Цветок забвения

ГЛАВА 15

Когда я встретила Дитя, оно выглядело именно так, как и должен выглядеть судья, в доме которого свершилось самое дикое преступление. Но, оказалось, что его разбитый вид — не следствие моего отступничества.

— Датэ здесь, — пояснил маленький отшельник, подходя к окну. — Его передовой отряд расположился в нескольких милях отсюда. Я отдал все распоряжения, как только почувствовал его присутствие, но он не нападает. Почему он не нападает? — Император обхватил голову, судорожно шепча: — Он замышляет что-то особенно для нас, я знаю. Сегодня мне снились его ненависть и злость. Его нетерпение и жажда крови. Но он всё равно чего-то ждёт.

Даже бездействие Датэ напрягало его. Это не было следствием неподготовленности, хотя, конечно, никто бы не смог подготовиться к войне с ним в достаточной мере. Даже отшельники. Даже морально.

Милосердное Дитя пыталось держаться храбро и выглядеть воинственно. И у него это получалось лучше, чем у того же Старца. Илай казался одурманенным, не отвечая ни своему званию, ни репутации. Его настроение всё никак не могло сменить полюс с любви на ненависть. Он сам согрешил в том, в чём упрекал всех остальных: забыл о войне накануне войны.

Но к середине дня Илай резко протрезвел. В тот самый момент, когда пришло время встречать делегацию, которую Калека направил для переговоров. Да, Датэ не стал делать исключение для очередного врага, пусть даже случай был исключительный. Хитрец. Он давал понять дрожащему от страха народу, что слухи о его безумии и беспощадности сильно преувеличены, а вот о его щедрости, наоборот, никто не говорит. Чтобы подтвердить свои благие намерения он прислал к императору в качестве парламентёра женщину.

Может, поэтому Дитя не смогло сходу отказать им в этой встрече. А может, императору не терпелось начать их противостояние с Датэ пусть даже на словах… Несмотря на это, Его Величество до последнего не выходил в тронный зал. Не для того, чтобы позлить послов. И не из-за собственной нерешительности.

Дело в том, что Дитя внезапно выросло из всех своих церемониальных облачений.

— А ведь он сидел на тебе идеально в момент нашей встречи, — заметила я, пока портнихи надшивали рукава наряда прямо на своём господине.

— Если Старец «молодеет» рядом с тобой, нет ничего удивительного, что Дитя растёт, — рассудил он. — Я заметил это ещё неделю назад. Но пока ты рядом, бессмысленно шить новую парадную одежду.

— Извини. Только этого тебе не хватало.

— Наоборот, этого недостаточно, — возразил император. — Если бы Калека подождал пару лет, то его встретил бы не дитя, а отец этого города.

Ого.

Как будто для того, чтобы производить правильное впечатление, ему не хватало пары сантиметров роста.

Прирождённый правитель: даже встретившись с грозными послами Датэ, он состроил вид, что ничего особенного не происходит, не делая различий между поверенными своего врага и рядовыми челобитчиками.

Гости поклонились ему. Потому что таково было указание их хозяина, очевидно.

Их было пятеро: женщина и её свита, все одетые на военный манер.

— Как интересно, — начал император. — Калека пытается показать нам, что некоторые из женщин всё же заслуживают его милосердия?

— Не только, — громко заговорила. Я не могла разглядеть её лицо из-за своей вуали, но её голос почему-то показался мне знакомым. — Господин доверил миссию именно мне, ведь, когда дело касается Девы, лишь женщина может оставаться объективной.

— А разве дело касается Девы, а не всех людей, которые живут на этих землях?

— Хорошо, что вы о них беспокоитесь. Это обнадёживает. — Она повернулась, и один из её спутников вложил в её протянутую руку свиток. — Я могла бы долго умасливать вас лестью, восхищаться красотой города и роскошью дворца, но лучше перейдём сразу к делу. Мы принесли договор, который Датэ написал своей кровью. Эту бумагу невозможно подделать или уничтожить. Если вы примете описанные здесь условия, то господин не только пощадит ваших людей, но сделает вас, такого мудрого и предусмотрительного, своим советником, а это город — столицей своей великой империи. Такой щедрости от него не видел никто.

Придворные, что стояли вдоль стен, зашептались, явно прельщённые этим предложением.

— Я не верю в его щедрость, — ответило Дитя. — Не после того, как он залил восточные горы кровью Дев.

Женщина развела руками.

— Он — Калека, в своём праве. Кто, если не другой отшельник, поймёт его?

— Убийство невинных заслуживает понимания, по-вашему?! Как ты смеешь говорить такое Дитя?!

— Как Дитя вы тем более должны ему подчиниться. Ведь Датэ глава не только Калек. Но и Старцев, и Детей.

— Самопровозглашённый!

— Разве отшельники не склоняются перед теми, кто превосходит их мастерством?

— Я никогда не склоню головы перед убийцей!

— Будь по-вашему, можно обойтись и без поклонов. Этого в условиях договора и нет. — Она развернула свиток. — Здесь только один пункт.

— Я прекрасно знаю, какой, — перебил император её. — А ты прекрасно знаешь, каким будет мой ответ.

Посланница неодобрительно покачала головой.

— Жертвовать всем ради одной единственной Девы…

— Одной единственной, благодаря Датэ, вот именно! И это она жертвует всем ради меня. Несмотря на то, что Калека сделал с её кланом, она не собирается бежать.

— Но молчит и прячет лицо? — Она обратилась ко мне: — Я наслышана о могуществе Ясноликих, но, даже осознавая риски… мне необходимо убедиться лично в том, что это не подделка.

Не дожидаясь разрешения императора, я откинула вуаль. Лицо подручной Датэ исказила безумная ухмылка, делая её черты такими знакомыми… Я нахмурилась, вглядываясь в неё, но женщина поспешно накрыла губы рукой.

— Я так и знала. — Через её ладонь просочилось девчоночье хихиканье. — И это его называют жестоким?.. Из-за Дев людей погибло намного больше, чем из-за Калек. Из-за тебя конкретно — вся моя семья!

Ями? Племянница Илая?

Казалось, зрение снова подводит меня.

Она выжила? Это должно радовать, но… Но что она делает здесь? Как сюда попала? Датэ промыл ей мозги техникой голоса? Использует её, потому что лучшего оружия против Илая не найти?

Я посмотрела на Старца, но в отличие от меня он не выглядел удивлённым. Это мрачное, но спокойное выражение лица означало, что они уже встречались? Когда? Во время военного парада, должно быть. Только этим можно объяснить его раздражительность и мрачную задумчивость после.

— Эй, Дева, — тон Ями изменился. Из него ушла весёлость. — Не хочешь впервые в жизни поступить правильно? Господин же всё равно доберётся до тебя. Бежать от бессмертного так же бесполезно, как и сражаться с бессмертным. Оглянись. Здесь все так боятся его, что не осмеливаются даже притронуться к его милосердному посланию. Но раз ты такая дерзкая, возьми его и прочитай. Лучше вслух. Твой голос ведь имеет силу?

Нет, но я протянула руку к ней. Император коротко кивнул одной из своих Жемчужин, и та забрала свиток, чтобы поднести его мне. Но я не стала его читать. Я отдала его Илаю, даже не разворачивая, а он только этого и ждал. Вытащив из ножен меч с печатями на лезвие, он разрезал договор пополам. А потом ещё пополам. На глазах у придворных и делегатов он уничтожал то, что якобы нельзя было уничтожить.

— Как насчёт того, чтобы вы передали своему хозяину мои условия? — предложила я. — И там, кстати, поклоны обязательны. Пусть сдаётся. Он проиграл уже давно. И на протяжении десяти лет закреплял своё поражение. То, что он привёл сюда армию ради «одной единственной Девы», демонстрирует не его силу, а абсолютную беспомощность. Встав передо мной на колени, он будет выглядеть даже менее жалко, чем сейчас.

Провокация, конечно. Я не верила, что Ями передаст это Датэ и, тем более, что он решит принять эти «условия».

— Как ты смеешь… — Её затрясло, когда она увидела, как клочки договора падают на пол. — Господин сказал мне не запугивать вас и не угрожать… но за это… вы сдохните! Вы все тут сдохните, понятно тебе?! Ты хоть представляешь, сколько королев ползало у него в ногах, умоляя о внимании? Как ты посмела его отвергнуть? Через худшего из мужчин! Мечом, который он украл!

— А что насчёт техник, которые Датэ украл у Дев?! — не сдержалась я.

— Уведите их, — бросило Дитя.

— Нет, не трогайте её, — предупредил Илай, но, прежде чем он успел вмешаться, одна из стражниц уже подошла к гостье.

Удар Ями был похож на бросок ядовитой змеи. Она обхватила лицо женщины ладонями, и та завопила так, будто её глаза прижгли раскаленным железом.

— Что, больно? — Ями отпихнула жертву от себя. — По сравнению с Пламенем погребальных костров это всего лишь… ха, всего лишь жгучий перец.

Почему-то эти слова заставили меня задуматься. Придворные в панике разбегались, гвардейцы прикрывали императора, Старец разбирался с приспешниками Датэ, а я всматривалась в лицо женщины.

Чили.

Ями напомнила мне о моей единой. И уже только поэтому я не могла отпустить её обратно к Датэ… Хотя он и не рассчитывал получить её обратно, отправляя сюда: он хотел драмы, а лучше — резни. На самом деле, послание, которое Ями принесла, было адресовано не императору и не мне, а Илаю. Калека давал ему понять, что уже добрался до одной женщины, которую тот должен был защищать.

— Ты… ты что наделал? — ахнул император, выглядывая из-за спин стражниц.

Илай стоял над Ями, её рубашка была разрезана, а остриё меча прижималось к печати-звезде на её груди. Вокруг неё лежали бездыханные тела её спутников.

— Ты же всё равно не хотел этих переговоров, — ответил Старец. — Категоричный отказ выглядит именно так.

— Калека и хотел, чтобы мы «категорично отказали»! Ты что, не понимаешь, как это выглядит теперь? Ты убил послов мира!

— Нет, я освободил заложника. — Илай присел перед девушкой. — Ты всю жизнь брала пример с самых паршивых людей. Искала авторитет даже в моём отце. Но Датэ?..

— Ты что, считаешь себя лучше него?! — Ями говорила яростно, но тихо, боясь набрать в грудь воздух, потому что, надави остриё на её кожу чуть сильнее, целостность рисунка нарушится. — Кем ты себя возомнил? Героем? Защищаешь этих безмозглых людишек, а мне угрожаешь! Думаешь спасти этот город, хотя не смог спасти даже свою семью?!

— Ну, ты ведь осталась жива.

— Заткнись! Ты тут вообще ни при чём!

Я не собиралась вмешиваться в их личные дела, но мужчина выглядел так, будто собирался согласиться с этим бредом. Эта семья и так причинила ему слишком много боли.

— Ты выжила только благодаря его печати, — сказала я, приближаясь. — Ты бы погибла или была бы обесчещена, если бы Илай не защищал тебя всё это время.

— Защищал? Так, как тебя, что ли? — Она оскалилась. — Это со мной он должен был носиться и убивать всех, кто косо посмотрит! Я была ребёнком, у которого убили родителей и чей дом сожгли! Я скиталась и голодала, но никто не мог дать мне приют. Всё из-за печати! Я всё это время искала способ избавиться от неё, потому что это проклятье, а не спасение!

— И нашла Датэ, — догадалась я. — Но печать он не снял.

— Нет. — Ями улыбнулась. — Он сделал кое-что получше. Он обернул мою никчёмность в пользу. Он научил меня сражаться, превращая проклятье в оружие. Господин подарил мне смысл жизни. Как ты смеешь меня осуждать за то, что я служу ему?

— Осуждать? Нет. — Я посмотрела на императора. — Для этого у нас есть Дитя. Он тебя допросит. — Я повернулась к Илаю, и он кивнул. — Не считай это пыткой, но нам нужно узнать побольше о тебе и о том, что замышляет твой хозяин.

— Я ни за что не предам его! — рявкнула она. — Лучше просто убейте меня!

— Не говори так, Чили. — Я положила ладонь ей на голову, и её глаза шокировано распахнулись. Прикосновение. Оно бы удивило её, даже если бы шло не от Девы. — Ты не должна ничем жертвовать ради этого человека, потому что лучшую из Дев с точно таким же именем, как у тебя, он убил. Позволь мне утешить тебя в память о ней.

Ями смотрела на меня так, что становилось ясно — она приготовила речь полную яда и злости. Но теперь не могла произнести ни слова.

Тогда она перевела взгляд с моего лица на меч, что нависал над ней, догадавшись, как лучше ответить. Она резко выгнулась навстречу лезвию, но Илай убрал его раньше, чем остриё пронзило её сердце. Металл лишь оцарапал кожу, рассекая узор печати.

— Это чтобы ты не думал, что до сих пор меня защищаешь! Теперь я просто у вас в заложниках! И это просто пытка! — выдала Ями, и Дитя обхватило её голову, заставляя смотреть ему в глаза.

К наследнику всегда предъявлялись высокие требования. Прежде всего, он обязан родиться мальчиком.

Ой.

В доме Маяра нельзя было провиниться сильнее, поэтому мать Ями занимала самое низкое положение в семье. Над этой женщиной смеялись даже наложницы. Отец был тоже презираем в своём круге, хотя и родился мужчиной. Анатомически. В его характере было слишком много женского: кроткий, тихий, замкнутый.

Мать и отец… Они были просто примером того, какой ей становиться не следует.

Что же касается образцов для подражания…

Когда Ями было шесть, в доме появилась Руи. За ней спустя пару лет — Илай. Эталоны идеальной женщины и идеального мужчины. Между собой они не ладили, и Ями разрывалась, не зная, кому подражать, чтобы угодить главе.

Маяр любил Руи.

Но Илая он любил сильнее.

Он им восхищался. Слухи, которые о нём ходили, разжигали в Маяре какую-то извращённую мужскую гордость, которая возбуждала его сильнее женской красоты.

— Ты принадлежишь мне! — Маяр даже Руи не говорил этого так часто, как сыну.

Илай был идеальным наследником во всём за исключением первородства, и это единственное преимущество, которое было у Ями перед ним. Неоспоримое, безусловное, самое главное. Остальное — дело практики.

Она следила за ним, подсматривала, подслушивала, ходила по пятам.

Она убивала кошек и щенков и оставляла их у него под дверью.

Она отвешивала пощёчины неприкосновенным женщинам гарема, которых он защищал.

Она настолько преуспела в этом, что Илай в итоге сдался и признал в ней достойного ученика. Он стал её мастером, отчего предвкушать момент, когда он станет её слугой, было ещё приятнее. Однажды мужчина подарил ей золотую заколку, которую она в своих одиноких играх превращала в браслет, обвязывая тесёмкой, или в кулон… или в кольцо.

Маяр и её родители всё чаще твердили о свадьбе, и ей становилось любопытно… Но однажды Илай чуть было не зарезал старика за такие разговоры.

Божественный момент.

Она вдруг поняла: Илай любит её. Не так, как беспомощный отец или вечно напуганная мать. Не так как Маяр Руи или Руи Илая. И уж точно не так, как те, кто хотел на ней жениться. По-настоящему. Благородно. Он готов был нарушать запреты ради неё, даже убить родного отца. Она обязана была поскорее стать его госпожой, чтобы дать ему все права на её защиту.

Ями заискивала перед Маяром с этой целью. Старик должен был поскорее увидеть в ней нечто большее, чем приёмник для спермы. Она следила за порядком в доме и докладывала ему обо всём… И вот однажды ей стало известно о тайне Илая.

Дева в их доме.

Само собой, она поспешила поделиться этой новостью не с матерью или отцом, а с Маяром, который в тот момент демонстративно обижался на сына.

— Не злитесь на Илая! Вы даже не представляете, какой подарок он вам приготовил, чтобы заслужить прощение! Он даже Дитя привёл, чтобы…

— Дитя здесь?! — Старика это уже взбодрило. — Почему мне никто не доложил? Своевольные ублюдки! Кто здесь заслуживает его внимания больше, чем я?

— Дева!

— Что?! Эта потасканная…

— Настоящая Дева! Илай был на Востоке и принёс её в ящике. Он прячет её в своей комнате, дожидаясь подходящего случая, чтобы преподнести вам.

Маяр, как и Ями, рассудил, что, конечно, самому Старцу женщина без надобности. И хотя его тело уже не реагировало на женщин так, как прежде, любопытство привело Маяра в комнату сына. Там было Дитя, да, но его старик даже не заметил. Он пошёл к кровати, игнорируя отшельника до тех пор, пока тот не напал на него.

Так настал час славы Ями.

Противник был одного роста с ней, безоружен, беззащитен, видел основную угрозу в генерале, а не в его внучке, и у неё как раз был приём на такой случай. Оказавшись за спиной отшельника, она накрыла его глаза ладонями и с силой вжала пальцы в веки. Дитя истошно завопило… но уже через секунду захлебнулось криком: Маяр перерезал ему горло. Брызнувшая кровь попала Ями на лицо. Отскочив в сторону, она следила за тем, как судья падает на пол, ползёт к кровати, скользит в собственной крови, протягивает руку к Деве. Рана на его горле стала быстро затягиваться…

— Убей его, — приказал Маяр, бросая ей под ноги кинжал. Он был слишком занят, чтобы сделать это сам.

И Ями подчинилась. Потому что не могла не подчиниться. Она слишком долго ждала момента доказать ему… услужить… стать достойной…

Прижав маленького гостя к полу, она не целясь ударила в хрупкое тело. А потом снова и снова, пока Дитя не перестало брыкаться. Его драгоценное облачение было истерзано и перекрашено.

Страх обрушился на неё, только когда Ями вышла из комнаты. Лишь столкнувшись в коридоре с Илаем, она поняла, что ей придётся отвечать за содеянное, и, прежде всего, перед ним самим. Она никогда не видела мастера таким взбешённым. Таким… напуганным. Его безумный взгляд дал ей понять: он никому не собирался делать подарки. Никогда больше. Он принёс Деву не для отца. Для себя. Он сходил по ней с ума, хотел защищать её, быть только её слугой. Он любил её больше кого-либо, мечтал жениться на ней и делать с ней все те пошлости, которые делал сейчас Маяр.

Ужас и обида стёрли послевкусие торжества. Вонь убийства стала нестерпимой, и Ями стошнило, когда она выбежала из дома. Её тут же окружили люди, теребя, и она закричала, подчиняясь порыву, который она предпочла называть инстинктом самосохранения.

— Он убил их всех! Это Илай! Илай сделал это!

Охрана рванула в дом, а Ями сбежала из него, как и всегда, когда дело пахло жареным. Но в этот раз им запахло буквально: когда она вернулась, дом уже догорел, а внутри пожарища копошились мародёры. Головы членов её семьи были насажены на пики ворот. Она с трудом нашла ту, на которой было написано «Наследник». То, к чему она так стремилась, ради чего готова была пожертвовать всем, было не просто жестоко уничтожено — опозорено и выставлено напоказ.

Илай сделал это.

В тот момент ей хотелось убить каждое живое существо. Ями мстила всем, кто попадался ей на глаза: от насекомых до людей. Клеймо способствовало этому. В том, что оно защищает её и причиняет боль всем остальным, было что-то от божественной справедливости. Но иногда на поверхность, над чувством собственного превосходства, поднималось нестерпимое одиночество. Даже если она прибивалась к какой-нибудь банде, то никогда не задерживалась там надолго, потому что быстро привязывалась. Трепет, который всё чаще возникал в её взрослеющем теле, нарушал её планы, будоражил худшие воспоминания. Разочаровываясь в себе, она становилась всё более жестокой, пока в итоге убийство не вошло в привычку. В этом уже не было никакого глубинного смысла, просто способ решать проблемы. Она никогда бы не подумала, что однажды столкнётся с кем-то, кто возвёл убийство на совершенно иной уровень.

К моменту, когда Ями встретилась с Датэ, о нём уже знали все. Она не собиралась знакомиться с ним лично, только увидеть, на что способен сильнейший отшельник. Поговаривали, что он сжигает целые города, чтобы достойно почтить память своих павших солдат. Но почему-то от него самого никогда не пахло дымом. Наоборот, чем-то сладким… как будто цветочным.

Она добилась аудиенции с ним случайно. Когда попыталась его ограбить.

Она пошла на это не из жадности. Нет, это было чем-то принципиальным. Ями пробралась в его лагерь ночью и была схвачена его солдатами. Её бы убили, если бы она не применила свой знаменитый "жгучий захват".

— Именно так и должно ощущаться женское прикосновение для Калеки! С точки зрения ваших заветов, я — самая праведная из женщин! — выдала она, чем и отсрочила свою смерть.

Решать её судьбу предоставили главе. Мужчина, которого она «прижгла», докладывал о ней, плача. Наверное, довести отшельника до такого состояния не смог бы даже матёрый боец, поэтому Датэ решил на неё посмотреть. Но, честно, слёзы мазохиста — ничто по сравнению с внешностью их предводителя. Вот что удивляло по-настоящему.

Взглянув на него, Ями поняла, что первый из Калек — самый красивый мужчина на свете. Даже шрамы не могли это оспорить. Девичий трепет, который изредка в ней просыпался, при первом же взгляде на него расцвёл… нет, разгорелся. Возле сердца стало нестерпимо жарко. Возможно, именно так чувствовали себя те, к кому она прикасалась — не физическая, но такая очевидная боль.

— Выйдите. — Его голос оказался даже лучше его внешности.

Когда солдаты оставили их наедине, колени Ями ослабели, и она осела на землю.

— Ты не из местных. Что тебе тут понадобилось? — спросил он, присаживаясь перед ней, будто милосердное божество.

— Я хочу… — Ей пришлось сосредоточиться, чтобы не выдать всю правду о своих желаниях. — Хочу присоединиться к вам.

— Женщина в армии Калек? Ты же это не всерьёз.

Это не было категоричным отказом, хотя даже отказ, оскорбление, ругательство приобрели бы совершенно противоположные значения в его устах.

— Я могу быть полезна! Буду делать, что угодно! И я не поврежу дисциплине! — Ями умоляла его натуральным образом, не веря, что ещё несколько минут назад собиралась обчистить. — Из-за печати никто не прикоснётся ко мне и я… — Она решила, что ему нужно знать об этом: — Я девственница.

— Что за печать?

Датэ заинтересовался, и Ями сделала всё, чтобы его внимание удержать.

— Это клеймо, которое даже скоту бы не поставили, не то что беззащитному ребёнку, своему верному ученику. Это сделал ужасный человек, неисправимый отступник… Меня собирались выдать замуж, а он не мог с этим смириться, поэтому надругался надо мной так, как мог. Мне тогда было всего девять. Он оставил на мне свой знак, и с тех пор я чувствую его прикосновения всегда. Только его и никакие больше.

А что? Люди любили подобные истории. К тому же, это было ложью лишь частично. Илай был отступником, а Ями, в самом деле, собирались выдать замуж вопреки его воли.

— Вот как… Покажи мне.

Взявшись за пуговицы на рубашке, она неловко расстегнула их и впервые открыла себя мужскому взгляду. Не одну только печать, а своё тело, надеясь, что Калеку это зрелище взволнует сильнее.

— Неплохо. — Он улыбнулся, в самом деле любуясь, и Ями закусила губу. — Его работу ни с какой другой не спутаешь.

— Ч-что?

— Я уже встречался с твоим учителем. Видел его печати. Оказывается, есть ещё одна женщина, которую он удостоил своей заботы. — Датэ мрачно рассмеялся. — Кто ты ему? Может, он тебя чему-то и учил, но точно не высшему мастерству, так что не называй себя его ученицей.

— Он брат моего отца. Мой дядя.

— Так это у вас семейное — красть у меня?

— Красть? Я не собиралась…

— Он украл у меня кое-что очень ценное. — Улыбка пропала с его лица. — Если я предложу ему тебя в обмен на Деву, он согласится её вернуть?

— Не… Нет! — вскричала Ями. — Ему на меня плевать! Он вырезал полдома, когда нам стало известно о ней! Он предал нас! Он ненавидел семью, а меня — больше остальных, потому что я забрала его титул наследника! И это клеймо он поставил нарочно, чтобы я страдала всю оставшуюся жизнь! Какую бы сильную боль люди ни испытывали, прикасаясь ко мне, мне всё равно больнее! Они сравнивают меня со жгучим перцем, даже не подозревая, что я сама горю заживо!

Сейчас особенно.

— Забавно. — Датэ снова рассмеялся. Но иначе, мягче.

— Если вы не хотите брать меня к себе, — проговорила Ями, — то, пожалуйста, избавьте меня от этой печати. Я знаю, вы можете. Докажите, что вы сильнее него. Превзойдите его. Накажите через меня. Используйте…

Она подалась вперёд, но была остановлена его взглядом.

— Я не прикасаюсь к женщинам, — напомнил Калека, и это был приговор. Который он тут же сменил на помилование. — Но другое своё правило я готов нарушить.

— Д-да?

— Я уже давно решил, что убью Старца, но теперь понимаю, что без тебя в этом было бы не так много смысла, — рассудил он. — Предательство прощать нельзя. Я на стороне всех обманутых и отвергнутых, так что нам по пути.

— Спа… спасибо! Благодарю, господин! Вы не пожалеете! — Она кланялась и ползала перед ним, шепча: — Мой щедрый, милостивый, благородный повелитель.

— Именно поэтому, если ты ещё раз солжёшь мне хоть в чём-то, я тебя убью, — добавил он, указав на свои глаза. — Я чувствую, когда меня пытаются дурачить. Я могу заставить тебя говорить правду, но тогда из этой правды исчезнет кое-что более ценное. Верность.

— Я буду хранить вам верность! — поклялась Ями. — Я буду самой верной!

И держать слово оказалось так просто. Всё это время она занималась тем же самым, даже не зная о Датэ, вдали от него. Была невинной, как Дева, и безжалостной, как Калека. Ями даже не представляла, что блюсти этот взаимный целибат может быть настолько приятно, намного лучше самого соития, она была уверена. Даже не прикасаясь к Датэ, она сближалась с ним, когда участвовала в расправах от его имени.

Она представляла, какой восторг испытает, когда они доберутся до Илая. Потому что желание его прикончить объединяло их сильнее, чем иных любовников страсть. Это было чем-то намного более личным и для неё, и для Датэ, но он вёл себя сдержано, как и подобает Калеке, тогда как Ями спешила загнать добычу.

Однажды, поощряя её рвение, он отправил её вперёд своих войск, в город, где почувствовал присутствие желанной добычи. Ями проникла за стены без труда из-за необычайного оживления, царящего там в тот день. Столько народу… Она не надеялась встретить Илая среди них. Не знала где искать. В тюрьме? Среди подзаборных бродяг? В кабаке? Может, он всё-таки спился? От такого отступника можно было ожидать чего угодно.

Но уж точно не того, что он будет возглавлять чинную процессию вместе с императором и Ясноликой госпожой, на которую променял свою истинную госпожу. И Ями пришлось признать, что десятилетний отпуск пошёл ему на пользу. Неулыбчивый и просто одетый, Илай выглядел даже лучше своих наряженных союзников. Настоящий герой, окончательно отринувший своё прошлое.

Желая ему о нём напомнить, Ями толкнула женщину с ребёнком на его меч, когда он появился перед ними. Перед ней.

Но, как и всегда до этого, он отступил в последний момент. Его жестокости хватало лишь на угрозы, если дело касалось слабаков. И речь сейчас не о толпе, а о самой Ями. Он давал понять, что не собирался сражаться с ней, но и извиняться тоже. Не захотел даже удивиться просто ради приличия.

Он повернулся к ней спиной, унося Деву. Снова, но теперь демонстративно, под восторженные возгласы, давая прочувствовать момент предательства. Ями уже не терпелось рассказать об этом Датэ, возможно, тогда он тоже захочет поспешить. Он обязан как можно скорее показать Старцу последствия, от которых он сбежал десять лет назад, когда её дом сожгли. А теперь… теперь он должен сжечь весь этот насмехающийся над ними, поощряющий предательство, город.

Руки Дитя сползли с головы Ями на её шею, и оно навалилось на неё всем телом, компенсируя недостаток силы весом. Не так давно осудив Илая за то, что он жестоко расправился с послами, император теперь собирался добить последнего сам.

— Успокойся. — Илай отцепил его от Ями, когда она захрипела.

— Она… она убила одного из нас! Убила Дитя! — Императора трясло. — Участвовала в расправах над людьми, пытала их, сжигала заживо! И ей это нравилось! Она и сейчас думает об этом! Я ещё не встречал настолько гнусного человека.

— Ты скоро встретишься с целой толпой точно таких же, — напомнил Старец.

— Я должен казнить её. Должен. Понимаешь? Я поклялся убить Датэ, хотя моя сущность этому сопротивляется, но сейчас всё во мне требует задушить эту тварь!

— Она — моя семья.

— Вот именно! Возьми на себя ответственность! Ты должен был сам её прикончить, но не смог и никогда не сможешь, поэтому просто не мешай мне!

У Его Величества был шок. Я обняла его, мягко отстраняя от девушки. Похоже, в моём утешении больше нуждался именно этот ребёнок, пусть Ями выглядела не лучше.

Она смотрела в потолок, а слёзы стекали по её вискам, однако это не было знаком раскаянья. Жалостью к себе, скорее. Страхом. Столько раз избежав смерти, она не могла поверить, что всё закончится так.

— Илай, спаси меня. Дай мне уйти, — зашептала она. — Если отпустишь, он сжалится над вами. Да, он не станет на вас нападать, я уговорю его. Хозяин ценит меня. Он… он меня любит.

— Датэ не может никого любить, — возразила я тихо. — У него нет сердца. Он использует тебя, чтобы задеть за живое людей, которым твоя судьба действительно небезразлична.

— Не тебе рассуждать о любви! Что Дева вообще об этом может знать? — вскричала она. — Во всех этих расправах, в которых вы обвиняете меня, на самом деле виновата ты! Это у тебя нет сердца!

Возможно. Возможно, печать, которую поставил Датэ, именно это и символизирует. Но даже она не могла сдержать боль, которую я чувствовала, смотря на Илая. Дитя опять приказывало ему казнить человека, которого он считал своей семьёй. Он убивал и за меньшее. Он убил своего отца. Но с Ями он так поступить не мог, потому что не чувствовал в ней угрозы, не держал на неё зла, не мог назвать её своим врагом.

— Ты понятия не имеешь, почему Датэ позволил тебе присоединиться к нему, — проговорил Старец. — О тебе в тот момент он меньше всего думал. На твою силу и верность ему плевать. Это просто блажь.

— Даже не пытайся! — прошипела Ями. — Думаешь, я отрекусь от него, просто встретив тебя и вспомнив былое? Никогда! Даже просто потому, что его гнев пугает меня сильнее смерти. Ты понятия не имеешь, что он делает с предателями. Но совсем скоро узнаешь, когда он доберётся…

Илай накрыл ей рот рукой.

— Я запру её, — сказал он, но Дитя возразило:

— Нет уж. Ты — заинтересованное лицо, так что это я запру её. — Встав, император подал жест Жемчужинам. — А ты даже не вздумай к ней приближаться! Если я узнаю, что ты нарушил приказ, сочту тебя сообщником Датэ!

Допрос впечатлил императора сильнее, чем нам всем показалось. Он слишком давно не допрашивал преступников с помощью своих техник, поэтому теперь был так подозрителен и встревожен.

— Приказ? — переспросил Илай. — Не строй из себя моего господина, я тебе не подчиняюсь.

— Значит, ты всё-таки сообщник Датэ?

— Перестаньте, — попросила я. — Вы оба — сообщники Датэ, потому что, ссорясь, идёте у него на поводу. — Я перевела взгляд с Дитя на Старца. — Если ищите врага — подождите немного. Он придёт сегодня.