2815 год до н. э.
«Я впервые вхожу в другой мир».
«Ты избранный. Помни об этом. Нас осталось мало. Если вернёмся, то можем никого не застать. Там, куда мы входим, живут другие. Лишь в этом месте есть проход к ним. О нём знали только трое: Она, Великая мать, и они, Оба Отца. Теперь Их Пары нет. Она же сама выберет какую-то новую Пару из нас».
«Как там всё? Какие они?»
«Там жарко и поначалу очень ярко, но потом бывает как у нас. Всё это чередуется. Вот ходить и дышать у них легче. Я видел их издали. Они почти похожи на нас, но гораздо меньше. Их много. Имея внешний слух, они, наверное, сообщаются звуками, и от этого сказанное одним из них известно многим. Трудно представить такое. У них столько всего, но они ленивы».
«Мы будем биться с ними?»
«Нет. Мы будем трудиться. Нам нужно завершить начатое. Иначе нельзя. Это завещание Обоих Отцов».
«Они не должны видеть нас?»
«Да. Такого допустить нельзя. Главное, старайся не пораниться».
«Почему?»
«Там всё устроено иначе, и даже самая маленькая рана для нас смертельна. Мой Второй от этого и погиб. Меня вернули за заменой. Им оказался ты. За этим проходом другой мир, опасный мир. Ни одного увечного обратно не поведут. Поэтому вход в него держится в большой тайне. Это и есть основное испытание».
«Они не знают о нас?»
«Нет».
«Что будет, если такое произойдёт?»
«Увидевших нас мы должны будем уничтожить».
«Чем же будем питаться там? С собой нам взять нечего».
«Ими».
Два великана стояли напротив друг друга, каждый устремив взор в глаза другому, и мысленно беседовали.
Стоило одному из них лишь на миг отвести взгляд, и они уже не могли общаться и воспринимать обращения. Они были похожи настолько, что не обнаруживалось даже малейшей отличительной черты. Кожа их могучих тел была серо-синего цвета. Чёрный густой короткий волос, напоминая собой округлый, плотно прилегающий шлем, покрывал большую голову, оставляя открытым лишь скуластое лицо. От самого темени до срединного уровня лопаток ровным узким гребнем, топорщась, тянулась жёсткая длинная щетина. Более курчавый волос рос на шее и плечах, сужаясь клином вниз по спине и груди, доходя до пояса и вновь разрастаясь вокруг бёдер. Гладкий, выпуклый, шарообразный лоб тяжело нависал над мощными костисто-выступавшими надбровными дугами, из-под которых из глубины смотрели слегка выпученные большие красные глаза с кошачьими зрачками. Широкий плоский нос в такт с дыханием часто раздувался огромными ноздрями. Тонкая безгубая линия рта больше напоминала почти заживший, но ещё припухший морщинистый рубец, по уголкам которого вверх торчали два желтоватых клыка. Массивный раздвоенный подбородок очень сильно выступал вперёд, выпячивая нижнюю челюсть. На несоразмерно крупных пятипалых кистях и ступнях имелись острые крючковатые ногти. Голени и предплечья были покрыты лишь клочками волос, подобными пучкам мха, налипшим на древесную кору, из-за чего конечности оголялись.
Их было пять пар.
«Проходим. Всем вдохнуть», – Первый из передовой пары повернулся к Первым из других пар и взглянул каждому из них в глаза, повторяя команду.
Эти двое были последними.
Несколько шагов вверх, сквозь прозрачную воду в грот – и тут же всех ослепил яркий свет. Он падал откуда-то сверху, заполняя собой узкую пещеру.
«Всё, мы вошли», – Первый из замыкающей Пары, часто моргая, смотрел на Второго.
«Я понял. Что дальше? У меня болят глаза».
«Закрой их и через каждые два шага приоткрывай. Будет легче».
«Хорошо».
Прошло некоторое время, и они оказались на вершине горной гряды. Внизу простиралось глубокое и широкое ущелье, в котором находились ещё двадцать Пар их сородичей. Вскоре вместе с ними и они занялись работой.
Здесь всё было строго распределено.
Каждая Пара и готовила подземную часть своего будущего сооружения, выдалбливая её острыми большими кусками камня, и расшатывала скальные выступы, сбрасывая вниз огромные глыбы известняка, и высекала из них нужные по размерам блоки, доставляя их волоком и устанавливая в нужные места, занимаясь к тому же всеми внешними и внутренними подгонками и обработками.
В соответствии с установленным порядком все Пары трудились только на своих постройках, при этом соблюдая очерёдность при уходе либо на охоту, либо на охрану входа в ущелье.
«Мало еды здесь. Мы скоро умрём от голода», – Второй явно изнемогал.
«То, что мы делаем сейчас, очень тяжело. Ты знаешь, оно имеет для нас большое значение. Поверь и потерпи. Смотри на наше творение. Его ещё не видно, но скоро всё изменится. С каждым разом мы продвигаемся только вперёд. Не забывай, для чего мы здесь находимся. От этого зависит наше с тобой будущее. Мы должны стараться быть лучшими. Наше строение может превзойти все остальные. Если что-то случится с одним из нас, другой такой возможности для второго уже не будет. Дважды одну и ту же пару не дополняют», – Первый отвёл уставший взгляд, и тут же всё для обоих погрузилось в тишину.
Строительство будущих пирамидальных сооружений у подножья гор велось на разных уровнях и ещё находилось на самом начальном этапе.
Пятьдесят синетелых великанов упорно пытались возвести двадцать пять строений из известняковых блоков огромной величины.
Впереди оставался ещё долгий и тяжёлый путь.
Уходя навсегда, так повелели Оба Отца.
Право на продолжение рода имела лишь одна Пара, та, что избиралась Ею, Великой Матерью.
Разным испытаниям подвергались претенденты.
Проход в параллельный мир был открыт последними Двумя Отцами. Они и оставили Ей своё требование для отбора самых сильных Пар. Согласно ему, только треть из всех зрелых Пар по Её личному велению могла войти в тот мир, где каждой из них следовало построить по одной пирамиде, точной копии их жилищ, во все времена символизирующей своей формой единое верховенство в правлении племенем и всеобщее стремление к вечности. Вошедшие в параллельный мир должны были исполнить данное условие и стараться вернуться вместе. Только после этого туда входила Она и оценивала их творения.
Затем состоялся Её выбор. Живя не дольше Их, Она уничтожала сама всех нарождённых, подобных себе, кроме одной, которую забирало соседнее племя. Оставлялись лишь подобные Им.
Когда подступал срок Её кончины, Она сама приводила одну молодую уроженку соседнего племени. Для Неё и готовилась эта Пара. Именно так с давних пор существовали синетелые. Вот только числом почему-то их не становилось больше.
«Сегодня наша с тобой очередь добывать пищу. Иди за мной», – Первый отвернулся и поднялся с валуна.
Огромный оранжево-красный солнечный диск, подрагивая в жарком мареве, наполовину скрылся за острыми выступами гор.
Наступало время охоты.
С выходом из ущелья опустилась ночь.
«Вот теперь всё стало почти как у нас, и от этого нам легче видеть», – уже в который раз с приходом темноты размышлял Второй, следуя за своим напарником.
Они шли по направлению течения воды вдоль правого берега реки, что убегала от гор по равнине по всё более расширяющемуся руслу. С каждым днём в поисках пропитания приходилось уходить всё дальше и дальше.
Семейство крокодилов, по своему обыкновению, находилось в реке. Главный самец, плавая чуть в стороне, высунув длинную узкую морду на поверхность воды, внимательно следил за всеми остальными, ревностно оберегая самок от молодых соперников.
Взошедшая на небе луна отбрасывала тусклый свет на густо поросшие берега, мутной рябью отражаясь в чёрной водной глади размеренного потока реки, слегка усиленного в середине русла и почти неподвижного по краям. Вверх по течению, в небольшом отдалении, бурлил порог с множеством огромных валунов, выступавших над водой своими гладкими и влажными боками. Туда подступала звериная тропа, столь нужная крокодилам.
Многочисленные стада разных копытных животных, ведомых древними инстинктами, из года в год перебирались на другой берег именно в этом месте, давая обильное пропитание ненасытным хищникам, властителям этих вод и их извечным врагам. Жертвуя старыми, слабыми и немощными собратьями, но при этом сохраняя жизни остальным, вожаки первыми вступали в страшную прохладу реки, настороженно оглядывая её, нервно пофыркивая, ощущая всем своим существом присутствие ужасающего хозяина переправы.
Такие периоды для одних сулили пиршество, для других же – спасение, несмотря на неизбежные потери, восполняемые большим числом потомства.
Не пройти на другой берег, где имелись огромные пастбища с сочными кормами, для животных означало лишь одно – голодную погибель. Обратной дороги не было. Жертвы были оправданы.
До очередного появления живности на этом пороге оставалось совсем недолго, всего несколько дней.
Первый из Пары вошёл в воду и, сделав несколько шагов, погрузился в неё с головой. Второй последовал за ним.
Дно было твёрдым. Русло в середине заметно углублялось. Видимость была хорошей. Идти стало ещё легче, так как река своим попутным течением помогала продвижению.
Изредка высовывая головы, Оба вбирали побольше воздуха. К полуночи они добрались до места, где следовало выйти на берег. Впереди река мелела и разливалась вширь, разбиваясь о преграждавшие её камни, средь которых она дробилась и, убегая дальше, вновь возвращалась в русло.
В отличие от левого, почти пустынного берега правый сплошь утопал в зарослях кустарников. Под ногами стелился мягкий травяной покров. Лишь в одном месте полностью отсутствовала вся растительность, и побережье широким чистым проходом подступало прямо к воде.
Первый присел, взял горсть земли, покрошил её пальцами и поднёс к лицу, принюхиваясь. Весь изрытый и вытоптанный кем-то песок, перемешанный с небольшими затвердевшими массами, хрупкими и рассыпчатыми на ощупь, имел весьма странный запах.
Отбросив его в сторону, он повернулся ко Второму: «Здесь должна быть еда».
Оба двинулись вперёд, оставляя глубокие огромные следы. Первый, пройдя небольшое расстояние, вошёл в кустарник, достававший своими верхушками ему до колен, остановился в нём, мощно втянул воздух раздутыми ноздрями, слегка поводил головой и повернул к реке. Всего в нескольких шагах от воды, очень внимательно осматриваясь по сторонам, они замерли.
Увидев появившихся на берегу странных существ, явно означавших для него обильную пищу, крокодил, главный самец, бесшумно вильнув мощным гребенчатым хвостом, развернул своё громадное тело и, плавно подгребая задними перепончатыми лапами, поплыл в их сторону, по мере приближения к ним полностью погружаясь под воду.
«Я ничего не заметил», – зрачки Второго в темноте были округлены и увеличены.
Атака крокодила была внезапной и оттого неожиданной. Второй, слишком близко стоявший спиной к воде, ещё ничего не понял, когда захваченный сильной рукой Первого был рывком отброшен к кустам. Едва не упав, он тут же быстро развернулся и увидел широко раскрытую зубастую пасть, торчавшую из воды. Первый был сбоку от неё. Он сильно склонился и что-то делал. Пасть не закрывалась и не исчезала. Она рывками дёргалась в его сторону. Метнувшись к Первому, Второй увидел, что тот навалился на спину этого страшного существа и всем телом придавливал его к земле, не давая ему возможности развернуться. Огромный ребристый хвост животного извивался из стороны в сторону, взметая неимоверное количество брызг.
Больше не выжидая, Второй, в прыжке бросившись с другой стороны, всем телом рухнул на голову зверя, своей тяжестью сомкнув его челюсти. Обхватив руками его голову, подогнув под него сильнее ноги, он резким движением опрокинул животное на бок, продолжая держать его в захвате и всё сильнее сжимая в своих объятиях. Первый, упав на колени, мгновенно нанёс несколько сокрушительных ударов в живот напавшего зверя, затем, замахнувшись обеими руками, что есть сил вонзил в него острые ногти, разрывая полосами мягкую брюшную кожу. Животное несколько раз судорожно дёрнулось, беспомощно шевеля большими лапами, но, так и не сумев освободиться от этих очень сильных противников, стало заметно ослабевать, всё ещё продолжая извиваться. Первый, весь забрызганный кровью, уже разрывал его внутренности.
Вскоре они оба, тяжело переводя дыхание, стояли над повергнутым громадным существом, впоследствии названным ими зуботелым. Немного отдохнув, они оттащили тушу подальше от воды. По весу оно одно было почти равно им обоим. Придя в себя, успокоившись, они присели на землю и стали с жадностью насыщаться свежим мясом.
Теперь большую часть обратного пути Пара старалась пройти по воде. Так было легче перемещать тяжёлый груз.
Ближе к рассвету оба охотника, с трудом поднимая столь много пищи, вернулись к своим.
С момента появления в чужом мире прошло очень много времени. Оставалось завершить обработку строений, выбить на боковых входных блоках свои изображения, свидетельствующие о принадлежности каждого из них именно им, и только после этого всем вместе возвращаться обратно.
«Для кого мы всё это делаем?» – Второй, прислонясь к камням, отдыхал в их тени.
«Никто не знает. Может быть, когда-то мы навсегда перейдём сюда. А может, лишь для устрашения живущих здесь, чтобы они не прошли к нам», – Первый отвернулся и стал осматривать подступы к ущелью.
Сегодня они вдвоём охраняли вход в него, находясь почти на самом краю горного выступа, на небольшой высоте среди скал.
Наступал жаркий полдень. Река, блестя на солнце своими чистыми водами, почти ровной линией устремлялась вдаль. Отсюда, с возвышенности, сквозь её синеватую прозрачность отчётливо проглядывалось дно русла. Левый берег на всём протяжении оставался песчаным. Правое же побережье чуть поодаль сменяло свой пустынный покров на густые заросли тёмно-зелёного кустарника, от которых, отступая в стороны, светлел ровный травяной покров. По обоим краям плавно скользящей живительной влаги простирались необъятные равнинные дали, из которых изредка чёрными телами выступали одинокие островерхие скалы.
Первый спокойно оглядывал их. В какой-то миг он встрепенулся и подался вперёд, не сводя глаз с чего-то увиденного. Заметив это, Второй, быстро поднявшись, приблизился к нему. Тот указал рукой вдаль, по направлению к реке. То, что предстало их взорам, потрясло обоих.
По ближнему к ним берегу, пока ещё довольно далеко от них, но прямо в их сторону, сюда, к горам, четырьмя потоками продвигалось множество краснокожих существ, внешне схожих с ними.
«Вот они, властелины этого мира. Они идут к нам», – Первый смотрел в глаза напарнику.
Больше не задерживаясь, ловко перепрыгивая по выступам склона, они стали спускаться вниз, спеша предупредить остальных.
Четыре отряда египтян численностью по сорок воинов каждый, а также пятьдесят рабов-носильщиков следовали вдоль северного берега к горному подножью. Полководец Хнумхотеп, назначенный над ними общим командующим, исполняя высочайшую волю номарха южного нома государства, вёл их в верховье реки, дабы обнаружить её истоки и, завладев ими, укрепиться там.
Незадолго до подхода к этой местности, почти в однодневном переходе до неё, вниз по течению им предусмотрительно были оставлены по одному отряду копейщиков и лучников с частью рабов. Приблизившись к вечеру к песчаной границе, но не подступая к входу в горное ущелье, войска остановились на ночлег на травянистой прибрежной равнине.
Багровый закат окутал окрестности розовой дымкой, придавая и без того коричнево-красным телам воинов ещё более зловещую кровавую окраску.
Вскоре опустилась ночь. Запылали костры. Воздух у воды заметно посвежел, но наполнился запахом дыма. Теперь возле огней едва виднелись лишь светлые набедренные повязки людей. Всё остальное обрело серо-чёрные оттенки.
Лично выставив охрану, Хнумхотеп присел у одного из костров, где находились четыре начальника отрядов: Нианкхнум, Инхерхаа, Нахтамен и Пашет.
Приступили к еде.
– Нианкхнум, ты со своим отрядом и рабами останешься здесь. Будешь дожидаться нашего возвращения в этом месте, – Хнумхотеп обратился к сидевшему напротив высокому мужчине, начальнику головного отряда.
– Хорошо, Хнумхотеп, – тот кивнул.
– На рассвете я с Инхерхаа, Нахтаменом и Пашетом войду в ущелье, – полководец обвёл взглядом остальных троих военачальников. – Недолго нам осталось идти. Река берёт своё начало где-то рядом, в горах. Не думаю, что там кто-то есть. Хотя всё может быть. Странно, почему в этих водах нет священных крокодилов, ведь река здесь чиста и пригодна для них? К тому же непонятно, кем оставлены те следы. Уверен, что уже к полудню всё прояснится.
Синетелые весь вечер издали наблюдали за пришедшими краснокожими, затаившись в ближайших скальных расщелинах. Большинство из них впервые увидели главных обитателей этого мира. Они были потрясены их количеством, но одновременно и удивлены их размерами, так как те в росте едва доходили им до середины бёдер.
С наступлением полной темноты Первые из двух первых Пар, оставив охрану, вместе с другими вернулись к своему стану, собрали вокруг себя Первых из каждой Пары и стали решать, как им быть дальше. Одно было ясно им всем: обратный проход к себе без окончательного завершения работ запрещён.
Оставалось определиться, что делать: напасть на пришельцев или скрыться в горах и дождаться их ухода. В первом случае никто из них не мог предсказать исход столкновения, и это настораживало их всех, так как главное дело, почти доведённое до своей последней стадии, ради чего они и находились здесь, становилось вдруг недостижимым. В другом же случае краснокожие обнаружат плоды их деятельности, и как они поведут себя при этом, было также неизвестно. Однако второй путь многим объяснял, что, помимо основной цели – выделиться перед Ней, Великой Матерью, – пирамиды должны служить устрашением для обитателей этого мира, и они, синетелые, обязаны пропустить их сюда.
Стоя попарно плотным двойным кольцом, все в ожидании взирали на Первых из первых Пар. Решение было принято. Синетелые отступали и уходили в горы.
С рассветом Хнумхотеп с тремя отрядами вступил в широкую горную расщелину, по правой стороне которой у подножья отвесной каменной стены навстречу им текла река. Он выслал вперёд десять дозорных воинов и, наслаждаясь царящей здесь, в межгорье, прохладой, вскоре подошёл к единственному повороту на юг. О том, что находится сразу за ним, а тем более дальше него, в полудневном переходе, пока ни он, ни его люди не могли знать. Пройдя ещё какое-то расстояние, он вдруг услышал крики, доносящиеся спереди, поднял руку и остановил движение.
Все замерли в ожидании, с тревогой вглядываясь вдаль. Вскоре их взорам предстали бегущие дозорные. Часто оглядываясь и размахивая щитами и копьями, они летели со всех ног, поднимая клубы пыли. Было видно, как кто-то из них, споткнувшись, упал, но тут же, вскочив на ноги, не обращая внимания на обронённое им оружие, уже быстро догонял остальных. Что-то явно произошло.
По команде начальников двух отрядов лучников их воины мгновенно заложили стрелы, изготовились к стрельбе и, выставив перед собой огромные щиты, охватили кругом остальных. Третий же отряд, ощетинившись копьями и также прикрывшись щитами, образовал внутренний квадрат. Все стали оглядывать окрестные скалы.
Четверо ближних к полководцу рослых воинов в одно движение плотно обступили его, прикрывая своими телами.
Пропущенные сквозь ряды заграждений и добежавшие до Хнумхотепа дозорные, тяжело дыша, молча попадали перед ним на землю, касаясь её вспотевшими лбами. Их тела также сильно лоснились от пота, а у двоих из них слетели чёрные длинные парики, оголяя бритые синеватые затылки.
– Встань и говори, – повелел командующий, коснувшись копьём одного из них.
– Властитель, там недалеко мы обнаружили чьё-то поселение, – высокий жилистый воин, ловко вскочив на ноги, жутко тараща глаза, указывал рукой в обратном направлении.
– Ты что, прежде не видел такого? К чему такой шум? – гневно произнёс Хнумхотеп.
– Да, властитель, не видел. Там никого нет, но… – тот запнулся.
– Говори же, наконец, как подобает воину, – командующий был в ярости от поведения дозорного.
– Властитель, там повсюду такие следы и… – дозорный вновь запнулся, – и много костей священных крокодилов, – на одном дыхании он всё же сумел завершить доклад.
– Что ты тут лопочешь мне со страха? Какие там ещё следы? Кто это мог посметь посягнуть на самых божественных на земле животных? – вскричал Хнумхотеп, тут же замахнувшись копьём, готовый убить этого ничтожного умалишённого.
Тот вновь рухнул под ноги командующего.
– Кто ещё видел всё это?
Остальные, быстро поднявшись, молча склонили головы.
– Что, все? – не веря в происходящее, он удивлённо смотрел на них.
В знак согласия, не поднимая глаз, те часто закивали. Растерянно оглянувшись по сторонам, командующий, оттолкнув охрану, брезгливо обошёл лежащего воина и устремился вперёд. Едва не сбитые им дозорные мгновенно расступились. Войска двинулись за ним. Шли быстро, нарушая строй, не обращая внимания на острые камни под мозолистыми ступнями. Несмотря на то что командующий не должен был идти первым, никто не осмелился обойти его и выступить передовым заслоном.
Гораздо раньше намеченного срока Хнумхотеп достиг того места, где действительно находилось поселение или что-то подобное ему.
Ущелье здесь имело округлую, чашеобразную форму, больше напоминая собой горную долину, и уже дальше оно вновь заметно сжималось скалами, превращаясь в неглубокую расщелину, откуда шумно сбегала река. Увиденное поразило всех.
Слева от этого водного потока, в отдалении, в небольшой низине, в тени высоких гор в два ряда на равном расстоянии друг от друга располагались двадцать пять сооружений странного вида. Они были схожи между собой и совершенно отличались от людских творений своими непривычными формами. Каждое из них у основания было квадратным и по мере набора высоты сужалось гранями от углов к центру, к почти острой верхушке. Повсюду между ними белели разбросанные кости.
Оставив один отряд, Хнумхотеп стал осторожно спускаться к строениям. Лишь теперь внизу на известковом крошеве возле крайней постройки он увидел множество огромных следов. Присев у одного из них, он стал внимательно осматривать его. След был похож на человеческий, но гораздо больших размеров. Его глубина явно свидетельствовала о громадной массе обладателя. К тому же, как заметил он, все следы были парными, и ширина между ними указывала на исполинский рост неизвестного существа. Было ли оно одно или же их было несколько, разобраться при таком количестве следов не представлялось возможным. Ничего подобного командующий не видел никогда. Он поднялся и взглянул вверх по ребристой откосной боковой стене строения, высота которого была невообразимой. Отсюда, снизу, трудно было определить её, но в том, что она почти в пятнадцать раз превышала самого рослого из его воинов, он не сомневался. Каменные блоки, из которых были выложены основания стен, доходили ему до пояса и имели в длину десять локтей. Всего же их по каждой стороне постройки было одиннадцать.
Сделав несколько шагов, Хнумхотеп вышел из-за угла в широкий просторный проход, разделявший надвое этот странный комплекс и ведший до дальнего его края, и замер. Во всех строениях строго посередине в сторону этого прохода чернели огромные входные проёмы, однообразно обрамлённые по бокам и сверху такими же громадными блоками, на каждом из которых лежало множество белёсых крокодильих черепов. Ужас мгновенно охватил его душу, сковав всё тело, жутким холодком разливаясь по всему нутру и стремительно охватывая сознание. Неимоверным усилием воли всё же сумев превозмочь навалившееся на него оцепенение, Хнумхотеп оглянулся. Стоявшие за его спиной люди медленно опускались на колени, словно какая-то невидимая сила придавливала их тела. Отвернувшись от них и вновь увидев свидетельства чьего-то до невероятности зловещего действа – кощунственного по отношению к самым священным животным, он вздрогнул и, больше не пытаясь удержаться на ногах, тоже припал устами к пыльной земле.
Синетелые великаны очень внимательно следили за пришельцами, скрытно расположившись на северных высотах. Поведение тех было странным и непонятным для них.
«Что они делают?» – Второй взглянул в лицо напарника.
«Нам неведомы их поступки», – Первый отвёл глаза.
Внизу краснокожие уже поднялись на ноги и разбрелись среди пирамид, бережно собирая черепа зуботелых и складывая их у дальней окраины на большой настил, сложенный ими из собранных в округе палок и кольев. Вскоре в том месте яркое свечение охватило своими красными языками нагромождение костей, распространяя по округе тошнотворный запах. Краснокожие вновь припали к земле. Когда на месте исчезнувших останков зуботелых развеялся густой дым и остался лишь небольшой бугорок чёрной рыхлой массы, шевелящейся от каждого дуновения ветерка, пришельцы встали и, тщательно собрав её в ладони, понесли к реке, где коленопреклонённо опустили в воду, после чего вернулись и приступили к осмотру сооружений, но не сразу вошли в них.
«Если они теперь не покинут ущелье, то нам придётся вступить с ними в схватку иначе мы не продержимся долго без пищи и воды», – Первый устало посмотрел в глаза Второго и прикрыл тяжёлые веки.
Хнумхотеп в нерешительности остановился у входа в одно из строений. Стоявший ближе других начальник отряда Инхерхаа, понявший его по-своему, тут же поднёс факел. Более не сомневаясь, командующий, решительно схватив факел, вошёл в огромный чернеющий проём. Уже через несколько шагов всё погрузилось в полумрак. Тусклый дрожащий огонь выхватывал из темноты шероховатые своды прохода, уходящего куда-то вниз большими ступенями, по высоте доходящими ему до пояса и имевшими такую же ширину.
Постоянно вглядываясь вглубь, очень осторожно спускаясь с каждой ступени на следующую, после двенадцатой по счёту Хнумхотеп оказался на самом дне подземелья, сразу ощутив под ногами холодный каменный пол. Четверо телохранителей, высоко подняв факелы, следовали за ним. Здесь, в самой толще известняка, было высечено всего лишь одно, но довольно просторное помещение, до потолка которого, превышающего в несколько раз его рост, едва доходило свечение факела. Звуки шагов и тихое потрескивание огня гулко отдавались в пустоте. Пройдя до середины пещеры, полководец остановился. Сильно прищуриваясь, он стал озираться по сторонам. Видимость была слабой. Вопреки его ожиданию, воздух тут был сухой и свежий.
Недолго постояв, он пошёл дальше. Пламя заиграло и склонилось влево. Хнумхотеп повернул туда. Прямо перед ним, почти в самом углу, в стене, имелся другой проход, в сторону которого со спины потянуло лёгким сквозняком. Наклонясь и выставив вперёд факел, он всмотрелся в этот проём и увидел такие же ступени, ведущие вверх. Помогая себе свободной рукой, Хнумхотеп стал медленно взбираться по ним, всё время задирая голову и чутко прислушиваясь. После пятой ступени открылась большая площадка, от которой лестница поворачивала строго направо. Ещё через семь ступеней, словно выбравшись из огромного колодца, он оказался в другом помещении, гораздо большем по размерам. Тонкий луч света, проникая откуда-то сверху, падал прямо на середину пола, рассеивался по нему и неожиданно ослеплял вошедших. Заслонившись рукой, Хнумхотеп оглянулся назад, успокаиваясь, и осмотрелся. Ребристые стены из блоков, выступавших гранями один над другим, уходили всё выше и выше, постепенно сужаясь и уже на самой высоте сходясь в маленький квадрат, посреди которого имелось отверстие. Оттуда и проникал свет. Здесь также было пусто. Других помещений не было.
Выйдя наружу из этого странного строения, полководец расслабился, несколько раз глубоко вдохнув и оглядев яркое синее небо. Подошедший к нему Нахтамен сообщил, что у подножья гор имеется расщелина, наполовину засыпанная рыхлой каменистой породой, вероятнее всего, по его мнению, извлечённой кем-то при строительстве подземелий. Там же им было обнаружено и множество сброшенных сильно истёртых крокодильих шкур, вместе с которыми находилось и огромное количество обрывков от изготовленных из них ремней.
«Наверняка, всё это служило приспособлением для волочения и подъёма грузов», – первое, что пришло в голову полководца.
Отчасти становилось понятным, каким образом велись работы. Других находок в этот день не было. На ночь рабы разбили лагерь в стороне от этих строений на небольшой возвышенности.
На следующее утро Хнумхотеп повелел послать за Нианкхнумом. Тот появился с отрядом после полудня.
– Можешь тоже со своими воинами оглядеть все эти строения, чтобы и ты, и они быстрее обвыклись здесь, в этом месте, – полководец отпустил его после недолгой беседы.
Как выяснилось из докладов других военачальников, также тщательно осмотревших сооружения, внутри они были почти однотипными. Лишь в некоторых из них проходы наверх были расположены несколько иначе. Судя по царящей обстановке, они не были обжитыми.
Сидя у костра, Хнумхотеп обдумывал всё увиденное: «Странные дела творятся в этом ущелье. Кто и для чего выстроил всё это? Место, конечно же, пригодно для обитания. Есть вода. Всякой живности достаточно в низовье реки. Но где хозяева? Если это храмы, то в кого они веруют, кому преклоняются и где, наконец, проживают? Почему они не почитают священных животных и убивают их? Разве такое возможно? Судя по всему увиденному мною, им дозволительно всё. Неужели мне предстоит встреча с живущими без веры? Такого не может быть. Где они все? Почему и когда они покинули эти места? А может, они здесь, где-то рядом и вовсе не собираются уходить?»
С последней своей мыслью Хнумхотеп поднялся, отошёл чуть в сторону и стал долго и внимательно всматриваться в горные выступы. Ничего подозрительного не заметив, он вернулся к костру.
Вскоре к нему подошёл Нианкхнум. Он был бледен и задумчив.
– Что скажешь, мой друг? – видя его подавленное состояние, спокойно спросил Хнумхотеп.
– Даже не знаю, что и подумать. Всё очень странно, – тихо ответил тот, присаживаясь напротив.
– Вот и я о том же. Чувствую, что всё здесь не наше, какое-то совершенно чужое. И эти диковинные на вид сооружения, будто выстроенные совсем недавно. И эти громадные по размерам следы, неизвестно кем оставленные. Причём, как ты, наверное, тоже заметил, среди них нет ни одного человеческого, – очень утомлённый множеством безответных вопросов полководец с досадой махнул рукой и уставился в костёр.
– Нужно послать ещё людей по окрестностям. Пусть поищут среди скал, – как-то безразлично предложил Нианкхнум.
Уловив его тон, Хнумхотеп взглянул на него, но ничего не сказал. Они долго и безмолвно сидели у потрескивающего огня, не отводя глаз от полыхающего пламени, но явно не видя его.
Прошло ещё три дня. Накануне последнего из этих дней, вечером, исполняя волю полководца, в лагерь подошли оставленные ранее два отряда и тридцать рабов.
Привыкшие ко всему воины уже спокойнее вели себя и в этой новой для них обстановке, совершенно обыденно неся службу, всё чаще по своей воле посещая строения. Такому их поведению Хнумхотеп не препятствовал. Более того, он ждал этого момента, так как помнил о велении номарха закрепиться в этой местности.
«Пока ещё не знаю, но вполне может случиться так, что именно с этими отрядами мне и доведётся остаться здесь», – думал он.
С направлением гонцов к властителю он пока не спешил, понимая, что ничего не узнал обо всём творящемся в этом ущелье, в этой горной долине. Вопросы, поставленные им перед собой, мог задать ему и правитель, но не найдя пока на них ответов, не следовало торопиться с сообщением, дабы не ставить себя в глупое положение и не оказаться посмешищем перед всем народом. Оставалось одно – ждать. Другого выхода не было.
Теперь, по прошествии пусть и небольшого времени, он иначе взирал на эти удивительные сооружения и совершенно по-новому воспринимал их. От охватившего его изначально страха и ощущения трепетного ужаса в душе не осталось даже крохотного следа. Всё незаметно изменилось. Порой он уже ловил себя на мысли, что эти величественные творения являют собой само совершенство, какую-то, прежде не до конца осознанную, но всегда ненасытно желаемую правильность, чёткость и завершённость, чего, по его мнению, так не хватало в городах родного Египта. Он подолгу заглядывался на пирамиды, при этом каждый раз открывая в себе всё новые чувства. Отныне они для него стали означать нечто очень важное, не вмещающееся в его разум, не поддающееся трезвому осмыслению, словно эти строения были переполнены необъятной и неизведанной, но истинно полноценной жизнью, от которой исходила невероятная всепоглощающая мощь и необузданная, дикая, притягательная сила.
Такого Хнумхотеп не испытывал никогда, но одно он вдруг отчётливо понял: кто бы ни возвёл их, они будут существовать на земле всегда, вечно храня таинство своего творца, побуждая людей превзойти его и всякий раз повергая в жалкое бессилие все попытки создать нечто подобное. Людям доступно любое подражание, но не подвластна ни одна чужая мысль. Не мог он знать и осознавать того, что от чего-то невечного народиться чему-то вечному попросту невозможно. Не ведал он и о том, что почти такие же, как у него, чувства и ощущения зарождались и в его подчинённых. Настолько велико и завораживающе было влияние пирамид на человека, будто бы тот, кто преподнёс их в дар, приковал невидимыми узами его живую душу к мёртвой груде искусно сложенных камней, сделав эту привязанность безраздельно мучительной и беспредельной во времени.
Впервые в наступившую ночь Хнумхотеп распорядился о том, чтобы в каждом из сооружений находилось по пять воинов и по два раба. Такое его веление было началом более тщательного и действенного их освоения и наступления этапа изучения и привыкания. Усиленные дозоры были выставлены им по всему внешнему периметру поселения. Остальные войска расположились лагерем у его западной окраины.
Все эти дни синетелые изнывали от жажды и голода, мучаясь к тому же и от малоподвижности – лишь в темноте, не сходя с мест, они разминали затёкшие суставы. Единственным утешением для них была скудная предрассветная влага, ненадолго покрывавшая собой поверхность камней, которую они бережно и подолгу слизывали своими языками. Могучим телам требовалось много сытной пищи и воды. Временно лишённые всего этого, они быстро теряли силы. Наблюдая за поведением краснокожих, великаны уже впадали в ярость, сожалея о том, что сразу не уничтожили их. Теперь из-за допущенной прежде оплошности им приходилось терпеть невыносимые муки. Оставаться в таком глупом и жалком положении, ясно осознавая, чем оно грозит для них, не имея другого выхода и не желая больше находиться в неведении и бездействии, в эту ночь они решили напасть на мелкотелых.
Охрана, состоящая из двух десятков воинов и расположенная вдоль северной стороны поселения, молча вглядывалась в едва различимое близкое предгорье. Ближе к полуночи над ущельем взошла полная луна, окутав всю округу тусклым ровным голубоватым светом, наполнив бледными тонами каждую доступную щель и народив множество причудливых теней, отбрасываемых от скальных выступов. Теперь видимость значительно улучшилась, но горы от этих перемен словно ожили и на миг почти неуловимо для глаз шевельнулись своими громадами, пугая и без того скованные страхом людские души.
Понимая, что такого не могло быть на самом деле, уверенные в том, что им всё это только показалось, встревоженные было воины стали постепенно успокаиваться. В какое-то мгновение им снова почудилось лёгкое движение среди скал. Ещё зорче всмотревшись в них, они, однако, ничего подозрительного не заметили. Везде по-прежнему царили безмолвие и покой.
Время тянулось томительно, постепенно и плавно обволакивая сознание дозорных сладостными мечтами о предстоящем отдыхе. Больше не обращая никакого внимания на эту игру света и тени, устав стоять и переминаться, они один за другим опустились на землю, избавляясь от утомления, освобождаясь от заметно потяжелевшего оружия и с наслаждением расслабляясь. Не ведали доблестные воины о том, что неоднократно замеченное ими движение вовсе не было наваждением, и если бы хоть один из них неотрывно продолжил свои наблюдения за горами, он обязательно увидел бы огромных существ, которые ловко и хитро спускались к ним, совершая одновременные шаги вниз, замирая на время и вновь повторяя эти движения.
Хнумхотеп не спал. Что-то тревожило его больше обычного. Он чувствовал приближение какого-то важного события, в ожидании которого провёл все эти дни, но о том, что именно должно было произойти, он не знал и даже не мог предположить. В одном он был абсолютно уверен: те, кому принадлежат эти сооружения, рано или поздно, но обязательно дадут о себе знать и проявят себя. Как это всё произойдёт, для него пока оставалось загадкой.
Выйдя из шатра, он оглянулся по сторонам. Стояла тихая лунная ночь. Повсюду у костров находились бодрствующие одинокие стражники. Два высоких мускулистых телохранителя, подобно литым изваяниям, стояли по обеим сторонам от входа в его шатёр. Длинные копья, слегка подрагивая в крепких руках, своими медными листовидными наконечниками отражали розоватые блики. Огромные деревянные щиты, обтянутые слоем меха, были приставлены перед каждым из них и прикрывали их до пояса. За их спинами виднелись луки со стрелами, а сбоку у ног лежали копья для метания и тяжёлые боевые медные топоры.
Вскоре из соседнего, меньшего по размерам шатра вышли начальники всех его отрядов и направились в его сторону.
Подойдя к нему, склонив головы, они остановились.
– Вижу, и вам не спится. Ничего, скоро всё это пройдёт. И к этим ночам нужно привыкать нам. Чем быстрее это случится, тем легче будет для всех, – Хнумхотеп улыбнулся, оглядывая своих помощников. – Ну, раз вы пришли, пойдём проверим дозорных, да и оставленных в подземельях не помешает навестить.
Откуда-то сбоку бесшумно появились ещё двое его телохранителей. Заметив их, Хнумхотеп тихо повелел:
– Отдыхайте.
Все семеро военачальников, не спеша, двинулись по широкому проходу, начинавшемуся прямо перед ними. У входа каждого из строений горели костры.
Дойдя почти до середины этого прохода, Хнумхотеп повернул вправо к одному из них и уже ступил было ногой в проём, видя бледно-желтоватое свечение, исходящее снизу, как вдруг услышал ужасающие пронзительные крики, доносящиеся откуда-то сзади с северной стороны. Мгновенно развернувшись, он тут же громко скомандовал:
– Все к бою!
Начальники его отрядов, сорвавшись с мест, стремительно бросились в сторону лагеря. Из всех сооружений выбегали воины и рабы, растерянно оглядываясь в полумраке.
«Это они. Всё-таки вернулись. Наконец я дождался их появления», – в голове полководца быстрее пущенной стрелы промелькнула обжигающая мысль.
Выхватив свой меч, Хнумхотеп бежал вдоль стены и уже достиг угла строения, за которым всё сильнее раздавались душераздирающие крики, но в этот момент кто-то выскочил ему навстречу, и они столкнулись. Отпрыгнув в сторону, готовый к схватке, он выставил острый клинок, но перед ним стоял воин из охраны. Его вид потряс полководца. Задрав голову, тот сильно мотал ею, будто пытался что-то стряхнуть с неё, при этом, сверкая белками, дико таращил глаза, бешено водя ими из стороны в сторону. Его лицо было искажено страшной гримасой. Руки всё время пытались что-то нащупать перед собой, словно он был слеп. Его дыхание перебивалось судорожными хрипами и стонами. Не задерживаясь, Хнумхотеп устремился дальше.
После освещённого центра поселения эта сторона казалась совершенно непроглядной, отчего трудно было сразу рассмотреть что-либо в кромешной тьме. Остановившись, тяжело дыша, он взглянул влево. Оттуда, сверкая факелами, быстро продвигались войска. Сквозь еле уловимый свет, проникающий между строениями, он увидел силуэты появившихся остальных воинов. Справа также выбегали люди. Постояв на этом месте, немного пообвыкнув в темноте, он осторожным шагом направился вперёд, вглядываясь в сторону гор.
От места нахождения линии дозорных продолжали доноситься крики. То, что через некоторое время предстало его взору, в один миг жуткими, леденящими клещами сковало весь его разум, всё его существо. Он замер, не смея отвести глаз. В дымчатом рассеянном лунном свечении со стороны горного подножья, находясь пока на расстоянии половины пути до поселения, ровной шеренгой, издавая своей поступью ритмичный грохот, прямо на охрану надвигались исполины. Едва не лишаясь рассудка, Хнумхотеп прикрыл веки, всё ещё не веря в увиденное, остатками воли заставляя себя держаться на ослабевших ногах. Тело бросило в жар, и оно в одно мгновение покрылось липким потом, но уже через миг его охватил озноб. Меч, скользнув вниз по влажной ладони, выпал из его руки. Звуки, оттесняясь нарастающим гулом в ушах, куда-то отдалились. Его голова постепенно наполнялась звенящим шумом, готовым вот-вот разорвать её на части. В потухающем сознании проносились обрывками непонятные мысли, но одна из них, почти исчезая, неожиданно вспыхнула и вернулась: «Нужно биться и выжить». Вместе с ней в жилах стала появляться спасительная сила.
Хнумхотеп открыл глаза. Кровь, так внезапно прилившая сильными толчками к голове, отхлынула вниз, по телу, рукам и ногам, ослабляя неимоверное напряжение, освобождая его от тяжких оков. Окончательно придя в себя, полководец поднял меч. Криков уже не было, как и не был слышен зловещий топот. Взглянув туда, где должны были находиться дозорные, он увидел великанов, сгрудившихся в нескольких местах. По звукам, доносившимся оттуда, он понял: они расправлялись с людьми. Треск разрываемой плоти эхом раскатывался по округе.
Хнумхотеп развернулся к ожидавшим чуть поодаль своим войскам и решительно направился к ним, злобно шепча на ходу:
– Ничего, мы находимся на своей земле и ещё посмотрим, кто из нас останется в живых.
Теперь, обретя и прежнюю мощь, и уверенность в себе, вновь становясь военачальником, Хнумхотеп уже не задумывался над тем, кто перед ним, что за враг и зачем он здесь. Так было всегда перед битвой. Подойдя вплотную к строю стоящих войск, он замер, оглядывая воинов, пытаясь уловить их настрой и состояние духа. Увидев глаза тех из них, кто находился ближе к нему, и вспомнив о том, что произошло с ним самим несколько мгновений назад, он дрогнул в душе, почти потеряв надежду повести их в бой. Он понимал, что даже ему, повидавшему всякое в этой жизни, очень трудно было совладать с собой, не говоря уже о них, многие из которых были новичками в этом походе. Но время шло, и следовало быстрее влиять на ситуацию. Отступив на несколько шагов, дабы все его видели, он взметнул ввысь руку с мечом и громко выкрикнул:
– Враг, какой бы он ни был и как бы ни выглядел, всегда остаётся врагом, и его нужно победить и уничтожить раз и навсегда. В противном случае он одолеет нас и обязательно доберётся до наших семей, прервав наш род, опустошив нашу землю, превратив в руины и пепел наши селения и города. Мы пришли исполнить волю богов и правителей. Эти, что за моей спиной, посягнули на всё святое и должны быть повержены. Нет им места на нашей благословенной земле. Мы – свободные люди и лучшие воины священного Египта. Так покроем себя славой и не отступим с позором! Не бойтесь никого и ничего, даже если случится самое страшное. Всегда помните о вечности и стремитесь к ней!
Он замолчал, переводя дыхание. Было заметно, как поправились ряды и выше поднялись факелы. Ему удалось разорвать узы страха. Он очень спешил.
– Огонь хранить. К противнику не подходить. Заманивать его в строения. Всем находиться в верхних помещениях. Отныне все – лучники и копейщики. Стрелы поджигать. Бить ими в головы. Щиты и топоры бросить, – пытаясь говорить как можно громче, надрывно прохрипел он, теряя голос.
Одновременно с его последними словами в темноте за его спиной гулко загрохотали шаги исполинов. Оглянувшись, он вновь различил их силуэты, двигающиеся в сторону его войск. Четверо телохранителей подбежали к нему. Один из них протянул лук и туго набитый стрелами колчан.
Отбросив меч и, взяв поданное оружие, он, не оборачиваясь, что есть сил прокричал:
– Все в укрытия!
Двести двадцать его воинов, разбитые на равные десятки, врассыпную устремились к строениям. Бегущие впереди начальники отрядов, оборачиваясь, отдавали команды, распределяя их, выкрикивая имена десятников. Вскоре широкий проход опустел.
Хнумхотеп, бросив взгляд сквозь пелену пыли на тусклые огни костров, убедившись в том, что никто не остался снаружи, последним вошёл в самое крайнее с восточной стороны сооружение.
Лишь четверо его телохранителей с факелами молча ожидали у входа.
Синетелые, держа в руках человеческие останки, прямо на ходу острыми клыками отрывали от них огромные куски и жадно проглатывали их, утоляя изнуряющий голод. Дойдя до пирамид, они остановились. Увидев справа от себя множество свечений, они повернули туда. Вступив в опустевший лагерь мелкотелых, они попарно разбрелись по его территории, с интересом и опаской разглядывая костры, но не решаясь приблизиться к ним. Первый из первой пары в какой-то момент всё же не выдержал сильного искушения потрогать столь странное творение краснокожих и, желая сделать это, склонился над одним из костров. Едва он коснулся его, как тут же острая боль пронзила его руку. Отступив на шаг, не понимая, от чего такое произошло, великан поднёс её к лицу, пытаясь рассмотреть пальцы. Ничего не обнаружив на них, но всё сильнее распаляясь от неутихающей боли, он вновь подступил к костру и стал в гневе обеими руками разбрасывать раскалённые угли. Увидев его поведение и восприняв его как пример, несколько синетелых также набросились на кострища, разметая их ногами и руками, поднимая выше себя несметное количество жалящих искр.
Всё закончилось довольно быстро. Кострищ не осталось, лишь множество разбросанных угольков, шипя, остывали по всей округе, но случившееся дальше со всеми теми синетелыми, кто занимался уничтожением странных свечений, было ужасным. Они, корчась, падали на землю, судорожно извиваясь от нестерпимой боли. Их было восемнадцать. Так и не придя в себя, все вскоре умерли. Ценою жизни почти трети своей и без того немногочисленной группы состоялось первое знакомство великанов с одним из достояний людей – огнём.
Рабы, притаившиеся в расщелине с мусором, цепенея от страха, издали наблюдали за всем происходящим в лагере. Из них больше десятка за короткое время, увидев исполинов, один за другим, схватившись за грудь, бездыханно скатились на самое дно. Не выдерживали перетруженные, ослабшие сердца. Остальные при этом сильнее вдавливались в землю, боясь, что их стоны привлекут внимание чудовищ и приведут их к ним. Они не могли знать о том, что пришельцы были глухи и даже не имели ушей. В какое-то мгновение ещё один из невольников пронзительно вскрикнул и повалился навзничь, медленно сползая вниз. Находившийся рядом с ним юноша, напуганный случившимся сильнее прежнего, тут же вскочил с места и стал карабкаться наверх. Он сумел выскочить на поверхность, но кто-то крепко вцепился ему в ногу и стащил обратно. Этого движения было достаточно. Великаны заметили его и двинулись к расщелине. Шансов выжить у рабов уже не было. Словно мышей доставали их синетелые. Пиршество, устроенное ими, сопровождаемое истошным людским ором и воплями, продолжалось.
Зарождался рассвет.
Прислонившись спиной к прохладной каменной стене, прикрыв веки и прислушиваясь к тишине, Хнумхотеп устало сидел в верхней части строения. Один из его телохранителей расположился возле проёма в полу, откуда могли появиться исполины. Остальные находились рядом, готовые быстро прийти на помощь. Единственный факел, воткнутый рукоятью в небольшую щель почти над входом, тихо потрескивая, тускло освещал помещение, выхватывая внизу из темноты широкие пыльные ступени. Три других факела из бережливости были погашены.
Где-то там, далеко, едва уловимо для слуха вновь раздались крики. Полководец открыл глаза. Лишь мгновение назад ему казалось, что всё случившееся – дурной сон. Теперь же, когда он опять увидел эти стены, тяжкая явь навалилась на него с новой силой. Страха не было. Но почему-то тоска и печаль сильно бередили его душу. В помещении явно добавилось света. Взглянув вверх на маленький проём, он увидел в нём крохотный кусочек почти белого неба. Ночь прошла.
«Если до полудня они не придут сюда, то нам самим нужно будет выйти к ним наружу. Нет ничего хуже неизвестности. Мои воины хоть и находятся в относительной безопасности, но долгой осады без пищи и воды ни им, ни мне не выдержать. Следует чаще беспокоить врага и любой ценой заманивать его в эти строения. Снизу их не одолеть, а вот по одному и с высоты можно. Только бить их следует дружно, без промаха и без паники. Остаться здесь заживо погребёнными нам нельзя. Уж лучше там, на воле, принять любую другую, но достойную смерть», – Хнумхотеп размышлял над предстоящим поведением.
Сомнений в правильности избранной тактики войны у него не было. Решение, принятое им, было единственно верным. Над тем, какие великаны, откуда они появились в этих местах, на что они способны и чего вообще хотят добиться, он не задумывался, понимая всю тщетность напрасных усилий и не желая тратить силы.
Бросив взгляд на своих охранников, он вновь закрыл глаза и продолжил свои мысли: «Они, наверняка, покончили с рабами. Остаёмся только мы. Судя по их размерам, они не смогут опускаться и подниматься по этим лестницам парами. Это хорошо. Это очень удобно для нас. Длинные копья и острые стрелы обязательно выручат нас. Кем бы они ни были, у них есть головы, а они всегда и у всех – самая уязвимая часть. Головы у них точно имеются, и очень даже не пустые, иначе такие сооружения не были бы сотворены ими. Хотя они могут и не быть их творцами».
Хнумхотеп протёр руками лицо, внимательно оглядел ладони, стряхнул их и задумчиво посмотрел на противоположную стену: «Надо же, как всё-таки удивительна жизнь! Теперь, с высоты прожитых мною лет, я понимаю, что с годами она, насыщаясь, отсеивая ненужное и бессмысленное, начинает сужаться и устремляться к небесам, подобно этому строению, у которого, как мне кажется, каждый ярус означает определённый этап жизни. Вначале для человека важно всё. Потом – только доступное. После важно лишь всё необходимое. Затем ему очень нужно главное. И напоследок у него остаётся что-то одно, а вот что оно, я ещё не познал. Когда-то давно, в детстве, для меня, несмышлёныша, важным казалось очень многое, почти всё, что меня окружало, и оно было большим, словно нижний ярус этого помещения. С каждым днём, благодаря родителям, я понимал и то, что не всё доступно мне. Наверное, этот период соответствует уровню второго яруса. С годами я взрослел. Меня стало интересовать только то необходимое, что давало возможность служить самостоятельно. Вон ярус в человеческий рост и есть тот мой возраст. Затем, вкусив изрядно одиночества, из всего, что было дорого моей душе, я возжелал главное – семью. Где-то там, вверху, есть ярус, равный и тем моим годам. Ну а сейчас для меня остался лишь этот маленький кусочек неба. Не думаю, что это и есть венец всей моей жизни. Что-то земное, открытое и чистое будет моим единственным и последним».
Громкие тяжёлые шаги, гулко отражаясь от стен, наполнили всё нижнее помещение, прервав спокойное течение его мыслей. Быстро вскочив, он бросился к проёму. Два телохранителя с боков наставили вниз копья. Другие двое натянули свои луки и расположились в шаге перед лестницей, вглядываясь в проход, своими округлыми шероховатыми сводами уходящий под наклоном вглубь. Хнумхотеп подобрал свой лук, опробовал его упругость, заложил стрелу и встал между ними. На самых верхних, ближних к ним ступенях на пыльном слое отчётливо проглядывались следы их ног. Напряжение нарастало. Звуки приблизились, и уже через миг им стало понятно, что исполины поднимаются к ним. Несмотря на прохладу, царящую здесь, люди покрылись потом, обильно стекавшим по коже.
– Спокойно. Не спешите. Ждите моей команды, – прошептал полководец, ещё сильнее натянув тетиву.
На самой нижней ступени, доступной взорам, накрывая её от грани до выпирающего ребра следующей, появилась огромная чёрно-синяя ступня с выступающими серо-жёлтыми крючковатыми ногтями. Тут же показалась громадная волосатая голова, одновременно с которой по бокам в стены прохода уже упирались неимоверно большие кисти рук с когтистыми пальцами. Через мгновение великан был полностью на виду. Он не спешил. Люди, не смея шелохнуться, следили за ним. Тот поднял голову, и они встретились взглядами. Его красные глаза с чёрными круглыми зрачками, с каждым мгновением заметно сужавшимися от света, впились прямо в лицо Хнумхотепа, вонзаясь жутким холодком и буравя его до самого сердца.
– Пора, – прошептал командующий и выпустил стрелу.
В тот же миг расслабились ещё два лука, каждый издав вибрирующий глухой звук тетивы. Первая стрела вошла почти наполовину в его правый глаз, разорвав листовидным медным наконечником мягкую студенистую плоть, из которой двумя сильными фонтанами ударила чёрно-алая кровь. Ещё одна стрела вонзилась ему чуть ниже левой щеки. Третья, угодив в середину выпуклого лба, переломившись, отскочила в сторону, оставив на нём небольшую кровоточащую рваную рану. Не издав ни единого звука, резко мотнув головой, слизнув языком кровь с верхней губы, великан, проведя одной рукой по лицу, выставив вторую с растопыренными пальцами, прикрываясь ею, ринулся наверх. Выпущенные ещё три стрелы угодили ему прямо в ладонь. Он на миг опустил руки. Его окровавленная голова уже торчала над проёмом. Люди отскочили. Хнумхотеп, схватив лежащее копьё, в прыжке ткнул им в оставшийся глаз, с усилием, но быстро вытащив его и снова вонзив туда же. Великан замер.
Последовавший примеру военачальника один из воинов слишком близко подступил к нему, выбирая момент для удара. Тот, неожиданно задрав здоровую руку, тут же сгрёб его и с грохотом повалился вниз. Тяжело дыша, утирая пот, Хнумхотеп с остальными осторожно подошёл к проёму, из которого торчало копьё погибшего телохранителя. Сквозь оседающую пыль они увидели лежащего ничком великана, из-под руки которого торчала мозолистая человеческая нога.
– Сколько их там? – прошептал полководец.
Лёгкий сквозной ветерок шевелил щетинистый гребень исполина. Люди устало присели по краям прохода, не отводя глаз от чудовища. Наступило безмолвие.
Хнумхотем подался вперёд и стал вытягивать наверх копьё. В этот момент он увидел внизу пару огромных рук, быстро вцепившихся в ноги погибшего великана и потянувших его в темноту. Голова последнего, гулко ударяясь о ступени, вскоре исчезла из виду. Послышались шорох и возня, довольно быстро отдалившиеся и уже через миг затихшие. Видимо, другие, подумал старший, волоком утащили умершего собрата.
«Значит, они притаились. Выжидали», – промелькнула у него мысль.
Тело погибшего воина осталось лежать вдоль третьей ступени, свисая с неё головой. Рядом с ним чёрным пятном валялся его парик.
Прислушавшись внимательнее, Хнумхотеп мягко спрыгнул на нижнюю ступень и замер. Три телохранителя придвинулись к нему, готовые следовать за ним. Он поднял руку, запрещая им шевелиться. Взглянув на них, он приложил палец к своим губам, призывая их к тишине. Затем, обозначив руками натянутый лук, ткнул пальцем вниз. Воины, кивнув, нацелили туда стрелы. Шагнув к краю, он бесшумно спустился на следующую ступень и вновь замер. Через некоторое время он находился уже на третьей ступени. Внизу было тихо. Подняв своего охранника, бережно опуская его на поверхность каждой верхней ступени и после этого забираясь на неё, Хнумхотеп вернулся. Приняв из его рук тяжёлое, обмякшее тело товарища, воины положили его на пол в стороне, прикрыв ему глаза. Каких-либо ран на нём не было видно, и лишь тоненькие струйки крови, вытекшие из уголков рта и из носа, свидетельствовали о внутренних повреждениях, полученных от сильного сжатия. Мощь великанов была неимоверной.
Внизу по-прежнему стояла тишина. Яркий луч солнечного света действовал на людей весьма ободряюще. Они одержали первую победу, а потери в войне всегда неизбежны. Все помнили об этом и относились к утратам с должным пониманием. Время для скорби ещё не наступило.
Хнумхотеп осмотрел вооружение. Стрел было много. Помимо длинных пяти копий, имелись десять копий для метания. Разложив их для удобства по краям проёма, он устало присел, вытянув натруженные ноги.
Факел продолжал гореть, но его пламя ослабевало. Один из воинов, заметив это, подпалил от него другой факел и присел у прохода. Огонь нельзя было гасить. Оставшиеся два факела они предусмотрительно расположили прямо под горящими. Ожидание становилось невыносимым. Отдохнув, Хнумхотеп решительно встал. Телохранители также поднялись и смотрели на него.
– Выходим, – тихо скомандовал он.
Разобрав оружие, они стали спускаться. Впереди всех, прихватив с собой факел и освещая им путь, продвигался сам полководец. Всюду на ступенях блестела разбрызганная кровь. Добрались до площадки. Прислушиваясь, остановились. Отсюда влево за угол тянулись широкие кровавые полосы.
Повернув голову, Хнумхотеп кивнул. Воины, приставив копья к стене, разом прыгнули вперёд и выпустили стрелы. Сразу послышался звон наконечников, характерный для удара металла о камень. Проход был пуст. Двинулись дальше. В нижнем помещении никого не было. Приблизились к ступеням, ведущим наверх. Оттуда проникал свет. Подав рукой сигнал остановиться, Хнумхотеп подошёл поближе и взглянул в проход. Он был свободен. И здесь везде были обильные кровавые пятна. Преодолев двенадцатую ступень, прикрываясь от ослепительного света, вдыхая жаркий воздух, все замерли. За входным проёмом на земле виднелись следы волочения, уходящие в правую сторону.
Хнумхотеп выступил наружу. Два телохранителя, чуть поотстав от него, стали обходить его слева. Третий находился за ним. Пытаясь выглянуть за боковой выступ вертикального блока, он ещё не успел сделать и шага, как вдруг уловил за спиной какое-то движение, и тут же его слух резанул раздавшийся жуткий хруст костей. Мгновенно оглянувшись, он увидел выпрямляющегося великана. От двоих его воинов остались лишь два бесформенных пласта месива, сочащихся кровавой жижей.
Метнув в голову исполина свой факел и молниеносно отпрыгнув назад, обратно в спасительный проход, Хнумхотеп, толкнув вниз стоящего на пути последнего воина, стал спрыгивать по лестнице. Телохранитель, не ожидавший удара и кубарем пролетевший несколько ступеней, подхваченный военачальником, прихрамывая, устремился вместе с ним к проёму в верхнее помещение. Пробежав через подземелье, почти задыхаясь и торопясь, что есть сил они стали быстро забираться по лестнице. Сзади сквозь шум в ушах были слышны шаги великана. Проскочив площадку, они повернули дальше и забрались ещё на одну ступень. Теперь подъём на каждую из них давался с огромным усилием. Наконец Хнумхотеп оказался на поверхности, протянул руку и затащил воина. Не сговариваясь, оба стянули мешавшие парики и отбросили в сторону. Больше не теряя драгоценного времени, не обращая никакого внимания на многочисленные ушибы и ссадины, они снарядили луки и, утирая друг о друга потные лица, изготовились для стрельбы. Великан не заставил долго ждать себя и уже поднялся на площадку.
– Бей по глазам, – прохрипел полководец.
Две стрелы угодили чудовищу в рот. Следующие две вонзились ему в правый глаз. Он пошатнулся, но продолжил движение, низко опустив голову, пытаясь выдернуть их из себя. Быстро подхватив короткие копья, они дружно метнули их, попав ему в руки чуть выше локтей. Его щетинистая макушка была уже вровень с полом. Хнумхотеп, нервно проворачивая в крепком захвате древко длинного копья, присел, ожидая появления его лица, и как только оно показалось на поверхности, с криком вонзил его в левый глаз, ощутив мягкую, податливую плоть. Великан судорожно мотнул головой. Копьё выпало из рук Хнумхотепа и ударило по ноге стоящего в шаге от него телохранителя. Не удержавшись, тот упал на колено, но уже в следующее мгновение он вскочил, взглянул на прощание в глаза полководца, взметнул копьё, высоко подпрыгнул и рухнул на голову великана, вонзая остриё в основание его шеи. Хнумхотеп бросился к нему в надежде спасти. В этот момент израненный исполин стал сильно вертеть окровавленной головой, затем отступил и резко осел. Телохранитель не удержался, ударился о стену и сорвался ему за спину.
Находясь на самом краю проёма и не ожидая внезапного отхода великана, Хнумхотеп, потеряв равновесие, полетел вниз, успев выставить руки. От прямого удара ладонями о поверхность ступени острая боль тут же пронзила его левое запястье и в один миг переросла в саднящую и жгучую резь где-то посреди живота. В том месте, куда он упал, под ним что-то было. Его рот сразу же наполнился кисловато-сладкой слюной, вытекая сквозь сжатые губы. Дыхание сбилось. Перед глазами поплыли тёмные круги. Пытаясь зацепиться правой рукой за грань проёма, он потянулся, но что-то сдерживало его снизу. Он вновь опустился. Силы покидали его.
Прикрыв отяжелевшие веки, сильно задыхаясь от удушья, он приоткрыл рот, выталкивая языком скопившуюся жидкость. Воздух тут же проник внутрь, слегка остужая горящие лёгкие. Немного полежав без движений, он набрался сил и всё же начал приподниматься, превозмогая страшную боль, помогая себе здоровой рукой. Лишь теперь, склонившись, он увидел то, от чего ему было так больно и что так мешало ему подняться. Вывернутая вверх громадная левая кисть великана своим последним выпрямленным пальцем находилась прямо под ним. Его огромный коготь, залитый кровью, впился ему чуть ниже груди, цепляясь изогнутым острым концом за подреберье. Слабыми частыми рывками сдвигаясь с него, он с трудом, но освободился от страшного захвата. Холодный пот градом катился со лба, заливая ему глаза.
Хнумхотеп присел, опираясь спиной о бок ступени. Его левая рука была сломана в запястье. Она бугрилась костями под почерневшей в этом месте кожей. Из раны на животе вытекала кровь. Зажав её покалеченной рукой, он встал. Голова сильно закружилась. Внутри всё горело. Даже при самом малейшем его шевелении каждый толчок пульсирующей крови отдавался сильной болью во всём теле. Прикрыв глаза, он пошатнулся. В голове зашумело. Всё бешено завертелось пред внутренним взором. Подавшись вперёд, ничего уже не понимая, он полетел вниз, скользя по спине и ногам великана. Сознание потухло.
Очнулся Хнумхотеп от пронизывающего холода. Лёжа на левом боку, подтянув к груди колени, он попытался выпрямить их и вновь почувствовал нестерпимую боль во всём теле. Теперь она наполняла всё его существо, не выделяя отдельно боль в животе и в руке. Он уже слышал свой зубной скрежет. Каждый мускул в нём содрогался от сильного озноба. Немного полежав, он разлепил веки, устало перевёл взгляд от стены чуть в сторону и увидел потускневшие мёртвые глаза своего телохранителя. С огромным усилием протянув дрожащую руку, он прикрыл их. Кругом царила тишина.
«Мне нужно обязательно выбраться на свет», – в его голове как-то очень вязко появилась единственная мысль.
Помогая себе здоровой рукой, он перевернулся вниз лицом и, упёршись в пол лбом и коленями, прижав увечную руку к животу, попытался подняться, но ничего из этого не получилось. Сил хватило лишь выпрямиться. Цепляясь рукой за стену, он стал продвигаться на коленях. У края каждой ступени он осторожно ложился на правый бок, спускал ноги и соскальзывал вниз. Нижнее помещение он преодолел в полусознании, часто останавливаясь, отдыхая, прижимаясь к полу щекой, вдыхая пахнущую камнем пыль.
Перед самой первой ступенью лестницы, ведущей к выходу из этого строения, он долго успокаивался, набираясь сил. Свежий воздух и земной свет, проникавшие сверху, зародили в нём надежду не на жизнь, а на смерть под открытым небом. Опираясь спиной, вытянув назад руку и ухватившись ею за край ступени, через ужасную боль и неимоверную усталость, он всё же приподнялся на ногах. Затем, слегка отдышавшись, он, как прежде, завалился на ступень правым боком, цепляясь рукой и срывая ногти, подтянул ноги. Сердце разрывалось от нагрузок. Каждая следующая ступень давалась всё труднее и труднее. Ему уже не верилось, что они когда-нибудь закончатся.
Прошло очень много времени, прежде чем он оказался на самом верху. Перед ним оставался лишь входной проём. Лёжа на боку в полном изнеможении и бессилии, Хнумхотеп смотрел в небо, понимая, что ему удалось увидеть его. И здесь вокруг стояла звенящая тишина. Оставался последний рывок. И он сделал его. Подтягиваясь разодранными в кровавые клочья пальцами уцелевшей руки, отталкиваясь почти отнявшимися ногами, он выполз наружу и, уже не обращая внимания на боль, откинулся на спину. Неизменная бездонная синева нависала над ним тёплой прозрачностью. Ещё никогда в его жизни она не была так желанна ему и так родна, как сейчас. Он впервые всей душой почувствовал себя её неотъемлемой частью.
– Прости меня, Великая Земля. Тебе я отдаю всего лишь своё бренное тело, да и то истерзанное. Вечному Небу я посвящаю единственное, что осталось у меня, – мою душу, – прошептал он окровавленным ртом.
Хнумхотеп умер. Он был единственным из всех людей, кому удалось дольше остальных продержаться в этой горной долине, среди столь странных, но удивительных строений – величественных пирамид.
Вдали, среди восточных горных склонов, поднимаясь всё выше и выше, оглянувшись на прощание, уходили два синетелых великана. То была последняя Пара, пришедшая в этот чуждый для них мир. Других Пар на этой стороне в живых уже не осталось.