Дальше живут драконы

Глава 1

Ночью Иван видел странный сон: будто он волк, поросший густой, чуть бурой зимней шерстью, с рыжеватыми подпалами на брюхе и в пахах. И идет по голому, выстуженному ветрами лесу и тянет его неудержимо к теплу человеческого жилья, сытным запахам съестного, хлевов, овчарен.

И вот перед ним поле, широко раскинувшееся за опушкой леса, а на краю его – заброшенное кладбище, состоящее из множества холмиков, припорошенных колючей, снежной крупой. Нет там деревянных крестов или табличек, на которых написаны имена, нет оград и засохших букетиков цветов, – только плоская, однообразная земля и безличные в своей страшной простоте холмики могил. А над ними – высокая, ясная, морозная голубизна, восполняющая красотой небес скудность убогой земли.

За полем лежала деревушка, и он, сторожко оглядываясь, потрусил к ней, оставляя ровную цепочку следов.

Предчуствие не обмануло – людей в деревне не оказалось. Сиротливо мерзнут заколоченные досками дома, уродливо торчат осколки выбитых стекол да плывет над головой тихий, погребальный звон старого колокола, раскачиваемого ветром на ветхой колоколенке церквушки. И никакого запаха жилья, хлевов, овчарен – только стылая земля…

Проснувшись, Иван долго лежал на верхней полке, чувствуя, как покачивает поезд и мерно стучат колеса на стыках. Лицо было мокрым – неужели он плакал во сне?

Впереди ждет чужой, неизвестный город, и каждый, кто бывал в командировках, знает, как грустно и тоскливо ощущаешь себя в незнакомом месте – не будут тебя встречать на вокзале близкие люди, не знаешь, как решится вопрос с жильем. Но это в командировке плохо, а если тебе предстоит, оставив по воле начальства родное гнездо, переселиться в другой город и работать?..

Новый министр, придя в кабинет, первым делом приказал выкинуть кресло прежнего руководителя ведомства и сел на простой стул. Через день в холлах и коридорах министерства стояло множество разнообразных кресел – нижестоящие начальники тоже пересели на стулья. Бедные, они не знали, что ждет их впереди – отставки, смена должностей, некоторых даже жесткие скамеечки в залах судов. Но, самое главное, они не знали, что для нового министра был специально заказан за рубежом кабинетный гарнитур с новым креслом.

Чехарда со стульями и прочей мебелью и разговоры вокруг этого отступили перед дальнейшими событиями. Специалистов начали разгонять, направляя на периферию. Сменялись и перемещались начальники отделов и других подразделений. Вскоре подошел черед Ивана. Он был вызван в обшитый темными деревянными панелями кабинет, где ему приказали выехать в заштатный курортный городок на должность начальника городского отдела.

Жена поехать с ним отказалась и после бурного объяснения подала на развод, что дало повод одному из новых высокопоставленных руководителей брезгливо заметить:

– Слишком большую должность дали… Он и в семье-то не может наладить порядок…

Мать обещала ждать, надеясь, что ему удастся со временем вернуться. Ведь бывало на ее памяти еще и не такое. Иван простился с друзьями и сел в поезд…

На вокзале его встретил старшина в мятой грязной шинели, помог донести сумки и чемоданы до машины.

– Приказано доставить к начальнику управления, а потом домой поедем. Квартирки еще нет, – негромко вещал старшина, приглядываясь к новому руководителю, – пока в гостинице устроим, а там видно будет. Начальство у нас часто меняется.

– Что так? – глядя на серые дома и громыхающие трамваи, спросил Иван. – Сложно работать? Преступлений много в городе?

– Да какой у нас город, – усмехнулся старшина, – одни санатории, пансионаты и дома отдыха. Переберут, бывает, отдыхающие и подерутся, а так тихо. Тут другое…

О начальнике управления области Иван слышал – прелюбопытная личность – умудрился пережить всех министров, к тому же самый старый генерал, до сего времени не отправленный в отставку.

Генерал встретил «столичную штучку» хитроватой улыбочкой, спрятавшейся в глубоких морщинах. Руки не подал, а только кивнул на кресло у стола – дерзкие глаза Ивана ему сразу не понравились. Перелистывая страницы личного дела, лежавшего перед ним, начальник областного управления поморщился:

– Приехали, стало быть, Иван Николаевич? И сразу в начальники горотдела… А у меня люди таких должностей годами ждут.

– Я к вам не просился, – тихо, но твердо ответил Иван. – И должность, которую я не по своей воле оставил, не в пример выше.

– Начальству виднее, – усмехнувшись, не стал обострять генерал, – они там решения принимают, а нам работать вместе. Как, будем работать?

– Затем и приехал. Вернее прислали.

– Ты учти, – сразу перешел на фамильярный тон начальник управления, – у меня тут не Союз, разгуляться негде и заумные штучки столичного сыщика лучше сразу оставь. Слышишь?

Разговор оставил у Ивана неприятное чувство – как будто он в чем-то провинился. Но в чем?

Городок, в котором теперь предстояло жить и работать, оказался чистеньким, светлым, похожим на расписную игрушку: зеленые сосны, чистейший свежий воздух, серо-синее море, неумолчно шумевшее днем и ночью, маленькие сувенирные магазинчики, оживленная толпа курортников – любителей отдыхать в Прибалтике. Преступность в городке и правда была не шибко угрожающей – время от времени воровали вещички в санаториях, по вечерам дрались в ресторанах, приставали к женщинам, потихоньку спекулировали спиртным – обычная жизнь курортного местечка.

Потекли однообразные будни – днем хлопоты на службе, вечером он возвращался в опостылевший номер гостиницы и садился к телефону: звонил матери, друзьям, знакомым.

Начальник управления, казалось, о нем забыл – только изредка, когда собирали на совещания в областном городе, небрежно кивал при встрече и щурился, поглядывая на Ивана, словно говоря: ну как, обкатали сивку крутые горки?

…Это случилось летом, когда Иван выехал в прилегающий к городку район. Машина тряслась на ухабистой дороге, сквозь зубы ругался водитель, недобрыми словами поминая дорожников, – все привычно и обыденно, пока не проскочили мимо поворота, за которым наминалась приличная трасса.

– Погоди, – попросил шофера Иван, – что это за шоссе?

– Не стоит сворачивать, – неохотно ответил тот.

– Тогда поехали, поглядим, почему не стоит, – приказал новый начальник горотдела милиции. Шофер обреченно вздохнул и лихо развернул машину.

Дорога некоторое время петляла через лес, а потом уткнулась в глухие железные ворота. «Заповедник» – гласила облезлая жестяная вывеска над ними. Рядом стоял похровец.

– Открывай ворота, – вышел из машины Иван.

– А вы кто? – Начальственный тон несколько смутил охранника, и он на всякий случай расправил складки гимнастерки.

– Начальник горотдела милиции майор Купцов.

– Приятно познакомиться, – усмехнулся вохровец, – но вам, товарищ начальник, сюда ходу нет. Не положено: спецобъект!

– Что еще за спецобъект на вверенной мне территории?

– Раз вам не говорят, стало быть, не слишком доверяют, – бросил вохровец и ушел в будку.

«Дача чья-нибудь? – подумал Иван. – Или так называемый «охотничий домик?» Видали такие под Москвой».

Вернувшись из поездки, Купцов зашел к своему заместителю, с которым успел перейти на «ты».

– Ты местный, объясни, что там такое, в чем дело?

– Не лазил бы ты лучше туда, Николаич, – отвел глаза тот. – Не то неприятностей не оберешься, да еще подцепишь невесть что… Могильник там, понимаешь? Спецмогильник для радиоактивных отходов. Многие знают и… молчат.

– Да тут же курорт рядом! – ахнул Иван. – Соображаешь?

– Соображаю, – уныло ответил зам, – а толку что?

Ночью Купцов почти не спал – мерещилась невидимая, неслышная, без вкуса и запаха, смерть, тихо крадущаяся к отдыхающим и ничего не подозревающим людям, приехавшим поправить здоровье у моря.

Утром Иван позвонил главному врачу одного из санаториев. Депутат и неугомонный человек, тот слыл правдолюбцем и главой местных «зеленых». Через несколько дней в местной газете появилась наделавшая много шума статья главврача, общественность зашевелилась, областные власти не на шутку забеспокоились.

– Ты чего там людям отдыхать спокойно не даешь? – позвонил начальник областного управления. – Мало тебе? О таких вещах не стоит распространяться, а тут вы искались, экологи! – Последнее слово прозвучало как ругательство. – Ты еще сам не понимаешь, что затеял. И не оправдывайся, я знаю, что тебя туда носило, уже доложили.

– Я не отрицаю, что ездил туда, – признался Купцов.

– Ну чего тебя туда понесло? – простонал, словно у него болели зубы, генерал. – Знал бы – и помалкивал в тряпочку.

– Это непорядочно, – ответил Иван.

– Порядочный, – хмыкнул генерал. – Заварил кашу… Ну и характер у тебя, просто волчий, – возмутилось начальство, – злобный и нетерпимый. Тебя специально, что ли, ко мне прислали?

Опустив на рычаги телефонную трубку, Иван усмехнулся – все равно дело сделано: спецмогилышк ликвидируют и радиоактивные отходы вывозят. Но куда?..

Больше на совещаниях генерал ему не кивал и делал вид, что вообще не замечает «столичного майора». Жизнь продолжалась – съездил в отпуск, большую часть которого пришлось потратить на оформление развода: побывал в министерстве, где вовсю говорили, что скоро надо ждать перемен к лучшему и тогда можно будет попытаться решить вопрос об обратном переводе; вернулся к себе – и тут произошла вторая история…

Как-то утром раздался телефонный звонок. Сняв трубку, Иван услышал недовольно скрипевший голос начальника управления:

– Спишь там?

– Никак нет, давно на службе.

– А я говорю, спишь! – раздраженно повысил голос генерал. – А вот тот человек, который приехал к тебе отдыхать, не спит.

– Я гостей не принимаю, – холодно ответил Купцов, хотя сразу понял, что речь идет о высокопоставленном лице, занимавшем для отдыха с семьей большой особняк, окруженный высоким забором и бдительной охраной.

– Все отдыхающие – твои гости, – сообщил генерал.

– Не понимаю.

– Не понимаешь? Человек старый, уснуть не может, только забудется под утро, а тут скаженные вороны каркать начинают, будят. Немедленно прими меры!

– Я, товарищ генерал, воронами не командую.

– Придется научиться! Чтобы завтра тихо было. – И начальник управления бросил трубку.

Взбешенный Иван позвонил в Москву, знакомому журналисту. Он обещал помочь. Но обещания обещаниями, а как воевать с воронами? Купцов поехал к старому сторожу, с которым познакомился случайно, гуляя в один из вечеров по городку. Старик был язвительный, сильно покалеченный на войне, но правильный.

– Бона, – осторожно трогая пальцами глубокий шрам на лбу, говорил ему сторож, угощая рыбой, выловленной им в море, – это меня в сорок пятом под Берлином стукнуло. Помню, написал я нашему дорогому и любимому маршалу и орденоносцу: ты, мол, защищал на войне Малую землю, а я большую. Семнадцати лет пошел на войну добровольцем, четыре раза ранен, в двадцать один год от роду вышел из госпиталя инвалидом и получаю пенсию двенадцать рублев. Но он мне не ответил, зато местные власти по психушкам начали таскать, – мол, не беспокоят ли старые раны в голове? Жалко, ты не пьющий, а то выпили бы с тобой, Ванька, за то, что до наших дней дотянули…

Выслушав жалобы Купцова, старик крякнул:

– Допекли, значит, его вороны, а власти над ними нету? То-то, сами город загадили помойками… Но ты об это руки не марай. Мелкашку мне дашь? Тогда я помозгую…

Получив под расписку мелкокалиберную винтовку и десяток патронов к ней, сторож отправился на самую крупную помойку городка и настрелял там штук восемь ворон. Потом, взяв лестницу, развесил их вниз головами на деревьях, стоявших вокруг дачи высокопоставленного лица, охотно объясняя прохожим, что и почему он делает. На следующий день весь город знал об истории с воронами, а вскоре она докатилась до области и пошла гулять дальше, обрастая новыми подробностями. Высокопоставленное лицо вынуждено было прервать отпуск и немедленно уехать, а вороны, как ни странно, действительно исчезли.

Через некоторое время отдыхавший в городе чин был снят со всех постов и отправлен на пенсию, произошла долгожданная смена руководства в министерстве, а Иван все ждал и ждал. Только весной его вызвали в управление области.

– Я думаю, нам пора расстаться, – откинувшись на спинку кресла, сообщил генерал. – Много же ты мне крови попортил, Купцов, ой много. Знал бы, ни в жизнь тебя не взял бы. Одни вороны чего стоили.

– Не я был инициатором этой истории, – ответил Иван.

– Ладно, – отмахнулся начальник управления. – Министерство тебя пока не может взять, хотя я сам просил, а вот в столичное управление предлагают. Есть там такой Рогачев Алексей Семенович. Пойдешь?

– Я у него начинал, пойду. Здесь кого на мое место поставите?

– Найдем, – насупился генерал.

В начале лета Иван сдал дела, получил очередной отпуск и вернулся в родной город. Хотелось верить, что теперь навсегда.

– Тебя там держать – что компьютером гвозди заколачивать, – встретил его Рогачев. – Попотей теперь здесь, только, боюсь, недолго ты у меня задержишься, заберут в министерство.

– А я не тороплюсь, – улыбнулся Иван, отмечая, как сдал за последние годы Алексей Семенович. Оно и понятно – не легкая работа в уголовном розыске.

– Ты всегда не торопишься, – проворчал Рогачев, – за тебя могут поторопиться. В общем, раскачиваться нечего, давай включайся, работать надо, обстановка в городе сложная.

Разбойное нападение на квартиру Лушина было первым делом, по которому начал работать Иван Купцов, вернувшись в Москву…

Когда Купцов и оперуполномоченный из его группы – огромный немногословный Саша Бондарев – приехали на место происшествия, следственно-оперативная группа районного управления была уже там. У подъезда толпились вездесущие старухи, судачившие о случившемся, и всезнающие пенсионеры.

Взбежав по ступенькам подъезда, Иван посторонился, пропуская санитаров выносивших Машу. Следом за носилками, просительно заглядывая в лицо озабоченного врача, семенил Лушин – жировые складки его огромного живота обвисли, голос жалобно дрожал:

– Жить будет? – как заклинание, повторил он.

Шлепанцы соскакивали с его босых ног, наскоро натянутые пижамные брюки съезжали, но он не обращал на это внимания.

– Пропустите, – раздвинул кучку зевак молодой доктор и прикрикнул на санитаров с носилками – Осторожнее!

– Вам лучше вернуться в квартиру, – безошибочно определив в Александре Петровиче потерпевшего, взял его под руку Бондарев.

Лушин потерянно глядел на отъезжающую машину «скорой», потом повернулся и послушно поплелся к своей квартире.

…Щелкали затворы фотоаппаратов криминалистов: над лежавшим на полу телом Семена склонился судмедэксперт. Войдя, Лушин боком протиснулся в приоткрытую дверь спальни и обессиленно рухнул в кресло.

– Господи-и-и… И за что же мне все это? За что? – обхватив голову руками, он начал раскачиваться.

Оставив его на попечении Бондарева, Иван направился к экспертам и остановился за спиной судебного медика, кивнув знакомому следователю, писавшему протокол. Руки медика, затянутые в тонкие резиновые перчатки, осторожно скользнули под труп и выудили смятый, покрытый пятнами крови листок.

На лестничной площадке тихонько переговаривались уже прибывшие санитары с носилками, готовые забрать тело. Медик выпрямился, оглянулся на Купцова:

– Две пули. Обе в спину.

– Можно забирать? – спросил следователь.

Санитары быстро и привычно положили тело Семена

на носилки и, прикрыв пожелтевшей простыней, вынесли. На полу остался меловой силуэт, повторявший контуры тела.

– Похоже, бумажку мяли, – убирая ее пинцетом в пакет, заметил криминалист.

Медик не ответил. Он вышел на площадку и, проводив глазами спускавшихся вниз санитаров, закурил.

– Видишь, поверху пальнул, – показал на стену эксперт-криминалист. – Маску пулей раскололо вдребезги.

– Пугал или стрелять не умеет? – спросил Купцов.

– Поймаешь – спросишь, – буркнул эксперт.

– Похоже, в маску тоже из нагана, – предположил следователь. – А гильзы другие нашли, скорее всего, от парабеллума.

– По картотеке проверят, – заглядывая в другую комнату, где эксперты искали на полированной мебели пальцевые отпечатки, сказал Иван. – Из стены удастся пулю извлечь?

– Попробуем, – пообещал криминалист.

Купцов зашел в спальню. Сжавшийся в кресле Лушин уже несколько успокоился и пытался отвечать на вопросы Бондарева:

– Вы видели преступников?

– Я мылся… – Александр Петрович вздрогнул, вспомнив момент, когда он открыл дверь ванной. Сморщив лицо, он всхлипнул и скомканным носовым платком вытер выступившие на глазах слезы:

– Как обухом по затылку! Двое детей ведь у нас, понимаете, двое. Хорошо, что они с тещей на даче, а то бы…

– Молодой человек, находившийся в вашей квартире, – задал вопрос Иван, – кем он вам приходится? Родственник?

– Да… Племянник жены.

– Как он оказался у вас?

– Был в гостях… Заночевал… Господи, как же все нехорошо, глупо!.. – Лушин опять обхватил голову руками.

«Мало от него сейчас толку, – выходя, подумал Купцов. – Пока отойдет от случившегося, пока сможет нормально разговаривать, пройдет время. А время сейчас самый главный фактор. В городе вооруженная банда, не останавливающаяся перед убийством. Кто они, где прячутся, почему пришли сюда? Почему именно к Лушину? Случайность? Или кто-то навел?»

Во дворе работали местные оперативники, опрашивая возможных очевидцев. Остановившись у подъезда, Купцов закурил и прислушался к разговорам.

Модно одетый мужчина средних лет, державший на руках маленькую собачку, нервно говорил оперативнику:

– Я все видел, от начала и до конца.

– Что вы видели? – усталый сотрудник из местного отделения отвел мужчину с собачкой в сторону.

– Как это что? Преступников! Они меня чуть не задавили машиной. Мы с Мосей гуляли, – он ласково потрепал собачонку за ухом, – а тут вылетает машина. На такой скорости, скажу я вам…

– Какая машина?

– Какая? «Жигули» последней модели. Отличная машина, я вам доложу!

– Давайте попроще, без доклада, – потихоньку начал сатанеть замотанный оперативник. – Точнее можете?

– Да, простите великодушно… Так вот, я уже говорил, что они нас чуть было не задавили. В машине было трое, или нет, даже четверо. И на такой скорости…

– Приметы можете указать?

– Извините, я их толком не разглядел.

– Номер машины заметили? – пряча в карман блокнот, уже на всякий случай спросил оперативник.

– Номер? – наморщил лоб мужчина. – Счастливый такой, знаете? Ну, какие в ГАИ по блату получают. То ли ноль восемь восемьдесят, то ли наоборот. Но что ноли и восьмерки – я ручаюсь.

Обрадованный оперативник снова быстро вытащил блокнот:

– А буквы? Буквы не помните?

– Право, не обратил внимания. А машина цвета «белая ночь».

Когда оперативник закончил разговор, Иван попросил его срочно проверить данные о машине. Возвращаясь в квартиру Пущина, он подумал, что надежд на успех практически нет – если и существует в природе выданный ГАИ «счастливый» номер и «жигуленок» цвета «белая ночь», то где гарантия, что номер принадлежит именно этой машине, а если и совпадает, то автомобиль может числиться в розыске, как угнанный или похищенный. Редко кто отправляется «на дело» на своей машине и со своими номерами.

И вообще, дело неприятное, придется с ним повозиться – следов преступников пока не обнаружили, никто их толком не видел, зацепка с вызовом «скорой» слаба. Правда, стоит проверить – возможно, переговоры диспетчеров записывают на пленку и удастся услышать голос преступника? В том, что «скорую» вызывал именно преступник, чтобы проверить квартиру Лушина, Иван был уверен…

С телефоном у Лушина творилась какая-то чертовщина – подходили совершенно незнакомые люди, чего-то выпытывали и, потратив несколько двушек, Михаил Павлович решил сам заехать к Сашке.

Въехав во двор его дома, он сразу же увидел толпу зевак у подъезда, милицейские машины, снующих среди собравшихся крепких парней, одетых, несмотря на жару, в пиджаки и куртки. Сердце сжало предчуствие беды: что произошло? Черт бы побрал этого бегемота Лушина?! Неужели у него тоже были и случилось непоправимое?

Притормозив, Михаил Павлович опустил стекло и, улыбнувшись, спросил у проходившей мимо старушки:

– Бабуся! Пожар, что ли? Чего собрались?

– Не, милай, жильцов поубивали, – перекрестилась та.

– Да что вы? – Сердце дернулось и, казалось, ухнуло вниз.

– Как есть всю семейку из тридцать второй порешили…

«Куда гнать, домой? Неужели действительно убили Сашку и его жену? Кто? Те, что приходили недавно к нему на квартиру вроде как с обыском? Где же обещанная охрана?» Развернувшись, Михаил Павлович поехал к Александриди – пусть примет меры, уладит все. Хотя, если Сашка уже труп, то чего тут можно уладить?

Лука был дома. Впустив Котенева в прихожую, он закрыл за ним дверь и, предваряя его упреки, выставил перед собой ладони:

– Знаю! Все знаю! Уже приняты меры.

– Какие? – угрожающе надвинувшись на него, хриплым шепотом спросил Котенев. – Где ваша пресловутая охрана? Где?

– Успокойтесь, – потянул его к креслу Александриди. – Охрана была на месте, но налетчики сумели ее обмануть.

– Как?

– Они вызвали «скорую», – отойдя к окну, монотонным голосом начал рассказывать грек. – Наши люди решили, что это замаскированные налетчики, и поехали за санитарной машиной, а когда вернулись, все было кончено. В следующий раз они от нас не уйдут.

– Успокоили, – горько засмеялся Котенев. – А Лушина пристукнули прямо в собственной квартире.

– Лушин жив и даже не ранен, – сообщил Лука. – Это мне известно совершенно точно. Убит его родственник и тяжело ранена жена. Сейчас она в больнице. Будем надеяться, все обойдется.

– Маша? – поднял на него глаза Михаил Павлович. – Скажите, там стреляли или…

– Стреляли, – не стал скрывать Александриди. – Сейчас уже организовано круглосуточное дежурство около вашего дома и дома Хомчика. Мы не менее вас обеспокоены, – дипломатично продолжил Лука. – Сергей Владимирович тоже в курсе. Он выразил сожаление…

– Да?! – взорвался Котенев, заставив Александриди испуганно отшатнуться. – Сожаление?! К нему не приходят вечерком с обыском уголовники. Сожалеет он, видите ли! А обо мне вы подумали? Начнут рыть и доберутся до меня, а потом и до вас. Куда тогда прятаться? Или прикажете перейти на нелегальное положение?…

После вспышки наступила противная слабость, тело словно налилось свинцом. Тупо заболело в затылке, к горлу подкатила тошнота. Котенев обмяк и зло буркнул, г

– Чего молчите? Нечего сказать?

– А чего говорить, если тебя не хотят слышать? – примирительно улыбнулся Александриди. – Но я все же попробую вам объяснить. На милицию тоже есть уздечки, а вас мы в обиду не дадим. Ни вас, ни Лушина, ни Хомчика, а до остальных им пока не добраться. Примем меры, чтобы не добрались. Ни разбойники, ни милиция. Может быть, вам стоит взять отпуск и уехать?

– Спасибо, – издевательски поклонился Михаил Павлович. – Мавр сделал свое дело?

– Зачем вы так? – мягко укорил Лука. – Не стоит портить отношения. Я понимаю, вы сейчас возбуждены, расстроены, но надо держаться. Все расходы мы берем на себя.

– Еще бы, – фыркнул Котенев. Когда Куров и компания не видят выгоды, они и пальцем не шевельнут. Бизнес есть бизнес – слабый обречен, а кланы дельцов воюют друг с другом без жалости и действительно стоит крепко держаться за сильного.

– Поезжайте домой, – посоветовал Александриди. – Примите душ, успокойтесь, выпейте снотворное. Если вдруг вам позвонят милиционеры или приедут, не забудьте записать беседу. Потом мы ее прослушаем и посоветуемся. И, главное, не бойтесь. Разбойнички к вам больше не заявятся. Меня беспокоит одно: если это залетные бандюги, то как они смогли вас вычислить? – Он вопросительно поглядел на Михаила Павловича.

«Сказать? – подумал тот. – Все же просто как божий день! Сидит в колонии братец моей супруги и треплет языком, отдыхая на нарах. У Луки наверняка есть связи и в уголовном мире, выяснят все в колонии, найдут того обормота, с которым я встречался в Сокольниках. Но как сейчас об этом говорить? Спросят, где я был раньше, когда только произошла встреча, почему не сказал, не предупредил? Господи, вот западня-то…»

– Не знаю, – отводя в сторону взгляд, промямлилКотенев.

Александриди проводил его до дверей, пожал на про-шание руку и, ласково погладив по плечу, заверил, что все образуется…

Закрыв за гостем дверь, Лука вернулся в комнату. Набрав номер телефона Полозова, он сообщил о визите.

– Я уже слышал, – лениво зевнув, откликнулся Виктор Иванович. – Главное, не упустите нашего друга Мишу. Даже если дела будут оборачиваться не самым лучшим образом, хотелось бы стать его полноправными наследниками. В крайнем случае, пусть едет на дачу. Организуете?

– Конечно, конечно, – заверил Александриди…

Выйдя от грека, Михаил Павлович отыскал телефонную будку. Опустив двушку, набрал номер Хомчика.

– Привет. Слышал, что случилось у Саши?

– А что? – Хомчик, видимо, ужинал и говорил с набитым ртом.

– Гости были, Маша в больницу попала, – «доходчиво» объяснил Котенев. – Сегодня все случилось. Я только что от наших знакомых, они уверяют, что подобное не повторится. Алло, Рафаил, ты чего молчишь?

– Какие тут могут быть слова? – тусклым голосом произнес Хомчик.

– Я подумал, – тихо сказал Михаил Павлович, – и решил, что лучше всего тебе уехать. Не волнуйся, друг друга не потеряем.

– Все так серьезно? – Хомчик совсем сник.

– Как быстро ты можешь подняться? – вопросом на вопрос ответил Котенев.

– Дня два-три надо.

– Не тяни. Я специально звоню из автомата, чтобы из дома не базарить. Куда отправишься, сообщишь только мне. Лушину не звони и не заезжай.

– А он? – помедлив, решился спросить Хомчик. – Живой?

– Кроме испуга, ничего существенного. Родственник у него там был, вот тот и… На квартире милиции полно, я проезжал мимо, видел. Нечего тебе там светиться. Все…

Хомчик теперь смоется, как ошпаренный, улетит, это точно. Хотя, если вдуматься, нет худа без добра – Рафаил хитер и осторожен, найдет приличное место, а старые связи сразу рвать не будет. Отчего бы не поехать за ним следом, туда, где он начнет снова разворачиваться? Деньги есть, свой человек в лице Хомчика будет, зато не будет разбойничков и Курова с его компанией. И Татьяну можно взять с собой, уже в качестве жены. Мысль?

Ровно гудел мотор автомобиля, ложилась под колеса бесконечная и неровная лента московского асфальта, и Михаилу Павловичу начало казаться, что все не так страшно. Важно выбрать правильный путь и не поддаваться обстоятельствам. Надо будет потихоньку предупредить Татьяну, чтобы готовилась к переезду. А Лиде пока ничего говорить не стоит – ни про случившееся с Лушиным, ни про Хомчика, ни про свои мысли об отъезде.

Ночью Ивану опять привиделся сон, странно похожий на тот, давний, приснившийся в поезде, увозившем его из родного города, – низкое, серое небушко, колючие, снежинки и заброшенный деревенский погост…

«Дед, что ли, о себе напоминает? – проснувшись, подумал Купцов. – Давно у него на могилке не бывал: дела, заботы, вертишься, как заводной, целыми днями в бегах».

Завтракал он в одиночестве – родители на пенсии, зачем по утрам беспокоить стариков, давно уже отработавших свое, но все еще продолжающих «работать» днем в очередях: за мылом, мясом, сахаром. Помешивая ложечкой в чашке, Иван мысленно уже включился в служебные заботы, вновь вернувшись к мучившему его вопросу: почему напали на квартиру Александра Петровича?

Лушин, – человек, связанный с торговлей, кооперацией и снабжением. Прямо скажем, букет специальностей просто лакомый для нападавших, надеявшихся серьезно поживиться. Потерпевший, правда, утверждает, что ничего не успели взять, только схватили первое попавшееся, по мелочи. Но для каждого мелочи тоже разные – одному копейка мелочь, а другому и сто рублей не деньги.

Как бы изловчиться и навести справки о финансовом положении Лушиных – квартира у них богатая, но это еще ни о чем не говорит. Если Александр Петрович нечист на руку в своих торгово-кооперативно-снабженческих операциях, то многое прояснится. Еще в годы застоя группы грабителей, мошенников и прочей уголовной братии стали «ориентироваться» на людей, связанных с подпольным бизнесом, или, как впоследствии стали говорить, – «воротил теневой экономики», стремившихся сколотить на махинациях и изъятиях из государственного бюджета крупные состояния. Да, они не могли до поры пустить эти деньги в оборот и легализовать их, но широко использовали средства для закупки сырья, аренды помещений, оборудования, транспортных средств, сбыта неучтенной продукции и получения привилегий, увеличили расходы на взятки должностным лицам. Кто даст гарантию, что Лушин не из этой когорты, в настоящем успешно «отмывающей» свои денежки через кооперацию?

Конечно, не секрет, что многочисленные конфликты и «мирные договоры» между «бизнесменами» и уголовниками породили страшный криминальный симбиоз. Появились весьма устойчивые сообщества преступников, имеющие определенную иерархию и создающие, с помощью коррупции, системы собственной безопасности.

Если Лушин связан с подпольным бизнесом, то ясно, почему он стал жертвой преступников, – в среде теневой экономики сильна конкуренция, кланы враждуют между собой и делят сферы влияния, причем дележ не всегда обходится без трупов и крови. Самое обидное, если найдешь тех, кто стрелял в квартире Лушиных и их будут судить, то привлечь к ответственности пославших их туда не удастся – даже статьи в уголовном кодексе нет.

Впрочем, у милиции много чего нет – нет современных машин с усиленными двигателями, нет новейших зарубежных раций, которыми пользуются преступники, нет миниатюрных средств видео-звукозаписи, а если и удается сделать такую запись, то она не принимается судом в качестве доказательства…

По дороге в управление Иван вспомнил, как к ним приезжала делегация американской полиции и заокеанские профессионалы ходили и слушали с открытыми ртами, удивляясь, как удается нашим парням противостоять преступному миру при почти полном отсутствии современных технических средств?

Начать хотя бы с формы – у какой еще полиции мира есть огромные валенки с галошами и такие невзрачные мундиры цвета затоптанного асфальта? Кто еще парится в летнюю жару в шерстяных брюках, кто еще имеет на вооружении такие неудобные пистолеты и кобуры вместо давно разработанных и принятых в других странах «косых» кобур, из которых так удобно выхватывать оружие? А уж если пришлось применить оружие, то держись! Сначала сумей быстро расстегнуть кобуру, потом дослать патрон в патронник, поскольку иметь патрон в стволе строго запрещено. Попытайся обратиться к нападающему со словесным предупреждением, затем выстрел в воздух… Если же все это сделал и тебя не успели убить, то можешь стрелять на поражение… Потом прокуратура скрупулезно выяснит: не нарушил ли предписанную процедуру?

Да что там оружие! Нет электронно-вычислительных машин последнего поколения, персональных компьютеров и хороших автомобилей; до сего времени криминалисты, выехав на происшествие, ползают с кисточками, а прибор для отыскания и фиксации пальцевых отпечатков остается мечтой.

Откуда все идет? Да от бюджета! Наконец-то стало известно, что наш милиционер «стоит» налогоплательщикам всего восемь рублей, в то время как американский полицейский – сто долларов. Не будем затруднять себя пересчетом по официальному валютному курсу, тем более по ценам рынка. И так все ясно. И горько.

Усевшись на диван в кабинете Рогачева, Купцов заставил потесниться Сашу Бондарева.

– Третий из вашей группы в отпуске? – поднял очки на лоб Алексей Семенович. – – Тогда надо, ребята, поднатужиться вдвоем. Конечно, помолсем, и следователь вас не оставит своими поручениями… Машину проверили? – Рогачев поглядел на Сашу.

– Угнана, – пробасил тот. – Нашли на Кудринской. Группа выезжала на осмотр, похоже что отпечатков пальцев не получим: ручки дверей протерты, баранка чистая.

– Старательные, – усмехнулся Алексей Семенович. – Нагло работают. Пострадавшая что?

– Пока в реанимации, – ответил Иван. – Если все будет нормально, то в конце недели удастся с ней поговорить.

– Долго, – вздохнул Рогачев.

– Характерно, что смертельные выстрелы были произведены из парабеллума. Гильзы проверяли, по картотекам они не проходят. И вообще, мрак какой-то кругом: никто ничего не видел, никто ничего не знает. Сам Лушин и вся его семья по месту жительства характеризуются положительно, но я на всякий случай заглянул к коллегам из БХСС, просил навести справочки. Все-таки в торговле человек столько лет проработал.

– Думаешь, разборы? Работать надо быстро, не мне вам объяснять, – Рогачев достал из ящика стола стеклянную трубочку и кинул под язык таблетку. – А знаем пока до невозможности мало.

– Да, дальше живут драконы… – бросил Иван.

– Чего? – не понял Алексей Семенович. – Какие драконы?

– На географических картах так писали в раннем средневековье, – пояснил Купцов. – Очерчивали то, что доподлинно известно, а там, где еще никто не бывал, рисовали на пергаменте разных монстров и писали: дальше живут драконы. Там кончался человеческий круг и начинался круг чудовищ.

– Вот как? Неплохо… Пожалуй, тогда и назовем с твоей легкой руки это дело «Драконами». Подходяще будет по их жестокости. Тебе и карты в руки, возглавляй группу, но имей в виду: я тебя с собой на «ковер» к начальству брать буду… Да, этот ордерок на обыск, который под убитым нашли, фальшивка?

– Точно, – Саша открыл блокнот, сверяясь с записями. – Но сделан мастерски, от настоящего трудно отличить. Рисованный под типографский бланк, текст отшлепали на портативной пишущей машинке, печать самодельная, но тоже очень похожа на настоящую.

– Веселые ребята, с размахом, – посасывая валидол, заметил Алексей Семенович. – Кстати, кто из вас помнит гастроли итальянской оперы?

– Ла-Скала? – уточнил Иван.

– Да. Тогда фальшивые билетики продавали с рук.

– Давно было, – покрутил головой Бондарев, – много лет прошло. А ловкача того мы так и не нашли.

– А я вот нашел эксперта, который фальшивыми билетиками занимался, – сообщил Рогачев. – На пенсии уже, но вспомнил это дело, согласился на фальшивый ордер поглядеть.

– И что? – заинтересовался Иван.

– А то, что билетики были рисованы так же, как и фальшивый ордер на обыск. Один почерк.

– Значит, жив курилка? – заерзал Бондарев. – Тогда от нас ушел, но дела своего не бросил. И кто-то из драконов его знает.

– Вот-вот, пометь это себе как одну из версий, – посоветовал Рогачев. – Знаете что, ребятишки, очень охота мне на этого дракона с парабеллумом поглядеть. И не дает покой вопрос: почему они пришли именно к Лушину?

– Загадка, – вздохнул Иван. – Есть мыслишка, что разгоны могли быть совершены не у одного Лушина, но заявлений не поступало, я справлялся.

– М-да, попотеем еще, – согласился Алексей Семенович. – Все, давайте, приступайте…

Если вспомнить прошедшие годы, то одной из примет конца шестидесятых – начала семидесятых были длинноволосые парни и девицы, называвшие себя хипарями. Сколько хлопот доставили они народным дружинникам, милиции, собственным родителям, школе и комсомолу, пока это «движение» не пережило неизбежный естественный кризис и не трансформировалось в некую «систему», ставшую весьма занятным явлением современной жизни. У этой неформальной системы нет официального названия, нет организаторов, клубов, четких символов или программы.

Купцов вплотную столкнулся с «системой», работая в маленьком курортном городке, когда ему пришлось заниматься делом, связанным с жестоким избиением водителями-дальнобойщиками – так именуют на жаргоне шоферов междугородных перевозок – «плечевой бабы». Неискушенные люди тут же спросят – а что это за баба такая? Может быть, это нечто особенное? Или так называют женщин на своеобразном сленге шоферской братии, рожденном в долгих поездках по грязным, разбитым российским дорогам? Один конец своего маршрута дальнобойщики обычно именуют «плечом». Отсюда и «плечевая баба» – женщина, готовая отправиться с водителем или водителями в нелегкий и долгий рейс, расплачиваясь за доставку в нужный ей пункт «любовью» в зарослях запыленных кустов на обочинах или в пропахших бензином кабинах тяжело груженных фургонов. Некоторые «попутчицы» проводят в рейсах долгие месяцы, с удивительной легкостью меняя экипажи фургонов, маршруты, республики, края и области.

Американский писатель Джек Лондон описывал дорогу – протянувшуюся по Штатам железнодорожные пути и путешествовавших по ним в конце прошлого – начале нынешнего века бродяг. У нас еще никто не решился описать трассу, по которой днем и ночью гонят машины водители, везущие в кабинах «фур», подобных лондоновским бродяг и бродяжек, причисляющих себя к «системе», унаследовавшей многие приметы хиппи. Они, эти бродяги, так и говорят: ушел на трассу, пошел по трассе, сошел с трассы.

Путь «на трассу» обычно начинается с попрошайничества, чтобы набрать определенную сумму денег, хотя «системщики» почти в них не нуждаются. Питание они добывают в забегаловках и кафе, употребляя в пищу «ништячки» – различные объедки, за которые поварам и буфетчикам и денег-то спросить стыдно. Одежду «системщики» носят самую разнообразную – чаще всего то, что добегается бесплатно, подобрано по случаю или выменяно друг у друга. Одни едут на юг, и им ни к чему теплые вещи, другие мигрируют к северу – и им не нужны старые, разношенные сандалеты и грязные расписные майки. Меняющимся нет никакого дела, что вещи давно не стираны, не имеет никакого значения размер, женская это вещь или мужская. Главное – функциональная необходимость вещи в данный конкретный момент. Сделка заключается, и оба счастливы, получив сандалии и майку в обмен на дырявый свитер.

Если «системщик», выходящий на трассу, курит, то сигареты никогда не покупает, а предпочитает «стрелять». Если хочет читать, то меняется книгами с такими же, как он, бродягами, подобно обмену одеждой. Воровать запрещено моралью трассы, разве что пищу.

– Поймите, я не воровка, – размазывая по лицу грязь, слезы и кровь из разбитого носа, плакала избитая водителями «плечевая баба», жалуясь Купцову на несправедливость, приключившуюся с ней на трассе. – Я их вещей и пальцем не тронула, а взяла только помидоры и хлеб, понимаете? У нас никто не крадет!

Впоследствии, вновь и вновь сталкиваясь с бродягами трассы, Иван полностью убедился в правоте ее слов. Кстати, вещи, в краже которых шоферы обвинили избитую ими девчонку, потом нашли у другого водителя.

А деньги, зачем они тем, кто питается «ништячками», носит чужое тряпье и не имеет никакого багажа? Оказывается, на них покупают «колеса», – так именуются на жаргоне различные таблетки, используемые как заменитель наркотика.

Катят на фурах по трассам парни с длинными волосами, одетые в пеструю одежду, расплачиваясь с водителями рассказами о своем житье-бытье и анекдотами, а девушки – «плечевые бабы» – расплачиваются собой. Что же до кодекса чести трассовых бродяг, то известны случаи, когда они, передавая друг другу, довозили через всю страну посылки, отправленные по случаю кому-нибудь из них сердобольными родителями или родственниками. Хотите, считайте это явление странным, хотите нет, но ни одна вещь никогда не пропадала.

К весне трассовые бродяги, как они выражаются, «схи-пают на юга», преимущественно в Крым, где ласковое солнце, теплое море, богатые базары и, главное, фрукты, до которых они очень охочи. Сбившись в случайные компании, иногда весьма многочисленные, они целыми днями лежат на пляже, тщетно пытаясь обмануть извечное чувство голода. Иные поют под гитару на набережных или отправляются подработать на плантациях – правда, ненадолго.

Другим местом «летнего отдыха» бродяг с трассы является Прибалтика, где мягкий климат, мелкое море, песчаные дюны и туристы, не жалеющие денег – они легко бросают мелочь в просительно протянутую грязную ладонь.

Когда на небе сгущаются тяжелые облака и начинает моросить нудный дождь, бродяги скучнеют и компании распадаются, чтобы вновь собраться на следующее лето. Опытный бродяга достает из своего «ксивника» – джинсовой сумы, висящей на шее, – самую большую ценность, какая у него есть: пухлую и потрепанную записную книжку, в которой каждая страничка плотно испещрена «вписками» – адресами совершенно незнакомых людей в различных городах, где можно рассчитывать на помощь и приют. Там адреса гостиниц в сторожках и отелей в подвалах, турбах на чердаках и постоялых дворов в дворницких. Поэтому высшим проявлением благорасположения друг к другу у членов «системы» является бескорыстный обмен «вписками».

Грязный палец скользит по строчкам, глаза разбирают торопливые каракули, и наконец принимается решение – куда «схипать» на зиму. Выход на трассу, призывно поднятая рука и…

Однако многим ехать некуда. В отличие от тех, кто любит называть себя «системщиками» и будет проводить время до тепла в «тусовках» по различным городам или сам придет сдаваться в венерологический диспансер, или заляжет в «психушку» – полечиться и заодно скоротать время до новой трассы на юга, – «беспределыцики» уже никуда не едут. Как правило, они поселяются поблизости от теплых или людных мест, образуя специфические общины наркоманов, алкоголиков, проституток с трассы. Убогие, увечные люди, опустошенные морально и физически.

Есть и такие, кто на всю жизнь остается верен джинсовому рванью, «толстовским» теориям и теплым воспоминаниям о «системе» и трассе, но отходит от них, словно переболев, как неизбежной детской болезнью, вроде кори или коклюша. Многие из них пополняют ряды околобогемной публики, изобретая «свои» направления в искусстве.

К такому человеку, переболевшему «системой», и отправился Купцов пасмурным летним днем. Путь его лежал к границам бывшего Камер-Коллежского вала, теперь уже прочно забытого москвичами, которых среди жителей огромной, перенаселенной столицы осталось не так много. Я имею в виду коренных москвичей. Вскоре на высоком берегу реки неподалеку от Новоспасского моста ему открылся вид на мощные белые стены с бойницами и сторожевыми башнями – бывший мужской Новоспасский монастырь.

На его широком дворе некогда гулял архимандрит Никон, впоследствии возведенный в сан патриарха и оставшийся в истории как реформатор церкви. Это он отправил в ссылку мятежного попа Аввакума. К своему счастью, Никон теперь не может увидеть, во что стараниями последующих поколений превратилась некогда грозная обитель монахов-воителей – всюду грязь, мусор и мерзость запустения. Впрочем, разве только этот монастырь в таком состоянии? По подсчетам ученых, в целом по стране утрачивается три памятника ежедневно! И около сорока тысяч уникальных творений находятся в абсолютно аварийном состоянии и не смогут простоять более десятка лет.

Тяжело вздохнув – как-то безотрадно, когда душит дефицит во всем, даже в памяти, – Купцов свернул в сторону от шумной Таганской площади. Отыскав старый кинотеатр, предъявил пожилой билетерше удостоверение и прошел через фойе к неприметной двери, ведущей в подвал. Шагнув за порог, он начал спускаться вниз, в. сырую темноту.

Внизу на крохотной площадке оказалась еще одна дверь, сквозь щели которой пробивался слабый, мигающий свет. Открыв ее, Иван очутился в полумраке, разорванном светом проектора. Нескладный, заросший до глаз волосами человек, копошился около афиши, усердно малюя на ней огромной кистью.

– Кто там? – недовольно обернулся лохматый.

– Это я, Баня, – проходя в комнату, откликнулся Иван.

– Никак гражданин Купцов? – выключая проектор и зажигая верхний свет, ошарашенно пробормотал Буня. – Призрак отца Гамлета… Вас же, говорили, услали куда-то из белокаменной?

Хозяин мастерской смахнул со стула пыль, постелил на него свежую газету и широким жестом предложил гостю сесть.

– Нет, – присаживаясь, улыбнулся Купцов, – я не призрак. Можешь пощупать. Принимаешь гостя?

– Ну, смотря какого, – буркнул хозяин.

– А ты, стало быть, окончательно порвал с «системой» и на трассу больше ни ногой? – осматривая мастерскую, протянул Иван. – Решил вернуться к старому ремеслу?

– Так и вы свое ремесло не забываете, – усмехнулся Буня.

– Сыск не ремесло, – назидательно заметил Купцов. – Сыск – это искусство.

– Может пивка? – скрывая охватившее его беспокойство, предложил хозяин.

– Спасибо, – отказался Купцов, – я не употребляю.

– Вы счастливый, воля есть, а я вот балуюсь… Сразу хочу сказать, – решился Буня, – нет больше Буни. Остался гражданин Носов Николай Кузьмич, вернее, товарищ Носов. Вот так… Я теперь полностью чистый перед вами, работаю.

– Вижу, – согласился Иван, доставая сигареты. – У тебя курят? Ну и как, нравится работать?

– Ничего… – протянул Носов. – Правда, платят маловато, но я еще подрабатываю. Главное – мастерская здесь, писать можно. Это все так, ерундовина. – Он пренебрежительно кивнул на незаконченную афишу.

– А для души? – прищурился Купцов.

Буня стрельнул в него недоверчивым взглядом, потом, немного поколебавшись, полез за груду афиш и старых досок. Достал небольшое полотно и поставил на стол.

Иван всмотрелся. Разбитое окно, керосиновая лампа на деревянном подоконнике, а в глубине отражается в зеленоватом мутном зеркале женская фигура.

– «Ожидание», – явно надеясь на похвалу, сказал Носов.

– Ничего, – скупо похвалил Купцов, уловивший в картине явное подражание Константину Васильеву.

– «Ничего», – скорчив гримасу, обиженно передразнил Буня, – со временем лучшие картинные галереи мира будут оспаривать право выставить мои полотна!..

– Ладно, не обижайся, – примирительно заметил Купцов. – В картинах я действительно не очень разбираюсь, а вот другие твои произведения я ценил, как знаток. Помнишь, рисованные фальшивочки?

– Что было, то прошло.

– Прошло ли? – подался вперед Иван. – Тут недавно проскочила одна штучка. Уж не ты ли, дорогой, за старое взялся?

– Мало ли спецов по этой части? – отводя в сторону глаза, промямлил Буня. «Господи, неужели с появлением этого знакомого сыщика начинается прежний кошмар?»

– Мало, дорогой гражданин Носов, мало. Билетики на Ла-Скала ты рисовал? Может, по молодости лет соблазнился? Сознавайся, все одно – дело прошлое, чего уж теперь темнить?

– Не-е, это не я, – хозяин мастерской выставил перед собой ладони, выпачканные краской. – Но тоже классная работа.

– Откуда знаешь? – насторожился Купцов.

– Говорили, – равнодушно пожал плечами Носов. – А кто, не помню, давно все было и быльем поросло. Я вот жениться собираюсь.

– Может статься так, что придется подождать с женитьбой, – вздохнул Иван, сокрушенно разведя руками. – Есть у меня подозрение, что ты, по просьбе неких друзей, сделал одну фалыпивочку. Не возражай, – предупреждающе поднял он руку, – дело там слишком серьезно повернулось.

– Не делал я ничего!

– Ты мне это докажи, – вкрадчиво предложил Иван. И Буне стало страшно от его спокойного, почти ласкового голоса.

– Вы о презумции невиновности слыхали? – сделал он робкую попытку вырваться из ловушки.

– Приходилось, – усмехнулся Купцов, – но я тебя не нарами пугаю.

– Да? – воскликнул Носов. – Просто пришел и поговорил, да? Только и всего, что напомнил ненароком о прошлом?

– Ну-у, милый, прошлое ты сам для себя сковал, не я его тебе таким сделал. Давай-ка лучше по-хорошему…

– Это как?

– Ты ведь меня знаешь? – спокойно начал Иван. – Помогал я тебе, когда ты собирался нормальным человеком стать и тусовался в «системе»? Помоги и ты мне.

– В стукачи зовешь? Прикажешь выпить с корешками, потолковать по душам, а потом заложить их со всеми потрохами?

– Слушай, – поднялся Купцов, где ты корешков нашел? Среди блатных? Раз становишься человеком, так и будь им.

– Господи, да чего тебе надо? – сморщившись, простонал Буня. – Не любоваться же ты на меня приперся?

– Это точно, не любоваться. Знать мне надо, кто фальшивые билетики на итальянскую оперу делал.

– Зачем? Зачем знать? – проведя ладонями по лицу, словно сдирая с него налипшую паутину, прошипел Носов. – Сам сказал: дело прошлое!

– А прошлое за сегодняшний день цепляет, вроде как у тебя, – уже от дверей обернулся Купцов. – Тот, кто билеты рисовал, сделал недавно фальшивый бланк. Через это одного человека уже убили и тяжело ранили мать двоих детей, которая сейчас лежит в реанимации, и неизвестно, выживет ли. А те, кто убил, гуляют на воле и могут натворить новых дел. Думаешь, Ване Купцову тебя надо придавить и застращать? Нет, Носов, я потому к тебе пришел, что навел справки и поверил, что Буня умер и похоронен.

– Погоди, – шагнул к нему хозяин мастерской, – откуда известно, что рисовал один и тот же человек?

– Экспертиза установила. Поможешь? – прямо спросил Купцов.

– Попробую. Загляни через несколько дней. Но только железный уговор: если узнаю, не допытывайся, где и у кого…

Прикрыв дверь, Иван снова очутился в полумраке. Почти ощупью отыскав первую ступеньку лестницы, начал подниматься наверх…

Глава 2

Жирная рыжая крыса лениво шествовала от помойки к пищеблоку, высокомерно не обращая внимания на проходивших поблизости людей и только слегка припуская рысцой, когда они слишком приближались. Добравшись до отдушины в фундаменте здания, она не спеша нырнула в темноту подвала и скрылась.

Заинтересованный Бондарев приостановился – давно такого не приходилось видеть в самом центре города, да еще на больничной территории. Хотя живут же крысы на всех московских овощехранилищах – и ничего, не помирают от нитратов. Отчего бы не жить крысам и здесь, на зеленом пятачке, зажатом с одной стороны шумным проспектом, а с другой – старым, заросшим парком. Вздохнув, Бондарев направился к желтоватым больничным корпусам.

Отыскав отделение хирургии, он получил короткий, не по росту халатик и поднялся в ординаторскую. Врач, заранее предупрежденный по телефону, встретил его приветливо.

– Долго, пожалуйста, не говорите, – украдкой подтянув зеленые хирургические штаны, попросил он Бондарева. – Она слабая еще. Боюсь ухудшения. Ну, пошли?

«Совсем мальчишка, – выходя следом за ним в коридор, подумал Саша, – даже штаны по-мальчишески подтягивает, а поди же ты, вытащил Лушину с того света».

– Вы, пожалуйста, не говорите ей о племяннике, – приостановившись перед дверью палаты, напомнил Бондареву врач.

– Минут десять мне дадите?

– Постарайтесь все же покороче.

Заверив, что он не собирается утомлять больную, Бондарев вошел следом за хирургом в палату, сразу словно окунувшись в полумрак и запах лекарств. На высокой кровати, опутанная проводами датчиков и трубочками капельниц, лежала Лушина.

– Вот, гости к вам, – привычно взяв ее запястье проверяя пульс, улыбнулся врач. – Как у нас сегодня?

Маша слабо улыбнулась в ответ, и Бондарев поспешил представиться:

– Я из милиции. Александр Алексеевич…

– Присаживайтесь, – подал ему белую больничную табуретку хирург. – Загляните потом ко мне?

– Обязательно, – благодарно кивнул Саша и повернулся к больной. – Нам надо восстановить картину произошедшего в вашей квартире. Сколько их было?

– Четверо, – слабо шевельнулись губы Маши.

– Молодые, старые? Какого возраста?

– Трое молодые… Один не очень…

– Кто стрелял?

– Молодой… И постарше, лысый.

«Лысый – это уже кое-что, – немного оживился Саша, – примета, которую просто так не спрячешь».

– Кто-нибудь из них был одет в форму милиции?

– Нет… – Она прикрыла глаза, и Бондарев понял, что ей очень тяжело вспоминать то утро, когда раздался роковой звонок в дверь квартиры. – Сеня как? – Маша открыла глаза.

– В реанимации. – Бондареву стоило труда солгать и он поспешил перевести разговор на другую тему. – Почему они пришли к вам?

– Не знаю… Вроде мы как все. Сеня говорил, у Котеневых тоже были.

– Откуда он узнал? – заерзал на табурете Саша. – И кто эти Котеневы?

– Он работал с мужем… Давно. А Сене вроде муж сказал.

В приоткрытую дверь палаты заглянул врач и сделал Бондареву знак, что пора заканчивать разговор.

– Выздоравливайте, – Саша встал, и тут же в палату вошел хирург. – До свидания… Кстати, где живут Котеневы?

– Недалеко от нас, – едва прошептала Маша, а хирург потянул Бондарева за полу халата к выходу.

– Вы и так говорили с ней двадцать минут, – недовольно буркнул он, прикрывая дверь реанимационной палаты.

– Простите. Когда еще разрешите прийти?

– Не знаю. Муж хочет перевести ее в другую клинику, как только можно будет транспортировать.

– Чем же плоха больница? – усмехнулся Саша. – Впрочем, любая больница…

– Да, у нас еще не самая плохая. Кормят, правда, скудно – вздохнул хирург, – лекарств многих нет. А больному надо хорошо питаться. Хорошо, если такие, как Машин муж, икру таскают сумками…

– Икру, говорите, таскает сумками? – покачал голо вой Бондарев. – Заботливый… И в другую клинику неплохо, конечно. Крысу я у вас во дворе видел, у помойки. Много их тут?

– Травим, – устало откликнулся хирург. – Общепит в парке, у нас пищеблок, город грязный, в каждом доме тараканы, в подвалах комары плодятся, санитарная служба слабая. В общем, проблем масса, и, когда они будут разрешены, я, например, не знаю.

– Я тоже, – вынужден был признаться Саша. – У нас их не меньше…

Прикурив, он побрел к выходу из больничного садика, размышляя о не слишком веселой жизни обыкновенного сыщика. Следователь, сыщик, адвокат – герои многих детективных фильмов и … Порой они «расследуют» преступления, не выходя из кабинета. В жизни далеко не так. В условиях всесильного «телефонного права», несовершенства законодательства, дефицита, аппаратных методов руководства, у них почти круглосуточная работа, зачастую с риском для жизни, и зарплата нищенская.

Разве только милиция в бедственном положении? Так же обстоят дела и в прокуратуре, и суде. Убогие здания, плохо подготовленные кадры, процветающий протекционизм. И все это, как ни странно, устраивало верхний эшелон. Во времена застоя эти деятели прекрасно понимали – стоит только укрепиться профессионалам, как немедленно начнется переоценка ценностей. Профессионализм в милиции – главное качество. Однако должным образом он не ценится. Разве, что коллегами…

Да, чего только не вытворяли раньше с милицией. Однажды, еще в середине пятидесятых годов, загнали курсантов средней школы милиции на трибуны недавно построенного стадиона в Лужниках и приказали топать сапогами что есть мочи, желая проверить: не обрушатся ли перекрытия? При этом те, кто отдал приказ, предусмотрительно стояли на середине футбольного поля. Курсанты топать ногами отказались – разве для этого они надели милицейскую форму? Многое и сейчас напоминает этот кошмарный, в своем идиотизме, случай…

Проснулся Зуев ближе к обеду. Поглядев на часы, вскочил и заметался по комнате – единственной в квартире. Ему же сегодня во вторую смену! Наскоро выпив чаю на кухне и не ощутив вкуса бутербродов, вылетел на улицу.

Родной таксопарк стоял там, где ему и положено. Кивнув «вратарю» – так водители именовали вахтера, – Зуев прошел на территорию и, получив необходимые для выезда на линию бумаги, уселся в машину. «Волга» была старая, погода сегодня дрянь. Заберешься с каким-нибудь клиентом в пригород, и не выползешь. В общем, работать не хотелось…

Наконец, он решился. Включил зажигание и медленно тронул с места. И тут же, словно подкараулив, начал сеять мелкий дождичек, черня асфальт двора и сделав рябым лобовое стекло. Аккуратно вырулив между машин, ожидавших своей очереди на мойку, Зуев чуть увеличил скорость и подкатил к воротам. Он хотел лихо проскочить на скорости мимо «вратаря», как вдруг заметил до жути знакомую фигуру, мокнущую под дождем посреди дороги. Человек в плаще с поднятым воротником стоял, широко расставив ноги, словно врос в асфальт. Таксист рванул ворот рубахи и в каком-то шальном, помутившем разум отчаянии надавил на педаль акселератора. Машина прыгнула вперед – раздавить, смять этого человека! Казалось, он не сможет спать, есть, жить и дышать спокойно, пока жив тот, кто встал на его пути.

Знакомая фигура в мокром плаще стремительно приближалась, словно вырастая перед капотом. Увидев несущийся на него автомобиль, человек на дороге не изменил позы, не вытащил рук из карманов плаща, не заметался, не отпрыгнул в сторону – и нервы Зуева не выдержали. Дико закричав, он ударил по тормозам, и его старенькая лайба, судорожно дернувшись, развернулась и застыла в полуметре от стоящего на дороге человека…

Обессиленно закрыв глаза, Зуев откинулся на спинку сиденья. Он слышал, как открылась дверь машины. Человек в плаще сел рядом с ним, Принеся в салон запах дождя и городской пыли, и спокойно произнес:

– Нервы сдают? Валерианку пей на ночь, говорят, помогает.

– Чего тебе надо, Купцов? – не открывая глаз, сиплым шепетом спросил Зуев. – Чего?!

– Трогай! – Иван легко толкнул Зуева в плечо.

Открыв глаза, Зуев послушно включил зажигание.

Затылок у него ломило, как перед грозой, когда начинаются перепады давления, руки подрагивали – он только сейчас понял, что действительно чуть было не отправил оперативника на тот свет.

– Счетчик-то включи, – миролюбиво напомнил Купцов, доставая мятую пачку сигарет.

– Чего тебе надо? – повторил Зуев.

– Потолковать, – Иван прикурил, помолчал, глядя на мутные дождевые капли, стекающие по лобовому стеклу.

– Не о чем нам толковать, – хмуро ответил Зуев. – Если ты пассажир, то говори, куда ехать.

– Тогда вези к метро. К тому, которое поближе.

Купцов сосредоточенно курил, глядя прямо перед собой. Скосив на него глаза, Зуев отметил, что Иван Николаевич постарел – прибавилось седины на висках, около глаз появились морщинки. Да, и его время не пощадило, но хватка у него прежняя.

– Чего молчишь? – не выдержал Зуев. – Пришел про старое напоминать? Как чуть чего, так по прежним адресам? Тяжелый ты человек, Иван Николаевия.

– Это не я тяжелый, – приоткрыв окно, откликнулся Купцов. – Работа у меня тяжелая. Проблем много. Вот и подумал: не навестить ли Игорька Зуева? Глядишь, присоветует чего?

– Я тебе не советчик, – фыркнул Зуев. – Тоже мне, нашел гадалку. Вон твое метро!

Он выключил счетчик и, довольный собой, повернулся к Ивану. Тот полез в карман и вытащил из него сломанную отвертку:

– Твоя? Вроде именно такой ты двери у машин открывал?

– Не моя, – отвернулся Игорь. – Не бери на понт.

– Есть такое понятие – почерк преступника, – убирая отвертку и выгребая из кармана горсть мелочи, спокойно ответил Купцов.

– А в одном очень скверном случае почерк твой. И отверточка нашлась…

Рассуждая, он неспешно отсчитывал на ладони медяки, складывая их стопочками на «торпеде». Заерзав, Зуев съязвил:

– На паперти, что ли, стоял? Или зарплату вам теперь медью дают, чтобы больше казалось?

– Ага, – беззлобно согласился Иван, – угадал, именно чтобы больше. Так вот, узнаешь отверточку? А ею машинку открыли, угнали, совершили тяжкое преступление и бросили. Дай, думаю, у старого знакомого спрошу, не его ли отверточка там осталась?

– Не его, – сгребая мелочь, зло ответил Зуев. – Не пришьешь мне. Прошло время, когда одни кругом были правы!

– Прошло, это ты правильно сказал. А вот кто под Игорька Зуева работает, надеясь его вместо себя на нары отправить?

– Вот ты о чем? – присвистнул таксист. – Решил, значит, моими руками свои делишки обделывать?

– Зачем же твоими? – обиделся Иван. – Просто потолковать хотел, посоветоваться, а ты машиной давить, фыркать, злиться. Честно говоря, я надеялся через тебя быстрее до того умельца добраться, но, наверное, не получится. Бывай.

Открыв дверь, он вышел и, привычно засунув руки в карманы плаща, пошел к станции метро.

– Погоди! – приоткрыв окно, окликнул его Игорь. – У тебя там что, действительно серьезное?

– Серьезней не бывает, – криво усмехнулся Купцов.

– Я подумаю, – нахмурился Зуев. – А ты зла на меня не держи. Как тебя увидел, в глазах потемнело: ведь ты же меня крепко засадил…

– Дело прошлое, – поеживаясь от холодного ветра, ответил Иван. – Каждый из нас делал свое. Ты не хочешь мне дать ответ на вопрос? Но я все равно найду этого друга. Только будет несколько дольше. Вот так. Людей мне жалко, Зуев, потому и поехал к тебе по старой памяти.

– Подумаю, – повторил таксист. – Телефон оставь на всякий случай. Видеть мне тебя противно, а позвонить, может, и позвоню.

Глядя вслед уходившему Купцову, он решил все же заглянуть в гаражи, где обосновался Свекольный, – тот всегда все про всех знает: кто откинулся из зоны после срока, кто недавно залетел, кто на гастролях и кто завязал.

С другой стороны, Купцов просто так не объявится, он мелочевкой не занимается, и, если кто-то на самом деле работает под Игоря Зуева, то надо спасать собственную шкуру…

Рогачев пил чай и читал бумаги, подшитые в жестких картонных корочках. Поглядев поверх очков на вошедшего Купцова, он захлопнул папку и отставил недопитый стакан.

– Присаживайся. Какие новости?

– Разные… – Иван присел на диван, вытащил из кармана блокнот. – Навестил старых знакомых. Один по фальшивочкам проходил, а другой машины вскрывал виртуозно. Поговорили, но результатов надо подождать, если вообще будут. Публика известная… В общем, работаем, – вздохнул Купцов. – Саша был в больнице у потерпевшей. Привез интересные сведения: она говорит, что подобное нападение было на знакомого Лушина, некоего Котенева.

– Установили его? – заинтересовался Алексей Семенович.

– Нашли. Думаю, надо к нему Бондарева отправить, пусть побеседует.

– Атака в лоб?

– Котенев наверняка полагает, что нам неизвестно о нападении, – улыбнулся Иван. – Можно застать его врасплох.

– Если нападение было, – заметил Алексей Семенович, – но его могло и не быть. Может, сведения неверные. Ведь он не заявлял? А почему молчит? Не знаешь? И я не знаю, а надо бы нам знать. Раненая ссылается на убитого родственника, а того уже ни о чем не спросить. Любезный Александр Петрович Лушин сделает круглые глаза, как и его знакомый Котенев, если даже к нему и приходили с самочинным обыском. Что тогда? Думать надо, Иван, думать. Отчего Лушин молчит о произошедшем у Котенева, какая между ними связь, какие отношения? Как, наконец, могут быть связаны нападения на Котенева и Лушина, если на Котеиева действительно нападали? Видишь, сколько вопросов? А ты на авось…

– Я не упрощаю, – слегка надулся Купцов. – Перед визитом к Котеневу поработаем, узнаем, как и где пересекались его жизненные пути с Лушиным. И потом, у Котенева есть жена. С ней стоит побеседовать.

– Стоит, – согласился Рогачев. Ему нравится деловой настрой Ивана и не нравилось, что в деле пока нет никакой ясности.

Могли у Котенева и Лушина потребовать дани, зная об их темных делах? А те ответили вымогателям отказом. Ну, и завертелось – начали с угроз, а дошло до стрельбы. Могли прижать дельцов конкуренты, а пострадавшие не заинтересованы в разглашении своих дел, чтобы не связываться с органами милиции и не объяснять, откуда у них такие средства. Иван рассказывал, что убитый родственник Лушина был весьма крепким физически человеком – не пригласил ли его Александр Петрович для обороны от возможного нападения? Но тогда получается, что Лужин знал, что к нему могут прийти. Откуда он мог узнать, от кого? Только от Котенева, если у того уже были «визитеры».

Затрещал телефон. Сняв трубку, Алексей Семенович привычно назвался и ответил, подавляя раздражение:

– Пока ничем порадовать не могу. Работаем, – сделав знак Купцову, чтобы он задержался, продолжил: – Нет… Я все прекрасно понимаю. Но поймите и вы. В стране каждые полчаса совершается умышленное убийство, а мы работаем все в том же составе. Нет, я называю среднестатистические данные, а не конкретно по городу. Я доложу, как только появятся обнадеживающие результаты. – Положив трубку, он повернулся к Ивану: – Слыхал? Звонят с самых верхов, погоняют. Как будто я не понимаю: время идет – результатов нет.

Вернувшись в свой кабинет, Иван открыл фрамугу, сел за стол и, с удовольствием закурив, открыл блокнот. Перелистывая странички, Купцов размышлял, не заметив, что от конкретной ситуации мысли перескочили на проблему преступности вообще. Усилилось в людях негативное отношение к социальным институтам, государственным организациям, включая милицию, возросла агрессивность, при которой даже временные трудности толкают на противоправные действия. Но разве этот синдром возник только сейчас, разве он не зрел подспудно долгие годы? Еще не в столь давние времена большинство социальных болезней предпочитали лечить, как неопытные терапевты: то лекарством от глистов, то – от приступов грудной жабы, робко надеясь, что наконец найдено радикальное средство и больному полегчает. Но ничего не получалось, поскольку не поставлен правильный диагноз.

Конечно, справедливости ради стоит сказать, что проблемы преступности и борьбы с ней начали замалчивать значительно раньше, чем в период застоя. О существовании преступных профессий было не принято писать и говорить еще в конце двадцатых годов. Тогда же ученым было приказано прекратить изучение профессионального преступного мира «в виду отсутствия такового».

Однако Купцов прекрасно знал, что если в двадцатые годы насчитывалось около сотни преступных профессий, то сейчас их уже несколько сот, причем, на отечественной ниве взросли такие профессионалы уголовного мира, которых не знала царская Россия и не ведает известный своей разнузданной преступностью капиталистический мир! Итак, что мы имеем в профессиональном преступном мире? Мошенники, карточные шуллеры, карманные воры – все, как один, профессионалы. Причем, каждая из этих специальностей имеет массу «подвидов» или «узких специализаций» по изъятию денег у частных лиц и государства. Например, среди карманников есть «ширмачи», крадущие только под прикрытием, «щипачи» – вытягивающие добычу пальцами, «хирурги» – действующие пинцетами, и множество других. Но искать среди них «драконов», видимо, не имеет смысла – не та публика, не станут они связываться с вооруженными нападениями и «мокрыми» делами.

Тогда подумаем о процветающих ныне карточных шулерах. К примеру, «катранщики», содержащие законспирированные игорные дома и притоны. Сами они вряд ли решатся на такое, а вот их охранники, так называемые «жуки», вполне могут по указке пойти на ограбление дельцов теневой экономики. Кстати, не забыть бы про ростовщиков и перекупщиков долгов – там тоже существует своя система охраны и выбивания денег из клиентов. Ну а такую разновидность шулеров и мошенников, как «гусары» и «покрыщики», можно пока отставить. Не их профиль.

Не стоит забывать о грабителях и разбойниках – каждый третий из них тоже профессионал. Жаль, что никто из потерпевших не может дать примет преступников, рассказать об их поведении, жаргоне, татуировках. Преступный жаргон мог бы дать крепкую ниточку в поиске, как и татуировки. Если, к примеру, у кого-либо из напавших на квартиру Лушина была «вышита» восьмиконечная звезда, то это профессиональный вор; если вытатуировано сердце, пронзенное кинжалом, – вор в законе; паук в паутине означает наркомана, а жук-долгоносик – карманного вора. Татуировки многообразны и несут смысловую нагрузку, позволяя уголовникам узнавать друг друга и оценивать положение в преступном мире. Причем, присвоение чужих татуировок не поощряется и даже наказывается. Но сведений о татуировках нет.

Так, за поддельный ордер на обыск он уже уцепился. Хотя что там фальшивка, если делают документы на право владения автомобилем, вырезают практически любые печати. Расширилась сфера применения технических приспособлений, способных сделать честь многим современным предприятиям, – преступниками изобретены и применяются портативные газосварочные аппараты; домкраты, развивающие усилия в десятки тонн и помещающиеся в портфелях; бесшумные, скоростные электродрели со сменными насадками и многое другое.

Итак, отмечаем: надо проверить, не связан ли Лушин с какой-нибудь профессиональной проституткой, контролируемой дельцами подпольного бизнеса, не имел ли долгов, которые могли перекупить, не увлекался ли картишками?

Когда только успеть проверить версии – сутки не резиновые, начинает наваливаться усталость, а даже маленького успеха пока не удается достичь…

Собрались у Олега Кислова, родители которого жили на даче. Аркадий пришел, когда все уже были в сборе. Лысоватый Витек занимался маникюром, Анашкин курил, сидя в продавленном кресле, а хозяин нервно ходил из угла в угол, явно не зная, куда девать руки: он то потирал их, то складывал за спиной.

«Задергался, – взглянув на него, сразу определил Аркадий. – Давить на них надо, убеждать, что все нормально и останавливаться на половине пути глупо и опасно».

– Привет, – поздоровался Аркадий и присел напротив Вороны. – В тот день суетно было и недосуг, а сегодня я вспомнил, – повернулся он к Гришке, – ты вроде успел хапнуть у Лушина бумажник и коробку?

– Шкатулку, – расхаживая из угла в угол, уточнил Олег.

– Какая разница? – зло оборвал его Аркадий. – Где она?

Ворона прищурил глаза и сделал вид оскорбленной невинности. После того, как разбежались в разные стороны, он первым делом поглядел на добычу – из бумажника удалось выгрести больше трех тысяч разными купюрами, а всякие записочки, визитные карточки и прочую дребедень Гришка порвал и спустил в унитаз. Про деньги он смолчал, решив, если спросят, отдать не больше тысячи, а остальное припрятал. В шкатулке нашлись золотые вещички, часы какой-то иностранной марки на массивном браслете, бусы из жемчуга. Все это, с точки зрения Вороны, не стоило внимания – реально ценны только деньги. Поэтому Анашкин за шкатулку не держался, но для вида огрызнулся:

– Сам бы брал, а то только спрашивать: где?

– Давай сюда! – приказал Лыков. Ворона нехотя поднялся и пошел в смежную комнату. Вынес шкатулку и пачку денег, бросив их на колени Аркадия:

– На!

Тот первым делом пересчитал сотенные бумажки. Наблюдая как быстро и ловко работают его пальцы, Ворона пожалел, что не отначил еще хотя бы сотню-другую – кто бы его проверил? Тем более, открыли дурачки стрельбу, и было им не до чего, кроме собственного спасения. Сначала он тоже испугался, а потом успокоился – никто не приходит, не ловит, вроде обошлось.

– Есть у них денежки, есть, – приговаривал довольный Аркадий, вынимая из шкатулки кольца, бусы, часы. – Осечка произошла, а то бы взяли больше.

– Этот? – сглотнув набежавшую слюну, осевшим голосом спросил Кислов, – малый этот… жив? И баба?

– Не знаю, – отмахнулся Лыков. – Главное, охрана в квартире была. Хорошо!

Жедь выбросил в форточку окурок и недоуменно поглядел на инженера: заговаривается что ли, чего же хорошего?

– Не сечете? – поймав его взгляд, усмехнулся тот. – Добро свое они охраняют, ясно? А если нет ничего, зачем охрана?

– Я о другом думаю, – протянул Жедь. – В следующий раз нас тоже могут встретить людишки со стволами. Кончились игры в обыски и милиционеров.

Он не стал говорить, что давно сжег форменную рубашку, купленную им в магазине «Железнодорожник» и разорвал старый милицейский китель и брюки. Весело горело тряпье, облитое бензином, отполыхал маленький костерчик во дворе приемного пункта стеклотары, и на душе у Жедя стало немного легче. Золото, взятое у Котенева, он положил в стеклянную банку и зарыл – пусть лежит до поры. Он не выдаст места, где зарыта заветная баночка, даже если будут «гладить» утюгом.

– Не встретят, – уверенно ответил Аркадий. – Меитам Лушин не помощник, поскольку за себя боится и Котенева им не выдаст, а своих боевиков у них нет. Иначе уже ждали бы.

– Ну, не знаю, – отвернулся Жедь.

– Витек прав, – торопливо заговорил Кислов. – Надо переждать, затаиться. Кто знает, что происходит сейчас там, у Лушина? Не, я пока никуда ни ногой.

– Дурак! – захлопнув шкатулку, засмеялся Аркадий. – Знаешь, на сколько это тянет? – Он покачал резную коробочку на ладони, словно взвешивая. – Надо действовать, наступать, пока они не опомнились. Наступающий всегда побеждает, а вы зовете к обороне? Пропить добытое, купить шмотки, видео, стерео, балдеть и страдать, что не решился еще раз, не пошел к их казначею? Ведь есть у них казначей, есть! Наверняка это Рафаил! Григорий, ты машину новую присмотрел?

Анашкин кивнул. Машина действительно подобрана, стоит у одного дурачка в гараже. Ездит он редко, а замочек плевый, открыть – и ты опять на колесах. Интересно, чего сегодня решат: временно бросить дело или опять идти, но уже к третьему?

– Да пойми ты! Опасно бить без конца в одну точку, – не выдержал Олег. – Они повязаны друг с другом. Если это не так, то у Лушина не оказался бы тот бугай. Котенев ему все рассказал, предупредил. Могли предупредить и Рафаила, даже наверняка предупредили. Витя прав, нас там могут ждать!

– Ты лучше скажи, облигации на деньги поменял? – перебил его Аркадий. – Нет еще? Чего ждешь, меняй. И готовьтесь, будем брать Хомчика. Прямо в квартире, тепленького, но уже без выкрутасов. Жестко, напористо, быстро! А потом конец! Стволы – в речку, деньги делим и ведем жизнь советских обывателей.

В комнате повисла тишина. Кислов прислонился плечом к стене и вспоминал тот день, когда они с Аркадием потрошили здесь похмельного Гришку, рассказывавшего о подпольном миллионере. Кажется, так давно это было, а уже сколько наворочали.

Жедь разминал сигарету и прикидывал – сколько он еще положит в заветную баночку, если случится удача у Хомчика? Рафаил мужичок хлипкий, по внешности сразу видать, что трусоватый и» семейственный, а такие все отдадут, если детишкам к головенке приставить наган.

Ворона не думал ни о чем. Просто хотелось, чтобы скорее заканчивали говорильню и приступали к распитию – он заранее сбегал в магазин и купил водки. Чего лясы точить, тем более Лыков твердо обещает, что возьмут у этого Рафика куш и лягут в тину.

Вспомнился вдруг Свекольный, суетившийся в гаражах, сшибающий деньжата с автолюбителей. А за ним мысль привела к спившемуся старому знакомому с ипподрома. Нет, ни таким, как Мясо, ни таким, как Свекольный, становиться не хотелось.

– Готовьтесь, – вставая, приказал Лыков. – Скоро пойдем к Хомчику…

Глава 3

Выйдя из метро, Саша сразу увидел дом, где размещалось учреждение Котенева – современный небоскреб из стекла и бетона. Поднявшись на лифте, Бондарев прошел длинным коридором, неслышно ступая по ворсистым паласам, затягивавшим пол. Отыскав на дверях нужную табличку, поправил галстук и вошел в приемную.

Подложив под себя стопку книг, неумело печатала на машинке ярко накрашенная девица.

– Вы к Михаилу Павловичу? Нельзя без доклада.

– Вот как? – улыбнулся Саша. – Тогда скажите, что пришел Александр Алексеевич.

– Подождите, – секретарша исчезла за дверью.

Потоптавшись, Бондарев подошел к столику и взглянул на лист, вставленный в машинку, – девица перепечатывала сонник.

– Пройдите, – секретарша вышла из кабинета и предупредительно придержала дверь, пропуская посетителя.

Котенев оказался моложавым мужчиной приятной наружности. Он вышел из-за стола и подал крепкую руку:

– Александр Алексеевич? – Не смущаясь, сверил имя-отчество по заранее приготовленной бумажке. – Очень приятно…

Он подвел Бондарева к стоявшим около журнального столика креслам, отодвинул одно из них, ухаживая за гостем. Лицо Котенева сохраняло радушно-равнодушное выражение, и Саша подумал, что разговаривать с этим человеком будет непросто.

– Чем могу? – возвращаясь к своему столу и собирая разложенные на нем бумаги, поинтересовался Михаил Павлович.

– Не хотелось вас приглашать к себе, – негромко начал Саша. – Я полагаю, мы вполне свободно можем поговорить здесь?

– Несомненно, – тут же согласился Котенев и, нажав клавишу селектора, наклонился к нему: – Люся! Меня нет на месте, ни с кем не соединяй и… Чай, кофе? – Он вопросительно поглядел на Бондарева, но тот в ответ лишь пожал плечами. – … И два кофе, – закончил Котенев.

– У вас хороший кабинет, – не желая начинать серьезный разговор до того, как секретарша подаст кофе, заметил Саша.

– Министерство! – многозначительно поднял палец Михаил Павлович. – Что ни говорите, а министерства сыграли свою положительную роль, особенно в годы индустриализации, войны и при восстановлении народного хозяйства. Думаю, и сейчас они сумеют обеспечить слаженную работу отраслей, стимулиррвать рост и качество продукции, чтобы выйти на мировой рынок.

«Чешет, как по писанному, – наблюдая за ним, отметил Бондарев. – Поднаторел, видно, на докладах. Скользкий тип».

Открылась дверь. Секретарша внесла поднос с кофейником, маленькими чашечками и вазочкой печенья. Ко-тенев достал коньяк.

– Вы знакомы с Александром Петровичем Лушиным? – задал вопрос Саша. Рука Михаила Павловича, державшая чашечку с кофе, не дрогнула.

– Не только с ним, но и с его семьей, – отпив из чашки, спокойно ответил Котенев. – Вы, наверное, пришли в связи с постигшим их несчастьем? Кошмарный случай.

– Когда вы узнали о том, что у них произошло?

– Трудно сказать, – Котенев, раздумывая над ответом, кусал нижнюю губу. Затем легко поднялся и подошел к столу. Наклонившись, перелистал настольный календарь. – Кажется, через день или два? А от кого, право, не припомню.

Михаил Павлович вернулся к журнальному столику и опустился в кресло. Пригубил рюмочку с коньяком и закурил сигарету. Бондарев тоже достал свои сигареты. У него возникло ощущение, что Котенев опутывает его словами, как паук муху в паутине.

– Боюсь, дорогой Александр Алексеевич, мало чем смогу быть вам полезным, – развел руками Михаил Павлович.

– У нас есть данные, что подобная история произошла и с вами, – поглядел ему в глаза Саша.

– Что? Фантасмагория! – засмеялся Котенев. – Вас просто мистифицируют или умышленно вводят в заблуждение. Что вы?!

– А все-таки? – решил не отставать Саша.

– Серьезно, я даже не представляю, кто вам мог подобное сморозить, чтобы не сказать более резко, – откинулся на спинку кресла Котенев, всем своим видом показывая, как он возмущен. – Впрочем, когда имеешь много знакомых и волей-неволей обсуждаешь с каждым случившееся у Лушиных, может, и скажешь что-нибудь такое, что превратно истолкуют.

– Значит, ничего ни с вами лично, ни с членами вашей семьи, не случалось? – поднялся Бондарев. Застегивая пиджак, он подумал, что в следующий раз, если конечно он будет, с этим человеком надо говорить по другому.

– Что вы! – вскочил Михаил Павлович. – Просто вы поневоле стали жертвой слухов. Впрочем, первая жертва я сам.

– Всего доброго, – пожав на прощание руку хозяину, откланялся гость, а Михаил Павлович любезно проводил его до дверей…

Внизу в вестибюле, Бондарев увидел телефон-автомат.

– Иван? Это я… Котенев молчит. Говорлив, но не по делу. Понял? По моему, редкий хитрован. Я сейчас в местное отделение, а потом в контору…

Проводив визитера с Петровки, Котенев вернулся за свой стол и, выдвинув ящик, достал диктофон. Выключив его, поглядел на счетчик: прилично наболтали. Разговор с сыщиком напугал и обеспокоил – если они и вцепятся, добра не жди. Ладно бы, если только по поводу Лушина, но прямо задает вопросы о нем самом. Кто им мог сболтнуть, не сам же Сашка Лушин? Сняв трубку телефона, он набрал номер Александриди. Дождавшись ответа, негромко сказал:

– Есть новости. Хотелось бы повидаться…

Купцов шел на работу к жене Котенева. Нырнув в тень подворотни, он прошел мимо сладко посапывающей над вязанием бабки-вахтерши и поднялся по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. Отыскав десятый кабинет, Иван постучал и, не услышав ответа, вошел. Сидевшая за столом женщина средних лет – крашеная блондинка, одетая подчеркнуто модно и ярко, – сделала жест рукой, показав ему на свободные стулья.

– Я, как увидела, обомлела, – кричала она в телефонную трубку, одновременно разглядывая вошедшего. – Где, говорю, брала? Такая вещь в валютном не меньше шестисот тянула. Да, «Березки» вырубили, зато «Калинки» выросли…

Иван присел к свободному столу и осмотрелся – стеллажи с канцелярскими папками, пять столов.

– Осуждаете? – Дама положила трубку и повернулась к Ивану.

– Разве можно осуждать женщину? – улыбнулся он в ответ.

– Конечно. – Блондинка встала и, не спрашивая согласия Ивана, поставила перед ним стакан с чаем, – Пейте, – предложила она. – Вам кто нужен?

– Лида Котенева, – не стал скрывать Иван.

– А-а… – многозначительно усмехнулась дама, прищурив подкрашенные глаза. – Лидочка скоро придет. Подождете?

– Обязательно, – заверил Купцов и решил перевести разговор на более интересовавшую его тему: – Вы вместе работаете?

– Скорее отсиживаем. Разве это работа? И постоянно треплют нервы обещаниями сократить, слить, упразднить. Хотя Лидке что, ее муж всегда обеспечит, а вот нам грешным как?

– Такой состоятельный? – живо заинтересовался Иван.

– Ну, я чужих денег не считала, но все у нее есть. Даже то, чего в магазинах никогда нет. Одних шапок!… Из ондатры, пыжика, норки, песца. Машина, стерео да видео, а уж про сапоги, дубленки, кофты, юбки и золотые побрякушки и говорить нечего.

– Бог мой, да разве в этом счастье? – стряхивая пепел в щербатое блюдечко, примирительно заметил Купцов.

– Вы тысячу раз правы. Не в этом. К тому же детей нет. – Она закатила глаза. – Вот у меня двое. А Лида бесится: все у нее есть, а детей нет. Брата своего холила и лелеяла, а тот взял да и сел.

– А за что?

– За что? Лидку послушать, так он, бедняжка, ни в чем не виноват. Уж так распишет, что слезами умоешься над несчастненьким, – ехидно усмехнулась блондинка, – а на самом деле он валютой торговал.

Это было нечто новенькое – родной братец жены Котенева находился в заключении?

– И давно это было? Когда посадили ее брата?

– Да года два, наверное. Я здесь тогда еще не работала, мне девочки рассказывали. А что вы ею интересуетесь?

– Скоро она придет? – Иван сделал вид, что не слышал вопроса. – У вас что, обеденный перерыв?

– Вон она, – блондинка кивнула за окно, и Купцов, привстав, выглянул во двор. Там, сгибаясь под тяжестью огромной хозяйственной сумки, шла знакомая ему по фотографии жена Михаила Павловича Котенева – Лида.

– И что ей столько внимания? – пожала плечами дама. – Даже интересные мужчины заходят. – Она игриво улыбнулась Ивану и, обернувшись к открытой двери, почти пропела: – Лидочка, вас тут кавалер дожидается.

– Здрасьте… – Котенева поставила сумку на пол и вопросительно взглянула на Купцова. – Вы ко мне?

– Да. Поговорить нам надо.

– Говорите, – направляясь к двери, милостиво разрешила дама. – Я пока схожу в другой отдел.

В коридоре дама преобразилась – старательно простучав каблуками к лестнице, ведущей на первый этаж, она приостановилась и внимательно прислушалась – никого, обеденный перерыв, все ушли в столовую или по магазинам. Скинув туфли, дама неслышно прокралась обратно к двери кабинета и застыла, вслушиваясь в разговор незнакомца с Лидой Котеневой, – ведь интересно, к тому же будет о чем посудачить.

Разговор оказался безумно занимательным. Правда, слышно не очень хорошо, но главное было ясно. И от услышанного захватывало дух…

Выждав, пока затихнут в коридоре шаги разговорчивой дамы, Иван достал удостоверение:

Я из уголовного розыска. Зовут Иваном Николаевичем.

Брови Лиды удивленно поползли вверх, она насмешливо улыбнулась:

– Вы не ошиблись, случаем, уважаемый Иван Николаевич? Я не совсем понимаю, по какому поводу.

– По поводу самочинного обыска, который был в вашей квартире, – пряча в карман удостоверение, не стал скрывать Купцов.

– Вы что-то путаете. – Лида улыбнулась, показав ровные, красивые зубы.

– Разве? – в свою очередь, изобразил на лице удивление Купцов. – Подумайте хорошенько, постарайтесь вспомнить.

Под столом ему было видно, как она качает ногой, надев изящную туфельку на кончики пальцев, После его вопроса и напоминания, нога дернулась, чуть было не уронив туфельку, и Купцов понял, что Котенева не железная.

– Между прочим, мать двоих детей тяжело ранена, а ее родственник убит. Совсем еще молодой человек.

– Вы о ком, о Пущиных? – подняла на него глаза Лида. – Кошмарная история, страшно становится, особенно, когда муж задерживается на работе и остаешься одна в квартире.

– У нас есть основания полагать, что на квартире Лушиных совершили нападение те же лица, которые приходили к вам, – не отставал Иван. – К сожалению, преступники до сего времени на свободе, а они вооружены. Понимаете, что это значит? Может быть, вы их боитесь?

– А если боюсь? – с вызовом ответила Котенева, убирая со лба прядь волос – Могу я просто, по-бабьи, бояться и никому не доверять, а? Или в нашей стране живут только герои, не ведающие страха и упрека? Тогда вы пришли не по адресу. Я – простая обывательница. Не ожидали, уважаемый Иван Николаевич? Думали, все только и ждут, как бы вам настучать, то есть, помочь следствию? А кто нам поможет? Вы? Милиция приходит, когда все кончено. Вспомните Лушиных.

– Но все же?

– Что «все же»? – Она непонимающе поглядела на Купцова. – Хотите предложить мне личную охрану? Многие уже вечером боятся выходить, приучают собак справлять нужду на унитазе.

– Будем охранять, не будем… Разве сейчас о том речь? – примирительно начал Иван. – Видимо, лучший выход сдать нам под охрану преступников, и тогда они уже больше ничего не натворят.

– Прекрасно, – язвительно усмехнулась Лида. – Все я понимаю. Но есть маленькое обстоятельство, которого вы не учитываете: я все понимаю теоретически. И ничем не смогу помочь уважаемому ведомству. Разве, что посочувствовать…

– Как ваша девичья фамилия? – неожиданно спросил Купцов.

– Моя? – Лида чуть не поперхнулась. – При чем здесь моя девичья фамилия? Ну, если хотите, Манакова. И что?

– Ваш брат за что осужден?

– Виталик? – она с нескрываемым испугом поглядела на Ивана, явно не зная, как себя вести и что отвечать.

– Я жду, – поторопил Купцов. – Или вы не хотите говорить на эту тему? Но мы и без вас можем проверить.

– Виталик? – беспомощно повторила Лида. – Он ни в чем не виноват, поверьте. Молодой, глупый, его втянули…

– Во что втянули?

– Ну, в это… Торговать валютой, – неохотно ответила Котенева, опуская голову. – Мне действительно тяжело говорить об этом. И так дома…

– Я понимаю, – заверил Иван. Кажется в глухой обороне наметился слабый участок? – Так, что дома?

– Дома? Вам интересны наши семейные склоки? Извольте, если хотите. Чего уж теперь… Муж ругает брата, считает, что он опозорил семью, а для меня Виталик все равно родной, где бы и кем бы он ни был. Разве я могу его предать?

– Кто втянул вашего брата в незаконные операции с

валютой?

Лида зябко повела плечами, словно ей вдруг стало холодно.

– Боже мой! Да я толком ничего не знаю… Говорили на суде, что он вступил в преступный сговор с неким Зозулей, так того тоже судили.

– Ладно, давайте начистоту, – предложил Купцов. – Ведь они у вас были, приходили под видом обыска. Когда?

– За несколько дней до того, как пришли к Луши-ным, – после долгой паузы почти шепотом ответила Лида. – Вечером… Сначала в дверь позвонил слесарь из жилищной конторы. Муж открыл, а потом снова позвонили и дверь пошла открывать я. Мы полагали, что вернулся слесарь.

– Сколько их было?

– Трое. Один в форме милиционера, лысоватый такой.

– В каком звании? – уточнил Иван.

– Я не разбираюсь в ваших звездочках, – закрыв лицо ладонями, глухо ответила Лида, – и до того ли нам было?

– А двое других?

– В штатском. Молодые, прилично одетые, чистенькие.

– Много взяли? – Купцов все еще не мог поверить, что ему, наконец, удалось выйти на след преступников, разговорить Лиду, заставить ее довериться ему.

– Искали что-то, рылись в вицах. Сначала предлагали сдать добровольно ценности, а потом забрали деньги, облигации, кое-что из моих украшений и ушли. У меня до сих пор все дрожит внутри, как только вспомню, а уж стоит подумать о том, как поступили с Путиными, так вообще сердце обрывается.

– Можете описать внешность преступников? – делая торопливые пометки в блокноте, бросал вопрос за вопросом Иван. – Как они выглядели, во что одеты, как называли друг друга, нет ли у них татуировок, особых примет? Ну, к примеру, шрам, зубов не хватает?

– Описать я, конечно, попробую, – Котенева немного успокоилась и голос ее стал звучать ровнее. – Хотя труд но, но было время их разглядеть, пока они у нас все обшаривали. Про лысоватого я уже говорила, а молодые – один лет тридцати, а второму не больше двадцати трек – двадцати двух лет, рослые, подтянутые, вином от них не пахло. Называть друг друга по имени они избегали. Или я просто не обратила внимания?

– Номера облигаций не помните?

– Зачем запоминать? – горько усмехнулась Лида. – Они у нас все переписаны.

– И… записка с номерами сохранилась? – еще не веря в такую удачу, спросил Купцов.

– Сохранилась, – подтвердила она. – Вам нужно? Я дам.

– Прекрасно, просто подарок судьбы. Скажите, Лида, а почему вы сразу не заявили? Они вам угрожали, предупредили, чтобы молчали?

– Нет, не угрожали, – нехотя откликнулась Котенева.

– Наоборот, вели себя предельно вежливо. Я все время думала, что они действительно из милиции, по старым Виталькиным грехам. А муж… Он у меня вообще такой мнительный и щепетильный. Когда они ушли, Миша приказал никому ни о чем не рассказывать. Не хватает нам еще, сказал, по судам да милициям таскаться, хватит, говорит, того, что твой братец сидит.

– Понятно, – протянул Иван, – Вы не могли бы отпроситься и поехать со мной в управление? Там поговорим подробнее и поможете фотороботы преступников составить.

– Хорошо, если надо, я попробую. Только сейчас мужу позвоню и предупрежу, чтобы он не волновался.

Она сняла трубку телефона и набрала номер. На том конце провода ответила секретарша Михаила Павловича. Помня распоряжение Котенева ни с кем не соединять, она с удовольствием ответила «мымре» своего шефа, что тот отсутствует.

– Ну что же, – положив трубку, вздохнула Лида. – Подождите минут пять, я схожу отпрошусь…

Блондинка успела вовремя отскочить от двери и отбежать в сторону. Изобразив на лице любезно-безразличную улыбку, она сделала вид, что сию минуту появилась в коридоре, и окликнула шедшую из дверей Лиду.

– Вы уже поговорили?

– Да, конечно, спасибо, Тамара.

– Откуда этот интересный мужчина? – пустила пробный шар блондинка.

– Это по делу, – сухо ответила Котенева.

«Знаем мы теперь ваши дела», – про себя усмехнулась Тамара и вошла в комнату.

– Ну как? – садясь на свое место, спросила она. Может быть, этот, из милиции, окажется более разговорчивым? – Уже уходите?

– Да, собираюсь, – встал Купцов, увидев, что Лида вернулась и – в ответ на вопросительный взгляд – чуть заметно кивнула. – Разрешите я вам помогу, – он взял у нее сумку, – мне тоже к метро.

– Лидочка, если позвонит ваш супруг, что ему сказать? – пропела Тамара.

– Я ему позвоню, – уже от дверей откликнулась Котенева.

– До завтра, – ласково ответила Тамара.

… Зазвонил телефон. Сняв трубку, Тамара услышала знакомый голос Котенева:

– Здравствуйте. Это Тамара? Лида моя на месте?

– Здравствуйте, Миша, – на правах знакомой назвав его по имени, ласково – торжествующе приветствовала его дама. – А вашей Лидочки нет. Она пошла в милицию…

– В милицию? – неподдельно удивился Котенев. – Зачем?

– А за ней пришел молодой человек оттуда, – пытаясь скрыть злорадство, делано безразличным тоном пояснила Тамара. – Говорят, вас обокрали? Какой ужас, я вам искренне сочувствую.

– Господи, какая ерунда! – не выдержав, взорвался Котенев. – Это просто недоразумение, понятно?!

Зло хлопнув трубку на рычаги и даже не попрощавшись с Тамарой, он с силой выдохнул скопившийся в груди воздух:

– Дура!

Неужели Лидка попалась на крючок операм, занимающимся делом Лушина? Если эта крашеная мартышка не врет – а врать ей не имеет смысла, – то дела приобретают новый, весьма неприятный оборот…

Глава 4

…Дорогой молчали, раздумывая каждый о своем. Рогачев вновь и вновь возвращался к мыслям об истинном лице Лушина и Котенева – кто они на самом деле? Случайные жертвы преступников или темные дельцы, успешно скрывающие от окружающих свои «левые» доходы и «высчитанные» конкурентами или уголовниками?

Вопросы, вопросы… и пока никакой ясности. Что может сделать милиция, когда тяжело больна экономика? Давно перестали говорить «купил» или «продается» – эти слова сменились другими: «добыл», «достал», даже «отгрыз», а про товар говорят «выкинули», «выбросили»… Деньги уже вроде и не деньги. Хронический дефицит способствовал образованию «черного рынка» товаров и услуг, где огромные суммы в виде переплаты за дефицит кочуют из одних рук в другие, иногда по нескольку раз на день меняя владельцев.

Коль скоро есть теневая экономика, то в ней существуют и свои «лидеры», умело использующие ситуации с дефицитом и всеми силами старающиеся его приумножить. Трудно точно подсчитать обороты средств теневой экономики, но еще труднее высчитать тот ущерб, который она ежегодно наносит экономике страны.

Система теневой экономики поставила перед преступным миром задачу создания специальных теневых структур управления подпольным хозяйством. И они, зачастую действуя параллельно с легальными, государственными, имеют над ними приоритет, а то и вступают с таковыми в «родство». Как только это удается, «теневые люди» начинают диктовать свои правила игры – возникает система теневого налогооблажения: преступники «отстегивают» часть прибыли своему предводителю, а тот, соблюдая принятые в темном царстве законы, – преподносит ее «крестному отцу». Целые пирамиды теневых иерархий. А там уже подтянуты и другие «законы» – хочешь на должность, заплати по «тарифу», заплати за награду, за льготы, загранкомандировку, устройство детей сначала в престижный вуз, а потом на «теплое» местечко…

Купцов уже успел навести справки о Виталии Манакове и его знакомом Зозуле и теперь прикидывал – не пошли ли разбойнички по следам валюты, которую рьяно скупал для Зозули осужденный Манаков? Вполне вероятно. И, самое главное, не надо более ломать голову. Вот только при раскладе с валютой что-то не очень «вписывается» Лушин. Ну, Котенев, понятно – женат на единственной сестре Манакова и вполне мог стать хранителем ценностей, добытых Виталием. Или Лида, не вводя мужа в курс своих дел, взялась помочь братцу. Вероятно? Вполне! Жаль, что мысль пришла в голову только сейчас и не додумался спросить об этом Лиду, когда она была в управлении. Если Виталий незадолго до ареста оставил ей что-либо – неважно что, главное оставил – то версия подтвердится.

… Машина проскочила Селезневку и выехала к перекрестку, на котором, спрятанная за длинным домом с универмагом на первом этаже, располагалась мрачная громада из красного кирпича, – тюремная цитадель, прозванная в народе Бутыркой. Здание следственного управления размещалось рядом, и, предъявив удостоверения, Рогачев и Купцов вошли внутрь.

Окно кабинета следователя Кудинова выходило прямо на Бутырскую тюрьму. Сам Кудинов – пожилой, в мешковатом штатском костюме и очках с толстыми стеклами, – сидел за столом, навалившись на край столешницы обьемистым животом.

– Дайте на фоторобот поглядеть. Привезли?

Иван подал ему изготовленные с помощью Лиды Котеневой портреты «драконов».

– Молодые… Один только постарше, – Кудинов щелкнул ногтем по фотороботу лысоватого человека. – Этот, что ли, милицейскую формочку надевал?

– Этот, – вздохнул Рогачев.

– Манаков… – Купцов подал следователю фотографию Виталия.

– Ну-ка, ну-ка, – Кудинов разложил карточки в ряд. – В первом случае они пришли втроем, а во втором – вчетвером. Так? Кто помог сделать четвертого?

– Лушина, – объяснил Иван. – Съездили к ней в больницу.

– Молодцы, – скупо похвалил Кудинов, – но почему к Котеневу пришли трое, а к Лушину четверо? И сколько их вообще? Манаков не в счет – он пока на воле гулять не может. Как этот юноша попал в поле вашего зрения?

Следователь снова взял в руки фото Виталия Манакова. На карточке, – Купцов раздобыл его любительский снимок, – Манаков улыбался. Модно одетый, веселый, еще не знающий, что ждет впереди, как далеко забросит его от дома бездумная и легкая жизнь. Он стоял, облокотившись на крыло собственной машины, с теннисной ракеткой в руке – явно позировал.

– УБХСС заинтересовалось неким Зозулей, – начал Иван. – Он бешено скупал валюту, видимо надеясь выехать за границу и там остаться. Среди близких связей Зозули оказался Манаков, оказывавший дельцу различные услуги. Задержали их с поличным. Сначала Манаков вел себя вызывающе, отказывался отвечать на вопросы, а потом скис, на суде был подавлен, из следственного изолятора на волю передавать ничего не пытался. Но адвокат у него был хороший, сестра наняла. Ранее Манаков характеризовался положительно.

– Знаю я цену этим характеристикам, – недовольно заворчал Кудинов, вытряхивая из мятой пачки беломорину. – По бумажкам, которые сердобольная родня и адвокаты выклянчивают на работе и по месту жительства, разве человека поймешь? Читаешь характеристики, и прямо слеза умиления пришибает: не в тюрьму надо отправлять, а представлять к ордену.

– Ребятишки мои постарались, – прервал рассуждения Кудинова Алексей Семенович, – знакомых Котенева и Лушина искали и вышли на некого Хомчика. Представь себе, Юра, – по старой дружбе обратился он к следователю по имени, – оба знают этого Хомчика: Котенев и Лушин. А к уважаемому Рафаилу Яковлевичу Хомчику начали, независимо от нас, приглядываться товарищи из БХСС.

– И чего углядели? – заинтересованно спросил следователь.

– Пока ничего, – развел руками Рогачев, – Есть данные, что существует группа хорошо законсперированных дельцов, которой руководит некое лицо по кличке Тятя. Продают камушки-бриллианты, вкладывают денежки в кооперацию, строительство, индустрию развлечений. Якобы к этой группе имеет прямое отношение Рафаил Хомчик.

– А Тятя кто?

– Не установили, Юрий Сергеевич, – ответил Иван. – Не удалось пока. Жулики опытные, хорошо законсперировались. Если Котенев связан с Тятей и Хомчиком, тогда вполне понятно, отчего он молчал про самочинный обыск.

– Интересное предположение, – согласился следователь. – Но пока это предположение, и только! Факты нужны. Нельзя предъявлять обвинение на основании предположений. Факт знакомства Лушина и Котенева пока ничего не дает. Нельзя на основании того, что люди здороваются друг с другом, делать далеко идущие выводы. В чем обвинять и подозревать Котенева и Лушина, если они для нас пока только потерпевшие? В первую очередь, нужны бандюги с пистолетами, драконы ваши чертовы.

– Слушай, Юра, – сказал Алексей Семенович, – может быть, пойти от противного?

– Ну-ну? – настороженно повернулся к нему Кудинов. – Ты хочешь сказать, что…

– Вот именно, – улыбнулся Рогачев. Если одни запустили лапу в государственный карман, а другие, неизвестным нам путем, узнали об этом? А тут еще Хомчик с его страстью к камушкам.

– Чем не ниточка? – напомнил о себе Купцов. – Если наши предположения верны, должно последовать новое нападение. Смотрите: у Котенева они могли искать камушки или валюту, но не нашли. Тогда отправляются к Лушину, но там их ждет телохранитель, и они вынуждены уйти практически ни с чем. Если им известен Хомчик, то обязательно проверят и его квартиру.

– В том случае, если они ищут камни, – заметил Рогачев. – Но как «драконы» могли выйти на Лушина и, тем более, как они вычислят Хомчика?

– Мог проговориться в местах заключения Манаков? – предположил следователь. – Может быть, он знал о многом, но молчал на следствии и на суде, ожидая помощи от родни и подельников? А не получив ее, озлобился и рассказал на нарах кому-нибудь о своем родственнике.

– Я уже предусмотрел командировку – на свидание с Манаковым, – сообщил Иван.

– Надо съездить, – согласился Кудинов. – У преступников одна дорожка, а у нас сотня, и необходимо везде их ждать. Давайте определимся насчет засад.

– Да, – устало потер глаза Рогачев, – наступать надо, а то мы, как пожарные, приезжаем тушить, а следует успевать раньше, пока не загорелось.