Алик учился в одном классе с Гогой, Шуркой и Славкой и даже жил с ними в одном переулке, но домой из школы всегда возвращался один, потому что они его презирали. Во-первых, за то, что он сочиняет стихи в толстую тетрадку, во-вторых, за то, что мама называет его Котя.
Алик шел, помахивая портфелем, и грустно смотрел на реку. Он возвращался домой из школы берегом, потому что догадывался, что Бавыкин и компания сидят где-нибудь на берегу, и хотел хоть после школы присоединиться к ним. Может, они его не прогонят, если нечаянно наткнуться на них.
Река разлилась широко. Она уже поглотила на одну треть четырехногие столбы высоковольтной передачи, шагающие с левого берега на правый, и добралась до некоторых домиков. На незатопляемом Бархатном бугре заманчиво дымились обсохшие выпуклые лысинки. Кое-где пробивалась редкая трава.
Гога, Шурка и Славка сидели на куче портфелей и бросали камни в воду – кто дальше кинет. Алик их сразу увидел, когда взобрался на бугор. И мальчишки его увидели.
– Гля, Котя пришел! – крикнул Гога.
Алик задумчиво глядел вдаль и мечтательно помахивал портфелем. Он ждал, что кто-нибудь из них сейчас крикнет: «Котя, иди сюда!» Но вместо этого над его головой просвистел камень, метко пущенный Славкой.
– Эй, Котя!
Не замечать камни было уже нельзя.
– Что?
– Куда идешь?
– Гуляю.
– Стой на месте! – сказал Шурка. – Ты перешел границу нашего бугра.
– Подожди, – повернулся Гога. – Котя, что про нас говорила Уф Фимовна?
– Ничего. Сказала, что она за вас возьмется.
– Уф, возьмется, уф, вызовет родителей в школу, – засмеялся Славка.
Алик тоже заискивающе засмеялся и робко двинулся к мальчишкам, но не успел он и двух шагов сделать, как его остановил окрик Шурки:
– Стой, куда идешь! Секир башка хочешь?
– Он маменькин сыночек, – засмеялся Славка, и заячья губа его ехидно полезла вверх, – он манной кашки хочет.
Алик круто повернулся. Он понял, что зря надеялся на то, что его позовут к себе Бавыкин и компания. Он лучше пойдет домой и будет читать книжку. Но уйти домой ему тоже не разрешили.
– Стой!
Алик не послушался и сделал несколько шагов. Вокруг него засвистели камни. Шурка догнал Алика и очертил острым куском черепицы вокруг него линию.
– Не переступать через черту, – пригрозил он. – Ты арестован. Если переступишь, смотри…
Мальчишкам понравилось играть в арестованного Алика. Они насобирали кучу камней и разлеглись на обсохшей земле около портфелей.
– Я буду загорать, – сообщил Гога.
Положив голову на портфель, закутался поплотнее в пальто, зажмурился и подставил солнцу вздернутый веснушчатый нос.
– Я буду читать, – сказал Шурка.
Он сел, скрестив по-турецки ноги, положил на колени толстую книгу и покосился на Алика. Тот терпеливо стоял в центре очерченного круга.
– А я тоже буду загорать, – не сумев ничего придумать, собезьянничал Славка.
Но загорать ему через две минуты надоело. Он достал из кармана увеличилку, подполз к Шурке и, собрав яркое весеннее солнце в тоненький ехидный лучик, принялся прожигать в чужом ботинке дырку. И уже заструилась бледная струйка дыма, как вдруг кто-то загородил солнце.
Сначала Славка подумал, что это Алик нарушил запрет и перешагнул черту. «Ты что, стеклянный?» – хотел он спросить у него, но, когда обернулся, увидел сутуловатого парня лет пятнадцати-шестнадцати, без пальто, без шапки, который мрачно разглядывал мальчишек.
– Привет! – сквозь зубы процедил он.
– Здравствуйте, – испуганно кивнул головой Славка.
Гога открыл глаза и сел. И первое, что он увидел, – это была вкрадчивая рука парня, которая тянулась к Шурке, за книжкой. На руке синими крапинками было написано: ЛЕШКА. Славка испуганно сунул в рукав пальто свою редкостную увеличилку. Шурка прижал книгу к груди. Но Лешка молча ухватил ее за край и дернул к себе. Посмотрел название: «Сварожье племя». Послюнявил палец, перебросил, не читая, несколько страниц, спросил:
– Интересная?
– Интересная. Про набеги, про князей.
– Дай почитать.
Шурка сник:
– Не могу – это библиотечная. Из школьной библиотеки.
Лешка вернул книгу.
– В каком классе? – отрывисто спросил он.
– Что?
– Учишься.
– Я?..
– Ну, ты.
– В пятом «В».
– А они?
– Тоже.
Лешка видел, как Славка прятал в рукав увеличительное стекло. Ему было приятно, что мальчишки испугались его. Усмехнулся, подошел к самой воде, столкнул носком ботинка вниз ноздреватый камень. Усмешка исказила его болезненное лицо. Узкогубый рот словно бы свело судорогой. Он не сразу его разжал, чтобы спросить:
– Вода… Холодная вода?
– Холодная, – ответил Гога.
– Ужас какая холодная, – добавил Славка.
Шурка промолчал. Он со страхом смотрел, как Лешка расстегивал пуговицы. Дернувшись плечом в сторону, Лешка вылез из пиджака и бросил его Гоге.
– Держи! И ты держи, и ты!
Мальчишки растерянно ловили одежду. У Шурки в руках оказались штаны, у Гоги – пиджак и майка, у Славки – ботинок. Они держали, не решаясь все это положить на землю.
– Купаться будете? – спросил Гога.
– Окунуться хочу разок.
– Простудитесь, – рассудительно заметил Шурка.
– Заткнись! – скорчившись над вторым ботинком, процедил Лешка.
Шнурок не хотел развязываться. Лешка рванул его и отбросил в сторону. Подул с левого берега ветер и взъерошил кожу на спине. Лешка передернул лопатками. Тело у него было худое, костлявое. Острые плечи подпирали белые, оттопыренные уши. Перед тем как броситься в воду, оглянулся, помахал мальчишкам рукой.
– Утонет, – прошептал Славка.
Мальчишки, как по команде, шагнули к воде. Шурка обеими руками прижал к груди Лешкины штаны, Гога медленно опустил на землю пиджак и майку. Славка зачем-то поднял и второй ботинок и держал оба в руках.
Лешка, ослепленный ледяными брызгами, бил изо всех сил по воде руками. Быстрое, острое течение с льдинками кололо под сердце, под ребра, в спину. Лешку отнесло к крутому глинистому берегу. Из воды он вылезал на четвереньках, по-обезьяньи цепляясь онемевшими руками и ногами за землю. Шурка спустился к нему и протянул штаны. Одевшись, Лешка прилег на теплых бугорках рядом с мальчишками. Его трясло.
Алик давно бы мог убежать, но не убегал. Стоял и смотрел. Он даже забыл про свой круг. Неожиданно Лешка взглянул в его сторону…
– А это кто там торчит? – напрягая подбородок, чтобы не лязгать зубами, спросил он.
– Маменькин сынок, – махнул Гога.
– Эй ты, Котя! – крикнул Славка. – Уйди с нашего бугра, а то сейчас получишь.
– Ну, кому говорят? – поднялся с камнем Шурка и сделал вид, что собирается бросить камень.
Алик шарахнулся в сторону и, не оглядываясь, побежал по берегу. Гога, Шурка и Славка торжествующе засмеялись.
– А вы не маменькины? – спросил Лешка.
– Мы нет, – смутился Гога.
– Мы – Бавыкин и компания, – хвастливо заявил Славка.
– Кто Бавыкин?..
– Он Бавыкин, а мы с Шуркой компания.
Лешка лежал на Земле, опершись на локоть, и наслаждался теплом и восхищением, которое светилось в глазах мальчишек. Ему нравилось, что они видели в нем героя. Порывшись в кармане пиджака, он достал пачку сигарет:
– Закурим?
Мальчишки растерялись.
– Мы не курим, – объяснил Шурка.
– Научу. Это нетрудно. Ты, Заячья губа, держи.
Славка взял сигарету и начал разминать, как делал отец.
– Мне не надо, – отодвинулся Шурка.
Гога молча, с чувством собственного достоинства взял сигарету и похлопал себя по карманам, словно искал спички.
– Сейчас дам запалить, – сказал Лешка.
Две спички сломались, потому что у него дрожали руки, третью задул ветер. От четвертой он сначала сам прикурил, потом дал прикурить Славке Заячьей губе. Славка закашлялся, рассмешил Лешку.
– Эх ты, Заяц. Смотри, как надо…
Он затянулся и медленно выпустил дым через ноздри. Его оттопыренные уши по-мальчишески выражали удовольствие от удавшегося фокуса. Продемонстрировав это несколько раз, Лешка спросил:
– Вы где живете?
– Мы? – переспросил Шурка. – В Речном переулке.
– Все?
– Ага… А вы?..
– А я около Успенской церкви.
Немножко в стороне от школы, возвышаясь над домами, играла на солнце золоченая маковка Успенской церкви.
– Там? – показал рукой Гога.
– Там.
– Мы в прошлом году носили туда щеглов. Наловим и несем туда по тридцать копеек штука. Старушки выпускают их. Покупают и выпускают. Это считается праздник такой.
– Благовещенье, – сказал Лешка.