Дальше живут драконы

Глава 1

У Михаила Павловича едва хватило сил дождаться конца рабочего дня.

Выждав немного – не хотелось столкнуться нос к носу около лифта с руководством или собственной секретаршей, – Михаил Павлович вышел из кабинета. Спустившись вниз, сел в машину и, не прогрев мотор, сразу тронул с места, торопясь домой.

Достав ключи, он вошел, разулся и, не надевая тапочек, прошел по всем комнатам – на душе было тревожно, и свербила мысль, что в отсутствии хозяина в квартире мог кто-то побывать. Однако ничего вызывающего подозрение не обнаружилось.

Усевшись в кресло, Михаил Павлович закурил и начал ждать. Время тянулось до безобразия медленно, а внутреннее нервное напряжение все нарастало, заставляя вскакивать с кресла, метаться по пустым комнатам. Он пошел на кухню и залпом выпил полстакана коньяку. Спиртное немного сняло напряжение, приглушило возникшую головную боль, мысли прекратили бешеный бег, и Михаил Павлович сумел взять себя в руки: вдруг это и есть последняя капля, которой ему так не хватало для окончательного решения?

Ухмыльнувшись, он направился в спальню и открыл шкаф. Так, где чемодан? Откроем и покидаем туда костюмы, рубашки, бритву, носки, белье, галстуки… Чемодан распух и с трудом закрылся. Все!

Услышав, как заскрежетал в передней ключ, вставленный в замок, Котенев быстро пробежал в комнату и уселся напротив часов, придав лицу озабоченное выражение.

– Заждался? – войдя в комнату, ласково спросила Лида.

– Пора бы уже, – Михаил Павлович выразительно поглядел на часы, – где ты так задерживаешься?

– Миша, в магазинах очереди. – Она тоже взглянула на циферблат, но тут же отвернулась.

– Не лги! – Котенев вскочил с кресла и нервно заходил по комнате. – Зачем ты обманываешь?

– Значит, ты знаешь? – Лида опустилась на диван. Михаил Павлович остановился перед ней, засунув руки в карманы брюк.

– Знаю. – Он издевательски поклонился. – Могла бы позвонить, сказать супругу, куда и зачем направляешься. Что они от тебя хотели?

– Спрашивали про обыск.

– И… что ты им там ответила? – вкрадчиво спросил Котенев.

– Рассказала, как было.

– Боже мой! – Михаил Павлович схватился руками за голову. – Какая же ты дура! Даже не представляешь, какая дура. Беспробудная, дикая!.. – Он горестно застонал.

– А что мне оставалось? – Лида решила сама перейти в атаку. – Хорошо тебе обзывать и изголяться, считать себя самым умным и хитрым. А если они сами ко мне пришли? Я возвращаюсь с обеда, а в моей комнате сидит этот, из милиции.

– С кем я живу?! – патетически подняв руки к потолку, словно призывая приведение в свидетели, закричал Котенев. – С кем?! Шурин вор и валютчик, собственная жена подалась в сексоты на Петровку. Или как это там у вас называется?

– Миша! – Она поднялась и подошла к нему вплотную, пристально заглянула в его побелевшие от злости глаза. – Извинись и перестань паясничать! Как тебе не стыдно?! И потом, я просто не понимаю, что здесь такого? Ты просил никому не говорить, и я молчала, но они сами все знают без меня.

Но Котенев уже успел взвинтить себя и не желал потерять ощущение неудержимого гнева. Он казался сам себе предельно язвительным и уничтожающе надменным.

– Ты что, действительно такая дура? – вопрошал он свистящим шепотом. – Или просто ловко прикидываешься, как прикидывалась всю жизнь? Не можешь уразуметь своими куриными мозгами, что ты наделала?

– Знаешь что… – Лида даже задохнулась от негодования и едва сдержалась, чтобы не влепить мужу пощечину. – Я тебе не наемная прачка и не домработница. Сам далеко не святой. Поэтому либо извинись и все объясни, либо…

– А что либо? – зло ухмыльнулся Котенев и, повысив голос заорал на всю квартиру. – Что? Отвечай!

– Хватит! – тоже закричала Лида. – Извинись, или я уйду!

– Ах вот как? – отступил на шаг Михаил Павлович, смерив жену презрительным взглядом. – Она, видите ли, уйдет! Хорошо!

Он сорвал с себя рубашку и начал снимать брюки. Ничего не понимающая Лида с изумлением смотрела, как он отшвырнул одежду в угол и голый побежал в спальню.

Через минуту он вернулся одетый и с чемоданом в руке. Встав в дверях, обвел глазами комнату:

– Все тебе! Возьму только машину.

– Миша?! Ты что? – Лида прижала ладони к губам, не в силах поверить в реальность происходящего.

– Что «Миша», что?! – подбросив в руке чемодан, откликнулся Котенев усталым, слегка осевшим голосом. – Не понимаешь? Это я ухожу! Хватит с меня!..

Оставив машину около подъезда дома Александриди, Михаил Павлович закурил – надо было обдумать ситуацию.

Докурив, Михаил Павлович примял окурок в пепельнице и, вытащив из салона чемодан, – торопясь уехать из дому, просто забросил его на заднее сиденье, – переложил его в багажник, предварительно вынув из чемодана и спрятав в карман маленький пистолет. Он решил теперь постоянно ходить с оружием, особенно после случившегося у Сашки Лушина. Оружие Михаил Павлович приобрел по случаю давно. Когда произошла неприятность с братом Лиды, он хотел утопить пистолет в Яузе или закопать, но потом передумал и спрятал в квартире.

Поднялся на лифте и позвонил в дверь. Открыл сам грек. Впустив в прихожую, тщательно заперев за гостем дверь, провел того в гостиную, Там, уютно устроившись в кресле, сидел импозантный седой человек.

– Наш консультант, Виктор Иванович, – представил его Лука и предложил: – Располагайтесь. Можно без церемоний.

Михаил Павлович присел, настороженно поглядывая на невесть откуда появившегося консультанта. Мужчина солидный, с располагающей внешностью и барскими повадками. Грек, чувствуется, считается с ним.

– Сергей Владимирович говорил мне о возникших осложнениях, – играя позолоченной зажигалкой, мягко улыбнулся Виктор Иванович Полозов. – Я просил бы вас еще раз подробно рассказать все с самого начала.

Полозов слушал не перебивая, только время от времени что-то записывал своим бисерным почерком. Вытянув шею, Котенев поглядел в листочек, лежавший на столике перед консультантом, и увидел столбец цифр, рядом с ним – малопонятные слова.

– Записать разговор моей жены с сыщиком, естественно, не удалось, а запись своего разговора с представителем уголовного розыска я привез, – закончил Михаил Павлович.

– Чудесно, – усмехнулся Полозов. – Скажите, что вы знаете о приходившем к вашей жене милиционере? Сколько ему лет, какое звание, как выглядит?

– Ничего, – развел руками Котенев. – Я же там не присутствовал. О приходившем ко мне могу рассказать. Рослый, даже большой по всем параметрам мужчина. Бондарев Александр Алексеевич. Должности и звания не знаю. Но судя по одежде и обуви, человек среднего достатка.

– Да… – Александриди поставил на столик поднос, налил в чашки кофе. – Кстати, Михаил Павлович, – уже собравшись отнести посуду на кухню, неожиданно сказал Лука, – нам сообщили, что вы вышли из дома с чемоданом. Собрались уезжать? Куда, если не секрет?

«Они действительно следят за нами, – понял Котенев. – Иначе откуда ему знать про чемодан? Или видел в окно, когда я его перекладывал в багажник?»

Медленно поднявшись, он подошел к окну, вроде раздумывая над ответом. Взглянул на улицу через тюлевую занавеску – окна выходили на улицу и, судя по расположению дверей, окна других комнат и кухни тоже. Значит, около его дома действительно выставлена охрана, наблюдающая за квартирой? Не станет же Александриди торчать у окна лестничной площадки, ожидая приезда гостя?

– Я ушел от жены, – не оборачиваясь, глухо ответил Михаил Павлович.

– И где теперь намереваетесь жить?

– У знакомой, – обернулся Котенев. – Дать адрес?

– Не надо, – усмехнулся Александриди, – я думаю, вы достаточно постоянны в своих привязанностях. Есть телефон. Я вам звонил туда.

– Да, помню, – согласился Михаил Павлович, вспомнив, как впервые услышал голос Александриди, позвонившего по телефону Тани Ставич. Ушлые ребята.

– Как Лушин? – поинтересовался Полозов. – Держится? Молодец. Надо подумать, как его подпереть в этой ситуации: все-таки несчастье с женой. А Хомчик?

«Ну, о Рафаиле я тебе никакой информации не выдам, – усмехнулся Котенев. – Самому пригодится».

– Хомчик? – переспросил он. – Трясется. Его тоже охраняют?

– Несомненно, – с любезной улыбкой заверил Полозов.

– Вы уже отдыхали в этом году? – словно невзначай поинтересовался Лука.

– Еще нет, – ответил Котенев. – До отпуска ли было?

– Зря, надо отдохнуть, – веско сказал Полозов. – Сейчас самое разумное – исчезнуть на некоторое время, хотя бы под предлогом отпуска. Сможете быстро оформиться?

– Попробую, – пообещал Михаил Павлович.

– Поможем, – заверил Виктор Иванович, аккуратно складывая листочек с записями и пряча его в карман пиджака.

«Встреча близится к завершению, – понял Котенев. – Посмотрим, что предложат напоследок».

– Поедете с Лукой, – начальственным тоном распорядился Полозов. – Есть место, где можно хорошо отдохнуть. К тому же там будет обеспечена полная безопасность.

– Хорошо. – Котенев встал, поняв, что беседа закончена.

Александриди проводил его до дверей, ласково и успокаивающе поглаживая по плечу и всячески выражая участие.

Пожав его вялую ладонь, Котенев вышел из квартиры. Развернув во дворе машину, погнал по шоссе за город, настороженно поглядывая в зеркальце – не тянется ли кто за ним? Примерно через час пути он свернул с шоссе на проселок. Еще минут десять – пятнадцать – и он въехал на усадьбу старого деревенского дома – заколоченный, с давно заросшим лебедой и полынью огородом, он стоял на краю единственной улочки. Потрогав поржавевший замок на дверях, Михаил Павлович открыл его и вошел.

За порогом дома пахнуло сыростью давно не топленного помещения и пылью, мохнатым серым налетом покрывшей убогую обстановку. Отыскав огарок свечи, Михаил Павлович зажег его и открыл крышку подпола. Осторожно спустился вниз по ветхим ступенькам. Небрежно откинув в сторону всякий хлам, освободил угол земляного пола погреба. Скинув пиджак, он поплевал на ладони и начал копать. Через полчаса лопата заскрежетала по металлу. Встав на колени, Михаил Павлович разгреб руками землю и вынул небольшой железный ящичек с ручкой. Достав из кармана связку ключей выбрал один и вставил в замочную скважину ящичка, повернул и чуть приоткрыл стальную крышку – все на месте. Заперев ящичек, он отнес его к машине и бережно спрятал в «дипломат» с наборным замком…

Уже поздно ночью он позвонил в двери Ставич. Открыв, она ахнула:

– Господи! Ты не пьян ли? Весь в глине, в грязи!

– Потом, все потом, – отстраняя ее, пробормотал Котенев, внося в прихожую чемодан и тяжелый «дипломат». – Грязь – ерунда, отчистим. Главное, я к тебе перебираюсь насовсем…

Слушая запись разговора Бондарева с Котеневым, консультант фирмы Виктор Иванович потягивал сваренный Александриди кофе и морщился от неудовольствия. Сидевший напротив грек, заметив это, спросил:

– Не нравится кофе?

– Не нравится разговор, – вздохнул Виктор Иванович. – Они идут по следу, а наш недоумок распинается.

– Плохо, – согласно покивал грек, достав пилку для ногтей и занявшись маникюром. Полозов сердито заметил:

– Брось ты… Закажи билеты на самолет. Пора его убирать отсюда. Глаз не спускай, влезай ему в душу, вытягивай остальные деловые связи, о которых он пока молчит. Пересидите пока, а там станет видно.

– Охрану снять?

– Успеется, – буркнул Полозов и приказал: – Картотеку!

Лука быстро вскочил, снял с полки книжного шкафа несколько томов и, запустив руку в тайник, вытащил узкий длинный ящичек. Принес, поставил на стол перед Полозовым. Тот надел очки и начал перебирать холеными пальцами карточки.

– Не то, опять не то, – тихонько приговаривал он до тех пор, пока одна из карточек не привлекла его внимание. Вытащив ее, он прочитал текст и бросил ее на стол перед собой: – Вот это и есть наш основной противник!

– Купцов Иван Николаевич, – прочитал Лука. – Полагаете?

– Больше некому, – криво усмехнулся Полозов. – Он работает у Рогачева, мечтающего со временем передать ему отдел. Сам Иван Николаевич крепкий профессионал, служил в центральном аппарате, потом был направлен в Прибалтику, но при первой возможности вернулся сюда.

– А Бондарев? Он у нас появлялся в двух случаях, – щурясь от дыма зажатой в углу рта сигареты, заметил грек.

– Купцов пока старается держаться в тени, – объяснил Виктор Иванович. – Бондарев служит с ним в одном отделе и тоже работает по этому делу. Сейчас в первую очередь надо нейтрализовать самого Купцова. Доставай корки!

Лука принес скоросшиватель, приготовил ручку и бумагу.

– Пиши на корках, как всегда, – велел Виктор Иванович. Лука старательно вывел на обложке скоросшивателя: «Купцов И.Н. – парализация активности».

– Бомбить анонимками? – деловито спросил грек.

– Нет, – поморщился Полозов, – тут надо чего потоньше. Сейчас необходимо дело у него забрать, чтобы получить передышку. Купцов, как я понимаю, не только бандюгами интересуется, а начал лезть в частные дела Котенева и Лушина. Вот что страшно!

– А если дело отдадут Бондареву?

– Найдем и на него управу, – отмахнулся Полозов. – Посмотри, кажется, Купцов разведенный? Очень хорошо. В каком он там городишке в Прибалтике сшивался? Срочно найди человека, связанного с теми местами. Понял? Срочно! И добывай любые компрометирующие материалы на Бондарева и Рогачева. Как только ударим по Купцову, все должно быть готово и для этих. Рой им яму, Лука, только поглубже. Надо успеть до отъезда Котенева. Его дело должно летать, как волан над сеткой, от одного исполнителя к другому. Сторожу скажи, что гонорар за бандитов, вставших нам поперек дороги, удваивается. Но хотя бы одного из них надо взять живым. Хочу послушать, как они Михаила Павловича высчитали.

Алексадриди вытянул из ящичка карточки на Рогачева и Бондарева, начал переписывать их данные. Виктор Иванович встал, прошелся по ковру.

– Кстати, – обратился он к греку, – когда привезешь клиента на отдых, проследи, чтобы он никому не звонил и не писал.

Лука согласно кивнул и снял трубку зазвонившего телефона. Выслушав то, что ему сообщили, он положил трубку и сказал:

– Котенев ездил за город. Наши за ним не потащились, а подождали на шоссе. Проселок слишком безлюдный. Сейчас он приехал к Ставич. Кроме чемодана, который взял из дома, привез «дипломат» с цифровым замком.

– Сокровища вырыл, – довольно потирая руки, засмеялся Полозов. – Хочет и нам хвостом вильнуть? Не позволим!..

Глава 2

Потный лысоватый Жедь в линялом синем халате, надетом на голое тело, брезгливо оттопырив нижнюю губу, принимал банки от старушки, привычно именовавшей его Витьком. Для всех жителей микрорайона приемщик давным-давно стал Витьком и Жедь совершенно не обижался.

– Эти не возьму, – отодвинув по отполированному локтями клиентов прилавку несколько банок, не терпящим возражений тоном сказал он и начал отсчитывать бабке медяки.

– Как же? – удивленно уставилась на него старуха. – Давеча обещал принять. Али запамятовал?

– Тары нет. – Витек высыпал на прилавок мелочь. – Завтра, мать, приходи. Или даже лучше послезавтра. Тогда точно приму.

– Креста на тебе, Витек, нету, – рассердилась бабка, – опять обнадежишь, а принесть – силов не хватает. Таш-шу, а ты не берешь.

– А чего я могу? – сделал Витек обиженное лицо. – Нету ведь тары!

Он опустил заслонку окна приема. Поставив принятую посуду в ящик, Жедь вышел через заднюю дверь во двор. Там потный Ворона таскал ящики, выстраивая пирамиду из пустой тары, которой якобы нет, около глухого забора. В стороне, устроившись на обрубке бревна, сидел Олег Кислов, наблюдая за Гришкой, уже умаявшимся от непривычного усердия.

– Кончай! – скомандовал Витек, вынося из подсобки бутылку водки и арбуз. – Шабаш на сегодня.

– Пора бы, наломались, как папы Карлы, – привычно ставя в тенечке ящик и накрывая его газеткой, согласился Ворона. Давай, Олег, – предложил он Кислову, – присаживайся, закусим чем бог послал.

Жедь с хрустом разрезал арбуз, нарубил его большими ломтями. Олег принес стаканы, Ворона открыл бутылку и разлил. Выпив и насытившись, Гришка закурил, мурлыча под нос:

– А деньги советские крупными пачками с полок глядели на нас…

Жедь покосился на него и усмехнулся. Аккуратно выковыривая ножом косточки, он закусывал не спеша, продлевая удовольствие. Олег пить отказался.

– Опять пикник?

Ворона оглянулся – сзади стоял Лыков. Сделав шаг вперед, он протянул руку и ловко ухватил бутылку за горлышко:

– Водочка? И не стыдно по такой жаре?

– А что? Выпить нельзя? – окрысился Гришка. – Уговору такого не было, чтобы запрещать.

– Раньше, милый мой, – оставляя в стороне бутылку и присаживаясь на свободный ящик, пояснил Лыков, – ты был кем? Простым угонщиком транспортных средств. Не исключаю, что близорукие следователи и судьи не разглядели в тебе вора и осудили по другой статье, которая, впрочем, ничем от воровства не отличается. Угнал, продал… А теперь? Теперь ты занялся более серьезными делами, которые любой юрист квалифицирует как соучастие в разбойном нападении и преднамеренном убийстве.

– Ладно тебе, – миролюбиво оборвал его Жедь и, взяв недопитую бутылку, к удовольствию Вороны, разлил остатки по стаканам. – Взялся тут, понимаешь. Лучше скажи, когда пойдем?

– Наш миллионер в милицию не ходил? – выбрав себе ломоть арбуза, поглядел ему в глаза Лыков.

– Нет. – Витек выпил и вытер рукой рот. – А у второго менты все облазили. Третий, как мышь, притаился, носа на улицу не высовывает.

– Малый тот не помер? – подрагивающим голосом спросил Кислов.

– А ты сам как думаешь? – выплевывая косточки, скривился Аркадий.

– Дай бог, чтобы живой был, – вздохнул Олег.

– Дурак! – взорвался Лыков. – Его уже похоронили давно. Можешь цветочки отнести на могилку.

Кислов, ломая спички, прикурил и обессиленно привалился спиной к забору. Ворона опустил руку с зажатой в ней арбузной коркой и, обведя сидевших вокруг ящика побелевшими глазами, предложил:

– Может, оборвемся? Все, разом…

– «Оборвемся», – передразнил его Витек. – Куда, дурья башка?

– А чего, он прав, – неожиданно засмеялся Аркадий. – Уматывать надо, но… за границу! Здесь нечего делать, но и за кордоном с теми бабками, которые у нас сейчас есть, тоже не рай. Вот возьмем их казначея, гражданина Хомчика, разживемся камушками, валютой и золотишком, тогда и двинем…

Гришка живо представил себе, как он вскрывает какой-нибудь роскошный кадиллак, а в него, не спросив фамилии, начинает палить из кольта ихний полицейский. Это не наши родные постовые – те ребята серьезные, враз укатают. А если угонишь там тачку, то кому продать? Лыков грозится ехать уже с деньгами, но ведь и деньги могут отнять? Нет, пора, Гриша, плести тебе лапотки.

– Котенев из дому ушел, – сворачивая газету с остатками пиршества, сообщил Жедь.

– Как? – Новость поразила Лыкова. – Чего же ты… Когда ушел, куда?

– На днях. К своей бабе подался, – выбрасывая огрызки в стоявшее у порога грязное ведро, пояснил Витек. – Но…

– Что еще? – вскинулся Аркадий. – Ну, не тяни!

– Не нравится мне это, – возвращаясь на свое место, закончил Жедь.

– А я ее видал, – осклабился Ворона, – ничего бабец, подходящая. Сам бы у нее пожил, если бы пустила.

– Адрес ее есть? – повернулся Аркадий к Жедю.

– Знаем. Только неспроста он из дому умотал, пакость какую-нибудь затевает, – вздохнул Витек и выжидательно уставился на Аркадия.

– Тебе больше нравится в новых районах бутылки по дешевке принимать? – обозлился Лыков. – Я же запрещал, а вы опять ездили! Всех денег не сшибете, а вляпаться можете – и прощай дело на самом интересном месте.

– Так ведь… – попытался оправдаться Жедь, но Аркадий оборвал его:

– Сейчас важнее другое! У нас остался гражданин Хомчик? Хватит ждать, пойдем к нему. Будет отнекиваться, погреем пятки, но без денег и ценностей не уйдем,

– А вдруг не он казначей? И у него нету ничего? – мрачно спросил Кислов. Мысль об убитом в квартире Лушина парне не отпускала его. Что теперь с ними будет, если попадутся?

– Если они пустые, то Котенев уже давно бы все пороги в ментовке обил, я же вам объяснял, – терпеливо повторил Лыков. Нельзя сейчас, перед решающим моментом, дать приятелям расслабиться. – Искали мы плохо, поторопились. Не найдем у Хомчика, опять направимся к Мишке-миллионеру. Все перевернем, но отыщем: либо у него дома, либо у его бабы. Не найдем? – выкрикнул Аркадий. – Тогда тебя повесим, но не за шею! Ведь это ты нам про миллионы байку принес. Или забыл? – Глаза у Лыкова налились кровью, щеки нервно вздрагивали.

– Тихо, мужички, тихо! – загораживая собой Анаш-кина, примирительно сказал Витек.

Аркадий немного успокоился и, знаком отозвав в сторону Жедя, отошел с ним к калитке. Посопев, он зашептал:

– Надежды на них мало, Витя. Пойдут, но повернуть на другую дорожку могут. Ты Гришку от себя не отпускай далеко…

Таксист позвонил, когда Иван уже почти не надеялся.

– Вот. Перехрюкали тут кое с кем, по старой памяти. Отверточку можешь выбросить, на мне нет грехов. Съезди в новые гаражи, поищи там Свекольного. Он тебе полную раскладку даст. А меня больше не беспокой, я тебя христом-богом прошу. Нервы не выдержат в следующий раз…

Поехали вдвоем с Бондаревым. Остановив торопливо пробегавшего мимо автолюбителя с выхлопной трубой в руках, Купцов спросил у него, где найти Свекольного.

– Сто второй, там, по-моему.

– Я, пожалуй, зайду, а ты погуляй пока у дверей, – по дороге к боксу предложил Иван.

Двери сто второго бокса оказались приоткрытыми. За ними слышался непонятный шум и весело распевавший хрипловатый басок:

– Вот билет на балет, на трамвай билета нет…

Иван шагнул за порог. Там стоял ободранный старенький «Москвич» без колес и стекол. Полный мужчина в дырявой майке ловко орудовал паяльной лампой – жаркое пламя жадно лизало потемневшее железо помятого крыла. Заметив тень в проеме двери, он повернул к вошедшему лицо, действительно напоминавшее цветом вареную свеклу.

– Привет, – не отрываясь от своего занятия, буркнул

Свекольный. – В чем дело?

– Перетолковать надо, – подмигнул ему Иван.

– Щас не могу. Видишь, занят.

– Лучше сейчас, – улыбнулся Купцов.

– Давай, – неожиданно согласился Свекольный, переходя ближе к капоту и заставляя Ивана отодвинуться. Тот втиснулся между ободранным «Москвичом» и стеной.

– Ты говори, я слушаю. – Свекольный свободной рукой почесал живот и настороженно стрельнул глазами на дверь

– Я из уголовного розыска, – сказал Иван. – Меня интересует «специалист» по машинам, который сейчас «работает» в городе.

Свекольный неожиданно поднял лампу и, резко увеличив длину пламени, повел им перед собой, как огненным мечом. Иван успел отпрянуть и спрятаться за корпусом «Москвича».

– Хто послал? – свистящим шепотом спросил ремонтник.

– Брось, дядя! – раздался сзади повелительный голос, и Свекольный обернулся.

Этого мгновения Ивану оказалось достаточно – метнувшись вперед, он выбил лампу из рук Свекольного и ударом ноги отбросил ее в сторону. Свекольный, прижавшись спиной к стене, медленно двинулся вдоль нее к лежавшей на полу лампе, настороженно переводя глаза с вошедшего в бокс Бондарева на Купцова.

– Брось, дядя, – повторил Саша. – Чего это ты?

Прижав могучей рукой ремонтника к стене, он с трудом протиснулся мимо него и, наклонившись, выключил лампу.

Свекольный дрожащей рукой вытер пот со лба и снова зыркнул глазами на дверь – выход перекрывал Иван. Жалко скривив губы, ремонтник попытался изобразить улыбку:

– Парни, может, миром поладим, а?

– Зачем же нам воевать? – потирая ушибленное колено, удивился Купцов. – Или мы похожи на рэкетиров?

Свекольный угодливо хихикнул, но глаза его оставались встревоженно-серьезными. Оглаживая себя ладонями по животу, он облизывал языком пересохшие от волнения губы.

– Нас никто не посылал, – начал втолковывать ему Иван. – Мы действительно из уголовного розыска.

– Кто сейчас из специалистов по машинам работает в городе? Отверточкой любят открывать дверцы, – уточнил Бондарев.

– Не знаю, – прошептал Свекольный. – Вот вам крест святой, не знаю. Кто бы вы на самом деле ни были, нечего мне сказать.

– Обидно, – протянул Купцов. – В такую даль ехали, искали, лампу отнимали. Может, вспомните?

– Не знаю. Тут как-то забегал один, денег просил взаймы, а откуда у меня деньги? – Свекольный старался разжалобить незваных гостей, до сих пор не веря, что они милиционеры. Зачем бы вдруг милиции, да еще уголовному розыску, приходить к нему и интересоваться теми, кто угоняет чужой транспорт? Прислали бы местного участкового. С чего это у всех такой интерес к ребятам, угоняющим тачки? Сначала появился Ворона и выспрашивал, а когда уже начал забывать про него, вдруг выплыл знакомый таксист по кличке Мастер и тоже начал вытягивать жилы, а теперь вот заявились два бугая.

– Кто приходил? – напомнил о себе Бондарев.

Свекольный опустил взгляд – подумаешь, показали красную книжку: слепить фальшивую милицейскую ксиву не велика проблема. И тут как просветлело в мозгах – Ворона им нужен! Все на нем сходится: расспросы Мастера, упоминание об отвертке, которой Гришка работал просто виртуозно, домагательства насчет угонщиков. Не иначе пошли разборы с Гриней. Видно, прокололся где-то, а теперь хотят его найти и посчитаться. Стоит ли молчать о нем – ведь не отвяжутся, а то и самого начнут жарить лампой…

– Ворона приходил, – глухо ответил Свекольный. – Гришка Ворона. Он откинулся недавно, весной или в начале лета.

– Фамилия его как? – приоткрывая дверь, чтобы было больше света, поинтересовался Купцов.

– А-а?.. Фамилии не знаю, право слово, не знаю. Зачем мне его фамилия?

– Все? – протискиваясь к выходу, бросил Саша.

– Как на духу! – перекрестился перепуганный Свекольный.

Когда нежданные посетители вышли, он обессиленно опустился на пол и, привалившись спиной к стене, устало прикрыл глаза – пронесло! Может, и вправду были милиционеры, если даже по морде не дали за шутки с паяльной лампой?..

Ближе к вечеру, когда день угасал, Иван уже многое знал о человеке, прозванном за разлапистую походочку Вороной.

«Григорий Елизарович Анашкин», – прочел он в справке и обратился к сидящему напротив Бондареву:

– Знаешь, он отбывал наказание в одном исправительно-трудовом учреждении с Виталием Манаковым.

– Думаешь, выпотрошили Виталика на нарах? А потом здесь Анашкин продал информацию более серьезным людям? Тогда я за его жизнь не дам и полушки.

– Да нет, – задумчиво протянул Иван, – продать-то он, может, и продал информацию. Но, судя по всему, сам тоже участвует в деле. Погляди.

Купцов положил рядом фоторобот одного из «драконов», приходивших к Лушиным, и фотографию Анашки-на.

– М-да, – крякнул Бондарев. – Вот и первый «дракончик». Выходит, нитка тянется из зоны?

– Выходит, – согласился Купцов. – Но кто остальные? Собирайся, Саша, надо срочно лететь к Манакову…

… Лязгнула замком дверь, пропуская Бондарева на территорию зоны. «На свободу с чистой совестью» – бросился в глаза безнадежный, но вечный призыв, старательно выписанный белым по красному местным художником.

Один из офицеров провел Сашу в заранее приготовленный кабинет, предложил располагаться за столом, подал пепельницу, предупредительно приоткрыв форточку.

– Может, сначала с нашим оперативником поговорите? – уходя, спросил офицер.

– Нет, с ним после, – отказался Бондарев и, оставшись один, поглядел за окно, забранное частой решеткой: бараки, асфальт двора, а в промежутках между строениями назойливо лезет в глаза колючка, протянутая поверх высокого, глухого забора. В коридоре послышались шаги тяжело обутых ног. «Ведут», – понял Саша.

Манакова он узнал с трудом – похудевший, осунувшийся, в черной робе, висевшей на костлявых плечах, с глубокими тенями, залегшими под глазами, Виталий выглядел много старше, чем на фотографиях, сделанных до осуждения. Пробухав по доскам чисто вымытого пола, заключенный остановился рядом с табуретом, не решаясь присесть без разрешения.

– Я пока не нужен? – спросил доставивший Манакова контролер и, козырнув, вышел.

– Присядьте, – предложил Бондарев. – Меня зовут Александр Алексеевич. Курите…

Огрубевшими пальцами с обломанными ногтями Виталий вытащил из пачки папиросу и, достав из кармана спецовки спички, прикурил. Молчал, ожидая продолжения. Судя по костюму и напечатанной на гильзе папиросы марке табачной фабрике «Ява», гражданин начальник пожаловал из столицы.

– Как тут живется-можется? О старых грехах я расспрашивать не собираюсь, – заверил Бондарев.

– О чем тогда говорить? – вскинул на него глаза Манаков.

– Валюту скупали по чьей просьбе?

– Зозули. Я на следствии и суде все честно сказал, – нервно дернул головой Виталий, – добавить нечего.

– Родственник ваш, Михаил Павлович Котенев, в валютных операциях участвовал? Или, может быть, знал о них?

– Мишка? – Манаков прищурился и криво усмехнулся. Сразу вспомнился лощеный, предельно осторожный и скрытный муж сестры, предостерегавший от связи с Зозулей и потом бросивший Виталия на произвол судьбы. Сдать его этому громадному начальнику со всеми потрохами, и дело с концом? Пусть роют под проклятого Мишку, чтобы и он наконец узнал, как сладко спать на нарах.

Но тут мелькнула другая мысль – не случилось ли чего в Москве, если оттуда притащился в этакую даль обличенный властью человек? Вдруг Котенев уже сам парится в предварилке?

– Мишка? – повторил Виталий, выгадывая время для обдумывания ответа. – Нет, он не знал и не участвовал. Не хочу напраслину на него возводить. Если на мне грех, то я за это и в ответе. Котенев сам себе ответчик. У него что, серьезные неприятности?

– Сестре писали отсюда? Честно!

– Только на общих основаниях переписки, – помолчав, ответил заключенный.

А сердце у него нехорошо сжалось, заныло в тягостном предчувствии беды. Губы у Виталия стали непослушными и холодными – еще слово, и спазмы перехватят горло. Что же произошло в Москве? Неужели что-то случилось с сестрой?

– Только на общих основаниях писали? И все? – Саша взял графин, налил воды и подал стакан Виталию. Не сумев сдержаться, тот схватил его и жадно выпил.

– С кем передавали сестре или зятю записку на волю? – поставив на место стакан, повернулся к нему Бондарев. – Или, может быть, на словах просили передать о себе?

– Что вы, гражданин начальник! – Манаков прижал руки к груди и привстал с табурета. – Я никогда режим не нарушаю.

– В чем другом, может, и не нарушаешь, – прищурился Саша, – а в этом нарушил!

Он шел практически на ощупь, вслух высказывая родившиеся у него мысли. Сейчас нужно дожать Манакова. Дать ему понять, что приезжему из столицы известно много больше, чем он говорит. Ведь знал Ворона о Котеневе, знал! Откуда? Только от заключенного Манакова, с которым отбывал наказание в одной колонии, в одном отряде и даже в одной бригаде. Раньше их жизненные пути нигде не пересекались – это установлено абсолютно точно.

– Да-да, – продолжил Саша, глядя собеседнику в глаза, пытаясь не дать тому отвести взгляд, – нарушил!

– Не пойман – не вор, – скривил губы Виталий. – Доказательств у вас нет. А слова… Они и есть слова!

– Вот ты и шепнул несколько слов уходящему за ворота, – улыбнулся Бондарев. – Так?

– Нет… – Манаков опять опустил голову и уставился в пол.

– Котенев от Лиды ушел, – выдержав паузу, негромко сообщил Саша. – Она тебе, наверное, не писала?

У Манакова снова нехорошо сжалось сердце – как же там теперь Лида? Посвятила всю жизнь этому сытому высокомерному мужику, а тот взял и… Но почему? Неужели именно Ворона послужил причиной?

– Почему ушел? – кривясь от сжимавшей его внутри боли, почти прошептал Виталий. – Почему?

– Я не должен говорить, но скажу. – Бондарев достал новую папиросу из пачки, не спеша прикурил. – Посылали вы весточку о себе с Анашкиным. Так? Пока не знаю точно, что и как получилось там у него с Котеневым, но спустя некоторое время после освобождения Анашкина на квартире вашей сестры произведен самочинный обыск, короче – разгон. А потом преступники пришли на квартиру Лушиных. Известные вам люди? Там получилось еще хуже…

– Этого не может быть! – Манаков закрыл лицо руками.

– Зачем бы мне тогда сюда приезжать из столицы? Кстати, Анашкии объявлен в розыск.

– Боже! – простонал Виталий. – Вы правду говорите?

– Правду, – вздохнул Бондарев, – и хочу того же от вас.

– Лида жива? – впился в него глазами заключенный.

– Да. Вы говорили перед освобождением с Анашкиным?

– Говорил, – глухо ответил Манаков. – Просил позвонить Михаилу Котеневу и напомнить обо мне.

– Котенев обещал вам помочь? – уточнил Бондарев.

– Он мог помочь! Но ничего не сделал.

– Что он за человек? – спросил Саша. – Что в нем главное?

– Главное? – Виталий ненадолго задумался, жадно затягиваясь папиросой. – Деньги!

– Он их так любит?

– Он их имеет, – горько улыбнулся Манаков. – Не спрашивайте, почему я это знаю, не спрашивайте, откуда у него деньги, но он их имеет. Много денег и хорошие связи. И, пожалуй, добавлю, что он способен на любую подлость.

– Ну, это, положим, в вас обида говорит.

– Обида? – вскинул подбородок Виталий. – Нет! Это прозрение! Я был бы рад увидеть его здесь, в зоне, рядом с собой, на нарах! Ему здесь самое место. Ищите, гражданин начальник, вам карты в руки. Как я понял, там, в Москве, дела завернулись круто? Ищите, но и про моего бывшего родственничка не забудьте…

Стоя у окна, Бондарев проводил взглядом уходившего под конвоем контролера Манакова.

Глава 3

Когда Иван вошел в кабинет начальника отдела, Рогачев говорил по телефону:

– Это я сам знаю, не вчера, слава богу, родился. Видел кое-что на своем веку… Хорошо, вот так будет лучше. – Бросив трубку, он поглядел на Ивана: – Как там у Бондарева дела? Вернулся? Почему не заходит?

Рассказав о результатах командировки в колонию, где отбывает наказание Манаков, Иван закончил:

– Сразу по приезде Саша отправился по всем адресам, где может находиться Анашкин, но его нигде нет.

– Понятно. Значит, все же поговорил с ним по душам Манаков. Но где теперь сам Ворона? И что Лушин?

– Ничего, – развел руками Купцов. – Бегает к жене в больницу, кстати, он перевел ее в другую клинику, носит передачи. Почти ни с кем не встречается.

– Чай будешь? – доставая из сейфа кипятильник, спросил Рогачев. – С Лушиным почти ясно. Котенев?

– С этим интереснее, – улыбнулся Иван. – Вдруг ушел от жены, а теперь оформил отпуск на работе.

– Что странного в желании человека отдохнуть летом? – поставив перед Купцовым стакан с чаем, усмехнулся Рогачев. – Это вполне естественно. Тем более он, как мне доложили, ушел жить к своей пассии. Ставич, кажется?

– Да, Татьяна Ставич. Но она отпуска не оформляла. Мне не нравится это совпадение: посещение женой Котенева милиции и его уход из дома, затем и отпуск.

– Есть много, друг Горацио… – нахмурился Рогачев и неожиданно спросил: – Тебе фамилия Саранина знакома?

– Саранина? – наморщив лоб, переспросил Иван. – Нет, не припомню. Может, напомните?

– Напомню. – Вздохнув, Рогачев полез в сейф и достал тоненькую папочку в синих корочках. Вынув из нее лист бумаги, протянул Купцову: – На вот, ознакомься.

Иван взял, пробежал глазами по строкам и неожиданно наткнулся на свою фамилию. Совершенно неизвестная ему Марина Владимировна Саранина, проживающая в том курортном городке, где Купцов был начальником городского отдела милиции, излагала трогательную историю знакомства с приехавшим из столицы Иваном Николаевичем Купцовым, с которым она намеревалась создать семью. Означенный Купцов красиво ухаживал за ней, бывал дома – это могут подтвердить соседи, по площадке, – оставался ночевать. Цветы и майорские погоны вкупе с высокой для их города должностью вскружили голову бедной Марине Владимировне, и она, забыв про мужское коварство, позволила себе поверить Купцову. Когда же опомнилась – того и след простыл. Теперь бедная Саранина – мать-одиночка. Мало того, что Купцов совершенно не интересуется ребенком, он еще уклоняется от уплаты алиментов. С великим трудом ей удалось разыскать майора милиции Ивана Николаевича Купцова по его новому месту службы, и она просит принять к нему необходимые меры.

Строчки запрыгали перед глазами Ивана, он потер глаза – что за чушь, кто эта Саранина, какие дети?

– Чушь, – возвращая бумагу, только и сказал он.

– И это все? – дернул под столом ногой Рогачев. – Объясняй, оправдывайся!

– Я же сказал: чушь! – повторил Иван. – Никогда в жизни не был знаком с Сараниной, не говоря уже об остальном.

– «Чушь», – передразнил Рогачев, – заладил, как попугай.

Он вытянул из кармана носовой платок и вытер лоб и шею:

– Как в бане, право слово… Ты мне давай факты, аргументы, как в той известной газете, – пряча платок, буркнул Алексей Семенович, – чтобы я мог ими оперировать на должном уровне. Не маленький, сам понимаю, что ты успел кому-то перца с солью на хвост насыпать, но вот кому?! Теперь будешь оправдываться в политчасти.

– Оправдаюсь, – глухо ответил Иван. – Не все же на свете подлецы… Есть и приличные люди.

– Ага, есть, – согласился Рогачев, – даже много, но редко попадаются на нашем жизненном пути. А ты еще ершистый, кланяться не умеешь, в баню с нужными людьми не ходишь.

– При чем тут баня? – огрызнулся Купцов.

– При том, – отрезал Алексей Семенович, складывая бумаги в папку, – не умеешь карьеру строить, все горбом норовишь добыть. Я тебя за это уважаю и ценю, но не все такие, как я. – Бросив папку в сейф, он захлопнул тяжелую дверцу и вздохнул: – Эх, Ваня, заварили для тебя крутую кашку…

Вспомнилось, как ему самому досталось по первое число, когда на похоронах одного из сотрудников он сказал на панихиде, что нужно беречь людей и не гробить их раньше времени. Чихвостили тогда у руководства и по партийной линии. Правда, те времена теперь окрестили «застоем», но ведь до сих пор помнится. А недоверия к собственным сотрудникам еще хватает.

– Давай конкретные предложения, где и когда ставить засады на «драконов», – давая понять, что разговор закончен, приказал Рогачев. – Иди работай, разберемся с этой бодягой…

От этого обещания у Ивана болезненно сжалось сердце – он прекрасно понимал, что разбираться будет совсем не Рогачев. Отчего же у нас человек, призванный по должности и по велению собственного сердца защищать других людей, сам столь часто оказывается беззащитным?..

Хомчик уныло вздохнул и начал взбивать пену в маленькой чашке для бритья. Мысли его прервала жена.

– Рафаил! Где твой синий костюм? – крикнула она из комнаты, где занималась сборами и укладыванием вещей.

– Посмотри как следует в шкафу.

– Я уже смотрела. – Она встала в дверях ванной, поправляя съехавшие с потной переносицы очки.

– Бог мой, – не прекращая своего занятия, чуть повысил голос хозяин дома, – ну, посмотри еще.

Жена дернула плечом и ушла, а Хомчик подпер щеку языком, осторожно повел бритвой сверху вниз, выбривая жесткую щетину.

М-да, как все смешалось и закрутилось после звонка Котенева, прямо предупредившего о необходимости отъезда. Хорошо Михаилу говорить о быстром отъезде, когда у него нет детей и больной тещи на руках. А потом, кто сказал, что можно ехать даже к лучшим друзьям, не предупредив их заблаговременно о своем прибытии? Где жить, когда приедешь, куда пристраивать детей учиться? Нельзя же месяцами стеснять давших тебе приют знакомых. Они тоже люди, у них есть конец терпению и свои дела. Пришлось созваниваться, просить, договариваться, слать телеграммы и денежные переводы, утрясать множество бытовых вопросов, чтобы был готов и стол, и дом.

– Рафаил!

Это опять жена. Кажется, костюм нашла, а теперь что?

– Ты узнавал, там есть английская школа?

– Школа? – держа бритву в отставленной в сторону руке, переспросил Хомчик. – Кажется, есть. В конце концов отдадим мальчика в испанскую. Сейчас Латинская Америка бурно развивается. Так что пригодится и этот язык.

– А где будет учиться наша девочка, ты подумал?

– «Подумал» – беззлобно передразнил жену Хомчик. – Там прекрасный университет, и пока еще никто не требует говорить только на местном языке. Не волнуйся.

Звонок в дверь заставил Хомчика вздрогнуть, и проклятая бритва рассекла кожу. В дверях ванной немедленно возникла враз побледневшая жена. Ее глаза, увеличенные сильными линзами очков, с тревогой уставились на супруга.

– Звонят, – зловещим шепотом сообщила она.

– Слышу, – так же шепотом ответил Рафаил, как будто его могли услышать стоявшие за дверью. Схватив полотенце и прижав его к кровоточащему порезу, он прокрался к входным дверям.

– Не открывай! – испуганно взвизгнула жена.

Сердито обернувшись, он сделал ей знак молчать и осторожно сдвинул заслонку дверного глазка…

Нервно поглаживая рукоять парабеллума, Аркадий неотрывно смотрел на подъезд Хомчика – сегодня многое должно решиться, и хотелось по-прежнему верить в удачу и свою счастливую звезду. Скоро идти туда, подниматься по ступенькам, нажимать кнопку звонка и переступать порог чужой квартиры. Уже возникло знакомое нетерпение, появилась тонкая нервная дрожь внутри и одновременно небывалая собранность, готовность мгновенно отреагировать на любую неожиданность. Впрочем, все рассчитано точно, и неожиданностей просто не должно быть.

– Кончай гулять, – не оборачиваясь, бросил Лыков пристроившемуся на заднем сиденье Олегу. – Много тратишь!

Кислов промолчал. Жадно досасывая сигарету, он осматривал двор – песочница, детишки качаются на скрипучих качелях, сидят бабки на лавках, гуляют старички с собачками, читают газеты пенсионеры, считает медяки компания выпивох.

Подошел Витек Жедь, открыл дверцу, тяжело плюхнулся рядом с Олегом.

– Ну? – повернулся к нему Аркадий.

– Нормально, – отдуваясь, ответил Витек. – Вызывать я никого не стал, за дверями тихо.

– Почему сегодня никого не вызвали? – завозился сидевший за рулем Ворона. – Вляпаемся, ей богу вляпаемся.

– Не каркай, – оборвал его Аркадий. – Нельзя без конца разыгрывать одну и ту же карту, понял? Комбинировать надо, новое изобретать. Кстати, скажи-ка лучше, где ты раздобыл такой рыдван?

Он похлопал ладонью по обтянутому самодельным чехлом сиденью и презрительно двинул коленом по облезлой дверце. Машина и вправду имела непритязательный вид – старенькая, давно не крашенная, с продавленными сиденьями.

– Зато на ходу зверь, – осклабился Анашкин. – Хозяин ее лижет, сам движок перебрал. На этой тачке фору любой «волжанке» дадим. Разве плохо докатили?

– Не хватятся? – зевнув, спросил Жедь.

– Нет, – небрежно отмахнулся Ворона.

– Сегодня пойдем втроем, – поправляя оружие за поясом брюк, распорядился Лыков. – Жедь остается в машине и ждет нас. После дела отгоняем тачку и немедленно пересаживаемся… Двор, где ее брали, хорошо помнишь?

– Не заплутаем, – заверил Витек. – Только не копайтесь там, быстрее поворачивайтесь.

– Не зуди под руку, – огрызнулся Лыков, открывая дверцу.

…Осторожно сдвинув заслонку дверного глазка, Хомчик приник к отверстию, напряженно разглядывая стоявшего у дверей человека.

– Кто там? – свистящим шепотом спросила за спиной жена.

– Участковый, – прикрыв глазок ладонью, обернулся Рафаил. – Чего ему надо?

– Не открывай!

– Участковый! – покрутив пальцем у виска, укоризненно поглядел на нее муж. – Как узнаешь, что ему надо, если не откроешь? Не откроешь сейчас, так он придет снова.

– Нас дома нет! – Она сдернула с носа очки и, забрав из рук мужа полотенце, вытерла потное лицо. – Может нас не быть дома? А если с ним эти?

– С участковым? – Рафаил Яковлевич опять приник к дверному глазку. – Тогда это просто кошмар.

– Вспомни фильм про милицию, – настойчиво бубнила за спиной жена, – там тоже представлялись милиционерами, и у Лушина…

– Кто там? – не выдержал Хомчик, когда снова позвонили.

– Рафаил Яковлевич? – донеслось из-за двери. – Это я, ваш участковый, Бойко. – Открывайте, не беспокойтесь.

– Вот видишь. – Немного поколебавшись, Хомчик открыл дверь.

К его удивлению, вместе с участковым в прихожую вошли еще несколько человек в штатском.

– Товарищи из уголовного розыска, – успокоил Бойко.

– Да, пожалуйста, проходите, – сделал слабый жест хозяин, указывая на двери, ведущие внутрь квартиры. – Только прошу извинить, мы готовимся к отъезду.

Бойко успокаивающе улыбнулся, а у Хомчика кошки скребли на душе – неожиданный визит показался ему вдруг еще более страшным, чем внезапное появление бандитов.

– Давайте поговорим? – устроившись на табурете, предложил Купцов.

– Давайте, – согласился Хомчик и присел на чемодан. – А что, собственно, случилось?

– У нас есть данные, что на вашу квартиру может быть совершено разбойное нападение. Поэтому мы здесь, – объяснил Иван.

– На нас? – сумел почти искренне изумиться хозяин. – Помилуйте, но с чего вы взяли? Хотелось бы, знаетели, услышать некоторые разъяснения. Тем более у нас сегодня вечером поезд. Вы хотите провести все время до отъезда вместе с нами? Очень мило с вашей стороны.

– Не надо, Рафаил Яковлевич, – чуть поморщился Купцов. – Вы же умный человек и все прекрасно понимаете. Знаете, что случилось у Котенева, знаете, какие события произошли в квартире Лушина, и потому собрались в отъезд, Давайте, как говорится, сядем рядком и поговорим ладком о том, что и на новом месте вас могут отыскать. – Иван грустно улыбнулся. – Вот какая незадачка получается. Они обязательно придут, и вам надо выбрать между нами, то есть законом, и ими…

Заметив приближающегося к машине наблюдателя, старший охраны, дежуривший по приказу Александриди около дома Хомчика, приглушил звук магнитофона и опустил оконное стекло. Свой неприметный «жигуль» он загнал в угол ДБора, откуда был хорошо виден выставленный напротив подъезда наблюдатель. Второй должен торчать с пенсионерами на лавке и страховать первого во избежание досадной осечки, случившейся у Лушиных.

– Что? – нетерпеливо спросил старший.

– Легавые, – шепотом сообщил тот, – Местный участковый привел. Я его узнал, специально интересовался. Просочились грамотно, по одному, а потом скопились у дверей квартиры. Хомчик им открыл.

Старший задумался, выбивая пальцами дробь по баранке, – кто мог предположить, что события повернутся столь неожиданным образом? Появление милиционеров никак не входило в их расчеты.

– Обложили! Видимо, клиенту пришли кранты. А залетные, похоже, прибыли.

– Точно? – вскинул на него глаза старший. – Ну денек сегодня, сюрприз за сюрпризом!

– Похоже, да. На стареньком «москвичонке» четверо. Приметы сходятся. Один вылезал и шлялся по двору, а потом нырнул в подъезд. Проверял, наверное.

– Легавые их засекли? – Старший достал сигареты и прикурил. Дым показался горьким и отдавал лекарством.

– По-моему, нет. – Наблюдатель поймал взгляд старшего, но тот отвел глаза. Что ему сказать? Ситуация не из простых. Сейчас бы немедленно линять отсюда, пока не поздно, но потом неприятностей от хозяев не оберешься. Придется как-то выкручиваться, уповая на то, что залетные и легавые перебьют друг друга.

– Чего делать будем? Уходим?

Не ответив, старший открыл перчаточное отделение и вынул портативную японскую рацию. Включил, повертел верньер настройки, но, кроме помех, в эфире была тишина.

– Молчат, подлецы, – кивнул он на прибор. – Хотел послушать, что там менты друг другу передают. Раз они и во дворе ошиваются, должны иметь связь со своими в квартире. В общем, так: я сейчас позвоню и доложусь, а ты слушай.

Сунув в руку наблюдателя рацию, он шустро побежал к автомату и набрал знакомый номер. Быстро переговорив, вернулся.

– Призвали к вниманию, – доложил наблюдатель.

– Готовятся, – ухмыльнулся старший. – Иди к ребятам, скажи, пусть одну машину отгонят на улицу. Если залетные будут уходить, чтобы прилипли к ним и не отпускали. Упустят – башку оторву! Главное, знать, кто они и откуда, а разборы пойдут потом, не сейчас. Тут им менты разгуляться не позволят. Вторую тачку пусть поставят за моей. И пока ни во что не вмешиваться!

Наблюдатель кивнул и повернулся, чтобы уйти. И в этот момент во дворе грохнул выстрел…

– Поверьте, я абсолютно ни при чем. – Хомчик молитвенно сложил руки на груди. – Каждый обязан отвечать сам за себя. В конце концов меня принудили.

– Кто? – разглядывая станок для огранки камней, бросил Бондарев.

– Котенев, – с готовностью ответил Рафаил. – Все он! Я чистосердечно. И еще Рогожин. Он всем заправлял.

– Рогожин? – поднял брови Иван. Новость! Откуда вдруг выплывает новая фамилия? Нет, не зря он решил потолковать по душам с Хомчиком: тот сразу понял, что пахнет жареным и лучше спасать то, что остается, чем покрывать Котенева. – Когда вы его видели в последний раз?

Справедливо решив не раскрывать перед хозяином квартиры своей неосведомленности относительно Рогожина, он вел разговор как об их общем знакомом.

– А я его вообще не видел, – осторожно трогая кончиками пальцев свежий порез на щеке, неожиданно заявил Хомчик.

– Тогда почему Котенев требовал денег от его имени? Ведь вы нам рассказали, что он предложил организовать снабжение вашего кооператива через Лушина и дать охрану, а за это требовал часть выручки, которая якобы должна поступать стоящему над ним Рогожину. Правильно? А потом произошли неприятности с Котеневым и Лушиным. Так?

– Совершенно верно, – подтвердил хозяин.

– И вы приняли все условия, ни разу не видев Рогожина?

– А как было не принять? – развел руками Хомчик. – Интересно, что бы вы делали на моем месте, а?

– Хорошо. Письма или открытки вы от Рогожина получали? Может быть, разговаривали с ним по телефону? – продолжал допытываться Купцов.

– Нет, что вы! Никогда ничего, – выставил перед собой ладони Рафаил Яковлевич. – От имени Рогожина всегда командовал Котенев.

Он обхватил голову руками и застыл в позе убитого горем человека.

«Пережимает немного, – решил наблюдавший за ним Купцов, – темнит, уводит в сторону и для этого жертвует малым, отдает нам Котенева, видимо зная, что мы его не получим, и потому безбоязненно валит на него».

– Саша, – отозвав в сторону Бондарева, обратился к нему Иван. – Свяжись с ребятами из БХСС, и немедленно займитесь Котеневым. Отыщите его на квартире Ставич или где бы он ни был, пригласите в управление и начинайте разговор. Думаю, что про Рогожина Михаил Павлович нам расскажет подробнее. Если тот вообще существует, а не является самим Котеневым.

– Первый! Я Четвертый. К подъезду идут трое мужчин, – проскрипела рация, висевшая на плече Ивана. – Один остался в машине. Приметы сходятся.

– Четвертый! – нажав клавишу рации, откликнулся Купцов. – Всем постам готовность!

– Отставим пока Котенева, – проверяя оружие сказал Саша.

– Бог мой! Идут… – побледнел услышавший переговоры по рации Хомчик.

– Идите к жене, – обернулся к нему Иван. – К дверям и окнам не подходить. Когда позвонят, мы откроем сами. Телефон тоже не трогайте…

Хлопнули дверцы машины, и Витек остался в салоне один. Приятели медленно пошли к подъезду дома Хомчика. У Лыкова прямая напряженная спина и рука тянется к поясу, где спрятан парабеллум, а ноги словно прилипают к асфальту, Ворона двигается своей обычной разлапистой походочкой, чуть бочком, будто хочет, но никак не решается обогнать идущего впереди Аркадия. Позади тащится Олег, ссутулив широкие плечи и засунув руки в карманы куртки.

«Ну чего тянетесь, как на похороны?» – мысленно поторопил их Жедь, сожалея, что нельзя крикнуть, подбодрить, подхлестнуть их. Сунув в рот сигарету, он на всякий случай повернул ключ зажигания, прогревая мотор.

У машины крутились ребятишки – по возрасту явно дошколята или первоклашки. Один малец, подбежав к ним, закричал:

– Ребя! Там шпион!

Мальчишки загалдели, обступив сообщившего про шпиона, а тот, гордый вниманием, громко рассказывал, захлебываясь словами:

– Точно! У него в кармане радио пищит и говорит с кем-то.

Витек насторожился – у обычного человека в кармане пищать нечему. А современные ребята не могли перепутать рацию с транзистором. Отбросив недокуренную сигарету, он быстро обежал глазами двор – парни с сеткой пустых бутылок? Это нам знакомо, и не очень-то похожи они на присяжных алкашей, к тому же слишком долго собирают деньги.

Ага, молодой человек оживленно беседует с мамашей, качающей колясочку. Пожалуй, не то. Хотя кто может поручиться за этих ментов – иногда вроде человек человеком, а оказывается, из милиции.

Жедь беспокойно заерзал и поглядел, далеко ли успели уйти его приятели. Они как раз подходили к подъезду – осталось всего шагов пять…

Витек еще раз оглядел двор – солидный дядя в беседке читает газету, недалеко от подъезда двое сидят в холодке на лавке, посматривая по сторонам. А пацаны бегут именно туда, к беседке.

«Засекли, – пронзила мысль, – ждут!»

Механически выжал педаль сцепления, и «москвичок» потихоньку поехал вперед. Фыркнул мотор, и Витек, не зная, как еще предупредить подельников, нажал на клаксон – би-и-и-п!..

– Первый! Пошла машина, слышите?! Машина пошла! – раздалось из динамика рации.

«Что там еще? – чертыхнулся Иван. – Почему вдруг пошла машина, если это действительно прибыли «драконы»? Они же должны идти в подъезд».

Времени на долгие раздумья не было – ситуация мгновенно изменялась, требуя таких же моментальных решений. Нажав клавишу переговорного устройства, Купцов приказал:

– Группу захвата в подъезд! ГАИ передать сигнал на перекрытие трассы. Будем брать…

Фигуры Лыкова, Олега Кислова и Вороны приближались. Рванув баранку в сторону, Витек свернул, выровнял машину и бросил взгляд по сторонам. Так и есть, накрыли их – парни с авоськой пустых бутылок забыли про свою тару, дядька в беседке отбросил газетку, а сидевшие на лавочке встали. Точно и слаженно они начали смещаться к подъезду, сжимая кольцо.

«Не уйдем!» – запаниковал Витек.

– Назад! – открывая дверь «москвичонка», крикнул он. – Назад! В тачку!

Ударив по тормозам, он остановил машину рядом с Лыковым, и тот, сразу все поняв, нырнул в салон, вытаскивая парабеллум.

– Брось! – заорал Жедь.

Но было поздно. Грохнул выстрел. Пуля ударила в стену дома, брызнувшую розовой кирпичной крошкой. Никто еще не успел ничего понять, а на заднее сиденье уже рухнул бледный Олег Кислов, неудобно подвернув длинные ноги, чтобы дать место замешкавшемуся Вороне, бестолково метавшемуся около автомобиля.

Лыков снова выстрелил, целясь в оперативников, оказавшихся рядом с подъездом, но промахнулся.

– Скорее! – дико взвыл Витек, отыскивая глазами щель в западне, куда может протиснуться их «Москвич».

Аркадий выстрелил еще, и тут-же в ответ ударили выстрелы милиционеров – Ворона охнул и повис на дверце машины. По его светлой штанине быстро расползалось кровавое пятно. Олег успел ухватить обмякшего Анашкина за воротник и рывком втянул в машину, а Жедь уже дал газ.

Машина подпрыгнула, перескочив через бордюрный камень, отделявший проезжую часть двора от газона с беседкой и песочницей. В зеркало Жедь видел, как один из милиционеров в штатском припал на колено и, держа пистолет двумя руками, прицелился по колесам их «Москвича». Рывок баранки в сторону, вопль раненого Гришки, похожий на визг зверя… Выстрел – рывок баранки в обратную сторону. Не попали!

Разлетелись в щепки фанерные щиты с наляпанными на них плакатами и объявлениями, от удара лопнуло стекло левой фары, и машина переехала газон. Еще рывок баранки, поворот в тоннель подворотни… Черт бы побрал коммунальщиков, понаставят где не надо мусорных контейнеров – задели один, ободрав бок машины, но зато впереди чисто. Никто и подумать не мог, что они рванут этим путем – через газоны, контейнеры и щиты – к подворотне.

– Больно, – застонал Ворона.

– Терпи! – не оборачиваясь, бросил через плечо Лыков. Жедь вырулил на полосу встречного движения и погнал к перекрестку, заставляя редкие встречные машины испуганно шарахаться в стороны.

– Не бросайте, – прошептал Анашкин, от жуткой боли не имея сил, чтобы закричать во весь голос.

– Не бросим, не скули! – оборвал Аркадий раненого и, схватив Жедя за плечо, заорал: – Сворачивай! Менты!

Впереди, пересекая проезжую часть, выскочил канареечный «жигуленок» ГАИ, намереваясь загородить дорогу. Витек, закусив губы, крутанул руль. Машину занесло. Взвизгнув покрышками, она развернулась и, проскочив через разделительную полосу, прибавила скорость, уходя к лабиринту запутанных переулков.

– Давай! – кричал Олег.

И Витек давал – в зеркале он видел синий маячок машины ГАИ и готов был на все, чтобы этот огонек погас, растворился, исчез. «Москвич» свернул в переулок и юркнул в подворотню. Взлетели напуганные голуби, посыпались картонные ящики, выстроенные в пирамиды у задних дверей хозяйственного магазина, покатилась по асфальту сбитая жестяная урна, а машина уже выскочила в другой переулок. Колеса запрыгали на брусчатке трамвайных путей, за окнами мелькнули тревожно мигавшие желтым светом светофоры на перекрестке, а Жедь опять вертел баранку, на скорости сворачивая под знак, запрещавший проезд.

– А-у-у! – без остановки выл Ворона.

– Проскочим? – озабоченно спросил Лыков.

Жедь не ответил. Он хотел сейчас одного – чтобы не появился сзади синий огонек мигалки. Если милиционеры не выскочат следом в этот переулок еще в течение минуты-другой, то спасение близко. Надо только повернуть, проехать пару кварталов, снова свернуть и – знакомый двор, где их трудно будет прищучить.

– Проскочим?! – теперь уже орал Аркадий.

– Да! Да! – повернул к нему потное лицо Жедь. – Должны!

Вот и нужный двор. Синяя мигалка не появилась. Скорее развернуть «москвичок» и подать задом в подворотню – там стоит их «жигуленок». Надо успеть до него добежать. А там…

– У-у-у, – подвывал Гришка.

– Зажми ему рот! – зло велел Олегу Лыков.

Пятясь, машина вползла в колодец двора, где, казалось, негде повернуться и тем более разъехаться двум автомобилям. Но именно здесь, в глубине тупика, в узкой щели между глухими стенами двух домов, хитроумный частник устроил себе гараж.

Увидев, что их «жигуленок» на месте, Жедь облегченно выдохнул и вымученно усмехнулся:

– Здесь!..

Неожиданный звонок Александриди опять нарушил устоявшееся, вырвал из сонного покоя уютной Таниной квартирки.

– Чемоданчик собрали? – даже не поздоровавшись, спросил грек. – Если нет, то даю пятнадцать минут на сборы и жду внизу. Мы уезжаем на отдых.

– Раньше не могли позвонить? – огрызнулся недовольный Котенев. – Почему такая спешка?

– Потом объясню, – понизил голос Лука. – У вашего приятеля Хомчика серьезные неприятности. Ясно?

Положив трубку, Михаил Павлович в сердцах выругался и пошел в комнату.

Татьяна всполошилась, достала чемодан, начала аккуратно складывать рубашки, чтобы не помялись в дороге, но Котенев отстранил ее и, свалив одежду в кучу, надавил коленом на крышку чемодана.

– По приезде разберу. Бритва там? А зубная щетка? Ну, пожалуй, все. Полно, полно, не на век расстаемся!

Он привлек Татьяну к себе, погладил по вздрагивающей спине, немного отстранив от себя, заглянул в глаза:

– Будешь ждать? Обещаешь? Я думаю, это ненадолго.

– Как знать? – Она поморгала, скрывая набежавшие вдруг слезы, и прижалась щекой к его плечу. – Тревожно мне что-то.

– Глупости, – вынося в прихожую чемодан, отрезал Котенев. – Вот устроюсь на отдыхе, обживусь немного, и приедешь ко мне. Я позвоню по междугородному, жди.

– Хорошо. Ты все взял? Деньги, документы?

– Все. – Он бросил взгляд на чемодан и стоявший рядом с ним заветный «дипломат», в котором был стальной ящичек, вырытый в подвале деревенского дома. – Давай здесь и попрощаемся. Не надо меня провожать. – Чмокнув ее в щеку, он подхватил вещи и двинулся к двери. Татьяна помахала ему рукой:

– Позвони!

Котенев кивнул и вошел в лифт. Заперев дверь, Ставич побрела к окну, приложив руку к тревожно бьющемуся сердцу. Отодвинув занавеску, она глядела в окно – вот Миша вышел из подъезда, подошел к машине. Из нее вылез пожилой мужчина и открыл багажник, помогая поставить в него чемодан, а «дипломат» Михаил оставил при себе. Неужели ее любимый не поглядит наверх, не пошлет ей прощального привета?

Нет, смотрит на окна, улыбается, машет рукой. Она тоже помахала в ответ и, будучи не в силах сдержать внезапно подступившие рыдания, отбежала от окна. Он уехал, уехал!

Вечером Сергей Владимирович Куров сам заехал к Полозову. Дверь открыла экономка, проводила в кабинет. Хозяин сидел в мягком глубоком кресле перед телевизором и смотрел новый видеофильм на религиозные темы, одновременно со смаком поедая спелый, источавший аромат арбуз, нарезанный тонкими ломтями. Обернувшись на звук открывшейся двери, он приветственно кивнул Курову и предложил:

– Арбузика хочешь?

– Какой арбуз? – зло буркнул Сергей Владимирович, приглушая звук телевизора и усаживаясь в свободное кресло рядом с консультантом фирмы.

– Астраханский, – хмыкнул Полозов, выплевывая косточки, – спелый. Погоди, сейчас будет очень любопытный момент. – Он ткнул ножом в сторону экрана.

– Момент!.. – фыркнул Куров. – Я тебе просто удивляюсь. В сложившейся обстановке ты способен тратить золотое время на какие-то пустые развлечения. – Он подошел к телевизору и выключил его, снова сел в кресло и, закурив, поглядел на Полозова:

– Ну?

– Чего «ну»? – продолжая спокойно заниматься арбузом, усмехнулся тот. – Не нервничай, ничего страшного не произошло. Постреляли, разъехались, наши все целы и здоровы, никто не пострадал, и обстановка, кстати, прояснилась.

– Вот как? – с сарказмом спросил Сергей Владимирович. – Прояснилась? Ты, случаем, не отравился нитратами?

– Перестань, – поморщился Виктор Иванович, – не надо паниковать. Котенева уже отправили из города, и никто его не отыщет, далее милиция. И вообще, надо рубить концы, кончать с ним возиться. Принимаем дело в наследство, на его бывших хозяевах ставим крест, а залетные бандюги теперь без нашей помощи сломают себе голову.

Куров сгорбился в кресле и, опустив между колен руки с набухшими венами, глухо спросил:

– Ты готов поставить точку?

– Информация в милицию запущена, – вытирая руки, откликнулся Полозов. – Залетные после открытого столкновения с милицией обречены. Котенева сопровождает Лука, а попозже я выдам нужный звонок. Только и делов. Больше волнуют наследственные вопросы.

– Их полностью беру на себя, – немедленно отреагировал Куров. – Кроме тех, которые связаны с отъездом Котенева. Помнишь его прогулку за город?

– А как же, – хищно оскалился Виктор Иванович. – Некоторые потери все равно неизбежны, да что ж поделать? Езжай спокойно домой и отдыхай. Надо беречь нервную систему. Выбрось из головы Хомчика, Лушина и уехавшего Котенева.

– Их будут тягать, – откинув голову на спинку кресла, заметил Сергей Владимирович, – и дело посыпется, как карточный домик. Что мы тогда унаследуем, разбитое корыто?

– Все не рассыплется! – возразил Полозов. – И у нас есть голова на плечах. Все их связи приберем к рукам, но не сразу. Сначала поглядим, как будет дело поворачиваться. Давай, Сережа, поезжай, я хочу фильм досмотреть. Не переживай, я тебе обещаю полный хэппи-энд.

– Звони, – поднялся Куров.

– Обязательно. Не забудь включить мне телевизор, будь так любезен, – ядовито напомнил Полозов. Сергей Владимирович послушно двинулся к телевизору.

– Зря ты не смотришь такие фильмы, – в спину Курову сказал хозяин, – история имеет свойство повторяться.

Досмотрев фильм, Полозов взял телефон и набрал по автоматической междугородной связи номер знакомого человека, которого он за образ жизни и занимаемое положение частенько любил именовать «пришельцем из будущего».

– Слушаю, – наконец ответили на том конце провода. Голос снявшего трубку был низким, гортанным, с заметным восточным акцентом.

– Привет, – не обращаясь по имени, поздоровался Виктор Иванович, будучи уверен, что его должны сразу узнать. Так и получилось.

– Рад слышать, уважаемый, – не замедлил откликнуться обладатель гортанного голоса. – Салам!

– Встретили? Разместили?

– Да, не беспокойся, пожалуйста.

– Я не хочу тебя торопить, но приготовь все, что может потребоваться в случае моего неожиданного визита. Договорились?

– Конечно, уважаемый. Только одна просьба: позвони, когда вылетишь, – ласково попросил гортанный голос. – А то я должен ненадолго отлучиться.

– Обещаю, – заверил Виктор Иванович и повесил трубку.

Глава 4

Сумка была страшно тяжелой и неудобной, поэтому Ленчик постоянно перебрасывал ее из одной руки в другую, заставляя сынишку метаться рядом с ним то туда, то сюда, чтобы сумка не стучала ему по голым ногам, обутым в стоптанные сандалеты. И чего только Аня напихала в сумки? Весь дом, что ли решила тащить с собой на дачу?

Приостановившись, Ленчик поставил сумку и, сняв очки, вытер мокрый лоб платком – жарко, день только-только начинается, а солнце уже немилосердно печет, духота. Запаришься, пока доберешься, а на даче придется срочно открывать окна и двери, поскольку их курятник наверняка так прокалило солнцем, что не продохнуть. Кстати, где Анна? Ага, вон, тянется, тащит в обеих руках по набитой сумке, за ручки которых держатся дочери Света и Оля – трехлетние близняшки, одетые в одинаковые китайские платьица.

– Пап, а пап! Мы сегодня на речку пойдем? – дернул за руку Ленчика сынишка, от нетерпения приплясывавший на месте.

– Пойдем, пойдем, – рассеянно ответил отец и строго напомнил: – Не болтай бидон, молоко расплескаешь!

Подхватив сумку, он подождал, пока жена подойдет поближе, и спросил:

– Кастрюльку не забыла?

– Нет, – сдувая со лба прилипшую мокрую прядь волос, ответила она. – Света! Оля! Перестаньте баловаться! Наказание какое-то!

– Пап, а пап! Картошку вечером печь будем? – не унимался сынишка.

– Пойдем и картошку печь, – со вздохом согласился Ленчик, прикидывая, сколько раз ему еще придется поменять руку, пока он дотащит эту проклятую сумку до гаража, где стоит машина. Слава богу, уже недалеко, а там станет легче, когда все запихнешь в багажник и, рассадив детей, выедешь со двора. С гаражами ох как нелегко, и просто счастье, что ему удалось втихаря выстроить себе гараж-конуру недалеко от дома. Утром он хотел один отправиться за машиной, но Аня воспротивилась – не чего, мол, терять время, пойдем все вместе.

Правильно сказал какой-то восточный мудрец – выслушай совет женщины и поступи наоборот. Последовал бы он совету мудреца, не тащил бы сейчас по этакому пеклу тяжеленную сумку.

– А удочки? – напомнил сын, ковыряя носком сандалии трещину в асфальте.

– Не ковыряй! – немедленно отреагировала Аня, а девчонки прыснули, одинаково сморщив веснушчатые носики.

Ленчик подбросил висевший на спине рюкзак, как норовистая лошадь подбрасывает неумелого седока, и, не ответив сынишке, заторопился к гаражу – скорее бы дотащить эти тяжелые сумки.

Подгоняя сына и поминутно проверяя, идут ли рядом дочери, жена заторопилась следом, привычно кряхтя от тяжести груза, – что делать, с продуктами и в городе тяжело, а уж с детьми, да еще на даче, и вовсе не побегаешь по магазинам. И какие там магазины, в их захолустье, за сотню верст от столицы? Если хлеб пару раз в неделю завезут, и то счастье. Приняли постановление о многодетных семьях, выдали в исполкоме книжку, прикрепили к магазину, а толку?..

Войдя в тень подворотни, Ленчик остановился, опустил сумку на асфальт и, прислонившись рюкзаком к стене, чтобы меньше давила на спину тяжесть, достал сигареты.

– Потом покуришь! – прикрикнула на него Анна.

Послушно сунув сигарету обратно в пачку – не хватало еще сейчас, поддавшись раздражению, вступить в перепалку. – Ленчик поплелся к гаражу, доставая ключи.

В голове уже вертелись мысли о том, что надо бы вечерком пригласить на рыбалку соседа, дядьку Ефрема. У него непременно в бурьяне на задах припрятана бутылка самогонки, поскольку выпить ему дома спокойно не даст жена – тетка Настасья. Они разопьют бутылочку на природе, вдалеке от своих законных супруг, а если удастся рыбки наловить, то будет отличная закуска. Не забыть бы только взять котелок для ушицы. Ах, если бы наловить раков, да сварить, да к ним свеженького холодного пивка! Но откуда в испорченной химией воде раки? И где взять в деревне пиво? Но все равно – тихая зорька, легкий ветерок, прохлада кустов над речкой, костерок…

– Стойте тут, – обернувшись, велел он семейству. – Сейчас открою и выкачу. Сумки уложим и…

Скинув с плеч рюкзак, он открыл замок и распахнул створки ворот гаража. Что за чертовщина, почему разбита фара?!

Присев, Ленчик заглянул под машину. Пятна масла, а колеса, любовно вымытые им, грязные, с налипшей землей, да и капот покрыт пылью. Да что же это такое, а?

Бочком протиснувшись между стенкой и машиной, он заглянул через окно внутрь салона – там, уставив на него остекленевшие, остановившиеся глаза, жутко скалил зубы посиневший мертвец с запекшейся кровью на лице. Словно устроившись отдохнуть, он раскинул руки на спинке заднего сиденья.

Как ошпаренный Ленчик выскочил обратно – на солнышко, к семье. Он стучал зубами от страха, будучи не в силах вымолвить ни слова.

– Чего? – прикрываясь ладошкой от бьющего в глаза солнца, недовольно спросила Анна.

– Там!.. – только и сумел сказать Ленчик.

– О господи! – опуская сумки, горестно вздохнула жена. – Опять не так что-нибудь?

Решительно отстранив мужа, она сама полезла в гараж, досадливо оттолкнув руку Ленчика, пытавшегося ее удержать. Буквально через секунду она выскочила обратно и, в ужасе прижав ладони к щекам, прошептала:

– Детей увести надо… Звони в милицию, чего встал!..

– Это Анашкин, – отходя от машины и уступая место эксперту, сказал Иван Рогачеву, – кличка Ворона.

– Первый из «драконов», – посасывая валидол, глухо констатировал Алексей Семенович.

«Москвич» уже выкатили из гаража, вокруг было полно людей – эксперты, судебный медик, оперативники из местного отделения, приехали следователь и районный прокурор.

– Серьезные ребята, – отходя в сторону, чтобы не мешать экспертам, заметил Рогачсв. – Машину надо было раньше разыскать, а не ждать, пока хозяин в гараж придет.

– Номера фальшивые поставили, – вяло начал оправдываться Купцов. Он хотел спать, голова болела от постоянного нервного напряжения, а тут опять неприятности. Только что приехал Саша Бондарев с дурными вестями: Котенев уехал из Москвы в неизвестном направлении. Где его теперь искать?

Сутуля плечи, Рогачсв стоял и смотрел, как эксперты возятся около машины, отыскивая пальцевые отпечатки и стреляную гильзу – ведь Ворону добили выстрелом в упор, всадив пулю прямо в сердце.

– Как думаешь, из какого ствола выпустили пульку в Ворону? – скосил он глаза на Ивана.

– Из парабеллума, – без промедления ответил тот.

Рогачен промолчал – чего говорить, если они с Купцовым и думают, пожалуй, уже одинаково, только опыт у них разный, и трудно сказать, у кого он теперь богаче. Если Алексей Семенович многое видит через призму прожитого и пережитого, то Иван от этого свободен, не боится ошибок, смело выдвигает версии, и не довлеет над ним прежний страх – страх минувших лет. И сейчас он прав. Скорее всего, пуля, оборвавшая жизнь Анашкина, от парабеллума. Кто с ним ходит, с этим оружием давно минувшей войны? Кто вновь почистил и смазал парабеллум, чтобы без колебаний направить на человека?

– Увидим, – помолчав, протянул Алексей Семенович. – Опять мы с тобой после пожара приехали. Порядка маловато у нас, Иван! Искали, искали Анашкина, проверяли его связи, а он испарился, потерялся в городе. И вон как нашелся.

– Текучка заедает, – отвел глаза Купцов. – Людей не хватает, сами знаете.

– Ты это им объясни, – взяв его за плечи, Рогачев повернул Купцова лицом к подворотне, где толпились любопытные. – Пойди и объясни, что заедает текучка, не хватает людей, техники, машин, денег. Между прочим, среди собравшихся там вряд ли есть милиционеры. Они сами живут не ахти как зажиточно, но нас с тобой содержат: поят, кормят, одевают, вооружают. И вправе за это с нас спросить! А что мы ответим?

Иван закаменел лицом. С одной стороны, Рогачев прав. А с другой? Уж так ли хорошо их содержат: обувают, одевают, учат и вооружают? И что они получают взамен отданного здоровья, а порой и жизни? Разбитые семьи, ' кучу болезней к сорока годам, ранения и три медали «за песок», то бишь за выслугу лет. Сейчас не первые годы Советской власти, когда с наганом в руке и на пролетарской сознательности боролись с бандами. А получается, что многое из тех лет незаметно перекочевало в сегодняшний день. Пожалуй, только спрос с сотрудника органов внутренних дел значительно возрос.

– Почему-то никому не приходит в голову, что нам тоже давно стоило бы забастовать. – Слова Ивана прозвучали продолжением мыслей.

– Ну, ты это брось, – покосился на него Рогачев. – Проморгал Котенева, а теперь хочешь все свести к трудностям?

– При чем тут трудности? – сплюнул Купцов. – Драгоценный наш Михаил Павлович Котенев до самого последнего времени был только потерпевшим. На основании какой статьи, какого кодекса я мог к нему применять превентивные меры? Например, просить следователя отобрать подписку о невыезде? Нет такого закона!

Алексей Семенович вытащил из кармана трубочку с валидолом и кинул под язык таблетку – жара, асфальт плавится, спишь плохо, а тут еще все наперекосяк. И Купцова можно понять: не дают покоя по жалобе Сараниной, преследуют неудачи, как будто заколдованный круг образовался с этими «драконами». Начальство вроде бы понимает – или делает вид, что понимает, – все сложности, но жмут «наверху», торопят.

Из салона машины вытащили тело Вороны, положили на носилки и, прикрыв простыней, вынесли со двора. К вечеру можно будет получить данные о пуле – вот и посмотрим тогда, прав ли Иван насчет парабеллума? Оперативники из местного отделения уже пошли по квартирам, надеясь установить тех, кто мог что-либо видеть или слышать выстрел. Вдруг кто заметил ту машину, в которую пересели преступники? В том, что вторая машина была и ждала их неподалеку, Рогачев был уверен.

– Хомчик рассказал о Рогожине? – катая под языком таблетку, обратился он к Ивану.

– Мало толку, – устало откликнулся Купцов. – Проверяли. Игнатий Романович Рогожин, тысяча девятьсот десятого года рождения, скончался в Очамчири в восьмидесятом году. Справочка имеется. Котенев наверняка знал этого дельца и валил все на пего. Ловко придумал себе прикрытие.

– Действительно, ловкий тип, – поморщился от колющей боли в области сердца Рогачев. – Что твой художник говорит?

– Не видел его еще, не успел, а сам он не звонил.

– Вот-вот, – опять не удержался Алексей Семенович, – а они, – он кивнул на машину, около которой суетились эксперты, – успели. Грохнули Анашкина – и концы в воду.

– Знаете, товарищ полковник, – обозлился Купцов, – если с вас там, «наверху»…

– Знаю, знаю, – примирительно похлопал его по плечу Рогачев. – И разве в начальстве дело? Мы народ охранять поставлены, перед ним в ответе… Понимаешь?

– Понимаю. Хорошо бы, если бы это начальники понимали.

Алексей Семенович повернулся и пошел к подворотне, стараясь держаться в тени.

– Теперь надо не только «драконов», но и Котенева искать, – вслед ему сказал Купцов.

– Почему? – не оборачиваясь, замедлил шаг Рогачев.

– Одной веревкой они связаны, – пояснил Иван, – не отступятся от него, пока своего не получат. Найдя его, найду их, найдя «драконов», узнаю, где скрылся Котенев.

– Давай действуй, – согласился Алексей Семенович и, немного подумав, посоветовал: – Съезди к его подружке. Ставив, кажется? Попробуй поговорить.

– Съезжу. Но сначала повидаюсь с Буней…

Буню он увидел сразу – художник сидел на лавочке в чахлом скверике около кинотеатра и рассматривал свои стоптанные, давно потерявшие первоначальный цвет импортные туфли. Подойдя, Купцов сел рядом, блаженно вытянув ноги, – хорошо в тени, можно немного расслабиться.

– Здравствуй, – сказал Иван. – Ждал твоего звонка, но не дождался и решил сам прийти.

– Вот ты пришел, – задумчиво начал художник-оформитель, – чтобы узнать, что тебя интересует. А я, если не желаю неприятностей, должен тебе сказать нечто относительно другого человека, у которого после этого обязательно будут неприятности. Ты же не оставишь его в покое, пока не узнаешь нечто другое, тебя интересующее?

– Допустим. И что? – заинтересованно взглянул на него Иван. – Ну, давай дальше, не стесняйся, чего уж там.

– Кто буду я после этого? – Буня сплюнул. – Как бы хотелось жить, чтобы не было вас на свете – тех, кто приходит и спрашивает или забирает по ночам. Скажи, Купцов, ты же приличный мужик, неужели тебе не противно заниматься малопочтенным полицейским делом, заставлять одних клепать на других, мешать людям жить, не давать им покоя и лишать их свободы?

– О какой свободе ты говоришь? – Иван переменил позу. Ему больше не хотелось расслабляться. – О свободе грабить, убивать, воровать чужое имущество? По-моему, подавляющее большинство людей предпочитают жить в обществе, не имеющем подобных «свобод». К тому же задолго до тебя пытались разобраться, где грань между тривиальным доносительством и гражданским долгом.

– И смешивали эти понятия, – желчно заметил Буня, – возводя донос в ранг государственной добропорядочности.

– Бывало, – вздохнув, согласился Купцов. – Но в одном ты ошибаешься: мне не доставляет удовольствия заниматься раскрытием преступлений. Но если они совершаются одними людьми, то другие должны отыскивать преступников, защищая общество.

– Чего ты ждал? Ну, не звоню я, так приказал бы в участок отвести, там бы и пообщался. Еще Хлебников говорил, что участок великая штука: место встречи поэта с государством.

– Ты не поэт, и тем более не чета Хлебникову, – парировал Иван. – К тому же говорил он про царскую полицию.

– Умеешь языком работать, – буркнул художник.

– Я тебе лозунги повторять не буду – они немногого стоят без дела. Болтовня всем давно надоела, делом надо заниматься. У меня тоже есть свое дело, и я хочу его делать хорошо. Ты желаешь видеть в моих противниках несчастненьких, а я вижу людей, но преступивших закон! Если я их вовремя остановлю, то попробую перетащить из лагеря противников в свой. Поэтому давай сразу решим: не хочешь – не говори. Я все равно своего добьюсь! Но если те, кого мне надо найти, будут продолжать убивать, их жертвы и на твоей совести.

– «Кабул» знаешь? – после паузы спросил художник.

– Бар с видиками? – уточнил Купцов.

– Он самый, – подтвердил Буня. – Там часто бывает человек по кличке Карла. Как зовут и как его фамилия, не знаю. Его и ищи. Он тебе про фальшивки все рассказать может.

– Спасибо.

– Не за что, – художник повернулся к Ивану спиной и глухо, словно разговаривая сам с собой, добавил: – Совесть-то псе же хочется чистой иметь…

Рогачев, брезгливо оттопырив нижнюю губу, слушал инструктора политчасти, рассуждавшего о прискорбном падении нравов вообще и среди сотрудников милиции в частности. Разглагольствования этого моложавого майора, совсем недавно надевшего милицейскую форму, но успевшего уже стать старшим офицером, раздражали Алексея Семеновича. Но он сдерживал себя, боялся сорваться и наговорить резких слов, прекрасно понимая, что этим он только навредит Купцову, о котором шла речь.

– Все как-то складывается одно к одному, – приглаживая ладошкой редкие волосы, тихо говорил майор. – Заявление гражданки Сараниной, медицинские справочки о родах, показания свидетелей. Вы меня понимаете? А Иван Николаевич ведет себя, прямо скажем, несколько странно: не хочет открыться, все отрицает.

– Чего же странного? – не выдержав, прервал его Рогачев. – Неужели вы не допускаете мысли, что он с ней действительно никогда не был знаком?

– Возможно, – уводя в сторону глаза, вздохнул майор, – но как увязать многочисленные совпадения фактов биографии Купцова с фактами, изложенными в заявлении? А Иван Николаевич иронизирует, я даже не побоюсь сказать, издевается над нами.

Алексей Семенович уставился в пол, покрытый красной ковровой дорожкой. А инструктор гнул свое, видимо уже все решив, согласовав «наверху» и признав Ивана виновным.

Рогачсву вдруг вспомнилось, как он недоумевал, когда услышал о создании политчастей: зачем, для чего? Не лучше ли увеличить численность действительно работающих людей? В милиции служат преимущественно преданные делу люди, особенно в оперативных подразделениях. Неужели им настолько не доверяют? И уж коли возникла нужда в создании подобных подразделений, не лучше ли, чтобы политработник был по совместительству оперативником? Есть, конечно, весьма толковые парни среди инструкторов, на своем горбу испытавшие все тяготы милицейской службы, но таких немного.

– Не понимаете друг друга, – подняв глаза, сказал Алексей Семенович. – Вам никогда не приходило в голову, что за иронией Купцова скрывается нечеловеческое напряжение, связанное с раскрытием преступлений, а тут еще этот пасквиль…

– Мудрецы они там все в розыске, любят играть в оперативные игры-игрушки, тень на плетень наводить, – отозвался инструктор. – Погулял голубчик, а теперь не хочет сознаваться. Может, ему желают помочь? Разобраться во всем.

– Давайте разберемся, – согласился Рогачев. – Купцов работает по запутанному и сложному делу. У меня складывается впечатление, что кому-то крайне необходимо убрать его, хотя бы на время, поскольку он нащупал верный след и стал опасен им. Пока мы сами еще не разобрались, в чем тут дело, но разберемся. И вот появляется заявление гражданки Сараниной, в котором все уж больно подозрительно складно. Вас настораживает, что все одно к одному? И меня тоже. Только совсем по другому поводу. Поэтому давайте не будем торопиться.

– Хорошо, – решив закончить тяготивший его разговор, согласился инструктор. – Я доложу руководству…

Выйдя из кабинета, Рогачев чуть не столкнулся с Купцовым, проходившим мимо по коридору. Ему вдруг стало почему-то стыдно, что Иван увидел его выходящим из дверей политчасти, – черт те что может подумать.

– Подслушивал, что ли? – пытаясь скрыть неловкость, буркнул Рогачев.

– Зачем? – пожал плечами Иван. – У меня интуиция.

Чувствую, как нечто варится за моей спиной.

– Экстрасенс, – хмыкнул полковник, беря Купцова под руку. – А дела-то, Ваня, действительно не очень. Гражданка Саранина долбит заявлениями, прорвалась на прием в политчасть. Оказывается, у нее и свидетели имеются, старички-соседи.

– Глупости, – фыркнул Купцов.

– Нет, не глупости. Придется доказывать, Иван, что ты тут ни при чем, – вздохнул Алексей Семенович.

– Буду настаивать на экспертизе, – заявил Иван.

– Воля твоя, – опять тяжело вздохнул Рогачев. – Где Котенев, нашел?

– Не успел, – огрызнулся Купцов. – Объяснения готовил, по поводу заявления Сараниной.

– Ага, – усмехнулся Алексей Семенович. – Именно на это они и рассчитывают, те, кто ее прислал. С «драконами» как?

– Все также, – уже спокойнее ответил Иван. – Собираюсь к Ставич, надо поговорить.

Войдя в спой кабинет, он уселся за стол и, закурив, начал листать блокнот – где тут записаны адресок и телефон гражданки Ставич? Мелькнула мысль – а не взять ли кого-нибудь с собой в качестве свидетеля? А то, не ровен час, последует еще одно заявление относительно поведения майора милиции Купцова.

Отыскав в блокноте телефон Ставич, Иван бросил недокуренную сигарету в пепельницу и придвинул поближе аппарат – сейчас он позвонит, узнает, дома ли она, а если нет, то позвонит на работу и договорится о встрече. Потом отправится в известное заведение, получившее среди приблатненной публики прозвание «Кабул», и поищет там неизвестного пока Карлу, который, если верить Буле, должен знать о фальшивых ордерочках па обыски. В «Кабул» он пойдет с Сашей Бондаревым, а вот с кем поехать к Ставич? Протянул руку, чтобы снять телефонную трубку, и вздрогнул от резкого звонка.

– Привет, – раздался в наушнике голос доброго приятеля и сослуживца Сереги Тихонова.

– Привет, – не слишком любезно буркнул Иван.

– Ты ориентировочку давал? Тут задержали одну даму с облигациями. Номера совпадают с похищенными.

– Не отпускай ни в коем случае! – закричал Купцов. Так, все отменяется. Потом Ставич, потом поездка в «Кабул», где бывает неизвестный Карла. Сейчас туда, где появилась живая нитка к неуловимым «драконам». – Не отпускай ее!..

Тихонов, как и обещал, ждал Ивана в своем кабинете – темноватом закутке на втором этаже старого здания, занимаемого отделением милиции.

– Как ты тут? – пожимая руку Тихонова, поинтересовался Иван и, не дожидаясь ответа, спросил: – Где дама с облигациями?

– В дежурке. – Тихонов сдавленно зевнул, прикрывая рот ладонью. – Погода, давление падает, в сон клонит… Пришла она, понимаешь, в Сбербанк менять облигации, а номера у них как раз те, что по сводке проходят. Девица-кассирша ей сказала, что надо, мол, деньги из сейфа взять, а сама нам позвонила.

– И кто эта дама?

– Сокина Любовь Дмитриевна, – заглянул в лежавшую перед ним записку Серега. – Официантка. Рассказывает: клиенту не хватило денег расплатиться, и он уговорил ее взять облигациями.

«Одно предположение может подтвердиться, – подумал Иван, – возможно, дама получила облигации непосредственно от кого-то из «драконов». Вряд ли они доверятся чужим и попросят обменять облигации в Сбербанке, а вот ход с расплатой в ресторане или кафе вполне реален. Только кто расплатился? А если Анашкин? Опять обрыв нити, долгие поиски и бессонные ночи? М-да, а насчет официанток как-то упустил из виду: думал, облигации могут попасть в руки случайной проститутки, появятся где-нибудь на Рижском рынке или выплывут уже обезличенными, пройдя через многие руки. Впрочем, нет гарантий, что за ними и сейчас «конкретное лицо». Сможет ли официантка точно указать, от кого, где и когда она получила облигации, взятые преступниками на квартире у Лушина? Где и когда получила, она, конечно, скажет, а вот от кого?

– Найдешь мне кабинетик, чтобы с ней пообщаться? – попросил Купцов.

– Найдем, – пообещал Тихонов. Перебрав связку ключей, он протянул один Купцову: – Иди в десятую комнату, а я распоряжусь, чтобы Сокину к тебе направили из дежурки.

Купцов пошел. Едва успел расположиться за столом в такой же, как у Сереги, темноватой и насквозь пропахшей табаком комнатке, как помощник дежурного привел задержанную. Любовь Дмитриевна оказалась моложавой полной женщиной, одетой дорого, но безвкусно.

– Присаживайтесь, – показал ей на стул Иван. – Побеседуем?

– А чего еще говорить? – неожиданно высоким для ее комплекции голосом недовольно спросила Сокина. – Я уже все рассказала. У меня дела есть, кроме как по милициям сидеть. Чтоб этому придурку, который мне облигации всучил, повылазило со всех сторон! Я ему как человеку поверила, взяла, а теперь меня муж со свету сживет, когда узнает. И так кругом одни неприятности, а тут еще…

– Какие неприятности? – участливо поинтересовался Иван. – Вы не волнуйтесь, к вам мы пока никаких претензий не имеем.

– Вот именно, пока, – поджала накрашенные губы официантка. – А потом начнут таскать. Мне уже ваш начальник тут говорил, что к следователю вызовут.

– Поглядите, – разложив на столе фотографии, Купцов показал их Сокииой. – Нет ли здесь знакомых?

– Этот, – ткнула пальцем в один из фотороботов официантка. – Я уже вашему показывала на него. Молодой, а подлый! Он у нас часто бывает, примелькался.

Она неожиданно всхлипнула и достала из сумочки платок. Приложила к глазам, промокая выступившие слезы.

– Думаете, официантка, так обязательно ворует и денег невпроворот? Как же, к концу смены ноги отваливаются и руки болят, а дома опять стирай да готовь. А как выручку не сдать, не свои же кровные вкладывать за этого бугая? Вот и взяла.

На фотороботе, в который ткнула пальцем Сокина, был молодой парень интеллигентного вида.

«Слава богу, не Анашкин, – убирая карточку, подумал Иван. – Сейчас надо получить данные для его задержания, это главное!»

– Говорите, часто бывает? – наливая из графина стакан воды для официантки, переспросил Купцов. – Что же его так привлекает в вашем заведении?

– Ансамбль модный играет, – выпив воды, ответила Любовь Дмитриевна. – А он все с девками приходит, как не увижу, так опять с другой. Шикует! Не скажу, чтобы особо выпивал, но поломаться под музыку любит. И ростом под притолоку.

– Когда он в последний раз у вас был?

– Дня три назад. Пришел с девкой. Денег расплатиться не хватило, вот и сунул мне эти чертовы облигации. Они что, краденые?

– Вроде того, – уклонился от прямого ответа Иван. – Нам надо с этим парнем потолковать. Сможете позвонить мне, когда он снова придет? Я дам телефон.

– Чего не позвонить? У нас рядом с раздачей телефон стоит, – пряча платок в сумочку, согласилась Сокина. – Пусть сам вам отвечает, я за него париться не желаю, раз он гад такой… Только у нас на раздаче всегда народу полно, уши развесят.

– А вы ничего такого не говорите. Ну, к примеру, спросите Ваню и скажите, что звонит Люба, просит зайти. Идет?

– Ваня это вы, значит? – Она игриво повела глазами. – Ладно, попробую. А чего насчет милиции говорить, если спросят?

– Отвечайте, что недоразумение произошло, извинились и отпустили. Вы что, вместе с кем-то из своих сотрудниц ходили в Сбербанк или знакомые видели, как вас сажали в машину?

– Нет, но мало ли… Живешь, годами никого не видишь, а когда тебе не надо, обязательно на глаза попадешься.

– Будем надеяться, что спрашивать никто не станет, а самой лучше не говорить. Ясно? Вот только придет ли наш приятель вновь?

– Придет, – уверенно заявила Сокина. Она уже немного успокоилась и ждала, когда ее отпустят. – Обязательно придет.

– Почему вы так уверены? – недоверчиво переспросил Купцов.

– Чего не прийти? Он за собой никакой вины не чует, я же ему не сообщала, что в Сбербанк пойду. Придет, верьте моему слову. Только бы в мою смену попал. А уж я его, голубчика…

Статья сорок седьмая Кодекса о браке и семье РСФСР гласит: «Происхождение ребенка от родителей, состоящих в браке, удостоверяется записью о браке родителей». Как не признать подобный анонимный правовой перл верхом «юридической мудрости»? Несмотря на четкий адресат книги, содержащей эту «мудрость», ее подлинного автора найти непросто. Для этого понадобилось бы форменное расследование. Хорошо писать законы, когда с тебя за это никто не спросит!

И вот современный Одиссей отправляется в длительную командировку или по каким иным причинам отсутствует, а в это время его жена производит на свет потомство. По возвращении муж, естественно, задается справедливым вопросом: как могло получиться, что после его полуторагодового отсутствия рожденный его женой ребенок носит фамилию весьма гипотетического отца и считается его наследником?

Если этот вопрос не разрешается сам собой, то в суде возникает так называемое «корзинное» дело, с истцами и ответчиками, выбиванием алиментов и жаркими прениями сторон. Такое же «корзинное» дело возникло в отношении Купцова, отказывавшегося признавать свое отцовство. Гражданка Саранина успела подать исковое заявление в народный суд.

Получив в суде назначение на проведение экспертизы, Иван поехал на метро к станции «Электрозаводская», где на площади Журавлева размещалось бюро судебно-медицинской экспертизы Главного управления здравоохранения Мосгорисполкома и куда суд направил все необходимые бумаги для проведения экспертизы так называемой группы, должной состоять из самого Ивана, гражданки Сараниной и рожденного ею ребенка. Путешествие, прямо скажем, не из самых приятных. Заранее наведя справки, Купцов узнал, что у него должны взять анализ крови и слюны для проведения «биологической» экспертизы. В лучшем случае, результаты анализов позволят или не позволят исключить его из числа возможных отцов ребенка.

Многоопытный приятель, к которому он обратился за консультацией, уныло сообщил, что экспертиза, к несчастью Ивана, весьма несовершенна из-за хронической нехватки необходимых реактивов.

– И тут дефицит? – горько усмехнулся Купцов.

– И тут, – тяжко вздохнул приятель. – Кстати, когда будут брать кровь, гляди, чтобы не внесли чего.

– Успокоил, ничего не скажешь, – разозлился Иван.

Второй приятель сначала обрадовал:

– Ерунда, давно существует метод «генной дактилоскопии». Во всех странах Запада его применяют. Например, в Англии.

– Прикажешь просить визу? – саркастически хмыкнул Иван.

– Зачем визу, – обиделся приятель, – у нас в институте молекулярной биологии ребята работают над этим.

– И… могут определить на сто процентов? – обрадовался Купцов.

Но ответ приятеля словно окатил его холодным душем:

– Не могут, потому что очередь на три года вперед. Здесь тебе не Англия! Пора привыкнуть к очередям. И скажи-ка мне, ребеночка на тебя уже записали?

– По-моему, еще нет. А в чем дело?

– Если ребенка зарегистрировали, то запись можно оспорить только в течение года. Ты не знал, да? А еще юрист.

– У нас узкая специализация, – обозлился Иван. – Ты же не лезешь в стоматологи или в гинекологи? Так и у нас – есть уголовное право, уголовно-процессуальное, семейное, земельное, колхозное, исправительно-трудовое…

– Стоп! – оборвал его приятель. – Дальше не надо. А вообще бейся, Ваня, до последнего!

И вот Купцов пришел биться. В мрачном коридорчике бюро экспертиз сидели несколько женщин с детьми примерно годовалого возраста и какие-то потерянно-пришибленные мужчины.

«Интересно, кто из них Саранина?» – подумал Иван, занимая очередь. Заявительницы об его отцовстве он еще не видел, всячески избегая личных встреч. Тем более если он себя считает полиостью непричастным к этому делу. И вот сегодня, здесь, они должны встретиться, поскольку в суде он ее тоже не видел – гражданка Саранина умудрялась посещать суд в другие дни и часы.

Ожидание тянулось медленно, «группы» входили в дверь кабинета и находились там подолгу. Купцов, с тревогой поглядывая на часы, прикидывал, успеет ли сегодня сделать все намеченное: побывать у Ставич, переговорить с ней и съездить с Бондаревым в пресловутый «Кабул».

Наконец подошла его очередь, он вошел в кабинет, назвался и в ожидании оглянулся на дверь: вот сейчас войдет и она, Саранина. Но следом за ним никто не вошел.

– Вы что, один? – подняла на него глаза медрегистратор. – А где мать и ребенок?

– Наверное, там. – Он неуверенно кивнул в сторону двери.

– Позовите!

– Лучше уж вы сами, – зябко поежился Купцов.

– Саранина! Здесь Саранина?! – открыв дверь, громко прокричала пожилая регистраторша, но никто не отозвался.

– Приходите на следующей неделе, – возвращая Купцову направление, велела она.

Выйдя на улицу, Иван закурил и вздохнул с облегчением – передышка еще на неделю. Но хорошо ли это? Изведешься, пожалуй.

Однако, где же гражданка Саранина? Почему она вдруг не пришла, почему резко снизилась ее активность?..

Глава 5

Дорогой Лыков ерзал на сиденье, беспокойно вертя головой. Как все осложнилось, повернуло на кровавую колею, когда пришлось добить Гришку Анашкина. Нельзя же было оставлять его раненым, а тем более тащить за собой на квартиру к Олегу или к себе домой. К Жедю тоже не отправишь, не говоря уже о тетке Гришки. Пришлось бы вызывать врача, а любой доктор тут же настучал бы в уголовку, едва увидев ногу Гришки. Теперь Анашкин замолк напеки, и никто не сможет от него добиться ни слова.

Олег не мог избавиться от мыслей, вспоминая то страшное, что произошло в тесном дворике. Пусть Анашкин тупица, пусть скотина, но нельзя же так! И вообще, после убийства Гришки в душе поселился страх перед всем и всеми: он начал не на шутку опасаться Аркадия, Витьки Жедя, любого встречного милиционера, случайных прохожих, подозревая в каждом переодетого сотрудника уголовного розыска; боялся телефонных звонков, стука в дверь, шума машин, проезжавших ночью под окнами. Жизнь стала какой-то липкой, тягучей, словно тина в зловонном болоте. И нет никаких сил выбраться на твердую почву. От постоянного страха помогали избавиться выпивка, оглушающая музыка и девки – каждый раз новые. Олег пристрастился ходить по кабакам – лишь бы не сидеть вечерами дома.

Жедь не смотрел на своих подельников – он сидел за рулем. Развитие событий не повергало его в уныние – только росла досада на постоянно возникающие препятствия на пути к большим деньгам. Их бы только получить, а там Витек Жедь найдет, как с ними поступить, как распорядиться. Воспоминания об Анашкине его не тревожили – главное, все решилось быстро, и ушли удачно. А Гришке просто не повезло. Чего теперь рвать сердце воспоминаниями? Все там будем, каждый в свой срок. Опять же, при удаче один выпадает из дележа.

– Дома она? – приминая в пепельнице очередную недокуренную сигарету, спросил Аркадий.

– Должна, – нехотя откликнулся Олег. Чего Лыков без конца спрашивает об одном и том же? Уже тысячу раз объяснял ему, что Ставич обычно приходит домой в одно и то же время и вечерами почти не выходит из квартиры.

– Вон туда. – Витька Жедь кивнул на длинный светлый дом, растянувшийся почти на квартал. – Я со двора заеду?

– Поставь тачку с улицы, – распорядился Лыков, – а то во дворе еще запрет какой дурак проезд, и потом не выберемся. Пойдем все вместе.

– Когда позвоню, около двери не торчите, – шагая к подъезду, наставлял Аркадий. – Откроет, я вхожу, и сразу вы за мной. Если увидит троих, может испугаться, ясно? А потом ей, голубушке, деваться будет некуда.

Молча вошли в подъезд, поднялись по лестнице. На площадке Лыков уверенно подошел к двери квартиры Ставич и позвонил. Витек и Олег встали сбоку, чтобы их не было видно в глазок.

– Кто там? – спросили из-за двери.

– Милиция, – чуть дрогнувшим голосом ответил Аркадий.

Щелкнул замок, приоткрылась дверь на цепочке, Татьяна настороженно выглянула. Лыков достал красную книжечку и издали показал ее. Звякнула скинутая цепочка, и он, нажав на дверь, вошел, а следом за ним ввалились в тесную прихожую Олег и Жедь.

– Что вам надо? – вскрикнула Ставич. – Я закричу!

– Я тебе закричу! – Шагнув вперед, Витек резко ударил ее кулаком в лицо – она упала.

Лыков запер дверь и приказал:

– Тащите ее в комнату. Олег, срежь бельевую веревку на кухне.

Татьяну перетащили в комнату, посадили на стул. Олег принес веревку, связал хозяйке руки и ноги. Лыков закурил и начал бить Ставич по щекам, приводя в чувство. Наконец она застонала и открыла полные ужаса глаза.

– Закричишь – прибьем! – мрачно пообещал ей Жедь.

– Не будем терять времени, – взяв свободный стул и присев на него, начал допрос Лыков. – Таких женщин, как вы, просто так не оставляют. Это понимаем и мы, и вы. Где сейчас находится Михаил Котенев? Быстро отвечайте.

– Я не знаю. – Она испуганно переводила взгляд с одного мужчины на другого, но ни в ком не находила и тени сочувствия.

– Придется повозиться, – заметил Лыков, затягиваясь сигаретой. – Сейчас прижгу маленько, тогда, может, вспомните…

Знаком приказав Жедю подать лежавшую на столе салфетку с кружевами, он скомкал ее и запихал в рот женщине.

– Вот так, теперь не заорешь. – Рванув за ворот халат Татьяны, он обнажил ей грудь. – Жалко портить, – взяв горящую сигарету, с сожалением сказал он и прижал ее к груди Татьяны.

Она дернулась, замычала, извиваясь от боли, запахло паленым. Олег, не выдержав, отвернулся, а Жедь хищно осклабился, нетерпеливо переступая ногами.

– Еще, давай еще, – толкнул он Аркадия, – скажет, курва!

Лыков поглядел в глаза Ставич и чуть вытащил из ее рта салфетку, заменявшую кляп.

– Ну, не передумали?

Татьяна глухо застонала, запрокидывая голову.

– Поищи кипятильник, – повернувшись к Олегу, распорядился Аркадий. – Вставим кое-куда, тогда сразу ста нет сговорчивее. Живей, не копайся!

Кислов начал выдвигать ящики буфета, выбрасывая их содержимое на пол, открывал шкафы. Не найдя кипятильника, метнулся на кухню. Оттуда послышался звон посуды, что-то упало.

– Помоги ему, – кивнул Жедю главарь и обратился к Ставич: – Зря упрямитесь. Стоит только сказать, и мы тут же уйдем.

– Нету кипятильника, – потный от усердия Жедь вбежал в комнату, – у нее плита газовая, давай на кухню.

Не дожидаясь согласия Аркадия, он спихнул Татьяну со стула и потащил. Лыков бросился ему помогать. На кухне, отстранив Олега, Жедь открыл крышку духовки и засунул в нее голову пленницы. Удерживая за шею, свободной рукой повернул кран газа, приговаривая:

– Скажешь, скажешь! А то спичку поднесу! Говори, сука!

Татьяна замычала, задергалась, пытаясь освободиться и задыхаясь. Дернув ее за веревку назад, Жедь посадил женщину на пол и ногой захлопнул крышку духовки.

Ставич жадно хватала ртом воздух. Голова ее разламывалась от боли, и не осталось сил терпеть этот кошмар. У нее же ребенок, надо думать о дочери, оставшейся у родителей.

Аркадий выдернул у нее изо рта салфетку. Ухватив сильными пальцами за лицо, повернул его к себе:

– Где он?!

– Я скажу, – едва слышно произнесла Татьяна. – Скажу…

– Если обманешь… – угрожающе начал Жедь, но Лыков остановил его:

– Погоди, пусть говорит, а мы проверим. Если обманет, сама понимает, что с ней будет. Говори!

Запинаясь и едва ворочая языком, Ставич назвала адрес и, словно отдав вместе с ним последние силы, закатила глаза. Лыков тут же плеснул ей в лицо воды из кувшина.

– Откуда знаешь адрес?

– Он мне звонил… Сказал…

Аркадий тщательно занес адрес в записную книжку. Запихав опять в рот салфетку, вышел из кухни, знаком приказав Олегу и Витьку следовать за собой. В прихожей остановился и, понизив голос, распорядился:

– Сейчас уходим. Большего от нее все равно не добиться. Олег, задержись и кончи. Свидетелей оставлять нельзя.

– Как? – побледнел Кислов.

– Головой в духовку и кран открой, – отпирая дверь, посоветовал Жедь. – Или сделай петельку на веревке.

– Не вздумай стрелять! – бросил Аркадий и шагнул за порог. – Ждем в машине, не тяни!

Олег обессиленно прислонился спиной к стене прихожей, чувствуя, как предательски дрожат колени и сухо во рту: неужели он, Олег Кислов, должен убить связанную, истерзанную женщину?

На лестничной площадке прогудел лифт, опуская вниз Жедя и Лыкова, потом гулко хлопнула дверь подъезда. Олег чуть не застонал от свалившегося на него – ну почему Аркадий не велел сделать это Витьку, ведь тому все равно?! Почему должен убивать он, Олег?!

Дрожащими руками вытянув из кармана пачку сигарет, он закурил и, с трудом переставляя ноги, поплелся на кухню. Сколько случилось смертей после того, как он встретил, на свое несчастье, в дешевом кабаке проклятого Гришку! Убили парня на квартире Лушина, Лыков застрелил Гришку, раненного милиционерами у подъезда Хомчика, а теперь и…

Ставич лежала на полу. Она была без сознания. Глаз заплыл, на закушенной губе запеклась кровь, полы халата откинулись, обнажив ноги, в которые врезалась бельевая веревка, волосы рассыпались по полу.

Вдруг в прихожей раздался звонок. Олег застыл, напуганный этим, таким мирным, звуком. Что это – телефон или звонят в дверь? На цыпочках, стараясь не шуметь, Кислов прокрался в переднюю, настороженно прислушиваясь. Посмотреть в дверной глазок? Нет, нельзя – в прихожей горит свет, и стоящий по ту сторону двери увидит тень. Что делать?

Снова позвонили, и звонок этот – показалось Олегу – предвещал конец. Увидев, как дернули ручку двери, он похолодел – сейчас войдут, увидят его! О том, что под курткой спрятан пистолет, о том, что ему велел сделать Лыков, Олег совершенно забыл: до того ли сейчас?!

Метнувшись, он с трудом втиснул свое большое тело между шкафом и стеной. Затаил дыхание – дверь открывалась! Хорошо еще, что, распахиваясь, она прикрывала его собой.

– Татьяна Васильевна? – позвал от порога чей-то низкий голос, явно принадлежащий молодому мужчине. Олег старался не дышать.

Послышались тяжелые, уверенные шаги – неизвестный посетитель прошел в комнату. Решившись, Кислов тихонько вылез из своего убежища и выскользнул на лестничную площадку, успев заметить плотного мужчину, стоявшего к нему спиной посреди комнаты.

На лифт? Услышат, погонятся. Бочком пробравшись вдоль стены, Олег начал спускаться по лестнице. Вот и площадка следующего этажа. Сдерживая желание припустить бегом, он потихоньку спустился еще ниже и только после этого побежал, перепрыгивая сразу через несколько ступенек…

Плюхнувшись на сиденье рядом с Аркадием, он, с трудом переводя дыхание, выкрикнул:

– Гони! Чего стоишь?!

– Поехали. – Покосившись на него и удовлетворенно усмехнувшись, Аркадий дотронулся до плеча сидевшего за рулем Жедя. Помолчав, спросил: – Все сделал?

– Все, – буркнул Олег и, боясь дальнейших расспросов, отвернулся к окну, показывая, что более говорить на эту тему не намерен.

– Нормально, – подытожил Лыков и засвистел мотивчик модного шлягера.

– Чего свистишь? – поймал его взгляд в зеркале Жедь. Недовольно поморщившись, пояснил: – Примета плохая, еще моя бабка говорила: у свистунов денег не бывает. Кончай свистеть.

– Не бойся, Витек, – засмеялся Аркадий. – У нас теперь все будет, и деньги тоже…

Вместе с новыми песнями и музыкой к нам пришли и новые развлечения – на современном техническом уровне.

Имей пару рублей – и тебе откроются двери «Кабула», одного из множества таких видеосалонов, с баром и танцевальной площадкой. Название у него, естественно, совершенно иное, но любители полупорнухи и фильмов типа «Коммандос» прозвали этот салон «Кабулом». Именно туда отправились Купцов и Бондарев, надеясь отыскать Карлу.

Дорогой Иван жаловался Саше на затянувшуюся тяжбу с Сараниной:

– Везде требуют справки, а те, кто их выдает, почему-то работают в одно время со мной. Когда я свободен, их уже нет на месте. Как хочешь, так и успевай. В бюро экспертиз тоже порадовали: результаты приблизительные, а впереди – суд. Дожил я до седых волос, а веры к себе не нашел. Уйти, что ли, в постовые?..

В дверях «Кабула» стоял один из давних знакомых Купцова, с которым он когда-то вместе занимался спортом.

– Здорово, – оценивающим взглядом окинув массивную фигуру Саши Бондарева, приветливо кивнул Ивану знакомец. – Пришел полюбопытствовать? Заходи.

– Получи, – протянул ему деньги Купцов.

– Перестань, – отстранил его руку знакомый, – со своих не берем. Ты правда хочешь посмотреть или по делу? У нас все законно. Сегодня даем «Аллигатора».

– Честно говоря, мы по делу, – признался Иван, пропуская стайку ребят-подростков, торопившихся к началу просмотра. – Ты, значит, теперь здесь обосновался?

– Надо же где-то, – зевнул знакомый. – Тепло, видик работает. Может, в баре посидим? Там сейчас свободно.

Бондарев и Купцов прошли в пустой бар, отделанный пластиковыми панелями, имитировавшими дерево, присели к столику.

– Это кто? – кивнув в сторону дверей, поинтересовался Саша.

– Знакомый, – объяснил Иван. – Тренировались когда-то вместе, а потом он сломался и бросил спорт, а я пошел учиться и тоже бросил. Нормальный малый, да все ищет, где можно без хлопот и без трудов побольше заработать. Но с законом старается жить в ладу. Видимся время от времени.

Минут через пять пришел знакомый, подав Бондареву руку, представился:

– Борис, будем знакомы. Сок выпьете? Фирма угощает.

– Сок потом, – отказался Купцов. – Ты тут кем трудишься?

– Сразу на многих должностях, – улыбнулся Борис, – билетики продаю, подметаю, по телефону отвечаю…

– Нравится? – поинтересовался Бондарев.

– Ничего, – пожал плечами бывший спортсмен, – все лучше, чем на заводе или официантом в забегаловке. А вы чего, пришли мою биографию уточнять? Я слыхал, ты из Москвы уехал? – повернулся он к Ивану. – Проштрафился, что ли?

– Как видишь, вернулся, – ушел тот от прямого ответа. – Давно ты здесь обосновался?

– Ваня, не крути мне, как коту… Если чего надо, так и скажи. Накапали на нас, желаешь документацию проверить? Сразу предупреждаю, что я отвечаю только за видик.

– Брось, Боря, я же не БХСС, – успокоил его Иван. – Ты мне лучше скажи: Карлу знаешь? Говорили, он любит у вас бывать.

– Любил, – подняв глаза к потолку, поправил Борис, – В нашем подвале много кто бывал и бывает, А зачем тебе Карла?

– Поговорить, – ответил за приятеля Бондарев. – Где его сыскать? Сегодня придет?

– Нет. И поговорить с ним даже вы не сумеете, – криво усмехнулся бывший спортсмен, – Помер Карла!

– Шутишь? – даже привстал от изумления Купцов. Он мог ожидать чего угодно, но только не этого. – Отчего помер, убили?

– Почему убили? – недоуменно вытаращился на него Борис. – Сам помер, он же старый был, лет под семьдесят, если не больше. Сморчок такой, небось от выпивки вся печень гнилая, рассыпалась на ходу. Кому надо его убивать?

– Дела, – протянул Бондарев, доставая папиросы. – А чего его сюда тянуло? Тут же больше молодежь гуляет, даже прозвание для вашего подвала придумали.

– «Кабул»? – засмеялся Борис. – Знаем, романтика влечет, ну и пусть, мне дела нету. А Карла жил рядом, выпить заходил, денежки у него водились. Иногда примет граммульку – и в зал, видик глядеть, да так и уснет под пальбу на экране. Фильм кончится, я его вежливенько так в плечико потолкаю, а он зенки протрет и опять в бар, добавить. Но рисовал классно, он нам стены расписал.

– Рисовал? – оживился Иван. – Он что, художник?

– Говорят, был гравером, потом оформителем витрин, в какой-то газете работал, не помню где, – отмахнулся Борис.

– Он с кем-нибудь здесь встречался? Где жил, знаешь?

– Жил тут, рядом. Как из нашего подвала поднимитесь, так прямо по переулку, в доме с молочной. Я как-то раз его провожал, чтобы он не свалился. Он часто приговаривал: «Как папа Карла». За это и кликуху приклеили. Насчет встреч не скажу: тут по вечерам народу много шьется, за всеми разве углядишь, да и ни к чему мне, я же не милиция, – Борис подмигнул и хрипловато рассмеялся, но вдруг посерьезнел: – Вспомнил! К нему весной, кажется, один мужик приходил. Лысый такой, средних лет. Выпили они, пошептались, а потом Карла был как убитый, всем жаловался, что шила в мешке не утаить. Поддал он прилично и все про итальянскую оперу болтал.

– Этот приходил? – Повинуясь внезапно возникшей догадке, Иван достал фоторобот одного из «драконов» и показал карточку Борису. Тот взял, повертел в толстых пальцах, рассматривая со всех сторон. Наконец его лицо расплылось в улыбке:

– Похожий! Только тут покрасивше. Он, Витек!

– Откуда знаешь его имя? – насторожился Купцов.

– Карла говорил, – объяснил бывший спортсмен. – А чего? Он, когда пьяный, языком как помелом работал. Хвастался, что этот Витек ему клевую работенку по художественной части предложил и обещал прилично заплатить. А потом жаловался, что обманули его, работу забрали, а денег обещанных не заплатили.

– Понятно, – протянул Иван.

– Заходи, – провожая их до дверей, пригласил Борис, – фильмец поглядишь, вечером в баре девок полно.

– Я пока не по этой части, – поскучнел Иван, сразу вспомнив про Саранину.

На улице он остановился и, взяв Сашу под руку, предложил:

– Сходил бы ты в ЖЭК по поводу Карлы, проверил, а я к Ставич поеду. Жалко время терять.

– Думаешь, фальшивые билетики на «Ла скала» в свое время Карла слепил? – усмехнулся Бондарев.

– Думаю, – не стал скрывать Иван. – А потом другие фальшивки делал. Видимо, этот Витек знал о билетах и сумел уговорить или заставил поработать на себя. Как точно было, мы теперь узнаем, когда возьмем Витька и всю его компанию…

Ставич жила на другом конце города, и Купцов решил поехать на метро – о множестве оперативных машин, как это любят показывать в кино, пока приходится только мечтать.

В вагоне метро было тесно. Пристроившись рядом с лохматым парнем, развернувшим газету, Иван решил воспользоваться чужой информацией. Городские новости поражали разнообразием: соединили линиями метро две новые станции: «Ясенево» и «Битцевский парк», начали открытый прием абитуриентов в ранее «закрытый» вуз – Институт стран Азии и Африки при МГУ им. Ломоносова; вновь работает старый цирк на Цветном бульваре; в Московской соборной мечети торжественное богослужение; на вокзалах наконец-то упразднены депутатские залы.

«Надолго ли?» – недоверчиво усмехнулся Купцов.

Оторвавшись от газетных новостей, Иван стал размышлять над предстоящим разговором со Ставич. Ох, нелегко с ней будет общаться, вытягивать клещами словесных ловушек и уговоров адрес, где скрывается «отдыхающий» Михаил Павлович Котенев.

Поднявшись наверх, он пошел пешком. Но что-то тревожило, подгоняло, и поддавшись дурным предчувствиям, Купцов тяжело сел в троллейбус. Вот за широким окном показался дом любовницы Котенева. Пора выходить.

Двор оказался обычным. Помойка, бродячие кошки у мусорных баков, пустой в этот час стол для доминошников. Войдя в подъезд, Иван поднялся на лифте и позвонил в дверь квартиры. В прихожей горел свет – это он видел через глазок, – но никто не открывал. Почудилось, что за дверью раздался слабый шорох. Или только почудилось?

Купцов снова нажал на кнопку звонка. Немного подождал и толкнул дверь, к его удивлению, она открылась. Поколебавшись немного и настороженно прислушиваясь, он нерешительно шагнул за порог, быстро обежав глазами пустую прихожую.

– Татьяна Васильевна? – позвал Иван.

Тишина. Слегка попахивает газом, и такое ощущение, что рядом неведомая опасность. Сунув руку под пиджак, Купцов проверил, легко ли вынимается из кобуры оружие, и на всякий случай сдвинул предохранитель.

– Татьяна Васильевна! – позвал он громче.

Тишина. Ни шороха, ни стука. Что тут могло произойти, почему она не откликается? Нет дома? Но тогда как же оставила открытой входную дверь? Ушла к соседке и сейчас вернется?

Иван попытался заглянуть в комнату, потом сделал осторожный шаг. Ничего не произошло. Тогда, немного осмелев, он вошел и увидел разбросанные по полу вещи, выдвинутые ящики, опрокинутый стул.

Услышав легкий скрип входной двери, он резко обернулся, сунув руку под пиджак, чтобы быть готовым отразить нападение. Дверь медленно закрывалась…

Выхватив оружие, Купцов метнулся в прихожую, ударом ноги распахнул дверь – никого! Выглянул на площадку – тоже никого. Сквозняк, что ли?

Он хотел, прикрыв дверь, побежать вниз, догнать, посмотреть или убедиться, что с ним играет дурные шутки сквозняк и собственное воображение, но в этот момент с кухни донесся слабый стон. Глухой, болезненный. Иван пошел туда.

В луже воды на полу лежала связанная бельевой веревкой Татьяна Ставич. Убрав оружие, Купцов наклонился над ней, – слава богу, жива! Размотав стягивающие ее руки и ноги веревочные петли, он быстро подхватил женщину на руки, отнес в комнату.

– Я скажу … – простонала Ставич.

– Что? Что скажете? – наклонился над ней Иван.

– Он уехал … С греком. – Она открыла мутные глаза и шепотом назвала адрес.

– Кто тут был? – пытаясь привести ее в чувство, спросил Купцов, но Татьяна опять потеряла сознание.

Сняв трубку телефона, Иван позвонил дежурному по городу и в «скорую»…

Когда Купцов вернулся в управление, Бондарев уже был там. Покуривая казавшуюся маленькой в его толстенных пальцах папиросу, он сидел за столом, перелистывая бумаги. За окнами уже сгустились сумерки, уютно горела настольная лампа, и Ивану на миг почудилось, что случившееся недавно в квартире Ставич просто страшный сон или кадры из очередного боевика ужасов, вроде тех, что крутят в подвальчике, прозванном «Кабулом». Но, к сожалению, это не было ни сном, ни фильмом.

– Они были у Ставич, – опускаясь на диван, сообщил Иван. – Выбивали из пес адрес Котенева.

– Выбили?

– Скорее всего, да! В квартире разгром, хозяйку пытали и били. Вызвал ребят из местного отделения и «скорую».

– Адрес? – подался вперед Саша.

– Адрес знаю, – вздохнул Иван. – Назвала. Сейчас свяжемся, попросим проверить: действительно ли он там? Видишь, как дела поворачиваются? Успели опросить местных старух и соседей, вроде бы видели там машину и троих, по приметам схожих с «драконами».

– Весело, – покрутил головой Бондарев. – Надо было там засаду оставить.

– Куда уж веселее! Опять они нас опередили и ушли. Когда я входил в квартиру, у меня было ощущение, что там кто-то прячется. Жаль, что нам пришлось расстаться, а то бы ты пригодился – контролировал бы вход.

– Может, примерещилось?

– Откуда я знаю? – нахмурился Купцов. – Мало нас, понимаешь, мало! Техники не хватает, людей опытных, времени. И кто бы нам разрешил у нее засаду устраивать?

– Перестань себя мучить. Кстати, твой знакомый, Борис из видеобара, не обманул.

– Да? – оживился Иван. – Ты проверил?

– Проверил, помер Карла, то есть гражданин Дубов Артем Иванович. Все сходится.

– Опять обрыв ниточки? Нашли Ворону, но поздно, его успели убрать. Нашли Карлу, но тоже поздно – успел помереть, – горько засмеялся Купцов. – Кто следующий? Уж не Котенев ли?

Услышав телефонный звонок, он поднялся с дивана и, подойдя к столу, снял трубку:

– Слушаю, Купцов!

– Ваня? – услышал он женский голос. – Привет, это Люба говорит.

– Какая Люба? – не сразу понял Иван.

– Из ресторана, помнишь? Заехать ко мне обещался, так я жду.

– Пришел? – еще не веря в удачу и боясь ее спугнуть, выдохнул Купцов. – Пришел или нет?

– Здесь… – Она засмеялась. Вместе с ее голосом долетали шум оркестра, звон посуды и сердитые женские голоса. – Я с кухни тебе звоню, не задерживайся.

– Сейчас буду, жди.

Положив трубку, Иван поглядел на Бондарева:

– Звонила Сокина. Официантка, которую задержали с облигациями, украденными на квартире Котеневых. Тот, кто с ней расплатился этими облигациями сейчас сидит в кафе.

– Едем. – Бондарев встал, открыл сейф. Убрал бумаги и достал из него кобуру с пистолетом…

– Я к Рогачеву. Надо взять машину, а ты позвони в отделение, пусть дадут ребят. Да предупреди, что он может быть вооружен, жилеты пусть наденут. И нам бы не мешало, да только где их сейчас возьмешь, на ночь-то глядя?..

Лыков заявился к Жедю в тот момент, когда Витек, пропустив стаканчик, с урчанием закусывал. Выйдя на звонок в прихожую и открыв дверь, он с удивлением посмотрел на Аркадия.

– Ты? – выковыривая пальцем застрявшее между зубов мясо, уставился на него Витек. – Случилось чего?

– Один? – заглянул в открытую дверь комнаты, вместо ответа поинтересовался Лыков. – Доедай и собирайся, – не терпящим возражений тоном велел он. – Я сейчас заезжал к Олегу, а его, дурака, нет дома. То ли загулял, то ли уже загремел. Давай пошевеливайся. И не лупай глазами, время не ждет.

Витек увидел в руках Аркадия разбухшую сумку. – Это чего? – кивнул он на нее.

– Жратвы на дорогу в Таганском купил, – проходя в комнату, объяснил Лыков, – хорошо еще, стали ночные магазины открывать. А до этого на работу мотался.

– После всех дел? – недоверчиво прищурился Жедь. – И охота тебе на работу гонять?

– Охота, – усаживаясь в кресло, буркнул Аркадий.

Хватит, поиграли, – решил он, – теперь выход на финишную прямую – либо пан, либо пропал! Вещи упакованы, лежат в сумке, там же парабеллум, патроны, деньги и продукты. Документы в кармане, квартиру запер, ключи взял, свет и газ выключил. Заехал по дороге к Витьку, на квартиру к Олегу Кислову, но того не оказалось дома.

«Ну и черт с ним, – спускаясь вниз, подумал Аркадий, – обойдемся без него. Времени в обрез, надо добивать Котенева».

– Куда поедем? – жадно доедая и набив полный рот, невнятно спросил Витек.

– К Мишке Котснеиу, – усмехнулся Лыков.

– Чего? – Жедь с трудом проглотил последний кусок и ошарашенно выпучил глаза. – Соображаешь, чего буровишь? Какие поездки за тыщи верст?

– На машине. Выведешь свою лайбу – и покатим. На чужой нельзя, засекут по дороге.

Витек сразу потерял аппетит. Он лихорадочно прикидывал, как бы половчее отказаться от поездки.

– Куда же на ночь глядя? – надеясь отговорить приятеля от бредовой затеи, промямлил Жедь.

– Зато трасса свободна. За пару-тройку дней управимся, еще поспеешь вернуться до приезда своих. Работа у тебя все равно не бей лежачего, по пути вывесишь табличку, что на базе.

И все дела! – как о давно решенном и обдуманном, ответил Лыков.

– Так я выпил! – сделал еще одну попытку Витек.

– Ночь на дворе, – нетерпеливо вздернул подбородок Аркадий. – Кому нужно проверять тебя? Потом проветришься.

– Может, самолетом? – прибирая со стола, несмело предложил Жедь. – Быстрее, а за бабки билеты перекупим в аэропорту. Ну, перекантуемся часа три, и улетим, а?

– С этой дурой? – Лыков, приоткрыв сумку, показал парабеллум. – Там же нас, как миленьких, повяжут, а у Мишки Котенева без стволов делать нечего. Надо его потрошить, понял? У него все, иначе не уехал бы. Живей, Витя, поворачивайся. За ночь сколько отмахать успеем!

Жедь бестолково закружился по комнате, хватая то одно, то другое. Выезжал он из города редко – разве что к родне в деревню, – но то совсем другое дело. Тут же едешь в неизвестность, и хорошо, если действительно уложишься в три дня, как обещает Аркашка. Но можно и не уложиться. Что брать: бритву, деньги, паспорт, старый тренировочный костюм, на всякий случай тапочки, запасную рубаху. Прихватить из холодильника пару пива?

– Сумка где? – не выдержав, Лыков начал помогать ему собираться. – Кидай навалом, потом разберем.

Заметив выставленные Витьком из холодильника бутылки с пивом, он взял одну, зубами открыл пробку и, запрокинув голову, жадно припал губами к горлышку.

– Пересохло в глотке, – отставив бутылку, пояснил он Жедю, – как от Таньки уехали, так и мотаюсь без передышки. Ключи от машины не забудь, возвращаться плохая примета.

Витек прыгал на одной ноге, не попадая в штанину. Наконец, он оделся, вышел на кухню, погремел там посудой и вернулся, держа в руках наган.

– Вообще, я его в приемном пункте прячу, – убирая в сумку оружие, сказал он, – а сегодня не заехал. «Жигуленка» куда девать? Он тут стоит, в переулочке.

– Доедем на нем до твоего гаража, – быстро сообразил Лыков, – там и бросим. Не боись, когда нашего миллионера выпотрошим, у тебя «мерседес» будет. Собрался? Пошли!..

– Щас, записку своим оставлю, – роясь в буфете в надежде отыскать карандаш и бумагу, откликнулся Жедь.

– Брось, сам раньше вернешься, – остановил его Аркадий.

– Тогда присядем на дорожку.

Присели. Уходить Витьку не хотелось, и он в оставшиеся минуты все еще старался придумать что-то такое, что заставило бы Лыкова отказаться от поездки. Но как назло в голове вертелись обрывки пустых мыслей о недопитом пиве, испорченном ужине и запропастившемся куда-то Олеге – хорошо, если тот действительно загулял, а вдруг повязали? Хотя когда его могли успеть повязать мильтоны? Да и на чем бы ему сгореть за короткое время, прошедшее после визита на квартиру Ставим? Втроем, конечно, поехать веселее, и Жедь предложил:

– Может, заедем еще разок к Кислову?

– Некогда, – отрубил Аркадий.

Пользовавшийся широкой популярностью в молодежной среде ресторанчик, в который повадился ходить обладатель украденных на квартире Котенева облигаций, Ивану никогда не нравился: шумный, бестолковый, похожий на зал ожидания вокзала, зажатый с двух сторон стеклянными стенами, он всегда был полон. Здесь часто затевались скандалы, а то и драки – милиция давно и, надо сказать, без особых успехов пыталась навести там порядок. Участковые называли его с презрительностью «гадюшником». Случалось, там приторговывали наркотиками, предлагали на ночь «девочек» или прижимали в углу приезжего простака и обирали до нитки.

Днем там обычно сонно и тихо, подают комплексные обеды, а вечером зажигаются разноцветные фонарики над эстрадой, гремит оркестр, распаренные официантки разносят вино и мороженое, жмутся в «танце» пары, часто однополые, звенят бокалы… На улице у входа, даже в трескучие морозы не убывает очередь желающих попасть сюда. Еще бы, известное место, в центре, на широком, продуваемом всеми ветрами проспекте, условная респектабельность которого соответствовала эпохе застоя.

Купцов знал, что известный проспект имеет этажи не только над землей, но и под ней – вниз уходили лестницы, ведущие во мрак длинных коридоров, облицованных серой бетонной плиткой, разорванной воротами складов, подсобных помещений, холодильников для продуктов. В этих коридорах-тоннелях, пробитых для хозяйственных нужд, свободно могли разъехаться два грузовика, а вдоль бетонных стен тянулись узенькие тротуарчики, на которых не разойтись и двум пешеходам. Когда смолкал шум наверху, оживали тоннели, принимая машины с товарами, продуктами, выпуская из своего чрева тяжело груженные мусоровозы – проспект готовился к новому дню – суетному, колготному.

Однажды Ивану пришлось заниматься делом, связанным с торговлей наркотиками, и он никак не мог понять, почему не удается взять с поличным дельцов наркобизнеса, облюбовавших себе в качестве рынка один из ресторанов на проспекте? Не мог понять до тех пор, пока не изучил все закоулки над землей и под ней. Система уловок, применявшихся наркоторговцами, оказалась простой и сложной одновременно: они находили покупателя, договаривались с ним о цене и исчезали, а потом появлялись вновь, и происходил обмен по известной схеме товар – деньги. Как выяснилось, торговцы подобрали ключи к дверям черного хода нескольких ресторанов и распределили роли – одни искали покупателей, а другие сидели с «товаром» в соседнем кафе. Договорившись о сделке, кто-то из наркоторговцев незаметно спускался к лестнице черного хода, открывал ее своим ключом и, пройдя пару пролетов вниз, оказывался в бетонном коридоре-тоннеле. Шел до другой двери, ведущей наверх, в соседнее кафе, где его ждали приятели. Отперев дверь, он поднимался в зал и брал у них порцию зелья, а потом проделывал обратный путь.

Сейчас предстояло задержание в известном злачном месте на проспекте, и Купцов попросил двух оперативников из местного отделения спуститься вниз, в тоннель, и занять позицию у двери черного хода – когда имеешь дело с «драконом», такая предосторожность не лишняя.

К дверягл «гадюшника» подошли вчетвером. Швейцар, узнав «начальство», приоткрыл дверь, окриками отгоняя рванувшихся в образовавшуюся щель страждущих из очереди:

– Осади! Мест нету!

Оперативники вошли в вестибюль. Около пустой вешалки курили две молоденькие девицы, другие толпились у дверей женского туалета. Нижний зал не работал – за стеклянными дверями темнота, время к полуночи – скоро закроют и верхний зал.

Ключ от выхода через нижний зал у тебя? – обернулся Иван к местному оперативнику. – Выводить лучше оттуда.

– Ключ есть.

– Хорошо. Передай по рации, чтобы машину подогнали со двора и подожди нас.

Поднялись на второй этаж, в верхний зал, – который почему-то именовался «красным». Еще у дверей уши заложило от децибелл оркестра – казалось, чем ближе час закрытия, тем громче он играет, словно подхлестывая публику…

Чуть поморщившись, – он не переносил громкой музыки, – Иван пропустил вперед Бондарева. Саша сразу направился к стойке бара, оттуда прекрасно просматривался весь зал: те, кто сидел за столиками и кто танцевал. Купцов, лавируя между сновавших с подносами официанток, начал пробираться к кухне.

Любу он заметил сразу – она стояла около декоративной стенки, скрывавшей раздаточную, и напряженно всматривалась в каждого входившего.

– Здесь? – подойдя к ней спросил Купцов. Люба замешкалась с ответом буквально на секунду, но Иван успел подумать, что они опять опоздали. Вдруг он посидел да ушел?

– Да, – выдохнула Сокина, и лицо ее пошло красными пятнами от волнения. – Только я вас очень прошу, чтобы потом мне никаких неприятностей. Знаете, как бывает? Поможешь, а тебя начнут таскать по судам.

– Таскать не будут, – успокоил Иван. – Где?

Люба показала глазами на столик около стеклянной стены. Иван медленно обернулся.

В компании с двумя девицами за столиком сидел рослый, широкоплечий парень в модной куртке бежевого цвета. Ничем не примечательное, обычное лицо, даже симпатичное, без следов «злодейства» – скорее, усталое, несколько равнодушное, с легкой улыбкой на полных губах. Но это лицо Купцов был способен узнать среди тысяч других. Лицо Котенева отлично описала его – фоторобот, лежавший в кармане Ивана, был удивительно схож с оригиналом.

Поблагодарив Любу, Иван подошел к бару. Встав рядом с Сашей спиной к залу, он объяснил ему, где сидит «дракон».

– Девицы мешаются, – шепнул Бондарев, поглядев на парня в бежевой куртке. – А он, кстати, выглядит трезвым.

– Сухое пьют, – потягивая из стакана минералку, откликнулся Купцов. – Вместе пойдем, или я один?

– Давай, как договорились, – расстегивая пиджак, ответил Саша, – я прикрою выход, тяни его ко мне и смотри за руками.

– Ладно, – поставив на стойку стакан, Иван направился к столику, за которым расположился Киотов, не зная, что тот уже обратил внимание на Сокину и беседовавшего с ней мужчину.

Опасность Олег почувствовал в тот момент, когда незнакомец, расставшись с официанткой, направился к стойке бара – почудилось нечто знакомое в его манере держать спину, повороте головы: он его уже где-то видел, причем, не так давно. Но где? Эти широкие, чуть сутулые плечи… И словно ударило! Когда он выбирался из квартиры Ставич, этот человек стоял спиной к нему в комнате!

«Продала сука, торговая падаль!» – ожгла мысль.

Сразу все встало на свои места – наверняка официантка попалась с облигациями, ее допросили и велели позвонить, когда он придет. И она позвонила! Надо же было сделать такую глупость – снова придти в этот проклятый кабак!

Мысль работала лихорадочно… Так… На лестницу не прорваться – недалеко от выхода стоит второй милиционер, а этакого громилу не сбить с ног и не отпихнуть в сторону. Бросаться в окно? Безумие, – стекло толстенное, его не выбить, а внизу асфальт. Да и там, видимо, засада. Стрелять!? Пистолет под курткой, но что это даст? Захватить, в качестве заложницы, одну из подсевших к его столику проституток и попытаться пробиться к выходу?

Пытаясь сообразить, как вырваться из западни, Олег медленно поднялся из-за стола, не обращая внимания на недоуменные взгляды девиц.

– Ты чего? – спросила одна, хватая его за руку.

Мужчина, которого он видел в квартире Ставич, неумолимо приближался. Его глаза, казалось, совершенно не смотрели на Кислова, но тот готов был поклясться, что незнакомец чутко сторожит каждое его движение.

Захотелось завыть от отчаяния. Так глупо попался! Дрожь внутри, которая не оставляла его после поездки к любовнице Котенева, сейчас охватила все его тело. Неужели конец? И тут вспомнилось, что за кухней есть лестница, ведущая вниз, а в конце ее стеклянная дверь в дюралевом переплете, за которой подвалы. А там по тоннелям снуют грузовики. Можно уцепиться за кузов и выбраться на улицу. Там – свобода!..

Толкнув развалившуюся на стуле проститутку, наступив ей на ноги и не слушая рассерженных воплей, Кислов рванулся и побежал через зал к декоративной стенке, скрывавшей прилавок раздачи. Опрокидывая стулья и не слыша криков за спиной, он устремился к спасительной двери. Скорее!!!

Сбив с ног официантку, выносившую в зал уставленный бутылками тяжелый поднос, он перемахнул через стойку раздачи и бросился бежать – мимо огромных, пышущих жаром плит, кипящих котлов, мимо женщин и мужчин в белых поварских куртках, мимо разделочных столов с горками нарубленных овощей, мимо, мимо…

Оглянувшись, он увидел, что тот, из квартиры Ставич, бежит следом, а с другой стороны, пытаясь отрезать от черного хода, – с удивительной для его комплекции быстротой, – продвигается второй милиционер.

Развернувшись, Олег подпрыгнул и ударил йогой по огромному котлу, в котором шипело и булькало какое-то варево. Котел грохнулся на выложенный керамической плиткой пол. Ударила вверх струя пара, тут же превратившаяся в душное облако, расплескалась горячая жижа, и Купцов едва успел отпрянуть в сторону.

А Олег уже понесся дальше, все опрокидывая на пути, топча помидоры и мясо, осклизаясь на капусте и картофельном пюре, перепрыгивая через котлы с водой и колоды для рубки туш.

Бондарев заторопился к кухне, поняв, что Иван не успеет перехватить рванувшего к черному ходу «дракона». Публика в зале еще не поняла, что происходит, а с кухни уже доносились крики и грохот разбитой посуды.

Саша видел, как Купцов, вынырнув из молочно-белого облака пара, перепрыгнул через лужу кипятка и побежал вдоль стены, стремясь опередить «Дракона» и раньше него оказаться у лестницы, ведущей к черному ходу: если преступник затеряется в тоннелях-коридорах, сумеет обмануть или устранить со своего пути местных оперативников, то поиск значительно усложнится да и затянется – суток не хватит, чтобы обшарить лабиринты подвалов. И Саша рванул вперед.

И все же Бондарев не успел – когда он подбежал к лестнице, бежевая куртка уже мелькнула внизу и донесся дробный стук каблуков по ступеням. В один прыжок преодолев расстояние до нижней площадки, Бондарев увидел беглеца около двери из толстого матового стекла, перекрещенного полосами дюрали. Затравленно оглянувшись, тот отступил на шаг, намереваясь плечом высадить стекло.

Саша рывком бросил вперед свое сильное большое тело и ногами сбил парня на пол. Навалившись на него, Бондарев перехватил запястье, вывернул руку и надел браслет наручника. Подтянув другую руку, защелкнул замок и рывком поставил «дракона» на ноги. Обыскал. Удивился, обнаружив под курткой пистолет ТТ, – ожидал увидеть парабеллум.

Подбежал запыхавшийся Иван. Отпер дверь черного хода:

– Выводи к машине, а я поднимусь. Там на кухне еще разобраться надо. Без меня не уезжайте…

Домой Купцов возвращался под утро. В машине укачивало, глаза слипались и клонило ко сну. В приоткрытый ветровичок врывался холодный ветер – казалось, еще недавно были такие теплые ночи, а уже засвежело, хотя дни стоят погожие – хоть загорай.

Но похоже, это прощальная теплынь лета – скоро подступят ненастные дни, набегут на город холодные ветры, заморосит дождь… Быстро промелькнет бабье лето, отпылают пурпуром калины и клены, упадет жухлый лист, набрякнут от дождей проселки, водостоины на лугах и лесных тропах. Надо бы до дождей выбрать время и побывать на могилке у деда, а то мучает безотвязно все тот же сон.

Иван устало откинул голову на высокую спинку сиденья – сегодня, он, пожалуй, сделал все, что мог. Теперь известны фамилии и адреса «драконов» – у них, как у всех обычных людей есть и то, и другое, – дежурные оперативные группы выехали на задержание. Конец банде, конец делу, и дай Бог, чтобы не было такого следующего. Как хочется подремать, но в ушах стоит истеричный, надсадный крик задержанного:

– Не убивал! Не убивал я!..

Как он кричал! И крик долго не затихал в глубине по ночному пустынных коридоров Петровки…

Глава 6

Хорошо поставленный, чуть осипший от напряжения голос, солидно вещал через мегафон:

– Дорогие гости столицы! Вас приглашают на экскурсию по достопримечательным местам нашего прекрасного города. Автобус подвезет вас к Ваганьковскому кладбищу, где вы сможете посетить могилы Высоцкого и Сергея Есенина, а потом мы отправимся на Новодевичье кладбище, где вам покажут могилы Хрущева и других известных деятелей. Автобус отходит через полчаса.

Проходя мимо красного «Икаруса», Иван поглядел на мужчину с мегафоном – к его изумлению, им оказался негр, одетый в потрепанные джинсы и отечественную курточку.

– После экскурсии обедаем в нашем кооперативном кафе, – подмигнув Ивану, сообщил негр.

«Ба, да он еще и кооператор, – усмехнулся Купцов. – На чем только не делают бизнес».

В зале аэропорта, как всегда, многолюдно – пассажиры получали багаж, толпились у окошечка справочной и у стоек регистрации. Иван остановился, высматривая Бондарева. Мимо, впереди живописной группы клерков, важно шествовал полный мужчина в дорогом костюме. За ним несли коробки с «Шарпами» и «Тошибами». Его потное узкоглазое лицо недовольно морщилось.

– Не могли машину подать к трапу, – выговаривал он сопровождающим – все-таки начальник прилетел.

– Да-да, неприятная заминка получилась, – угодливо соглашался семенивший рядом с ним человек. – Как поездочка, Джума Юиусович?

– Нормально… – важно ответил толстяк и вышел в предупредительно открытые перед ним двери.

Заметив Сашу, возвышавшегося над толпой, Иван заторопился к нему. Зарегистрировались и вышли на поле через служебный коридор. Смеркалось, зажгли прожектора, осветившие бетон взлетных полос и самолеты, готовящиеся подняться в небо. От света голубоватых прожекторных лучей сумерки загустели, особенно там, где летное поле обрамлял редкий лесок…

Их места оказались в хвосте. Пристегнулись, стюардесса закрыла люк, прошла по салону, сообщила, кто пилотирует самолет и сколько времени займет полет. Потом машина начала выруливать на полосу, разгоняться, двигатели заревели, и Купцов почувствовал, что оторвались от земли.

– Нас встретят? – вспомнив толстяка и сопровождавших его клерков, спросил он у Бондарева.

– Обещали, – устраиваясь поудобнее, буркнул тот. – Надеюсь, мы раньше Лыкова и Жедя прибудем.

– Надеяться мало. Надо успевать, – заключил Иван.

Задержание Олега Кислова позволило многое выяснить – стала понятна роль погибшего Анашкина, известны состав и число преступников, входивших в группу. Но оперативные работники, выехавшие по адресам Жедя и Лыкова, вернулись ни с чем – Витек и Аркадий исчезли. На следующий день соседка Жедя по лестничной площадке рассказала, что, вынося мусор, видела, как поздно вечером приходил молодой человек. Позвонил у дверей квартиры Жедя и вошел. Судя по ее описаниям, это мог быть только Лыков. Все та же соседка, оказавшаяся кладезем информации, сообщила, что, возвращаясь с пустым ведром к подъезду, она видела, как Жедь и незнакомец садились в светлые «Жигули». Номер, конечно, не запомнила – ей это ни к чему, – а вот, что они были с сумками, заметила.

– Интересно, – помолчав, Иван снова обратился к Бондареву, погрузившемуся в чтение толстой книги, – почему Котенев поехал именно туда, а не в другое место?

– Узнаем, – прикрыв книгу, зевнул Саша. – Ставич не говорила?

– Она, похоже, ничего не знает о его делах. Рассказывала, что он обещал уйти от жены, да все никак не решался, а потом вдруг приехал с чемоданом и портфелем. С ними же и убыл на отдых.

– Как у нее состояние, ничего?

– Врачи сказали, опасности нет. Не исчез бы только наш любезный Михаил Павлович.

– За ним местные товарищи приглядывают. От «драконов» всего можно ожидать, не зря же они отправились на машине. Видимо, не могли на самолете. Боялись контроля.

Иван не ответил – прикрыв глаза, он думал о том, что разговор с Котеневым теперь будет другой, – интересно, как отреагирует Михаил Павлович на показания Хомчи-ка? Но больше беспокоили Лыков и Жедь… Он уже видел их фотографии. Лысоватый, одевавшийся в милицейскую форму и есть Виктор Жедь, а главарь, выдававший себя за следователя, – Аркадий Лыков. Ориентировка об их задержании дана, но задержат ли их на пути к убежищу Котенева?..

Дом, куда привез его хитроумный грек, Котеневу понравился – двухэтажный, просторный, с двумя верандами, большим холлом и глубоким подвалом, полным припасов. Вокруг тенистый сад с прохладным чистым ручьем. И комнаты удобные – с окнами во всю стену, отделанными деревом потолками и резными дверями. На полу красивые ковры, удобная мебель, приличная библиотека, не говоря уже о магнитофонах, телевизорах японского производства и видео. Наслаждайся: отдыхай, вкушай яства, приготовленные приходившей помогать по хозяйству старухой, похожей на старую ведьму.

Старухину стряпню он попробовал с опаской и недоверием, но ведьма оказалась великолепной кухаркой – так вкусно Котенев давно не ел. Какая у нее получалась рыба – сдобренная специями, ароматная, нежная, тающая во рту; а какое было мясо – что жареное, что тушеное с овощами. Каждый день новые блюда, прекрасные напитки, полные фруктов хрустальные вазы стояли на столах. Через неделю Михаил Павлович заметил, что брюки стали сходиться на поясе с трудом, и начал бегать по утрам. Впрочем, была и другая причина для пробежек.

В первые же дни он понял, что «гостеприимный» дом – не что иное, как роскошная тюрьма, – Лука не отходил от него ни на шаг. Когда же Котенев решил прогуляться, мягко, но очень настойчиво посоветовал не делать этого, особенно в одиночестве. Прогулки следовало совершать только в компании Александриди и по избранным им маршрутам. О том, чтобы дать Татьяне телеграмму или позвонить, – нечего и думать. Телефон в доме был, но стоял в комнате грека, которую тот запирал на ключ, а по приезде Лука сразу же предупредил: никаких звонков, писем, телеграмм, никто не должен знать, где проводит отпуск Котенев.

– Так надо, – многозначительно сказал он.

Пришлось, скрепя сердце, согласиться. Заветный кейс Михаил Павлович засунул в шкаф, а пистолет носил при себе, на ночь пряча оружие под матрас. Рубашки и костюмы он развесил на плечиках, а из портмоне выгреб мелочь, завязал ее в узелок из носового платка и спрятал тяжелую «колбаску» в плавки.

Утром он выбежал в трусах на участок и пригласил уже поднявшегося Луку пробежаться. Лука вставал на удивление рано, хотя почти ночи напролет читал или смотрел видео, болтал с кем-то по телефону то на русском, то на каком-то непонятном гортанном языке. А утром выйдешь в холл – он уже там, свеженький, чисто выбритый, приветливо улыбающийся, пахнущий дорогим одеколоном. Иногда у Михаила Павловича появлялась мысль о двойниках – один Лука спит, а другой в это время бодрствует. Но двойника не было.

– Бегать? – критически осматривая экипировку Котенева, усмехнулся грек. – Нет, увольте. А вы, если хотите, пожалуйста. Только не далеко и не долго. За участком есть приличная дорога, можете порезвиться там.

Михаил Павлович кивнул и выскочил за калитку. Он был в трусах и кроссовках – даже без майки, – а на голове легкая велосипедная кепочка. Лука проводил его взглядом и остался ждать возвращения «гостя» на веранде. Котенев был более чем уверен, что Александриди засек время, чтобы определить, сколько продолжалась пробежка. В том, что он поднадзорный, Михаил Павлович уже не сомневался.

«Ну и пусть, – припуская по дороге, подумал он. – Пока наши планы совпадают, я готов подчиняться. Мне надо пересидеть в тиши смутное время, а потом посмотрим. Если я захочу уйти, то не велика преграда этот Лука, отодвинем».

Побегав, он свернул в проулок между домами и, выбравшись на проезжую дорогу, остановил местного смуглого парня. Узнав, где находится почта и можно ли оттуда позвонить в Москву, Михаил Павлович побегал еще с полчасика и, вернувшись, сразу отправился в душ. Наслаждаясь под струями теплой воды, он усмехался. Да, понервничал Лука, вышагивая из угла в угол веранды. Беспокоится… А может, боится упустить «гостя»? Ничего, пусть нервничает, ему полезно…

День прошел, как обычно, а на следующее утро Котенев снова выскочил за калитку в трусах, уже не спрашивая разрешения грека. Припустив по дороге до знакомого переулка, он быстренько отыскал почту и позвонил Татьяне. Успел сказать свой адрес, что любит и соскучился, посоветовал взять отпуск и пока поехать к родителям, обещал позвонить еще. Как выяснилось, звонок он сделал вовремя. Когда вернулся, во дворе стояла машина, а потные парни выгружали какие-то железки, обернутые в промасленную бумагу. Покосившись на них, Михаил Павлович поспешил в душ. Потом завтракали, а после кофе и фруктов Лука повел его в сад и показал полностью оборудованную спортивную площадку.

– Я исправил упущение, – взяв под руку Котенева, ворковал грек. – Спортивные занятия полезны, но все же вам не следует маячить в городке и мозолить чужим глаза, тем более в трусах. Здесь это не принято. Можете пользоваться тренажерами, а пробежки придется прекратить.

Михаилу Павловичу захотелось дать греку в ухо, но он сдержался:

– Я вам так благодарен. Конечно, вы, как всегда, правы.

«А позвонить я успел, – ехидно подумал он, возвращаясь в дом. – И ты голубчик, не уследил. Нет, не уследил».

На душе стало весело. Не так уж все плохо и страшно, стоит, наверное, сделать вид, что все принимаешь и со всем согласен, отдохнуть, набраться сил, а потом уйти, когда придет время. А оно придет! Захотелось запеть, как в детстве: я от дедушки ушел, я от бабушки ушел…

– Чего это вы развеселились? – подозрительно покосился на него Александриди. – Радуетесь? Чему?

– Прекрасные тренажеры, – улыбнулся Михаил Павлович. Ну, а рыбалку устроите? Знаете, с ночевкой, костром, душистой ухой. Отдыхать, так отдыхать. Или, даже лучше, охоту. Здесь есть на кого охотиться?

– Есть, – буркнул грек, – на кого охотиться везде есть. Я подумаю, посоветуюсь.

«С кем?» – чуть не вырвалось у Котенева, но он вовремя сообразил, что лучше промолчать.

– И еще хорошо бы купаться.

– Не устраивает душ? – недовольно проскрипел Лука.

– Хочется живой воды, – устраиваясь в кресле, ответил Михаил Павлович.

– За дорогой, сзади дома, есть озеро, – включая телевизор сообщил Александриди. – Думаю, можно купаться. Вы когда хотите, утром или вечером?

– Лучше утром.

Посмотрели американскую музыкальную комедию о похождениях двух братьев-джазменов, старавшихся заработать деньги для воспитавшего их приюта. Потом обедали на другой веранде, где закутанная в черное ведьма накрыла стол. Отобедав, немного соснули в своих комнатах; поднялись, попили чаю, поиграли в нарды, до которых Александриди был большой охотник, – играя, он «заводился», пыхтел, лицо у него краснело, и каждый проигрыш огорчал так, словно он отдавал выигравшему последнее.

Гулять пошли вместе – жара немного спала, воздух, казалось, напоен ароматами, и грек сам отвел Котенева к озеру.

Вернулись к ужину. Поели, покурили, поболтали о пустяках, посмотрели телевизор и разошлись по комнатам. Михаил Павлович разделся и, задернув противомоскитиый полог, зажег бра над изголовьем – решил почитать перед сном. Но отложив книгу, подумал: странно, что в таком доме не держат сторожевой собаки. Не похоже, чтобы здесь постоянно жили, хотя все содержится в образцовом порядке. Может быть, когда нет гостей, здесь постоянно живет сторож и у него есть собака? Тогда где он сейчас? Ведь его «друзья» не могут не охранять этот райский уголок. Он решил, что охрана все же есть, только не видная глазу.

За стеной, в комнате Александриди, тихо зазвонил телефон. Послышался приглушенный голос грека.

«Опять докладывает, – лениво поворачиваясь на другой бок, подумал Михаил Павлович, – дисциплинированный».

Вскоре глухо прозвучали по коврам шаги Луки. Он без стука вошел в комнату Котенева, присел на край постели. Лицо у грека было озабоченным.

– Что читаете? – оттягивая начало неприятного разговора, он близоруко сощурился, разглядывая обложку книги. – История инквизиции? Охота забивать на ночь глядя себе голову? В наше время своих проблем хватает.

– Ладно, не крутите, – приподнялся на локте Котенев. – Выкладывайте, что там еще приключилось?

– Так, – отвернулся грек. – Завтра мы должны уехать.

– Куда? – Михаил Павлович сел, опустив босые ноги на пол.

– Недалеко, – уклончиво ответил Александриди. – Однако, надо заранее собраться, приготовить вещи и машину.

– Вещи готовлю я, а машину вы? – Котенев вспомнил, что когда они прилетели, их никто не встречал, но у здания аэропорта стояли «Жигули»: новенькие, с полным баком и документами в перчаточном отделении. Открыв багажник, грек вытащил из него ключи и, погрузив вещи, по-хозяйски уселся за руль. Привез гостя в этот дом, а машину поставил в гараж.

– Вы готовите и собираете свои вещи, – поднялся Александриди. – Завтракаем и выезжаем.

– Что случилось, вы можете мне, наконец, сказать? – Не давая ему уйти, Котенев ухватил грека за руку.

– Сами подвели себя, – высвободившись, ответил тот. – Звонили в Москву? Я же просил этого не делать! После вашего отъезда мы сняли охрану, и преступникам удалось узнать у Ставич адрес, где мы находимся. Они могут появиться здесь, а следом за ними и милиция, серьезно взявшая их в оборот. Вы же не хотите встретиться с московским уголовным розыском или БХСС?

– Нет, – помотал головой ошарашенный Михаил Павлович. Ну и система оповещения у Курова!

– И я не хочу, – снова встал Лука. – Поэтому перебазируемся и продолжим наш отдых, но… без фокусов! Ваша безопасность зависит от нас. Понятно?

– Вполне, – заваливаясь на кровать, мрачно ответил Михаил Павлович. – Можете не сомневаться…

Заросший щетиной Витек устало крутил баранку, напряженно вглядываясь через лобовое стекло – где тут особняк, в котором обосновался Котенев? Пора бы уже ему показаться, но вдоль шоссе тянутся сады, глухие заборы, журчат арыки с несвежей водой, поднимается над дорогой и тянется за машиной тонкая, как пудра, красноватая пыль, оседающая на листве придорожных кустов. Солнце светит высоко, хотя еще рано и припекает просто спасу нет, а внутри салона – как в парилке.

Сзади, разморенный жарой, полудремал Аркадий, откинув голову па спинку сиденья – сменяя друг друга, они гнали машину почти без остановок. И вот цель, кажется, близка.

– Вон, гляди, – едва шевеля пересохшими губами, просипел Витек.

Лыков встрепенулся, потер кулаками слезившиеся глаза и поглядел вперед. Там, утопая в зелени, стоял двухэтажный дом с застекленными верандами.

– Точно? – растирая щеки ладонями, чтобы окончательно прогнать сон, с сомнением переспросил Аркадий.

– Улица, номер дома, все сходится, – ответил Жедь.

– Не останавливайся! – зашипел Лыков. – Езжай вперед.

Витек послушно прибавил скорость и, чуть повернув голову, с недоумением спросил:

– Передумал, что ли? Зачем тогда в такую даль тащились?

– У нас номера московские, – почти прилипнув к стеклу и внимательно рассматривая дом, где скрывается Михаил Павлович, объяснил Лыков. – Увидеть могут, а нужна внезапность. Он ведь полагает, что никто до него здесь не доберется. Давай вдоль улицы, до первого поворота – и сворачиваем. Поглядим, может, удастся подобраться с задворок? Только бы собаки не было.

– Вроде, будки не видно.

– Черт их знает, это тебе не подмосковная деревня, – продолжая рассматривать дом уже через заднее стекло, откликнулся Аркадий, – у них все по другому. И вдруг он там не один?

Пропылив по длинной улице, свернули, и машина, рискуя завалиться в канаву, подпрыгивая на колдобинах и комьях засохшей глины, покатила по узкому проулку. На перекрестке с грунтовой дорогой – узкой, покрытой толстым слоем пыли, – Жедь притормозил и, обернувшись, предложил:

– Хочу дальше вперед проехать. Там, похоже, есть спуск к кустам. Оставим машину – и пешком.

– Валяй, – согласился Лыков.

Через пять минут остановились среди зарослей. Жедь вышел из машины и достал из багажника сумки, подав их Аркадию. Тот вынул из сумок оружие.

– Пойдем снизу, – пряча парабеллум под курткой и засовывая запасную обойму в карман, распорядился он. – Поднимемся по тропинке и перемахнем через забор. Если собака, ты в нее стреляй, а я сразу в дом. Все, пошли.

– Перекусить бы не мешало, – запирая дверцы машины, напомнил Витек. – Десять минут или полчаса дела не решат.

– Потом перекусим, – оборвал его дрожавший от нервного возбуждения Лыков. – Перекусим по дороге, когда уберемся отсюда. Тогда, после дела, и пищеварение лучше. Пошли, не тянись!

Вздохнув, Жедь поплелся следом за Аркадием к тропке, ведущей к домам. Шли молча, стараясь держаться в тени. Сверху, казалось, падали не солнечные лучи, а раскаленный металл, от тяжести которого трескалась серо-красноватая земля. Не дойдя несколько шагов до дороги, Лыков остановился.

– Видишь? – прошептал он, как будто кто-то их мог услышать.

– Чего? – не понял Жедь.

– Да не туда смотришь, – повернул его голову Аркадий. – Тачка у забора стоит. До других домов далеко, если стрелять в собаку, не услышат. Гляди, мужик около машины вертится.

– Это не Котенев, – определил Витек.

– В общем, так, – приказал Лыков, – идем к дому и перелезаем через забор. Я беру на себя этого мужика, а ты собаку. Потом сразу в дом.

Подтолкнув Жедя вперед, он следом за ним, чуть пригнувшись, чтобы не заметили раньше времени, перебежал через дорогу и, отдышавшись в кустах около забора, перемахнул через него. Рядом тяжело спрыгнул Витек и настороженно прислушался: не раздастся ли злобный собачий лай?

– Похоже, нет собачки? – растянув в улыбке рот, Жедь облегченно смахнул пот со лба.

– Заходи справа, – выхватив оружие, велел Лыков, – пока я не появлюсь у него за спиной, не высовывайся. Давай!

Витек, стараясь не шуметь, полез через кусты. Аркадий крадучись пробирался ближе к машине. В доме не раздавалось никаких шумов, и это его успокаивало. Возившийся у «Жигулей» мужчина тоже не проявлял беспокойства – повернувшись спиной к Лыкову, он ставил в открытый багажник тяжелую сумку. Незнакомец – седоватый, одетый в светлые брюки и рубашку, с коротким рукавом, – поднял руку, намереваясь захлопнуть крышку багажника, и в этот момент Аркадий, одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние, приставил к его спине ствол парабеллума:

– Не двигайся!

Незнакомец застыл. Пальцы руки, лежавшей на крышке багажника, чуть заметно вздрогнули.

– Что вам нужно? – глухо спросил он.

– Кто в доме? – спросил Аркадий. Он ждал появления Жедя. Где этот лысый придурок, заблудился что ли?

– Никого. Я могу опустить руки?

– Стой так! – На всякий случай Лыков провел свободной рукой по одежде незнакомца – оружия у того не оказалось.

– Где Котенев?

– Его нет, – ответил незнакомец, и в это время перед капотом машины наконец-то появился Витек с наганом в руке.

– Лихо! – присвистнул незнакомец и попробовал обернуться.

Аркадий рубанул его рукояткой пистолета по шее и, подхватив обмякшее тело, прикрикнул на Жедя:

– Веревку давай!

Тот суетливо вытянул из брюк ремень и протянул его Лыкову. Связав незнакомцу руки, они запихали его в салон «Жигулей», захлопнули дверцы.

– В дом! – Лыков бросился к особняку. Сзади, тяжело топая по плитам дорожки, бежал Витек.

Ударом ноги распахнув дверь, Аркадий ворвался на веранду – никого. Лыков метнулся в комнату – открытые дверцы шкафов, неубранная постель, чемодан у кресла. Он побежал в другую комнату – там тоже никого, но стоит еще одна кровать. Значит, их всего двое – незнакомец, возившийся около машины, и Котенев? Но где драгоценный Михаил Павлович?

Жедь уже успел сбегать на второй этаж и подергать запертую дверь подвала. Вернувшись на веранду, он зло сплюнул и рухнул в кресло, жалобно скрипнувшее под его тяжестью.

– Провалился, зараза! – имея в виду Котенева, сказал Витек в ответ на вопросительный взгляд Аркадия и налил себе воды из сифона. Жадно выпил и, широко размахнувшись, грохнул хрустальный стакан об стенку.

Лыков нервно дернул плечом и, широко расставив ноги, уставился в окно – ухоженный сад, бегущий по камушкам ручеек, гнущиеся под тяжестью плодов ветви, уютный гамак в тенечке, кажущаяся неправдоподобно яркой в этом зное трава на лужайке, чисто подметенные дорожки, выложенные каменными плитками. Но где же Котенев?!

В комнатах две смятые, неубранные постели, незнакомец явно готовил машину к поездке, укладывая в багажник сумки, на полу одной из комнат стоит закрытый чемодан… Куда же скрылся Котенев, черт бы его побрал? Неужели все зря – риск, нападение на квартиры, перестрелка с милицией, убийство Анашкина, пытки Ставич, гонка за Котеневым сюда?..

Проведя рукой по небритой щеке, Аркадий поймал себя на мысли, что он может не выдержать новой гонки за сокровищами, как по чьей-то дьявольской воле постоянно ускользающими от него вместе с Котеневым. Силы уже на пределе. Но надо собраться, подавить в себе нервную дрожь, спокойно проанализировать ситуацию: подумаем, где теперь искать Котенева.

И тут Аркадий понял, что не в силах заставить себя успокоиться, не в силах избавиться от дрожи, от непроходящей тошноты – хочется с разбегу удариться об стену головой и завыть от отчаяния! Котенев опять ушел!

Сзади раздался грохот. Лыков обернулся – Жедь выпил еще один стакан воды и запустил им в стену.

– Перестань, – брезгливо поморщился Аркадий.

– Пожгу все тут, – плюнув на роскошный ковер, мрачно пообещал Витек. – Оболью бензином и подожгу.

«Правда, подожжет», – отстранению подумал Лыков, отворачиваясь к окну и бездумно скользя взглядом по пышной зелени.

И тут сердце его радостно дрогнуло и забилось быстрее – на дорожке, ведущей к дому, показалась знакомая фигура с полотенцем через плечо. Неужели?

– К двери!.. – свистящим шепотом приказал он Жедю. – Скорее! Он идет сюда!..

– Там что-то происходит, – опустив бинокль, смуглый парень обернулся к напарнику, сидевшему в глубине комнаты.

Напарник поднялся, подошел к окну, и, взяв бинокль, поглядел на особняк, стоявший на другой стороне улицы. Наблюдать мешала пышная зелень и другие дома, но сильная оптика приблизила веранду и мелькавшие за опущенными занавесками тени.

– Двое, – не опуская бинокля, отмстил напарник.

– Да, но Котенев ушел купаться, – возразил первый наблюдатель, и еще не возвращался. Откуда появился второй?

Напарник опустил бинокль и потер кончиками пальцев усталые веки – солнце било в глаза, вызывая слезы. Действительно, откуда на веранде появился еще один человек?

– Может, старуха? – помолчав, предположил он.

– Она сегодня еще не приходила. Я с дома глаз не спускал, – заверил первый наблюдатель.

Напарник отдал ему бинокль и, отойдя от окна, взял лежавшую на столе рацию. Нажав на клавишу переговорного устройства, поднес микрофон ближе к губам:

– Гора! Гора! Я – Долина! Гора, ответьте!

Но рация молчала.

– Батареи сели? – предположил первый наблюдатель.

– Возможно, – нервно щелкая тумблером переключателя, откликнулся напарник. – Техника называется… Старье, списывать пора, а новой нет. Гора! Гора!

– Мы только теряем время, – подошел к нему первый наблюдатель. – Рация молчит, телефона здесь нет. Придется сбегать позвонить. Иди, я продолжу наблюдение. Скажешь, что вдруг появились новые люди, а хозяин утром вывел из гаража машину. Пусть примут меры.

– Хоп! – откладывая рацию, согласился напарник и вышел.

Первый наблюдатель вернулся к окну и, взяв бинокль, вглядывался в неясно мелькающие на веранде тени…

Утром Александриди зашел в комнату к Михаилу Павловичу:

– Пора, – без стеснения позевывая и прикрывая рот ладошкой, сообщил грек, – поднимайтесь, перекусим и поедем.

Котенев бросил взгляд на часы, висевшие на стене, – пять утра, хочется поспать. Но за окнами уже вовсю светило яркое солнце, обещая знойный день.

– Поднимайтесь, поднимайтесь… – Лука снова зевнул.

Михаил Павлович встал, накинул легкий халат, вышел на веранду. На столике был приготовлен завтрак: сок и бутерброды.

Вяло пожевав бутерброд с копченой колбасой и запив его соком, Котенев поглядел за окно – Лука вывел из гаража автомобиль и заботливо протирал стекла мягкой ветошью. Куда же они сегодня отправятся?

Вернувшись в комнату, Михаил Павлович устало присел на край кровати. Голова болела, руки и ноги как ватные, а надо куда-то ехать, собирать вещи, отвечать на вопросы Луки. Послать бы его к чертям и снова завалиться спать, но ведь не даст покоя, он вообще назойлив. Придется пока уступить, не стоит связываться. Тем более есть и его вина в том, что приходится уезжать из этого прелестного уголка.

Сунув руку под матрас, Котенев вытащил кобуру с браунингом – по его просьбе один знакомый сделал ее, взял за образец картинку в зарубежном полицейском журнале. Кобура пристегивалась к ноге, и оружие можно было легко достать, если чуть поднять брючину. Вздохнув – как ему все надоело, – Михаил Павлович пристегнул к левой ноге кобуру и надел легкие спортивные брюки. Проверив, в порядке ли оружие, вложил его в кобуру и попрыгал, проверяя, хорошо ли держится. Взял полотенце и спустился в сад.

Куда это вы? – оторвался от своего занятия Лука.

– Сбегаю на озеро, – подавляя вновь возникшее раздражение, как можно безразличнее ответил Михаил Павлович. – Не проснусь никак. Ополоснусь холодной водичкой – и сразу обратно.

– Не задерживайтесь, – буркнул грек, скрываясь в гараже.

Выйдя за калитку, Котенев задумался – сбегать на почту и позвонить Татьяне? А что он ей скажет? Сообщит, что переезжает по не известному пока адресу, что жив, здоров и скучает? Стоит ли? Может быть, лучше позвонить потом, с нового места?

Побродив немного вокруг озера, берега которого в этот ранний час были пустынны, он решил вернуться – не стоит злить Луку и заставлять его лишний раз волноваться. Еще вместе жить, и он здесь единственный знакомый человек, не говоря уже о том, что только через него осуществляется связь с Куровым.

Возвращался Котенев в мерзком настроении. Купаться не стал – не захотелось отстегивать кобуру. Еще только подойдя к калитке, он стал глазами искать Александриди. Наверное, уже все собрал, уложил, приготовил машину и сидит на веранде в кресле, сердито барабаня пальцами по. подлокотникам в нетерпеливом ожидании. Он огляделся: ворота гаража закрыты, машина стоит чисто вытертая, и рядом с ней грека нет.

Поднимаясь по ступенькам веранды, Михаил Павлович представил себе недовольное лицо Александриди и приготовился извиниться. Шагнув за порог он, с улыбкой, начал:

– Извините, кажется немного задержался… – И тут ему в бок ткнулось что-то твердое.

– Ничего, главное, что ты пришел! – услышал Котенев.

Рядом, уперев ему в бок ствол нагана, стоял лысоватый бандит, растянув в довольной ухмылке щербатый рот, а в кресле, вместо Александриди, сидел другой бандит, командовавший в тот памятный вечер обыском в квартире Михаила Павловича.

– Не двигайся! – заметив, как дернулся от неожиданности Котенев, приказал Лыков. – Если будешь благоразумен, с тобой ничего не случится.

– Пошел! – Лысоватый бандит подтолкнул оторопевшего Михаил Павловича стволом нагана. – Не стой в дверях.

«Где Лука?» – терялся в догадках Котенев. Чувствуя, как деревенеют от страха ноги, он сделал несколько шагов и остановился. Лысый встал сбоку, не отпуская оружия. Обретя способность четко соображать и немного справившись с испугом, Михаил Павлович заметил, что в руках сидевшего в кресле бандита угрожающе поблескивает парабеллум.

– Что вам надо? – свой голос Котенев услышал как бы со стороны и мысленно приказал себе встряхнуться, не паниковать. Александриди где-то рядом, он выручит.

– То, что мы искали у тебя дома, – ответил на его вопрос сидевший в кресле и бросил лысому: – Обыщи!

Жедь ощупал замершего Михаила Павловича. Обыскивать он явно не умел и не додумался проверить ноги ниже колен. Обрадовавшись этому, Котенев решил, что не все потеряно, и украдкой перевел дух.

– Пустой! – Витек отступил на шаг назад.

– Твой приятель не поможет, – усмехнулся Аркадий, наслаждаясь, произведенным впечатлением. Теперь Котенев полностью в его власти. Он не сомневался, что из двух компонентов в известной формуле «жизнь или кошелек» Михаил Павлович выберет первое. Не дурак же он в самом деле? Должен понять, что выбора у него нет, вернее, есть, но сделан не им.

– Что вы с ним сделали? – тиская в руках полотенце, спросил Котенев.

– Не бойся, живой твой придурок, – засмеялся Жедь. – Мы не кровожадные, если с нами по-людски.

– Кончай болтать, – оборвал его Лыков. – Нам нужны деньги и ценности. Отдашь – и можешь катиться на все четыре стороны. Советую быть благоразумным и не заставлять нас вытягивать из тебя добро силой. Жадность фраера сгубила…

– Слыхал, – чуть усмехнулся Котенев.

На Луку рассчитывать не приходится. Видимо, его так же застали врасплох, и что с ними теперь будет? Можно ли верить бандитам, что Александриди жив? В любом случае, стоит рассчитывать только на себя, на собственную изворотливость, хитрость и припрятанный браунинг. Пусть это не наган и не парабеллум, но для самообороны в пределах комнаты вполне достаточно. Тем более, бандиты не подозревают, что он вооружен.

– Где хозяин дома? – решив потянуть время, спросил он.

– Отдыхает в машине, – Аркадий поднялся и подошел ближе к Михаилу Павловичу. – У нас мало времени. Если здравый смысл тебе изменяет, то сейчас найдем утюг или кипятильник. Для такого дела подойдет и паяльник.

Поглядев ему в глаза, Котенев понял, что это отнюдь не пустые угрозы. Уронив полотенце, он нагнулся за ним, проверяя, как на это отреагируют бандиты. Выпрямившись, увидел, что оба ствола направлены на него. Нет, так ничего не выйдет, надо что-то придумать, чтобы хоть один из них выпустил из рук оружие – тогда появиться реальный шанс на спасение. Но что придумать?

– Вы должны понимать, я не таскаю всего с собой, – пробормотал он, лихорадочно подстегивая мысль, – должен, должен быть выход… Думай, думай…

– Понимаем, – с нехорошей улыбкой заверил Лыков. – Живей телись, я же сказал: нам некогда.

– Хорошо, вы получите все, что хотите, – решившись, согласился Котенев.

– Сколько? – слизывая языком капли пота, спроси Жедь.

– Точно не считал, но внукам останется, – скосил на него глаза Михаил Павлович. – Камни, валюта, золото, советские деньги. Все в подвале.

– Тут? – топнув ногой по ковру, переспросил Аркадий.

– Да, в подвале этого дома, в железном ящике.

– Веди, – оживился Витек, – да не вздумай шутить!

– Какие же тут шутки? – криво усмехнулся Котенев. – Я могу пойти первым?

– Первым пойдет он, – Лыков показал стволом парабеллума на Жедя, – а ты будешь идти следом и показывать, куда спрятал.

Михаил Павлович согласно кивнул. Знаком показав, что надо пройти в угол веранды, он подождал, пока туда направится Жедь, и пошел следом за ним. Отстав на пару шагов, как конвоир, за его спиной вышагивал Лыков, не выпускавший из рук парабеллум.

Узкая лесенка привела их к закрытой двери кладовой. Жедь подергал ее ручку и недоуменно оглянулся:

– Заперто?!

– Где ключ? – ткнул стволом в спину пленника Лыков.

– Посмотрите справа, у косяка, – сказал Котенев и попросил: – Вы могли бы не тыкать в спину своим пистолетом? Я боюсь случайного выстрела, а без меня вам ничего не найти.

– Ладно, ладно, – согласился Аркадий. Пусть этот поганый миллионер только все отдаст, а там… Хорошо, что он ведет в подвал. Не придется потом возиться с трупом.

Жедь отыскал ключ и отпер дверь. Распахнув ее настежь и оставив ключ в замочной скважине снаружи, что не укрылось от внимательно наблюдавшего за ним Михаила Павловича, он первым вошел в подвал.

Прохладный полумрак разрывали лучи света, падавшие из низких окошек-отдушин, пробитых в фундаменте дома. Остановившись посреди подвала, Витек ковырнул носком ботинка плотно утрамбованный земляной пол:

– Здесь, что ли?

– В стороне, – пояснил Михаил Павлович. – Надо отодвинуть кадку и рыть.

– Чем? – подозрительно уставился на него Аркадий.

– Лопатой, – издевательские улыбнувшись, ответил Котенев.

– Рой!

– Я отказываюсь, – скрестил руки на груди Михаил Павлович, следя за реакцией бандитов и опасаясь «пережать». – Инструмент в гараже. Кадка и стальной ящик с ценностями, зарытый под ней, перед вами.

– Ты мне в зубах принесешь! – угрожающе придвинулся к нему Жедь, но Аркадий знаком остановил его.

– Погоди, – охладил он пыл Витька, – успеется. Вдруг обманул, а? Смотри, – повернулся Лыков к Котеневу, – потом не обрадуешься! Пригляди за ним, Витя, а я сбегаю за лопатой.

Дождавшись, пока Аркадий выйдет из подвала, Михаил Павлович подошел к кадке и попытался сдвинуть ее.

– Чего стоишь, помоги, – прикрикнул он на Жедя. – Придержи сверху.

Поколебавшись, Витек подошел. Упершись руками в край кадки, кивнул:

– Давай.

Наклонившись, словно для того, чтобы ухватиться ближе к дну, Михаил Павлович быстро вытащил из прикрепленной к ноге кабуры браунинг, и, резко распрямившись, выстрелил Жедю в голову. Тот рухнул на кадку, пятная ее кровью.

Небрежно отпихнув тело, Котенев подобрал выпавший из руки убитого наган и забросил его в угол подвала. Прислушавшись, прокрался к двери и вытащил из нее ключ, встав сбоку от косяка.

Вскоре на лестнице раздались шаги Аркадия, звякнула задевшая об ступеньку лопата. Торопясь, Лыков быстро сбежал вниз и похолодел – из-за кадки виднелись ноги Жедя, а сбоку, направив на него пистолет, стоял Котенев.

– Брось парабеллум, – приказал он. – И подальше кинь.

Медленно, опасаясь получить пулю и лечь рядом с Витьком, Аркадий разжал пальцы. Парабеллум глухо стукнул об пол.

– Непослушный, – отметил Михаил Павлович, – ногой отбрось!

Лыков повиновался и отшвырнул ногой пистолет.

– Теперь рой! – приказал Котенев.

– Зачем? – прыгающими губами едва смог вымолвить Аркадий.

– Дружка зароешь. А потом получишь пулю в затылок и ляжешь с ним. Рой! Я тоже тороплюсь! Ну!

– Я же тебе жизнь обещал! – побледневший Аркадий заискивающе поглядел в глаза Михаилу Павловичу.

– Хорошо, – неожиданно согласился тот, – я зарою тебя живым. Согласен?

Закаменев лицом, Лыков воткнул штык лопаты в земляной пол. Или дрожали руки, или ослаб от нервного перенапряжения, но только и смог, что сковырнуть небольшой пласт слежавшейся земли.

– Потарапливайся! – прикрикнул Котенев.

Перехватив поудобнее лопату, Аркадий резко взмахнул ею, метя штыком в бок Михаила Павловича. Тот отпрыгнул и ловко выбил лопату из рук Аркадия. Не удержав равновесия, упал. Не давая противнику опомниться, Лыков прыгнул на него, навалился, пытаясь отобрать оружие.

Тяжело сопя, кусая друг друга, упираясь лбами и пихаясь коленями, они покатились по полу, обдирая спины о стойки с бутылками, кадки, разбивая банки с маринадами. Аркадию удалось добраться зубами до плеча Котенева, и он зацепился в него…

– О-у! – дико взвыл Михаил Павлович. От боли, что ли, вдруг появились силы. Он сумел выдернуть руку и, извернувшись, ударил Аркадия рукоятью браунинга по голове – раз, другой, третий… Наконец, почувствовал, как ослабла хватка противника, и увидел, что тот, хрипя и закатывая глаза, отвалился в сторону.

С трудом подтянув ноги, Михаил Павлович уперся ими в Лыкова отпихнул его. Потом поднялся и, придерживая рукой за стену подвала, поплелся к двери, ощупывая рану на прокушенном плече.

«Кусался, стервец», – почти беззлобно подумал он, оглянувшись на валявшегося без признаков жизни Аркадия. Плечо заметно припухло, кровоточило и нестерпимо болело. Заперев снаружи дверь подвала, Михаил Павлович поднялся наверх, отыскал домашнюю аптечку и залил рану йодом. Потом, морщась от боли, залепил ее бактерицидным пластырем. Прихватив чемодан и заветный «дипломат», побрел во двор. У дверей остановился и спрятал браунинг в кабуру на ноге.

С трудом дотащив поклажу до машины, открыл дверцу и увидел Луку, корчившегося в бесплодных попытках освободиться.

– Скорее! – просипел тот, – помоги!

Развязав стягивающий его запястье ремень, Котенев помог греку сесть за руль, бросил чемодан и «дипломат» на заднее сиденье. И в этот момент на дороге перед домом показались несколько машин.

– Милиция, – дрожащими, непослушными руками включая зажигание, безошибочно определил Александриди.

– Успеем? – оглянувшись на мчавшиеся к их участку милицейские машины, обеспокоенно спросил Михаил Павлович.

– Уйдем!

И туг грохнул выстрел. Пуля ударила в ствол дерева, стоявшего рядом с «Жигулями».

– Живой, подлец! – выругался Котенев. – Из отдушин бьет!

– Я уж думал, все, – торопливо выруливая к задним воротам, сказал Лука. – Пригнись!

Машина выскочила на грунтовую дорогу и, чуть не сбив бросившегося к ней смуглого парня, помчалась прочь от особняка…

Лыков пришел в себя от жгучей боли в затылке. Открыв глаза, он сквозь багровый туман с трудом различил над собой низкий сводчатый потолок. Пахло землей, пряностями и кровью; в спину упиралось что-то твердое, неудобное, прибавлявшее боли и мешавшее опять соскользнуть в темноту забытья.

Пошарив вокруг себя руками в поисках опоры, он с трудом сел – к горлу сразу подкатила тошнота, перед глазами заплясали разноцветные светляки. Застонав от боли, Аркадий ощупал себя слабыми руками – проклятый Котенев, сильно разбил голову: на ладонях осталась кровь. Вытерев ее об джинсы, Лыков встал на четвереньки. Теперь понятно, что давило в спину – лопата, которой он хотел открыть клад, а потом убить Михаила Павловича.

Добравшись до стены, Аркадий подобрал парабеллум и пополз к двери – с Жедем все ясно, пусть остается в этом подвале, а ему надо выбираться наверх и гнаться за Котеневым. Да, не прост оказался миллионер. Цепко держится за свои сокровища. Крепко обманул их. Попались на приманку, спустились в подвал… Но где проклятый Мишка прятал пистолет?

Доковыляв до двери, Лыков поднялся на ноги и всей тяжестью тела налег на нее. Дверь не поддалась – сколоченная из толстых, плотно пригнанных друг другу досок, усиленная металлическими полосами, она была заперта на ключ с той стороны. Приставив ствол к замочной скважине, он нажал на курок. Стукнул выстрел, но дверь опять не открылась.

Шатаясь и с трудом подавляя приступы тошноты, Аркадий пробрался к отдушине – может быть, удастся пролезть в нее? Однако отверстие оказалось настолько мало, что в него не просунуть и голову. Выглянув наружу, он увидел Котенева, помогавшего пожилому незнакомцу сесть за руль «Жигулей». На заднее сиденье машины Михаил Павлович бросил «дипломат».

«Вот где деньги!» – понял Лыков и застонал от запоздалой догадки. Что стоило, когда осматривал комнаты, сразу обратить на него внимание и взять?!

Просунув в отдушину ствол парабеллума, Аркадий тщательно прицелился и выстрелил, метясь в автомобиль. Мимо! Мешали заросли, и пуля засела в стволе дерева.

«Спокойно, – приказал себе Лыков. В голове гудело, руки дрожали, но нельзя упустить Котенева. Надо заставить его и водителя «Жигулей» остановиться. – Спокойно, целься, спускай курок плавно».

Еще один выстрел. Опять мимо, а машина уже вылетела за ворота и, подняв облако пыли, понеслась по дороге.

Аркадий дико завыл и, забыв про боль в голове, метнулся к другой отдушине, надеясь оттуда достать беглецов пулей. Однако увиденное повергло Лыкова в ужас перед домом остановились милицейские машины, из них, сноровисто изготовившись к бою, высыпали люди в пуленепробиваемых жилетах и касках, с автоматами в руках. Развернулись цепью, охватывая участок и особняк.

– Вот вам, вот! – в исступлении закричал Лыков, выпуская пулю за пулей в этих ненавистных ему людей. Он уже почти не соображал, его захлестнула ненависть, злоба и страх. Главное, страх – если они наденут на него наручники – это смерть!

Глава 7

– Вот он, парабеллум! – прислушиваясь к звукам выстрелов, определил Иван. – Здесь «драконы», здесь!

Выскочив из машины, он следом за Бондаревым поспешил к особняку. Впереди рассыпались в цепь ребята из группы захвата. Скоро они замкнут кольцо – и преступнику, засевшему в подвале, некуда будет деться.

Добежав до каменных столбов ограды, Купцов и Бондарев встали за ними, прячась от пуль. Подоспел начальник местного уголовного розыска. Вытащил из кармана форменных брюк с выпоротым кантом носовой платок и, вытирая мокрое лицо, сообщил:

– Ушел ваш Котенев. Во дворе наготове «Жигули» стояли. Наш сотрудник пытался задержать, но не удалось. А когда подошла наша машина, то из «Жигулей» начали стрелять по скатам, пробили, собаки, и ушли. Рация подвела, – прислушиваясь к доносившимся со стороны особняка выстрелам, оправдывался он, – техника старая… Один из наблюдавших за дачей побежал звонить, а потом занял позицию позади дома. Тут и мы подъехали…

– Значит, в подвале кто-то из «драконов», – заключил Бондарев. – И, судя по всему, заперт.

Иван считал выстрелы парабеллума – когда счет дойдет до восьми, надо ловить момент – преступник будет менять обойму, и за эти секунды ребята смогут подтянуться почти вплотную.

– Дороги перекрыты? – загибая для верности пальцы, чтобы не сбиться при подсчете выстрелов, уточнил он.

– Обязательно, – подтвердил начальник розыска, – городок маленький, отыщем, а выехать не смогут, попадутся.

Купцов осторожно выглянул – стрельба из подвала прекратилась, парни в бронежилетах моментально пришли в движение и перебежали ближе к дому, а двое успели подняться на веранду.

В узком окошечке отдушины мелькнул огонек, хлопнул выстрел, и пуля ударила в столб ограды, выбив облачко розоватой, кирпичной пыли.

– Предлагаю сдаться! – закричал в мегафон начальник розыска. – Вы окружены, сопротивление бесполезно!

В ответ щелкнул выстрел, потом еще один.

– Не сдастся, – прикуривая, буркнул Бондарев. – Жилетика на мой размер не найдется?

– Нет, вы гости! – отрезал начальник розыска.

– «Черемуху» давай, – решил Иван. – Пора!

Словно услышав его, один из милиционеров группы захвата забросил в отдушину патрон со спецсредством. Купцов представил, как по подвалу растекается удушливый, вызывающий неудержимые слезы, перехватывающий дыхание газ. Теперь надо подождать минуту-другую – и выползет задыхающий, кашляющий «дракон».

Еще оставались патроны, еще где-то в глубине души тлела надежда на чудо, на внезапное избавление, на потайные ходы, прорытые хитрым Мишкой-миллионером, на помощь бога или дьявола, который принесет ему главное богатство – свободу!

Трясущимися руками Аркадий достал запасную обойму и вставил в рукоятку парабеллума новый магазин. Ладони саднило, болела голова, перед глазами все плыло, подкатывала тошнота. Эх, Витек, вдвоем было бы легче! По крайней мере, можно было бы рискнуть и разыграть спектакль, сделав вид, что сдаешься, – выслать наверх безотказного Жедя, а там уж как кривая вывезет. Приникнув к отдушине, он оглядел пространство перед домом. Милиционеров много, на всех патронов не хватит…

Прежняя жизнь и работа в институте теперь казались ему недостижимым, неоцененным счастьем. Он готов был терпеть надоевших сослуживцев, их бутерброды, разговоры, игру в шахматы, мелкие страсти. Как прекрасно было давиться на распродажах и скидываться на пивко в дни получек и авансов. Он представил, как удивятся в институте узнав, что приключилось с Лыковым. Почему-то теперь ему казалось важным, что и кто будет говорить о нем. Хотя понимал, что говорить будут недолго – и забудут! И никто не вспомнит об Аркадии. Может, сестра?

Выстрелив в милиционера, он перебежал к другой отдушине. Найти бы наган Витька, но времени нет, надо все время держать их на мушке… Внезапно Аркадием овладела аппатия – он понял, что времени у него нет вообще, какая, собственно, разница, когда наступит развязка: минутой раньше, минутой позже? Они придут, отнимут оружие, наденут наручники, повезут в тюрьму, потом будет суд и приговор. Долгое разбирательство, никчемные речи адвоката, обличения прокурора, кассационные жалобы… и отказ сохранить осужденному жизнь.

Сев на пол, он привалился спиной к стене, ощущая затылком приятную прохладу камня, который не смогло прогреть и палящее солнце. Устало вытянув ноги, прикрыл глаза, ощущая, как уходит боль, – хорошо ли ему было до того, как родился, до того, как узнал мир, в который пришел? Может быть, так же будет и после конца?

Что-то глухо стукнуло об пол. Открыв глаза, Лыков увидел вертевшийся в углу подвала патрон из серебристо-зеленоватого металла. Повалил белесый дым, пахнуло чем-то едким, готовым разорвать кашлем легкие, заставить сгибаться от удушья.

«Конец?» – подумал он, удивляясь собственному спокойствию. Сейчас они будут здесь. Пожалуй, не стоит продлять агонию – суд, приговор… Все ясно. Он проиграл. На усиленный мегафоном голос, призывающий его сдаться, Аркадий не обратил внимания. Глаза уже начало щипать, и было ужасно жалко себя, такого маленького, беспомощного, не сумевшего переломить судьбу. А так хотелось быть свободным, независимым, богатым. Зачем-то обтерев ладонью срез ствола парабеллума, он сунул его в рот и нажал на курок…

Стараясь не смотреть на тело Лыкова, распростертое у стены подвала, Иван прошел туда, где за кадками и ящиками с яблоками обнаружили убитого Жедя.

– Значит, тот – Лыков? – полуутвердительно спросил Бондарев, зажимая нос платком. В подвале еще не выветрился запах «черемухи», и на глаза набегали слезы, мешая смотреть.

– Да, – кивнул Купцов и направился к выходу. Что здесь делать? Все кончено. Теперь надо искать Котенева и того, кто был с ним в доме.

Лука гнал по закоулкам городка, не снижая скорости, только взвизгивали покрышки на резких поворотах. Бормоча под нос ругательства на непонятном языке, грек ловко крутил баранку.

Михаил Павлович, прямо через заднее стекло метко выстреливший из браунинга по колесам милицейского «уазика», тревожно оглядывался, боясь снова увидеть позади погоню. Но дорога была муста – их не преследовали.

Свернули в узкий проулок, и Александриди посигналил у ворот дома, спрятавшегося за высоким забором. Ворота немедленно распахнулись, и «Жигули» влетели во двор. С крыльца навстречу гостям спускался пожилой человек в европейском летнем костюме и расшитой тюбетейке. Его загорелое лицо светилось радушием, но темные глаза, прятавшиеся под набрякшими веками, глядели озабоченно.

– Нехорошо у нас получилось, Саттар, – протягивая ему руки, прищелкнул языком Лука. – На тебя надежда, дорогой!

– Слышал уже, слышал, – по очереди пожимая руку каждому гостю, откликнулся хозяин. – Правда, нехорошо. Но я все для вас сделаю, все. Проходите в дом!

Он распахнул двери, ввел их в просторную комнату, показал на растеленные на полу ковры с мягкими подушками:

– Отдохните здесь, я на минуту отлучусь.

Александриди, скинув обувь, повалился на ковер и, схватив с подноса бутылку «Пепси», жадно припал губами к горлышку.

Михаил Павлович тоже снял обувь и, тяжело ступая по ворсистым коврам, подошел к окну, выходившему во двор. Там, около «Жигулей», на которых они только что приехали, стояли хозяин дома и двое молодых мужчин в спортивных костюмах – в руках они держали ящички с инструментами. Разговор был коротким. Достав инструмент, «спортсмены» стали сноровисто разбирать машину.

На глазах изумленного Котенева они подвели под нее домкраты, сняли колеса, вынули лобовое стекло, потом заднее и занялись дверями. Саттар немного постоял, наблюдая за их работой, и вернулся в дом.

– Через час-два машины не будет, – заверил он. – В первую очередь будут искать кого? Машину!

– Не «кого», а «что»! – поправил его Лука. Он, видимо, почувствовал себя в полной безопасности и успокоился.

– Правильно, дорогой, – ничуть не обидевшись, согласился Саттар и ласково улыбнулся греку. Налив себе чаю, он, скрестив ноги, уселся неподалеку от Александриди на ковре.

– Ты у нас ученый человек, – мелкими глотками прихлебывая чай, продолжил он, – все знаешь. Машины не будет – вас не будет. Машина что? Куча железа. Человека труднее прятать.

– Скажи своим, – приподнялся на локте Александриди, – чтобы не вздумали тащить детали на базар.

– Хоп, – заулыбался Саттар, хлопнув ладошкой по колену.

– Так и будет, да.

Он допил чай и, обтерев руки полотенцем, вынул из кармана пиджака длинный костяной мундштук с резьбой. Вставил в него сигарету и прикурил. Михаил Павлович, по примеру грека растянувшийся на ковре, только молча покосился на небрежно брошенную хозяином пачку «Мальборо».

Лука погладил себя по животу и, глядя в потолок, расписанный восточными узорами, буркнул:

– Мы не завтракали. Распорядись и приготовь нам комнаты. И еще, я хочу позвонить.

Хозяин вновь закивал, заулыбался, выражая полную готовность всем, чем только может, услужить гостям.

Котенсв задумался: сколько тут просидит – день, неделю, а потом что? Ведь надо же будет когда-то вылезать из убежища и отправляться обратно в Москву, выходить на работу после отпуска. А как появиться в Москве, когда милиция идет по следу, и еще неизвестно, что там, в оставленном доме, где их захватили бандиты. Вдруг кого из милиционеров подстрелили?

– Пойду узнаю, как дела в вашем доме, – словно подслушав его мысли, поднялся Саттар, – завтрак сейчас подадут.

– Гнусная история, – дождавшись, пока за ним закроется дверь, повернулся к Котеневу Лука. – Нам только этих разбойников не хватало для полноты ощущений. Кстати, вы намерены и дальше таскать с собой пушку? Может быть, лучше сдать ее хозяину?

– Если бы ее не таскал, вы сейчас давали бы объяснения милиционерам, – огрызнулся Михаил Павлович.

– Не злитесь, – примирительно ответил грек, – нам еще многое предстоит сделать вместе. Зачем портить отношения?

– Чем пытаться меня разоружить, скажите-ка, что будем делать дальше?

Завтракать, – усмехнулся грек, увидев входящего в комнату хозяина, следом за которым две женщины внесли подносы с шашлыками, зеленью и фруктами. Поставив их на низкий столик, они поклонились и, не сказав ни слова, ушли.

– Кушайте, кушайте, – устраиваясь рядом, начал угощать гостей Саттар, – сейчас барашка режут, на обед плов будет. Кушайте.

Александриди взял шампур и впился зубами в сочное мясо. Его примеру последовал и Михаил Павлович. Перебираясь поближе к подносам, он словно ненароком выглянул в окно – от машины остался только кузов, безобразно выставив голое нутро. Вокруг него прохаживались мужчины в спортивных костюмах, о чем-то негромко совещаясь. «Лихо они управились», – подумал Котенев.

– Всех убили, – открывая бутылку коньяка, буднично сообщил Саттар.

– А милиция? – насторожился грек, перестав жевать.

– О, милиция! – усмехнувшись, поднял руки к потолку хозяин.

– Слава аллаху, милиция, как всегда, оказалась на высоте. У них никто не пострадал. Преступников было двое.

– И… что, оба? – спросил Михаил Павлович.

– Пей, дорогой, – поднял рюмку Саттар. Выбрав сочный персик, с наслаждением вонзил в него зубы и, посмеиваясь, хитро взглянул на Котенева. – Оба убиты, дорогой, оба. Отдыхай.

– Значит, у вас, как у Адылова, есть свои люди в милиции? – закусывая, продолжал расспрашивать Михаил Павлович.

– Мы давно тут живем, – уклонился от прямого ответа хозяин, – все вместе живем. И будем дальше жить. Адылова вспомнил? Большой был человек, у него никто не безобразничал, умел с народом управляться. Разное теперь пишут, но кто может знать правду? Только Аллах!

«Не прост старичок, – откидываясь на подушки, подумал Котенев, – вон как заворачивает, а у самого, небось, тоже где-нибудь потайная яма с решетками есть. И послушные люди, готовые на все. Как же, отдам я ему на хранение браунинг, нашли дурака!

Он покосился на «дипломат», брошенный на ковер в углу комнаты, – и на сердце полегчало. Надо думать, что делать дальше. Стоит, наверное, переждать здесь несколько дней, пока не уляжется шум, вызванный перестрелкой в особняке, а потом выбираться на волю. Купить билет на самолет или на поезд и отвалить туда, где все говорят на родном языке и ты не заметен среди местного населения. Для начала он отправится к родителям Татьяны, а там видно будет. С такими деньгами, как у него, можно все купить, не только новые документы. А работа? Да шут с ней – стоит там появиться, как тут же угодишь в руки милиции.

Выпили еще по чарочке коньяка, поболтали, но вяло, явно тяготясь присутствием друг друга, и Саттар повел их показать комнаты. Михаилу Павловичу отвели угловую, с окнами во двор, который был уже пуст – от стоявшей там машины не осталось и следа. К его удовольствию, комната оказалась меблированной на европейский манер. Сунув «дипломат» под диван, Котенев разобрал чемодан и аккуратно развесил пиджаки и рубашки в платяном шкафу. Закурив, повертел ручку настройки приемника, поймал музыкальную передачу и завалился отдохнуть. Незаметно он задремал. Проснулся оттого, что в комнату кто-то пошел. Открыв глаза, Михаил Павлович увидел Алсксандриди в длинном шелковом халате.

– Скоро обед, – проходя в глубь комнаты, сказал грек.

Котенев сел, потер ладонями лицо – сколько же он проспал?

Солнце стоит высоко, в воздухе дрожит знойное марево, и обедать, честно говоря, совершенно не хочется.

– Я говорил с Москвой, – присев к столу и выключив приемник, сообщил Лука. – Приятная новость: завтра здесь будет Виктор Иванович, наш консультант.

– Проконсультирует? – желчно усмехнулся Михаил Павлович.

– Зря иронизируете, – поджал губы Александриди.

– А что еще остается в нашем положении, тем более в моем? Из одной клетки в другую, да еще со стрельбой, – горько посмеялся Котенев. – Вот она, жизнь состоятельного человека.

– Перестаньте, – поморщился грек, – все будет нормально. Сергей Владимирович лично справлялся о вас, передавал привет. Если приезжает Виктор Иванович, то дела наладятся, вот увидите…

В Москве, сидя в рабочем кресле у стола, Полозов настойчиво набирал номер междугородней связи, дозваниваясь до «пришельца из будущего». После звонка Александриди и его подробного доклада о произошедших 'событиях Виктор Иванович уже успел повидаться с Куровым и обсудить создавшееся положение. Его предложения относительно дальнейших действий были одобрены. Вернувшись домой, он начал звонить.

– Это я, привет! – услышав в трубке знакомый гортанный голос, поздоровался Полозов. – Пришло время повидаться. Чтобы к моему приезду все было готово…

– Будет, – заверил невидимый собеседник.

Виктор Иванович сказал еще несколько слов, отдав малопонятные посторонним распоряжения, и повесил трубку. Пора собираться в дорогу.

Вечером в комнате Саттара зазвонил телефон. Отложив арабскую книгу, хозяин дома снял трубку:

– Слушаю.

– Как гости? – не удостоив его приветствием, спросил властный гортанный голос.

– Отдыхают, – лаконично ответил Саттар.

– Звонили наши друзья, – цедил голос на другом конце провода, – они недовольны старой, жесткой бараниной. Чем ты кормишь гостей?

– Понял, – заверил хозяин дома, – к завтраку будет только молодая.

– Хоп! – В трубке раздались короткие гудки.

Вздыхая и бормоча молитвы, Саттар положил трубку и прошаркал домашними туфлями к лестнице, ведущей к выходу во двор. По дороге он заглянул в комнату на первом этаже, где ужинали двое мужчин, утром разобравших машину гостей. Сейчас они были одеты в легкие брюки и майки с короткими рукавами. Поманив пальцем одного из них, хозяин дома пошептал ему на ухо и, тяжело отдуваясь, поднялся по лестнице наверх. Остановившись перед дверью комнаты Луки, хозяин постучал и, дождавшись разрешения, вошел.

Александриди сидел перед телевизором. Обернувшись, он поверх спинки кресла поглядел на Саттара:

– Тебе чего? Хочешь, чтобы я разрешил продать на рынке хотя бы колеса? Ах ты, старый жулик, не жадничай!

– Ах, – укоризненно покачал головой хозяин, – у меня душа болит, потому и зашел. Хотел узнать, всем ли ты доволен?

– Да, нормально, иди, – милостиво разрешил грек.

– Не откажи в просьбе, – заискивающе прогундел Саттар.

– Какие просьбы? – досадливо дернул плечом Лука.

– Гость большой приезжает, сам знаешь. Волнуюсь я, душа болит, места не находит…

– Короче давай.

– Погляди, все ли я так сделал, – попросил хозяин. – Ты лучше меня знаешь привычки Виктора Ивановича, может, подскажешь чего, а я в долгу не останусь.

– Ладно, – протянув руку, грек взял рубашку и, накинув ее на плечи, пошел к двери. – Мишка что делает?

– Лежит, думает, – торопливо забегая вперед и распахивая перед Александриди дверь, сообщил Саттар.

Он показал Луке комнаты, приготовленные для гостя, а потом повел во двор – смотреть барана. Грек откровенно зевал, слушая болтовню старика и стремясь поскорее отвязаться от него и вернуться к телевизору.

– Сюда, – открывая дверь хозяйственной пристройки, пропустил гостя вперед хозяин.

Александриди шагнул за порог и почувствовал, что шею ему захлестнула тонкая прочная петля. Он хотел закричать, вырваться, но горло сдавило, а в спину сзади уперлись коленом, затягивая витую шелковую петлю все туже. Последнее, что увидел в своей жизни хитроумный грек, было ласковое лицо Саттара – забежав вперед, он внимательно, с жадным любопытством заглядывал в глаза теряющего сознание гостя.

– Готов… – Мускулистый мужчина в майке опустил тело грека на земляной пол и снял удавку. – Куда его?

– Обыщи и в раствор – распорядился хозяин. – Вещи уберите из комнаты.

Мужчина вытащил длинный деревянный ящик, поставил на козлы и налил в него цементный раствор. Наклонившись, легко поднял тело Луки и опустил в раствор. Потом начал заливать его цементом сверху, старательно распределяя густую кашицу по всей длине ящика. Вынутое из карманов удавленного он свалил в угол, на расстеленный цветастый платок.

Закончив работу, мужчина ополоснул руки и, завязав платок в узел, вышел из сарая, погасив свет…

Когда Саттар поднялся в комнату Луки, там уже было чисто прибрано. Сердито ворча, старик подошел к работающему телевизору и выключил его. Возвращаясь к себе, он на минутку задержался у комнаты Котенева, прислушиваясь, что делается за ее дверями. Там тихо мурлыкал приемник, из щели тянуло запахом табака и поскрипывали пружины дивана под тяжестью тела ворочавшегося с боку на бок Михаила Павловича.

Удовлетворенно усмехнувшись, хозяин тихо побрел к себе, благодаря аллаха за прожитый день и прося его милостей на завтра.

Проснулся Михаил Павлович рано – за окнами голубовато-серое предрассветное небо, чуть отливающее перламутром, щебечут беззаботные птицы в саду и слышится шум поды из шланга поливальщика, работающего во дворе.

Уставившись в потолок, Котенев задумался, как ему выбраться отсюда. Вдруг дико захотелось домой, в шумную пыльную Москву, так раздражавшую прежде. Там, дома, в родном городе, все так привычно и знакомо, но как гуда попасть?

Надеяться на помощь хитроумного грека? Ведь он вывез его сюда, вовремя предупредил об опасности. Если бы не бандиты, то из гостеприимного особнячка Лука увез бы Котенева без особых осложнений. Дать ему денег, попросить достать билет на поезд, где, слава богу, пока пассажиров не регистрируют, и исчезнуть отсюда. Или подождать, пока приедет консультант фирмы Виктор Иванович и послушать, что он станет предлагать? Ежели Курок и компания взялись за дело, так пусть доводят его до конца…

Поднявшись с дивана, Михаил Павлович подошел к окну, приоткрыл его и выглянул во двор – двое вчерашних мужчин деловито свежевали барана.

Мысли о вчерашних событиях не оставляли его, настроение испортилось: если раньше, до того, как он выстрелил по милицейской машине, можно было бы посмеиваться в ответ на вопросы следствия, рассчитывая на ловкость адвокатов и собственную удачливую неуязвимость, то теперь дело осложняется. Хотя кто докажет, что стрелял именно он? Особенно, если выбросить пистолет. С другой стороны – если выбросишь, останешься голеньким и беззащитным.

В углу двора были свалены длинные бетонные блоки. Скользнув по ним безразличным взглядом, Михаил Павлович отошел от окна и начал одеваться. Кобуру с браунингом он пристроил на прежнее место.

В дверь тихонько постучали, и в комнату просунулась покрытая тюбетейкой голова Саттара. Лицо хозяина сморщилось в улыбке:

– Гость уже встал? Аи, как рано. Как спали, хорошо?

– Спасибо, нормально, – поблагодарил Михаил Павлович.

– Завтрак сейчас готов будет – сделав приглашающий жест в сторону двери, сообщил Саттар. – Умыться подадут.

Спустившись вниз, Котенев увидел сидящего на ковре Виктора Ивановича – подложив под себя множество подушек, он восседал, как падишах во дворце.

«Быстро он, однако – подумал Михаил Павлович. – Видно, ситуация настолько осложнилась, что бросил все дела и примчался. А где Александриди, почему его не видно?»

– О, какие люди собрались в этом доме, да будет благословенна его крыша, как говорит наш хозяин, – засмеялся Полозов, пытаясь привстать и поздороваться с Котеневым. Но это ему не удалось, и он с извиняющейся улыбкой просто протянул руку, не вставая с подушек. – Как настросньице после приключений?

– Среднее, – не стал скрывать Михаил Павлович. – Где Лука?

– Уехал по делам, – закрывая двери за женщинами, приготовившими стол для завтрака, ответил Саттар.

– Так рано? – удивился Котенев.

– Еще ночью, – доверительно улыбнулся хозяин. – Он занятой человек, а вы крепко спали, и нам не хотелось нарушать ваш отдых.

– Почудили вы тут, – снимая с шампура мясо, усмехнулся Полозов, – пошумели, постреляли…

– Это не мы, – наливая сок, заметил Михаил Павлович.

Виктор Иванович метнул на него быстрый взгляд из-под нависших бровей: ершится, бравирует, а у самого, небось, на душе кошки скребут? Вспомнилось, как закаменел лицом Куров, узнав о случившемся здесь, – он начинает новое, большое дело, которое может серьезно осложниться из-за досадного происшествия.

– Луке и Саттару дашь долю, – процедил тогда Куров, не поднимая потемневших глаз на своего друга и советника, – какую заслужили. Если Саттар говорит, что ценности при Мишке, то слетай сам, проследи. И не медли, Виктор!…

И нот он здесь, сидит за низким столиком в компании улыбчивого Саттара и Мишки Котенева, а Александриди лежит замурованный в бетон – его доля уже взвешена и отмерена: слишком многое знал хитроумный Лука.

– Не будем ворошить то, что прошло, – примирительно сказал Полозов, вытирая губы салфеткой. – Разве когда-нибудь предприимчивый, свободный, яркий человек, непохожий на других, не подвергался у нас гонениям? Да во все времена! И кто только его не гонял, особенно, если у такого человека водятся деньги. Чиновничьей посредственности и завистливым обывателям такого вынести просто невозможно. Они начинают буквально задыхаться от «неприличия» его поведения и пытаются засунуть делового человека в прокрустово ложе собственных мерок. А он, к их огорчению, не вмещается. Не вписывается в обстановку! По прошествии времени мы ломаем головы над вопросом: почему яркая личность всегда имеет трагическую судьбу? Лицемеры. Сейчас надо хорошо думать, как избежать трагедии. Согласны?

– Наверное, – пожал плечами Котенев. – В моем положении остается уповать на вашу помощь.

– Сергей Владимирович не зря просил меня лично приехать, не надеясь только на Алсксандриди, – веско сказал Полозов.

– Как поживает уважаемый Сергей Владимирович? – заулыбался Саттар, вставляя в мундштук сигарету.

– Он сейчас занят созданием совместного предприятия, – отвалился на подушки консультант. – Здесь трудно становится реализовывать деньги, надо думать о контактах с Западом.

«Вот так, – мысленно усмехнулся Котенев, – они уже думают о контактах с Западом!»

– Да, – заметив на губах Михаила Павловича тень улыбки, и не поняв ее истинного значения, – подтвердил Виктор Иванович.

– Системе становится тесно в рамках страны.

– Какой системе? – переспросил Котенев.

– Системе «теневого» перераспределения благ, – засмеялся Полозов. – Ведь все мы привыкли делить людей на «своих» и «чужих». Помните, как в детстве, когда враждуешь с ребятами из соседнего двора или микрорайона? Каждый мальчишка проходит через это. Там тоже «свои» и «чужие». Человек вообще очень быстро усваивает такие понятия и принимает условия круговой поруки. И вот теперь, когда мальчики и девочки подросли, обосновались в сфере торговли и материального производства, в сельском хозяйстве и научных учреждениях, вступили в творческие союзы и добились признания в искусстве, они тянутся к системе! Но войти в нее сможет только тот, от кого реально зависит нечто!

– Прекрасно, и что же дальше?

– А дальше действует известный принцип: от каждого по способностям, каждому по труду, – осклабился Виктор Иванович.

Глядя на него, подобострастно заулыбался Саттар. – Один способен достать, устроить, пробить и, в зависимости от того, как и что он делает, ему перепадает от системы, способной удовлетворить практически любые потребности: все пробить, достать, устроить, кого угодно и куда угодно. Система уже создала свое право и неукоснительно блюдет его, регламентируя даже контакты и родственные связи: дочь заместителя министра выходит замуж только за сына заместителя министра, сын министра женится па дочери другого. После смерти начальственная элита тоже не смешивается с простолюдинами, а отправляется на свой, начальственный, погост, как это предписано системой – великой и всемогущей, никого не отпускающей от себя! Если оступился или предал систему и входящих в нее, то против тебя пустят в ход все возможные средства – информационные, правовые, физического воздействия – и сомнут, уничтожат. Свое элитарное общество, своя мораль, своя среда общения и обитания. Ей, системе, тесно, поскольку в нее входит множество богатых и супербогатых людей. Деньги, друзья мои, деньги! Они хотят делать новые деньги и выходить с ними на мировой рынок, получая свободно конвертируемую валюту… Э, да что это вы зеваете, Михаил Павлович? Не выспались или неинтересно? Простите, увлекся.

– Я сделаю кофе, – докурив, поднялся Саттар. – Вы будете?

– Приноси, посмотрим, – небрежно отмахнулся Полозов и повернулся опять к Котеневу: – Хотите уехать?

– Конечно.

– Решим, как лучше это сделать. Здесь тоже страшные дела творились, – погрустнел Виктор Иванович, – сколько людей пропало, сколько светлых умов. Хорошо, что остались такие, как наш хозяин.

– Да, – опять зевнул Михаил Павлович.

Саттар принес поднос с кофейником и чашками, разлил по ним ароматный кофе. Котенев взял чашку, пригубил – по телу сразу пошла теплая волна, ко потом она подобралась к сердцу, которое вдруг стало биться редко и неровно, отказываясь гнать кровь по жилам, распространилась до головы, сделав ее пустой и странно легкой, а веки совсем тяжелыми.

– М-м-м, – с трудом открывая глаза, промычал Михаил Павлович.

– Что ты ему дал? – прикурив, спросил Полозов у Саттара.

– Клофелин, – буркнул тот. – Слушай, лошадиную дозу выпил, а никак не свалится.

Привстав, хозяин дома подполз по ковру на четвереньках ближе к гостю, заглянул ему в глаза.

Михаилу Павловичу показалось, что зрачки Саттара невообразимо расширяются и становятся похожими на темные тоннели, куда его влечет неведомая сила, которой нет возможности сопротивляться. И он, повинуясь, сделал шаг в один из тоннелей… Сразу стало легко и свободно, как будто с плеч упала неимоверная тяжесть, живительный свежий воздух проник в легкие. И где-то там, далеко, псе уменьшаясь в размерах, оставались у входа в тоннель Виктор Иванович и хозяин дома. Но тут Саттар – маленький, уже почти неразличимый из-за разделявшего их расстояния – взмахнул рукой и набросил на него темное покрывало. И сразу стало нечем дышать…

– Все, – закрывая веки Котенева, отполз назад Саттар. – Можно убирать?

– Он что?.. Э-э… – испуганно выпучил глаза Полозов.

– Без сознания, – усмехнулся хозяин.

Он хлопнул в ладоши, и в комнату вошли прислужники, подняли бесчувственного Котенева и потащили к выходу. Глухо стукнул какой-то предмет, упав на застланный коврами пол. Саттар шустро подполз и поднял маленький браунинг.

– Не надо, – брезгливо поморщился Виктор Иванович. – Зачем это?

Хозяин быстро догнал выходивших мужчин и сунул одному из них браунинг. Тот, взяв ноги Котенева под мышку, спрятал оружие в карман брюк.

Полозов подошел к окну. Через пару минут через двор пронесли спеленутый в старые простыни длинный тюк, и мужчины-носильщики скрылись со своей страшной ношей в дверях сарая. Сейчас там поставят на кошлы очередной ящик, уложат в него тело и зальют раствором, а завтра новый блок появится среди таких же бетонных блоков, сваленных в углу двора.

– Тебе не страшно жить, имея во дворе собственное кладбище? – не оборачиваясь, спросил Виктор Иванович…

– Все в руках Аллаха, – проводя ладонями по подбородку, – ответил Саттар, – человек приходит на свет голым и голым уходит. Его встречают и провожают руки других людей, за них и надо молиться.

– Где его вещи? – отходя от окна, поинтересовался Полозов.

– Все наверху. Принести?

– Не надо, пойдем посмотрим. Ключи от чемоданов у тебя?

– Вот, – хозяин дома показал связку ключей на тонкой цепочке, которую он успел вытянуть из кармана Котенева.

Поднялись наверх, вошли в комнату, еще хранившую запахи ушедшего навсегда Михаила Павловича. Саттар нагнулся и вытащил из-под дивана «дипломат», подал его консультанту, предварительно обтерев несуществующую пыль рукавом светлого пиджака. И этот жест как-то умилил Виктора Ивановича и заставил на минутку пожалеть старика.

Взяв ключи, он начал возиться с замком «дипломата», но хитрый цифровой набор не поддавался. Обозлившись, Полозов плюнул и приказал:

– Кислоту давай, в замок капнем.

– Не надо, не надо, – замахал на него сухими ладошками хозяин. – Я инструмент принесу, откроем.

Он ушел и вернулся с ящичком инструментов, скинул пиджак и начал колдовать с замком. Полозов, напряженно сопя, курил у него за спиной, заглядывая через плечо. Наконец, крышка «дипломата» откинулась. Увидев содержимое, Виктор Иванович быстро опустил ее:

– Получишь свой процент, – буркнул он Саттару, собиравшему инструменты…

Вечером, отдыхая в своей комнате, Полозов раздумывал. Доллары, золото, камни – все собирал покойный Котеиев. Виктор Иванович зябко передернул плечами, представив себе, как еще живого, но находящегося без сознания Михаила Павловича замуровали в бетонный раствор.

Наследником покойного стали Куров и его команда. Хомчик ничего о них не сможет рассказать, впрочем, как и Лушин, – все проверено, и осечки не произойдет. Оставшихся после провала дела Котенева предпринимателей возьмет под свою руку Сергей Владимирович. Конечно, милиционеры там порезвятся, разломают отлаженный механизм бизнеса, разорвут связи предпринимателей с поставщиками и сбытчиками, многих посадят на скамью подсудимых. А все из-за чего – из-за глупости, из-за вшивого придурка, сколотившего банду и решившего взять свой банчок в игре сильных. Как же он не к месту вылез со своими инициативами, уголовник проклятый! Спутал карты, поломал планы, а как было бы славно оставить дело в руках Мишки и постоянно сосать с него деньги, вкладывая новые средства и имея приличные девиденды.

Теперь фирма Михаила больше не существует – уцелевшие обломки поглотят другие, а ценности пойдут в кассу сильного. Таковы правила игры – переспи ночь с бедой и встречай новый день!

Сняв трубку телефона, Виктор Иванович набрал местный номер.

– Джума Юнусович? Это я, привет.

– Салам, – ответил ему знакомый гортанный голос.

– Хочу завтра улететь, дела закопчены. Осталось не многое. Поможешь?

– Обязательно, – заверил Джума. – Как тебе у нас?

– Нормально. Проследи, чтобы завтра не задержались с отправкой.

– Хоп! – и короткие гудки в трубке…

Ближе к полудню следующего дня в ворота усадьбы Саттара втиснулся грузовик с краном. Сам хозяин, стоя во дворе, отсчитал водителю деньги и попросил:

– Сбрось, дорогой, где-нибудь эти блоки, – сухая рука Саттара показала на громоздившиеся в углу бетонные параллелепипеды.

– Одни расходы, слушай! Хотел строиться, да не пригодились, а теперь мешают. Лучше отвези туда, где дорожная стройка. Пусть пригодятся людям. Неудобно, понимаешь, – понизив голос, он взял водителя под руку и заглянул ему в глаза, – я старый человек, за деньги их мне достали, а если все увидят, скажут Саттар совести лишился и ума, то покупает, то выбрасывает…

– Сделаем, – успокоил его водитель и, забравшись в кабину, развернул стрелу крана.

Двое мужчин в грязных тренировочных костюмах помогли зацепить крюк крана за толстую стальную скобу, вмурованную в бетон, и первый блок, покачиваясь в воздухе, поплыл к кузову. За ним последовал второй, третий, четвертый… Теперь уже никто не мог бы с точностью сказать – даже сам хозяин и его верные слуги, – в каком из блоков лежит Лука, а в каком Котенев.

– Спасибо тебе, спасибо, – провожая выезжавшую со двора машину, кланялся и благодарил Саттар.

Водитель вырулил на дорогу и погнал к окраине. Через полчаса пути машина притормозила у заброшенной стройки. Надев рукавицы, водитель развернул стрелу крана и зацепил крюк за скобу первого блока. Заскрипели тросы лебедки, блок закачался в воздухе и рухнул в бурьян. За ним последовали остальные.

Здесь, никому не видимые под слоем бетона, нашли свой последний приют Михаил Котенев и Лука Александриди, бывшие еще совсем недавно частичками воспетой Полозовым системы, но отторгнутые ею за ненадобностью и уничтоженные, чтобы сохранить самое себя…

– Скоро придет машина, – укладывая вещи, сказал Саттару собравшийся уезжать Виктор Иванович.

– Добрый путь, – поклонился хозяин, открывая перед гостем дверь. – Не надо беспокоиться, чемодан отнесут.

– Ты всем доволен? – спускаясь по лестнице, приостановился Полозов. – Может быть, что-нибудь не так? Ты скажи, мы все-таки старые друзья.

– Все хорошо, все, – заулыбался Саттар.

– Тогда по рюмочке на прощание, – вытянул из заднего кармана брюк плоскую фляжку Виктор Иванович. – Так сказать, посошок на дорожку, по нашему обычаю.

– Я сейчас принесу приборы, – сделал движение хозяин, но гость удержал его:

– Не надо, выпьем из колпачка, по-походному. Ну!

Налив в колпачок фляжки коньяк, он протянул его Саттару. Тот принял и выпил, полез за сигаретами. Виктор Иванович запрокинул горлышко фляжки над широко открытым ртом. Обтерев губы ладонью, усмехнулся:

– Прости, иногда хочется нервы успокоить.

Хозяин понимающе кивнул и щелкнул зажигалкой, прикуривая сигарету. Спустились во двор, где уже ждала белая «Волга». Один из неразговорчивых мужчин уложил чемодан Полозова в багажник. Шофер открыл дверцу.

– Прощай, Саттар, – прижал старика к груди Виктор Иванович.

– Счастливого пути.

Усевшись на заднее сиденье и положив на колени «дипломат» Котенева, Полозов помахал рукой, и машина выехала за ворота.

Вернувшись к себе, Саттар достал новую сигарету, вставил ее в мундштук, и, прикурив, открыл окно. Когда он повернулся, чтобы направиться к сундуку и еще раз полюбоваться полученными от гостя ценностями – так и манил жемчуг, стояли перед глазами желто-красноватые кругляши золотых монет царской чеканки, – желудок вдруг пронзила острая боль. Старик согнулся, выронив мундштук и прижав ладони к животу. Боль не проходила, внутри словно жгло каленым железом.

– Шакал! – просипел Саттар, падая на колени. «Вот почему он пил из горлышка», – мелькнуло в туманящемся сознании.

С усилием добравшись до телефона, он снял трубку и непослушным, негнущимся пальцем едва попадая в дырки диска, набрал номер милиции – пусть он умрет, но этот шакал и его компания тоже не будут жить.

– Слушаю, дежурный…

Фамилии дежурного Саттар не услышал. Новый приступ дикой боли скрутил его и бросил на ковер. Изо рта старика хлынула темная кровь.

– Алло! Кто звонит? – понапрасну вопрошал голос в трубке, а потом раздались короткие гудки.

Вытянувшийся, как-будто ставший больше ростом, сухонький Саттар с перемазанным кровью лицом лежал на ковре.

Открылась дверь, и, неслышно ступая, в комнату вошел один из мужчин в спортивном костюме. Аккуратно загасив сигарету, упавшую рядом с покойным, он нажал на рычаг телефонного аппарата и, дождавшись гудка, набрал номер.

– Джума Юнусович? – услышав гортанный голос на том конце провода, уточнил он. – Случилось большое несчастье. Старый Саттар почувствовал себя плохо и умер.

– Это для всех нас большая потеря, – вздохнул Джума и, помолчав, распорядился: – Надо все сделать, как положено. То, что оставил ему гость, вечером привезете ко мне.

Положив трубку, мужчина обошел лежавшего на ковре Саттара и спустился вниз. Открыл дверь комнаты, в которой занимались стряпней женщины, он сказал:

– Старый хозяин умер. Вы можете оставаться жить в этом доме. Скоро тут будет новый хозяин…

Еще издали завидев взбирающийся по горному серпантину грузовик с краном, один из мужчин откинул клеенчатый фартук на коляске мотоцикла и достал из нее белый шлем инспектора ГАИ, жезл и куртку из искусственной кожи с милицейскими погонами. Он был, как положено, в галифе и сапогах. Второй мужчина помог ему натянуть куртку и подал шлем. Потом, взяв за руль мотоцикл, увел его за скалу.

Дождавшись появления грузовика, одетый в форму милиционера мужчина подал водителю знак остановиться.

– В чем дело? – высунувшись из кабины, закричал шофер.

– Куда ты так гонишь? – подходя ближе и похлопывая жезлом по сапогу, усмехнулся лжеинспектор ГАИ.

– А-а-а, знакомый, – расплылось в улыбке лицо водителя.

– Мы же с тобой встречались у старого Саттара. Помнишь?

– Помню, помню, – вставая на подножку, буркнул лжеинспектор, – мало ли кто с кем встречался и где.

– Слушай, я тогда и подумать не мог, что ты из ГАИ, – радуясь, что по знакомству отделается вместо штрафа разговорами, не унимался шофер. – А чего ты у старика делал?

– Помочь надо было человеку, – неохотно объяснил мужчина и открыл дверцу кабины. – Что там у тебя лежит?

– Где? – повернулся водитель, и в этот момент лжеинспектор всадил ему в спину нож – прямо под лопатку.

Сдвинув в сторону сипевшего шофера, он, стоя на подножке, погнал машину к пропасти и, когда понял, что она уже не остановится, спрыгнул. Грузовик на мгновение приостановился на краю, потом его передние колеса словно нехотя перевалили в бездну, и, задрав кузов с краном, он нырнул в провал…

Подойдя к кромке обрыва, лжеинспектор заглянул вниз. От машины остались только искореженные обломки, уже успевшие заняться всепожирающим огнем. Повернувшись, он бегом направился к мотоциклу, на ходу стяги пая с себя куртку и снимая шлем…

Глава 8

– Встать, суд идет! – равнодушно произнесла привычную формулу молоденькая секретарша и обвела глазами почти пустой зал. Только на средних скамьях устроились Иван Купцов и, не пожелавший оставить его в такой день одного, Саша Бондарев.

– Слушается дело…

Опустившись на светлую жесткую скамью судебного зала, Иван оглянулся – где же гражданка Саранина? Сколько еще будет продолжаться эта малопонятная игра, выматывающая нервы, заставляющая не спать по ночам, с тревогой открывать почтовый ящик и ждать «душеспасительных» бесед в политчасти? Почему Саранина упорно исчезает в самые ответственные моменты, почему не пришла на экспертизу и сейчас не явилась в суд?

– Не вертись, – сердито шепнул Бондарев, – нет ее.

«Опять сегодня не поставят точку, – подумал Иван, – как пишут в журналах: «продолжение следует».

Явно невыспавшийся средних лет лысоватый судья скучающим голосом задал несколько вопросов секретарю и отложил слушание дела ввиду неявки истца – гражданки Сараниной.

Иван и Саша вышли из зала, спустились по гулкой лестнице вниз. Дождь на улице прекратился, но по небу тянулись тучи. У мусорного бака дрались из-за черствой, чуть позеленевшей горбушки хлеба воробьи, а в стороне, хитро поглядывая на них и выжидая момент, чтобы по праву сильного урвать свое, переваливаясь с боку на бок, прохаживалась серая ворона.

– Не переживай, – прикуривая, сказал Бондарев. – Она больше не объявится.

– Почему? – покосился на него Иван.

– Рогачев начал ею интересоваться, и она сразу же исчезла, – бросив сгоревшую спичку, пояснил Саша. – Алексей Семенович много лет оттрубил в розыске, разбирается, что почем. Не вешай носа. Саранина исчезла и даже адреса не оставила. Видимо, у тех, кому ты мешал, миновала надобность в скандале.

– Похоже, – зябко передернул плечами Купцов, хотя на улице было тепло, – только противно, когда не доверяют. Выходит, годен только для того, чтобы выполнять функциональные обязанности: сделай то, реши это, беги туда, помогай, спасай, раскрывай. А чуть что случится с тобой, помощи не жди. Хорошо, если не затопчут. Равнодушие губит, Саша, равнодушие к человеку! Почему всегда надо биться, ложиться костьми, чтобы доказать собственную правоту?

– Сразу мир не переделать, – вздохнул Бондарев, – после стольких-то лет нравственной глухоты и слепоты.

– Ага, – согласился Иван, – не переделать сразу, но если ничего не делать, то он никогда не изменится.

Они медленно пошли к метро. Оглянувшись, Купцов увидел, как ворона, сделав стремительный бросок, завладела краюхой и, взмахнув крыльями, понесла ее к своему гнезду, а глупые воробьи бестолково заметались, но, поняв, что добыча упущена, тоже разлетелись кто куда.

– Тебе хотели в аттестацию эту историю записать, – проследив за его взглядом, сказал Саша, – но Рогачев не дал. Заявил, что аттестация не история болезни.

– К сожалению, он не последняя инстанция, – усмехнулся Иван, – если захотят, все равно впишут. Тем более, старику скоро уходить в отставку, а с точки зрения начальства – я не лучший преемник. Поэтому готовятся заранее, чтобы были веские основания отказать в назначении на его место. Погоди, вспомнят еще, что Котенев безвестно пропал, чуть ли не испарился вместе с тем человеком, с которым жил в особняке. Где-то они вынырнут? Или обоих уже нет в живых, и потому миновала надобность в скандале? Некого больше нам теребить, нет нитки, за которую можно потянуть? Кстати, Лушин и Хомчик начали отказываться от ранее данных ими показаний: я был у следователя, он жаловался, что все отрицают. Значит, неведомыми для нас путями они получили информацию, что ситуация изменилась, и можно теперь все валить на исчезнувшего Михаила Павловича. Нет, Саня, мафия сильна, мы ей еще корни не подрубили. Отдали они нам мелочевку и спрятали концы в воду. Задели мы их краем, побеспокоили, но не ликвидировали. А это целая система, целенаправленно работающая на развращение душ и вовлечение людей в преступную деятельность. Я думаю, что схема действий наших «драконов» выглядела примерно так: убитый Анашкин принес из колонии сведения о богатом человеке, и нашлись люди, готовые выбить из него деньги, не зная того, что за Котенсвым и его приятелями стоят более могущественные силы. Если бы не мы, то эти силы сами смяли или поставили себе на службу Лыкова, Жедя и Кислова с Анашкиным. Им тоже нашлось бы местечко в ничем не брезгующей системе. А когда запахло жареным, когда могучие силы, опекавшие Котенева или использовавшие его, поняли, что через него и до них могут добраться, тогда он бесследно исчез, а Лушин с Хомчиком начали путаться и изменять показания. Котенева наверняка нет в живых! Надо теперь искать его тело. А также искать тех, кто им руководил в системе. Вот они – настоящие «драконы»!

– Как же тогда Лыков, Жедь? Кислов плачется в следственном изоляторе, хочет прикинуться душевно больным, выставляет себя жертвой Лыкова.

– Жертва? – пожал плечами Иван и увлек Бондарева к лавочке на бульваре.

По аллеям бегала детвора, шумно играя в войну и строча из игрушечных автоматов, а в стороне, наблюдая за ними, медленно прохаживались бабушки, судача о житейских делах.

– Жертва? – раздумчиво повторил Иван. – Знаешь, я пытаюсь понять, почему он пошел на преступление. Но это непросто. Неудовлетворенность жизнью, своим социальным положением, зависть к преуспевающим и состоятельным людям, желание быстро, легко и без усилий достичь сразу всего?.. Можно долго перечислять причины, но все они не объясняют до конца, почему человек становится на преступный путь. Причем, далеко не каждый в сходных обстоятельствах. К тому же, здесь в одном лице жертва и преступник. Нельзя понять Лыкова и его компанию, не поняв Котенева и его подельников. Мне кажется, что здесь жертвы и преступники постоянно менялись местами: каждая жертва – преступник, и каждый преступник, в свою очередь, – жертва.

Игравшие на аллее дети убежали, завидев в конце бульвара выведенную на прогулку веселую собачонку. Проводив их глазами, Бондарев вздохнул:

– Привыкли все оправдывать бытием, и ты туда же? Украл – жертва системы, убил – тоже жертва? Не правда ли, удобно? Если ты жертва, то и все мы в какой-то мере жертвы, и перед нами кругом все в долгу: нас обманывали, и я обману! И кто меня осудит? Нам не дали, и я взял сам, мне не доплатили и я «добрал» до уровня. Так можно объяснить, а то и оправдать любую человеческую подлость. Вот смотри: Коренева нет, и вроде некого судить. Даже если точно известно, что его имущество нажито нечестным путем, ничего не изымешь. И деньги, происхождение которых всем прекрасно известно, останутся семье.

– Его жена убеждена, что он сбежал с любовницей, – горько усмехнулся Купцов, – а любовница уехала к родителям, сдав квартиру. Говорят, собирается рожать.

– Ладно, – взяв под руку Ивана, заглянул ему в лицо Бондарев, – ты лучше скажи, что собираешься делать?

– Что делать? Жить… Жить и работать. Если тебя интересует конкретное дело «драконов», то не стану скрывать: буду настаивать, чтобы дело Лыкова и компании выделили отдельным производством. Думаю, что Рогачев меня поддержит.

– Хорошо, а дальше? Ну, предположим, выделят дело о разбойных нападениях. А другие материалы?

– Другие? – протянул Иван и хитро прищурился. – По ним будем работать дальше. Надо докопаться до тех, кто стоял над Михаилом Павловичем Котеневым, Лушиным и Хомчиком. Надо найти настоящих «драконов»…

Ночью Ивану опять привиделся сон, будто он, в образе волка, вышел на опушку и, подняв лобастую голову к низкому, покрытому серыми тучами небу, тихонько завыл, глядя на медленно опускающиеся снежинки. Они выстилали поле белым ковром, пряча под своим холодным покрывалом комья мерзлой земли, остья проросших в давно испаханных бороздах стеблей полыни – горькой травы забвения. Волк брел через бескрайнее поле, пятная его следами лап, вышел к заброшенной деревне и постоял, чутко прислушиваясь к шуму оставшегося сзади леса и свисту ветра, раскачивавшего колокол на покосившейся колоколенке старой церквушки, колокол, у которого лихие люди успели вырвать медный язык. И колокол не мог звонить, раскачиваясь от порывов резкого ветра, но только тихо стонал, щемя душу печалью страданий и холодом запустения.

Ветер выжимал из глаз слезы, и они замерзали жемчужными комочками. И не было в том ветре знакомых запахов жилья и дыма растопленных печей, запаха свежего хлеба… Только холод и колючие снежинки.

Повернувшись к ветру боком, волк потрусил дальше, пробираясь меж покосившихся изб с заколоченными досками окнами к убогому деревенскому погосту. На бугре, посреди осевших могил, виднелась темная нора, и волк нырнул в нее.

И вот Иван уже не волк, но человек. Он пробирается по темному лазу туда, где слабо брезжит ему навстречу свет.

В сухой глинистой пещерке, где едва можно приподняться, его ожидал дед, одетый точно так, как он был снят на маленькой фронтовой карточке, ставшей от времени коричневой, – в потертую ушанку, стеганую фуфайку защитного цвета, подпоясанную брезентовым ремнем, ватные штаны и разбитые солдатские ботинки с обмотками.

Покуривая самокрутку, он лукаво щурился, поглядывая на внука и, дождавшись, пока тот влезет в пещерку, заметил:

– Одинок ты Ваня? Как волк и рыщешь?

– Одинок, – откликнулся Иван, прислоняясь единой к жутко холодной, просто-таки ледяной глиняной стене.

– А чего, не надоело еще мучиться? Оставайся тут, со мной, – глядеть вместе станем. Отсюда далеко видно! А по весне послушаем, как травка растет…

– Нет! – почему-то испугавшись остаться здесь, в ледяном плену, попятился Иван, судорожно нащупывая за спиной выход на волю.

– Ну и ладно, – вдруг согласился дед, – тогда иди, не задерживайся, дел у тебя много. Повидались, и слава Богу…

Когда Иван открыл глаза, за окнами еще не рассвело, только пробивался сквозь плотные занавески призрачный свет уличных фонарей да шуршали шинами бегущие по магистрали машины. Привидевшийся сон оставил на душе тревожное чувство, а на щеке мокрый след непрошенных слез. Купцов понял, что больше не уснет, хотя время еще раннее. Укрывшись одеялом, он отдался мыслям. Мысли стали продолжением ночного разговора с дедом, воспоминанием о нем.

Дед ушел из жизни как-то неожиданно – недавно был здоров, весел, рассказывал анекдоты и вспоминал войны, на которых ему довелось побывать. Выпало ему на судьбу целых три войны – гражданская, финская и Отечественная. С гражданской, будучи совсем еще молодым парнем, он принес именные часы от командования и штыковое ранение, полученное под Бугульмой. С финской пришел с обмороженными ногами и долго потом мучился от болей, но, слава Богу, остался цел, а на последней был ранен в плечо и грудь, отмечен орденами и медалями, демобилизовался в звании капитана. Почти одновременно с дедом вернулся с войны отец, прихромав в родной дом на покалеченной ноге – задело осколком немецкого снаряда под Кенигсбергом.

Сначала все пошло вроде бы ничего, а потом отец женился, родился сын, но жить было не на что – нигде не принимали на работу покалеченного парня, умевшего только брать языка, метать гранаты, строчить из автомата и пулемета да командовать взводом. Мать с бабкой шили и вязали, продавая свои изделия на рынке. Тем и кормилась семья.

Деду тоже приходилось туго: недоучившийся художник, он брался за любую работу, только бы сын мог учиться, а внук успел встать на ноги. Потом деду повезло – удалось пристроиться декоратором в один из ведущих театров столицы. Все бы ничего. Да здоровье подвело. Пуля в груди, которую врачи отказались вынимать, опасаясь больше навредить, чем помочь, беспокоила. Дед слег, начал сильно кашлять и таять на глазах.

Отец, – к тому времени давно успевший закончить институт, зарекомендовать себя отличным специалистом, но не наживший ни каменных хором, ни кучи добра, не занявший ни высоких постов, ни престижных должностей, – ходил по инстанциям, ругался, стуча об пол толстой тростью, с которой не расставался с сорок пятого. Его вежливо выслушивали и сочувственно кивали. Да, понимаем, участник трех войн, проливавший кровь на полях сражений, но… самим не хватает! Молодые, которым еще работать и работать, не могут получить того, что вы просите, а ваш – э-э-э, простите, отец? – конечно, прожил большую и яркую жизнь, но…

Деда положили в городскую больницу и вскоре перевели в реанимационное отделение. Бабушки уже не было в живых, а сын, внук и невестка метались по городу в поисках дефицитных лекарств.

Пытка неизвестностью тянулась две недели. Навсегда, до своего смертного часа, запомнил Иван последний разговор с дедом в больничной палате. Дед лежал тогда в терапевтическом отделении, поскольку подозрение на инфаркт не подтвердилось и семья уже готовилась вздохнуть с облегчением, надеясь, что, может быть, и на этот раз судьба смилостивится над старым солдатом и все обойдется.

– О теле думаем, – держа в ослабевших ладонях руку внука, тихо говорил дед, – а надо бы о душе! Всем надо о душе подумать, время такое пришло. Помнишь, как в сказке Шварца? Каждому надо убить в себе дракона… А то души стали глухонемые, цепные, лягавые, окаянные…

Под утро следующего дня деда не стало. Похороны лучше не вспоминать – мерзость и вымогательство, начиная с морга и кончая кладбищем…

Протрещал будильник. Тяжело вздохнув, Иван откинул одеяло и встал. Подошел к окну, отдернул занавеску – за окном, как на душе – серо, муторно. Идет дождь, пробегают под зонтами пешеходы, обходя лужи на тротуарах. Набухли сыростью, поникли и почернели уже начинающие желтеть листья лип, и висит дымка тумана между домами. Машины, дома, люди – словно река в городе.

Может быть, так оно и есть: улицы – реки, а переулки – ручейки, площади – запруды или озера; и по ним течет нескончаемый поток, олицетворяющий собой жизнь города, являясь одновременно и его кровью. Разве не люди дают городу жизнь? И от того, какие люди живут в этом городе и живут ли в них, в их душах «драконы», зависит и сам город, его лицо и здоровье.

Как же хочется, чтобы каждый город на земле был здоров…