Цветы зла. Безумная ботаника. 1894-1911

Иероним Ясинский Мертвые цветы[17]

Шла старуха по Большому проспекту на Петербургской стороне. Она была отвратительно одета: юбка утратила свой первоначальный цвет и вся была в лохмотьях, на плечах болтался большой, тоже грязный, некогда серый, бахромчатый платок, и на сморщенном лице, с странной отчетливостью напоминавшем собою печеное яблоко, просительно бегали слезящиеся мышиные глазки.

Эта старуха была воплощением бедности, нужды и отчаяния, тупости и бессмысленного испуга.

Страшно было видеть на тусклой и мокрой панели приближение этого существа, мучительно похожего на женщину и всем своим видом кричащего, что оно хочет есть, пить и греться в тепле и уюте.

Я опустил руку в карман и стал искать мелочи. Деньги — единственное средство, при помощи которого мы, живущие в холе и довольстве и не очень задумывающиеся над завтрашним днем, отбиваемся от злых призраков, встречающихся постоянно на нашем пути.

Ужаснее всего было, что жалкая и страшная колдунья в протянутой руке, костлявой, неумытой, черно-желтой руке, как в птичьей лапе, держала два цветка — резеду и красную гвоздику — и, когда увидела меня, прямо направила на меня оба цветка.

Не сгибая колен и склонив сухой стан в неопрятном платке, несчастная, раздавленная, отвратительная старуха поднесла мне свои грошовые цветы и сказала:

— Я не прошу милостыни... Вижу, вы добрый господин, и не обидите меня... Купите у меня цветы... что дадите... я всем буду довольна... ради Бога, купите у меня два цветка!

Я дал старухе двадцать копеек и взял цветы.

Было холодное утро. Легкий туман колыхался над улицей. Пустынны были панели. Я разминулся со старухой. И от цветов, которые я купил у нее, какая-то легкая теплота распространилась в моей ладони. Не знаю, почему я не бросил цветы на мостовую. Мне казалось неловким бросить их. Старуха могла увидеть и взглядом упрекнуть меня за презрение к ее цветам; потом цветы остались в моей руке машинально.

Я вернулся домой и поставил их в вазочку. Они уж начинали увядать и ожили от воды; и мучнистый аромат распространился от них в комнате. Ярко пахла резеда, и в тон ей вторила гвоздика. Это был дуэт запахов.

В этот день холерная эпидемия в Петербурге достигла особенно высоких цифр. Кажется, она никогда не достигала такой высоты ни раньше, ни после. Был кульминационный пункт холеры.

Я сидел у письменного стола, думал о холере и представлял себе панику в тех квартирах или домах, где она появляется. Сам я был далек от страха холеры. Но меня стала беспокоить легкая боль в голове. Кабинет мой в нижнем этаже и выходит окнами на север. В пасмурную погоду темно в моем кабинете. Я зажег электричество и хотел заниматься, Но веки мои отяжелели. Я проработал перед тем всю ночь, и немудрено, что я заснул.

Мне снилась церковь с низким куполом и с пестрыми крестами вместо окон. Стекла светились зеленым и красным огнем, а посреди церкви на катафалке стоял гроб, и в нем лежала молодая женщина с бледным, как воск, лицом и с восковыми на груди руками. К подножию катафалка прислонен был венок из резеды и красных гвоздик. Никого не было в церкви, кроме покойницы. И было ужасно тоскливо и душно. Но вот пришла, не сгибая коленей, в грязном платке и, склонив стан, с протянутой вперед костлявой, черножелтой рукой сморщенная старуха, и стала подкрадываться к венку и так вцепилась в него, и с такой алчностью стала теребить его и вырывать из него резеду и красную гвоздику, что меня обвеяло всего смертельным ужасом, и я с криком проснулся.

Странный был сон и тяжелый. И спал-то я всего пять минут. Глаза мои встретили, прежде всего, два цветка, необыкновенно ожившие за это время: резеда надулась, окрепла, стала сочнее, а гвоздика распрямила свои лепестки и подняла их кверху. Мучнистый аромат не давал покоя.

Я поскорей выбросил цветы на кухню и опять вышел на улицу. И опять встретил я ту же старуху, продававшую два цветка.

— Не прошу милостыни, — начала было она, но узнала меня, и только благодарно поклонилась, а я перешел на другую сторону.

Я догадался. Не утверждаю наверное, но мне кажется, что нищая старуха — профессиональная посетительница и участница похоронных процессий. Венки живых цветов, возлагаемые на гробы покойников, были ее законной добычей. А может быть, несколько таких же страшных старух делят между собою и рвут на части надгробные венки.

Нищая жизнь, чтобы окончательно не погаснуть, цепляется за смерть.