Цветок лотоса

ПЛАЩ ИЗ ПТИЧЬИХ ПЕРЬЕВ

Если плыть из Австралии в западное полушарие, держа курс на север, то между Новым и Старым Светом корабль встретится с крайним северным архипелагом Полинезии — Гавайскими островами.

Корабли кругосветной английской экспедиции «Резолюшн» под командованием капитана Кука и «Дискавери» под командованием капитана Кларка подходили к этим островам, о существовании которых Европа еще не знала.

Ветер, налетавший порывами, ослабел. Еще немного, и оба больших судна, шедших под английским флагом, вынуждены будут задрейфовать.

— Капитан, капитан! — неистово донеслось из наблюдательной бочки, — разрази меня гром, я вижу землю.

Матрос кричал, вытянувшись во весь рост, и показывал руками на северо-северо-восток, прямо по курсу корабля.

— Тебе померещилось, Дик, здесь нет земли. Я не вижу ее!

— Капитан, вы не туда смотрите! — кричал сверху матрос.

Джемс Кук резко повернулся и, подняв подзорную трубу, посмотрел вперед.

— Земля, на самом деле земля, а на картах здесь пустой океан, — задумчиво произнес Кук и крикнул матросу:

— Дик, высматривай бухту!

— Есть, сэр, — донеслось сверху.

Пользуясь каждым порывом ветра, оба хорошо вооруженных корабля медленно подходили к неведомой земле.

Восемь больших островов вытянулись в океане цепочкой с севера на юг. Перед путешественниками предстал самый южный и самый большой остров архипелага — Гавайи. Над ним возвышались снежные вершины вулканов Мауна-Лоа и Мауна-Кеа. Даже палящее солнце тропиков не может растопить их снеговые шапки. Чем ближе к подножию гор, тем гуще тропический лес. Пышная растительность ярким ковром покрывала восточные равнины. На западе, где дожди выпадали реже, ее было меньше.

Берега острова то крутые, то отлогие. Во многих местах буруны предупреждали о коралловых рифах. Только напротив небольшого селения удалось найти удобную гавань.

— Капитан! — донеслось сверху, — я вижу бухту. Но, окати меня волной, если я не вижу и людей, они прыгают в лодки, капитан. Если это не людоеды, я не прочь с ними встретиться. Они выглядят вполне прилично.

Корабли входили в гавань, и уже простым глазом можно было различить далекие строения и людей, появившихся на берегу.

— А они на самом деле красивы, эти люди, — Кук обратился к офицерам. — Господа! Мы открываем новую землю. Возможны любые неожиданности, прошу всех быть на своих местах.

Убрали паруса, и корабли, готовые к бою, стали на якоря. Уже много месяцев экспедиция Кука бороздит моря и океаны. Позади необитаемые берега и населенные страны, и всякий раз тревога охватывает команду, когда на горизонте встает неведомая земля. В такие минуты Кук старался сохранить хладнокровие: «Что теперь ждет меня на этой земле, — думал капитан, — что это за люди, что мне сулит встреча с ними?»

Вблизи можно было разобрать, что открытая земля— большой населенный остров, а слева от него сквозь легкую дымку марева полуденного зноя угадывались другие острова, уходящие на север.

Навстречу кораблям спешили на лодках обитатели острова.

В те времена жители восьми островов находились в постоянной вражде друг с другом. Соседи нападали на соседей, захватывали добычу, уводили в свои селения военнопленных и превращали их в рабов. Главными враждующими силами были остров Гавайи и остров Оаху, славившиеся плодородием своих земель. Войны длились десятилетиями. На островах складывались государства.

Каждый остров имел своего верховного правителя — владетеля всех земель, всех лесов и вод, омывающих обрывистые, с голыми скалами, и отлогие, с пышной растительностью, берега.

Самых богатых и знатных жителей острова называли алиями. Когда умирал правитель, каждый из алиев старался захватить власть и шел войной на своего соперника. Войны между островами, войны на своем острове— сколько они уносили жизней! Больше всех страдали свободные крестьяне, ремесленники и арендаторы. В случае поражения их предводителя им всегда грозила участь стать рабами, а что может быть ужаснее для человека, чем потеря свободы и права быть человеком? Сохранить жизнь раба или нет — это было во власти алиев.

О, как многим распоряжались, как многим владели алии! Даже желтые попугайчики оо и красные попугаи ииви, беспрестанно порхающие в густых сандаловых лесах, принадлежали им.

Островные государства имели свои неписаные законы, толковать которые могли только алии и жрецы. Сильная каста жрецов своим могуществом могла равняться с алиями. Она зорко охраняла свои интересы и интересы верховного правителя острова. Власть его была безгранична.

«Табу! Табу!» — священное и неприкосновенное, «табу»— «запрет». Табу было на горы и леса, на пещеры и капища, где жрецы совершали таинство — жертвоприношения.

Наследник правителя тоже был табу. Простого смертного, посмевшего взглянуть на наследника днем, умерщвляли мгновенно. Первая рыба, пойманная в океане была табу. Ее отправляли в дар правителю. Первые плоды с новых деревьев — табу, они шли на стол правителя. Длинные плащи мамо из перьев оо и ииви — тоже табу. Их мог носить только правитель. И никто из его ближайших помощников, даже самые знатные из алиев, не смели иметь длинный плащ, они носили накидку или короткий плащ — ахуула.

Никто не смел нарушить табу. Жрецы знали много легенд и страшных историй о нарушивших табу, пугали ими людей. Напевая эти легенды во время церемоний, жрецы день ото дня внушали соплеменникам повиновение правителям, богам и духам.

Но жил на острове один алий, который откровенно смеялся над бессмысленными табу и сочиненными жрецами легендами. Мужественный человек, сильный и знатный алий, богатство которого почти равнялось богатству самого правителя, внушал страх владыке острова. Алия звали Камеамеа.

В двадцать лет Камеамеа стал во главе своей оханы — общины. Такого еще не бывало на острове. Все братья и сестры, их жены и мужья, дети и племянники подчинялись ему, а он один, только он один, отвечал перед государем — правителем. Владения Камеамеа больше моку — округа, на которые делился остров. Земли его оханы, разбросанные в пригориых и прибрежных районах, были удобны и плодородны. На полях, устроенных террасами по горным склонам, густо росли основные культуры острова — таро и ямс. В засушливое время года воды горных потоков, перекрытых шлюзами, раз в неделю орошали поля. Когда вода стояла на полях-террасах, они казались бассейнами, бортики которых выложены из камня.

Дома Камеамеа — обычные прямоугольные жилища из жердей и травы с двускатной крышей, покрытой ветками и листьями. У Камеамеа было несколько домов: один для него самого, другой для женщин, третий для ремесленников и рабов. Один небольшой дом был для идолов. В нем хранилось очень старое деревянное изваяние великого бога Лоно. Главный жрец острова боялся покровительства этого бога Камеамеа и старался не замечать насмешки алия над табу.

Ремесленники и рабы Камеамеа были искусными мастерами. Они выделывали украшенные орнаментом посудины — колебасы из тыквы-горлянки, полировали зеркала из кусков вулканической лавы и делали для рабов-земледельцев простейшее орудие — заостренную палку, которой возделывали землю. Такие красивые колебасы и зеркала не умели делать даже рабы правителя.

Ремесленники и рабы Камеамеа сплели из крошечных перьев тропических птиц наряд алия — главы оханы — шлем с высоким гребнем и короткий плащ. Когда хозяин надевал наряд, его стройная фигура с гордо поднятой головой приобретала величественную осанку. На ярко-красном плаще симметрично расположились узоры из желтых перьев, похожие на лезвия старинных секир. Широкая желтая кайма украшала низ плаща, и легкая желтая опушка шла по гребню красного шлема.

Но не этим богатствам завидовал правитель, не они вызывали его ярость. Владыку приводило в бешенство то, что у Камеамеа птицеловов-охотников за редкими попугаями было больше, чем у него; что во время войны, когда алии должны были приходить со своим войском, Камеамеа выставлял самый большой отряд воинов; что до сих пор ненавистный алий, хотя он живет уже не менее сорока лунных лет, устраивает «испытание смертью», которое он, владыка, не может запретить или повторить. Сам верховный жрец благословляет этот обряд, это испытание, и владыка острова вынужден присутствовать на нем.

Раз в год алии и свободные крестьяне из всех моку сходятся к отлогому берегу, усеянному мелкой галькой-Камеамеа идет вдоль берега, а несколько воинов бросают в него копья. Пружиня мускулистым телом, ловко отворачиваясь от летящего оружия, алий идет вперед, приседает, прыгает и ловит руками пущенные в него копья.

Все восхищаются смелостью и ловкостью алия, но никто не решается повторить это испытание. Никто! Слава о Камеамеа идет по островам, а правителю остается утешать себя мыслью, что никогда Камеамеа не наденет плащ мамо.

Гордый алий думал иначе. Очень давно он прикачал своим рабам сделать для него плащ мамо, длинный плащ табу. Делать его могли лишь старики. Тех, кто начинал плести основу, уже не было в живых, и теперь другие мастера продолжали труд, не зная, закончат ли они его. К основе, представляющей сеть из волокон растения олона, необходимо привязывать одно за другим крошечное перышко. Чтобы сделать короткий плащ, надо потратить годы, а на длинный плащ, плащ верховных владый острова, — десятилетия. На плащ мамо шли перья почти двух тысяч попугайчиков, и Камеамеа обложил все подчиненные оханы данью пером.

Этот алий, наверное, действительно не боялся богов, если задумал при жизни правителя стать владыкой острова и только ли одного острова? Даже Коа, любимый племянник, надежный помощник в его делах, не знал, как далеко идут помыслы Камеамеа.

Еще утром, заметив две быстро приближающиеся к острову точки в открытом океане, Камеамеа отправил Коа на берег, дал ему нескольких воинов и приказал разузнать о пришельцах.

Прошло много времени, солнце спешило к закату, а Коа не возвращался. Алий нервничал. Гавань была скрыта от дома Камеамеа горным склоном. Рабы, выстроившись цепочкой, передавали хозяину, что видно стоящему на гребне. Хозяин был недоволен. Получаемые сообщения не разъясняли, почему там кричали «Лоно!» и что это за громовой удар, раздавшийся из-за горы. «Неужели, — думал алий, — самому надо идти на берег? Нет!»

Он стал ждать возвращения Коа.

— Сэр, посмотрите, как они ловко управляются со своими корытами, — сказал Дик, не отходивший от Дука с тех пор, как корабли стали на якоря. На флагман перебрался с «Дискавери» Кларк, здоровье которого последние дни становилось хуже, и он редко выходил на палубу. Матрос показывал на легкие лодки островитян, стремившиеся к кораблю.

Лодки были длинные. У большинства из них к борту прикреплен балансир, который придавал устойчивость этим неуклюжим на первый взгляд суденышкам. Выдолбленные из целого ствола дерева, заостренного с двух сторон, они легко и быстро скользили по волнам. Все одеяние островитян составляла неширокая повязка вокруг бедер да браслеты из ракушек на руках и ногах.

— Капитан Кларк, — Кук обратился к своему гостю, — не напоминают ли они воинственных римлян. Посмотрите на шлемы тех двух. Может быть, мы на том свете и нам уготована встреча с Цезарем, а это его воины, которых жгли на медленном огне и кожа их стала красной.

Кук усмехнулся и передал подзорную трубу Кларку. На носу двух лодок стояли рослые мужчины в высоких наподобие кирас легионеров красно-желтых шлемах и такого же цвета накидках на широких плечах. Островитяне подплывали молча. Только вода всплескивала под ударами весел.

Кларк болезненно улыбнулся и передал трубу Кингу — помощнику Кука.

— Сэр, — отрывисто произнес Кинг, — вы не обратили внимания на топоры и дротики, которые сжимают безмолвные посланцы сатаны?

Кук поднес трубу к глазам. Да, он видит оружие. Спокойные, мужественные лица островитян не выражают ни страха, ни ненависти. Они спокойны, удивительно спокойны.

— Не беспокойтесь, сэр, — Дик повернулся к Кингу, — нам они не грозят преисподней. Пусть мне не встречать попутного ветра, если я не прав. Здешние туземцы, видно, миролюбивый народ, во всяком случае на нас они нападать не хотят, но они любопытны, дьявольски любопытны.

— Дик прав, — Кларк медленно пошел в каюту, а Кинг презрительно повел плечами. Он не мог понять, почему капитан Кук позволяет Дику при офицерах высказывать свои суждения. «Конечно, он полезный матрос, он знает много языков, обучен лучше других, но все же…» Флотилия лодок разделилась и стала обходить корабль. Кинг резко повернулся к Куку:

— Не кажется ли вам, сэр, что это уж слишком. Туземцы обходят нас, а так как это не привидения, не стоит ли пугнуть их?

Кук не ответил, мозг лихорадочно работал: «Чего они хотят?». Матросы с затаенным страхом наблюдали, как лодки окружали корабль, — чего они хотят?

Было удивительно тихо, так тихо, что становилось жутко. Лодки не пытались пристать к борту. На расстоянии проходило безмолвное знакомство.

Вдруг одна лодка подошла к якорному канату, островитянин, удивленно качая головой, потрогал канат рукой и стал старательно его пилить каким-то инструментом. Канат не поддавался, островитянин потянул его и, отчаявшись понять, что это за штука, отплыл назад.

Кук нервно сжал подзорную трубу, так что побелели кончики пальцев. Кинг приблизился к капитану:

— Я считал бы уместным, сэр, дать команду зарядить пушки.

— Отдайте приказ. — Кук подошел к самому борту. Лодки теснее окружили корабль. Островитяне, показывая на Кука, громко закричали «Лоно!» и пали ниц.

Вот они поднялись, и теперь над океаном зазвучала какая-то удивительно мелодичная громкая песня, похожая не то на воинственный марш, не то на гимн.

— Окати меня волной, — старался перекричать певцов Дик, — если это не гимн в вашу честь, капитан! Мне знакомы некоторые слова, я слышал их на юге, у земли каменных чудищ. Это вам они кричали Лоно! Что вы хотите делать, капитан?

Но Кук не слышал матроса, он повернулся к Кингу и приказал бомбардирам открыть огонь, взяв прицел дальше лодок.

— Я только попугаю их, — решил Кук.

Раздался выстрел, дым на мгновение закрыл океан, остров и лодки.

— Сейчас разбегутся! — воскликнул Кинг и поднес подзорную трубу.

Через минуту он подал ее Куку.

— Посмотрите сами, сэр, я ничего не понимаю.

Лодки стояли на месте, а сидящие в них громко и радостно кричали уже знакомое короткое слово — Лоно!

Кук был недоволен собой. Нервы не выдержали! Он приказал разрядить орудия и быстро ушел в каюту.

К вечеру лодки возвратились к берегу, и Кук вызвал к себе всех офицеров.

— Господа, — Кук подошел к карте, лежавшей на столе и ткнул пальцем в точку севернее Камчатки, — мы идем сюда, к проливу Беринга. У нас мало времени, и мы не можем задерживаться здесь, у этих неизвестных островов, как бы благословенны они ни были. Нам предстоит трудный путь, мы можем больше нигде не встретить людей, пресной воды и пищи. Как бы ни было неудачно первое знакомство с островитянами, только здесь мы можем пополнить запасы пресной воды и провианта.

— На этих островах, сэр? — язвительно заметил Кинг.

— Да, на этих островах, сэр, которые так напугали вас, — Кук раздраженно посмотрел на своего помощника. — Именно здесь, господа, на этих островах. Черт возьми, они никак еще не названы. Я предлагаю назвать их Сандвичевыми островами, в честь сэра лорда адмиралтейства Британии Сандвича. Господа офицеры не возражают? — Кук посмотрел на собравшихся, те сосредоточенно разглядывали карту и кивком головы выразили свое согласие. — Итак, господа, завтра с утра приготовьте бусы, гребешки, иглы, кольца для обмена с туземцами. Если они не пришлют своих послов на борт, я сам с Диком и кем-либо из вас, господа, сойду на берег.

В опрокинутой чаше ночного тропического неба ярко горели звезды, а на берегу в жилищах не гасли светильники, и до рассвета люди толковали о событиях прошедшего дня. Один Камеамеа еще ничего толком не знал, но он умел ждать. Он терпеливо ждал Коа.

Вздремнув на миг, Камеамеа очнулся от легкого шороха. Открыл глаза. В почтительной позе Коа стоял перед алием, а слова так и вертелись на кончике языка.

Камеамеа улыбнулся:

— Ты, видно, был и в доме правителя и у верховного владыки духов? Рассказывай, я долго жду тебя.

— Да, повелитель, я был у толстого Торреобоя (тут Камеамеа усмехнулся: никто на острове так не называл вслух правителя, но в доме алия люди становились смелее) и великого владыки духов, я подходил к большим лодкам, которых раньше не встречал в океане, и видел на них людей с белой кожей, такой, какая была у великого Лоно. Они из толстого черного бревна пустили в океан огонь, и все наши люди кричали «Лоно!». О Лоно говорили у толстого Торреобоя и у верховного жреца. «Завтра день Лоно! Завтра Лоно вернется к нам. Он прибыл на двух больших лодках и с ним вся его семья — охана!» — так сказал великий владыка духов, а потом запел легенду, которую повелитель сам знает, легенду о Лоно. Я все сказал, повелитель, но я ничего не понимаю. Я видел на лодках людей с белой кожей, разве они боги?

Коа замолчал и выжидающе посмотрел на Камеамеа, а тот сидел с закрытыми глазами и думал. Он, конечно, знает легенду о Лоно, ее часто рассказывал отец.

Лоно был сильный и мужественный воин. Храбрый охотник и хороший рыболов. Он одним из первых поселился на этом острове. Его охана всего имела вдоволь. Повсюду почитали его как вождя и преклонялись перед ним, как перед божеством солнца. У него была белая кожа.

Однажды жена Лоно нарушила табу. Она выпила при нем сок кокосового ореха, а обычай запрещал женщине есть с мужчиной в одном доме. В гневе Лоно убил ее. Мучимый раскаянием, он предался глубокой скорби и лишился рассудка. Он хотел найти утешение в смерти, объехал все острова, вызывая желающих на борьбу и кулачный бой, но никто не мог одолеть его. Лоно был бессмертным. Тогда он покинул на лодке остров и сказал, что не вернется, пока не заслужит прощения богов.

С тех пор прошло много сотен лет. Каждый год в день, когда Лоно покинул остров, происходят кулачные бои. В этот же день устраивает «испытание смертью» Камеамеа.

Камеамеа знал, что Коа ждет ответа, и прямо посмотрел в глаза племяннику:

— Завтра день Лоно. Завтра эти люди или боги придут на берег. Ты, Коа, не боишься людей и не будешь страшиться богов, ты пойдешь к ним, все будешь видеть, все запоминать. Завтра четырнадцать воинов вызвались бросать в меня копья, ты приведешь белокожих на берег. Если они боги, они поймут наш язык. Камеамеа будет ловить копья в честь бессмертного Лоно. Ты можешь сказать им. Ты не боишься, Коа?

— Нет, повелитель, я не боюсь!

Юноша покинул дом хозяина. Над Мауна-Лоа вставало солнце, и утро будило залив и селение Каракакуе.

Наступил день Лоно.

Коа вместе с двумя военачальниками и несколькими воинами направился в лодке навстречу богам. С затаенным чувством страха и любопытства они пристали к борту корабля. Все трое были одеты в праздничный наряд алиев. С корабля бросили веревочную лестницу, и Коа решительно полез по ней. Наверху, на палубе, он очутился лицом к лицу с белокожим богом и, склонившись ниц, пробормотал приветствия. Он был уверен, что бог поймет его язык. Ведь Лоно жил на этих островах.

— Дик, вы что-нибудь понимаете? — Кук обратился к своему любимцу.

— Что-то понимаю, сэр, мне сдается, разрази меня гром, простите, сэр, что он бормочет приветствие какому-то богу Лоно. Я попробую спросить его.

Дик быстро заговорил на наречии туземцев южных островов. Пока матрос переводил, Коа выпрямился и с любопытством смотрел на белокожего. «Он не понял нашего языка, а этот бородатый белокожий говорит так, как не говорят на наших островах, но его слова можно понять. Бог Лоно не понял своего языка, значит…» — Коа испугался своей догадки и сказал:

— Владыка острова и мой повелитель просят белокожего прибыть на остров на праздник в его честь, в честь бога Лоно.

Дик с трудом понял слова островитянина, перевел их и добавил от себя:

— Сэр, насколько я понял, они вас приняли за бога и приглашают на праздник в вашу честь.

Офицеры, стоявшие вокруг, дружно рассмеялись, а капитан Кларк заметил:

— Что же, сэр, поскольку вы их бог, вам будет легче уладить все дела и не стоит разуверять их.

Коа вслушивался в речь чужестранцев и ничего не мог понять, он подошел к борту и, прежде чем спуститься в лодку, еще раз сделал поклон белокожему и показал на остров. Островитянин приглашал Кука с собой.

Вскоре от корабля отвалила лодка, на которой приехали послы, и отплыл бот капитана. Кук с Диком и двумя офицерами направились на берег. Лодка островитян перегоняла тяжелый бот, и Коа приходилось останавливать своих гребцов: к берегу надлежало пристать вместе.

А на берегу залива Каракакуе собирались толпы островитян, одетых в праздничные наряды в честь дня Лоно. Алии были в коротких плащах из перьев и шлемах. На женщинах, кроме набедренных повязок, были накидки из тонкой тапы, приготовленные не как обычно— из простого древесного луба, а из его наиболее тонких и мягких волокон. У мужчин и женщин на руках и ногах были браслеты из кабаньих клыков, раковин, на шее — ожерелья из птичьих перьев.

Народу собралось много, и только возвышение, где обычно восседал владыка острова, пустовало. Правитель с верховным жрецом не пришли на «испытание смертью», они ждали встречи с живым Лоно.

Камеамеа подошел к краю берега, повернулся лицом к четырнадцати воинам, поднявшим копья. Он снял накидку, шлем и остался в одной набедренной повязке. Прозвучала сигнальная раковина — и испытание началось. Камеамеа прыгал в сторону от копья, летевшего прямо на него или, изловчившись, хватал его руками. Смотревшие замирали от восхищения.

Вот уже пролетело двенадцать копий, осталось два, как над толпой пронеслось: «Лоно!» — и люди склонились к земле.

Камеамеа обернулся. Две лодки пристали к берегу. Из одной вышел Коа, из другой, широкой и короткой, человек с белым лицом, длинными волосами, в темной одежде. За ним выпрыгнули еще трое. Они производили странное впечатление. Алий хотел было, как и все, склониться к земле, но, поймав взгляд Коа, смело посмотрел на пришельцев. Они шли к нему.

— Повелитель, он не понял нашего языка, его имя Кук, он сказал, что никогда не видел такого храброго воина, как вы, — Коа спешил передать новость алию так, чтобы никто другой не слышал.

«Кук, не Лоно!» — подумал Камеамеа и вслух добавил:

— На всех островах нет воина, который может поразить меня копьем, я поймаю копье! Так мог делать только Лоно.

Алий выразительно посмотрел на Кука, ожидая, какое впечатление произведут его слова, но белокожий смотрел по сторонам. «Да, он не понимает нашего языка». Воспользовавшись минутой, пока бородатый переводил его слова, Камеамеа шепнул племяннику:

— Никто не должен знать, что знаем мы. Позови белокожего ко мне на пир и не обращай внимания на поступки людей. Ты понял меня, Коа?

Юноша кивнул и передал приглашение Дику. Камеамеа впереди прибывших пошел в глубь острова. Все бывшие на берегу следовали за ними в отдалении, повторяя: «Лоно! Лоно!»…

Они пришли на широкую площадь маленького поселения. По знаку Камеамеа рабы расстелили циновки, принесли много разной зелени, пригнали свиней. Хозяин знаками объяснил, что это дар Куку. Толпа восхищенно кричала. Кук поблагодарил и сел на циновку. Жареная и вяленая рыба, острые кушанья, сок кокосовых орехов — все подавалось гостям, а на площадке происходили танцы в честь Лоно. Воинов, одетых в панцири, сплетенные из прутьев, сменяли грациозные женщины. Выстроившись по четыре в ряд, они в такт музыки плавно повторяли движения волн. Звучали флейты, били барабаны.

Поздно вечером Кук с офицерами вернулся на корабль, и только тогда Дик, вспоминая речи во время пиршества, сообразил, что гостили они не у владыки острова.

На следующий день, окруженный толпой, Кук пришел к верховному правителю острова Торреобоя. Коа был здесь, так как никто не мог лучше понимать язык, на котором говорил бородатый спутник белокожего. Правитель позволил своим подданным привозить на корабли продукты и просил Лоно (Кук уже привык к этому новому имени) во время посещения острова бывать только у него. Куку было совершенно все равно, и он согласился.

Неделю английская экспедиция получала свиней, овощи, кокосовые орехи в обмен на безделушки, но скоро Коа по распоряжению своего хозяина, стал вести обмен только на железные и медные изделия.

Камеамеа имел четыре копья с железными наконечниками. Откуда они появились на острове, неизвестно, но он знал, что этот звенящий камень делает оружие прочным и смертоносным. Ему скоро понадобится много оружия.

В начале февраля 1779 года корабли приготовились к отплытию. Кук сошел на берег и вместе с Торреобоя прибыл в святилище великого жреца. Земля была устлана тканями и циновками. Возвышались горы ямса, таро и орехов. Немного поодаль сгрудилось стадо свиней, в тени лежали большие звенья бамбука, наполненные водой горных родников. Верховный владыка и верховный жрец отдавали эти богатства в дар людям Лоно, а самого Лоно просили не покидать остров.

Коа быстро передавал взволнованную речь жреца, так что Дик с трудом успевал переводить ее.

— Ты не понял, Дик, зачем я им нужен?

Матрос угрюмо замотал головой, до чего трудно понимать их речь.

Кук поднялся и сказал Дику:

— Скажи им, что я скоро вернусь на этот остров!

— Сэр, не надо этого делать, зачем вам возвращаться сюда?

— Передай, Дик. Нельзя обижать таких радушных хозяев. Может быть, нам все же придется вернуться, кто его знает.

Английские корабли подняли паруса и начали выходить из гавани. Толпа на берегу разразилась громким криком, похожим на плач. Лоно опять покидает свою страну!

Вслед за уходившими кораблями устремились лодки. С двух передали подарки от верховного жреца и Камеамеа.

Камеамеа так и не был на кораблях. Коа передавал ему все, что видел и слышал. Гордый алий ждал, когда чужестранцы уйдут. Они могут помешать в его борьбе с правителем, если окажут помощь Торреобоя, с которым завязали дружбу.

Теперь, когда он пожелал белокожим хорошей воды и ветра, наступал его час…

…Ночью разыгралась буря. Ветер рвал паруса, волны перекатывались через палубу. На третий день сильным порывом ветра на флагмане сломало грот-мачту. Надо было переждать бурю и починить оснастку. Кук отдал приказ вернуться в залив Каракакуе.

Никто из гавайцев не удивился возвращению кораблей. Одни считали, что сами небеса повелели Лоно не покидать своей страны. Другие видели разрушения, причиненные бурей, и понимали, что корабли вернулись для ремонта.

Как только океан затих, Камеамеа надел свой прекрасный короткий плащ из птичьих перьев и отправился на корабль. Он хотел сам посмотреть, надолго ли задержатся корабли.

Камеамеа подплывал в сопровождении десяти лодок. Каждой командовал один из приближенных алиев в праздничном наряде. Двое рабов держали над Камеамеа опахала кахили — длинные, украшенные резными узорами палки, на концах которых черные перья петуха и красные перья попугаев образовывали подобие цилиндра. Такие же кахили держали рабы и над предводителями других лодок.

На борт корабля поднялись только Камеамеа и Коа, сопровождавшие их остались в лодках. Навстречу знатному гостю вышел сам Кук.

Гавайский вождь что-то произнес, Коа хотел было повторить, но не увидел рядом с Куком бородатого и смущенно улыбнулся.

— Дика ко мне! — крикнул капитан.

Пока Дика искали, Камеамеа, чтобы рассеять смущение, спокойно снял шлем, короткий плащ и протянул их Куку. Английский капитан уже знал цену такому подарку и, отстегнув кортик, протянул его гавайцу. Камеамеа с достоинством принял ответный дар, вынул клинок, слегка согнул и видимо, довольный прочностью оружия, сунул его в ножны.

В это время запыхавшийся Дик предстал перед капитаном.

— Где вы пропадали, Дик? Переведите нашему гостю, что я рад новой встрече с ним, спросите, что он хочет.

После того как Коа повторил ответ хозяина, Дик перевел.

— Сэр, этот вождь благодарит за хорошие слова и просит разрешить посмотреть большую лодку, как он называет наш корабль. Если разрешите, я покажу ему, сэр.

— Хорошо, Дик, показывайте.

Камеамеа, Коа и Дик долго бродили по кораблю. Вождь заглядывал всюду, трогал пушки, ружья, смотрел, как чинят мачту. Кук предложил алию заночевать, и тот, подойдя к борту, что-то крикнул ожидавшим его в лодках. Лодочная флотилия ушла к берегу.

С рассветом все одиннадцать лодок качались на волнах у борта корабля, и Камеамеа с Коа покинули своих гостеприимных хозяев. Вождь разузнал, что большие лодки долго не задержатся, этого, видно, не хотел и сам Кук-Лоно. Алий возвращался на берег в одной набедренной повязке, крепко сжимая в руках подаренный кортик.

Подарок Кука вызвал у всех приближенных Торреобоя чувство восхищения и зависти. Особенно завидовал давний недруг Камеамеа алий Парея. Он был одним из первых, посетивших корабли, но ему не сделали такого подарка. Честолюбивый Парея послал на корабли своего раба. Раб должен был что-нибудь украсть. Оказавшись на борту «Дискавери», раб подкрался к камбузу, схватил большие железные щипцы, бросился с ними в воду и быстро достиг берега. Кинг, заменявший больного Кларка, послал погоню. Дик, стоявший на борту корабля Кука, не понимал, что происходит на берегу.

— Капитан, разрешите мне съехать на берег, что-то неладное затеяли наши матросы, отсюда я ничего не могу понять.

Кук и сам был обеспокоен. Наутро корабли должны выходить в море, и любое происшествие было нежелательно. Он отпустил Дика, но тот не успел пристать к берегу, как с бота, быстро идущего навстречу, взволнованный матрос крикнул:

— Поворачивай обратно, Дик, эти туземцы чуть не убили нас. Пошел обратно!

В судовом журнале появилась запись:

«13 февраля 1779 года. Сегодня один туземец попытался украсть щипцы на камбузе «Дискавери». Посланная погоня столкнулась на берегу с возбужденной толпой островитян. Они вернули матросам щипцы, но не пожелали выдать похитителя. Матросы попытались силой овладеть им и бросились на толпу. Кто-то выстрелил, и тогда вооруженные туземцы подняли на них копья. Они не бросали их, а так с поднятыми копьями стали наступать на матросов. Матросы побежали, вскочили в бот и поехали к кораблям. Вдогонку им летел угрожающий гул толпы, что кричали туземцы, неизвестно. Наверное, лучше всего скорее покидать этот остров».

Наступила ночь. На берегу было тревожно. Повсюду слышался плач. Перекликались взволнованные голоса женщин, они предупреждали воинов не начинать ссоры. От селения к селению полз слух, пущенный Парея, что белокожие хотят захватить гавайцев и на кораблях принести в жертву. Люди в ужасе склонялись перед деревянным изображением Лоно, умоляя пощадить их, защитить от живого бога.

С рассветом корабли готовились покинуть гавань. Боясь упустить случай, Парея приказал своему воину Нуа овладеть большим ботом, привязанным к якорной цепи «Резолюшн». Пользуясь ночной мглой, воин бесшумно подплыл к борту, отвязал его и угнал к берегу. Бот вытащили и спрятали в лесной чаще.

Пропажу обнаружили только к моменту отплытия. Вчерашняя стычка была у всех в памяти, и Кук вместе с Диком и восемью офицерами и матросами отправился на берег. Перед спуском в шлюпку Кук, хотевший было послать на «Дискавери» за Кингом, передумал и зашел в каюту к Кларку.

— Обещайте мне, сэр, что не примените оружия, если даже со мной что-либо случится!

Кларк с готовностью кивнул.

Кук вышел на берег. Островитяне, завидя его, останавливались и склоняли головы. Дик спрашивал всех, но никто не знал, где бот. Разгневанный Кук вошел в дом правителя. Он решил так: отвезти правителя на корабль и держать заложником, пока не отыщут бот. Но Дика Кук попросил передать Торреобоя приглашение прибыть на корабль. Правитель с трудом понимал, что говорит Дик, Коа не было здесь.

Верховный правитель, не зная толком, что от него хочет Лоно, пошел за ним следом, сопровождаемый родными.

В толпе, которая следовала за правителем и богом, люди повторяли слух о жертвоприношениях на больших лодках белокожих.

Вот все подошли к лодкам и только тут сопровождающие поняли, что их правителя хотят увезти. Жена схватила за руку Торреобоя и заголосила. Раздались выкрики в толпе. Толпа быстро росла. Гавайцы окружали Кука, потрясая дротиками и пиками. Даже живые боги не могут приносить в жертву верховного правителя — высшее табу!

Кук терял хладнокровие и, не понимая, что происходит, крикнул Дику:

— Чего они галдят!

— Я ничего толком не могу разобрать, сэр. Жена вопит, что мы не можем везти правителя на корабль. Не лучше ли нам отступиться, сэр, они начинают угрожать.

— Дик, передай правителю, чтобы он следовал за мною и приказал своим уйти прочь. Я увезу его на корабль, чего бы мне это ни стоило!

Правитель отказался следовать дальше. Толпа не понимала, что говорит Кук, но чувствовала его недовольство и, решив поддержать своего владыку, гневно зарокотала. Гул толпы становился грознее. Воины переместились вперед, и в Кука, в Лоно, полетели камни. Дик, передавая ружье капитану, успел крикнуть;

— Теперь, сэр, поздно, теперь надо драться!

Матросы и офицеры завязали драку. Их оттеснили, смяли. Кук услышал не то предсмертный крик, не то стон своего любимца и сжал ружье. Он один остался среди разъяренной толпы. Он еще может спастись, если прорвется к лодкам. Он смело пошел на толпу, передние нерешительно отступили, но задние наседали и кольцо сжималось. Кук поднял ружье и выстрелил.

В воздухе просвистело копье. Кук зашатался, вскрикнул и упал. Он сделал попытку подняться и упал вновь.

Капитан английского флота Джемс Кук, названный богом Лоно, был мертв. Увидев поверженного бога, толпа в ужасе отпрянула. Смельчаки, слышавшие стон и видевшие кровь, бормотали, что белокожий не был богом. Им не дали договорить. Для большинства Кук-Лоно — бог, которого они убили.

Мгновение, и на берегу ни осталось ни гавайцев, ни тела Кука. Быстро, как только они могли, гавайцы унесли тело в капище верховного жреца, чтобы там предать его погребению, как подобает божеству.

Когда с кораблей спустили лодки с вооруженными матросами, на берегу никого не было. Гнаться в глубь леса было бесполезно, и матросы вернулись на корабль. Все окончилось слишком быстро.

Корабли подняли флаг капитана Кларка и отошли из залива, взяв курс на главное селение острова.

Что хочет делать капитан Кларк? Разве он забыл обещание, данное Куку?

Корабли навели пушки на легкие строения и сделали несколько залпов. Селение запылало. Донеслись крики детей и женщин.

Кларк метался в бреду в каюте и с трудом различал команду, которую от его имени отдавал Кинг. Корабль дернулся, и гром выстрелов заставил капитана вскочить. Цепляясь за косяк, он распахнул дверь и крикнул:

— Прекратить стрельбу! Кинга ко мне!

С кораблей, уходивших на север, еще долго можно было видеть зарево над островом.

В селениях, подожженных огнем пушек, никто не гасил пожаров, люди в страхе бежали к святилищу верховного жреца и неистово взывали к небесам.

Во дворе перед капищем сидели алии-управители, великий владыка острова и великий владыка духов. От них люди, напуганные громом орудий, ждали решения. В отдалении стояли воины, опершись на пики. Такие сборы на островах бывали только перед большими сражениями. Владыка острова молчал. Верховный жрец встал со своего места:

— Мы свершили тяжкое преступление — убили великого бога Лоно. Небеса не простят нам, они жаждут отмщения, жаждут жертвы, великой жертвы человека. Так сказал я, которого вы называете владыкой духов!

Жрец медленно опустился на возвышение. Торреобоя молчал, молчали алии-управители. Молчали долго.

В круг собравшихся вышел Камеамеа. Таким его еще никогда не видели люди, глаза его блестели, наполненные гневом. Он медленно обвел присутствующих презрительным взором, алии отворачивали лица.

— Вы молчите! Слушайте, что я скажу, — Камеамеа лихорадочно подбирал слова, он знал, что наступил момент, великий момент, сейчас или никогда, — великий владыка духов прав. Небеса жаждут мщения, они ждут жертвы, той жертвы, которую хотел совершить живой Лоно.

Камеамеа перевел дыхание, кинул взгляд назад. Его воины незаметно подошли ближе. Верховный жрец поторопил алия:

— Говори дальше, могущественный и храбрый из алиев, говори!

— Небеса ждут твоей жертвы, владыка острова, твоей смерти, Торреобоя! — Камеамеа резко повернулся к правителю и указал в его сторону рукой, сжимающей подаренный кортик.

Несколько секунд царило оцепенение, потом гул торжества и гнева прорвал тишину.

Первым опомнился правитель и с ловкостью, несвойственной его обрюзгшему телу, выхватил у стоящего воина копье и метнул его в Камеамеа.

— Ты умрешь прежде всего, собака!

Гордый алий легко поймал копье и хотел было направить его обратно, но верховный жрец стал между ними. Алии-управители вскочили, готовые броситься на человека, посмевшего посягнуть на высшее табу. Но только сейчас они заметили, что воины плотным полукольцом окружили своего вождя и рядом с ним встал самый меткий копьеметальщик на островах — Коа. Толпа, пришедшая на собрание, безмолвствовала: шел спор между алиями — простые смертные должны молчать.

Верховный жрец приблизился к Камеамеа и тихо, сдерживая ярость, сказал:

— Уйди, могущественный алий, не оскверняй напрасно пролитой кровью святыни богов. Знай, боги не простят тебе твоих слов и даже мыслей.

— Я уйду, великий владыка духов, но не будет спокойствия на островах, пока не успокоится дух Лоно, пока не получит он предназначенной небом жертвы. Я уйду, но Торреобоя должен умереть, и я сделаю это!

Алий махнул рукой и через строй его воинов прошел раб, неся новый длинный плащ мамо. Этого не ожидал даже Коа. Камеамеа скинул ахуула и надел плащ мамо.

Никто не шевельнулся, чтобы наказать богохульника, никто не поразил его копьем, все ждали кары богов.

Но боги молчали, и вновь прозвучал голос смелого алия: «Я уйду, по Торреобоя умрет, я сделаю это!»

Час Камеамеа пробил. Он начал междоусобную борьбу. Его войска от победы к победе шли по селениям острова, и скоро власть над Гавайями перешла в руки Камеамеа. Но планы его шли еще дальше. Он видел мощь чужеземцев, идущих по океану на больших лодках, видел их смертоносный огонь из железных палок и хотел противопоставить им единую силу всех островов, способную делать и такие лодки и такое оружие. Камеамеа Первый, как он стал называть себя позже, начал большую войну за объединение. Он торопился, так как понимал, что корабли, покинувшие остров, могли вернуться. Дорога была уже известна.

В начале лета 1780 года корабли экспедиции Кука под командой Кларка взяли курс к Камчатке. Попытка пробиться сквозь льды у южного конца Берингова пролива окончилась неудачей. В трюмах осталось немного соленой свинины и ничтожное количество пресной воды. Появившаяся на горизонте земля вызвала радость. Но ее берега были неприветливы.

Река Авача прорезала стену скал и вливалась в Авачинскую губу — затейливую гавань-ковш. Губу от ветров укрывали сопки, они сходились у Петропавловских ворот и как будто замыкали бухту. Стенки ворот образовывали отвесные семьи утесов, вырастающие прямо из воды. На склонах сопок и на берегу бухты росли одинокие большие деревья, редкий кустарник и густая высокая трава.

На прибрежной полосе стояло восемь деревянных строений. В них размещалась пограничная стража — сорок казаков под командой сержанта. Это было юго-восточное побережье Камчатки, самой дальней точки континентальной части Русской империи.

Находившаяся на отшибе малонаселенная Петропавловская гавань впервые видела корабли под британским флагом.

По приказу капитана Кларка офицер с матросами на боте отъехал к берегу. Русские казаки, несшие охрану, ожидали нападения и приготовились к защите. Офицер поспешил знаками предупредить о своих мирных намерениях.

В Большерецк к главному командиру Камчатки майору Бэму был послан нарочный с известием о прибытии двух хорошо вооруженных английских кораблей. Бэм решил вести переговоры.

Русская делегация прибыла на корабль. Англичане оказали ей самый сердечный прием и просили помощи продовольствием. Бэм приказал отправить 250 пудов ржаной муки и 20 голов рогатого скота.

Капитан Кларк не знал, чем отблагодарить русских за столь щедрый дар. Он пригласил Бэма на корабль, а когда командир Камчатки покидал его, прол ремел двадцать один пушечный залп-салют наций. С корабля несли подарки английских мореплавателей — коллекцию гавайских предметов.

На прощальном обеде Кларк сказал:

— Я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность вашему превосходительству и всем русским за щедрую помощь! Я прошу принять от нас в подарок коллекцию, собранную на Сандвичевых островах, где трагически оборвалась жизнь капитана Кука. Вы понимаете, как нам дороги эти предметы, но мы передаем их вам в знак признательности за помощь его экспедиции!

Время неумолимо летело вперед. С Камчатки в Якутск, из Якутска по санному пути на Тобольск и далее через Москву в Петербург отправили гавайскую коллекцию Кука. В ней был короткий плащ и шлем Камеамеа.

Через всю Россию пропутешествовали плащ ахуула и шлем Камеамеа, найдя постоянное прибежище на стрелке Васильевского острова в Кунсткамере Петербургской академии наук.

Камеамеа добился своей цели. Он создал единое государство всех Гавайских островов. Гавайцы учились строить большие корабли, воины узнали огнестрельное оружие. Он стремился поднять национальную культуру своего народа и встать вровень со странами цивилизованного мира. Незаурядный человек, Камеамеа завещал своим преемникам вести борьбу за независимость государства. Борьба была успешной, пока архипелаг лежал в стороне от путей колонизаторов, которые делили мир.

С середины XIX века США захватили острова. Иностранцы отняли земли, принадлежавшие исконным обитателям, обрекли гавайцев на гибель от голода и эпидемических болезней, от беспрерывного рабского труда на плантациях.

Когда корабли Кука прибыли к островам, на них жило более трехсот тысяч человек. К 1947 году оставалось уже немногим более десяти тысяч гавайцев.

Теперь, как и прежде, если плыть из Австралии в западное полушарие, держа курс на север, то между Новым и Старым Светом корабль встретится с крайним северным архипелагом— Гавайскими островами. Но теперь у них другое имя — сорок девятый штат США. Как и прежде, высятся снежные вершины Мауна-Лоа и Мауна-Кеа; как и прежде, можно услышать быструю певучую гавайскую речь, но только в музеях Гонолулу, Лондона и Ленинграда можно увидеть образцы самобытной культуры современников и потомков Камеамеа.