Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том I

ОТ АВТОРА

Несмотря на довольно солидный объем трилогии, рассмотренная в ней тема является только началом, приглашением к разговору об истинной русской истории. Особенно новой и новейшей. Автор крайне признателен читателю за интерес к этому разговору и заранее благодарен за отклик.

Следует сразу подчеркнуть, что труду — состоящему в значительной своей части из источников, многие из которых впервые вводятся в научный оборот, и в этом смысле совершенно научному, вернее научно-исследовательскому по содержанию, — автор сознательно придал форму исторического детектива, написанного достаточно вольным стилем. Свободная форма подачи материала делает, на его взгляд, доступным этот материал не только для профессиональных историков, но и для массового читателя. В этом автор вполне следует завету Льва Николаевича Гумилева, считавшего наиболее плодотворным способом доведения новых научных идей и концепций до читателя изложение их «забавным русским слогом», а не наукообразным языком диссертаций и монографий.

Этой же цели служит сверхподробное содержание каждой книги, являющееся ее кратким конспектом и в некотором смысле отдельной главой.

Для особо серьезных и политкорректных заметим, что название Книги II не подразумевает каких-либо территориальных и прочих претензий к Китаю, а имеет исключительно метаисторическое значение и смысл.

Использование в книге слов русский вместо российский и русские вместо россияне не несет какого-либо националистического оттенка, поскольку для автора единственный критерий русскости — это любовь к России и верность ей. То есть самоощущение и самоидентификация себя русским. А там — будь хоть негром преклонных годов. Ведь воспринимался же русским православным человеком — без всяких натяжек — Арап Петра Великого[1].

Рассматривая нашу реальность и сравнивая ее с дореволюционной жизнью, недопустимо упускать из вида распространенность и напряженность именно в наши дни всех мыслимых видов нравственной мерзости, которые и до революции и после обозначались одинаковыми словами.

Примером этого может служить обыкновенный алкоголизм. Количество потребляемого алкоголя на душу населения уже к 1970-1980-м годам многократно возросло в России по сравнению с предреволюционными десятилетиями. Мужское сельское население спилось почти полностью. Но люди произносят слова: «На Руси пили всегда», считая возможным и допустимым не видеть разницу между пьяницей, которого сторонилось общество, и обществом пьяниц, которое втягивает в свою сферу влияния еще не пораженных этой болезнью или отторгает их.

Также отличаются по степени зараженности ими русского общества до и после революции абсолютно идентично именуемые нравственные качества: казнокрадство, взяточничество, ложь, блуд, трусость, лживость, продажность и т.п.

Хоть слова и одинаковые, да люди разные.

Сам автор и те из его поколения, которым посчастливилось соприкоснуться и общаться с людьми рождения и воспитания до 1917 года, смогли ощутить эту разность лично. Она ощущалась во всем строе их мыслей и духа. В отношениях с ближними и к своим служебным обязанностям: даже гражданские из них ходили не на «работу», а на «службу». И служили Родине, а не себе. Причем, что характерно, сказанное относится к русским людям как с красным, так и с белым прошлым.

А потому следует держать в уме это отличие между прежними и нынешними русскими, читая на страницах этой книги про «отрицательных» ее героев из числа царских министров, военных, дипломатов, чиновников гражданских и духовного ведомств.

Автору приходится обратить внимание читателя на эту принципиальную разницу между современной жизнью в РФ и жизнью в дореволюционной России, между русскими людьми начала XX века и его конца, а тем более начала века XXI, поскольку у него уже есть обескураживающий опыт общения с некоторыми из прочитавших его труд в рукописи.

Прочитав про «художества» некоторых лиц, скажем из Министерства Финансов и МИДа, они огорченно и вместе с тем с каким-то облегчением восклицали: «Ах (или увы)! Это, оказывается, было в России всегда! И предательство государственных интересов, и воровство государственных ресурсов… Такой уж у нас менталитет. Недаром еще Гоголь и Щедрин об этом писали». И бесполезно говорить, что классики отмечали необычное, из ряда вон выходящее, а их зарисовки нетипичных людей и их поведения распространили на весь народ.

Не желая вступать в спор и полемику, заранее обреченные на неудачу и конфликт, позволю привести маленький отрывок из единственного на сей день более или менее полного и посильно объективного исследования последних предреволюционных десятилетий. Привести исключительно с информационной целью:

«Строение Российской Империи весьма существенно отличалось от западноевропейских условий, но иностранцы уже тогда[2] начали понимать, что речь идет о несходных, а не об “отсталых” государственных формах…

“Российская Империя управляется на точном основании законов, от Высочайшей власти исходящих. Император есть монарх самодержавный и неограниченный”, — гласили русские Основные Законы. Царю принадлежала вся полнота законодательной и исполнительной власти. Это не означало произвола: на все существенные вопросы имелись точные ответы в законах, которые подлежали исполнению, пока не были отменены…

Но право издавать законы нераздельно принадлежало Царю…

В области исполнительной полнота Царской власти также была неограничена…

Все министры и главноуправляющие отдельными частями имели у Государя свой самостоятельный доклад. Государю были также непосредственно подчинены генерал-губернаторы, а также градоначальники обеих столиц…

Русский Царь был не только главой государства; он был главой Русской Православной Церкви, занимавшей первенствующее положение в стране. Это, конечно, не означало, чтобы Царь был вправе касаться церковных догматов: соборное устройство православной церкви исключало такое понимание прав Царя. Но по предложению Святейшего Синода, высшей церковной коллегии, назначение епископов производилось Царем. И от Него зависело (в том же порядке) пополнение состава самого Синода. Связующим лицом между Церковью и Государством был Обер-прокурор Синода…

Царская власть имела в своем распоряжении послушный и стройно организованный аппарат, прилаженный к многообразным потребностям Российской Империи. Этот аппарат создавался веками — от московских приказов — и во многом достиг высокого совершенства».

От себя добавим, что об эффективности механизма управления и защиты Российской Империи свидетельствует тот факт, что на всю огромную территорию России было порядка 10 000 жандармов. Уже после революции 1905 года. И когда Верховная власть разрешала им действовать по полной строгости законов в интересах Государства и народа, все непосаженные революционеры предпочитали или умолкнуть или эмигрировать.

Вместе с тем «жалобы на “бюрократию” были весьма распространены в русском обществе. Принято было бранить чиновников, ворчать на них.

За границей существовало представление о чуть ли не поголовном взяточничестве русских чиновников. О нем часто судили по сатирам Гоголя и Щедрина; но карикатура, даже удачная, не может считаться портретом… Некоторые группы населения, как, например, инженеры, пользовались еще худшей репутацией, чем чиновники, — весьма часто, разумеется, незаслуженной.

Зато правительственные верхи были свободны от этого недуга. Случаи, когда к злоупотреблениям оказывались причастны министры или другие представители власти, были редчайшими исключениями»^{1}.

Редчайшими исключениями — в силу своей исключительности тщательно скрытыми и засекреченными, так что столетие о них не было ни слуху, ни духу — и были в жизни Российской Православной Самодержавной Империи вскрытые автором этой книги факты. А отнюдь не банальными трюизмами в духе продолжающегося разграбления общенародной собственности. Или известным: «Хотели как лучше, а вышло как всегда». И разумеется, все эти дореволюционные преступления во всей своей совокупности близко не лежали с тем, что нынче почти ласково называют коррупцией. Для обозначения которой в русском языке родного слова не отыскалось.

Следует твердо себе уяснить вопреки всему внушаемому нам с детства, что всего столетие назад Православная Россия жила «по правде», а не по праву.

Исследователь мировоззрения всех слоев русского общества накануне революции Стивен Граэм сказал однажды, что Запад и Россия — это Марфа и Мария Евангелия. Даже на пороге XX столетия русское христианство -Православие — было сосредоточено на идее Царства Божия и абсолютного совершенства в нем.

Особенно это относилось к русскому «простому народу, который считал нашу смертную жизнь не подлинной жизнью, и материальную силу — не действительною силой»^{2}.

Жив был еще русский православный народ, и живо было Российское Христолюбивое Воинство. Лучшее в мире.

Недаром сам Бисмарк считал Россию страной железа и солдат.

И так сильны были нравственные устои этого народа, что уже в своем советском обличьи он взял в 1945 году Берлин и Порт-Артур и в следующее десятилетие создал первую научную и военно-космическую сверхдержаву мира. И погубили эту сверхдержаву отнюдь не экономические сложности и несовершенства.

К сожалению, государственный механизм Российской Империи — именно в силу изначально заложенной в него Православности, подразумевающей, в частности, наличие элементарных нравственных черт у всех подданных Империи, тем более причастных к управлению, — оказался совершенно не имеющим иммунитета к людям новой формации, носителям прогресса, которых международному сообществу удалось внедрить на некоторые ключевые посты в аппарате Империи. Одновременно в образованные слои Империи в замену православия были внедрены такие интеллектуальные продукты, как атеизм, материализм, марксизм и прочие «-изменные» соблазны прогрессивной западной и восточной мысли.

Взаимодействия этих ничтожных, даже в процентном отношении, но влиятельных сил русского дореволюционного общества хватило, чтобы смертельно заразить и ослабить организм Российской Империи. Чем и объясняется всех удивляющий чрезмерно легкий успех так называемой Февральской революции, а затем Октябрьского переворота.

Тем не менее скажем и подчеркнем еще раз, грехи эти при всей их гибельности для Российской Империи и русского народа были количественно распространены весьма мало в русском народе. А потому никак нельзя, читая про своих не столь уж отдаленных предков, представлять себе схожие типажи и лица, скрывающиеся не только за словами «адмирал», «полковник», «министр», «профессор», но и за словами «солдат», «матрос», «рабочий» и «землепашец». Все они были другими. Отличными от нас.

Возвращаясь к основной теме трилогии, отметим, что в книге используется как старая, так и современная военно-морская терминология. Равно используются термины «самодвижущаяся мина» и «торпеда», «минная» и «торпедная» атака, «беспроволочный телеграф» и «радио», «румбы» и «градусы» и т.п.

Вместе с тем, скажем, название «миноносец» предпочитается автором «эскадренному миноносцу» не только потому, что официально класс таких кораблей введен был в нашем флоте только с 1907 года. Важнее, что сознание современного читателя привыкло видеть за этим словосочетанием могучие современные корабли 5-8-тысячетонного и более водоизмещения, что приближает их тоннаж к тяжелым крейсерам и небольшим эскадренным броненосцам русско-японской войны. В крайнем случае слово «эсминец» вызывает в памяти знаменитый «Новик» — самый быстроходный миноносец Первой мировой, но тоже водоизмещением почти полторы тысячи тонн. И вся эта скорость, мощь и сила слабо вяжутся с крохотными 300-350-тонными корабликами времен Цусимы. А ведь те были тогда чуть не самыми крупными миноносцами, почему и именовались иногда словом эсминец.

Калибры артиллерии на русском и японском флотах измеряли в то время в дюймах: 1 дюйм = 1 дм = 25,4 мм. Следовательно, калибры 12, 8, 6 и 3 дюйма примерно соответствуют современным калибрам 305, 203, 152 и 75 мм.

Типичные обозначения длин в те времена: 1 фут = 12 дм = 30,5 см; 1 ярд = 3 фута = 91,4 см = 0,914 м.

Дистанции и расстояния на море в русском флоте давались в морских милях и кабельтовых: 1 мор. миля = 1 м миля = 1,852 км = 1852 м = 6080 фут. = 10 кб. Кроме того, был еще артиллерийский кабельтов: 1 арт. кб = 600 фут. = 183 м. А также английская морская миля равная: 1 м миля (англ.) = 1853 м.

Скорость судна измеряется в узлах: 1 узел = 1 м миля/час.

В японском флоте дистанции измерялись в метрах, во всяком случае в японской официальной истории войны на море.

Даты до 31 января 1918 года приводятся по юлианскому календарю. В иностранных источниках и после указанной даты — по григорианскому. Разница в XX и XXI веках — 13 суток, в XIX веке — 12 суток. В необходимых случаях указываются даты по обоим стилям.

В военно-исторической литературе встречается много вариантов транскрипций японских и китайских географических названий: например, Цусима, Тсусима, Тсу-Сима. Или Шаньдун, Шандун, Шантунг, Ляодун, Ляотунг и т.д. То же касается названий кораблей: «Миказа» — «Микаса», «Шикишима» -«Сикисима» и т.п.

Автор выражает глубокую благодарность Ученому секретарю Общества изучения истории отечественных спецслужб профессору Ивану Игнатьевичу Васильеву, обратившему внимание и интерес автора на тайную подоплеку исторических процессов, на секретные механизмы истории, а также затратившего много времени и сил в течение всего процесса написания трилогии, став фактически ее научным редактором, помогая автору прояснить смысл некоторых ключевых событий и фактов. Именно его усилия позволили придать работе завершенную форму.

Неоценим вклад в работу Николая Дмитриевича Гурьева, многолетнее дружеское общение с которым помогло автору осознать значение и роль православия в русской истории. Как всякое создание рук человеческих, в которое вложил душу его создатель, книга эта обладает душой. И если душа это православная, как желалось бы автору, то во многом благодаря именно Н.Д. Гурьеву. Неоценима была помощь Николая Дмитриевича и в разрешении отдельных задач, встававших по мере написания настоящего труда. В тексте этом также с его позволения использованы некоторые материалы из книги «О временном пути к вечности» и других его работ. Материалы эти носят концептуальный характер, позволяющий прояснить неочевидные причины возникновения и протекания отдельных исторических эпизодов и даже роль конкретных персоналий, действующих в них.

Автор особо обязан своей жене Татьяне, без постоянной и неутомимой моральной поддержки и технической помощи которой эта работа вряд ли бы увидела свет.

Автор благодарен Музею Балтийского флота в соименном Балтийске.

Замечательному художнику-маринисту наших дней капитану 2-го ранга Владимиру Эрастовичу Тюлькину, многие работы которого представлены на страницах трилогии с любезного разрешения их создателя.

Своему другу Владиславу Волгину, подсказавшему автору некоторые из вошедших в книгу сюжетов.

Автор с благодарностью отмечает незаменимую спонсорскую помощь Владимира Петровича Ларькина в издании книги.

Автор приносит благодарность всем друзьям и знакомым, чья дружеская поддержка и внимание помогали ему на этом пути.