Утро следующего дня Лизи встретила убежденная в правильности принятого решения и собралась строго придерживаться выбранного курса. Как она и предполагала, Эдвард не искал ее общества. Напротив, почти весь день они не видели друг друга, лишь изредка пересекаясь в холле, либо на улице. Эдвард был холоден с ней и не выказывал никаких признаков дружелюбия. Ее это вскоре перестало задевать, и она постаралась не приписывать это на свой счет, ссылаясь на особенности его суровой натуры и непростого характера.
К тому времени, когда утром Лизи вставала и выходила из своей комнаты, Эдвард уже был на ногах и либо совершал конною прогулку по местности, либо отправлялся на охоту в обществе джентльменов- владельцев близлежащих поместий, коими был радушно и с большим удовольствием принят в круг избранных. Эдвард умел налаживать связи и выгодно использовал их в своих интересах. На него смотрели как на владельца поместья Каллахен — самого крупного и богатого во всей округе, и хоть это и не было правдой, Эдвард решил не развинчивать этот миф. Следствием этого стало радушие и особая благосклонность к нему высокопоставленных семей, в которых имелись дочери, достаточно созревшие для замужества на богатом наследнике. Таким образом, почти весь день Эдвард проводил вне дома.
День Элизы был не столь насыщен, но она имела возможность заниматься любимыми вещами, не заботясь о том, как на это посмотрит Эдвард. Несмотря на его запрет, она гуляла, когда и где ей заблагорассудится. Она не разделяла опасений Эдварда, считая их абсурдными. Ее излюбленным местом для прогулки была густо обсаженная лиственными деревьями аллея, выводящая на замкнутую полянку, в центре которой находился небольшой декоративный фонтан из белого камня. Осенние листья накрыли непроницаемым шатром ребристую гладь воды. Лизи нравилось сидеть на прохладном камне, греясь под ласковым осенним солнцем и полной грудью вдыхать свежий аромат осенней листвы. В эти минуты она испытывала истинное блаженство и все страхи и сомнения, терзавшие ее, отступали сами собой.
Однажды, сидя на своем излюбленном месте возле фонтана и делая наброски окружающего пейзажа, Лизи заметила на дороге незнакомую фигуру человека, не спеша идущую вдоль аллее по направлению к ней. Это был мужчина. Он был слишком далеко, чтобы можно было разглядеть его лицо, но судя по походке и телосложению, мощному и сильному, он был молод. Лизи давно облюбовала эту аллею, но никогда не приходилось ей встречать здесь людей. Именно уединенность этого места так привлекала ее. Человек не мог не заметить ее. Дойдя до дорожки, уводящей в сторону, незнакомец остановился, казалось, что — то обдумывая. Затем твердым уверенным шагом он свернул с аллеи и скрылся из виду за густыми ветвями деревьев. Происшествие само по себе ничего не значащее, если бы Элиза не стала встречать незнакомую фигуру все чаще и чаще, прогуливаясь по аллее, в парке или на дороге в Гейтсхед — небольшой городок в полумили от поместья, куда Лизи ходила отправить письмо отцу. Долгое время она не придавала этому особого значения, считая эти встречи обыкновенной случайностью, пока не убедилась, что незнакомец наблюдает за ней. Ее это крайне озадачило. Зачем кому — то следить за ней? Разве что…Неожиданная догадка осенила Лизи. Эдвард все же реализовал свою угрозу и нанял для нее охранника, который должен был защищать ее от толпы корыстолюбивых поклонников, а чтобы она не протестовала, велел ему наблюдать за ней тайком. Как это низко, подло. Лизи не хватало слов, чтобы описать, что она об этом думает. Уже прошло несколько недель с приезда Эдварда, а о его возвращении в город не было сказано ни слова. Она не может прогнать его, но она постарается сделать все, что бы вынудить его уехать. Каждый вечер Эдвар и Лизи ужинали вместе, после чего он отправлялся в библиотеку, либо в кабинет, а она шла в гостиную и до вечера следующего дня они друг дуга не видели, за исключением случайных встреч. Лизи пришла к выводу, что настал момент серьезно поговорить с Эдвардом и расставить все точки над 'i'.
Вечером, после ужина, когда Эдвард по обыкновению направился в кабинет отца, она проследовала за ним. Это удивило его.
— У тебя есть разговор ко мне, Лизи?
— Собственно говоря, да….- она запнулась, не зная с чего начать.
Он облокотился на край большого письменного стола, занимавшего почти четверть комнаты, и, скрестив на груди руки, выжидательно посмотрел на нее.
— Я слушаю тебя.
— Нам давно пора было с тобой поговорить, Эдвард. Думаю, сейчас самое подходящее время, — не в силах смотреть ему в глаза, Лизи медленно приблизилась к окну и, обращаясь к мутному отражению Эдварда в нем, продолжала — для нас обоих не секрет, что наши с тобой отношения нельзя назвать простыми. Я знаю, что не нравлюсь тебе и мне от этого очень горько. Не раз я пыталась завоевать твое расположение, и была отвергнута. Я не вижу смысла продолжать эти попытки и считаю, что наилучшим вариантом для нас обоих будет твое возвращение в Лондон. Я знаю, что здесь ты только потому, что дал обещание отцу заботиться обо мне. Уверяю тебя, я сама со всем справлюсь, мне не нужна сиделка в твоем лице. Кроме того, Леон остался в городе, а ты знаешь, как он безответственен к работе. Таким образом, обстоятельства складываются в пользу моего предложения. Как ты на это смотришь?
Лизи повернулась лицом к Эдварду. Он стоял в той же позе, его взор был направлен в пустоту. Он не сразу ответил ей. Встав и посмотрев на нее в упор, он спросил:
— Как, по-твоему, я должен на это смотреть? — голос Эдварда звучал спокойно, но она уловила нотки иронии звучащие в нем, — Ты пытаешься выставить меня за дверь, считая, что это станет решением всех проблем? Как глупо с твоей стороны.
— Но Эдвард, ты ненавидишь меня. Зачем мучить себя и меня? Прошу, уезжай.
Эдвард вздрогнул, услышав эти слова.
— С чего ты решила, что я ненавижу тебя?
Лизи не ожидала услышать от него этот вопрос, заданный столь серьезно. Он смотрел прямо ей в глаза, а она не имела сил отвести взгляд.
— Из Принстона ты вернулся совсем другим человеком. Ты не стремился к общению и не проявлял никакого интереса к моей жизни. Ты и раньше был строг и суров со мной, но никогда равнодушен.
— Тут ты права. Я действительно никогда не был равнодушен к тебе.
Лизи попыталась отбросить мысль о наличии тайного смысла в этой фразе и продолжила.
— А теперь ты пытаешься сделать все, чтобы подчинить меня себе, контролировать любой мой шаг, влиять на мои поступки. Я чувствую себя марионетка в твоих руках, ненавистной игрушкой, с которой ты делаешь все что захочешь, но от которой больше всего на свете мечтаешь избавиться.
Сказав это, Элиза ощутила острую боль, которую причинило ей осознание собственных слов. До этого момента она сама не понимала, как важно было для нее чувствовать его поддержку и заботу. Возможно, эти мысли стали следствием обособленного образа жизни Лизи и постоянного чувства одиночества, которое она испытывала. На глаза Элизы навернулись слезы, но она не позволила себе заплакать, смело глядя прямо в глаза Эдварда. Быстрым порывистым шагом он приблизился к ней и, крепко схватив за плечи и талию, прижал к стене. Лизи не успела осознать суть происходящего, как почувствовала прикосновение его горячих губ к своим. Она испытала такой жар, словно кто-то влил ей в горло раскаленную лаву, которая растеклась по всему телу и превратила его в камень. Ей не хватало сил пошевелиться, она замерла, ожидая, что за этим последует. Поцелуй был короткий и порывистый. Медленно отстранив от нее свое лицо, Эдвард, все еще не выпуская ее из своих объятий, прошептал:
— Я поклялся, что никогда не сделаю это.
Он мягко отпустил ее и, отступив на шаг, продолжил:
— Прости, что причинил тебе боль, Лизи, но ты причиняла мне боль на протяжении долгих лет, когда любовь к тебе сжигала меня изнутри. Я жаждал обладать тобой, но понимая, что это невозможно, сбежал от своего безумия в Принстон, покинув тебя на долгие годы, надеясь только на одно, что смогу преодолеть свои чувства к тебе. Ты не представляешь, как низко я опустился, сколькими женщинами пытался утолить свою грешную страсть, в каждой ища тебя, твои призрачные черты, которые неизменно ускользали от меня. И вот прошло семь долгих лет, и я решил, что излечился от тебя. Глупец. Увидев как ты расцвела за последние годы, я понял, что полюбил тебя еще больше и что как бы далеко я не бежал, мое сердце вечно будет там, где ты, — его глаза сверкали, он говорил со страстью и жаром, нервно передвигаясь по комнате. Глубоко вздохнув, он продолжал:
— Я знаю, что не должен был приезжать сюда. В тот первый вечер, когда после ужина я покинул тебя, мои мысли были сосредоточены на тебе одной. Я ненавидел себя, запрещал себе думать о тебе и готов был уже встать и сию же минуту покинуть этот дом и тебя на веки. Но когда я обернулся и поймал твой ласковый, нежный взгляд, обращенный ко мне, я понял что не найду в себе сил сделать это. Как жаждал я, что ты войдешь ко мне и останешься до утра, и, вместе с тем, не смел надеяться на это. Знаю, что напугал тебя в этот вечер и сейчас прошу у тебя прощения. Мне пришлось использовать всю силу воли, чтобы не последовать за тобой в спальню и не совершить страшную ошибку, после которой я бы ненавидел себя до конца жизни.
Лизи стояла неподвижно, спиной касаясь холодной стены. По ее щекам текли слезы, но ни единого звука не вырвалось из ее груди. Она с трудом разбирала смысл сказанных им слов. Ей никак не удавалось осознать то, что с ней сейчас происходит. Она словно потеряла чувство реальности, не понимая, где она и что с ней. Постепенно она начала приходить в себя. Первое, что удалось ей разобрать в сумбуре проносившихся в голове мыслей, были слова: 'Уйти! Скорее уйти….'. Она попыталась сделать шаг, но ее ослабевшее тело отказывало подчиняться ей. Если бы Эдвард, внимательно наблюдавший за ней, вовремя не подхватил ее, она бы упала.
— Элиза…
Слабым движением рук, она разомкнула его объятия и вышла из комнаты. Она словно находилась в полусне. Единственным ее желанием сейчас было добраться до своей комнаты, лечь в постель, уснуть и по возможности никогда больше не просыпаться.