Анна Ор шла, ступая помертвевшими ногами по панели тротуара. Ей казалось, что не час, годы протекли с того ужасного момента, когда она услышала это хладнокровное решение, касавшееся Казарина. Ей показалось, что вчера, вчера она еще была жива, дышала, а сегодня мрак, нечто безнадежное, неотвратимое…
Она дошла до извозчика и села в пролетку… Актер из студии крикнул ей с тротуара:
— Не подвезете ли меня в ателье?…
Анна Ор покачала головой деревянным жестом… Актер, всмотревшись, увидел мертвенную белизну лица и расширенные глаза, маску, которая его испугала…
Отправившись дальше., актер подумал, что слухи, несомненно, были верны: Анна Ор была близка к французскому командованию…
— Что ж, — подумал актер, — теперь пусть расплачивается…
Анна Ор проехала три квартала и вдруг, испугав извозчика странным ломким голосом, крикнула:
— В гостиницу «Бристоль»…
Швейцару она бросила короткое:
— Леди Холлстен…
Швейцар ответил почтительно:
— Готовятся к отъезду. Никого не принимают…
Но Анна Ор не слышала его: быстрыми шагами — ее ноги опять ожили — она прошла коридор, остановилась на мгновенье у двери и, не стуча, вошла…
Леди Эдит, нагнувшаяся над саквояжем в этот момент, выпрямилась: они опять стояли друг перед другом — второй раз в жизни…
Через секунду мертвого молчания леди Эдит сказала ровным и музыкальным голосом:
— Мисс Ор… Я очень рада вас видеть…
Ее зеленоватые глаза блеснули… Затем, указывая на беспорядок, на чемоданы и баулы — она прибавила:
— Простите за хаос: я уезжаю через час…
Анна Ор молчала… Глаза их встретились… Леди Эдит отвела свои глаза от глаз Анны Ор, воспаленных и тусклых, и сказала таким же ровным голосом:
— Прошу вас, присядьте… Я рада вас видеть…
Голос леди Эдит был ровен… Это снова была леди, дочь лорда Холлстена… Колониальное общество, до которого она снизошла, это общество уже было позади… Леди Холлстен добавила, прищурив глаза:
— Вы, кажется, очень расстроены, милая мисс Ор…
И тогда колени Анны Ор согнулись… Она почти упала на пол перед леди Холлстен. Анна Ор стояла на коленях перед леди Эдит на грязном, усеянном обрывками бумаги полу, среди чемоданов и баулов, среди всех признаков отъезда… Она подняла молча, вверх, к лицу леди Эдит свои глаза, пару воспаленных глаз, выражавших нечто, от чего леди Эдит почувствовала, как холодок ползет у нее по спине…
Она наклонилась над Анной Ор, стараясь не смотреть в Эти ужасные глаза… Голосом, который она постаралась сделать спокойным, леди Эдит сказала:
— Дорогая, что с вами?..
Анна Ор не встала с колен… Ее губы зашевелились совершенно беззвучно…
Леди Эдит стояла перед ней в светло-сером дорожном платье, отделанном шеншелями… Ее зеленоватые глаза стали еще прозрачней…
Откинув белокурую голову, леди сказала коротко, глядя куда-то вверх:
— Нет…
Наступило молчание… Горничная открыла дверь, увидела стоявшую на коленях Анну Ор и захлопнула немедленно дверь, исчезнув, как заводная игрушка…
Губы Анны Ор шевелились совершенно беззвучно…
Медленно и жестко, разделяя слоги, леди Эдит Холлстен сказала:
— Мисс Ор, вы напрасно пачкаете свое обворожительное платье на этом грязном полу…
Она пожала плечами:
— Как любят киноактрисы мелодраму…
Затем несколько иным голосом сказала, глядя на этот раз в безжизненные глаза Анны Ор:
— Мисс, мы должны быть беспощадны к такого рода преступлениям. Этого ждет от нас весь культурный мир… Ибо, если мы не будем карать этого, мы, представители руководящих классов Европы — эти варвары и насильники уничтожат все, что мы создали…
Выдержав паузу, она сказала, глядя в мертвое лицо Анны Ор зеленоватыми прозрачными глазами:
— Простите, я должна готовиться к отъезду…
И она повернулась, легко и гибко, к оставленному саквояжу…
Через секунду Анна Ор поднялась с колен и медленно вышла…
Она аккуратно закрыла за собой дверь и, закрывая ее, услышала музыкальный смех леди Эдит…
Анна Ор медленно сошла по лестнице вниз и вышла на тротуар…
Но, сев в пролетку, она сказала адрес таким голосом, что извозчик, испуганно оглянувшись, стал хлестать лошадь: пролетка понеслась…
Анна Ор постучала в дверь Казарина громко и четко… Через секунду молчания голос Казарина, как всегда спокойно, ответил:
— Кто?..
Анна Ор раскрыла дверь и вошла. Это был ее второй визит к Казарину.
Он посмотрел на нее своими холодными глазами и ничего не сказал…
Мертвым голосом, совершенно чужим голосом Анна Ор сказала:
— Бегите… Бегите…
Опустившись в кресло, она сказала тихо:
— Через полчаса будет поздно…
Казарин не расспрашивал… Он наклонился над ней и с неожиданной теплотой спросил:
— А вы…
Губы Анны Ор опять зашевелились беззвучно… Овладев собой, она сказала:
— Меня не тронут…
Казарин стоял, глядя на эту женщину, похожую на труп… И он сделал в этот момент то, что меньше всего можно было ожидать от этого стального человека, от человека, воля которого была сильней всего, что может вынести обыкновенное человеческое тело: Казарин наклонился над Анной Ор и прикоснулся губами к холодному лбу женщины…
Анна Ор закрыла глаза…
Когда она открыла их — никого в комнате не было: Казарин исчез бесшумно, как тень… На диване валялась шинель с погонами поручика, на письменном столе лежали в беспорядке бумаги…
Анна Ор медленно поднялась и вышла… Она ехала на извозчике, сидя прямо как манекен из модного магазина…
Ее мертвенно-бледное лицо резко выделялось на темном меху… И когда она сошла с пролетки, извозчик, взглянув на это лицо, сказал упавшим голосом:
— Платить не надо, не возьму…
Он хлестнул лошадь и поспешно отъехал…
Анна Ор упала ничком на диван и пролежала неподвижно до утра…
Леди Элит, стоя на палубе «Адмирабля», трубы которого уже дымились, сказала провожавшему ее полковнику Гавварду:
— Я надеюсь видеть вас, сэр, в Константинополе… Полковник Гаввард ответил, оглянувшись на Маршана:
— Я думаю, миледи, через несколько дней быть в Константинополе…
С лисьей улыбкой Маршан добавил:
— Миледи увидит нас всех через несколько дней… Наша ставка, миледи, бита…
Леди Эдит посмотрела на него пристально и выпрямилась.
— Полковник Маршан, я надеюсь, что это ненадолго…
Маршан не ответил… Он хотел сказать, что, к сожалению, у французских моряков нашелся общий язык с русскими рабочими, имена Марти и Бадина вертелись на языке полковника Маршана… Но он ничего не сказал…
Помолчав, он добавил:
— Желаю миледи счастливого пути…
Глядя прямо в глаза полковнику Гавварду, леди Эдит сказала тихо и раздельно:
— Сэр, я должна вам сообщить…
Полковник Гаввард ждал…
И, услышав два имени, произнесенные музыкальным голосом миледи, он сказал коротко:
— Мы знаем, миледи…
Свисток боцмана прервал его… Поцеловав руку леди Эдит, полковник Гаввард пошел к трапу… Отходя, он сказал:
— Будет сделано, миледи…
Легкая гичка понесла полковника к берегу… «Адмирабль» загудел сиреной, его винты вспенили зеленоватые волны одесского рейда: «Адмирабль» отходил от берегов Одессы, чтобы больше уже не возвращаться туда…
Леди Эдит стояла на спардеке, облокотясь на перила… Зеленоватыми холодными глазами она глядела, как отходили все дальше пристани, приморский бульвар и линия белых, сверкавших на солнце домов…
Затем она медленно повернулась и пошла по трапу вниз. Сходя, леди Холлстен, не меняя выражения лица, подумала:
— Быть может, к моим, рассказам о приключениях на Востоке я смогу прибавить в лондонском обществе совершенно невероятную вещь: я могу рассказать, что видела настоящую любовь…
Она улыбнулась корректной улыбкой, улыбкой, достойной леди Холлстен, и медленно сошла в кают-компанию…
Бойкий стюард в белоснежном костюме спросил:
— Кофе… Чай… Какао…
Медленно, леди ответила:
— Чай и кекс… Я проголодалась…
Среди суеты, царившей в городе, панических лиц, расширенных ужасом глаз шнырял мистер Джонсон… Ввиду важности минуты он переменил свой ярко-изумрудный галстук на серый с красными крапинками, гладко побрился и смазал волосы бриолином: он выглядел именинником…
Мистер Джонсон в сопровождении двух агентов русской разведки подошел в сумерках к дому, где жил Казарин…
Они бесшумно поднялись по лестнице… Мистер Джонсон дважды стукнул в дверь… Ответа не было. И, надавив дверную ручку, мистер Джонсон, держа наготове револьвер, ворвался в Комнату. За ним вошли двое офицеров…
Комната была пуста… На диване лежала шинель с погонами поручика…
Окаменевший мистер Джонсон молчал… Затем, выйдя из столбняка, крикнул:
— Ушел!.. Годдем…
Он еще раз сказал ослабевшим голосом:
— Годдем…
Сверкая и кружась как хлопья огненного снега, в его голове замелькала потерянные тысяча фунтов… И, чувствуя как слабеют его ноги, мистер Джонсон сел на диван, глядя на русских офицеров.
— Ушел, — сказал один из них…
Другой выругался, длинно и цинично… Мистер Джонсон, не понимая слов, понял сущность ругательства… Он немедленно перевел его на английский, прибавив еще от себя комментарии…
Вскрытые ящики стола не обнаружили ничего…
Но в боковом ящике лежало письмо, на котором аккуратными буквами, прекрасным почерком было написано:
— Сэру Джону Гавварду, лично.
Мистер Джонсон спрятал письмо в карман. Выходя, он вдруг втянул своим носом ищейки воздух…
— Годдем, — сказал он еще раз…
Он снова вошел в комнату, втягивая воздух ноздрями…
Затем мистер Джонсон сказал самому себе:
— Здесь была женщина… И эти духи…
Мистер Джонсон немедленно вспомнил, где он слышал этот запах… Еще одно проклятье сорвалось у него с губ и, не обращая на офицеров никакого внимания, мистер Джонсон выскочил из комнаты и исчез…
Жевательные мускулы Гавварда напряглись и зашевелились, когда мистер Джонсон кончил свой короткий доклад, сделанный убитым голосом…
— Письмо, — сказал отрывисто Гаввард…
Он вскрыл письмо и прочел бисерные аккуратные строки:
— Сэр! Уходя из сферы вашего внимания, я льщу себя надеждой еще встретиться с вами… Я не могу не встретиться с вами, сэр, профессиональным убийцей и, в частности, убийцей Абиндра-Ната. Мы встретимся с вами, сэр, несомненно, и будет ли это в Калькутте, когда революционный индусский народ свергнет владычество британских чиновников, будет ли это в Афганистане, в Египте, Австралии — все равно, где я буду счастлив, сэр, отправить вас на виселицу…
Нас много, сэр, в этом не обманывается ваша ищейка, этот Джонсон, опора короля и джентльменов из Сити. Нас много: китайцы, египтяне, индусы, малайцы, аннамиты и многие другие… И наша работа сводится к тому, чтобы порабощенные миллионы Востока и Юга голосом, подобным обвалу Гималаев, сказали вам:
— Смерть…
Я ухожу для работы над этим, сэр… Кстати, вам не мешало бы заменить зеленый галстук мистера Джонсона другим на средства британского казначейства: ибо этот галстук вопит о принадлежности к Скотленд-Ярду…
До свидания, сэр.
Казарин.
П. С. Спешу довести до вашего сведения, что полковник Маршан, ваш коллега, дал крайне интересную характеристику вашей личности в докладе секретному отделу генерального штаба Франции… Рекомендую с ней ознакомиться…
К.
Полковник Гаввард проглотил слюну. Затем он сказал Джонсону:
— Попрошу выйти из комнаты…
Мистер Джонсон попятился из комнаты… И когда он закрыл за собой дверь, полковник Гаввард взял в руки стек и медленно, методически стал его ломать…
Жевательные мускулы полковника Гавварда двигались, как мускулы циркового атлета…
Он изломал стек на мелкие куски с наслаждением бешенства, затем стал рвать письмо… Покончив с письмом, он оглянулся: в комнате никого не было… И тогда полковник Гаввард сказал медленно и убежденно:
— Старый осел…
После чего простонал:
— Десять лет службы в Индии…
В дверь постучали… Полковник Гаввард принял обычный вид… В комнату вошел, пятясь как-то боком, как ученая цирковая лошадь, Джонсон…
Гаввард посмотрел и Джонсон съежился под этим взглядом… Глаза Гавварда опустились к галстуку Джонсона и, вздрогнувший от неожиданности, Джонсон услышал:
— Где вы покупали этот галстук, черт бы вас подрал, сэр?
Мистер Джонсон растерянно ответил:
— Бонд-стрит, Грайви и сын, сэр… Шиллинг штука, сэр…
Оглянувшись, мистер Джонсон добавил:
— Еще одна подробность, сэр…
Гаввард махнул рукой, глядя неподвижными глазами на остатки стека на полу… Джонсон сказал:
— Духи фирмы «Пивер», сэр… Запах магнолий, такие плоские флаконы, сэр…
Увидев изумленный взгляд полковника Гавварда, он добавил:
— Ими сильно пахло в комнате, сэр… Прямо-таки несло, сэр…
Одно мгновение мистер Джонсон не знал: ударит ли его полковник Гаввард или даст два фунта стерлингов в виде дружеского поощрения… После паузы полковник Гаввард сказал медленно:
— Никому ни слова…
— Есть, сэр…
— Непрерывно наблюдать за гостиницей до вечера…
— Слушаю, сэр…
Выйдя из комнаты, мистер Джонсон подумал с отчаянием:
— Если будет так же, как с тем — я не виноват… И вообще, я джентльмен и хочу семейного образа жизни… К черту всех полковников в мире.
Он шел по улице, чрезвычайно расстроенный, по направлению к гостинице, указанной полковником Гаввардом.