ЧАСТЬ I

Глава 1

Грофилд открыл правый глаз и увидел, что в окно его комнаты лезет девушка. Закрыв правый глаз, он открыл левый, но девушка никуда не исчезла. Серая юбка, синий свитер, светлые волосы и длинные загорелые ноги, оседлавшие подоконник. Все было на месте.

Но ведь комната находилась на пятом этаже гостиницы. За окном ничего не было, только воздух да противная глазу панорама Мехико-Сити.

Комната Грофилда была погружена в полумрак, поскольку он дремал после ланча. Очевидно, девушка решила, что номер пуст, и, очутившись внутри, тотчас зашагала к двери. Грофилд поднял голову и сказал:

— Если вы — моя волшебная фея, почешите мне спину.

Девушка подскочила, с кошачьей мягкостью приземлилась на ноги и попятилась к дальней стене, вытаращив на Грофилда глаза. В полумраке ее зрачки мерцали, как белые звезды, в них застыл ужас.

Грофилд не ожидал такой бурной реакции. Он попытался успокоить девушку.

— Я серьезно, — сказал он. — Встать с постели я не могу, а спина жуть как чешется. Раз уж вы все равно идете мимо, почешите мне, пожалуйста, спину.

— Вы тоже из этих? — спросила она скрежещущим от страха голосом.

— Смотря что вы имеете в виду. Иногда я бываю «одним из этих», а порой и возиться не стоит. Последнее время я не был «одним из этих», поскольку нездоров.

Блеск в ее глазах мало-помалу затухал. Она спросила голосом, уже больше похожим на человеческий:

— О чем это вы?

— Откуда мне, к чертям собачьим, знать? Разве мы о чем-то говорим? — Он попробовал сесть в постели, но его так и передернуло от боли в раненой спине. Он поморщился и покачал головой.

— Мне все хуже, — проговорил он. — Так всегда бывает перед выздоровлением. Она боязливо отошла от стены.

— Вы ушиблись?

— Пустяки, mon capitaine, малость зацепило мягкие ткани. Я бы тотчас выздоровел, стоило какой-нибудь Флоренс Найтингейл почесать мне спину.

— Я доверяюсь вам, — сказала девушка, сделав еще один шаг к кровати. — Видит Бог, мне надо кому-то довериться.

— Не будь я хворый, вы бы так не говорили. Она вдруг посмотрела на потолок, словно боясь, что он сейчас обрушится, потом снова обратилась к Грофилду:

— Вы мне поможете?

— А вы почешете мне спину?

Теперь ее переполняло сменившее ужас нетерпение.

— Я совершенно серьезно! — сказал она. — Это вопрос жизни и смерти!

— Такого быть не может, но я вам вот что скажу. Вы почешете мне спину, а я спасу вам жизнь. Идет?

— Если вы позволите мне побыть здесь, — сказала она. — День-другой, пока не минует опасность. Грофилд улыбнулся.

— Я уже много дней лежу в этой постели, — ответил он. — Мне не с кем поговорить, нечего почитать, совершенно нечем заняться. Время от времени я с грехом пополам поднимаюсь, кое-как добираюсь до ванной и снова ложусь. А когда, подремав, просыпаюсь, то чувствую, что место раны немеет, а вокруг него жутко чешется. Три раза в день помощник портье, угодливый молодой человек с густыми усами и наглой ухмылочкой, приносит мне поднос с отбросами и заявляет, что это пища, а я ее ем. Дорогая, если вы иногда будете разговаривать со мной, а иногда чесать мне спину, вы можете остаться здесь хоть навсегда. Правду сказать, я даже готов заплатить вам, чтобы вы остались здесь навсегда.

Она вдруг улыбнулась и заявила:

— Вы мне нравитесь. Мне нравится ваше отношение к жизни.

— А в спину мою вы просто влюбитесь.

Она подошла к кровати.

— Вы можете сесть?

— Пока еще нет. Каждый раз, когда я просыпаюсь, все тело так затекает, что я не в силах шевельнуться. А вот перевернуться я, пожалуй, сумею.

— Я вам помогу.

Он дал ей правую руку. Она потянула его, Грофилд принялся извиваться ужом и вскоре уже лежал ничком, смяв в комок все простыни.

— Эй, да вы же в чем мать родила! — воскликнула девушка.

— На мне же целая постель, — сказал он в подушку. — Разве этого недостаточно?

Девушка расправила простыни и прикрыла Грофилда до пояса.

— Ну вот, хорошо. Что это за повязка?

— Там рана.

Девушка осторожно дотронулась до повязки, которая была наложена возле левой лопатки.

— Что за рана?

— Нанесенная стрелой Купидона. Я посмотрел в глаза милой волоокой сеньориты, и Купидон пронзил меня стрелой, я и опомниться не успел.

— Выходит, вы тоже в беде, — заметила она.

— Ничего подобного. У меня весь мир на поводке. — Он слегка изогнулся. — Вы когда-нибудь начнете чесать? В основном вокруг повязки.

Она принялась чесать.

— Повязку надо сменить, вы знаете?

— Я вам не акробат.

Она чесала спину легкими широкими круговыми движениями.

— Вы говорите, не в беде, — задумчиво сказала она. — А между тем кто-то же вас ранил…

— Стрелой.

— Какая разница, чем? Вы лежите здесь совершенно один. Очевидно, не хотите, чтобы вас осмотрел врач. Вы вообще не выходите из комнаты и… О-о!

— О-о?! Чешите, чешите.

— Простите. Я только что поняла, в чем дело.

— Дело?!

— Ну, ваша рана. Она ведь огнестрельная, разве нет? Вот почему вы не хотите показаться врачу.

— Теперь давайте поговорим о вас.

— Могу спорить, вас разыскивает полиция, — заявила она.

Грофилд задумался над ответом. Мысль о том, что его ищет полиция, вроде бы обрадовала ее; во всяком случае, она сама попала в какую-то переделку и, очевидно, не могла обратиться в полицию, так что пора было выдать ей какую-нибудь убедительную историю, которая заставила бы ее молчать впоследствии, если у нее самой нелады с законом. Грофилд набрал в грудь воздуха и сказал:

— Вы правы. Меня и впрямь разыскивает полиция.

— Так я и думала. А что вы такого натворили?

— Я следовал за Любовью, — ответил он, — куда бы она меня ни вела.

— Опять эти глупости, — возмутилась она.

— Нет-нет, это истинная правда. В Нью-Йорке я встретил одну женщину, столь же красивую, сколь и вероломную, любвеобильную, но изменчивую. Она была кастиллийка из Мехико-Сити, кожа цвета алебастра, волосы, как эбеновое дерево, а муж, который был на двадцать лет старше, занимал важный политический пост в Штатах. Эта женщина — назвать ее имя я не смею — у нас с ней закрутился бурный роман, пока она жила в Нью-Йорке, а когда вернулась в Мексику, я ничего не мог с собой поделать и последовал за ней. Жить друг без друга мы просто не могли, и страсть сделала нас беспечными.

— Он застал вас, — сказала девушка с легким волнением.

Грофилд усмехнулся в подушку. Женщины всегда склонны к вере в романтическую любовь, и эта не была исключением.

— Вы угадали. Он неожиданно вернулся домой, мы…

— У него в доме? Вы что, с ума сошли?

— Интересное замечание. А ведь скоро нам предстоит обсуждать ваше прошлое.

— Забудьте об этом, — сказала она и игриво шлепнула его между лопаток. — Расскажите, что случилось.

— А и рассказывать-то нечего. Муж вошел, мы были в постели, он кинулся к туалетному столику и достал пистолет. Я сгреб одежду в охапку, побежал по коридору, а на пороге дома получил пулю в спину. Мне удалось добраться до своего друга, одного нью-йоркера, который как раз гостил здесь, он отвез меня к врачу и засунул в эту гостиницу. Но вот его отпуск кончился, и ему пришлось вернуться в Штаты. А теперь, похоже, муж заявил на меня: я-де вломился к нему в дом, набросился на него, и вот полиция Мехико-Сити ищет меня.

Девушка перестала чесать Грофилда и спросила:

— И что же вы собираетесь делать?

— Во всяком случае, не останавливаться. Не знаю даже, что я сделаю. Туристическую визу и все свои бумаги я забыл в спальне этой дамы. Перед отъездом мой друг оставил мне немного денег, но, когда они кончатся, я даже и не знаю, что буду делать. Я все лежу здесь в надежде, что мне полегчает. Когда выздоровею, тогда и решу, что делать дальше.

— Может, вам укрыться в американском посольстве?

— Вряд ли. Я же не политический беженец. Для полиции Мехико-Сити я не более чем обычный взломщик, домушник.

— Ну, — сказала она, — в нужде с кем только не поведешься, но, надеюсь, мы прекрасно поладим.

Она приняла все за чистую монету. Грофилд усмехнулся в подушку и сказал:

— А как насчет вас? Что заставило вас влезть в окно так своевременно, чтобы погладить мне спину?

— О-о, это долгая история, — ответила она. — Право, это пустяки.

— Договор есть договор. Я рассказал вам о своих бедах, теперь вы поведайте мне о ваших.

— Ну… я боюсь, что расплачусь, если стану о них рассказывать.

Грофилд изогнулся на кровати и посмотрел на нее через раненое плечо. Она и впрямь казалась грустной и похожей на очень маленькую девочку.

— Вам станет легче, если выговоритесь, — сказал он.

Это высказывание, как и история о рогоносце, казалось вполне приличествующей случаю чепухой.

Уловка, очевидно, сработала, поскольку девушка ответила:

— Ну что ж, так и быть, расскажу. Уж такую-то малость я обязана для вас сделать.

Грофилд снова расслабился, прижавшись щекой к подушке и устремив взор в никуда.

Девушка заговорила:

— Все мои беды тоже из-за любви, только не похожей на вашу. — Тон у нее был слишком уж осуждающий. — Я люблю одного парня, у которого совсем нет денег, а моя тетя хочет, чтобы я вышла за другого, но я терпеть его не могу.

Неужели это правда? Грофилд повернул голову и снова посмотрел на девушку снизу вверх. Лицо у нее было таким же открытым, как у мальчика из хора.

— Такого не бывает, — заявил он.

— Вам это может показаться смешным, — сказала она, и нижняя губа у нее задрожала, — и я не в обиде, если вы посмеетесь надо мной, но в конце концов дело ведь в моей жизни.

— Хорошо, хорошо, я не смеюсь, — сдался Грофилд, отбрасывая сомнения. В принципе даже хрестоматийные ситуации иногда могут иметь место в жизни.

— Знаю, это звучит глупо, — сказала девушка. Она больше не чесала ему спину, а лишь массировала, что было даже приятнее. — Я так молода, и вообще, вот, наверное, и создается впечатление, будто я говорю глупости. Но я и впрямь люблю Тома и действительно не люблю Брэда, и тут ничего не поделаешь.

— Я на вашей стороне, — сказал Грофилд, снова впадая в сонливость.

— Тетя повезла меня на эти так называемые каникулы, — продолжала девушка, — чтобы разлучить меня с Томом. А теперь вот и Брэд приехал сюда, и тетя поговаривает о том, чтобы мы, не откладывая, поженились прямо здесь, в Мехико-Сити, но я наотрез отказываюсь это сделать. Дошло до того, что тетя заперла меня в комнате, поскольку знает, что я хочу только вернуться домой и быть с Томом.

— И вот вы связали простыни, — сонно сказал Грофилд, — и спустились по ним до моего окна.

— Да.

— Но простыни ведь все еще там, свисают из окна. Ваша тетя взглянет и поймет, что вы здесь.

— Она не поверит, что я осталась тут. Вот почему я и хочу отсидеться, разве не понятно? Она позвонит в полицию, и все такое прочее, наймет частных сыщиков, чтобы следили за аэропортом, и тому подобное. И она, и Брэд. Но если пережду здесь денек-другой, пока они не удостоверятся, что я ускользнула из их тисков, то они ослабят бдительность, и я смогу улететь. А еще придется отправить Тому телеграмму, чтобы прислал мне немного денег.

— Я полагал, он на мели.

— Он может раздобыть немного, чтобы мне хватило на билет.

— Ай да Том! — Грофилд закрыл глаза и предался удовольствию массажа. — Смелый Том, такой верный и преданный.

— Он мой жених, — молодым, звонким, полным восхищения голосом заявила девушка.

— Уж это точно.

— Засыпайте, если хотите, — сказала она. — Сон — вот что вам нужно для выздоровления.

— О нет, — возразил он. — Нет-нет. Спать я не буду. Я же только что проснулся.

Кроме того, что-то не давало ему покоя. Она ведь что-то такое сказала, едва появившись в комнате, что-то такое… Что-то такое, что никак не вязалось с этой историей о Томе и Брэде, что-то такое…

— Засыпайте, засыпайте, — успокаивающе произнесла она. — Отдохните. Расслабьтесь. Поспите. Я посижу здесь.

Грофилд расслабился, разлился, будто лужица кетчупа, но все равно что-то пульсировало у него в мозгу, пока он вдруг не вспомнил: «Вы тоже из этих?»

Ну да, вот что она сказала. «Вы тоже из этих» — именно эту фразу. А в контексте рассказа о тете эта фраза не имела смысла ровным счетом никакого. Ему следовало спросить девушку об этом, но шевелить языком почему-то было слишком трудно. Даже думать — и то было почему-то тяжело. И не то чтобы он собирался спать, просто…

Он открыл глаза и сразу понял, что спал, но не имел представления, как долго. Минуту? Пять часов?

Сейчас он лежал на спине, уставившись в потолок. Он пробудился неожиданно, внезапно, резко, как будто из состояния сна его вывел какой-то неожиданный шум.

Оторвав голову от подушки, он оглядел комнату и увидел, что девушка стоит совсем рядом. Она вытащила из стенного шкафа чемодан Грофилда, положила его в изножье кровати и уже открыла. Она стояла над ним, глядя на Грофилда.

Он спросил:

— Что это вы вытворяете?

— Я собиралась развесить вашу одежду, — сказала она. — Я увидела, что ваш чемодан лежит на дне шкафа, а на плечиках ничего нет, ну, я и решила вытащить все из чемодана, чтобы одежда разгладилась.

— Вы чересчур добры, — ехидно сказал Грофилд. Девица сунула руку в чемодан и вытащила две пригоршни долларов.

— Пожалуй, вам лучше подумать о новой легенде, — посоветовала она.

Глава 2

— Деньги заменяют мне одежду, — сказал Грофилд.

— Это не смешно, — ответила она. — Это вовсе не смешно. — Она швырнула деньги обратно в чемодан.

— А я полагал, это очень забавно, — отозвался Грофилд. — Ну, не то чтобы с ног повалиться от смеха, но хотя бы усмехнуться, слегка улыбнуться, слегка…

— Ладно, хватит. Признаю, вы меня завели. Я думала, у вас и впрямь было это невероятно романтическое приключение и теперь вы в ужасной беде, и все из-за любви. Ну, всякое такое.

— Мне и самому понравилась эта история, — признался Грофилд.

— Ну, придется вам придумать что-нибудь получше, — сказала она.

Грофилд заколебался, гадая, не пора ли рассказать правду. Иногда лучший способ ее скрыть — это выложить все как на духу. Заранее предполагая, что ему солгут, слушатель впоследствии наверняка неправильно истолкует любые оговорки или догадки, которые могут возникнуть.

Казалось, сейчас наступил именно такой момент. Грофилд хитровато улыбнулся и сказал:

— Я украл эти деньги.

— Об этом я уже догадалась. Вопрос в том, где?

— В одном казино на острове у побережья Техаса. Видите ли, я актер, а в наши дни актеру, который держит свой театр, невозможно свести концы с концами.

Если только вы не готовы продать свое дарование киношникам или телевизионщикам, не остается почти ничего, кроме как…

— О чем это вы, черт возьми? — спросила она.

— Об игре на сцене, — ответил он. — Вы можете себе представить, что в лучший свой сезон я заработал жалких тридцать семь сотен долларов игрой на сцене?

— А эти деньги откуда? — спросила она, указывая на чемодан.

— Шестьдесят три тысячи долларов? Мы грабанули казино, и это моя доля.

— Игорный дом, — презрительно сказала она. — У побережья Техаса. Как же вас занесло сюда?

— Это долгая история, — ответил он.

— Да, думаю, вы нескоро дойдете до ее конца, — продолжала девица. — В прошлой истории вы были Казановой, теперь вы Робин Гуд. Кем же вы будете в следующий раз, Флэшем Гордоном?

— Вы хотите сказать, что не верите мне?

— Разумеется, не верю.

Грофилд спрятал улыбку за горестной миной. Дело в том, что все рассказанное им сейчас было правдой. Он действительно был актером, причем неплохим. Высокий, худощавый, он обычно играл злых братьев, слабовольных сыновей или очаровательных мерзавцев. Однако из-за своего отношения к кино и телевидению он ограничивал себя сценой влачившего жалкое существование театрика. К счастью, у него был дополнительный источник дохода, вторая, так сказать, профессия, благодаря которой он получал большие деньги.

Он был вором. Сколотив шайку таких же, как он сам, профессионалов, Грофилд грабил заведения, унося большие суммы, но никогда не воровал у частных лиц. Он совершал налеты на банки, броневики инкассаторов. Раз или два в год он проворачивал такое дело и добывал достаточно, чтобы безбедно жить и играть на сцене. Свою вторую профессию он освоил по воле случая семь лет тому назад. Он был в летней труппе одного репертуарного театра в Пенсильвании. Труппа терпела крах, и четверо парней стали поговаривать, сперва просто хохмы ради, о том, как бы грабануть винную лавку или автозапровочную станцию. Постепенно эта идея из шутки превратилась в более осязаемый и детальный замысел взять супермаркет в пригороде, в сорока милях от театра. А потом и вовсе шутки кончились, и они провернули дело: натянув маски, размахивая бутафорскими пистолетами, заряженными холостыми, и удирая на старом «шевроле» с заляпанными грязью номерами, все они чувствовали легкую нервную дрожь, так знакомую им по игре на сцене. Их не поймали, и они взяли сорок три сотни долларов.

Примерно год спустя Грофилд снова принялся голодать, как честный человек, а об ограблении универсама вообще не говорил. Но однажды, обмениваясь анекдотами со старым дружком армейских дней, Грофилд рассказал ему об этом случае, а парень засмеялся и предложил Грофилду быть шофером при ограблении ювелирного магазина. Оказалось, дружок был профессиональным налетчиком.

Это был второй грабеж, а к третьему Грофилд и сам уже превратился в профессионала.

Последнее же ограбление, после которого у него в чемодане оказались шестьдесят три тысячи долларов, было двенадцатым по счету и самым неудачным из всех. Дело организовал один парень по фамилии Паркер, с которым Грофилду уже доводилось работать в прошлом. У техасского побережья действительно был остров с казино. Это казино не давало покоя ребятам из синдиката на материке, поскольку оно им не принадлежало и они не могли его контролировать. Вот они и заплатили Паркеру, чтобы он ограбил это заведение, поставив непременным условием полное разорение казино. Паркер взял в дело Грофилда и еще двоих ребят, но вдруг возникли непредвиденные осложнения. Когда все было сделано, в живых остались только Паркер и Грофилд, их занесло с добычей в Мехико-Сити, а Грофилда еще и с пулей в спине. Паркер первым делом свозил его к врачу, потом снял номер в отеле, поделил деньги пополам и вернулся со своей половиной в Штаты, оставив Грофилда набираться сил.

До сих пор было ужасно скучно. Но теперь появилась эта девушка, вполне достойная внимания. Над ней можно было подтрунивать. Выдав ей куцую правду под видом лжи, Грофилд вдруг разом пошел на попятный и сделал так называемый «бутерброд», засунув в середину истину, а сверху прикрыв ее ложью.

— Скорее всего вы мне не поверите, — грустно сказал он.

— Совершенно верно, — согласилась она.

— И тем не менее я лишь пытаюсь уберечь вас.

— Уберечь меня?! Как это понимать?

— Если я поведаю вам правду, — объяснил он, — вам будет грозить такая же опасность, как и мне. Люди, стрелявшие в меня, играют наверняка. Стоило им подумать, что вам известно о происходящем, они убили бы вас при первой же встрече. Сейчас вы в безопасности, поскольку они не знают, что я здесь, но кто скажет, что будет завтра или послезавтра?

— Что вы еще надумали? — спросила она.

— Пожалуйста, поверьте мне…

— Я бы не поверила, даже если бы вы поклялись на целой стопке Библий. Грофилд вздохнул.

— Лучше уж вам ничего не знать.

— Ах, оставьте!

Послышался стук в дверь, и девица замолчала, как будто ее выключили. Зрачки ее снова расширились, вернулся прежний страх, и она с присвистом прошептала:

— Это они! Они ищут меня! Грофилд указал на окно.

— Лезьте наверх по простыням. Я вас не выдам. Она кивнула и побежала к окну. В дверь снова постучали, послышался голос с американским акцентом:

— Эй, есть кто-нибудь дома?

— Минуточку, минуточку, — отозвался Грофилд. Девушка уже вылезла в окно, мелькнули серая юбка и загорелые ноги. Грофилд крикнул:

— Дверь не заперта. Входите.

Дверь резко распахнулась. Вошли трое, крепкие громилы с тревожньми минами на широких физиономиях. Они быстро огляделись, один подошел к кровати, посмотрел сверху вниз на Грофилда и сказал:

— Вы не видели здесь девушку?

— Здесь?! Только во сне, дружок.

— А почему вы лежите? Вы пьяны?

— Болен. Меня боднул бык.

— Круто. Куда, в яйца?

— Боже милостивый, нет. В спину, под плечо.

Парень засмеялся.

— Вы от него убегали?

— Как и подобает умному человеку.

Двое других тем временем обыскали комнату и сделали это довольно быстро. Они открыли дверь стенного шкафа и ванной, заглянули туда, снова закрыли двери, затем заглянули под кресло и под кровать — вот и все. Один подошел к окну, высунулся, посмотрел вверх. Грофилд надеялся, что у девушки хватило ума подняться в комнату и втащить за собой простыню. Очевидно, хватило, поскольку парень, снова целиком очутившись в комнате, посмотрел на того, что вел переговоры, и покачал головой.

Говоривший вновь посмотрел на Грофилда.

— Мы здесь потому, — объяснил он, — что на свободе гуляет одна чокнутая дамочка.

— Чокнутая дамочка?!

— Да. Сами знаете — чок-чок. — Он покрутил пальцем у виска.

Грофилд кивнул.

— Понял, — сказал он. — Вы хотите сказать, слетела с катушек?

— Вот-вот. Нам надлежит доставить ее к отцу в Южную Америку, только она от нас улизнула.

— В Южную Америку, — повторил Грофилд.

— Она улизнула от нас, — повторил парень, подчеркнув эту часть своего высказывания. — Привязала простыни к окну. Мы полагаем, она спустилась по простыне, влезла в ваше окно и убралась из гостиницы. Вы весь день были здесь?

— Да, — ответил Грофилд, — только я почти все время спал.

— А как же вышло, что, когда мы постучали, вы сказали: «Минуточку! Минуточку!»? Что вы делали?

— Возвращался в кровать. Я ходил в туалет.

— Ну и что?

Грофилд застеснялся.

— Я лежу совершенно голый, — признался он.

— Правда?

— Да.

— И вы считаете, что она, должно быть, улизнула через комнату, пока вы спали?

— Если и улизнула, то именно пока я спал. Я с ланча никого не видел, а ланч мне принес портье.

— Но вы не видели эту девушку, и она не рассказывала вам никакой истории о мании преследования, в которую вы не поверили, не так ли?

— Только не я.

— Да-а.

Парень вдруг протянул руку и сорвал с Грофилда покрывало.

— Эй! — крикнул тот.

— Ничего страшного, — сказал парень. — Обычная проверка. — Удовлетворенный, он снова накинул покрывало на Грофилда. — Будьте осмотрительны, — посоветовал он и бросил двум другим:

— Пошли, ребята.

— Не сказал бы, что мне это понравилось, — заметил Грофилд.

Один из парней остановился возле чемодана, который снова был закрыт, но стоял на виду. Казалось, он раздумывает, не открыть ли его, просто любопытства ради. Грофилд громко сказал:

— По-моему, вы, все трое, ублюдки. Двое едва не взбесились, но третий засмеялся и сказал:

— Да ладно, чего уж там. До встречи.

Во всяком случае, тот, что остановился возле чемодана, напрочь о чемодане забыл. Все трое пошли к двери, а Грофилд с гневным видом провожал их глазами.

У двери тот, что все время говорил, обернулся и бросил:

— Остерегайся быков, приятель. Засмеявшись, он вышел следом за двумя другими и прикрыл за собой дверь.

— Ха-ха, — язвительно отозвался Грофилд. Он заворочался, приподнялся на правом локте и умудрился принять сидячее положение. В окне опять появились длинные загорелые ноги. За ними последовало и туловище девушки. Она грациозно опустилась на четвереньки, после чего выпрямилась во весь рост.

— Я хочу поблагодарить вас, — заявила она. Грофилд сказал:

— Не нравятся мне эти ребята.

— Они ужасные, мерзкие, гадкие.

— С другой стороны, — продолжал Грофилд, — я бы не сказал, что вы мне нравитесь больше.

— Я?! Господи, да что я такого сделала?

— Просто ответьте мне на один вопрос: кто из этих троих ваша тетя?

Она зарделась и протянула:

— О-о, вы имеете в виду эту ложь?

— Эту ложь, вот именно. Вашу тетю. Тома и Брэда — всю эту монолитную театральную труппу.

Она корчила странные рожи и смущенно сучила руками.

— Я не знала, что делать, что сказать. Не знала, можно ли вам доверять.

— Вы готовите новую басню. Все признаки налицо.

— О нет, право. Честное слово.

— Перекреститесь, золотко. Вы забыли перекреститься.

— Ну же, не будьте таким мерзким, — сказала она. — Да и потом, сам-то вы какой? Вы тоже выдали мне еще ту басенку.

— Только ради того, чтобы уберечь вас от еще большей беды, чем та, в которую вы уже попали.

— О-о, если вы еще полагаете, будто я вам верю…

— Почему это мне нельзя верить?

— Нет уж, я не верю ни единому вашему слову, — заявила она.

— Милочка, я испытываю точно такие же чувства по отношению к вам.

Они уставились друг на друга с легким раздражением, но выказывая больше негодования, чем чувствовали на самом деле. Оба отчаянно шевелили мозгами. Грофилд наконец понял, насколько они похожи, и рассмеялся, а мгновение спустя уже смеялась и она. Она присела на край кровати и хохотала до тех пор, пока смех не сменился дружелюбным молчанием.

Наконец Грофилд нарушил его, сказав:

— Я бы с удовольствием выпил. А вы?

— Еще бы!

— Я попрошу принести бутылку и лед, — предложил Грофилд и потянулся к телефону.

— Только смотрите не проговоритесь, что я здесь!

— Ни о чем не беспокойтесь. Дежурный без ума от моих денег. Вы голодны?

— Как волк, если уж честно. От возбуждения я всегда испытываю голод.

— Если учесть, какую жизнь вы ведете, я удивлен, что вы не растолстели, как корова.

— Да что вы знаете о жизни, которую я веду?

— Она включает в себя и этих трех тетушек, разве нет? А жизнь, в которой присутствует эта троица, просто не может не быть исполненной волнения и, вероятно, недолгой. — Грофилд снял трубку. — Я закажу поесть, — сказал он.

Глава 3

— А-а-а, — довольно протянула она, похлопав себя салфеткой по губам и оттолкнув поднос. — Как здорово!

— Я бы не отказался выпить еще, — сказал Грофилд. — А потом мы поговорим.

— Верно. Потом мы поговорим.

За последние полчаса, с тех самых пор, как он попросил поесть и выпить, они почти ничего не сказали друг другу, оба восприняли эту паузу как своего рода тайм-аут. Она настояла на том, чтобы спрятаться в шкафу, когда дежурный, злобно ухмыляясь в усы, принес поднос с едой, а потом чинно сидела за письменным столом, стоявшим напротив кровати у другой стены, и поглощала пищу, как пехотинец после сорокамильного перехода.

Она встала, взяла оба стакана, отнесла к комоду, на котором стояли бутылка шотландского виски и ведерко со льдом, и приготовила им новые напитки. Потом присела на край кровати, протянула Грофилду стакан и спросила:

— Кто начнет первым?

— Прежде всего имена, — сказал он. — Надо же нам как-то друг друга называть. Меня зовут Грофилд. Алан Грофилд, и это чистая правда.

— Привет, Алан Грофилд. А меня зовут Эллен Мэри Фицджералд, и это тоже правда.

— Да вроде похоже на правду. А как вас называют запросто?

— Чаще всего Элли.

Грофилд попробовал поднять левую руку. Она мало-помалу набиралась сил, а слабой бывала сразу же после пробуждения.

— Позвольте мне, — заговорил он, — позвольте мне сообщить вам, что я знаю о вас, Эллен Мэри, а уж потом вы решите, сможете ли честно рассказать и заполнить пробелы.

Она улыбнулась с надменным видом и сказала:

— Страсть как люблю быть в центре внимания.

— Ну еще бы! Роль разъяренной дамы вам не к лицу, золотко.

Ее улыбка стала более открытой.

— Обстоятельства против меня, — сказала она. — Ну да ладно, валяйте, рассказывайте мне мою историю.

— Ну что ж. Вы девушка приятной наружности, незамужняя, с северо-востока Соединенных Штатов, из какого-то города, расположенного между Вашингтоном и Бостоном. Возможно, из Нью-Йорка, но я все же рискну назвать Филадельфию. Пока все верно?

Ее улыбка застыла и потускнела.

— Вы что, такой умный? — спросила она. — Или тоже каким-то образом связаны с этим делом? Вы уже все знаете?

— Пока вы не влезли в мое окно, — ответил он, — я не знал о вас ровным счетом ничего. И это правда. Право, не так уж трудно догадаться, что вы девушка из большого города на северо-востоке страны. Вряд ли из Нью-Йорка, поскольку, когда я упомянул, что сам оттуда, вы не спросили, из какого я района. Люди всегда спрашивают незнакомцев из своего же города, в какой его части они живут. Бостон и Вашингтон, вероятно, придали бы вашей речи некий особый выговор, а у вас нет никакого заметного акцента, значит, остается Филадельфия.

— И Балтимор, — добавила она. — И Уилмингтон. И Трентон. И Буффало. И Кливленд.

— Крупный город. И не Балтимор, поскольку Балтимор — это почти Питтсбург, а вы не из Питтсбурга.

Она засмеялась и всплеснула руками, снова превращаясь в маленькую девочку.

— Вы изумительны, — сказала она. — Вы восхитительны. Теперь я вам верю: вы посмотрели на меня и догадались, что я из Филадельфии.

— Но только не ваши три тетушки, — ответил он, указывая на дверь. — Они из Нью-Йорка, все трое, они — профессиональные громилы, и ваши жизненные пути никогда не пересекались. Так-то вот. Трое громил из Нью-Йорка держат в заточении состоятельную девушку из Филадельфии, держат в приличной гостинице для людей среднего достатка в Мехико-Сити. Пока все верно?

— Вернее не бывает. А я знаю, чем вы зарабатываете себе на жизнь. Вы пишете заметки в журналах под названием «Дальше в нашем сериале», вступления к главам с продолжением.

Грофилд ухмыльнулся.

— Моя тайна раскрыта. Только никому ни слова.

— Обещаю. Ну что, довольно обо мне?

— Да не совсем. Вы улизнули от бандитов, но не обратились в полицию, а это означает, что дело не ограничивается похищением. Иными словами, вы влипли в какое-то грязное дело. — Грофилд потянулся здоровой рукой к прикроватной тумбочке, взял свою пачку «деликадос» и закурил. — Теперь ваша очередь, — сказал он.

— Что это за сигарета?

— Мексиканская.

— Ну и вонища от нее. Погасите-ка. Вот. — Она приподняла край свитера. За пояс юбки была заткнута пачка «Лаки страйк». Девица бросила пачку ему, сказав:

— Прикурите нам по одной. Выполнив ее просьбу, Грофилд сказал:

— Повторяю, теперь ваша очередь.

— Моя очередь?! — Она весело улыбнулась, снова корча из себя маленькую девочку. — То есть теперь я должна рассказывать вам, что мне о вас известно?

— Пока еще нет, Эллен Мэри. Сначала вы…

— Я не хотела бы, чтобы вы меня так называли. Друзья зовут меня Элли.

— Рад за них. Всякий раз, когда вы начнете паясничать, корча из себя Джинджер Роджерс из «Старшей и младшей», я непременно буду называть вас Эллен Мэри. Весьма справедливо, правда? А теперь поведайте мне о своем горе.

— Я не уверена, что вообще стану с вами говорить. Грофилд снова указал большим пальцем на дверь.

— Эти трое головорезов гораздо круче любой тетушки, маленькая девочка. Вам нужна помощь, чтобы уйти от их преследования. Точнее, вам нужна эта комната.

— Вы же меня все равно не выгоните.

— Нет, если буду знать, чем это чревато. Но слепо я ничего не делаю, не настолько я глуп.

Она закусила губу и, казалось, встревожилась.

— Пожалуй, вы правы, — проговорила она наконец. — Наверное, мне не следует скрывать от вас правду.

— Да уж. Хотя бы ради разнообразия.

Она нервно затянулась сигаретой и спросила:

— Вы когда-нибудь слышали о Большом Эде Фицджералде?

— О Большом Эде Фицджералде? Да нет, вроде бы не слышал.

— Он старается держаться в тени, избегает рекламы, но несколько раз газеты все же писали о нем. Особенно когда ему пришлось давать показания перед этим комитетом конгресса.

— О-о? И кто же этот парень?

— Он… ну, он то, что зовется ключевым элементом в схеме.

— Ключевой элемент.

— В преступном мире, — объяснила она, став вдруг очень серьезной, будто зеленая новоиспеченная учительница. — Он на ведущих ролях в мире организованной преступности в Филадельфии.

— О-о, — протянул Грофилд. — А-а. И этот Большой Эд Фицджералд — ваш родственник, так?

— Он мой отец.

— Ваш отец?

Она замахала обеими руками, подчеркивая, насколько все запутано.

— Я сама узнала об этом только три недели назад, — сказала она, — когда его вызвали в этот комитет. Я же думала, он просто строительный подрядчик. Но куда там! Он по уши погряз в преступлениях.

Последняя фраза в ее устах резала слух, и Грофилд поморщился, как от боли.

— Весьма образно, — сказал он.

— Прискорбно, но факт. Он — ключевой элемент, так писали в газетах.

— Эти «тетушки» — его ребята?

— О нет. Они работают на другого, на… соперника отца. На человека, который пытается…

— Не говорите этого. Пытается забрать себе власть? Она улыбнулась и кивнула.

— Совершенно верно. В пятницу мой отец встречается с ним в Акапулько и…

— Вроде той встречи в Апалаччах два-три года назад?

— Только на этот раз они встречаются за пределами страны, что гораздо благоразумнее.

— Оно конечно.

— Так или иначе, — продолжала она, неопределенно взмахнув рукой, — они меня похитили. Они пытаются использовать меня, чтобы вынудить отца пойти на уступки. Потому-то я и должна остаться здесь до пятницы, а потом добраться до Акапулько и встретиться с ним, чтобы он увидел, что я в безопасности.

Грофилд указал на телефон.

— Почему бы не позвонить ему прямо сейчас? Зачем непременно ждать до пятницы?

— Потому что я не знаю, где он сейчас. Он скрывается. Сейчас ему грозит опасность. Те другие могут попробовать убрать его.

— Значит, сегодня… А какой сегодня день? Она явно удивилась.

— Вы не знаете, какой сегодня день?

— Золотко, когда валяешься в постели, один день становится похожим на другой.

— Ах, вон как! Сегодня вторник.

— Вторник. А в Акапулько вам надо быть к пятнице.

— Точно, в пятницу. Я бы не посмела появиться там раньше.

Грофилд кивнул.

— Ну что ж, — сказал он. — Возможно, в этой части вы правдивы. Акапулько в пятницу.

— Что значит «в этой части»?

— Это значит, что все остальное — просто вранье, золотко. Я помню, что Эдвард Арнольд всегда играл Большого Эда Фицджералда. И Бродерик Кроуфорд, кажется, раз-другой делал это, не так ли? Шелдон Ленард всегда был слишком мрачен…

Девушка вскочила с кровати.

— Не надо издеваться надо мной. Я одна как перст, никто мне не поможет…

— Да бросьте вы!

— А сами-то! Я полагаю, уж вы-то собирались рассказать мне правду!

Грофилд осклабился и покачал головой.

— Как бы не так. У меня заготовлены для вас три обалденные истории, которые ждут своей очереди, и в каждой из них фигурируют одни звезды.

— Думаете, раз вы неисправимый лгун, то и все другие тоже?

— Да нет. Только вы.

Она открыла было рот, чтобы сказать ему пару ласковых, но в этот миг дверь распахнулась, и опять появились три головореза, все с пистолетами. Тот, что прежде вел переговоры, произнес:

— Привет, мисс Фицджералд. Вы, кажется, потерялись? — Он посмотрел на Грофилда, поцокал языком и добавил:

— А ты враль. Надо бы провести воспитательную работу.

Глава 4

Грофилд сказал:

— Идите-ка вы все по домам, ребята. Вечеринка начнется только в пять. Я даже еще не вытряхнул окурки из пепельниц.

Говорливый парень покачал головой и сказал:

— Ты очень забавный человек. Я бы подержал тебя при себе, чтобы ты веселил меня, когда мне грустно. Ты способен идти на своих двоих?

— Недалеко, — признался Грофилд. — Скажем, до горшка и обратно.

— Скажем, к лифту и наверх. Одевайся.

Один из двух других, до сих пор молчавший, сказал:

— Может, грохнем его? Так гораздо проще. Болтун страдальчески посмотрел на него и покачал головой.

— Чтобы гостиница кишела легавыми? — возразил он. — Очень умно.

— Он может выпасть из окна. Больной, голова закружилась, да мало ли что.

— Это у тебя кружится голова. Мертвый — он и есть мертвый, все равно сюда понабегут легавые. Парень — лежачий больной, что ему делать у окна?

Грофилд сказал:

— Вот именно. Втолкуйте ему. Я на вашей стороне. Болтун посмотрел на него.

— Тогда почему же ты не одеваешься? Девушка предложила:

— Мне отвернуться?

— Да уж, пожалуй. А то я весь в синяках.

Она скорчила гримасу и отвернулась.

Грофилд медленно выбрался из постели, он чувствовал себя хоть и слабым, но все же способным передвигаться. Онемение, наступавшее после сна, уже проходило, но сил по-прежнему не было. Брюки его весили целую тонну, а пальцы казались толстыми, вялыми и дрожали.

— Что-то ты очень медленно, парень, — сказал Болтун. — Я уже начинаю жалеть, что не согласился на окно.

— Я давно не практиковался, — сказал ему Грофилд. Он чувствовал, как на лбу выступает испарина и пот стекает по спине и по груди. Дрожь распространилась от пальцев на руки, от натуги у Грофилда закружилась голова.

— Позвольте мне помочь ему, — вызвалась девушка.

— Валяйте.

Она застегнула ему сорочку, надела туфли и завязала шнурки, сунула руки в рукава пиджака и набросила галстук на шею.

— Ну вот, — сказала она. — Вы красавчик.

— Но в полночь я должен покинуть бал, так? Иначе вся эта одежда превратится в горностаевый мех и шелк. — Он испытывал необыкновенную легкость, будто накачавшийся наркотиками правитель какого-то карпатского герцогства. В голове звучала музыка, какая-то немыслимая смесь Берга и Дебюсси. Одежда казалась увесистой и вполне могла сойти за облачение принца с пристегнутой к поясу шпагой.

— Идем, — сказал Болтун и взял Грофилда под локоть, причем довольно грубо.

Грофилд глубоко сожалел о своем состоянии. Он попал в переплет, ужасный переплет, ни причин, ни смысла которого понять не мог. Сейчас бы ему быть здоровым и начеку, но вместо этого он в полуобморочном состоянии и ничего не соображает, балансируя на краю могилы в окружении горилл, которые в любое время могут столкнуть его туда, стоит им только захотеть. Теперь, когда Грофилд стоял стоймя, шел, шевелился, он гораздо острее отдавал себе отчет в собственной слабости и уязвимости, чем когда удобно лежал в постели.

Сейчас его вели к двери, и вдруг одна мысль четко и ясно прорезалась в голове, и он сказал:

— Мой чемодан.

Грофилд повернулся было к нему, но его по-прежнему тащили прочь.

— Он тебе не понадобится. Ты сможешь за ним вернуться.

Вон он, лежит в изножье кровати. Он был закрыт, но не заперт.

Грофилд услышал, как девушка сказала:

— Я могу понести его.

Это ему понравилось, но тут Болтун сказал:

— Я ведь говорил: чемодан ему не пригодится. Он останется тут, чтобы горничная видела, что жилец не съехал. В субботу он сможет за ним вернуться.

— Ты подонок, — сказала девушка, и даже в полуобморочном состоянии Грофилд понял, что ее ужалило слово «суббота» и что его произнесли именно для того, чтобы уязвить девушку. Стало быть, как он и предполагал, в пятницу ей и впрямь надо где-то быть. В Акапулько? Возможно.

Болтун бубнил у него над ухом:

— Ну на кой он тебе, а? Твою зубную щетку мы уже взяли из ванной, а ты все равно будешь лежать, в постели, так не все ли тебе равно?

Грофилду достало ума кивнуть.

— Это не имеет значения, — сказал он, и его вывели из комнаты, а чемодан остался.

Загрузка...