Цыпленок на полотенце

6 Второй курс. Мальчики

— В детстве я не нравилась мальчикам, — рассказывает Аня. — И в старших классах школы, и на первом курсе тоже.

— Верится с трудом, — говорит Костя.

— К восемнадцати годам я ни разу не целовалась. Представляешь?

— Не представляю.

— Те мальчики, что мне нравились, не обращали на меня внимания. Только один раз, в пятнадцать лет, я дружила с мальчиком, которым была сильно увлечена. Мы встречались почти каждый день, гуляли, несколько раз он брал меня за руку. Но потом предпочел мне другую девочку.

— Долго вы дружили?

— Три месяца.

— И за это время умудрились ни разу не поцеловаться?

— Ага. Я всё ждала, когда он меня поцелует. А он так и не сделал этого.

— Наверное, не решился.

— Да, сейчас я понимаю, что не решился. А тогда не понимала. Думала, он просто не хочет.

— Что же ты его сама не поцеловала?

— Это мне даже в голову не приходило, — Аня смеется. — Я была убеждена, что инициативу всегда и во всем должен проявлять мужчина. К тому же, с моей тогдашней самооценкой… Говорю же, я думала, что он просто не хочет ко мне прикасаться.

— И когда же ты поцеловалась в первый раз?

— В восемнадцать лет, в начале второго курса.

— Расскажешь?

— Ага. Я пришла с подружкой — Анжела ее звали — на дискотеку. Вышла из зала покурить, возвращаюсь — Анжелки нет. Я ее пошла искать по всему залу. Пока искала, увидела очень симпатичного парня и залюбовалась им. Он, наверное, почувствовал мой взгляд, обернулся. Сначала я испугалась — я такая некрасивая, а вдруг он почувствует отвращение? Хотела отвернуться, — раньше всегда отворачивалась. А в этот раз подумала — чего мне бояться, все равно вижу его в первый и последний раз в жизни, буду делать то, что хочу! — и внаглую продолжила смотреть ему в глаза. Смотрела секунд 10 или 15, просто потому, что он мне нравился, и мне было приятно на него смотреть. Потом все-таки испугалась, отвернулась. Прошла еще шагов пять и наткнулась на Анжелку — был быстрый танец, какой-то парень пригласил ее в свой круг, потому она и переместилась. Я присоединилась к кругу. А потом начался медленный танец и тот, на которого я перед этим смотрела, вдруг подошел и пригласил меня. После этого позвал в свой круг, потом приглашал на все медленные танцы. А после дискотеки предложил покурить вместе на общежитской кухне. Вот там всё и произошло.

— Что произошло? Секс на столе?

— Да ты с ума сошел, какой секс! Поцеловал он меня на кухне.

— А как же секс?

— Издеваешься?

— Издеваюсь. К сексу ты в то время была ещё не готова, понимаю.

— Нет, он продолжает издеваться! Я тебя сейчас побью.

— Ой, не надо меня бить! — Костя смеется. — Да всё я понимаю. Давай, рассказывай дальше.

— Дальше… — Аня задумывается. — Ты знаешь, главным событием того вечера для меня был даже не первый в жизни поцелуй. Главное, я обнаружила, что на мужчин очень сильно действует взгляд в глаза. Даже если смотреть без всякого выражения — просто с любопытством…

— Муж, дом, дети, — говорила мама Ане, приехавшей на летние каникулы перед вторым курсом. — Это должно быть для тебя самым главным в жизни.

— Да, да, — кивала Аня с невинным видом. — Разумеется. Обязательно.

«Муж, дом, дети, — мысленно повторяла Аня. — Главные женские ценности. Разумеется».

— Мужчины должны добиваться тебя, дарить цветы, признаваться в любви, — учила мама. — А ты веди себя так, будто тебе всё равно. Будь королевой, равнодушной и неприступной. Я всегда так делала. И все подружки мне завидовали! Мужчина осыпает меня цветами и комплиментами, а я не обращаю внимания. И ты должна делать так же.

«С чего это я должна делать так же?»

— Я никогда в жизни не влюблялась, — рассказывала мама. — Некоторые мне нравились, да. Но чтобы такая любовь, как в кино показывают, — ни разу. Ты такая же, как я, у тебя будет так же.

«Да? Мама, ты уверена?»

— Будь настоящей женщиной! — требовала мама. — Никогда ни за кем не бегай! Не унижайся! Пусть они за тобой бегают! Будь Женщиной с большой буквы!

«Никогда ни за кем не бегать? Хм… Никогда и ни за кем… Ну, это мы еще посмотрим».

Но пока не время об этом думать. Сейчас нужно выдержать летние каникулы, постараться с наименьшими последствиями перенести скандалы, которые случаются почти ежедневно, дожить до сентября. Ничего не чувствовать, ни о чем серьезном не думать, перейти в состояние кокона — так легче. Сначала — выдержать лето. Со всем остальным Аня разберется потом. Позже, позже…

18 лет, осень второго курса. Пора.

Быть настоящей женщиной, Женщиной с большой буквы… Аня прислушивается к своим тайным желаниям. Хочет ли она быть королевой, принцессой, объектом поклонения и восхищения? Хочет ли, чтоб ее считали холодной, прекрасной, неприступной и совершали подвиги, чтоб добиться ее руки? Хочет красивых слов и изысканных комплиментов?

Аня прислушивается — и не находит в себе никакого отклика. Ищет, изо всех сил ищет — но ведь должны же быть в ней такие желания, должны, они у всех женщин есть, и у нее должны быть! — ищет — и не находит.

Нет, мальчики ей очень нужны, очень, более того, они совершенно необходимы. Но, кажется, совсем не для тех целей, что нормальным девушкам.

Зачем Ане все эти серенады под луной, посвященные ей стихи и прочие миллионы алых роз? Скучно ведь, какая-то дурацкая потеря времени на полную ерунду, стоишь и пялишься в окно, благосклонно киваешь, изображаешь улыбку, и абсолютно непонятно, на фига это нужно…

«Чего же я хочу?! Чего я хочу на самом деле, кто живет внутри меня?!»

Аня прислушивается к себе и не верит тому, что слышит. Этого не может быть! Просто не может!

И всё же это факт — в ней живет и требует выхода совершенно мужское стремление. «Хочу быть вожаком стаи. И, как вожаку принадлежат все самки, хочу, чтобы мне принадлежали все мальчики».

Но ведь это же безнравственно, это недостойно девушки! Надо хотеть семьи, домашнего очага. Быть верной и послушной, кроткой и терпеливой — как в фильмах, воспевающих прекрасных жен и матерей. Например, надо ждать мужа годами из военных походов или геологических экспедиций, или уж неизвестно откуда. А по утрам нужно обязательно выходить на опушку леса и смотреть на горизонт светлыми чистыми глазами. И так — из недели в неделю, из месяца в месяц, а то и из года в год…

Жуть. Нет, только не ждать. Если на войну или в походы — то вместе. Не согласен — до свиданья. Скорее уж Аня сама рванет в какой-нибудь сумасшедший рискованный поход, оставив мужа дома по хозяйству. Пусть сам сидит у окошка и выходит на опушку леса, сколько влезет! Еще чего, нашел тут домохозяйку, интересно ей, можно подумать, сидеть и ждать. Нет уж! Аня — не из тех, кто ждет.

Ох… Но ведь женщиной же все-таки надо стать, той самой Женщиной с большой буквы. Надо ведь… Что там еще? Королева в гостиной, страстная любовница в постели и кто-то там на кухне…

Она должна стать женщиной, настоящей женщиной! Она должна победить и в этом соревновании тоже — стать самой-самой, суперженщиной и в гостиной, и в постели, и где угодно. Она должна, надо!!!

Но как быть, если Аня этого совершенно не хочет?

Неделя, две, три…

Три недели борьбы с собой — не многовато ли?

Всё, Ане это надоело. Хватит.

Безнравственно? Неправильно? Не соответствует никаким канонам? Плевать. Я принимаю себя такой, какая я есть.

Я не женщина.

Отныне и навсегда: я — не женщина.

Конец сентября второго курса. Аня уже знает, чего хочет: ходить между «витрин», выбирать самых привлекательных для нее мальчиков, а затем делать так, чтоб они принадлежали ей. Она хочет, и это значит, что так и будет.

Пожалуй, секс ей не нужен, это лишнее. Сейчас, в 18 лет, спать с мужчинами её совершенно не тянет — зачем? А раз она не хочет — она и не станет. Ее желания — главный и единственный закон. Интересы других людей, в том числе, вожделенных мальчиков, ее мало волнуют.

Ане нужен не секс. Ей нужна власть. О, как она ее хочет! Власть над мужской половиной человечества — самой прекрасной половиной человечества.

Она хочет, чтоб любой мужчина — абсолютно любой! — влюбился в нее, если она этого пожелает. Или хотя бы увлекся.

Хотя нет, «влюбился», «увлекся» — слишком эфемерные понятия. Как измерить влюбленность, какой линейкой, каким секундомером? Нет, упростим задачу — Аня хочет, чтоб любой мужчина, которого она выберет, начал испытывать в ее адрес очень сильное желание. В книжках написано, что юноши в семнадцать-двадцать лет крайне заинтересованы в сексе, так что вызвать у них желание, наверное, будет не слишком трудно.

Поскольку спать она ни с кем не собирается, на длительные чувства со стороны юноши она рассчитывать не станет. Аню вполне устроит, если мальчик хотя бы в течение одного вечера будет предпочитать ее всем остальным девушкам.

Важны не сроки, важна, так сказать, широта охвата аудитории. «Я — вожак стаи, и все самки мои». Ключевое слово здесь — «все». Не некоторые, не большинство, а все. Все мальчики до единого. Так, чтоб она могла выбрать любого.

Ане нужно научиться вести себя так, чтобы любой — абсолютно любой! — юноша начал испытывать в ее адрес сильные эмоции, если она этого захочет. Пусть это будет элементарное сексуальное влечение, — ничего страшного. Если каждый, кого она выберет, будет хотеть именно Аню — очень хотеть именно Аню — этого будет вполне достаточно для ощущения власти.

Ей это нужно. А если ей что-то нужно, значит, она это получит.

Сколько она даст себе времени на завоевание мужской половины человечества? Пожалуй, полгода. Да, этого хватит.

Задача поставлена. Отлично.

А теперь — вперед.

«Будь гордой, никогда не подходи к юноше первой. Девушка должна быть скромной», — повторяла мама.

Девушка, может, и должна, Аня не спорит. Кто их знает, этих девушек, какие они, и что они кому должны. В любом случае, к Ане это не имеет отношения.

Сейчас, в 18 лет, она, наконец, начала осознавать, какая она на самом деле. И уже знает, что «женская гордость», «девичья скромность» — это не про нее.

«Никогда не подходи первой! Стой и жди, когда он сам к тебе подойдет», — говорила мама.

Ждут пусть женщины. Ожидание — участь принцесс и королев. Аня ждать не собирается. Она просто возьмет то, что ей нужно — прямо сейчас.

Впрочем, ей совсем не сложно сделать так, чтобы со стороны всё выглядело вполне традиционно. Зачем лишний раз шокировать людей? Это совершенно ни к чему.

Дискотека. Аня идет по залу и выбирает жертву. Легенда у нее такая: Аня пришла сюда с подружкой, пять минут назад вышла в коридор покурить, за это время подружка успела куда-то переместиться (наверное, какой-нибудь мальчик пригласил ее в свой круг), и теперь Аня ищет подружку по всему залу. Вслух легенду произносить не нужно, о ней следует просто помнить, и тогда легенда будет написана у Ани на лбу.

Она идет, оглядывается по сторонам, скользит взглядом по лицам танцующих, и все понимают — вот идет девушка, она кого-то ищет, видимо, подругу, в этом полутемном зале так легко затеряться, обычное дело.

Аня идет по залу и переводит взгляд с одного лица на другое. Одна ее часть — та, что на поверхности — искренне верит в то, что ищет подругу. Вторая — настоящая — ищет жертву.

Этот мальчик ей не нравится, этот тоже, идем дальше. А вот этот ничего. Оставим его как вариант, если ничего лучше не найдем — вернемся. Следующий, следующий, следующий… О! То, что надо! Высокий, очень привлекательный, красиво танцует, широкие плечи свободно расправлены, по плечам рассыпаны длинные волосы (супер!), лицо умное, явно пришел один, без подружки. Отлично. Берем.

Щелк — меняем внутреннее состояние. Теперь работает легенда номер два — длинноволосый юноша якобы похож на ее знакомого, Аня собирается поздороваться, но у нее плохое зрение (про зрение — чистая правда), в зале темно, поэтому, чтоб понять, не обозналась ли она, ей необходимо — ну просто совершенно необходимо, без этого никак! — подойти очень близко и заглянуть парню в лицо.

Теперь — сосредоточиться на легенде и полностью отпустить контроль над лицом и телом. Ведь всё должно выглядеть естественно.

Для того чтобы сыграть максимально правдоподобно, она придумывает несуществующему знакомому, на которого якобы похож этот длинноволосый красавец, имя — пусть его зовут Саша. Заодно создает в воображении образ «Саши» — со спины и в профиль «Саша» очень похож на танцующего парня, разница минимальная; выдумывает обстоятельства знакомства «Саши» с Аней — пускай «Саша» будет поклонником ее соседки по комнате Насти.

А теперь — вперед.

Аня идет к юноше, будучи абсолютно убежденной, что это Саша, друг Насти. Других реальностей не существует, других мыслей тоже. Она идет к Саше, в существование которого уже совершенно искренне поверила. Обходит его так, чтобы встать прямо перед ним — она ведь собирается поздороваться, а с большого расстояния Саша ее не услышит из-за громкой музыки. Аня поднимает голову и смотрит Саше в глаза. Ой, это не Саша!!!

Аня чувствует легкое смущение. Во взгляде юноши читается понимание: «Обозналась?» Аня кивает. И ещё несколько секунд не отводит глаза. Теперь она смотрит просто с любопытством.

Мгновенное переключение — и всё, демонстрация актерского мастерства окончена, больше нет никаких выдуманных «Саш» и прочих посторонних реальностей, они уже не нужны. Теперь есть просто Аня, она здесь и сейчас, целиком, и она больше не скрывает ни от себя, ни от юноши, что он её заинтересовал. Ей нравится на него смотреть, потому что он ей симпатичен, и она смотрит. Без всякого выражения — просто с любопытством.

Взгляд в глаза длится несколько секунд. Эти несколько секунд всё и решают.

Потом Аня отворачивается и отходит. Конечно, не слишком далеко, чтоб, когда начнется медленный танец, юноша смог ее найти.

А потом начинается медленный танец, и юноша идет по залу, оглядываясь по сторонам. Наконец, видит Аню, радостно бросается к ней, останавливается в метре от нее, боясь показаться слишком навязчивым, и нерешительно спрашивает:

— Можно вас?

— Можно, — улыбается Аня.

И кто после этого скажет, что инициативу проявила она? Да никому это в голову не придет. Даже самому юноше.

Примерно через месяц Аня поймет, что устраивать такие сложные спектакли — с театральным перевоплощением, выдумыванием персонажей, имен, биографий и прочего — совсем необязательно. Нужно просто найти повод посмотреть юноше в глаза — любой повод, хоть бы и самый дурацкий. Например: «Он необычно танцует (или „У него странная кепка“, или „Он не похож на завсегдатаев этой дискотеки“). Интересно, как выглядит его лицо?».

Причем все эти легенды-поводы нужны не юноше или окружающим (они и так ничего плохого не подумают — ну, посмотрела и посмотрела). Легенда нужна самой Ане, чтоб чувствовать себя уверенно.

А потом Аня пройдет мимо, обернется и посмотрит юноше в глаза. Без всякого выражения. Просто с любопытством.

Больше от Ани ничего не потребуется. Нужно просто дождаться медленного танца и дать юноше возможность найти Аню в зале. А всё остальное юноша сделает сам.

Октябрь, ноябрь… Еженедельные дискотеки, и каждый раз Аня выбирает себе новую жертву — самого привлекательного мальчика в зале. Не обязательно красавчика — смазливые лица без печати интеллекта ей как раз не нравятся. Она выбирает такого, с кем ей будет приятно танцевать медленные танцы (после первого танца мальчики всегда приглашают Аню и на все остальные), а потом целоваться на общежитской кухне.

От секса она, разумеется, всегда отказывается. Зачем он ей? Ей нужен не секс, ей нужны эти два-три часа вдвоем, в течение которых мальчик купает Аню в лучах своего внимания.

Потом ее провожают до общежития. Иногда на этом всё кончается, и оба расходятся, вполне довольные друг другом, чтоб уже никогда не встретиться. Иногда мальчик доводит Аню до дверей ее комнаты и просит разрешения зайти как-нибудь в гости. Аня разрешает.

Мальчик заходит через несколько дней, потом еще раз через неделю, потом снова — еще через неделю. То есть, особой настойчивости не проявляет. Ну и хорошо. В Анины планы на эту осень не входит завести бурный роман с единственным и неповторимым. Сейчас у нее совсем другие задачи.

И она даже поняла, какие. Поняла не сразу, а примерно к концу октября — началу ноября. Как раз к этому времени она обнаружила, что каждый новый юноша — это минус полкило ее лишнего веса.

Когда мальчик приходит снова — это уже не то. А вот после первого вечера вдвоем у Ани всегда удивительное ощущение праздника. И совершенно не хочется есть.

Но даже избавление от лишнего веса — не главное. Важно другое…

«Мама и папа, вы внушили мне, что я недостойна не только любви, но и элементарной симпатии. 18 лет я прожила с убеждением, что способна вызывать у близких людей только гнев, раздражение и неприязнь. Я всегда считала, что выгляжу отвратительно.

Но если это так, если вы правы, мама и папа, — тогда почему, скажите мне, почему этот замечательный юноша с такой нежностью целует меня и так ласково гладит по голове?

Думаете, потому, что рассчитывает на секс? Нет, он прекрасно знает, что никакого секса не будет. И всё же не отпускает меня и просит: „Не уходи, давай постоим так еще немного“.

Вы скажете: „Тебе повезло с ним, это исключение, а не правило“.

Исключение? Но вот же, каждую субботу у меня новый юноша. И всякий раз это очень привлекательный мальчик, явно не обделенный вниманием девушек. И каждую субботу новый юноша без слов — глазами, руками, губами — дает понять: „Мне доставляет огромное удовольствие прикасаться к тебе, смотреть на тебя, целовать тебя, вдыхать запах твоих волос, не уходи, побудь рядом еще немного“…»

Мальчики посмелее говорят Ане комплименты, которые она тут же забывает, поскольку не придает значения красивым словам — и никогда не будет придавать. Более застенчивые юноши молчат. Но и те, и другие смотрят на Аню так, как она и мечтать не смела. Могла ли она еще полгода назад предположить, что на нее хоть раз в жизни, хоть один мужчина посмотрит таким взглядом?

Да, конечно, она начинала полугодовой поход на завоевание мужской половины человечества, надеясь на победу. Но даже промежуточный результат (и двух месяцев еще не прошло!) превзошел все её ожидания.

Если маленькую девочку не любят родители, то потом, когда она вырастает, ей кажется, что ее не любит весь мир.

В детстве мир состоял из двух людей и не любил Аню. К 18 годам мир стал гораздо больше, но ведь его законы все равно остались прежними, правильно? Пасмурное небо осталось таким же серым, как в детстве, соль осталась такой же соленой, сахар — сладким, кипяток — горячим, после вечера, как и раньше, наступает ночь, после осени — зима. В мире ничего не изменилось, а это значит, что не изменилось и отношение мира к Ане: он не любил ее в детстве, точно так же не любит сейчас, восемнадцатилетнюю, и не будет любить никогда.

Когда Аня училась в школе, мама часто говорила ей:

— Запомни, больше нас с отцом тебя любить никто никогда не будет, мы ведь твои родители, никому ты кроме нас не нужна.

И Аня верила. Хотя бы потому, что о том же говорили учителя в школе: нет ничего сильнее, светлее и чище, чем любовь матери к своему ребенку. Об этом было написано во всех книжках, в том числе в замечательных книжках, самых лучших, это было разлито в воздухе, так считали все, просто все: «Кто угодно может предать, мать — никогда. Мать будет любить до конца жизни, любить своих детей такими, какие они есть, что бы они ни натворили, в чем бы ни провинились. Не бывает любви большей, чем любовь матери к своему ребенку».

Получалось, что никто никогда не будет относиться к Ане лучше, чем ее мама. И Аня этому верила, — ведь не могут быть неправы все сразу, включая великих писателей и философов! Значит, никто никогда не отнесется к ней лучше ее матери. Никто и никогда, и никакой надежды, никакой…

А сейчас, осенью второго курса, вдруг выяснилось, что всё не так. Абсолютно не так! Оказалось, что в мире есть люди, которые любят Аню больше, чем мать. Пусть это длится недолго, всего один вечер (дискотека, кухня, потом дорога до Аниного общежития, куда ее провожают) — но любят, любят, Аня это чувствовала!

Возможно, она принимала за любовь простую симпатию. Пусть так. Но сейчас, осенью второго курса, она действительно получала то, чего не получала никогда раньше. И давала ей это не мама. Давали ей это мальчики.

Пусть всё длилось недолго, но целых два-три часа очередной мальчик окружал Аню чем-то невероятно добрым, абсолютно непривычным, совершенно прекрасным.

Конечно, и у мамы бывали всплески доброты и, наверное, любви к Ане — например, в первые дни каникул, когда дочь приезжала на пару недель после полугодового отсутствия. Три дня Аню любили, потом десять дней обвиняли.

Мальчики не обвиняли. Они просто любили.

За их любовь не надо было платить десятидневными скандалами. Мальчики любили Аню просто так и ничего не требовали взамен. Оказалось, что такое бывает. Такое возможно.

«Никто не будет любить тебя больше, чем твоя мать», — это было отпечатано в голове Ани, как аксиома, это было твердым убеждением Ани — таким же, как то, что соль — соленая, а сахар — сладкий.

Но вот же, Аню любят, и это реальные переживания, Аня чувствует, что ее любят больше, чем ее любила ее мать!

Чему верить? Тому, что говорили родители, наставники, учителя, великие писатели и философы, да все вокруг! — или себе? Чему верить?!!!

Стиснув зубы, закрыв руками лицо, наступив на горло своим комплексам, а заодно и совести — потому что не разобрать, где граница между комплексами и совестью — сдерживая стон, сдерживая хрип, тяжелой подошвой по собственному горлу — вперед.

Верить — только своим реальным переживаниям, своим чувствам. Старых убеждений больше нет. Если они не уничтожены до сих пор, то будут уничтожены в ближайшие месяцы.

Мы больше не доверяем никому и ничему. Мы сами будем решать, что правильно, а что — нет, что хорошо, а что плохо. Мы больше не позволим никому решать это за нас. Хватит. 18 лет позволяли — достаточно. Теперь — хватит.

Теперь мы доверяем только себе.

И никому больше.

Ноябрь второго курса. Ежесубботние походы на дискотеку и рейды по залу в поисках утерянной подруги. Ежесубботние объятия на черной лестнице, каждый раз с новым мальчиком.

Иногда в Ане просыпается совесть. «Ты поступаешь нехорошо, — укоряет Аню внутренний голос. — Со сколькими ты успела перецеловаться за эти два месяца? Юноша должен быть один. Да ведь ты же и сама хочешь любви — сильной взаимной любви, хочешь больше всего на свете. А ведешь себя как Казанова в юбке».

— В джинсах, — поправляет Аня.

— Какая разница?

— Большая. Не в юбке, а в джинсах и черной мужской рубахе на выпуск. И с сигаретой в зубах.

— Причем тут сигарета?

— Притом. Я курю, я ложусь спать под утро, я танцую под тяжелый рок, у меня новая жизнь, у меня война, и, будь любезен, заткнись.

— А как же любовь?

Аня закрывает глаза. Как же любовь, как же любовь, Анечка, ведь это же самая страстная, самая глубокая твоя потребность, ты ведь отдала бы всё на свете ради месяца этого неземного, никогда не испытанного раньше счастья — взаимной любви!

Аня открывает глаза, берет пачку сигарет и идет на черную лестницу.

Любовь подождет. Мальчиков — должно быть — много.

К 19 годам Аня похудеет на двадцать килограмм и впервые в жизни наденет мини-юбку. Мечта ее жизни, казалось, неосуществимая — мини-юбка!

Еще через полгода ее перестанут называть симпатичной. Только красивой.

Позже, спустя много лет, она будет снова толстеть (а потом снова худеть), стричься почти наголо (потому что от густых волос летом жарко), ходить не накрашенной и угрюмой, носить очки и надевать первое, что подвернется под руку, потому что ей плевать, как она выглядит. Но уже никто никогда не назовет ее симпатичной. Только красивой.

О, прекрасные мальчики, самые добрые и любящие, самые замечательные! Аня всю жизнь будет вам благодарна за великую помощь, которую вы ей оказали. И, наверное, она всегда будет считать мужчин самой лучшей, самой доброй половиной человечества…

Тогда же, в девятнадцать лет, Анина однокурсница и подруга скажет:

— Мужчины — не люди, мужчины — существа.

— Ты неправа, — серьезно ответит Аня. — Мужчины — такие же люди, как и женщины, только лучше. Гораздо лучше.

И тогда же, в девятнадцать лет, Аня впервые позволит себе влюбиться. Потому что к этому времени она, наконец, поймет, что есть в мире люди, которым можно доверять, которых можно любить.

Эти люди — мужчины.