Цвет надежд - зелёный

Берье Круна Фред — продавец звезд

Мы познакомились еще в начальной школе. Прозвище-то у него тогда, конечно, было другое — Морковка, но уже в те времена его отличала склонность к рекламе и аферам. В ту пору, разумеется, шла речь лишь о меновой торговле. Введя в оборот утром в понедельник щербатую почтовую марку, он мог ухитриться в пятницу вечером заполучить только что купленный самокат Билли. Такой случай действительно был, и даже Биллин папа, пришедший, естественно, в ярость, не сумел расторгнуть сделку, поскольку малыш Фредрик уже успел обменять самокат в соседней лавчонке, где торговали подержанными вещами, на почти новый фотоаппарат.

А вот в метрическом свидетельстве у Морковки было записано нечто напоминавшее его теперешнее прозвище: Фредрик Штерн.[8] Звездную фамилию дед-эмигрант вывез с собой из Германии в конце тридцатых годов. Морковкина мама приехала из Ирландии на четверть века позже, и от нее сын унаследовал зеленые глаза, веснушки и рыжие вихры.

Хотя он обладал фантастической способностью в мгновение ока завести знакомство с кем угодно, могу смело похвастаться, что я был его единственным. Вероятно, потому, что всегда отказывался от его предложений «махнуться», как бы ни нахваливал он свой товар и ни хаял то, что было у меня. Сначала это сбивало его с толку, потом внушило невольное уважение. А может, видя, что я раскусил его, он на всякий случай предпочитал иметь в моем лице союзника, а не врага. Мне он без всякого стеснения рбъяснял, как легко, по его мнению, обвести вокруг пальца все остальное человечество.

— Дурачье набитое, вся кодла дурачье и больше никто, — говаривал он. — Ты только заморочь им голову, будто они что-то выгадывают, и тогда можешь всучить им любую дрянь.

Потом я поступил в университет, Фредрик же ограничился тем обязательным образованием, которое установлено законом. Что он станет дельцом, было ясно с самого начала, но, услыхав, какую именно область он выбрал, я немного удивился. Морковка развернулся на поприще искусства в качестве импрессарио, и через каких-нибудь два-три года стал главным воротилой в индустрии развлечений. По дороге к вершинам он потерял фамилию и часть имени. В приемной у Фреда-Продавца звезд вечно толклись актеры, певцы и музыканты, которые умоляли его взять на себя заботу об их дальнейшей судьбе. Утверждали, будто его годовой доход выражается семизначной цифрой, так что он мог позволить себе выбирать лучших из лучших.

Наши пути разошлись, как только мы оба окончили школу, но у нас в городе хочешь не хочешь, а рано или поздно ты случайно встретишься с любым своим знакомым. Как-то раз под вечер я оказался возле одного из театров, вдруг дверь подъезда распахнулась и оттуда торжественно выступил мой бывший однокашник во главе толпы секретарей и помощников. Он изливал поток слов на маленького пузатого человечка, который, еле поспевая, семенил рядом с ним.

— Если ты сейчас возьмешь Линду и Ральфа по двадцатке, обещаю, что в следующем сезоне я дам тебе Уильяма Лэнда всего за полсотни. Ручаюсь, это будет самая удачная сделка в твоей жизни.

Тут взгляды наши встретились и у обоих одновременно вырвалось:

— Да ведь это, кажется?..

Вообще-то с моей стороны вопрос был излишним, ибо Морковка почти не изменился. Конечно, он был гораздо элегантнее одет, но рыжие вихры попрежнему торчали во все стороны, а над растянутыми в широкой улыбке губами зеленели те же глаза, жесткие как кремень. К моему удивлению, он тут же разогнал свою свиту и потащил меня в какой-то бар по соседству. Последовал допрос с пристрастием, и мои попытки отвечать по возможности уклончиво оказались, разумеется, тщетными. Да и моя поношенная одежда говорила сама за себя, открывая все, что он хотел обо мне знать. Я до сих пор корпел над книгами, живя на ссуду и крохотную стипендию, а далеко впереди маячила заветной целью работа учителя, оплачиваемая жалкими грошами. Родителей моих не стало — и его родителей тоже, как я слыхал, — и на свои скудные средства я мог лишь снимать убогую комнатушку с одноразовой кормежкой где-то на окраине.

Наконец и мне удалось вставить вопрос:

— Ну а ты что теперь поделываешь?

По-моему, сначала ему хотелось дать мне по физиономии, но потом он расхохотался.

— А ты все такой же, старик. Так я тебе и поверил, что ты не знаешь! Я — на небесах среди звезд, и уже довольно давно.

— Как же это получилось? В смысле с чего ты начал?

Он пожал плечами.

— Чистая случайность. Я познакомился с одной молодой певицей и стал ее проталкивать. Устроил ей запись на пластинку, замолвил словечко на радио, телевидении, во всяких там увеселительных заведениях, настропалил журналистов. Через два месяца во всех списках шлягеров ее диск стоял на первом месте. Сейчас эта певица зашибает десять миллионов в год, а я получаю свои двадцать пять процентов. И таких, как она, у меня в загашнике много. Остальные сами набежали, стоило денежкам потечь.

Он снова рассмеялся.

— Вообще-то страшная нелепость. Все мои артисты сами по себе настолько хороши, что прекрасно справились бы и без посторонней помощи. Их буквально рвут на части. А им кажется, что не возьми я на себя заботу об их контрактах, они бы умерли с голоду. Прав я был, говоря, что мир полон набитых дураков.

Зеленые глаза испытующе глянули на меня.

— Кстати, не могу ли я чем-нибудь тебе помочь? Устроить, к примеру, на работу или, на худой конец, дать взаймы?

— Нет, спасибо, — наотрез отказался я. — Мне вполне хватает. Летом я подхалтуриваю, и платят мне достаточно, чтобы на эти деньги перебиться зимой.

Последнее было чистейшей ложью, но, так или иначе, я еще не созрел для того, чтобы протянуть руку за подаянием. К тому же я помнил его меновую торговлю, при которой не было случая, чтобы его деловой партнер не остался в накладе.

— Ну смотри. Понадобится — всегда можешь рассчитывать. — Он швырнул на стойку несколько банкнот. — Ладно, мне нужно бежать. Пока.

И тут же, не успел я тоже встать, ко мне на цыпочках приблизился бармен.

— Простите, — сказал он, — мне показалось, что человек, с которым вы тут сидели и беседовали, Фред-Продавец звезд?..

Мне удалось изобразить совершенное недоумение.

— Парень, который только что ушел? Да нет, это всего-навсего Морковка, мой старый школьный товарищ.

Сами знаете, как порой бывает: то не встречаешь кого-то годами, а то вдруг носа не можешь высунуть из дому, чтоб не наткнуться на него. После той первой встречи мы с Фредом чуть ли не каждый месяц сталкивались на улице. В основном, конечно, потому, что по дороге на лекции или с лекций я проходил через район, где расположено большинство наших театров. Иногда он успевал лишь кивнуть или помахать мне, но нередко приглашал пропустить стаканчик и поболтать. Казалось, мое присутствие придает ему смелости чуть приподнять маску и показать свое истинное лицо, в точности как это было в начальной школе.

Мне-то от его доверия не было никакой радости. Его глубочайшее презрение к человечеству и безграничная самоуверенность придавали горький привкус самым изысканным коктейлям.

Однажды я спросил:

— Как по-твоему, что будет, если я перескажу все это журналистам?

Он только что поведал мне омерзительную историю о том, как он, стравив нескольких директоров, поднял гонорары двух-трех актеров на такую астрономическую высоту, что один крупный театр, несмотря на аншлаги, находится на грани банкротства.

Он язвительно захихикал.

— Попробуй. Может, и заработаешь пару монет, что, судя по всему твоему виду, тебе очень даже не помешало бы — извини за бестактность. Только сначала крепко подумай, старик. Я, конечно, буду все отрицать, а наши суды обычно налагают большие штрафы за клевету.

Он отхлебнул из бокала.

— К тому же мне это безразлично. Я собираюсь продать свое агентство.

Вот так новость! Я даже растерялся.

— Продать? Но ведь ты на нем…

— Зашибаю кучу денег, что да, то да. Но у меня теперь на уме другое, и там я сорву еще и не такой куш. Я, видишь ли, займусь звездами, ха-ха.

Больше из него ничего не удалось вытянуть, хотя на этот раз, вопреки обыкновению, я очень старался. Ну что ж, в свое время я узнал. Как и все остальное человечество.

Десятью годами раньше этот номер бы не прошел. Его прожект просто подняли бы насмех. Десятью годами позднее тоже ничего бы не получилось. К тому времени там уже побывали наши посланцы и доставили нам веские доказательства невыполнимости обещаний Фреда. Он точно рассчитал время и выбрал нужный момент. К тому же тогда, в виде исключения, пост генерального секретаря ООН занимал человек насквозь продажный, а баланс сил в мире был настолько неустойчив, что вряд ли какая-нибудь держава решилась бы наложить вето на договор.

Вы небось и сами помните огромные шапки, появившиеся вдруг во всех газетах?

Где-то далеко внизу — типовой купон для ответа с адресом новой Морковкиной конторы. А посередине — текст, расписывавший местность, где продаются участки, оборудованные всеми удобствами дачные поселки, уже существующие в архитектурных проектах блестящие увеселительные комплексы. Такая возможность выпадает раз в сто лет, не упускай ее, постарайся первым в своем квартале заполучить купчую на бумаге с золотой окантовкой! Правда, была тут одна закавыка, но ее-то как раз и подавали как самое большое преимущество. Роскошные виллы, театры, рестораны, залы для игры в бинго и спортивные стадионы предполагалось строить на Марсе.

Через подкупленного генерального секретаря и путем политических интриг — они расследуются до сих пор — Фредрик протащил в ООН резолюцию, согласно которой всю поверхность других планет нашей солнечной системы следует рассматривать как собственность Мирового сообщества. Затем за сколько-то миллионов он арендовал весь Марс. Сроком на двести лет.

Абсурд? О нет, напротив, это было гениально. Ведь все знали, что первые астронавты скоро будут играть в гольф на соседней планете. Что уже разработана технология создания земных условий под пластиковыми колпаками. Что первые пассажирские космические корабли уже существуют, если не на мысе Канаверал, то во всяком случае на чертежных досках.

Конечно, многие смеялись, но еще больше было таких, кто с иронической улыбкой все же приобретал за пару жалких грошей большой участок в Стар-Сити,[9] а вдруг в этом все-таки что-то есть…

Чем обещать все задаром Фердинанду и Изабелле, Колумбу следовало бы перед отъездом в свое первое путешествие учредить маклерскую контору по продаже недвижимости — он стал бы миллионером. Фред-Продавец звезд, наживал миллиарды. Через несколько месяцев он повысил цены на участки, но, как ни странно, это лишь увеличило спрос, поскольку убедило даже маловеров в серьезности предложения. То, что первые покупатели стали продавать свои участки, наживаясь на этом, лишь усилило коммерческий ажиотаж, встал даже вопрос о том, чтобы участки стали предметом биржевой игры.

Впервые даже я чуть не попался на удочку Морковкиных торговых методов. Хоть участки и подорожали, стоили они все-таки дешево, и я мог наскрести нужную сумму. В газетных объявлениях был указан телефон, и я позвонил. Я набирал номер раз тридцать пять. В конце концов я обратился на телефонную станцию с просьбой поставить меня на очередь. Соединили меня через шесть часов, и тогда еще пришлось пробиваться через десяток секретарей и двух заместителей, пока сам Великий Человек не заорал в трубку:

— А, это ты, старик? Заходи, заходи, есть о чем потрепаться!

Фред-Продавец звезд занимал десять верхних этажей в высотном доме; не додумайся я предварительно позвонить ему, меня не пустили бы дальше самого нижнего, где происходила непосредственно продажа участков. Впрочем, возможно, субъекта в таком потертом костюме не пустили бы даже туда. Ну а теперь учтивые стражи указывали мне нужные лифты и проводили через контрольные посты, пока я не добрался до самого директорского кабинета.

Морковкин письменный стол был ненамного меньше футбольного поля, а обе его секретарши, несомненно, зарабатывали бы в Голливуде почти столько же, сколько им платили здесь. Обстановка отличалась той роскошью, какую создает лишь сочетание неограниченных средств с совершенным отсутствием вкуса. Достаточно сказать, что бар был выполнен в виде золотого глобуса, представлявшего Марс. Мой старый школьный товарищ кивком приказал двум красавицам удалиться и радушно повел рукой в сторону батареи бутылок.

— Спасибо, — сказал я, — но…

Я не успел договорить. Двое мужчин появились в комнате, хоть дверь и не открывалась. Уж не знаю, как это произошло. Только что мы с Морковкой стояли вдвоем у глобуса с бутылками — и вот нас уже четверо. Дальнейшее произошло так быстро, что я даже не успел запомнить, как выглядели пришельцы. Ну а если попытаться описать их одежду, то, пожалуй, больше всего она походила на полицейскую форму. И то не очень: ткань, хоть и черная, блестела, а револьверные кобуры сильно отличались от установленного образца.

— Вы — Фред-Продавец звезд? — начальственным тоном спросил один из пришельцев.

Фредрик поначалу так же растерялся, как и я, но быстро овладел собой.

— Я не принимаю посетителей без предварительной договоренности, — процедил он сквозь зубы.

Человек в черном протянул ему газету.

— Это ваше объявление?

— Да. Но если вы хотите обратиться ко мне по делу, вам следует…

Тут в разговор вмешался второй пришелец. В его голосе тоже звучал металл.

— По какому праву вы беретесь продавать землю, которая вам не принадлежит?

— Что значит "не принадлежит"? Какая наглость! Послушайте, вы! Я могу предъявить вам бумаги…

Снова ему не дали договорить.

— Бумаги! — фыркнул пришелец. — Наш договор значительно древнее и к тому же подписан исконными владельцами. Это дело мы разберем в штаб-квартире. Вы арестованы.

Они схватили Морковку за руки, и в то же мгновение все трое исчезли — молниеносно, бесшумно, необъяснимо.

Наверное, с полминуты я стоял в оцепенении, потом бросился к дверям и позвал на помощь.

А после этого я три месяца провел в тюрьме. Беспрестанные допросы, камера-одиночка, прокурор и полицейские, добивавшиеся от меня, куда я спрятал труп. С тех пор прошло много лет, но некоторые и по сей день считают, что это я убил Продавца звезд.

Могу только повторить то, что говорил уже тысячу раз: я понятия не имею, кто были те похожие на полицейских люди и куда они исчезли вместе с Морковкой.

Но лично я думаю, что его следует искать среди звезд.