли более половины населения Крыма, большинство из которых не было довольно вхождением в состав Украины.

«Далее Путин оказал массированное давление на новое правительство в Киеве, чтобы воспрепятствовать его блокированию с Западом против Москвы, давая понять, что он разрушит Украину как функционирующее государство прежде, чем позволит ей стать оплотом Запада на пороге России. С этой целью он предоставил советников, оружие и дипломатическую поддержку российским сепаратистам на Восточной Украине, которые толкнули страну к гражданской войне. Он развернул массированную большую армию на границе с Украиной, угрожая вторгнуться, если правительство Украины направит репрессии против повстанцев. И он резко поднял цену на природный газ, продаваемый Россией Украине, и потребовал оплату за последний экспорт. Путин играет в хардбол».

Диагноз

Миршеймер считает шаги, которые предпринимало российское руководство, вполне оправданными и логичными:

«Действия Путина легко понять. Наполеоновская Франция, кайзеровская Германия и нацистская Германия были вынуждены пересекать огромное равнинное пространство, чтобы нанести удар по России. Украина служит буфером, имеющим важное стратегическое значение для России. Ни один российский лидер не потерпит вступления Украины во враждебный военный союз и не будет сидеть сложа руки пока Запад устанавливает на Украине лояльное правительство.

Вашингтону может не нравиться позиция Москвы, но он должен понять логику, стоящую за ней. Это геополитика высшей пробы. Великие державы всегда чувствительны к потенциальным угрозам вблизи их территории. В конце концов, Соединенные Штаты не потерпят того, чтобы отдаленные великие державы развертывали военные силы в любом месте в Западном полушарии, а тем более возле их границ. Представьте себе возмущение в Вашингтоне, если бы Китай вдруг построил впечатляющий военный союз и попытался включить в него Канаду и Мексику. Логично, что российские лидеры считают расширение НАТО в Грузии и на Украине неприемлемым, как и стремление превратить эти страны в противников России. Российско-грузинская война 2008 года стала ясным предупреждением об этом».

Как указывает автор, США и их европейские союзники считали, что они принимают во внимание опасения российского руководства. Они утверждали, что НАТО не настроено против России, аргументируя это тем, что силы Альянса на территории стран-членов не развертываются на постоянной основе, а также приводя в пример созданный в 2002 году Совет Россия-НАТО, нацеленный на развитие сотрудничества с Москвой, и план расположения своей новой системы ПРО не в Польше и Чехии, а на кораблях в водах Европы. Но эти шаги, по мнению автора, оказались неубедительными.

«Русские оставались решительно против расширения НАТО, особенно на Грузию и на Украину. И это самим русским, а не Западу, в конечном счете, решать, что считать угрозой для них».

Миршеймер убежден, что Запад не понимал и не способен понять, что результатом его политики на протяжении последних двух десятилетий в отношении Украины неизбежно станет конфронтация с Россией. Он приводит пример того, как в середине 1990-х годов накануне расширения НАТО в Восточной Европе, которую инициировала администрация Клинтона, в экспертных кругах так и не сложилось единого мнения «за» или «против» этого процесса. В пользу расширения однозначно высказывались выходцы из восточно-европейских стран, считая, что такие страны, как Польша и Венгрия нуждаются в защите НАТО от Москвы. Их также поддержали некоторые реалисты, которые были убеждены в необходимости сдерживания России.

«Однако большинство реалистов выступали против расширения в надежде, что увядающая великая держава со стареющим населением и одномерной экономикой – не то, что нужно сдерживать. И они боялись, что расширение только даст Москве повод, чтобы начать создавать проблемы в Восточной Европе. Вскоре после того, как Сенат США одобрил первый раунд расширения НАТО, американский дипломат Джордж Кеннан сформулировал эту перспективу в интервью в 1998 году. «Я думаю, что русские со временем будут реагировать довольно негативно», – сказал он. «Я думаю, что это трагическая ошибка. Нет никаких причин для этого вообще. Никто не угрожает никому». Соединенным Штатам и их союзникам следует отказаться от своего плана «вестернизации» Украины и вместо этого сделать ее нейтральным буфером».

Адвокатами расширения НАТО выступали либералы, уверенные в том, что логика реализма после окончания «холодной войны» более не применима в международных отношениях и не будет теперь лежать в основе европейского порядка. Миршеймер отмечает:

«Соединенные Штаты были не только «незаменимой нацией», как назвала их государственный секретарь Мадлен Олбрайт, они считали себя доброжелательным гегемоном и не рассматривали себя как угрозу Москве. Однако их целью, в сущности, было сделать весь континент похожим на Западную Европу. Именно поэтому Соединенные Штаты и их союзники стремились развивать демократию в странах Восточной Европы, повысить экономическую взаимозависимость между ними, и встроить их в международные институты. Выиграв дебаты в Соединенных Штатах, либералы без труда убедили своих европейских союзников поддержать расширение НАТО. Более того, учитывая прошлые достижения ЕС, европейцы были даже еще более преданными, чем американцы, идее о том, что геополитика уже не имеет значения, и что всеобщий либеральный порядок может поддерживать мир в Европе».

Логика либерализма возобладала, что привело к тому, что, как пишет автор, на протяжении первых десяти лет XXI века Альянс начал проводить политику «открытых дверей», развивая процесс расширения организации в Восточной Европе при незначительной оппозиции со стороны реалистов.

«Либеральное мировоззрение принято сейчас как догма среди американских чиновников. В марте 2014 года президент США Барак Обама выступил с речью об Украине, в которой он неоднократно говорил об «идеалах», которые определяют западную политику, и как эти идеалы «угрожают старому более традиционному взгляду на власть». Госсекретарь Джон Керри в ответ на кризис в Крыму реагировал сходным образом: «В двадцать первом веке не ведут себя так, как в девятнадцатом, вторгаясь в другую страну на основании сфабрикованного предлога».

В сущности, обе стороны работают уже с разными сценариями. Путин и его соотечественники думают и действуют в соответствии с диктатом реализма, в то время как их западные коллеги придерживаются либеральных представлений о международной политике. Результатом является то, что Соединенные Штаты и их союзники по незнанию спровоцировали кризис вокруг Украины».

Найти виноватого

«В том же интервью 1998 года Кеннан предсказывал, что расширение НАТО спровоцирует кризис, после чего сторонники расширения скажут «мы всегда говорили вам, какие эти русские». Как по команде большинство западных деятелей изображают Путина настоящим виновником затруднительного положения Украины».

Как писала в марте 2014 года газета «Нью-Йорк Таймс», федеральный канцлер Германии Ангела Меркель сказала президенту Обаме, что поведение Путина иррационально. Миршеймер категорически не согласен с такой характеристикой российского лидера, отмечая, что, несмотря на его авторитаризм, называть его «психически неуравновешенным» по меньшей мере некорректно. По мнению автора, Путин является отличным стратегом, которого нужно уважать и с позицией которого нужно считаться.

Миршеймер приводит существующее в западном дискурсе распространенное мнение о том, что Путин стремится к расширению границ России, пытаясь возродить некую форму Советского Союза. В рамках этой логики аннексия Крыма была проверкой на готовность к завоеванию Украины, причем параллельно с этим Москва проявляет агрессию в отношении и других соседних стран. Логическим заключением этого аргумента является необходимость включения в состав НАТО Украины и Грузии с целью сдержать Россию и не дать ей получить контроль над всеми ее соседями и начать угрожать западноевропейским государствам. Автор категорически оспаривает это мнение.

«Этот аргумент разваливается при ближайшем рассмотрении. Если бы Путин был намерен создать «Великую Россию», то признаки этого намерения почти наверняка проявились бы до 22 февраля 2014 года. Но нет практически никаких доказательств того, что он намеревался захватить Крым или любую другую территорию на Украине до этой даты. Даже западные лидеры, которые поддерживали расширение НАТО, не испытывали опасений, что Россия собирается использовать военную силу. Действия Путина в Крыму стали для них полной неожиданностью и, кажется, были спонтанной реакцией на свержение Януковича.

Кроме того, даже если бы Россия хотела, она не имеет возможности легко завоевать и присоединить Восточную Украину, а тем более всю страну. Примерно 15 миллионов человек – треть населения Украины живет до реки Днепр, которая делит пополам страну до российской границы. Подавляющее большинство тех, кто хочет остаться в составе Украины, будут, безусловно, сопротивляться российской оккупации. Кроме того, недостаточно подготовленная российская армия имеет мало шансов для умиротворения всей Украины. Москва также вряд ли в состоянии платить за дорогостоящую оккупацию. Ее слабая экономика будет страдать еще больше в условиях наложенных санкций».

Между тем, по мнению автора, даже при условии наличия у России мощной военной силы и процветающей экономики нельзя утверждать, что российская оккупация Украины могла бы состояться. Опыт советских действий в Афганистане, американских – в Ираке и российских – в Чечне показывает, что военная оккупация редко заканчивается успехом. Миршеймер утверждает, что Путин осознает тщетность и проблематичность попыток завоевания Украины: его действия в Крыму были защитной реакцией, а не наступательной операцией.

Выход из сложившейся ситуации

«Поскольку большинство западных лидеров продолжают отрицать, что поведение Путина может быть мотивировано законными интересами безопасности, неудивительно, что они стремятся изменить его путем наказания России».

Как указывает автор, несмотря на убеждения госсекретаря Джона Керри в том, что администрация «рассматривает все варианты», фактически ни Вашингтон, ни его европейские союзники не готовы применять силу в защиту Украины. Что они могут сделать – и делают – так это объявить экономическую войну России, надеясь, что санкционное бремя заставит Москву отказаться от поддержки сепаратистов на востоке Украины. В июле 2014 года введен в действие третий раунд санкций, направленных преимущественно против лиц, связанных с российским правительством, а также против некоторых банков, компаний в оборонно-промышленной области и в энергетике. Ведутся разговоры о введении дополнительных санкций против целых отраслей российской экономики. Однако автор считает, что такая политика бессмысленна.

«Подобные меры будут иметь мало эффекта. Суровые санкции, скорее всего, не актуальны в любом случае. Западноевропейские страны, особенно Германия, сопротивлялись их наложению, опасаясь, что Россия может нанести ответный удар и причинить серьезный экономический ущерб ЕС. Но даже если Соединенные Штаты могли бы убедить своих союзников принять жесткие меры, Путин, вероятно, не изменит свое решение. История показывает, что страны будут готовы претерпевать большие лишения ради защиты своих основных стратегических интересов. Нет причин думать, что Россия представляет собой исключение из этого правила».

Помимо санкций, как считает автор, Запад начал реализовывать и другие, не менее ошибочные действия:

«Западные лидеры также цеплялись за провокационную политику, которая и ускорила кризис. В апреле 2014 года вице-президент США Джозеф Байден провел встречу с украинскими законодателями и сказал им: «Это ваша вторая возможность выполнить обещания оранжевой революции». Директор ЦРУ Джон Бреннан не помог делу, когда в том же месяце побывал в Киеве. Белый дом заявил, что его поездка была направлена на повышение безопасности и сотрудничество с украинским правительством.

ЕС тем временем продолжал настаивать на своем «Восточном партнерстве». В марте председатель Европейской комиссии Жозе Мануэль Баррозу, подытоживая размышления ЕС об Украине, сказал: «У нас есть долг, долг солидарности с этой страной, и мы будем работать, чтобы они как можно быстрее приблизились к нам».

Экономическое соглашение между ЕС и Украиной, ранее не одобренное Януковичем, было подписано 27 июня 2014 года. НАТО, в свою очередь, в ходе заседания министров иностранных дел стран-членов в традиционном для себя тоне провозгласило, что открыто для любых новых членов и никакое третье государство не может влиять на процесс расширения организации, однако Украина упомянута в этом контексте не была, хотя и было принято решение о реализации мер по укреплению военного потенциала этой страны в областях командования, управления, логистики и кибербезопасности. Решение вызвало осуждение со стороны России. Миршеймер подчеркивает, что в условиях кризиса Запад предпринял шаги, которые только ухудшали и без того напряженную ситуацию. По его мнению, урегулирование украинского кризиса возможно, но только в том случае, если западные государства кардинально пересмотрят свою политику в отношении Украины и России.

«Соединенные Штаты и их союзники должны отказаться от своего плана «вестернизировать» Украину и вместо этого стремиться сделать ее нейтральным буфером между НАТО и Россией, что в чем-то сродни позиции Австрии в годы «холодной войны». Западные лидеры должны признать, что Украина имеет такое огромное значение для Путина, что они не смогут поддержать там антироссийский режим. Это не будет означать, что будущее украинское правительство должно стать прорусским или настроенным против НАТО. Напротив, целью должна стать суверенная Украина, которая не попадет ни в объятия России, ни в западный лагерь.

Для достижения этой цели Соединенные Штаты и их союзники должны публично исключить расширение НАТО на Грузию и на Украину. Запад также должен помочь создать экономический план спасения Украины, финансируемый совместно ЕС, Международным валютным фондом, Россией и Соединенными Штатами – это то предложение, которое Москва должна приветствовать, учитывая ее интерес к тому, чтобы ее сосед Украина была процветающей и стабильной. Сам Запад должен существенно ограничить свои «социально-инженерные» усилия внутри Украины. Пора положить конец западной поддержке любой оранжевой революции. Вместе с тем, США и европейские лидеры должны побуждать Украину уважать права меньшинств, особенно языковые права ее русскоговорящих граждан.

Некоторые могут возразить, что изменение политики по отношению к Украине в самый последний момент серьезно повредило бы доверию к США во всем мире. Здесь, безусловно, будут определенные потери, но стоимость продолжения неправильной стратегии была бы гораздо большей. Кроме того, другие страны станут уважать государство, которое учится на своих ошибках и, в конечном счете, разрабатывает эффективную политику. Этот вариант, очевидно, открыт для США.

Также можно услышать утверждение, что Украина имеет право сама определять, с кем она хочет объединиться, и русские не имеют права препятствовать Киеву в присоединении к Западу. Это опасный путь для Украины и повод подумать об имеющихся вариантах внешней политики. Печальная истина состоит в том, что, по счастью, великодержавная политика всегда присутствует в игре. Абстрактные права, такие как самоопределение, в значительной степени бессмысленны, когда мощные государства вступают в столкновения с более слабыми. Разве Куба имела право создавать военный союз с Советским Союзом во время «холодной войны»? Соединенные Штаты, конечно, думают, что не имела, и русские думают так же о присоединении Украины к Западу. В интересах Украины понять эти факты жизни и быть осторожной, имея дело со своим более могущественным соседом.

Даже если кто-либо отвергнет подобного рода анализ и посчитает, однако, что Украина имеет право обращаться для вступления в ЕС и НАТО, факт остается фактом – Соединенные Штаты и их европейские союзники имеют право отклонить эти запросы. Нет причин, по которым Запад должен присоединить Украину, которая проводит неправильную внешнюю политику, в особенности если она защищает не жизненно важные интересы. Мечтания некоторых украинцев не стоят враждебности и распрей, которые они вызовут внутри украинского народа».

Миршеймер вновь подчеркивает: мнение, что Россия – это враг для НАТО, от которого Альянс должен защитить Украину, и другого выхода у Запада нет, – ошибочно. По мнению автора, мощь России как великой державы неуклонно снижается и продолжит снижаться, поэтому нет смысла включать Украину в состав Альянса. Еще одной причиной, почему в этом нет необходимости, утверждает Миршеймер, является то, что Украина не является одним из стратегических приоритетов ни для США, ни для Европы. Подтверждением этому автор считает их отказ от военного вмешательства в качестве помощи Киеву. Зачем НАТО такой член, которого другие члены не намерены защищать, спрашивает эксперт. Расширение Альянса в рамках либеральной логики не предполагало, что гарантии безопасности в отношении новых членов когда-либо придется выполнять, между тем последние действия Кремля наглядно продемонстрировали, что включение в состав НАТО Украины может привести к прямому столкновению блока с Россией.

«Выстраивание нынешней политики также усложняет отношения Запада с Москвой по другим вопросам. Соединенные Штаты нуждаются в помощи России: для вывода через российскую территорию американского оборудования из Афганистана, для достижения ядерного соглашения с Ираном, для стабилизации ситуации в Сирии. На самом деле, в прошлом Москва помогла Вашингтону во всех этих трех проблемах. Летом 2013 года именно Путин вытащил каштаны Обамы из огня, подготовив соглашение, по которому Сирия согласилась отказаться от химического оружия, тем самым избегнув военного удара США. Однажды Соединенным Штатам потребуется помощь России для сдерживания растущего Китая. Текущая политика США, однако, только подвигает Москву и Пекин ближе друг к другу».

Миршеймер заключает, что сегодня Запад стоит перед выбором: продолжать ли свою нынешнюю провальную политику в отношении Украины, что приведет к уничтожению страны и к конфронтации с Россией, или инициировать новый курс, нацеленный на развитие Украины как нейтрального государства, которое не будет восприниматься угрозой ни Западом, ни Россией, что приведет к восстановлению сотрудничества с Москвой. В первом случае, убежден автор, проиграют все, во втором – проигравших не будет.

Оригинал статьи опубликован в журнале “Foreign Affairs” 28 августа 2014 года. URL: http://www.foreignaffairs.com/articles/141769/john-j-mearsheimer/why-the-ukraine-crisis-is-the-wests-fault

Возможно ли историческое примирение после украинского конфликта?

Мэтью Рожански

Конфликт на юго-востоке Украины откликается тяжелыми последствиями не только для Украины и России, но и для всего Евро-Атлантического пространства. Ощущение страха и неопределенности лишило доверия граждан и инвесторов. Решительное вмешательство в конфликт оказалось невозможным для США и европейских государств, хотя Россия и подвергается наибольшему международному осуждению и изоляции со стороны западных партнеров за весь период с окончания «холодной войны». Государства, непосредственно не вовлеченные в конфликт, пристально наблюдают за развитием событий. Для них главный урок украинского конфликта в том, что современная международная система безопасности не способна урегулировать застарелый внутренний и международный вооруженный конфликт.

Ввиду масштабных последствий украинского кризиса, Украина и Россия, невзирая на их общую многовековую историю, утратили возможность возобновить диалог. Противники такого диалога попытаются дискредитировать саму идею переговоров. Однако именно взаимосвязь между историей и политикой, и в частности – между исторической памятью и политическими мотивами участников конфликта – вызывает особое беспокойство в связи с нынешним замораживанием диалога.

Историческая память играет особенную роль в текущем украинском кризисе. Во-первых, существует тесная взаимосвязь между исторической памятью Украины и России, а также идеологическими и политическими установками, которые обе стороны используют для оправдания своих действий. Неумение обратиться к причинам исторической напряженности между сторонами в мирное время усугубляет сложность разрешения конфликта, когда он начал разворачиваться. Тем не менее будущее историческое примирение России и Украины может опереться на удачные примеры из недавнего прошлого.

Логика исторической памяти и украинский конфликт

Историческая память лежала в основе украинской политики с момента обретения Украиной независимости после распада Советского Союза в 1991 году – и даже задолго до этого. Украинские политики всех уровней и идеологических течений пользовались исторической памятью и зачастую извращали ее для формирования определенного восприятия обществом внутри– и внешнеполитических процессов, а также с целью реализации собственных политических интересов. В этом смысле Украина едва ли отличается от других государств в Европе и в мире.

Питер Веровсек, эксперт Гарвардского Центра европейских исследований, так говорит об использовании истории в политике: «Политики часто ссылаются на некоторые события – или, скорее, на мифы, возникшие в памяти, – в прошлом, чтобы оправдать свои решения. Они стремятся заполучить политическое преимущество посредством увековечивания определенного восприятия прошлого с целью легитимизировать свои действия в настоящем и иметь преимущество в будущем. Несмотря на то, что данная полемика часто основана на разногласиях в обществе или на национальном или субнациональном восприятии истории, она нередко выливается во внешнюю политику по мере того, как различные и противоречивые коллективные представления о прошлых событиях взаимодействуют и сталкиваются. Таким образом, политические деятели используют память в качестве оружия против внутриполитических конкурентов и в международных делах».

Использование истории и исторической памяти государственными лидерами в качестве оружия против внутриполитических конкурентов и во внешней политике стало крайне деструктивной особенностью политической жизни Украины.

В ходе и сразу после украинской «оранжевой революции» 2004–2005 годов новое политическое руководство стремилось не только дискредитировать своих предшественников советского и постсоветского периода, но и максимально дистанцироваться от наследия советской и российской истории на Украине в целом. Основным средством достижения этой задачи стала манипуляция общественной памятью об отдельных трагических событиях украинской истории, в частности – о Голодоморе 1932–1933 годов и периоде Второй мировой войны, которые повлекли массовые жертвы среди мирного населения. Бывший в то время президентом Украины Виктор Ющенко и его союзники возвели неоднозначные символические фигуры этих и других исторических периодов в ранг национальных героев, надеясь таким образом укрепить уникальный исторический опыт Украины, который отличал бы ее от России и Советского Союза.

Сконцентрированная на почитании памяти украинских жертв сопротивления «захватчикам», под которыми подразумевались русские (имперской, советской или постсоветской России), политика манипуляции исторической памятью в «оранжевой» Украине обеспечила новому политическому руководству широкую электоральную базу в западных районах страны.

Эти районы, населенные украиноговорящим населением, зачастую настроенным крайне антироссийски и не имевшим никакого отношения к России до момента окончания Второй мировой войны, стали плодородной почвой для планов нового политического руководства сформировать украинскую национальную идентичность. Однако практика построения Киевом откровенно прозападного курса враждебно воспринималась не только российскими гражданами, но и миллионами русскоговорящих и этнически русских украинских граждан, проживающих в Крыму и юго-восточных регионах страны, в первую очередь в Донецке и Луганске.

Другая сторона полемики об исторической памяти на Украине дает гораздо более положительные для России аргументы о российской и советской роли в развитии страны, роли русского языка, Русской Православной Церкви и других символов, ассоциирующихся сегодня с Россией. В то время как большинство нынешних украинских лидеров предпочитают не говорить о совместном историческом опыте россиян и украинцев последних нескольких столетий, особенно общей победе над нацистской Германией и ее союзниками во Второй мировой войне, режим Виктора Януковича, который пришел к власти в результате раскола «оранжевой» коалиции, взял за основу именно этот подход.

Отказ от принципов «оранжевого» правительства в процессе формирования украинской идентичности и их делегитимизация также послужили обоснованием политики Януковича в его стремлении укрепить свою электоральную базу. Последняя в основном состояла из русскоговорящих жителей южных и юго-восточных районов Украины, которые враждебно воспринимали политику предыдущих властей. Янукович избрал банальную риторику советского и постсоветского периода, которая заключается в осуждении антироссийских элементов украинского национализма и использовании традиционного мотива общности восточных славян. Эта логика подразумевает также прославление достижений Украины в имперскую и советскую эпохи и увековечивание родства восточных славян и православной церкви Киевской Руси.

Такая политика была встречена сдержанным одобрением со стороны Москвы, которая пошла на примирительные внешнеполитические жесты и уменьшила стоимость поставок российских энергоносителей, на которых Янукович и его окружение хорошо нажились.

Два полярно противоположных концептуальных взгляда на украинскую историю, описанные выше, иногда использовались друг против друга в руках правительства и оппозиции, но иногда неловко сосуществовали в рамках одной партии или даже в риторике одного политического деятеля. Подавляющее большинство украинцев предпочли не вдаваться в крайности того или другого концептуального подхода и придерживались компромиссной позиции, которая, с одной стороны, демонстрировала уважение к обоим из них, но с другой – препятствовала их реализации в государственной политике. К сожалению, укрепление этой позиции оказалось невозможным в условиях украинской политической игры по принципу «победитель получает все». Само существование такого подхода было поставлено под сомнение в результате «Евромайдана» и последовавшей войны на юго-восточной Украине.

В свете продолжающегося украинского конфликта обращение к исторической памяти в политике приобретает смысл. Риторика новых киевских властей и радикальных националистов, как и риторика России и поддерживаемых ей сепаратистов может быть воспринята украинцами, принадлежащими к любой из сторон конфликта, и переведена в реальную политику, которая, в зависимости от того, какая из этих сторон окажется сильнее, будет способствовать реализации интересов одних за счет подавления других.

Сторонники пророссийского взгляда на историю, и в целом русскоговорящие украинцы, опасаются, что риторика радикальных националистов вернет Украину в трагедию гражданской войны 1944–1954 годов и что они станут ее жертвой. В то же время, многие украинцы боятся, что любой компромисс с теми, кого они называют «пророссийскими террористами», приведет к тому, что украинская идентичность, включающая язык и права украиноговорящих, вновь будет подавляться – как это происходило во времена Российской империи и Советского Союза.

Эти глубоко засевшие опасения обостряются в связи с общей атмосферой хаоса и неопределенности, царящей сегодня на Украине. В самом Киеве ситуация после революции еще не стабилизировалась и находится под давлением со стороны активистов Майдана, которые месяцами проживают в палатках в центре города с момента отстранения от власти Януковича и не собираются уходить, заявляя, что они «должны держать под контролем новое руководство, чтобы те не расслаблялись». В свою очередь, украинское руководство фактически вовлечено во внутреннюю борьбу за власть: чиновники и политические деятели высшего уровня маневрируют с целью получить преимущество на парламентских выборах, намеченных на конец октября 2014 года, а некоторые крупные бизнесмены тем временем, пользуясь ситуацией, увеличивают свое политическое влияние с целью расширить свои бизнес-империи и ослабить конкурентов. Даже среди простых рабочих и мелких и средних предпринимателей, особенно на юго-востоке, нет никакой уверенности в том, что они сохранят свое с трудом заработанное имущество или положение в новой Украине в отсутствие защиты со стороны влиятельных представителей власти. Это означает, что опасения потерять политические права и свою собственность под влиянием впадающей в крайности риторики об идентичности и истории могут заставить все стороны конфликта придерживаться бескомпромиссных позиций.

Примирение в теории и практике

Внутренняя политика Украины и российско-украинские противоречия осложняются замкнутым кругом углубляющегося недоверия и неопределенности, что делает осуществление качественного диалога о политическом примирении невероятно сложным. Однако теория и исторический опыт позволяют надеяться, что примирение возможно в будущем. Для практического рассмотрения этого тезиса необходимо определить, какие проблемы не будут решены путем исторического примирения: оно не прекратит огонь в текущем конфликте, не принесет гармонию в сильно разобщенную внутреннюю украинскую политику и не разрешит основное геополитическое противоречие между Россией и Украиной. В лучшем случае, примирение станет развивающимся процессом, в рамках которого украинцы при участии России вместе изучат исторические корни взаимного недоверия и придут к соглашению постепенно, но последовательно продвигаться от конфронтации к сотрудничеству и дружбе.

Известная поговорка о том, что «время лечит», не применима в отношении постоянно вызревающих конфликтов, так как со временем лица, имеющие личный опыт и знание об оспариваемых событиях, свидетелями которых они являлись – исчезают.

Им на смену постепенно приходят новые поколения, для которых эти события в лучшем случае – пересказанные воспоминания, а в худшем – разбавленные мифами истории, рассказанные жертвами. Однако эти перенятые воспоминания не смягчают картину. Наоборот, они гораздо более эмоциональны, так как молодые поколения воспринимают их в черно-белых тонах, абстрактных понятиях и часто не пытаются понять всю сложность и неоднозначность произошедшего, в сравнение с теми, кто лично прожил этот исторический период. Для россиян и украинцев символы и коллективные воспоминания о Второй мировой войне уже вступили в стадию деструктивной абстрактности, и многие молодые активисты и с той и с другой стороны конфликта видят в нынешнем конфликте возможность доказать правильность своего видения той Великой войны, в которой воевали их дедушки и прадедушки, в которой страдали и которую не пережили.

В удачных примерах в прошлом стимул к перемирию появлялся на основе национальных интересов – то есть, когда политические лидеры осознавали необходимость разрешения конфликтов с соседями с целью предотвращения негативных экономических, политических и социальных последствий и получения некоторых преимуществ. Вторым важным стимулом к примирению был моральный императив, на который всегда делали акцент мужественные духовные лидеры или общественные объединения, убежденные, что примирение – это единственно правильный выход, хотя бы с точки зрения веры. Об этом свидетельствует пример польских епископов, которые в 1965 году обратились с письмом к своим германским коллегам, что стало началом процесса примирения между Польшей и Германией. Аналогичным образом американские и израильские еврейские религиозные лидеры, а также представители церкви в Германии и Восточной Европе пытались развивать диалог и примирение по вопросу о Холокосте. В любом случае решимость политических лидеров важна, особенно с точки зрения продолжения и сохранения процесса примирения вопреки неизбежной критике со всех сторон.

Решающий момент, когда политика, провоцирующая недоверие и конфликты, меняется на примирительный политический курс – может произойти неожиданно. Его может стимулировать трагедия, как, например, крушение в 2010 году под Смоленском в России польского самолета, в результате которого погибли десятки официальных правительственных лиц Польши, в том числе – польский президент Лех Качинский. В данном случае предпосылки к историческому примирению уже существовали, но трагедия послужила важнейшим сигналом для ранее равнодушной публики как России, так и Польши, которая не могла ни игнорировать, ни отрицать травмирующие для поляков последствия и символизм, связанный с массовым убийством в Катыни в 1940 году. Безусловно, решающие моменты являются заслугой решительного планирования и руководства: примерами служат знаменитое коленопреклонение Вилли Брандта на варшавском памятнике жертвам гетто, посещение другими германскими лидерами памятных мест в странах Центральной и Восточной Европы, турецко-армянская «футбольная дипломатия», взаимные визиты на высоком уровне президентов, представителей парламента, религиозных лидеров – а также другие события, имеющие историческое и символическое значение. Решающий момент может даже случиться в результате анонимных действий, таких как утечка государственных секретов или архивных записей.

Как только появляется осознание необходимости исторического примирения и нарушается логика недоверия, обществам открывается целый ряд возможных инструментов и механизмов продвижения процесса примирения.

При этом успешное развитие этого процесса должно сопровождаться несколькими характеристиками, а его основой должна стать максимальная инклюзивность и открытость.

Во-первых, процесс примирения должен быть ориентирован на выяснение и документальное подтверждение истины. Это подразумевает не только установление реальных фактов посредством исторического и археологического исследования, но и увековечивание свидетельств участников всех сторон событий, включая размышления и чувства тех, кого эти события непосредственно затронули. Этот детальный и тщательный процесс собирания реальных фактов должен производиться на высокопрофессиональном уровне, но при этом быть открыт для участия в нем общества, а не ограничиваться закрытым кругом историков. В этом процессе при соответствующем наблюдении со стороны экспертов роль могут сыграть студенческие и профессиональные обмены, кинофестивали, выставки культуры и искусства и даже публичные слушания, так как они позволяют охватить все общество, а не только его элиты и проповедников. В идеале этот процесс должен происходить с одобрения правительств каждой из сторон, но не допускать чрезмерного вмешательства государства и политизации.

Примирению также может способствовать разного рода институциональное взаимодействие. Участники процесса примирения должны сформировать экспертные группы и другие институциональные структуры, которые, в свою очередь, будут развивать сотрудничество с зарубежными коллегами. Общества, приверженные установлению истины через примирение, такие как Польско-российские центры Диалога и понимания в Варшаве и Москве, позволяют сохранить стимул для продолжения процесса примирения в силу того, что все их ресурсы и деятельность сконцентрированы на этой проблеме.

Во-вторых, процесс примирения должен подразумевать элемент установления ответственности на случай возможной амнистии. Практически во всех случаях примирения в прошлом, особенно в Европе, принцип «простить и забыть» оказывал негативное влияние на успех этого процесса. В то же время поиск виновных не должен уподобляться форме юридической ответственности, особенно в отношении событий отдаленного прошлого. Необходимо уважать библейский и юридический принцип – дети не должны быть наказаны за грехи своих родителей, – и в случае, если ответственность лежит на всем обществе, она должна пониматься как коллективная ответственность, но не коллективная вина. Потенциальные последствия для тех, на кого ляжет ответственность, должны быть четко определены, для того чтобы не допустить уголовного преследования, конфискации имущества, оклеветания уважаемых предков или затяжных судебных процессов по делам прошлого. Несмотря на то, что отдельные потерпевшие лица не должны быть лишены возможности добиваться юридических выгод, установленная в процессе примирения истина не должны иметь какого-либо значения с судебной точки зрения. Так главными аспектами исторического примирения останутся поиск правды и установление моральной ответственности.

Наконец, хотя процесс исторического примирения не имеет определенной логической точки завершения, его участники должны быть привержены развитию общей повестки дня на будущее. Укрепляющееся доверие должно иметь практическое применение, выражающееся в конкретных формах взаимовыгодного сотрудничества. Такое продвижение позволит убедить скептически настроенных участников и наблюдателей в том, что целью процесса примирения не является установление победителей и проигравших. Отношениям между лицами, группами лиц и странами, которые в прошлом были подвержены общему травмирующему опыту, всегда свойственна чувствительность. Однако неторопливыми шагами на пути к примирению на смену взаимной враждебности и недоверию могут прийти дружба и нормализация.

Продолжающийся конфликт на Украине обостряет и без того серьезные препятствия для процесса исторического примирения – как внутри страны, так и в отношениях с Россией. Непрекращающееся насилие, которое может легко перерасти в кровопролитную региональную войну, не только затрудняет для политиков с каждой из сторон переход к диалогу и взаимопониманию, но и постоянно усугубляет взаимное недовольство и недоверие. Если Украина и Россия опасаются того, что участие в процессе исторического примирения делегитимизирует их взгляд на интерпретацию собственной истории, то естественно, что начинать этот процесс в условиях физической угрозы со стороны «противника» невозможно. До тех пор, пока не будет установлено перемирие, невозможно представить себе, как ключевые элементы процесса примирения – установление истины, ответственности и нормализации – могут быть реализованы.

Достижение прогресса

Несмотря на то, что угроза насилия препятствует прогрессу, нынешние трагические обстоятельства на Украине могут стать хорошим стимулом для будущих попыток примирения. Революция «Евромайдана» и конфликт на юго-востоке страны привлекли большое международное внимание к факту несостоятельности внутренней политики Украины и сильной напряженности в отношениях между Москвой и Киевом. И для украинцев, и для россиян конфликт может стать фактором, провоцирующим националистические настроения, при этом он заставляет задуматься о глубинных причинах напряженности внутри обществ и между ними. Это повышенное внимание к конфликту, если оно будет сохраняться, может стать источником ощущения необходимости начала процесса примирения.

Текущий конфликт, кроме того, дает новое поколение украинцев и россиян, которые не только знают ход событий, но и обладают личным опытом непосредственного участия в них, что может стать сильным стимулом для примирения. На протяжении полувека после событий периода Иосифа Сталина и Адольфа Гитлера восточные и западные украинцы уживались – между собой и с россиянами – в условиях искусственно созданной гармонии, частично основанной на подавлении советскими властями неофициальных интерпретаций истории и политики идентичности. Это навязанное согласие позволило неурегулированным взаимно враждебным воспоминаниям расти и укрепляться в сознании семей, сообществ и, в конечном итоге, постсоветских государств.

Теперь, когда эти воспоминания нашли свое выражение в риторике и символах, пропагандирующих насилие, как внутри Украины, так и в украино-российских отношениях, появилось новое поколение, которое, с одной стороны, полно решимости и злобы, но с другой – имеет возможность свободно оценить всю сложность любого противоречивого исторического события или фигуры. В результате украинцы и россияне, пережившие этот конфликт, будут больше готовы к содержательному примирению, чем их предшественники на протяжении более 60 лет.

Последующие шаги будут крайне важны. В кратчайшей перспективе очевидным приоритетом является прекращение вооруженных столкновений на юго-востоке Украины и ограничение любого дальнейшего вреда в отношении людей и их имущества, а также в отношении сообществ. Кроме того, какую бы форму ни приняло перемирие и прекращение огня, необходимо, чтобы каждая из сторон была привержена идее отхода от разжигающей противоречия пропаганды в постконфликтный период. Более того, стороны должны удержаться от искушения однобокой трактовки произошедших трагических событий, игнорируя страдания противоположной стороны и выдвигая свои обиды в качестве непреодолимых препятствий на пути к примирению. Вместо этого, правительство, неправительственные организации и международное сообщество должны способствовать тому, чтобы жертвы конфликта правильно оценили и учли его человеческие и экономические жертвы, а также сохранили все документальные и другие свидетельства, которые впоследствии могут быть использованы в процессе установления истины и отчетности в ходе примирения. В краткосрочной перспективе задача состоит в том, чтобы обеспечить наличие необходимых элементов и открытости для начала примирения в будущем.

Как только горячая фаза конфликта будет завершена, и необходимая для сотрудничества и диалога атмосфера установится, несколько решающих шагов могут способствовать началу исторического примирения внутри Украины и в российско-украинских отношениях. Во-первых, должен быть произведен сбор документов и устных свидетельств о событиях недавнего конфликта, а также противоречивых мнений об исторических событиях, которые впоследствии должны быть отданы на хранение незаинтересованной – в оптимальном случае, международной – стороне-репозитарию. Одним из возможных вариантов может быть Организация безопасности и сотрудничества в Европе (ОБСЕ), которая всегда играла важную роль в наблюдении за развитием событий на российско-украинской границе и стимулировании внутриукраинского национального диалога. ОБСЕ может обеспечить дополнительное преимущество с точки зрения инклюзивности: это единственная организация по вопросам безопасности в Евро-Атлантике и Евразийском регионе, которая включает и Россию, и государства НАТО. Выбор в пользу ОБСЕ может стать символическим, так как организация была создана по итогам Хельсинкского процесса 1973–1975 годов, который разрешал вопросы последствий Второй мировой войны с военно-политической, гуманитарной и экономической сторон.

Во-вторых, гражданское общество, правительство и международные игроки должны содействовать формированию рабочих экспертных групп по вопросам возобновления сотрудничества и восстановления доверия между сторонами как внутриукраинского, так и российско-украинского конфликтов. Опираясь на удачный опыт российско-польской рабочей группы по сложным вопросам, германо-французского и германо-польского совместных проектов, украинские и российские эксперты должны создать совместную комиссию с целью изучения проблемных тем общего исторического опыта, начиная с времен Киевской Руси и до современного периода. Как и в ходе приведенных в качестве примера проектов сотрудничества, задача этой комиссии должна быть не в том, чтобы установить какое-либо одно, «правильное» восприятие произошедшего, а в том, чтобы создать условия, в которых особый опыт и видение каждой из сторон будут приняты к сведению, а документальные свидетельства смогут быть тщательно и беспристрастно обговорены. Нереалистично ожидать от украинского и российского руководства стать гарантами такого процесса в ближайшем будущем, однако со стороны гражданского общества и экспертных кругов может быть проявлен интерес, а финансовое содействие можно ожидать от международных доноров.

Наконец, особенно важно для Украины начать процесс государственной перестройки и формирования идентичности в таком виде, который будет восприимчив к национальному историческому примирению. В условиях переживаемых последствий революции «Евромайдана» и отстранения от власти Виктора Януковича может появиться соблазн связать взгляд бывшего президента на украинскую историю и национальную идентичность с коррупцией, насилием и злоупотреблением властью, которые были присущи его режиму. Такие упрощения стали бы серьезной ошибкой, так как это будет враждебно воспринято многими украинцами, которые испытывали давление со стороны режима Януковича, но, тем не менее, разделяли его взгляд на противоречивые исторические вопросы. Особое внимание должно быть уделено внесению изменений в школьную программу и учебники по истории, поскольку существует опасность укоренения и закостенения в умах новых поколений до сих пор живущих воспоминаний о недавнем конфликте – как это уже происходило в прошлом.

В долгосрочной перспективе успех исторического примирения внутри Украины и в российско-украинских отношениях потребует реализации каждого из описанных выше элементов, включая волю политического руководства реалистично оценивать национальные интересы и моральные императивы, которые стоят на кону, а также достигнуть решающего момента для начала примирения как на официальном уровне, так и на общественном. Могут пройти годы, прежде чем такое руководство появится и откроются соответствующие возможности – на Украине или в России, однако международное сообщество должно, тем не менее, играть важную роль в попытке убедить политиков всех уровней улавливать любые поводы для примирения.

Зарубежные правительства и частные доноры должны продолжать поддерживать проекты по примирению и в России, и на Украине, невзирая на те политические трудности, которые перед ними встают. Взаимодействие с как можно большим количеством членов международного сообщества в данной сфере очень важно, так как местное руководство может перенять опыт и проверенные практики из первых рук. Немаловажно, чтобы западные политические деятели сами демонстрировали свою приверженность к историческому примирению, предпринимая усилия и создавая тем самым предпосылки для украинского и российского участия в региональных проектах в области политики, безопасности и экономической интеграции. На сегодняшний момент для украинцев гораздо важнее начать диалог по внутреннему примирению – прежде чем начинать его с Россией.

Попытка скрыть внутриукраинские противоречия под объединяющим лозунгом европейской интеграции может привести к трагической близорукости, присущей советской власти по итогам предыдущей войны.

Безусловно, новое украинское руководство будет стремиться получить экономические гарантии и гарантии безопасности посредством укрепления связей с ЕС и НАТО, однако страна едва ли может себе это позволить ценой игнорирования собственных внутренних противоречий по вопросам идентичности и истории, не обращая внимания на огромную пропасть между подходами украинцев и россиян по этим вопросам. После «Евромайдана» и войны с Россией практическим и политически неизбежным станет курс на интеграцию, предшествующую перемирию. Однако такой курс усилит внутриполитическую слабость Украины и создаст условия для продолжения российско-украинской напряженности в будущем. Центрально– и восточноевропейские соседи Украины, которые в этом году отмечают десятую годовщину членства в ЕС, могут послужить хорошим примером, если также продемонстрируют приверженность диалогу по примирению – как внутриполитическому, так и в отношениях с Россией, что может способствовать восстановлению доверия и стабильности в регионе.

Исторический процесс постоянный и непрерывный. С учетом того, что украинская территория простирается от Карпатских гор до Европейской равнины, а Украина и Россия – близкие соседи, события будут продолжать развиваться, а новые воспоминания будут создаваться. Некоторые из них, как это происходит последние несколько месяцев, будут болезненными и усилят раскол между людьми. Поэтому процесс исторического примирения должен быть гибким и компромиссным, продвигая страны к лучшему будущему – к сотрудничеству и сосуществованию, которым будет сопутствовать терпимость и взаимопонимание, необходимые для решения возникающих по пути трудностей. Время для украинцев и россиян сделать первые шаги в этом направлении давно пришло.

Опубликовано в материалах Рижской конференции по безопасности 2014 г. «Десять лет в евро-атлантическом сообществе». URL: http://www.lai.lv/site/docs/RigaConferencePapers2014_A5_web.pdf

Стратегия Путина гораздо лучше, чем мы думаем

Майкл Кофман

Следует ли считать Владимира Путина гением стратегии? В своей недавней статье Джошуа Ровнер отстаивает мнение, что нет ¹. Ровнер рассматривает последствия «стратегической безграмотности» Путина для США и их союзников по НАТО. Эта статья – очередное средство успокоения совести в споре соперничающих подходов в понимании России на Западе: алармистского, постоянно озабоченного тем, что «русские наступают», с одной стороны, и не воспринимающего Россию всерьез и считающего ее большой «потемкинской деревней», которая рано или поздно придет в упадок из-за своей политики – с другой. К сожалению, оба подхода неверны, однако западная аналитика балансирует между ними. Одним из недостатков статьи Ровнера является неспособность объяснить, что собой представляет стратегия России. Это, в свою очередь, поднимает более важный вопрос: не проигрывает ли американская стратегия из-за того, что в ней отсутствует понимание стратегии российской?

Взгляд на Россию

В первую очередь необходимо сформировать более сбалансированное и информированное понимание России. Слова, приписываемые постоянно то Черчиллю, то Талейрану, то Меттерниху, хорошо отражают суть этого утверждения: «Россия не так сильна, но и не так слаба, как кажется».

Россия является региональной державой, пребывающей в структурном упадке, но она сохраняет заметные способности вмешиваться, руководить событиями и доставлять неприятности. Со своей технологической отсталостью и политической системой, не отвечающей требованиям современного общества, – она всегда казалась «больным человеком Европы» (термин, изначально использованный для описания Османской империи в XIX веке). Наполеон, Гитлер и другие сделали ошибку, думая, что слабость и отсталость России делают ее простым трофеем для завоевания.

С начала 2014 года Россия сталкивается с рецессией, за которой последовал экономический кризис, в основном в связи с резким падением мировых цен на нефть. Несмотря на то, что западные санкции усугубили ситуацию, экономические проблемы России носят структурный характер, и нынешний экономический кризис стал результатом более глобальных процессов, никак не связанных с событиями на Украине. По сути, они связаны со стремлением Саудовской Аравии удерживать низкие цены на нефть, чтобы воспрепятствовать развитию добычи шельфовой нефти в США (и для последних это плохая новость, даже если Россия от этого тоже страдает). Экономический спад в Китае также не является поводом для радости.

Путин, хороший он стратег или плохой, не экономист. Даже его ближайшие сподвижники, как, например, бывший министр финансов Алексей Кудрин, постоянно ему об этом напоминали. Российский бюджет – как и советский в свое время – напрочь привязан к ценам на энергоносители. Не Владимир Путин создал эту зависимость, но он и не сделал практически ничего, чтобы снизить ее – за исключением редких успехов в технологическом развитии и оборонной промышленности. Вместе с тем поддержка Путина со стороны граждан в целом объясняется тем, что на протяжении почти всего его пребывания у власти Россия переживала экономический подъем, что выражалось в повышении уровня жизни и объемов расходов.

Невзирая на экономическую слабость, Россия сегодня достигла наивысшего уровня военной мощи со времени окончания «холодной войны», содержит наиболее боеспособную, модернизированную и хорошо финансируемую армию, которую, по всей видимости, сохранит в обозримом будущем. В этом году следует ожидать роста доли военных расходов в общем ВВП до 4,2 % – в сравнении с 3,4 % в 2014 году. Численность вооруженных сил растет и сегодня уже, вероятно, достигает 800 тыс. человек, при этом заметно растет процент контрактников, которые проходят подготовку в ходе внеплановых военных учений. Ни одно государство НАТО не наращивает свои расходы на оборону, численность своих ВС и их боеспособность, а также не закупает новейшее оборудование такими темпами, как это делает Россия с 2009 года. В связи с нынешним экономическим кризисом российские программы модернизации будут урезаны, но основными ограничителями являются технические, а не финансовые возможности.

Россия может и не нанести поражение НАТО, однако ее конвенциональной мощи достаточно, чтобы причинить заметный ущерб в конфликте с Западом или уничтожить любую бывшую советскую республику.

Кремль умеет применять силу

Ровнер утверждает, что аннексия Крыма Россией была очень «неуклюжей», отмечая, что у Путина отсутствует понимание «соотношения между военной агрессией и политическими целями». Это крайне неверная оценка с учетом того, что Россия последовательно демонстрирует свою способность пользоваться военной силой для достижения желаемых политических целей. Российская чеченская кампания против сепаратистов и террористов была жесткой, но успешной. Она смогла стабилизировать Северный Кавказ в такой степени, что осмелилась провести неподалеку Сочинские Олимпийские игры в 2014 году. Короткая война с Грузией в 2008 году выявила слабые места российских вооруженных сил, но при этом стратегическая цель все же была достигнута: НАТО отказалась всерьез рассматривать возможность членства Грузии и Украины. Другим результатом поражения Грузии стало позорное завершение политической карьеры Михаила Саакашвили в своей стране: против него выдвигаются политические обвинения, а сам он теперь занимает должность губернатора Одесской области на Украине.

В сравнении с войной в Грузии, аннексия Россией Крыма продемонстрировала решительное и умелое использование силы в достижении политических целей.

Не потеряв ни одного солдата, Москва захватила наиболее стратегически важную часть Украины, опираясь на которую, можно контролировать практически всю территорию Черного моря. Таким образом Россия обеспечила право базирования своего флота, который сможет использовать вооружение, блокирующее доступ в море почти полностью, а также территорию южной Украины. Сама по себе потеря Крыма для Украины создает перманентный территориальный конфликт на украинских границах – замороженный конфликт, который помимо всего прочего влечет стратегические последствия для интеграции Украины с Западом. На восточной Украине Россия демонстрирует гибкость и склонность к эскалации конфликта. Всего за несколько месяцев Москва перешла от политической войны до государственной поддержки повстанческого движения, до гибридной войны и ограниченной конвенциональной. Первые три способа доказали свою неэффективность и не смогли заставить Украину и Запад начать переговоры о компромиссе, который бы привел к федерализации страны. Однако таким образом Россия экономила силы, оставляя себе пространство для эскалации и необходимой импровизации.

Лоуренс Фридман также критикует стратегию Путина в своей статье на портале «War on the Rocks»². Эти ошибочные оценки часто возникают из-за того, что в речах и заявлениях Путина ищут стратегию России. Заявления Путина не являются официальной декларацией о политическом курсе, они исполняют вспомогательную роль для той стратегии, которая на данный момент реализуется. Фридман считает, что называть Путина хорошим стратегом неверно, однако еще больше проблем возникнет, если недооценивать и не видеть намерений своего соперника. С исключительно аналитической точки зрения, Россия до сих пор довольно неплохо справляется с реализацией своих задач на Украине. Неважно, слабая Россия или сильная, ее главной задачей является установление влияния над Украиной, второй по величине страной в Европе. Безусловно Москва не обладает достаточной военной мощью, чтобы оккупировать всю Украину – но это было бы бессмысленно. Смысл в том, чтобы установить контроль над страной, не присоединяя ее. Воспоминания о советской войне в Афганистане все еще свежи в России, и у российского руководства нет никакого желания вести затратную опосредованную войну с Западом, тем более, если в результате будет уничтожена Украина.

Даже если бы Москва обладала необходимой военной силой, примеры вмешательства США в Афганистане и Ираке наглядно продемонстрировали сложности оккупации. С чем у России не было бы проблем, так это с вторжением, поражением украинской армии и раздроблением страны на части. Вероятно, такой сценарий обсуждался в Кремле, но в результате было решено, что России нужна вся Украина в сфере ее влияния, а не обладание несколькими ее частями и геополитический хаос. Такой подход свел бы на нет способность «майдана» управлять Украиной и переориентировать ее на Запад, а Россия смогла бы сохранять свое влияние.

В феврале 2014 года Россия начала извлекать выгоду из проходивших на востоке Украины беспорядков через неформальные сетевые связи. Многие на Западе считают, что это было заранее спланировано на случай чрезвычайной ситуации – но исходные предпосылки этой теории понять трудно. Если бы это было заранее спланированной операцией сил специального назначения, ею бы не руководил реконструктор Игорь Гиркин.

Вместо этого Москва пыталась использовать сети бизнес-элит, олигархов и пророссийских пропагандистов, которые были на обочине украинской политики. Украинское государство было олигархией с огромным количеством разных сильных негосударственных игроков на востоке страны, которые потеряли почти все после свержения президента. В сотрудничестве с Россией они пользовались всеобщим замешательством и назначали «народных» мэров и губернаторов, а российские спецслужбы помогли в организации протестов. Самопровозглашенные лидеры «антимайдана» не могли бы продержаться и нескольких дней, их сразу бы арестовывали украинские власти. Эти попытки были дешевой политической войной, а не операцией профессионального спецназа, как считают на Западе. При этом инвестиции Москвы были весьма небольшими в сравнении с тем, что Россия надеялась получить, а именно – заставить Украину перейти к федеративному устройству. Можно сделать вывод, что это была либо самая плохо спланированная и реализованная диверсия за недавнюю историю, либо, что более вероятно, лучшее, что смогло придумать российское руководство в спешке.

Сепаратизм на востоке Украины начался как специальная целенаправленная акция с целью заполучить Украину без лишних усилий – и Россия просто продолжала эскалацию, стремясь при этом снизить издержки. После того как в марте политическая война не принесла желаемых результатов, Россия перешла к прямым действиям в апреле и мае в надежде напугать Украину и заставить ее поверить в возможность масштабной сецессии Новороссии.

Речи Путина были частью усилий по убеждению и запугиванию Киева – они не были официальными заявлениями о российской стратегии.

Затем, в июне-августе, когда Россия поняла, что на Украине все же существует воля к сопротивлению, а также определенные военные возможности, которых достаточно, чтобы справиться с небольшими группами повстанцев – последовала быстрая «гибридная война». На тот момент, только явным использованием силы можно было добиться того, чего хотела Москва, поэтому она открыто начала интервенцию.

Фридман называет этот процесс плохой стратегией, однако реализация стратегических целей в другой стране при наименьших издержках, вероятно, продиктована наблюдением за неудачным американским опытом их достижения при наибольших затратах. В ретроспективе недавней военной истории стратегия Путина уже не выглядит столь неудачной. Предположение России о том, что у Украины нет ощущения национальной идентичности, что она не сможет сопротивляться и что у нее нет воли сражаться, доказало свою несостоятельность. Между тем гибкий подход Москвы снизил цену каждого неправильного предположения, а причастность Кремля к войне в глазах российских граждан оставалась незначительной. Вместо того, чтобы подвергать риску свой режим, благосостояние своей страны и ее военную мощь, первым вмешавшись в конфликт на Украине, Путин избрал осторожный подход, предполагавший возможность отступления.

Ровнер, как и другие комментаторы, утверждает, что Россия, возможно, не воспринимает всерьез гарантии НАТО по коллективной обороне, предусмотренные Статьей 5 Устава Альянса. Он считает, что Россия может использовать похожую тактику в отношении стран Балтики, где они скорее всего не сработают. Однако Ровнер считает эту угрозу маловероятной, так как российская «гибридная война» в балтийских государствах не достигнет результата. Что более важно, так это то, что все эти гипотетические сценарии полагаются на теорию «эффекта домино». Нет совершенно никаких оснований утверждать, что Москва не принимает всерьез гарантии НАТО, предусмотренные пятой статьей. Российское видение Украины совершенно отлично от того, как Россия воспринимает, например, Эстонию. Неверие в гарантии Статьи 5 Устава НАТО скорее заметно со стороны его членов: это проблема доверия обещанным гарантиям.

Общего у всех дискуссий о возможном российском вторжении только то, что в них не существует объяснения того, какую пользу оно может принести России. Зачем России рисковать войной против сильнейшего военного альянса в мире под руководством США ради того, чтобы захватить что-то в странах Балтии? Ответ на этот вопрос остается загадкой для аналитиков. Осторожный, взвешенный подход России в отношении относительно слабой, небоеспособной и не входящей в Альянс Украины является слабым доводом в пользу того, что она рискнет вступить в войну против НАТО.

Агрессивно Россия действует в поясе своих границ, но опасность перспективы ядерной войны перевешивает все, что Москва может хотеть достичь своим вмешательством в балтийские страны.

Американские военные усвоили, что война продолжает порождать неопределенность и хаос. Россия меньше чем за год сменила свой подход в отношении Украины 4 раза, пока не нашла наиболее эффективную стратегию. Москва также одержала победу над украинскими вооруженными силами во всех сражениях, где во главе стояли ее бойцы. В сравнении с опытом США в Ираке, Афганистане и Ливии 15 лет деятельности Путина по достижению политических целей силовыми методами выглядят не так уж плохо. Кремль действительно хорошо понимает взаимосвязь между насилием и политикой. У Москвы нет выхода, потому что у нее нет доступа к другим, более эффективным альтернативам по сравнению с США. Экономические, информационные и дипломатические возможности России крайне обусловлены конкретным контекстом и зачастую ограничены географически.

Пересмотр реакции России на ситуацию на Украине

Неожиданная победа «майдана» в феврале 2014 года застала врасплох как Россию, так и Запад. Для Москвы это было геополитическим поражением в крупнейшей и важнейшей стране из тех, которые российские элиты считают своей «сферой влияния». Украина играла значимую роль буферного государства для России, в отношении которого настойчиво проводились «красные линии» по вопросу о расширении НАТО. Путин всегда предупреждал, что считает эту страну искусственной и не станет беспокоиться о ее территориальной целостности, если Запад продолжит так настойчиво пытаться ее перетянуть на свою сторону.

Принять такое поражение означало бы, что Россия может забыть о статусе глобальной или даже крупной региональной державы. Страны в поясе российских границ испытывают уважение только к жесткой силе. Политические системы этих государств представляют собой смесь автократии и клановой политики в разных пропорциях и сочетаниях, а их лидеры находятся на одной волне с Путиным. Почему бывшие советские республики должны прислушиваться к Москве или участвовать в создаваемых под ее руководством институтах в сфере экономики и безопасности, если Россия даже не смогла обеспечить свои интересы на Украине? Если бы Россия не смогла развернуть вспять эту победу Запада, ее бы ждал геополитический хаос.

Захват Крыма не был стратегией, он был реакцией. Так же, как США приняли решение следовать плану ЦРУ в отношении Афганистана после терактов 11 сентября и позже сформулировали идею глобальной войны против терроризма, Россия начала реализовывать свой единственный план действий в чрезвычайной ситуации, который был у нее наготове: если Украина превращается во враждебное государство, Россия начинает вторжение и аннексию Крыма – точка. Позже Москва начала кампанию в восточной Украине, нацеленную на нейтрализацию правительства, пришедшего к власти после «майдана», предотвращение интеграции страны с Западом и сохранение своего влияния. Некоторые утверждали, что Россия выиграла бы больше, если бы воздержалась от использования силы и дождалась, когда «майдан» бы стих – как стихла со временем «оранжевая революция» 2004 года. Однако эти предположения мало учитывают украинцев и их амбиции. Для Москвы наиболее оптимальным и надежным средством в разворачивавшемся кризисе было применение силы.

К августу 2014 года конфликт на Донбассе перерос в ограниченную конвенциональную войну, в условиях которой Россия имела почти полный оперативный контроль и в итоге заставила Украину подписать Минский протокол. Изначальная сделка только дала сторонам передохнуть: украинцы провели перевооружение, русские сосредоточили свои силы. В феврале 2015 года Россия смогла нанести еще более серьезное поражение Украине и навязала еще одно соглашение о прекращении огня, крайне благоприятное для своих интересов. Оно имело четкий график реализации, который возлагал политическую ответственность в первую очередь на Украину. Киев – до того, как проводить какие-либо выборы – должен был осуществить децентрализацию власти и дать некий особый статус сепаратистским регионам, и в дальнейшем надеяться на возможность восстановления контроля за собственными границами.

Скорее всего, Украине не удастся восстановить границу, а оккупированный Донбасс получит особый правовой статус и будет определять траекторию дальнейшего развития ситуации в стране.

Даже если условия этой сделки не будут реализованы, аннексия Крыма и замороженный конфликт на востоке Украины делают для последней вступление в НАТО и ЕС отдаленной, если не невозможной перспективой. Сегодня только Запад заинтересован в том, чтобы Украина преуспела: Россия ждет ее провала. Кремль считает, что в конце концов западным лидерам надоест иметь дело с Киевом, что даст возможность России реализовывать свои цели на обломках Украины.

Кажется, что России в основном удалось достигнуть своих стратегических целей на Украине, но она по-прежнему пытается найти оптимальный баланс использования военной силы для того, чтобы получить от Киева желаемые политические уступки и заморозить конфликт на выгодных для себя условиях. В июле Киев начал реализовывать свои обязательства по Минску-2, запустив политический процесс децентрализации. Если это удастся, у Запада не останется альтернативы Минскому соглашению, соответственно – он не будет заявлять о его провале, даже если военные действия не прекратятся. У России необязательно получится победить, однако в нынешних условиях она не может проиграть.

У Путина все не так плохо

С точки зрения внутренней политики и устойчивости режима, нынешний конфликт с Западом, как ни парадоксально, является большим успехом для Москвы. Вторжение на Украину возможно даже спасло президентство Путина. В январе 2014 года рейтинг его популярности составлял 65 % (что является отличным показателем для лидера в демократической стране, но угрожающе низким – для автократии), наблюдалась ползучая рецессия, а политическая система находилась в состоянии окостенения. Однако роль Путина не потускнела, он стал выдающимся лидером, который вернул Крым России вместе с прославленным городом Севастополь и одержал победу над Западом на Украине. Сегодня россияне мобилизованы в рамках конфронтации, и во всех экономических проблемах страны полностью обвиняют Запад, а не Путина.

Несмотря на ужасающее состояние российской экономики, рейтинги одобрения россиянами политики Путина сегодня составляют 80–90 %. Он является самым популярным лидером в Европе, а западные санкции не ослабили его позиции, а наоборот, стимулировали знаменательный уровень консолидации российского общества в его поддержку. Критики говорили, что рейтинги одобрения Путина будут только снижаться, но такие настроения в российском обществе держатся с момента присоединения Крыма, и в ходе дальнейших событий его поддержка населением оставалась на том же уровне.

Расширение рамок понимания

Россия бросила вызов международной системе, в основе которой лежат правила, установленные Западом, и ей это, по большому счету, сошло с рук. Этим Москва продемонстрировала, что геополитика и «жесткая сила» остаются лучшими доводами в современном мире. Путин заставил восточные страны – членов НАТО волноваться о своих гарантиях безопасности, а соседние с Россией государства больше не тешат себя иллюзиями о том, что дружественные отношения с Москвой – это вопрос выбора. Ровнер считает, что Путин мог бы интегрировать свою страну в европейскую экономику, при этом угрожая единству ЕС, однако главным препятствием стала бы неразвитость российской экономики и отсутствие принципа верховенства закона. Можно считать, что Россия была максимально интегрирована, насколько это было возможно при ее системных ограничениях.

Европейские государства ввели болезненные экономические санкции против России не после аннексии Крыма, а только после катастрофы с самолетом MH17. Когда они это сделали, многие западноевропейские страны с недовольством последовали решению Германии. Ценой ужесточения санкций в июле 2014 года стал их серьезный пересмотр на зиму. Есть вероятность того, что санкции не будут возобновлены из-за шаткого консенсуса, достигнутого на первоначальном этапе. Важно не путать временный успех германского лидерства и старое доброе выворачивание рук с коллективной европейской уверенностью в необходимости наказать Россию.

Европейское единство и возрождение понимания целей и задач НАТО по большому счету являются видимостью, за которой скрывается истинное положение дел. Европейский ответ России, греческий долговой кризис, а также недавний кризис мигрантов выявляют больше несогласие, чем солидарность.

Между тем активизировавшееся самоощущение НАТО в основном выражается в проведении учений и толкании речей. Даже элементы сотрудничества, связанные с обменом данными, как, например, Миссия воздушной полиции для стран Балтии, были сокращены вдвое. США размещают контингенты на восточном фланге НАТО на ротационной основе, что свидетельствует о том, что Вашингтон принял решение придерживаться своих обязательств по «Основополагающему акту» между Россией и НАТО 1997 года, предусматривающему невозможность постоянного базирования сил Альянса в этих странах. На местах мало что изменилось. Большинство членов НАТО не получают той поддержки, о которой заявляется. Боеспособность конвенциональных военных сил значительно сократилась, а восприятие угрозы со стороны России серьезно различается между членами Альянса.

Если сегодня у России и есть стратегия, то она агрессивная, особенно в отношении США, и нацелена на демонстрацию того, что эскалация конфликта до возможного обмена ядерными ударами является реальной возможностью. Задача такой стратегии – сдвинуть движущийся напролом Запад на периферию, свести военный ответ НАТО к учениям и символическим жестам и сохранить за собой свободу действий на Украине. Такой подход работает сегодня с любой точки зрения. Москва по-прежнему считает, что конфликт с НАТО – крайне маловероятен, поэтому нисколько не жертвует своей безопасностью, при этом НАТО видит возможность войны с Россией реальной, и вынуждена прикладывать усилия, чтобы найти выход из этой ситуации.

Долгосрочная цель России заключается в ускорении сокращения роли США в международной системе, даже если эта роль перейдет главным образом к Китаю. На международной арене Москва, вместо престижа и благ интеграции с Западом, выбрала роль государства, которого все боятся. Престиж необходим для реализации возможностей, но внушение страха более эффективно для реализации ключевых геополитических интересов. Это не стратегия, это – маневрирование, которое пока доказывает свою эффективность, однако оно может дать негативный результат в долгосрочной перспективе.

Долгосрочные последствия – это известные неизвестные

Москва не находится в изоляции, как считает Ровнер. Это очередная попытка демонстративного игнорирования реальности. Россия не только продолжает играть заметную роль на крупных международных форумах. Подавляющее большинство стран продолжают иметь дело с Владимиром Путиным, который прибудет в сентябре 2015 года на заседание ООН, чтобы ткнуть США в это носом. В действительности, «изоляция» России является не меньшей стратегической проблемой для Запада.

Интеграция России в международную систему, где доминирующее положение занимает Запад, была способом, которым США надеялись удерживать поведение Москвы в рамках и побудить ее быть приверженной существующему порядку. Такая политика реализовывалась с целью включить Россию в рамки европейской экономической системы или системы безопасности.

Для Москвы нынешняя конфронтация, вероятно, более удобное и нормальное состояние, чем последние двадцать лет цикличных отношений с США. Карательные санкции и меры сдерживания заменили курс на интеграцию. Только куда приведет такая стратегия Запада в отношении России? США не готовы придерживаться политики сдерживания и смены режимов, а Европа совершенно не готова возвращаться к враждебным отношениям с Россией в логике «холодной войны». Распада России тоже никто не желает. Обвинение Путина представляется спонтанной реакцией на завершение 20 лет западной политики в отношении России при отсутствии какой-либо ей замены.

Россия терпит убытки, но не те поверхностные, про которые обычно говорят. Владимир Путин разрушил свои лучшие и важнейшие отношения с западными странами в лице германского канцлера Ангелы Меркель. Россия была удивлена жесткой реакцией Германии на свое вторжение на Украину и лидирующей ролью, которую взял на себя Берлин в координировании дипломатического и экономического ответа Европы на свои действия. Путин скорее всего продержится во власти дольше, чем Меркель, и будет стараться наладить отношения со следующим руководством, однако его нечестное отношение к своим недавним партнерам надолго подорвало доверие к России.

Кроме того, Россия пребывает в бедственном положении и с точки зрения экономики – это худший кризис после дефолта 1998 года – и нельзя предугадать, сможет ли Кремль эффективно справиться с такой конъюнктурой. По всей видимости, Москва не готова к многочисленным правовым вызовам и судебным обвинениям, которые возникнут в результате ее действий. И в это тяжелое время она особенно остро нуждается в доступе к западной банковской системе для реструктуризации корпоративного долга. Санкции также делают свое дело на фоне снижения цен на нефть. Неудивительно, что Путин, который не верит в принцип верховенства закона, не уделяет большого внимания правовым последствиям действий России и финансовым последствиям, которые она может понести в дальнейшем.

В конечном счете, восемнадцати месяцев недостаточно, чтобы определить успех или поражение стратегии Москвы. Аналитики и комментаторы при каждом случае слишком быстро старались дать ей оценку.

Есть у России большая стратегия или ее нет, но она удерживает за собой инициативу на Украине и в своей конфронтации с Западом.

До сих пор обвинения Путина в стратегической некомпетентности и предсказания его скорого свержения оказывались слишком преувеличенными.

Впервые опубликовано в издании «War on the Rocks» 7 сентября 2015 года. URL: http://warontherocks.com/2015/09/putin-is-a-far-better-strategist-than-you-think.